Ясмин
Сумка оттягивала плечо.
Автобус задерживался.
Наконец, объявили посадку, я поплелась к двери автобуса. Ноги едва передвигались. С трудом.
Поднялась на одну ступеньку, на вторую, на третью…
Как будто меня убивали.
Медленно и тупо перерезали глотку.
Уууу…
Какое гадкое письмо от отца Леонида. Зачем он так? Почему они так со мной, с ним… А Леонид… Знал ли сам?
И мое чудовищное воображение подкидывало зерна в благодатную почву. Вот факт и вот еще один… И еще один… И еще одно доказательство того, почему Леонид меня сторонился.
ВОТ ПОЧЕМУ!
На тебе правду…
Но его последние слова.
“Это брехня. Это старые липы. Яся, мы не…”
И больше ничего.
Такой скрежет ужасный…
Брехня?
Сам ты брехун!
Лгун ужасный.
Я хотела бы тебе верить. Я так хотела бы тебе верить…
Но ты мне врал, скрывал и обманывал.
Зачем?
— Занимайте места, отправка через пять минут. Занимайте свои места. Отправка через пять минут.
Я перезвонила, но Леонид не отвечал.
Телефон отключен.
Я тоже свой отключила из вредности.
Но сейчас включила…
Куча пропущенных звонков от мамы Леонида.
Сообщение от нее:
“Ясмин, знаю, у вас с Леонидом не ладится. Но он попал в аварию, а ты мне как дочь. Не отворачивайся от меня и от него в этот сложный момент! Ты нам нужна. Ты нужна ему… ”
Меня будто торкнуло изнутри. Я не могла выкинуть его ни из головы, ни из сердца.
Как он сказал мне в последний разговор: “В моей груди пусто, но болит”.
Я чувствовала то же самое: пустоту и боль, которая только разрасталась, как раковая опухоль.
Я подскочила и побежала по узкому проходу.
Автобус тронулся, меня качнуло с ним. Я влетела, практически в водителя
— Стойте! Остановите! Остановите! — заорала как бешеная. — Я не уезжаю. Я не уезжаю, стой.
— Пошла вон, больная! Из психушки сбежала, что ли?!
Я перезвонила маме Леонида:
— Где он?
Она назвала адрес.
Я поймала такси.
Боже, дай мне сил. Прости за все.
И если эти ужасные бумаги, которые прислал отец Леонида, правдивы, то забери все чувства, что до сих пор будоражат мою кровь.
Забери, вырви с корнем…
Лучше вообще никогда не любить.
Чем любить так и узнать, что ЕГО любить нельзя…
***
— Ясмин, доченька, ты приехала! Какое облегчение! Ты приехала! — повисла на мне мама Леонида.
Я думала, что сил во мне ни капли. Но оказалось, что это в ней нет ни капельки сил, а я — опора.
Долго она плакала, сбивчиво рассказывала, как провела эти ужасные сутки, пока врачи делали сложную операцию Леониду.
Я же…
Как трусливая сука, рыдала на кровати отеля, еще и телефоны все отключила.
“Малодушная и эгоистичная дрянь!” — мрачно подумала я.
— Как он?
— Еще не пришел в себя! — вытерла слезинки, высморкалась. — Но теперь, уверена, что придет. Я сейчас поговорю с врачом, и тебя к нему запустят. Он без сознания, но уверена, будет тебе рад в душе. Он тебя услышит, у вас такие сильные чувства. Он постоянно говорил о тебе.
Она подталкивала меня в сторону палаты. Я же застыла у двери, не в силах переступить порог.
— Я не могу.
— Знаю, вы поссорились. С кем не бывает! Не бывает ссор только там, где нет чувств, где есть только равнодушие. Разбежались, это тоже случается! — погладила меня по руке. — Ясмин, прости его. По какой бы причине вы не поругались, прости. Не время для обид. Он за жизнь боролся, и сейчас хватается. Просто посиди с ним рядом.
— А если мне нельзя? Нельзя с ним рядом?
— Да что ты такое говоришь! Кто сказал, что нельзя? Это Леня тебя прогнал, что ли? Не знаю, что на него нашло, но в последние сутки я только о тебе от него и слышала…
— Нельзя. Это не Леня сказал и не я. Это сказал ваш муж…
Я порылась в сумке и достала бумаги, они жгли мне руки.
— Нельзя. Я хочу, я очень хочу, но нельзя…
— Где мои очки?
— У вас на шее. Хотите, я вам по памяти прочитаю? — засмеялась, вытираю слезы.
— Постой… Постой, — грузно присела рядом, натянула очки, начала читать и почти сразу же скомкала их, затолкав в урну, стоящую рядом.
— Ах ты козел старый… Ах ты блядун неугомонный! Да за что мне с сыном это? — развела руками и покачала головой. — Кажется, господь хочет причислить меня к лику святых еще при жизни, иначе как объяснить, что я постоянно страдаю от выкрутасов кобеля этого! Ай-яй-яй… Да чтобы ты поскорее сдох, прости меня боже! — ругнулась она и обняла меня. — Доченька, не плачь. Это все вранье. Все вранье! Да за что нам это… Все страдают, заберите этого кобеля поскорее! Неужели в аду все котлы закончились. Поплачь, доченька. Я тоже с тобой поплачу, а потом мы поедем с тобой в хорошее, тихое место, поговорим, и я тебе все объясню. Ты, главное, к Лене загляни. Вы не родственники. Не родственники! — перекрестилась.