После долго и счастливо

Глава 17. Фрейя

Плейлист: Cage the Elephant — Whole Wide World — Unpeeled

Бурля адреналином, я плюхаюсь обратно на своё место, задыхающаяся и вспотевшая. Такое чувство, будто лампочка во мне снова горит, горячая и раскалённая, и я вздыхаю с облегчением.

— Это было невероятно, — говорит Уилла, подвигая ко мне свежую порцию коктейля.

Я беру из бокала цветок гибискуса, облизываю стебелёк, затем пристраиваю его за своим ухом.

— Спасибо. Это ощущалось невероятно.

— Ты всех размазала, сестрёнка.

Узнав голос своего младшего брата, я машинально отвечаю:

— Спасибо, Олли, — затем повторным взглядом окидываю долговязого блондина, стоящего рядом. — Олли?

Я резко поворачиваю голову, расширяя фокус внимания и подмечая две широкоплечие фигуры, прислоняющиеся к колонне возле нашего столика. Райдер. Рен.

Я оборачиваюсь за себя. Аксель. Вправо. Вигго. Он улыбается.

— Привет, сестричка.

— Привет, — осторожно отвечаю я, оглядывая их всех. — Вы что тут делаете, ребята?

Оливер наклоняется мимо меня и хватает кусочек копчёной свинины.

— Слышали, тут живое караоке.

— Вот и решили заскочить, — говорит Вигго.

Я смотрю на Рена. Он чист сердцем и ужасно не умеет врать. Но он сосредоточен на Фрэнки, язык которой проделывает такие штучки с коктейльной трубочкой, что даже я краснею.

Райдера прочесть невозможно. Акселя тоже. Проклятье.

— Где Эйден? — спрашиваю я.

Акс достаёт руку из кармана и показывает на караоке-группу.

— Вон там.

Я так резко поворачиваю голову вперёд, что что-то в моей шее щёлкает, а потом жжётся.

Твою. Ж. Мать.

Эйден забирает у Марка электрогитару, и отсветы факелов оставляют золотые проблески на его тёмных волосах, озаряя его крепкий силуэт. Рубашки с короткими рукавами ни на ком не смотрятся хорошо, кроме Эйдена, и этот вечер не является исключением. На нём синяя батистовая рубашка с небрежно подвёрнутыми рукавами, одна из моих любимых, потому что в ней его яркие, синие как океан глаза кажутся ещё более синими. Мягкая и поношенная ткань облегает мышцы его рук, пока он поднимает ремень гитары и закидывает на плечо.

Шорты хаки. Длинные загорелые ноги с тёмными волосками. Я помню, как они ощущались, задевая меня в постели прошлой ночью, помню тот импульс тоски, пронзивший меня, когда он повернулся и вздохнул во сне.

Когда его пальцы перебирают струны, я скрещиваю ноги от ноющего ощущения между ними.

Я пьяная. Дело наверняка в этом.

— Мне уже мерещится, — бормочу я.

— Почему ты так решила? — небрежно спрашивает Райдер. В какой-то момент моей беззвучной паники, пока я смотрела на Эйдена, Райдер оказался возле Уиллы на её стуле, и его палец принялся лениво играть с её кудрями.

— Потому что Эйден может читать лекции про прогрессивные бизнес-практики и микрозаймы перед 11-тысячной аудиторией, но когда я в последний раз попыталась вытащить его в караоке со мной, он чуть не вылез из собственной шкуры. Он стесняется петь перед другими людьми.

Хотя у него очень красивый голос. И когда он играет на гитаре, мне кажется, что я вижу ту часть его, что выходит на поверхность лишь тогда, когда мы делим музыку.

Вигго пристраивает задницу на спинку моего кресла и поправляет гибискус в моих волосах.

— Когда это было?

Я сглатываю, мой взгляд устремляется вперёд, где Эйден стоит спиной к нам и говорит с музыкантами.

— Несколько лет назад.

— Хм, — отзывается Вигго. — Давно. Может, он поборол тот страх.

— А может… — Оливер поднимает взгляд от моего поке, которое стащил себе, и съедает ещё кусочек. — Может, он до сих пор боится выступать и очень нервничает, но всё равно это делает.

— С чего бы вдруг?

Вигго склоняет голову набок.

— Вот и мне интересно.

Низкие ритмичные аккорды песни, которая мне точно известна, но я её пока не узнала, разносятся по воздуху. Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда голос Эйдена звучит через микрофон, и наши взгляды встречаются — два проводка под напряжением снова соединились и выгнулись дугой разряда. То примитивное ощущение, что я снова могу чувствовать Эйдена — его нервозность, его интенсивность, его любовь — обдаёт раскалённой и потрескивающей вспышкой, простреливая ту связь, что живёт под моей кожей.

У него красивый голос — насыщенный и низкий, немного хрипловатый. Когда мы встречались и только-только поженились, он много практиковался с гитарой, и мы часами пели. Когда у нас не было денег на посещение всяких заведений, когда у нас был только разваливающийся дом, нуждающийся в ремонте, два спасённых кота-потеряшки и всё время в мире, мы расправлялись со своими делами, а потом сидели на заднем дворе, заросшем полевыми цветами и лимонным деревом с ярко-жёлтыми фруктами.

Я делала так много лимонада, что у нас во рту образовались язвочки.

И Эйден пел эту песню.

Я узнаю её, когда вступает барабанщик, и моё сердце колотится так же сильно и быстро. Эйден удерживает мой взгляд, перебирая струны и играя по памяти. И когда он доходит до припева, поёт обещание, что ничто не помешает ему найти любимую женщину, я чувствую, как мир подо мной кренится.

Исчезает всё, кроме Эйдена. Мир становится мягким и теряет фокус, как размытое пятно ночного неба, тёплого ветра и света факелов. Каждый мой вдох горячий и резкий, окрашенный слезами. Такое чувство, будто боль от всего сломанного медленно срастается обратно. Это причиняет боль, как первый бережный, ужасно пугающий шаг к исцелению.

Эйден до сих пор смотрит на меня, и его губы изгибаются в мягкой улыбке.

Я улыбаюсь в ответ. И маленький бутон надежды расцветает в моей груди.

Песня завершилась, но она эхом отдается в моём теле, пока Эйден не отводит от меня глаз, даже снимая ремень гитары с плеча и передавая инструмент Марку. Стоя лицом к густому скоплению людей, которые подошли ближе к сцене, включая нескольких женщин, с интересом заглядывающихся на него, Эйден отводит глаза ровно настолько, чтобы обойти их. Я надеюсь, что они видят толстый ободок обручального кольца на его пальце. Я надеюсь, что они знают — он мой.

Мой. Интенсивность моей реакции нервирует меня, и сердце ухает в пятки от воспоминания: продавец-консультант, игнорирующая меня и бессовестно флиртующая с ним. Пока он выбирал обручальные кольца. Ну потому что все флиртуют с Эйденом. Мне приходится нести этот крест, раз я вышла замуж за обаятельного и красивого мужчину.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

Она похлопала ресницами и опёрлась на витрину с ювелирными украшениями. Но Эйден смотрел на кольца за стеклом. Он ни разу не поднял взгляд, держал меня за руку и большим пальцем выписывал медленные круги на моей ладони. Привычка, которая успокаивала и его, и меня.

— Мне нужно что-то, — сказал он, — что кричит «несвободен».

Он выбрал широкий и ровный ободок кольца. Кольца, которое я теперь нахожу взглядом — полированное белое золото, ярко контрастирующее с его загорелой натруженной кожей, сверкающее в тёплом освещении, пока Эйден проводит пальцами по волосам и отводит вспотевшие пряди со лба. Я отсюда вижу, что его руки дрожат.

Он нервничал, пока пел перед всеми этими людьми. Но всё равно сделал это. Ради меня.

— Вы на него надавили, — говорю я Вигго, хотя мои глаза не отрываются от Эйдена.

Краем глаза я вижу, как Вигго вскидывает руки.

— Он сам пошёл туда…

— Но вы сказали ему сделать это. Вы все ему сказали, я не сомневаюсь, — меня переполняет желание защитить. Я хочу схватить своих братьев и настучать по их твёрдолобым башкам, пока они не послушаются и не перестанут наконец-то лезть в мои дела. — Ему необязательно так мучить себя, чтобы показать мне, что я для него значу.

Вигго скрещивает руки на груди и смотрит сердито.

— Никто его ни к чему не принуждал.

Я ему не отвечаю. Я наблюдаю за Эйденом, который удерживает мой взгляд, пробираясь ко мне, рассекая толпу, которая затихает, когда Марк берёт укулеле и начинает играть мелодию в стиле регги. Моё сердце грохочет в ритме ударных, когда Эйден подходит ближе, словно большой кот, крадущийся сквозь джунгли. И когда до него остаётся лишь несколько метров, я встаю с кресла и делаю инстинктивный шаг назад, приготовившись к тому, что он на меня накинется.

Вот только он делает это нежно, сдержанно. Волна, нараставшая до устрашающих высот, неожиданно переходит в мягкий и убаюкивающий спад.

— Фрейя, — тихо говорит он. Шершавые, нетвёрдые ладони обхватывают моё лицо, его тело вскользь задевает моё. Тёплый и нежный, мягчайший поцелуй дотрагивается до моих губ, содержа в себе отголосок мятных листьев и рома. Поцелуй благоговейный. Осторожный. Как и наш первый поцелуй, который я до сих пор помню, потому что Эйден поцеловал меня так, будто не мог поверить, что это происходит.

Слёзы наворачиваются на мои глаза, и я кладу ладони поверх его рук, затем провожу по предплечьям. Эйден заставляет нас медленно попятиться в тень. Тёмные глянцевые листья легонько задевают мою кожу, когда он прижимает меня к колонне, спрятанной от чужих глаз и факелов тики. В свете луны прохладнее, и я дрожу.

— Зачем ты это сделал? — шепчу я. — Ты ненавидишь петь на публике.

Его ладони проходятся по моей шее, большой палец медленно проводит по моему горлу. Во мне вспыхивает дождь искр.

— Это называется грандиозные жесты. И пресмыкание.

У меня вырывается удивлённый смешок.

— Что?

— Музыка говорит с тобой, Фрейя. Она заставляет тебя чувствовать. И раньше мы делили это, чувствовали эту связь. Я хотел… я хотел показать тебе, что ты значишь для меня. Я хотел, чтобы ты снова это почувствовала.

— Так и было, — шепчу я. — Я это почувствовала.

Эйден крадёт ещё один мягкий поцелуй, затем отстраняется, и его выражение серьёзнеет.

— Вчера ты сказала мне то, что непросто было услышать. Но… мне нужно было это услышать. Что мои действия слишком долго не показывали тебе, что я тебя желаю. Мне ненавистно понимать, что я не показывал тебе, как много ты для меня значишь, Фрейя. Я пытался, но осознал, что делал это в своей манере, а не в твоей. Вся моя работа делалась ради нас, но ценой этому стало то, что позволяло тебе чувствовать себя любимой. Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять. Я хочу исправить это, стать лучше.

Перед моими глазами всё расплывается от горячих слёз.

— И что потом, Эйден?

Его лицо напрягается от непонимания.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты заманишь меня в своей… манере, как ты умеешь, и я поведусь, а потом я буду хотеть этого от тебя, Эйден. И конечно, это возможно здесь, пока мы в раю, а потом, когда мы вернёмся домой, и будет звонить телефон, и на почту будут сыпаться письма, и ты будешь не менее занят и…

— Всё будет иначе, — шепчет он. — Я обещаю. Сегодня вечером я поговорю с Дэном. Как только мы вернёмся в дом. Я придумаю, как снять с себя часть обязанностей. И да, поначалу это будет вызывать у меня стресс, и нет, результат не будет достигнут за одну ночь. Я уверен, что опять как-нибудь налажаю, но теперь я понимаю, Фрейя. Я решительно настроен это изменить.

На мои глаза наворачиваются слёзы. Боже. Это все те слова, которые я хотела услышать. Всё, что я надеялась услышать. Но как я могу знать? Как я могу верить, что он больше не причинит мне боли?

Я всматриваюсь в его глаза и сдерживаю слёзы. Мой живот скручивает узлами. Мне так страшно, я стою на краю обрыва. Потому что в этом и суть — свободный прыжок веры. Веры в то, что ты не ошиблась, что верёвка, на которую ты полагаешься, тебя подхватит, и стремительное падение приведёт не к гибели, а к приливу облегчения, к крепкой способности быть храброй и бесстрашной.

Мне нужно посмотреть сквозь прошлые поступки Эйдена и верить тому, что он обещает сделать. Мне надо выбрать его, рискнуть — не из-за того, что диктует недавнее прошлое, а из-за того, кем я считаю Эйдена в его душе, в его лучшей версии себя.

Я смотрю на него, пока лунный свет обрисовывает грани его лица, пока его глаза светятся немыслимой звёздной синевой. И моё сердце гулко ударяется о рёбра.

Эйден всматривается в мои глаза и слишком хорошо читает меня.

— Пожалуйста, Фрейя.

Я не могу объяснить, почему делаю это, что придаёт мне храбрости ступить в эти воды, что однажды уже потопили меня. Вот только я смотрю в его глаза и вижу там проблеск мужчины, за которого вышла замуж, а также обещание выросшего и изменившегося мужчины, которого я лишь начинаю понимать. Наши брачные обеты эхом отдаются во мне, и я крепко цепляюсь за них для храбрости.

Я обещаю надеяться на всё, верить во всё…

— Да, — шепчу я.

Эйден резко выдыхает, аккуратно обвивая меня руками. Его губы такие мягкие, каждое его слово подчёркивается ласковыми поцелуями.

— Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо.