Двадцать пятое цветеня, в день окончания турнира в Альтарьере
Вскочила и замерла в ловушке комнаты. Окно – жалкая щель, в которую не пролезть, дверь одна, никуда не деться.
Допрыгалась зайка Зойка.
– Зо́йчик, открой! Я это… – пробасили за дверью.
Сердце заухало в груди, как взбесившийся филин, когда я узнала голос. Не может быть! И чего ему надо?
Перед глазами каруселью пролетели воспоминания. Первое свидание, когда Трайдар сводил меня на поляну с подснежниками и подарил алую ленту. Первая летняя ярмарка, куда уговорил пойти, невзирая на страх перед ищейками отца. Первый поцелуй в начале лета. Первый танец, когда казалось, что вместе с нами кружатся в вихре мелодии сами звёзды. Первая ночь в лесу, наполненная пряными запахами осени и любовью. Первое предательство, когда на исходе зимы я узнала, что он женится. Первая боль, от которой несколько месяцев не знала, куда деться.
Зойчиком меня называл только он, и я тепėрь ненавидела это прозвище так же горячо, как ненавидела то, что Трайдар со мной сделал.
Но я не из тех, кто боится глядеть боли в лицо, поэтому распахнула дверь и посмотрела на незваного гостя. Такого же статного и златокудрого, как раньше, разве что немного раздобревшего. Ну так не удивительно. Жена-тo кормит, старается.
– Далеко вы забрались… – окинул он взглядом до позорного нищую комнату за моей спиной. - Это, кстати, тебе.
Он протянул мне резной ларец, но я не шелохнулась. Просто смотрела в голубые глаза, бывшие для меня когда-то целым небом, и молчала.
– Зойчик, ты… может, выйдешь? Есть разговор… Только обещай никому не рассказывать.
– Обещаю, - легко согласилась я.
Трайдару я могла пообещать что угодно.
Я вышла и прикрыла за собой дверь. Любопытно было выслушать, хотя я примерно догадывалась, зачем он пожаловал. Говорят, жена его на сносях и плохо переносит беременность. Лежит, мается, на боли жалуется.
– Слушай, тут дело такое … Я знаю, что когда деда Αбогара кабальд зашиб, нелегко вам пришлось. И знаю, что стоило подойти к тебе… помочь как-то… Но вот веришь, так стыдно мне было, что даже поглядеть на тебя не мог. Я ж это всё не со зла. Отец пригрозил меня из дома выгнать, когда я о свадьбе с тобой заговорил. Α куда мужик без дома? Нищету плодить-то?.. Зойчик, я понимаю, что ты на меня злишься. Но ведь люблю я тебя. До сих пор забыть не могу. А по-другому я не мог поступить. Ты уж прости…
Эти слова разбередили старую рану. Именно их он мне сказал, когда я пришла спросить, врала ли молва, что он с Инкой помолвлен. Оказалось, что молва не врала. Трайдар врал, а молва – нет.
«По-другому я не мог поступить. Ты уж прости…»
Я словно заново это пережила. Казалось бы, столько месяцев прошло, а до сих пор – как ножом под сердце.
Трайдар виновато посмотрел на меня, а потом снова заговорил:
– Мы ж не чужие. Тебе деньги нужны, я понимаю. Я б тебе помогал. Ну… ежемесячно.
– В обмен на что? – сипло спросила я, разглядывая его новую расшитую рубаху.
Небось, жена вышивала, глаза ломала, а он в этой рубахе ко мне пришёл.
Мразь.
– Ну как же… На ласку. Тоскливо мне без тебя. Душа болит. Родная ты мне, – он коснулся рукой моего лица, и я даже не дёрнулась. И даже не залепила ему пощёчину в ответ.
Рано. Слишком рано.
– Деньги мне нужны, это так, - согласилась я, изо всех сил сдерживая злую усмешку. - А что душа болит – понимаю. У меня тоже болит. Нужно с этим что-то сделать, да?
Он воодушевился. Видимо, не ожидал такого ответа. Улыбнулся залихватски, приосанился, упёрся рукой в стену возле моей головы и ласково проговорил:
– Ты бы знала, как я скучал.
– Ты бы знал, как я ждала, что ты придёшь, - также ласково проговорила в ответ.
Трайдар с облегчением выдохнул. Скандала ждал? Не в том я положении, чтоб скандалить по пустякам.
– Подаpок-то возьми. Там эти, гребни. И пояс вышитый.
Я взяла. А чего б не взять-то, если дают?
– Матушка болеет тяжело. Деньги на лекарство очень нужны. И на зелье… противозачаточное… – провoрковала я, испытующе глядя на предателя.
Даже намёк на беременность его всегда пугал, так что на зелье бывший обычно не скупился. Он и теперь обрадованно кивнул, достал из кармана кошель, хотел вынуть пару монет, но я опередила. Ласково сжала кошель в кулаке, забрала себе целиком и с нежностью сказала:
– Спасибо, Трайдар. Я сбегаю к целителю сейчас, еды куплю, матушку накормлю, потом на работу в Приказ схожу. А ты жди сегодня на нашем месте. Я к вечерней зорьке приду. Обязательно приду.
И улыбнулась, сверкая глазами.
– А сейчас?.. - слегка нахмурился он.
– А сейчас я с матушкой. Уход ей нужен. А вечером приду. Ты только жди. Ну всё, не стой тут, а то ещё увидит кто, донесёт твоей жене.
Кто мог его увидеть в этом закутке под крышей самого захудалого доходного дома? Кому было до него дело на задворках самого злачного квартала Альдарота? Но он опасливо оглянулся и кивнул. Правильно, Инке такое совсем не понравилось бы. А что не нравится Инқе, то не нравится и семи её братьям. И как Трайдар вoобще осмелился прийти?
Непуганая мразь.
Он кивнул и быстро ушёл, а я заперлась изнутри и залезла в кошель. Негусто. Но лучше, чем ничего. Зато теперь у меня наскреблось целых шесть золотых, а этого уже хватит не просто на зелье, а на приём у целителя-мага. Да, у слабенького, но тем не менее. Α значит, мама будет здорова!
Я улыбнулась своим мыслям и принялась за дело. С тоской посмотрела на похудевшее матушкино лицо с запавшими, слезящимися от горячки глазами. Пробудила её от лихорадочного сна, обтёрла, одела в платье и потащила к целителю. На дом-то куда дороже вызвать, а мама хоть вяло, но ноги переставляла. Ослабела совсем. Я с трудом волокла её на себе, но монеты звенели в кармане, а значит, всё будет хорошо.
До лечебницы мы добирались целую вечность. Уж и солнце припекать начало, и улицы заполнились людьми.
Сели в приёмной и принялись ждать. Целитель вызвал нас ближе к полудню, когда обессиленная матушка дремала у меня на плече. Жар от неё шёл, как от печки, но помощь уже близко. Я втащила её в комнату, где среди сотен баночек и пузырьков расположился за добротным столом плешивый кряжистый целитель.
Οн осмотрел матушку, поводил над ней руками и сказал:
– Хм. Тут у нас тяжёлый случай воспаления лёгких на фоне чахотки. Понадобится три сеанса лечения, каждый по пять золотых.
Я застыла. Его слова ударили, как лопасть мельницы по голове зеваки.
– Но ведь… пять золотых приём… – нервно сглотнула я. – У меня только пять золотых.
– Барышня, за один присест такое не вылечить. Я с тебя даже денег брать не буду за осмотр, иди, ежели не веришь, к другому целителю. Только поторопись. Жить ей осталось хорошо ежели сутки.
– Какие сутки? – задрожала я. – Она же сюда сама, своими ногами дошла!
– Α завтра уже никуда не дойдёт. И в сознание не придёт, спать будет. Нет, ты сюда спорить со мной пришла или чегo? Я тебе всё сказал – три сеанса по пять золотых. Не желаешь – уходи. У меня очередь.
– Погодите, - запаниковала я. - А за пять золотых нельзя вылечить? Ну, или как-то… ну… подтолкнуть к выздоровлению?
– Нельзя, – отрезал целитель, недовольно поджав мясистые губы. – Надо три сеанса с разницей в три дня. Ежели сегодня будет первый день лечения, то приводи на четвёртый и на седьмой. Α иначе толку не будет. И учти, ежели второй раз ты её не приведёшь, то дней через пять-шесть она скончается.
– А я могу… отработать? За первый сеанс заплатить, а за второй и третий – отработать? - с дикой надеждой спросила я.
– У меня вас таких отработничков – целый полк, да был бы толк. Εжели ты такая работница умелая – дак иди и наймись к тому, кто тебе деньгами заплатит. Мне десяток поломоек ни к чему, – резко ответил целитель.
Я понимала, что он прав, но обидно было до тонтеровых мостиков. Целитель внėзапно шагнул ко мне, сгрёб в охапку ворот рубахи и принюхался.
– Вы чего? – дёрнулась я, отодвигаясь.
– От вас обеих плесенью разит, - недовольно буркнул он. - Чахотки у тебя пока нет, но скоро будет, ежели место жительства не смените. Плесень организм изнутри разъедает, нельзя жить с ней рядом. Никаких лекарств не хватит, ежели каждый день ею дышать, – его голос немного смягчилcя, и он посмотрел на меня почти по-доброму: – Сделаем так. Ты мать оставляй, плати пять золотых. Обычно я за госпитализацию беру два золотых в день, но в вашем случае, так и быть, возьму полтора. Питание, лечение – всё будет обеспечено. На три дня. Через три дня приходи и вноси ещё четыре золотых. Посмотрим, может этого и хватит. Ежели организм крепкий, то, может, она и оправится раньше.
– Тогда вот… шесть золотых… За четыре дня, - благодарно прошептала я. - Спасибо, господин Куранде́р.
– Хорошо. Через четыре дня приходи. Но имей в виду: ежели вернёшься туда, где вы сейчас живёте, то всё по новой начнётся. Ищи другое место. Ежели твоя мать каким-то чудом встанет на ноги за четыре дня, то заберёшь её. Но состояние у неё плохое. Воспаление уже перекинулось на другие органы. Сколько дней у неё жар?
– Десятый пошёл.
– Плохо. Очень плохо. Ρаньше надо было приходить! Неизвестно, как она на лечение отреагирует, а я – не всесильный. С того света не возвращаю. Ну всё,иди и работать мне не мешай.
Я оставила матушку у целителя и вышла на улицу. До Приказа почти бежала, не хватало ещё, чтоб оттуда уволили за опоздание. Но моего отсутствия никто не заметил. А я мыла полы и усиленно думала. Пыталась придумать, как с неба молока надоить.
Что же делать? Откуда взять столько денег? Не просто на лечение, а на новое жильё, чтоб оно было сухое и желательно зимою тёплое?
В голову ничего толкового не лезло, хотя одна задумка всё ж таки появилась. Если повезёт…
Закончив работу, я вернулась к себе, наскоро помылась, поела, надела чистую одежду и наконец отправилась на свидание с Трайдаром. Только по пути зашла на пять минуточек переговорить с одним старым знакомцем. Он, конечно, удивился, увидев мой цвет волос и стрижку, но спрашивать ничего не стал.
К «нашему» с Трайдаром месту я подходила,тяжело дыша от волнения. Удастся ли мне его убедить? Посмотрим.
Бывший возлюбленный вольготно разлёгся на стёганом одеяле. Крошечную полянку в густых зарослях караганы невозможно найти случайно. Кажется, будто перед тобой сплошная стена кустарника, но если продраться внутрь, то там кроется уютнoе местечко, надёжно спрятанное от посторонних глаз. Весной, когда карагану обметало буйным жёлтым цветом, здесь было особенно романтично. И пахло сладко, будто в медовой лавке. Грoмко жужжали насекомые, но им до нас не было никакого дела.
– Зойчик, - ласково улыбнулся бывший возлюбленный.
Я села рядом и тоже улыбнулась. Чтоб не сбежал.
– Трайдар, я согласна на твоё предложение. Не просто согласна, я ему рада до глубины души. До того, как ты ко мне пришёл, я была в отчаянии, а теперь надежда появилась. Мама тяжело заболела, мне очень деньги нужны. Очень. Десять золотых.
Он напрягся. Явно не желал так сильно тратиться на любовницу и теперь прикидывал – а не выгоднее ли в бордель сходить. Да только из борделя-то донесут Инке, а она страсть как ревнива и Трайдара любит. Так любит, что даже уговорила папашу своего с семьёй Трайдара сгoвориться и в придаңое за ней три оровы и кабальда дать. А еще братья её помогли новой семье свой собственный дом отстроить, а не просто флигель сделать, как принято.
– Я обещаю, что никому не скажу о нас, даже если меня пытать будут! – пылко заговорила я, упирая на самое важное. – И в ближайший год делать буду всё, что ты просишь. И как ты просишь. Ни в чём не откажу. Хоть каждый день.
Ах, какое у него было лицо… Зацепили его мои слова, но утехи утехами, а десять золотых – это десять золотых.
– Что, прям всё делать будешь? Весь год? - протянул он, а в глазах уже плясали знакомые огоньки.
До постельных развлечений Трайдар всегда был охоч.
– Обещаю, – выдохнула я.
Он важно кивнул.
– Хорошо. Тогда иди ко мне, Зойчик.
– Деньги вперёд. Сам понимаешь, один раз своё обещание ты уже нарушил, не хочу второй раз в тот же просак попасть. Иди, принеси деньги, тогда и получишь всё, о чём мы условились.
Он слегка скривился. Но жил он поблизости, так что спорить не стал. Поднялся, пролез сквозь кусты и пошёл к дому своему. А я ждала, удивляясь своей выдержке. Вряд ли я бы на подобное решилась, если б не матушкина болезнь и отчаяние.
Трайдар вернулся, когда уже стемнело окончательно,только маленькая лампадка тускло светила, подвешенная на куст. Он протянул мне увесистый кошель, а потом приманил к себе.
— На, зелье-то выпей, – протянул он мне склянку, и я её приняла. – А то кабы не вышло чего.
– Да, конечно, – покорно кивнула я, убирая зелье в карман. – После выпью, а то привкус во рту будет противный.
– Это да…
Трайдар по–хозяйски облапал меня за грудь и довольно улыбнулся. Я покорно помогла ему стянуть расшитую женой рубашку, а затем оседлала сверху, как он любил. Медленно принялась развязывать свою рубаху. Потёрлась бёдрами о его вздыбленных пах. Улыбнулась томно. Опёрлась руками об его грудь и спросила:
– А как же Инка, Трайдар?
– Инка? С чего бы нам о ней сейчас говорить?
– Знать хочу, любишь ли ты её.
– Нет, конечно. И никогда не любил. Только тебя. Просто семья у неё зажиточная, вот батя меня и заставил жениться. А сама она – дура дебелая. Только и умеет, что ныть да блеять. И цепучая, как репей.
Я ещё раз вильнула бёдpами, поощряя его продолжать. И он продолжил. Вылил на жеңу такой ушат помоев, что мне аж тошно стало. Сидела, смотрела на его красивое, сытое лицо и чувствовала себя так, будто на покойника взобралась.
Α когда Трайдар умер для меня окoнчательно, я распрямилась и громко сказала:
– Думаю, достаточно.
– Что? Какое «достаточно»? Раздевайся давай,ты меня только распалила, - возмутился бывший.
– Она распалила, а мы поможем охолонуть, - раздался голос старшего брата Инки.
Мой несостоявшийся любовник побледнел так, будто смерть свою увидал. Хотя… Может, и увидел.
Я подхватила кошель, соскользнула с ошарашенного Трайдара и улыбнулась ему последний раз.
– Ты же обещала никому не говорить! Как ты могла меня обмануть?!
Я расхохоталась:
– Всесильные духи, Трайдар! Ты и впрямь такой дурак? Неужто считаешь, что если ты своё обещание нарушил, то я своё перед тобой держать стану? Рожа не треснет? А за деньги – спасибо, они мне нужны.
– Но я по-другому не мог поступить! – яростно зашипел он, оглядываясь в поисках выхода из ловушки.
Но куда там – сквозь кусты уже ломились братья Инки, огромные, как медведи, и злые, как шершни.
– И я по-другому не мoгла поступить. Ты уж прости… – с чувством припечатала я и отступила, чтобы сбежать, но меня перехватил Инкин старший брат.
Запястье с кошелём сдавила ėго ручища,и он сказал:
– А это, Зоя, не твоё. Не думала ж ты, что я тебе десяток золотых позволю унести? Мы этому паскуднику сейчас всё нутро отобьём, а лечить на что? Негоже сестрице в мужьях инвалида иметь. Так что ты денежки-то отдай… И иди. Иди, Зоя, а полюбовничка твоего мы научим жену уважать.
У меня внутри всё похолодело.
Дура. Как есть дура! Осталась лясы точить. Надо было деньги хвать – и стрекача в кусты. А я? Мстительница уездного разлива, вот как это дед Абогар бы назвал.
– Мне очень нужны деньги…
– Деньги, Зоя, всем нужны. Как и здоровье. Так что иди, пока цела… – он осклабился, глядя мне в лицо,и пришлось отступить.
Признать поражение.
Оцарапав щёку и руки, я продралась сквозь кусты и побрела в сторону города.
На душе было так паршиво, что хоть вой. А никто не виноват. Захотела поквитаться – вот и поквиталась. Нет, сама бы я Трайдару не стала мстить. Но когда он пришёл, старая обида закипела с новой силой. Мерзко стало и за себя, и почему-то за стервозину Инку. Может, оттого, что она-то меня не предавала. Просто любила этого подонка так же, как и я. Боролась за своё сомнительное счастье, как могла. Но разве не справедливо дать ей на пробу того, чем она так щедро накормила меня? Пусть ест.
Плохо одно – ни счастья, ни денег, ни даже покоя эта месть мне не принесла.
Я осталась ровнёхонько в той точке, в которой стояла этим утром.
И теперь выход был только один. Вот только душа к нему не лежала совершенно, от одной мысли, на что придётся пойти, выворачивало наизнанку. Это было дно, на котором я никогда не хотела оказаться. Принципы, которые никогда не хотела нарушать.
Но иногда принципы стоят так дорого, что мы просто не можем больше себе их позволить.
Я брела, глядя под ноги, и отчаянно пыталась придумать другой способ с неба молока надоить.
И не могла…