Поместье потерянных грез

Глава девятая

Ник провел с Евой больше двух часов, и все это время говорил, не умолкая. При этом он ни разу не упомянул ни о ее болезни, ни о тех страшных событиях, которые произошли в доме незадолго до этого; странно, но он даже не упомянул никого из домочадцев. Зато много говорил о том, что происходит в мире: о всемирной ярмарке, которая вскоре должна была открыться в Париже; о необыкновенных экспонатах, которые там ожидались; об открытии нового порта для иммигрантов, которое ожидали в конце года, — даже его название было уже известно и будило фантазию: «Остров Эллис»; он упомянул, что по расчетам порт должен охватить несколько миллионов иммигрантов. Он ни разу не задал ей ни одного вопроса, поскольку знал, что ответа все равно не получит. Просто говорил и говорил, о вещах известных и малознакомых, но, несомненно, интересных, даже приятных.

Я, кажется, начала понимать, в чем состояла его цель: заставить ее мозг хоть немного работать. Забрасывая в ее голову все эти сведения, как семена в почву, он хотел заставить ее сначала воспринять хоть что-то, чтобы затем, впоследствии, ее мозг мог воспроизвести или остановиться на этом, одним словом, — чтобы у мозга была какая-то пища вместо привычной уже пустоты.

Во всяком случае, какого-то эффекта он добился. Она совершенно явно успокоилась, даже расслабилась немного. И в то же время какие-то признаки напряжения время от времени появлялись на ее лице — как будто она пыталась кивнуть или улыбнуться ему в ответ.

— Я приду завтра, — сказал он в конце. — Ты только должна верить, Ева: ты поправишься. Ты уже поправляешься, в этом не может быть никаких сомнений. Все страхи уйдут бесследно, когда твой рассудок окончательно прояснится. Останутся только воспоминания. Но воспоминания ведь не могут причинить вреда, правда? Надо верить в себя, вот и все. И если ты будешь мне помогать, все пойдет значительно быстрее.

Мы оставили ее в той же безнадежной неподвижности. Ник, однако, выглядел вполне довольным. Всю дорогу, пока мы шли до экипажа, он говорил только об этом. Я решила проводить его: присутствие в доме мистера ван Дорна вернуло мне, казалось, забытое чувство безопасности, тем более что главные ворота были теперь открыты, а от них до дома рукой подать.

— Я чувствую — она реагирует, — говорил между тем Ник. — Ты, наверное, не видишь этого, а вот я замечаю все — учащение дыхания, расширение зрачков… всякие такие вещи. Это хороший знак. Если больше не будет потрясений, можно ожидать значительного улучшения уже через пару недель, а может, и раньше. Главное, надо избегать любых неприятных впечатлений. Так что больше никаких нападений, моя дорогая Анджела. Умоляю, береги себя.

— Можешь не волноваться, — произнесла я несколько мрачно. — К сожалению, я ни на минуту не могу забыть, что на меня уже дважды покушались. И все-таки, Ник, как ты считаешь, могла это быть Ева? Я имею в виду — в первый раз; во второй раз нападал кто-то другой — это ясно.

— Вначале у меня были некоторые сомнения — помнишь, я тебе говорил об этом. Но теперь чем больше я узнаю ее, тем больше убеждаюсь — нет, она не способна на это. Я ведь наблюдал ее какое-то время; вывод здесь может быть только один — такая агрессивность противоречит и ее натуре, и самой логике ее заболевания.

— Но как же тогда объяснить… ее руки… эта земля под ногтями… царапины?

— Ну, это все очень легко мог проделать с ее руками кто-нибудь другой. Нет ничего проще, тем более что от вынужденного длительного безделья кожа у нее на руках очень нежная и чувствительная. Единственное, что для этого требуется, — камень или какой-нибудь другой грубый предмет.

Я вцепилась в его руку с такой силой, что он даже остановился.

— Но тогда… она должна знать, кто это сделал?!

— Думаю, да. Конечно, это могли проделать, пока она спала, но мне почему-то кажется, что она знает того, кто это сделал. Вообще у меня такое впечатление, что основная ее беда в том, что она слишком много о ком-то знает.

— Ты меня пугаешь, — призналась я. — В общем-то, я к ним ко всем неплохо отношусь, даже к Уллису, хоть он и уклонился от нормальных отношений.

— Ну, не могу сказать, чтобы он уклонялся от встречи со мной, — сказал Ник почти раздраженно. — Наоборот, постарался привлечь как можно больше внимания к моей скромной особе. Нет, мистер Уллис мне не слишком по душе.

Мы подошли к его экипажу.

— Завтра приедешь? — спросила я.

— Обязательно. А ты ни на минуту не забывай об осторожности.

— Самое досадное — я никак не могу установить причину этих покушений.

— Причина, по-моему, ясна. Ты пытаешься вернуть Еву к жизни, а кому-то это совсем не нужно — ведь тогда она заговорит. Его действия, его ненависть направлены против нее, но, к сожалению, тебя ему не обойти.

— Значит, мы обе в опасности?

— Думаю, да. Поэтому еще раз умоляю, будь осторожна. Особенно ночью: похоже, этот человек, кто бы он ни был, больше всего любит действовать под покровом темноты.

— Так, понятно. Знаешь, что я решила? Буду спать с Евой в одной комнате. Окна будут накрепко закрыты, лампа будет гореть всю ночь.

Его руки обвились вокруг моей талии.

— Береги себя, Анджела, дорогая. Если что-нибудь тебя встревожит, обязательно пошли за мной. Ну, прощай, любимая моя.

— Жду тебя с нетерпением.

Он еще раз обернулся, помахал мне на прощание и скрылся из виду, а я медленно побрела обратно к дому. Но по дороге раздумала. Оставался еще целый час до ужина, Ева была в безопасности. Как отметил Ник, при свете дня ей ничто не угрожало. Пойду прогуляюсь до пляжа, решила я. Мне катастрофически не хватало свежего воздуха и солнца, а в будущем таких возможностей может и не быть, я это чувствовала.

Море было спокойным, дул легкий бриз, вода, судя по всему, была очень теплой. Пляж был пуст; я бы даже сказала, он был какой-то пустынный. Но мне именно это и нужно было. Необходимо было обдумать кое-что в одиночестве. Я шла по песку, прямо у кромки волн. И размышляла.

Как же изменилась моя жизнь за те несколько недель, которые прошли после смерти тетушки. Я потеряла единственного родного человека… и обнаружила, что осталась к тому же без гроша. Слава Богу, я получила хорошее воспитание и лучшее по тем временам образование. Потом я попала сюда и оказалась в самом центре проблем этой богатой семьи, в этом мрачном доме и не менее мрачном поместье. Здесь я встретила несчастную беспомощную девушку, превратившуюся практически в живой труп… и здесь же я встретила свою первую любовь, такую сильную и прекрасную, какая бывает только в мечтах. И вот теперь, именно теперь, когда все, казалось, сбывается, мне угрожает реальная опасность. Все предыдущие двадцать лет жизнь моя протекала в общем безмятежно, опасности были мне неведомы. Вот и теперь я еще не могла до конца привыкнуть к этой мысли. И в то же время испытывала почти панический ужас.

После получасовой прогулки по пляжу я, однако, почти успокоилась. Солнце клонилось к закату, пора было возвращаться к своим обязанностям. И тревогам.

Уже повернув обратно, я обратила внимание на какой-то странный предмет. Сначала я решила, что его вынесло на берег волнами. Но нет… это была чайка, мертвая чайка, и умерла она внезапно, прямо на лету.

Но отчего?

И тут я увидела других… десятки мертвых птиц. Почему-то один их вид вызывал какой-то мистический ужас. В первую минуту я готова была уступить этому чувству и с воплем бежать к дому, звать на помощь… На помощь — но от кого или от чего?

Усилием воли я заставила себя успокоиться. Ведь я не имею ни малейшего представления, отчего погибли эти птицы. Может быть, это какая-нибудь неизвестная мне болезнь. А может, охотник, которому «повезло». Объяснения могли быть самые разные. Я посмотрела вверх — нет ли в небе еще птиц? Да, две чайки летали совсем низко, должно быть, высматривая себе пищу. И вдруг… одна из них камнем полетела вниз и со стуком ударилась о сырой твердый песок пляжа! Другая спокойно продолжала полет.

Выстрела не было — в этом я могла поклясться. На пляже — никого, кроме меня. И безо всякой видимой причины эта чайка просто свалилась с неба мертвой! Остальные, наверное, упали точно так же! Я подбежала к последней. Несомненно, она была мертва. Я ничего не могла поделать. Да, все это было очень странно… чтобы не сказать — страшно.

Я быстро направилась к дому. Тропинка вела вокруг поместья, мимо разных хозяйственных построек. Среди них была и лаборатория Уллиса. Я никогда ее еще не видела. Подойду посмотрю, решила я. Страха как не бывало. Я взглянула на часы — подошло время ужина. Тем лучше — значит, Уллис наверняка в большом доме. Это был мой шанс.

Я свернула с тропинки и пошла через пустырь, туда, где начиналось имение и где стояло одноэтажное невзрачное здание. Я обошла его и обнаружила, что единственное окно в задней стене закрашено изнутри черной краской. Какая жалость! Потом я нашла еще одно маленькое окошко в боковой стене, но и оно было закрашено. Дверь была заперта не только на ключ — ее украшал огромный, тяжелый висячий замок.

Из-за двери доносился запах химикатов… острый, неприятный запах. Сразу захотелось уйти. Потом я услышала какие-то трудноразличимые звуки. Это не были звуки человеческого голоса… Все мои страхи опять проснулись. Я подобрала юбки и почти побежала обратно к тропинке, которая вела к дому.

У самого дома я замедлила шаги, перевела дыхание и как ни в чем не бывало вошла в холл. Все уже были там, собираясь проследовать в столовую.

— Анджела, дорогая моя, — воскликнула миссис ван Дорн и легонько обняла меня за талию. — Пойдемте поужинаем сегодня вместе. Я только что была у Евы, по-моему, с ней все в порядке. Руки можно помыть в туалете, вон там за лестницей.

— Ну, если вы в самом деле уверены, что с Евой все будет в порядке…

Честно говоря, я даже обрадовалась такой возможности: после пережитого на пляже хотелось побыть в компании нормальных людей.

— Да, я абсолютно уверена, что за это время с ней ничего плохого не случится.

Принесли еще один стул и прибор. Меня посадили рядом с Гарриет. Перед этим я зашла в туалетную комнату за лестницей, тщательно вымыла руки и даже ополоснула холодной водой лицо, чтобы успокоить нервы: говорят, иногда помогает.

— Я видела, как вы шли к пляжу, — заметила миссис Кэртис.

— Да, решила немного прогуляться, — призналась я, — совсем забыла о времени.

— Ну-ну, не стоит переживать из-за этого, — сказал мистер ван Дорн. — Мне тоже часто хочется к морю, но все не хватает времени. А раньше я туда ходил. Это настоящее удовольствие.

— Согласна с вами, для меня это тоже было истинное удовольствие… если бы не одна довольно странная вещь. Там, на пляже лежит, наверное, дюжина мертвых чаек. Ума не приложу, отчего они могли погибнуть; выстрелов я не слышала.

— Вы сказали, дюжина? И все в одном месте? — это спросил мистер ван Дорн.

— Да, очень близко друг от друга, так, будто они только-только упали. Я даже видела, как падала одна. А когда подбежала к ней, она была уже мертва.

— Как странно, — произнесла Сьюзан.

— А может быть, это какая-то неизвестная болезнь? — заметила миссис ван Дорн.

— Что ты думаешь на этот счет, Уллис? — обратился к сыну мистер ван Дорн. — Ты же у нас химик-исследователь.

— Возможно, они обглодали какую-нибудь рыбу, которая для них не годится. Я читал о таких случаях. Такая рыба была бы для них ядом. Этим можно объяснить и то, что их так много в одном месте. Другого объяснения я не нахожу.

— А вот я считаю, что можно найти более приятную тему для беседы за столом, — вмешалась миссис Кэртис. — Эта, по-моему, не способствует аппетиту.

Мистер ван Дорн громко рассмеялся, Сьюзан хихикнула, и даже я улыбнулась. Вскоре мы уже весело болтали.

Мне, однако, следовало поторопиться: пора нести Еве ужин. Я быстро доела свой и организовала поднос с едой для нее, постаравшись, чтобы он выглядел как можно более аппетитно.

Она все еще сидела в кресле, где мы с Ником оставили ее, все в той же позе, и ни один волосок на ее голове не пошевелился с тех пор, в этом я могла бы поклясться.

Я поставила поднос, повязала ей салфетку и принялась за кормление. Обычно через некоторое время она переставала открывать рот и даже крепко сжимала зубы — значит, наелась и больше не хочет. Сегодня, однако, у нее был отменный аппетит. Я сочла это хорошим признаком. Возможно, сегодняшний день станет началом выздоровления.

Во время кормления я вела нескончаемую одностороннюю беседу ни о чем и обо всем сразу. Рассказала о прогулке по пляжу, постаравшись не обмолвиться о мертвых чайках. Поговорила о Нике, о том, как мы влюблены друг в друга. Потом плавно перешла на Роланда Тайлера. И здесь губы ее едва дрогнули.

— Почему-то мне кажется, — сказала я, — что ему очень хочется тебя повидать. Я его пока не пригласила сюда: ты ведь больна, тебе вредно переутомляться. Возможно, в следующий раз, когда он будет здесь… и если доктор Рисби решит, что тебе это не повредит, мы пригласим его ненадолго. Может быть, ты стесняешься показываться ему в таком виде? Но я могу тебе сказать откровенно: ты прекрасно выглядишь. Более того, ты просто очаровательна. Слава Богу, эта ужасная болезнь нисколько не повредила твоей очаровательной внешности. Я понимаю, ты не в состоянии встретить его так, как тебе бы хотелось. Но, знаешь, он тоже все понимает. А кроме того, скоро, совсем скоро все будет по-другому. Потому что ты будешь другой, вернее, ты станешь прежней.

Никакой реакции на свою болтовню я не ждала. Подобно Нику, я просто заполняла ее головку всевозможными идеями — жизнерадостными и обнадеживающими.

Мисс Кемп пришла за подносом и тут же начала свою разрушительную работу. Мне, похоже, удалось немного успокоить Еву, и, надо сказать, не без усилий. И вдруг я услышала слова мисс Кемп:

— Вы рассказывали про мертвых чаек. Не то чтобы они мне были очень нужны, но все-таки кто-то же их убил. Вообще я вам скажу — над этим домом и над поместьем витает зло. Я просто чувствую, как оно опускается, словно туман. И убивает. Не знаю как, но убивает. Оно всех нас убьет, вот помяните мое слово.

Несколько раз я пыталась прервать ее, но бесполезно. Я делала отчаянные знаки, пытаясь заставить ее замолчать — ничего не действовало. В каком-то самозабвении она продолжала нести эту чушь в присутствии Евы. То, что она говорила, могло бы и здорового человека испугать до полусмерти.

В конце концов я взяла ее под локоть и повлекла к двери, вместе с подносом. Когда дверь за ней закрылась, я поспешила обратно к Еве.

— Пожалуйста, не обращай внимания на эту глупую болтовню. Твой брат Уллис все объяснил: эти чайки отравились какой-нибудь дохлой рыбой в море. Уллис сказал, такие случаи не редкость. А все эти разговоры о каком-то зле, которое будто бы витает над домом, — просто глупости. Если бы только я не боялась навредить мисс Кемп, я бы рассказала твоему отцу, что она тут болтает. Но мы-то с тобой знаем, что это глупости. Мы ведь не будем обращать на это внимания, правда?

Я ходила по комнате, пытаясь унять гнев. В конце концов, немного успокоившись, вернулась к своим обязанностям. Раздела Еву, надела ей сорочку, расчесала волосы — последнее, мне казалось, ей особенно нравилось. Но когда я попыталась отвести ее в постель, она вся напряглась и оцепенела в каменной неподвижности.

— Ну, хорошо, — уступила я. — Не будем так рано ложиться. Давай немного почитаем. Как раз сегодня пришел интересный журнал. Подожди, я принесу — он у меня в комнате.

Я пошла к себе, но когда уже взялась за ручку двери, вдруг услышала странный звук — не то стон, не то хриплый вздох.

Я ринулась обратно. И увидела широко раскрытые глаза, полные ужаса. Да, это был ее голос. В первый раз она подала голос, после того случая с мертвой лисой. Но тогда она кричала от ужаса. Что же на этот раз?

Я взяла ее руки.

— В чем дело, Ева, дорогая моя? Ты звала меня? Ты пыталась позвать меня, да? Ева, ты опять можешь говорить! Ну, скажи еще что-нибудь. Пожалуйста…

Она была неподвижна. Я положила руку ей на лоб — он был мокрым от пота. Все ее тело сотрясала дрожь. Внезапно я поняла, в чем дело.

— Ты не хочешь, чтобы я уходила? Не хочешь даже на минуту оставаться одна? Да, Ева? В этом дело? Ты что, боишься? Господи, ну произнеси хоть что-нибудь. А впрочем, не надо. Кажется, я и так поняла. Ты так испугалась, что пыталась позвать меня, и на это ушли все твои силы. Не бойся, милая, я никуда не уйду. Буду сегодня спать в твоей комнате. Лампа будет у нас гореть всю ночь. Так что, видишь, бояться нечего. Я так и собиралась сделать с самого начала. И двери мы запрем, и все окна закроем. Ты будешь в полной безопасности. А уж если кто-нибудь и попытается к нам проникнуть, я буду кричать за двоих.

Она все еще тяжело дышала, но понемногу дыхание успокаивалось, напряженность и оцепенение оставляли ее. По-видимому, после того, как я пообещала не уходить, страх понемногу оставлял ее. Но чего же она так панически боялась?

Возможно, завтра Ник найдет ответ на этот вопрос. Пока же мне оставалось только одно — быть рядом с ней, что бы ни случилось. Я соорудила себе постель из стульев, зажгла лампу, приготовила запас спичек — так, чтобы ночью они были наготове; раздеваться я сегодня не собиралась, только закуталась в легкий шерстяной плед: становилось прохладно. Конечно, можно было зажечь камин, чтобы стало намного теплее и приятнее, но тогда будет клонить ко сну, а спать я в эту ночь не собиралась.

Все приготовления были окончены; оставалось только уложить Еву. Теперь она уже не сопротивлялась и спокойно дала отвести себя в постель. Я устроила ее полусидя, чтобы можно было еще поболтать, даже почитать немножко. Я знала, что мне предстоит долгая и трудная ночь, но Ева, я надеялась, в конце концов устанет и заснет. Днем попрошу кого-нибудь побыть с ней, и тогда немного посплю сама. Но только после того, как приедет Ник. И еще. Я буду следить за тем, чтобы ничто не мешало Евиному выздоровлению. Отныне никаких мрачных разговоров в ее присутствии — всех предупрежу.

Ева действительно заснула в конце концов. А для меня эта ночь тянулась бесконечно. Старый дом скрипел и стонал. Один раз кто-то легонько постучал в дверь смежной комнаты, но я не ответила. Кто бы он ни был, пусть думает, что мы спим. Один раз я и в самом деле задремала, но тут же проснулась. Завтра приедет Ник. Этого достаточно, чтобы перенести все тяготы сегодняшней ночи.