Проснулась как новенькая. После вчерашнего кошмара, когда казалось, что мир рушится, полноценный сон сотворил чудо. Молодёжь за стенкой то ли вели себя тише, то ли тоже устали, и решили выспаться. Во всяком случае, я ни разу не проснулась до утра. Значит, в ночь на дежурстве, я должна была чувствовать себя адекватно.
Но по мере пробуждения в голову полезли детали разговора с отчимом, и я догадалась, почему на душе так тяжело.
Из ванной услышала, как надрывался мой телефон. Накинув халат на мокрое тело, побежала в свою комнату. По пути запнулась за неразобранный пока чемодан и больно налетела на угол комода.
“Ай!" – взвыла, беря трубку.
Это была Олеся.
– Ты чего так дышишь? – напряглась она.
– Споткнулась о чемодан и ударилась, – потёрла я ушибленное бедро.
– Тебе что, отпуск дали? – воскликнула подруга.
– Угу. Догнали и ещё поддали, – проворчала я. – Просто разобрать не успела.
– А, поняла... – помолчала. – Клёпа, ты сейчас дома? – спросила после паузы. .
– Да. А что? – напряглась я, оглядывая кавардак в комнате.
Я собиралась сходить в маркет за продуктами, позавтракать и заняться уборкой.
– Я сейчас буду! – твёрдо заявила подруга, внезапным ураганом разрушая мои планы.
Через полчаса мы сидели с ней на кухне и пили чай. Благо Олеся догадалась принести с собой малиновый штрудель.
– Вера, Влад в шоке! – вещала она возбуждённо, уминая второй немалый кусок пирога. – Он мне сказал, что с этой Моникой у них чисто деловое. Какая-то там коллаборация. Он помог ей с пиаром, она ему. У неё связи в департаменте. Короче, его оформят на оставшийся срок основным тренером. А это, минуточку, – Олеся подняла перепачканный фруктовым желе указательный палец вверх и затем облизала, – гонорар в два раза выше и перспектива на будущее.
– Ты что, взяла на себя роль парламентёра? – усмехнулась я, задетая её тоном. – Я думала, ты пришла поддержать меня, а ты! – почему-то стало обидно. Будто от меня отвернулись все близкие мне люди. Даже верная Олеська.
– Так, я и поддерживаю! – возмутилась она – Ты сейчас накрученная. Не можешь адекватно мыслить. А я – взгляд со стороны.
– Пойди ты, Олесь, знаешь куда?! – фыркнула я. – У меня что, глаз нет? Он же на эту Монику на фото смотрел так, что я недаром так разозлилась…
– Нет, он что, должен был стоять с каменным лицом? В чём тогда прикол таких фоток? – возмутилась Олеся. – Вер, – подруга отставила бокал с недопитым чаем, и я напряглась. Она называла меня по имени, только когда обижалась или злилась… – Влад реально убит твоими подозрениями.
Я молчала, помешивая ложечкой чай.
– Конечно, он сейчас скажет что угодно, – сглотнула я ком в горле. – Я бы, может, постаралась понять, если бы он меня предупредил об этом. А так… Сама бы ты, как?! – вопросительно посмотрела на подругу. – Вот прикинь, твой Радик тебе: “Лесенька, люблю, все дела…”, а потом, хоп – фотки его откровенные с кем-то. Ты бы была так понятлива, как сейчас?
– Нет, ну… – растерялась она, не донеся ложку со штруделем до рта. – Сравнила, тоже… Твой деньги вам на свадьбу зарабатывает, а мой вечно в поиске работы… у компа, как приклеенный. Его бы я за подобные фотки сразу прибила бы.
– Вот видишь…
– Вер, ну ты чего? Мужик там копейку к копейке откладывает, на свадьбу копит. Он же тебе кольцо уже присмотрел! Фотку мне показывал. Вот, я скинула тебе в телеграмм. Посмотри! Это же бриллиант! Советовался… А ты тут накрутила себя, не разобравшись, – проговорила подруга укоризненно.
– Лесь, я не знаю, – вздохнула я, качая головой, – что и думать. Как вспомню эти её сюси-пуси под его фотками, так и хочется прибить кого-то.
– Ну, ты же знаешь Влада. Он же со всеми улыбчивый. Выслушай его хотя бы! Не руби сплеча. Человек же имеет право объясниться…
Противоречивые чувства раздирали на части. С одной стороны, мне хотелось, чтобы всё это оказалось неправдой. Я скучала по Владу. И если бы он доказал мне свою любовь, мир вновь ожил бы для меня в многообразии красок. С другой, тяжесть на душе была невыдуманной. Это, как кошмарный сон. Когда проснулся и понимаешь, что всё, что там происходило – неправда. Но ничего не можешь поделать с чувствами. Ведь переживания оставались реальными. И обида у меня тоже была настоящей.
Я откинулась на спинку стула и, закатив глаза, начала мерно стучать затылком по стене, не зная, что ответить замершей в ожидании ответа Леське.
И в этот момент раздалась трель домофона. Сердце неприятно кольнуло. В голове промелькнуло: мама.
Интуиция не подвела. Это была она.
И первое, что пронеслось в голове, когда та вошла: “Что-то случилось?"
Мама никогда не приезжала без предупреждения. Всегда звонила заранее.
Но сегодня она выглядела чрезвычайно взволнованной, хотя и элегантной, как всегда.
Приветливая улыбка. Объятия, воздушный поцелуй в щёку. И её взгляд… Укоризненный?
Видимо, отчим рассказал ей о нашем вчерашнем разговоре, и мама решила выступить парламентёром.
“Ну, ну”, – стиснув зубы, я напомнила себе, что не должна вестись на её уговоры. Что имела право на своё мнение, отличное от их.
– Олесь, ты посиди у меня в комнате пока. Ладно? – попросила я подругу. – Сейчас я с мамой переговорю и позову тебя.
– Не парься, – с готовностью поднялась та. – У меня есть чем заняться. Там по работе до хрена переписки не прочитанной.
– А что, Светочки нет дома? – мама, обменявшись с Олесей в прихожей приветствиями, вошла в кухню и уселась на своё любимое место возле холодильника.
– Спит принцесса, – поджала губы я.
– Верочка, что у вас вчера произошло? Валерий Романович приехал домой никакой. Таким расстроенным я его давно не видела. С трудом добилась, что был у вас… Вера, ты хоть понимаешь, что творишь? У него же тахикардия страшенная. Ему вообще нельзя волноваться! Вдруг его не станет?! Ты, хоть, понимаешь, что век себе потом этого не простишь?!
– Мама, как его не станет, мы не увидим, – огрызнулась я, включая чайник. – А вот тебе с твоим давлением, расстраиваться нельзя.
– А как мне не переживать, Вера?! Вы же со Светочкой мне обе дороги…
“Угу. Только у Светы и ты, и отец, и бабушка, а у меня, если посмотреть на отношения без прикрас – никого!” – вздохнула я, а вслух сказала:
– Мама, эту квартиру бабушка мне оставила. Мне! Понимаешь?!
– А Света? – мама хлопала короткими, подкрашенными тушью ресницами. Разве она не сестра тебе? И бабушка… Она просто недолюбливала никогда Валерия Романтвича. И Свету, с ним заодно. Вечно ворчала, что та вся в его мать. Но мы-то можем без предубеждений относиться друг к другу…
“Без предубеждений. Угу”.
От несправедливости у меня начало дёргаться веко. Видимо, всё же стресс не прошёл бесследно.
Я вздохнула. Напряжение нарастало.
– Мам, ну Света привела Матвея сюда. Не спросив. Замок поменяли… Вечеринки тут устраивает… Разве это нормально?! Всё же я хозяйка в этой квартире… Не я, а она должна искать компромисс. А она Валерию Романовичу на меня всякого наговорила.
– Вера, ты должна поддерживать сестру! Она же молодая ещё. Безголовая. А ты… Ты что, не можешь потерпеть ради семьи? Валерий Романович навёл справки на её Матвея. Нормальный молодой человек. Родители небогаты, зато интеллигентные люди. И Светочка же влюблена в него. Разве можно лезть сейчас в их отношения? Потом что-то не сложится, она же нас и будет винить, что не поддержали.
– А я, что до этого делала? Я три года её поддерживала. А в ответ – ни грамма совести. Хамство и неуважение, – скрестила на груди руки я, непроизвольно отстраняясь.
– Верочка, я не узнаю́ тебя, дочь! – тонкие брови мамы устремились вверх. – Света же не стала вдруг другой. Так что тебя именно сейчас задело? Зачем ты развела этот скандал?! – голос мамы дрожал от обиды.
– Мама, какой скандал? Я лишь высказала свои требования. Я имею право возвращаться в свою квартиру, когда захочу, и открывать дверь своим ключом! И не заставать в своей комнате чёрт знает что! – рассказывать маме в подробностях то, что я здесь увидела, посчитала краем.
– Верочка, доча, я понимаю тебя. И за тебя же переживаю, – вздохнула она. – Ты же знаешь, Валерий Романович, если что сказал – его не свернёшь. Ты хоть понимаешь, что из-за своего упрямства ты теперь запросто можешь вообще без квартиры остаться? Помирись ты с ним. Живите здесь пока втроём. Да и, ты же знаешь, – мама перешла на шёпот, – Света упрямая. Но если поймёт, что ей разрешили жить здесь с Матвеем, она, скорее всего, его потом сама прогонит.
– Нет. Не могу, – вздёрнула я подбородок, продолжая подпирать мойку.
– Почему?
– Потому что… У меня в сентябре свадьба, – вылетело вдруг само, но я не стала оправдываться. – До конца августа Света пусть живёт здесь. Одна. Без Матвея. А первого сентября я поменяю замки, и если здесь останутся её вещи, пусть пеняет на себя. Так и передай своему мужу! – я говорила это, глядя в окно. Иначе давно бы запнулась.
Наступила тишина. Я осторожно скосила на маму взгляд. Та смотрела на меня с ужасом.
– Как ты так можешь?! Он же вырастил тебя! Был тебе, как отец! А ты что?! Выросла, значит, и решила наплевать на всех?! Так же нельзя! – её подбородок мелко затрясся, а на глаза навернулись слёзы.
Хотелось броситься к ней, обнять, попросить прощения. Лишь бы не чувствовать себя чудовищем.
Но мои ноги словно приросли к полу. Вспомнила, как не раз повторялось нечто подобное. И я не выдерживала. Плевала на себя, лишь бы мама не смотрела на меня так. Лишь бы она меня любила. Мне так хотелось, чтобы она была со мной так же ласкова, как со своей младшенькой, Светой.
Я видела, что мама очень расстроена.
Но мне так надоело прогибаться… Так надоело быть удобной для всех…
– Ключевое слово: "был КАК отец", мама, – не удержалась, поправила я. – А на самом деле, он отец для Светы. А мне – отчим.
Мама ничего не ответила мне, потому что в кухне с беспечной улыбкой на засыпанном лице появилась Светка.
– Мамуль, привет! – наклонилась обнять. – Я всё проспала? Давно пришла?
– Нет. Недавно.
– Что-то случилось? – в её глазах затаилась тревога.
– Да, вот, – поджала губы мама. – Вера выдвинула ультиматум, что ты до конца августа живёшь здесь. Но одна.
– А потом?
– А потом Вера намерена выйти замуж и жить здесь с мужем.
– С каким мужем? – у Светки непроизвольно вытянулось лицо.