Последний выстрел

4

Хорошо, что пока Лука Барбарани дрых в постели, отравляя воздух алкогольными парами, Макс успела разработать план побега. Нужно было лишь выполнить всего два простых действия: убедиться, что балконная дверь спальни не заперта, а огромная шпалера на стене особняка, которую она видела из лимузина, доходит до спальни Луки.

Фиксер, очевидно, полагал, что шок пронзит ее, как палочка для жарки пронзает кубик маршмеллоу, но она бросилась к балконной двери и перемахнула через перила, прежде чем он успел докричать свой боевой клич.

Дрожащими руками Макс попыталась ухватиться за решетку. Теперь ей предстояло отказаться от надежных балконных перил в пользу хлипких деревянных планок шпалеры и темно-зеленых (скорее всего, ядовитых) лиан.

– Стоять!

У Макс свело живот, когда над балконом появилось вытесанное из камня разъяренное лицо. Вместо карих глаз фиксера на нее смотрело дуло револьвера.

Она попыталась продвинуться дальше, но колючая лиана ухватила ее за лодыжку.

Вот же гадость. Неужели выстрелит?

Он взвел курок.

Правая рука по привычке потянулась к поясу, туда, где раньше была ее собственная кобура. Движение не ускользнуло от его внимания, и ей это не понравилось. Он опустил револьвер, но что-то подсказало ей – ничего хорошего ждать не стоит.

– Что, напугать думал! – крикнула она, вырывая ногу из цепких объятий лианы и сползая на нижний этаж.

Шпалера задрожала, и Макс стало не по себе, когда к ее плану подключился второй исполнитель. Изначально план строился в расчете на то, что решетка выдержит одну женщину среднего роста, но никак не одну женщину среднего роста плюс огромного, коротко стриженного Тора с револьвером вместо молота.

Черт. Она сделала то, чего ни в коем случае нельзя делать в подобных ситуациях: посмотрела вниз. До безупречно ухоженной садовой клумбы было не так уж и далеко – шею не свернешь, а вот сломать лодыжку вполне можно.

Пальцы горели, руки тряслись от напряжения… Еще метр, и можно будет прыгать…

Шпалера застонала. Что-то хрустнуло, потом затрещало и…

Розовый кирпич резанул по коже. Скрученные лианы… сломанные деревяшки… ребра о землю и воздух из легких вон.

Макс не знала, сколько пролежала так – скорее всего, мертвой. Вот только при этом она еще и кое-что сознавала, а мертвые, как известно, на это не способны. А сознавала она, что в раздавленных кустах франжипани рядом с ней есть что-то еще.

И оно шевелится!

– Какого черта!

Они заворочались, пытаясь распутать узел, в который завязались руки и ноги, но в результате всех телодвижений она оказалась сверху. Ее волосы упали ему на лицо, а он схватил ее за плечи, удерживая над собой, чтобы – не дай бог! – она не упала грудью ему на грудь. Он был весь мускулы, револьвер, щетина и…

Сотрясение мозга? Два волка внутри нее, обессиленные, но еще живые, выращенные в академии, сражались за доминирование. Беги против Атакуй.

На ее стороне был элемент неожиданности. На его – сила.

Она рванулась от него, но он не отпустил. Они столкнулись, откатились к кусту франжипани, забарахтались – локти… грудь… подбородок.

– У-у-уф…

– О-о-о… – Нос.

Ноги здесь, руки там… грязь в носу… волосы во рту.

Револьвер уткнулся ей в бедро твердыми гранями. Монстр пытался оторваться от нее.

– Руки, чтобы я их видел! – Последние слова прозвучали гнусаво – она схватила его за нос.

Вот так-то. Она выплюнула волосы изо рта и посмотрела на него. Оценка угрозы стала ее второй натурой; один просчет мог стоить жизни.

Рассмотреть его при дневном свете не удалось. Что ж…

Высокий… Какое там, здоровенный.

Под серой футболкой широченные плечи. Бежевые чиносы. Кожаные ботинки. Та же одежда, что и вчера?

Щетина. Нет, борода. Нет, все-таки щетина.

Оружие. Его она не видела, но почувствовала, когда они столкнулись.

Жизнь или смерть?

Карие сверкающие глаза. Полные, плотно сжатые губы.

Смерть.

Кончики пальцев коснулись ножа в кармане…

– Нет!

Упираясь в бицепс, он попытался повалить ее вперед, очевидно, исходя из предположения, что она понятия не имеет о хаммерлоке. Думал, что первый удар локтем в нос был последним.

В локте пульсировала боль.

– Не прикасайся ко мне, мать твою!

Сердце билось в груди, словно чувствовало себя в тюрьме. Словно она сама вернулась на кухню Джеки – грохот посудомоечной машины, нож, запах – сладковатый, с металлической нотой, и…

Он смотрел на нее, как на косулю, которую сбил автомобилем, в попытке понять, стоит ли ударить ее камнем по голове или оставить на дороге и дать ей истечь кровью.

– Грей! – раздался голос с балкона. Сверху на них смотрело пепельно-серое лицо Луки, стоящего с битой для крикета. – Ты в порядке? Мне позвонить…

– Все под контролем! – крикнул Грей, не сводя глаз с Макс, словно предлагая ей не согласиться с ним. – Возвращайся в постель, Лука!

– Возвращайся в… ты с ума сошел?

– Оставайся наверху и запри дверь!

Лука замысловато выругался, но дверь захлопнул, так что грохот рикошетом разнесся в утреннем воздухе.

– Что ты с ним сделала? – Грей отпустил нос, но Макс едва не замурлыкала от удовольствия, заметив, как повлажнели его глаза.

– Уж ты-то в этом возрасте должен бы знать, что такое эрекция и какое…

– Хватит, – прошипел он, прижимая ее к стене. Нет, он не прикасался к ней, но ее кожа гудела, как провода под напряжением. Она оказалась между его руками и понимала, что при малейшей попытке вырваться он просто-напросто пригвоздит ее к разбитой решетке.

Он скользнул по ней обжигающим взглядом, и она вдруг поняла, что на ней нет ничего, кроме кружевного черного бюстгальтера и в пару к нему трусиков-стрингов.

Ощущение было странное. С одной стороны, она была рада, что на ней ее самое красивое нижнее белье, а не белье для беременных, которое она случайно купила однажды и теперь носила почти постоянно. Когда полгода назад Макс вошла в «Семпердом», новый комплект из черного кружева – она знала, что носить его в тюрьме не разрешат, – добавил ей чуточку смелости.

С другой стороны… Боже мой! Как же так!

Оба тяжело дышали. Он давил на нее – пусть и не буквально – громадным весом и волнами жара. Боже, если бы только на ней была одежда…

– Ты пыталась убить его. – Он смотрел ей в глаза.

– Не смеши меня.

– Я нашел это в твоей одежде. – Он достал из кармана ее перочинный нож. Чиносы были те же, что и накануне вечером, и она вспомнила пятно на левом кармане, оставленное либо вином, либо… кровью.

Черт возьми, он действительно всю ночь провел за дверью.

– Отдай! – Она бросилась за ножом, но он отдернул руку, и ее пальцы наткнулись на обвивавшие предплечья канаты мышц. – Это моя собственность!

– В данный момент ты незаконно находишься во владениях семьи Барбарани.

Она бросилась на новый штурм, и снова ее кулаки столкнулись со стеной мышц. Если считать накачанным Луку, то для этого громилы требовалось придумать какое-то новое определение.

– Как это незаконно, если ты… Сам. Привез. Меня. Сюда.

На каждом слове она бросалась на приступ, но он даже не шелохнулся.

Хватит.

Пора вспомнить, кто она.

Макс сымитировала еще одну попытку и, когда он в очередной раз оставил ее ни с чем, ударила ногой. Не бей в колено. Бей над коленом. Ударом металлической дубинкой противника можно покалечить. Удар босой ногой вызовет лишь легкий шок. Но и этого будет достаточно.

Он качнулся вперед и, чтобы не упасть, уперся руками в стену. Карие глаза полыхнули злостью и удивлением. Но уже в следующее мгновение он вспомнил, как ее рука метнулась к бедру. К оружию, которого там больше не было.

– Кто ты?

– Я – Макс. – У нее закололо в боку. Нужно бы вдохнуть поглубже, но тогда ее грудь упрется в его грудь. Придется задерживать дыхание, пока она не потеряет сознание.

– Попробуй отвечать полными предложениями. Я вызову копов…

– Слишком поздно. – Она заставила себя улыбнуться, хотя он, похоже, понятия не имел, что такое улыбка, – его линия рта не отклонялась от горизонтальной прямой. – Я и есть копы.

Она бросила гранату и надеялась на соответствующий эффект.

Он пробежал глазами по ее рукам. По татуировкам. Отметил маленький шрам на подбородке, царапины на шее. Лифчик…

Нет, назад, вверх.

Вывод: так, чтоб ей провалиться, и есть.

– Не вижу жетона.

– Не ношу с собой.

– Конечно. Все копы, которых я знаю, с жетоном даже спать ложатся.

Макс держала свой рядом с телефонной зарядкой на тумбочке. Самодовольный ублюдок.

– Номер моего жетона 76542. Можешь проверить.

– И что это будет – почтовый индекс Антарктиды?

Черт. О чем она думала? Не хватало только, чтобы этот олух и в самом деле проверил номер.

– Выдавать себя за полицейского – серьезное преступление. За это в Западной Австралии дают пять лет.

– Два года. – Она откинула волосы на плечо. Факты. Закон. Ее зона комфорта. Здесь она чувствовала себя как рыба в воде. – Или двенадцать месяцев без суда и штраф двенадцать тысяч долларов.

– Пойдем со мной.

Конечно. Глупо было полагать, что она сможет его переубедить. Медведя не переубеждают, от него убегают. Или перерезают ему горло.

Он взял ее за предплечье, и она на мгновение поддалась панике. Но уже в следующее мгновение вывернулась из захвата двумя безупречными движениями. Видел бы ее инструктор в Академии, покраснел бы от гордости.

– Не… тронь… меня!

Что-то промелькнуло в его глазах. Какая-то догадка.

– Ты, похоже, думаешь, что все здесь контролируешь! – Его дыхание обжигало кожу, но все-таки он ее отпустил. – Ты пронесла оружие в комнату Луки…

– Если бы я хотела убить Луку, могла бы сто раз перерезать ему горло, пока он храпел. Ты когда-нибудь спал с ним в одной комнате? Так вот что я тебе скажу, людей убивали и за меньшее.

– Точно. – Он сложил руки и насмешливо кивнул головой. – И ты знаешь это, потому что ты коп.

– Правильно.

– Коп без значка, бегаешь в нижнем белье с перочинным ножиком и орешь «кто-то умрет!», а потом бросаешься на безоружного человека.

– Я не пытаюсь убить Луку! – крикнула она. – Я пытаюсь спасти ему жизнь! Вытащи голову из задницы и послушай.

Он скрипнул зубами, но не остановил ее.

Она перевела дух.

– На завтрашнем гала-шоу произойдет убийство, и я должна его предотвратить.

Он повернул запястье – единственным изъяном на мускулистой руке были несколько царапин, полученных при падении, – и поморщился, взглянув на часы.

– Мы что, по-разному понимаем слово «убийство»? – спросила она, представив, как срывает часы с запястья и давит их ногой.

– Не думаю, что главная проблема здесь – языковой барьер.

В его пристальном взгляде было что-то такое. Непонятная форма в темной воде. Что-то, что она могла бы ухватить и вытащить на поверхность. Усилием воли она заставляла себя не раскисать, хотя сердце металось, как слепая крыса, не понимающая, что попала в ловушку. От него веяло чем-то напоминающим потрескивающий огонь в камине, чем-то землистым и сладковатым… или, может, так пах куст франжипани. Она опасалась вдыхать этот запах, как будто частички его могут обосноваться в ее легких и она уже не сможет от них избавиться.

– Отведи меня к Джованни Барбарани.

Черты его лица как будто заострились. Время игр закончилось.

– Почему ты не в форме, Макселла Конрад?

Черт побери. Он вспомнил ее полное имя.

– Почему ты здесь как гражданское лицо? – продолжал он.

Он знает. Знает, чтоб ему…

– Неважно, что на мне надето. Ты задал бы такой же вопрос мужчине?

– Да, если бы он заявился на эту территорию без штанов и рубашки. И не важно…

– Важно то, что знаю я. А я знаю, что Кейн Скиннер – человек Маттео Ла Маркаса – хвастался перед своей женщиной, что загребет кучу денег за то, что уберет кого-то из Барбарани.

Вот дерьмо. Она не планировала выкладывать свой козырь так рано. Но кто же мог подумать, что фиксер Барбарани окажется…

Вот таким.

Она почти видела, как фрагменты пазла опадают в его голове, словно осенние листья.

Девушка Кейна Скиннера была в тюрьме.

– Я все утро была в тюрьме.

Ну вот, у него почти сложилось.

– Как ее зовут? Его подружку?

– Либби Джонстон.

Губы сжались. Думает, что поймал ее на этом.

Если это ложь, то какая-то странная – ее слишком легко проверить. Она почти слышала два голоса в его голове. Рискнуть, предположив, что перед ним наркоманка, забравшаяся в поместье Барбарани, чтобы подлизаться к кому-то? Или сделать то, к чему, наверное, его обязывало положение фиксера, главная забота которого – минимизировать ущерб?

– Я поняла, – сказала она и, прежде чем он успел ее остановить, подтянула край его рубашки, скрывавшей черную кобуру внизу живота. Что ей не понравилось, так это то, что у нее самой побежали мурашки по коже. Сколько времени уходило на создание этой мраморной статуи, и не происходило ли это в ущерб его священному долгу ангела-хранителя Барбарани?

– Ты их хитмэн – ты должен устранить угрозу, – прошептала она, с удовлетворением отмечая, как вздрагивает его пресс от ее прикосновений. – Позволь мне помочь. Отведи меня к Джованни.

Он оттолкнул ее руку.

– Я не хитмэн[7]. Моя работа – держать таких, как ты, подальше от таких, как Барбарани.

– Как можно нанять хитмэна, чтобы убрать хитмэна? Разве это не то же самое, что гуглить про «Гугл» в «Гугле»? Барбарани избавятся от тебя, когда узнают, что ты проигнорировал угрозу их жизни только потому, что я не подхожу под твое буржуазное представление о надежном источнике?

– Предупреждаю…

– Ну как, мистер фиксер, призна́ете вину? Заразите себя сибирской язвой? Или как человек, склонный к романтике, проделаете в своей голове пулевое отверстие, идентичное тому, что будет у Джованни?

– Хватит!

Наконец-то. Она нашла его слабое место. Теперь нужно только сильнее надавить.

Но он опередил.

– Говоришь, ты – коп? Хорошо. Попрошу сержанта в городе проверить номер твоего значка. Может, он так расщедрится, что разрешит тебе сделать заявление. А поместить можно на той же стене, где дети рисуют мелками.

Черт. Черт! Привлекать к этому делу других копов она не могла. Слишком рано.

– Валанга.

Последняя сдача. Каре. Только бы у него не было флеш-рояля.

Он нахмурился.

– Что ты сказала?

– Валанга – кодовое имя Скиннера. Известно только Ла Маркас.

Он резко выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– И да, – добавила Макс, – полагаю, хитмэн Барбарани тоже его знает.

В этот момент, когда казалось, что у него вот-вот отвиснет челюсть, что-то пикнуло, как будто сбился кардиомонитор. Не сводя с нее глаз, Грей достал из кармана телефон.

– Твое настоящее имя – Макселла Конрад? – Он бросил взгляд на экран, но выражение его лица не изменилось.

Хм. Ожидания не оправдались. Крикетная бита Луки была бы эффективнее.

– Я не лгунья. И… просто Макс.

– Ну что ж, Макс, которая не лгунья, если ты действительно экстрасенс и можешь предсказать убийство до того, как оно случится… – Он повернул ее лицом от себя, положил свою лапищу ей на талию и повел по выложенной белым камнем дорожке мимо оголившихся на зиму розовых кустов. Примерно так же, заботливо придерживая, медсестра после приема пищи ведет пациента-психопата в палату с мягкой обивкой. Но в данный момент ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться. – Посмотрим, сможешь ли ты предсказать, что я собираюсь сделать.

Его дыхание коснулось ее шеи, а прозвучавшая угроза обожгла кожу.

– Совершить большую-большую ошибку?

– Сюда. – Он открыл дверь нежно-голубого цвета, совершенно не вязавшегося со всей этой ситуацией и действующим в ней персонажем. Двери надлежало быть полуночно-черной, с гневными красными брызгами, отгоняющими посторонних. Или серой.

Он жестом предложил ей войти первой – не из рыцарских побуждений, а чтобы она не ударила его сзади.

Ее шаги на каменном полу отдавались гулким эхом. Фиксер постучал пальцем по панели телефона.

– Я включаю сигнализацию, и она сработает, даже если ты всего лишь громко пукнешь.

– Что ты…

– Оставайся здесь. И, черт возьми, накинь на себя что-нибудь.

Дверь захлопнулась у нее перед носом.