Unknown

Глава 25

Ева

В машине я задремала, сладко уткнувшись носом в плечо своей няни. Сумасбродка, ведьма, зельеварка, самая родная, моя бесконечно любимая Буся.

— Чур, только слюнки на меня не пускай, а то тебе опять будет стыдно, — шепнула она и погладила мягкой рукой по голове. На душе сразу стало легко и приятно. Почудилось, а может так и есть, что няня навеяла мне сон, лишенный всяких тревог и кошмаров. Мерно звенит на дне пакета деревянная погремушка, и я с радостью представляю, как Верина будет сжимать ее в своем крохотном кулачке. Малышка моя неродная и сладкая.

— Просыпайся, мы подъезжаем. О чем размечталась?

— О малышке.

— Хм. Забавная.

— Я?

— Мы все. И ты, и я, и она. Крепкий ребенок, право, жаль, что эльфийка. Подрастет, ума не приложу, как мы станем ее от всех прятать. Кто-нибудь, да заметит ее настоящую расу. Тут и морок не поможет. Или порвет сама, или ещё что случится. Может, на Земле ее будешь растить? А в замке, когда вернёмся, скажем, что девочку волки задрали.

— Ну уж нет. Тебе никто не поверит, это во-первых. Даже я понимаю, что стая волков не рискнёт напасть на двух ведьм.

— А во-вторых?

— Здесь намного опасней. Меня же хотят укокошить. Значит, и ее могут. Да и квартиру кто-то поджёг.

— Своя логика в этом есть, но не станешь же ты бояться? Тем более, того, кто не равен тебе по силе? Ты ведьма! Ты дочь самой Морриган! Тебе подвластны все силы этого мира. Да и не только его. С тобой рука об руку идут смерть и жизнь...

— Не кричи так!

— Почему? — обиженно отозвался водитель с переднего сидения, — Мне, например, интересно, чем дело кончится. В школе преподаете? Решили пьесу поставить?

— Мгу-м, — ответила я.

— Таких прекрасных женщин в конце старинных пьес всегда сжигали на кострах. Ну, или казнили на крайний случай.

— Вот же нахал! Сначала просветителями назвал, так ещё и костер пожелал в довесок.

— Или казнь, — напомнила я.

— Чтоб у вас в доме мышей никогда не водилось, и голуби вашу повозку стороной облетали, — на свой лад проклял водителя Нечто.

— Приехали. Пакеты свои не забудьте в машине.

— Жену вам красавицу, модницу, чтоб готовила каждый день по три выноса блюд и всегда ходила с модным маникюром на каждом ноготке! — прокляла хама Буся.

— Спасибо, дамы! — улыбнулся водитель в ответ.

— И квартиру на семь комнат с балконом, — вылезла я из машины. Багажник открыт, пакетов стало как будто ещё чуточку больше.

— Н-да.

— Я не специально. Эти вещи сами хотели, чтоб их купили.

— Да я про водителя, с тобой и так все понятно. Он ведь даже не заподозрил, что кто-то может жить так, как мы. И все равно это хамство, — Ты зачем квартиру ему пожелала? Надеюсь, из вредности?

— Представь, какая выйдет квартплата? А ремонт? А как ее убирать? Это же каторга, на своем опыте знаю.

— Бедная.

— А ты ему зачем жену красавицу пожелала?

— Чтоб с ума сошел от трат на косметику, вещи и продукты. Переборщила маленько. Чтоб ты разбогател, гад! — от всей души пожелала Буся и так же точно хлопнула багажником.

Тропка петляет между кустов, небо совсем ещё темное, черные ветви так и норовят ухватить пакет, дёрнуть, заглянуть внутрь, порвать. Будто бы и вправду вокруг множество веточек-пальцев. Брр. Зря я это представила.

За окнами второго этажа, в глубине почты, сверкают огоньки. Или это бликами отражается свет фонаря? Не понятно.

— Он выпустил домового! — заприметила свечение Буся.

— Кто выпустил?

— Малток, кто же ещё! Нам конец!

— Все так плохо? — споткнулась я о корень в земле.

— Не падай! И духом тоже! Просто представь себе, как ошалеет нечистый дух, когда увидит, во что превратился его особняк! Там не то, что моральная травма будет, дело грозит нервным срывом.

— Домовому?

— Ему-то что! Нам грозит нервный срыв и заодно всем местным. Домовик принадлежал ещё моей бабке, и отличался точно таким же вредным нравом! Он будет в бешенстве. Сидел себе тихо-мирно в чистом сундуке на кружевом полотенчике, дремал в рукавичке с семнадцатого года. И тут тебе на! Ни мебелей, ни картин, ни посуды, ничего же не осталось. Теперь этот дом точно придется купить и привести в порядок. Хотя? Может, его в замок забрать? Нет, там тогда точно никакой жизни не будет. Станет ночами расставлять посуду так, как привык и считать серебро. Слуги точно этого не оценят, да и мы с тобой тоже. Ещё экономить начнет. Нет уж. Давай его лучше в квартиру Олега отправим? Хоть приглядит. Может, и подскажет чего.

— Там пепелище.

— Огонь не всех комнат коснулся. И пусть твой муж поскорее делает ремонт.

— Мы разводимся.

— Тем лучше. Поделите пополам, купишь себе новую. Жаль с драконом так просто не развестись. У него отличный замок и кладовая сокровищ наполнена доверху.

— Что значит, не развестись?

— Я тебе потом расскажу. Тише, не разбуди малышку, — провернула Буся ключ в скважине и тихонечко отворила дверь, — Ненавижу, когда Верина плачет, сразу так жалко ее становится.

Друг за дружкой мы шагнули внутрь особняка. В комнате полумрак, огоньки свечей тонут в растопленном воске. Тишина полная, только коза аппетитно хрумкает сеном в углу. Малток ее привязал. И как будто нет никого.

— Смотри, — прошептала няня, указывая пальцем на кресло. Оно развернуто к нам спинкой, из-за нее возвышаются черные взлохмаченные кудри. Буся обходит кресло на цыпочках по дуге. Я тихонько шагаю следом.

Малток развалился в кресле, на груди у него устроилась моя дочка, раскинула ручки в стороны, сладко сопит, прижавшись щеккой к обнаженной мужской груди. Из одежды на герцоге ничего не осталось, только вокруг бедер обмотана штора. Красив невозможно, глаз не оторвать от этой уютной картины. Хочется прикуснкться к ребенку, провести ладонью по колючей щеке мужчины. Пухлые губы чуть приоткрыты во сне, черные брови, наоборот, строго сдвинуты.

— Малток, ты посмел нарушить приказ, — шепчет Буся. Мгновенно распахнулись изумленные до гоубин души глаза.

— Я?

— Ты спал, Малток. Уснул вместо того, чтоб охранять главное наше сокровище. Позорище! — ехидные искорки пляшут у няни в глазах, — Отпер сундук, выпустил домового!

— Он помог успокоить малышку.

— Раскрыты два сундука, — посмотрела я по сторонам.

— И, кто тот второй дух, которого ты освободил?

— Леший. Простите, госпожа ведьма. Он выл, мешал спать малышке.

— А ведь я тебя предупреждала, барон. Теперь пеняй на себя. Как прежде относиться больше к тебе не станем.

— Молю!