Во время интервью ты не хочешь казаться слишком умной… Ведь это просто несексуально.
Прежде чем войти в парадный зал загородного клуба, Дилани поправила то, что могла, в своей растерзанной одежде, глядя на свое отражение в стекле машины. Очень кстати оказалось то, что растрепанный вид был в этом сезоне на пике моды. Мейси она нашла, как и следовало ожидать, в центре круга, составленного из всех одиноких и доступных мужчин в зале.
– Вот ты где! – Мейси одарила своих поклонников извиняющейся улыбкой и подтолкнула Дилани к двери. – Я искала тебя весь последний час. Куда ты исчезла?
Дилани пожала плечами:
– Просто прогулялась.
Мейси недовольно нахмурилась.
– А сейчас я собираюсь домой. Я совершенно измотана, – сказала Дилани.
– Ты же без машины. Как ты собираешься добраться домой?
– Надеюсь, я смогу найти попутку. – Дилани старалась говорить небрежно, но ее голос звучал неуверенно и нервно. Она покусывала губу и крутила на пальце прядь волос, избегая смотреть Мейси в глаза. Мейси посмотрела на нее более внимательно.
– Извините нас, ребята. – Она улыбнулась и, взяв Дилани за руку, потащила ее в тихий уголок. – Шафер, как там, ты говорила, его зовут? Лукас? Так вот. Довольно подозрительно, что он тоже отсутствовал весь последний час.
Дилани покраснела.
– Мейс… – Ее вздох сказал Мейси все, что она хотела услышать.
– Ты отдаешь себе отчет, во что впутываешься? – спросила Мейси. – Конечно, я говорила тебе, что ты не должна стыдиться, но ведь тогда речь шла о сексе на одну ночь. Сеньор, adios. Ты же не можешь встречаться с адвокатом Джей-Ди. Тебе не приходило в голову, что тебе это может повредить? Ты действительно знаешь, что делаешь?
Ответ, разумеется, был «нет». Дилани не только не знала, во что вляпалась, она не могла и объяснить свое неудержимое влечение к Лукасу. Конечно, он чертовски хорош, но в этом нет ничего нового. Она только с такими и встречалась. Но с Лукасом было что-то большее. Что-то такое, что она назвала бы… магнетизмом. Ее влекло к нему так, как никогда раньше не влекло ни к одному мужчине. И все те вещи, которые она делала с ним, делала словно не она, а совсем другой человек.
– Я не хочу говорить об этом. – В висках у Дилани пульсировало, голова болела от безуспешных попыток разобраться в ее необъяснимых эмоциях. Но чем больше она думала о событиях трех прошедших дней, тем меньше она понимала себя.
Мейси тяжело вздохнула.
– Я не собираюсь читать тебе нотации. Ты знаешь, что я всегда за то, чтобы хорошо проводить время, только… Будь осторожна. Ведь первый, кто пострадает из-за всего этого, будешь ты.
– Что-то ты ужасно тихая, – сказал Лукас, провожая Дилани в своей машине домой.
Дилани заставила себя улыбнуться.
– У меня болит голова.
– Уже отговорки? А ведь нашим отношениям всего три дня, – пошутил он.
«Наши отношения». Эти слова тяжело повисли в воздухе между ними.
– Я только хотел сказать… – начал Лукас, но не закончил. Он не знал, что сказать. Поэтому не сказал ничего. Он просто молчал и следовал коротким указаниям Дилани, как проехать к ее дому. Когда они приехали, он поспешил выйти из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу для Дилани.
– Симпатичное место, – сказал он.
– Спасибо. Это одна из построек Джей-Ди.
Он кивнул и последовал за ней по дорожке к входной двери. Дилани несколько минут перебирала ключи, пока наконец не нашла нужный.
– Не хочешь зайти выпить или что-нибудь еще?
Определенно «что-нибудь еще». Но то, как она сказала это – очень неуверенно, – заставило Лукаса помедлить.
– Ты не обязана приглашать меня в дом. Мы могли бы попрощаться здесь.
– Да, я знаю. Я просто…
– Если ты на все сто процентов не уверена в том, что мы поступаем правильно, я уйду. Я не хочу, чтобы ты ощущала давление.
– Сейчас я действительно ни в чем не уверена, – честно ответила Дилани. – Но этот дом очень большой, и прошло уже слишком много времени с тех пор, как у меня собиралась компания…
Лукас понял, что сейчас она особенно нуждается в друге. Он склонил голову набок и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
– Если ты останешься, мы могли бы просто… поговорить.
– Мне бы очень этого хотелось.
– Кофе? Горячий шоколад? Чай или пиво? – крикнула Дилани из кухни.
– Пиво было бы в самый раз. – Он сел на кожаный диван и оглядел окружающую мебель. Ее было немного, но Лукас мог точно сказать, что каждый предмет здесь был выбран не спеша и с любовью.
– Я только переоденусь, – сказала Дилани, появившись из кухни с пивом.
Лукас кивнул и попытался прогнать возникший в его воображении образ полностью обнаженной Дилани. Он сделал большой глоток пива в попытке подавить возрастающее желание, снова и снова напоминая себе, что он здесь только для того, чтобы выпить и поговорить.
Дилани вернулась заметно более спокойная. Лукас был уверен, что она сейчас абсолютно не ощущает себя сексуальной в этих брюках для йоги и футболке, со свежеумытым лицом и небрежно собранными на макушке волосами, однако ему она казалась невероятно соблазнительной.
Лукас посмотрел на злополучный шкаф для ружей, где теперь хранились короны и тиары.
– Я не знала, что он антикварный, когда переделывала его. Он принадлежал еще пра-пра-пра-… ну, я не знаю, сколько пра-, но он пережил революцию, Аламо и Гражданскую войну, – сказала Дилани немного виновато.
– А ты взяла и покрасила его в розовый цвет. Старый мастер наверняка перевернулся в гробу.
– Это было тогда, когда я увлекалась телевизионными передачами «Сделай сам». Мы только что поженились, Джей-Ди часто отсутствовал дома, а у меня еще не было моего общественного центра.
– Отчаявшаяся домохозяйка плюс передача «Сделай сам». – Лукас усмехнулся. – Прямой путь к розовым оружейным шкафам. Ты действительно завоевала все эти короны? – спросил он, загипнотизированный рубиновыми, фиолетовыми и изумрудными вспышками, танцующими в коронах при тщательно подобранном освещении шкафа. Их там было не менее пятидесяти, у каждой аккуратно надписанная карточка с годом и титулом.
– Тебе трудно представить, как это кто-то может провести столько времени в круговороте конкурсов красоты, да?
– Не совсем. Дело в том, что ты красива. Очень красива. Но мне кажется, ты не сумела занять достойного тебя места. Ты живешь в обыкновенном доме, имеешь обыкновенную машину и сталкиваешься с обычными ежедневными проблемами. Как любой человек.
– Ты мне льстишь! – рассмеялась она.
– Нет… нет… это не… Я только хотел сказать… – Все шло не так. Лукасу хотелось пнуть себя, потому что ему не было свойственно благоговейно трепетать перед женщинами. Он никогда не говорил «не то». Он никогда не терял дара речи. Дилани изменила все правила. Сейчас Лукас не был уверен, что знает, как играть в эту игру.
Она позволила ему сорваться с крючка.
– Я знаю, что ты имел в виду. Я просто шутила. Вообще-то ты сделал мне комплимент. Никто прежде не понимал, что я всего лишь незамысловатая старушка Джейн Доу.[7]
– Я бы не стал заходить так далеко. – Дилани была слишком далека от незамысловатости.
– Я попытаюсь тебе объяснить. Когда люди слышат, что ты выиграла титул, особенно если это конкурс целого штата, они уверены, что к нему прилагается гламурная жизнь, самолеты, круизы и кругосветные путешествия. И поэтому мне приходилось, едва проснувшись, накладывать на лицо полный макияж и надевать четырехдюймовые шпильки, даже если я выходила только чтобы заправить машину бензином. Ведь, Боже упаси, если кто-то увидит Мисс Техас без макияжа?! Я готова поспорить, что таких девушек, как я, великое множество. В реальной жизни далеко не все королевы красоты становятся всемирно известными кинозвездами. Хэлли Берри, Ванесса Вильяме – их всего две на миллион. Остальные из нас матери, доктора, адвокаты, писательницы и…
– Жены нефтяных миллиардеров, переквалифицировавшиеся в стриптизерш-любительниц?
Дилани рассмеялась.
– Ну, может быть, это тоже исключение. А чаше обычные люди с обычными проблемами, – сказала она и на мгновение исчезла в кухне. – Как насчет мороженого? – Она вернулась с ведерком мороженого.
Лукасу не мешало бы охладиться, но он поднял бокал с пивом.
– Может быть, позже.
Дилани плюхнулась на диван в опасной близости от него и поджала под себя ноги. Лукас подумал о том, чтобы отодвинуться от нее подальше, к подлокотнику дивана, но она могла это неправильно истолковать. Поэтому он лишь сделал большой глоток пива.
– А как давно ты занимаешься юриспруденцией? – спросила Дилани, подпирая голову кулаком и опираясь локтем па спинку дивана.
– Я окончил университет десять лет назад.
– И все это время работал в одной и той же фирме?
Лукас покачал головой:
– Некоторое время я работал на Лоренса.
– Полагаю, два ваших эго не смогли ужиться в одной фирме.
Он улыбнулся.
– Вообще-то Лоренс хотел сделать меня одним из своих партнеров, но потом произошел инцидент с дочерью другого его партнера. А вначале я был государственным защитником. Мне казалось, я смогу спасти мир.
– Это замечательно! – В своей работе Дилани приходилось встречаться с фантастическими защитниками, которые спасают ее девочек из действительно ужасных мест. – Почему же ты ушел?
– Это крайне изматывающая работа. То есть, конечно, из сотни попадался один парень, которого я защищал с чистой совестью, но девяносто девять других… – Лукас покачал головой. Ему приходилось защищать всех, от насильников до грабителей банков, используя свою силу убеждения, чтобы в самое короткое время вернуть этих негодяев на улицы. – Через пару лет я понял, что раз уж я защищаю всякую мразь… я мог бы к тому же зарабатывать на этом. Вот тогда я пошел работать на Лоренса.
– Лоренс уважает тебя.
– Я тоже уважаю его. Всему, что я знаю, я научился у Лоренса. Не только юриспруденции. Всему. Он для меня почти как отец.
– Поэтому ты в конце концов ушел? Слишком похоже было, что работаешь в фирме родителей?
– Да-а. Он классный, но это было именно как работать на отца, – признался Лукас. – Лоренс сделал попытку готовить меня в мэры. Да и вообще он распланировал всю мою жизнь. Мэр в двадцать восемь, губернатор в тридцать шесть, президент в сорок. Он познакомил меня с дочерью своего партнера. Если бы она не стала следующей Джеки Кеннеди, никто бы не стал. Все в фирме считали, что мы собираемся пожениться… До тех пор, пока я не оставил ее.
Дилани изобразила ужас:
– Неужели ты увлек, а потом обманул Джеки Кеннеди?
– Ну, в свою защиту могу сказать, что с самого начала я говорил ей, что меня не интересует брак. – Слова вырвались раньше, чем Лукас мог обдумать их. Он подождал реакции Дилани, однако, если не считать слегка приподнявшихся бровей, она не стала возмущаться, как делали другие женщины. – А что было у тебя? Что ты делала до того, как стать Мисс Техас?
– Я работала у мамы с папой, продавая мороженое и молочные коктейли, пока не уехала в колледж.
– Королева молока стала королевой красоты?
Дилани расхохоталась, да так, что у нее заломило щеки.
– Техасская версия американской мечты. Ты можешь в это поверить?
– И как же ты попала на эти конкурсы красоты?
– Мама отвела меня на первый конкурс, когда мне было восемь, только чтобы доказать одним нашим соседям, что их ребенок не самый красивый ребенок в мире. На мне было пасхальное платье из секонд-хэнда, а мое сердце выстукивало самую патетическую интерпретацию «На леденцовом корабле». Я выиграла. Это было ужасно давно.
– Насколько я понимаю, ты не скучаешь по ним? По конкурсам?
– Господи, конечно, нет! – ответила она достаточно быстро, чтобы показать, как она в действительности относится к конкурсам красоты.
– Разве тебе не нравилось участвовать в конкурсах? Это удивило Лукаса, особенно когда он сидел напротив огромного антикварного шкафа, битком набитого коронами и тиарами. – Я думал, мечта каждой девушки стать Мисс Америка.
– Так же, как чистить туалеты и мыть полы.
– Тогда почему ты… Зачем ты участвовала во множестве конкурсов, если ты их так ненавидишь?
Дилани задумалась над этим вопросом. Действительно, почему она делала это? Первая дюжина конкурсов была просто забавой. Она уезжала на выходные с матерью из дома. Ей нужно было наряжаться, накладывать макияж и использовать мамины термобигуди в огромной светло-сиреневой коробке. Ей нравилось петь и танцевать, и люди хлопали и кричали, когда она это делала. Как будто она была Ширли Темпл или кто-то еще. Она не была просто старшей из длинной вереницы девочек Дэвис. Она была Дилани Дэвис, маленькой Мисс Это или юной Мисс То. Она выделялась. Она была кем-то.
Потом быть кем-то стало не столько хобби, сколько ежедневной работой. Затем это стало определяющим и следовало за ней как потерявшийся щенок. «Эй, вы не Дилани Дэвис, Мисс Рио-Гранде?» «Смотрите, по-моему, это Дилани Дэвис, Мисс Лонгхорн». «Угадайте, кого я видел в одиннадцать вечера в голубых шлепанцах и без макияжа? Дилани Дэвис, Мисс Техас».
У нее уже не было ни времени, ни возможности быть чем-то меньшим, чем идеальная картинка. Она боялась случайно оступиться, как другие боятся атомной войны. Она улыбалась так много, что ее стало беспокоить, не останется ли ее лицо навечно в таком состоянии. Ее тело положат в гроб, омоют слезами прохожих, а на ее лице так и будет эта нелепая улыбка.
Никто не видел ее такой, какой она была в действительности. Никому не было дела, что она смотрит повторы любимого сериала, пока глаза не полезут на лоб. Никого не интересовало, что она запасает в холодильнике мороженое, как будто пришел конец света. Никто не знал, что после того как Джей-Ди начал изменять ей, она просыпалась каждое утро и изучала каждый дюйм своего тела, пытаясь понять, почему он потерял к ней интерес. Никто не знал этого, потому что, когда люди смотрели на нее, они не видели ее. Они видели Мисс Королеву Красоты.
Дилани пожала плечами:
– Почему люди встают и каждый день идут на работу, которую ненавидят? К тому же я не ненавидела это вначале. Когда я начинала, было забавно, что я такая нарядная и что меня постоянно фотографируют.
Но один конкурс превращался в пять, а пять – в пятьдесят. Казалось, им не будет конца. Единственное, что в Техасе ценят больше, чем состязания ковбоев, – это конкурсы красоты. Я была Мисс Шопинг-Молл, Мисс Говяжий Хот-дог, Мисс «Извините Можете Вы Надеть Эту Ленту на Большое Открытие Моей Автомойки». Я не могу вспомнить минуты, когда бы я была просто Дилани.
Она подумала о первой ночи, когда они познакомились. Тогда Лукас сравнил ее с куклой, вынутой из привычного футляра. Такой он видел ее до того, как она без особого удовольствия поднялась на сцену, а потом оказалась в отдельной комнате с ним. Впервые за долгое время она была самой собой. Ничего этого Лукас не знал, и она понравилась ему именной такой, какой была.
– Призы менялись от пластиковых тиар с приклеенными стразами до машин, круизов и больших денег. И иногда эти деньги оказывались очень кстати, если в молочном баре случался плохой год, но большую их часть приходилось инвестировать. Думаю, родители не стали бы заставлять меня участвовать, если бы знали, как я со временем начала относиться к конкурсам, но я никогда не говорила им об этом. Мама вовсе не была такой, как те ужасные, повернутые на конкурсах мамаши, которых показывают во всяких дневных ток-шоу. Нас, девочек, было много, и, выигрывая конкурсы красоты, я зарабатывала деньги. У меня было такое ощущение, что я просто делаю свою часть работы. Фиби мыла посуду, Брук стирала белье, Тайлер пылесосила и вытирала пыль, а я участвовав в конкурсах. Через какое-то время это стало… привычным.
Потом, когда пришло время заканчивать школу, я поняла, что это единственный способ заработать деньги на учебу. Я совершенно точно не получила бы стипендию колледжа.
– Ты очень умная, – возразил Лукас.
Дилани молча отправила в рот еще одну ложку мороженого.
– За последние два дня я многое прочитал о тебе. Ты не смогла бы все это сделать, если бы не была умна.
– А что заставило тебя подойти ко мне в четверг? Мои мозги или моя внешность? Я на сцене не вычисляла квадратный корень из 87,6. Тебя привлекло то, как я выгляжу.
– В отношении многих вещей это верно. Машины, которую водишь. Любимого цветка. Чего угодно. Но согласись, красивая машина может быть выставочным экземпляром, а красивый цветок пахнет так же хорошо, как любой другой.
– Но ты не знал ничего обо мне, когда подошел со своим предложением. А взглянул бы ты на меня во второй раз, если бы я не соответствовала твоему представлению о привлекательности?
Дилани почувствовала себя неловко, сказав это. Нечестно вываливать на Лукаса свои разочарования. Чем дольше вопрос висел в воздухе, тем больше она хотела услышать ответ. И в то же время она знала ответ. Поэтому, когда Лукас уже готов был открыть рот, чтобы ответить, Дилани переменила тему:
– Ты когда-нибудь был женат?
Он покачал головой.
– А жил с кем-нибудь?
Еще один отрицательный ответ.
– Похоже на то, что чужие разводы отвратили тебя от мыслей о браке?
– Не буду отрицать, что я стал более осторожным в решениях, которые касаются сердечных дел. – На мгновение Лукас задумался о парадоксальности ситуации: он сидел в доме разводящейся жены своего клиента, стараясь вопреки своей воле не заниматься с ней сексом. Снова. В ее карих глазах он прочел то же желание. – Что есть, то есть. Но ведь брак – это не больше чем контракт. Я верю, что по обоюдному желанию два человека могут прекрасно жить вместе.
– Значит, брак – это контракт? – переспросила Дилани, не веря своим ушам.
– В какой-то степени. По крайней мере так мне кажется. Я не вижу причин смешивать реальные вещи с романтическими идеями вроде любви. Я считаю, что брак – это когда два человека работают над тем, чтобы жить вместе и создать что-то вместе.
– А я так не считаю. Я хочу такой же пылкой романтики, как у моих родителей. Даже после почти тридцати лет они все еще безумно влюблены друг в друга.
– Мои родители тоже сходили с ума, но не друг по другу, а… друг из-за друга.
– Расскажи мне о своих родителях, – попросила Дилани.
Единственный человек, который что-то знал о его детстве, был Джуда, и то только потому, что он прошел почти через все это вместе с ним. Все остальные считали, что Лукас жил волшебной жизнью, и он позволял людям думать о нем все, что они хотели.
Но на этот раз Лукас не стал уходить от ответа. Что-то в Дилани делало разговор с ней невероятно легким.
– Почти не о чем рассказывать. У меня была мать, которая всю жизнь жалела, что вышла за моего отца, и отец, которого я видел только по воскресеньям, когда шел слишком сильный дождь, чтобы играть в гольф. Он был известным врачом, который, как считалось, имел идеальную семью.
– И это… это твоя жизнь? – поразилась Дилани.
– Моя семья не была такой любящей, как, похоже, твоя. Я не могу припомнить ни одного душевного разговора между отцом, матерью и мной. По иронии судьбы отец был кардиологом. На дверях в его клинике и на всех проспектах и буклетах был его лозунг: «Помогаем разбитым сердцам». Я переиначил: врачу, исцелись сам. Когда мой отец умер, думаю, медсестры в клинике пролили больше слез, чем моя мать и я.
– Тогда почему же она вышла за него?
– Мать была бедна, отец богат. Ее родители вбили ей в голову, что, выйдя замуж за деньги, она решит все свои проблемы. Вначале она, должно быть, его любила; иначе вряд ли на нее так сильно повлияло бы, когда между ними начались проблемы. Она думала, что у них будет идеальная совместная жизнь. Но все оказалось далеко не так.
– Почему же она не развелась? Когда поняла, что это не то, чего она хотела?
Лукас посмотрел Дилани в глаза:
– Почему вообще кто-то остается в браке с человеком, которого не любит?
Дилани отправила в рот еще ложку мороженого, обдумывая этот вопрос.
– Думаю, потому, что это считается лучше, чем оставаться незамужней и одинокой.
– У моей матери было не так. Она была замужней и одинокой. Уверен, она говорила себе, что останется в браке лишь до тех пор, пока я не вырасту. А потом ей стало казаться, что уже слишком поздно начинать все заново.
Лукас подумал о том, что воспитание в том холодном, стерильном окружении не могло не повлиять на него. Он считал, что своим пациентам отец уделял гораздо больше внимания, чем собственной семье. Мать Лукаса проводила часы, иногда даже дни, запершись в своей спальне, а когда она все-таки выходила с распухшими от слез глазами, она была всего лишь оболочкой матери. А ведь она так нужна была сыну… В доме, полном слуг, мальчик чувствовал себя покинутым и одиноким. Он никогда не позволял себе по-настоящему сблизиться ни с кем, кроме, пожалуй, Джуды. Особенно это касалось женщин. Лукас видел, что любовь и брак делают с человеком, и он избрал своей личной целью избегать этой боли и горя любой ценой.
Для Лукаса женщины были не более чем объектами желания и секса, способом сбросить напряжение. Он не научился искусству любить кого-то или позволить другому человеку любить его. Он никогда не уделял этому достаточно времени. Лукас всегда уходил еще до того, как встало солнце и остыли простыни. У него была заготовлена речь для любых обстоятельств ухода. Она плачет? Воспользуйся ее чувствительностью. Злится? Бей ее ее же оружием. Она просто счастлива, что ты уходишь? Не смотри в зубы дареному коню… Просто беги! Да. Лукас всех оставлял. Он мог бы прочитать лекцию о том, как избежать неловкостей «утра после».
Уходи раньше, чем оставили тебя.
Именно по этой причине Лукас не понимал, почему сейчас он не может оставить Дилани. Почему его тянет к ней словно магнитом. Почему в первый раз в своей жизни он ищет причины… остаться.
– Тебя удивляет, почему я не развелась с Джей-Ди раньше? – спросила Дилани, разорвав неловкую тишину.
– Вообще-то меня удивляет, почему ты вышла за него замуж.
Некоторое время Дилани не поднимала глаз. Если не считать семьи и Мейси, она не рассказывала этого никому. Не потому, что ей было стыдно, просто ей все еще больно было об этом говорить. Но она не хотела, чтобы Лукас думал, что ее решение было связано с деньгами Джей-Ди.
– Были обстоятельства, которые заставили меня считать, что это лучшее решение.
Лукас поднял бровь:
– Предродовые обстоятельства?
– Значит, он рассказал тебе? – Дилани недоверчиво покачала головой.
– Я его адвокат. Я не могу выполнять мои обязательства перед Джей-Ди, не зная всех обстоятельств. Я попросил его быть совершенно честным со мной во всех вопросах, – сказал Лукас, избегая прямого ответа.
– Полагаю, он заставил тебя поверить, что я все это придумала. – Дилани могла только предполагать, сколько яда выплеснул Джей-Ди. Даже несмотря на ту долгую, страшную, тяжелую ночь в приемной «Скорой помощи» Джей-Ди так никогда и не поверил, что она была на самом деле беременна. Он даже обвинил ее в том, что она инсценировала какую-то сложную шараду, к которой были причастны каждый доктор, медсестра и санитар «Скорой помощи».
Лукас пожал плечами:
– Я сам принимаю решения о том, во что мне верить.
– Я этого не делала. В смысле я ничего не придумывала. Я была беременна, и у меня была полная мусорная корзина розовых полосочек, доказывающих это. Все записано в моей медицинской карте.
– Ты молода и здорова, так что же произошло?
Дилани с облегчением услышала в его голосе искреннее участие.
– Кто знает? Знаешь, доктора говорят, что двадцать пять процентов первых беременностей заканчиваются выкидышем на ранних сроках. Некоторые женщины даже не знают, что были беременны, когда это случается. Иногда это связано со стрессом, а в первые недели после того, как мы поженились, у меня был сильнейший стресс.
– Почему? Это должны были быть самые счастливые дни твоей жизни.
– За десять дней Джей-Ди превратился из Принца Очарование в Князя Тьмы. Он изменял мне даже в наш медовый месяц, об этом он тебе рассказывал? Меня ужасно тошнило по утрам, и однажды я не смогла вылезти из кровати до четырех часов дня. Когда я пошла искать Джей-Ди, я нашла его с девушкой, которая работала в отеле, в ванне в компрометирующей позе.
На лице Лукаса было написано отвращение.
– Право же, Дилани, почему ты немедленно не улетела домой и не аннулировала брак?
– Мне было двадцать два. Я была молодая и глупая. Джей-Ди сказал мне, что слишком много выпил и что эта девушка ничего для него не значит. Я была беременна. Как и твоя мать, я думала, что поступаю правильно ради ребенка. А потом, через пару месяцев, когда у меня случился выкидыш, я была в такой депрессии, что даже не могла выбраться из постели, чтобы почистить зубы, тем более идти куда-то по поводу развода. Я очень хотела этого ребенка, поэтому я была просто опустошена. Вначале Джей-Ди был со мной внимательным, но я все никак не могла выйти из этого состояния, и тогда он стал говорить, что я все придумала. С этим я еще могла бы справиться. Я хочу сказать, что ведь он женился на бедной девчонке из Биг-Стинкинг-Крик. У него было право сомневаться в моей честности. Что ранило меня больше всего, так это то, что он, казалось, почувствовал… облегчение. Джей-Ди не хотел ребенка, и, что я поняла слишком поздно, на самом деле он не хотел и меня. Его ослепила моя корона. Ему достался максимальный трофей – он получил в жены королеву красоты.
– Это одна из причин, почему тебе не нравится, когда тебя так называют?
Дилани кивнула.
– Иногда так хочется, чтобы люди с тобой общались ради тебя самой.
– Но ты осталась с ним?
– Через некоторое время Джей-Ди немного изменился, и мы стали друзьями, которые иногда наслаждаются сексом друг с другом. А потом мы вроде как провалились в скучную рутину семейной жизни. Мне не следует жаловаться… Я в общем-то хорошо проводила время. Я устраивала множество благотворительных мероприятий для его корпорации, улучшала его имидж и все такое. Люди стали воспринимать меня всерьез. Они начали интересоваться моим мнением, а не просить автограф. И Джей-Ди не все время был таким уж плохим. У него случались периоды человечности. Он купил моим родителям очень красивый дом в Абилине. Помог им открыть новый ресторан – нечто среднее между старомодным кафетерием и вычурным современным кафе. Он помог Фибс, моей сестре, оплатить колледж. Джей-Ди тратил сотни тысяч долларов на мою программу помощи нуждающимся. И я не стану лгать тебе, в какой-то степени я привыкла с такому стилю жизни. Роскошный дом, вечеринки, одежда, туфли. Богатой быть приятно. Гораздо лучше, чем все выходные напролет готовить какой-нибудь молочный коктейль. Но это не делает меня охотницей за деньгами. – Она вызывающе посмотрела Лукасу в глаза.
– Я уже извинился за это. Клянусь, я так не думал.
– Тогда зачем ты сказал это? – Дилани считала, что все, что говорит человек, имеет под собой какую-то реальную основу.
– А если я скажу, что ревновал? – спросил он.
– Ревновал?
– Это не секрет. Меня действительно влечет к тебе. Это какое-то безумие. Я знаю, что у тебя была жизнь с Джей-Ди еще до того, как мы познакомились, но… я начал представлять тебя с Джей-Ди… тебя с Лоренсом…
– С Лоренсом! – Она потрясенно открыла рот.
– Я сказал, это безумие. Просто я такой. Если есть что-то, чего я действительно хочу, меня сводит с ума мысль, что кто-то другой обладает этим.
Когда их глаза встретились, страсть между ними вспыхнула с новой силой. Лукас первым отвел глаза. Он откашлялся.
– Так что же было пресловутой последней каплей между тобой и Джей-Ди?
– Однажды в выходной в клубе проходил турнир по гольфу. Я не должна была в тот день быть в городе, но Мейс и Фибс отменили наш девичник, поэтому я подумала, что могу устроить Джей-Ди сюрприз. Но вышло так, что это оказалось сюрпризом для меня. Я пришла в клуб, и там все только и говорили что о новой пассии Джей-Ди, и, конечно, она была там, эта деревенская красотка. Я подошла прямо к ней и представилась. Я сказала: «Здравствуйте, я Дилани Дэниелз, миссис Джеймс Дэвид Дэниелз». И ты знаешь, что у нее хватило наглости сказать?
Лукас покачал головой, но улыбнулся, побуждая ее продолжать.
– У нее хватило бесстыдства попросить меня уйти, чтобы не портить ее выходные с моим мужем. Потом она обозвала меня обманщицей и объявила всем присутствующим, что я не более чем жадная до денег дешевка, изображающая из себя Барби.
– И что ты сделала?
– Я сказала, что Мисти – это глупое имя.
Лукас поднял бровь.
– Я была слишком зла, и это было все, на что меня хватило. Потом я ушла. Я поехала домой и перенесла все свои вещи в гостевые комнаты. Как только компания Джей-Ди начала строить дома, я переехала в первый же законченный домик. А конец истории ты уже знаешь.
Дилани подняла глаза и увидела, что Лукас широко улыбается.
– Что здесь смешного?
– Ты. Твой акцент. Раньше я не замечал его. Ты научилась прятать его, не так ли? Почему?
– Да ладно. Я же ходячий стереотип. Светлые волосы, большие сиськи, тиара. И конечно, я должна быть глупа как пробка, верно? Когда люди слышат мой акцент, это только подливает масла в огонь. После того как я выиграла мой первый конкурс красоты, я смотрела «Все мои дети» каждый день и научилась говорить, как Эрика Кейн. Я так хорошо натренировалась, что крайне редко ошибаюсь. Только если я дома и мне уютно. Тогда что-то возвращается.
– Мне это нравится.
– Акцент?
Лукас кивнул.
– И то, что тебе уютно со мной.
Дилани прикусила губу. Она не хотела давать ему понять, что ей с ним хорошо. Так оно и было, но это совершенно его не касается.
– И ты вовсе не глупа как пробка. Когда я в первый раз просматривал бумаги о вашем браке, я был поражен, как много ты сделала, работая в благотворительных организациях. Это впечатляет.
– Спасибо. От тебя я принимаю это как истинный комплимент.