Часами я болтаюсь возле Дениэла, держа его за руку. Он спит из-за тяжелых наркотиков и не знает, что я рядом с ним. Но я всё равно держу его за руку. Ему сделали переливание крови и зашили раны, он стал нормального цвета, и они уверяют, что с ним всё будет в порядке. Но я не поверю им, пока он не проснется, не улыбнется и не назовет меня бойцом. Вот, тогда я поверю, что он в порядке.
Тогда я скажу ему, что его сестра снова пропала.
Василий исчез. Мендоза послал людей охотиться за ним, но Наоми и Василий бесследно исчезли. Мендоза думает, что Дениэл знает, где Василий спрятал Наоми. Я тоже надеюсь на это, и переживаю, он будет в ярости, что я недостаточно сделала, чтобы остановить Василия от похищения. И поэтому я беспокоюсь, что Дениэл будет ненавидеть меня за то, что я ещё здесь, а Наоми нет.
В основном, я сижу и беспокоюсь.
Один из врачей фавелы, раскачиваясь, проверяет Дениэла. У Дениэла появился новый синяк на лице, когда Мендоза схватил его за лицо, чтобы тот перестал кричать. Доктор улыбается мне. Думаю, он впечатлен тем, что я никогда не ухожу. Он проверяет жизненные показатели Дениэла, меняет пакет с четвертой группой крови и собирается уйти.
— Он скоро очнется? — мягко спрашиваю я.
Доктор выглядит неуверенно:
— Скоро. Как твои ноги?
— Всё в порядке, — уверенно заявляю я.
Хотя ноги кровоточат из-за стекла, извлеченного из них, но это не важно. Дениэл — это всё, что имеет значение.
— Скоро — это когда?
Доктор пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Он выглядит таким беззаботным. Возможно, этот мужчина слишком часто зашивает пулевые ранения. Он кивает мне:
— Скоро.
И он снова уходит.
Я целую руку Дениэла. Он так неподвижно лежит на постели, но мне не хватает его активности. До сих пор я не осознавала, насколько живым был Дениэл, и как сильно мне хочется видеть эту дьявольскую улыбку на его лице.
Но вместо этого я сижу здесь и считаю каждый его вздох, надеясь, что он не последний.
— Ты обещал, что не оставишь меня, — бормочу я в его руку. — Ты обещал, Дениэл.
Он не отвечает. Конечно, нет. Раздумывая, я снова целую его руку и улыбаюсь.
— Знаешь, если бы это был фильм ужасов, мы были бы уже мертвы, — я прерываюсь, будто представляю его возмущенный ответ, а затем киваю. — Это правда. В фильмах ужасов есть куча стереотипов, и все эти стереотипы всегда снимаются. Во-первых, всегда есть распутная блондинка, которая лезет, куда ни попадя. Плохим парням всегда нравится хорошие распутные блондинки.
Представляю, как он смеётся, и глажу пальцами его кожу.
— Они обычно умирают в криках в каком-нибудь непроходимом лесу, потому что на них нелепые туфли на высоком каблуке. И, конечно, всегда есть надменный дерзкий стереотипный мудак. Они тоже умирают довольно быстро. Ты слишком профессионален, слишком хорош в том, что делаешь, и слишком отлично выглядишь. Думаю, кинорежиссеры делают всё возможное, чтобы уничтожать таких парней, как ты.
Я лениво сжимаю его пальцы.
— Это иронично, ведь мы оба знаем, что ты поджаришь любого, кто попытается пройти мимо. И сделаешь это с улыбкой.
— Кто выживет?
Я дергаю головой от этого мягко сформулированного вопроса, а сердце бешено стучит в груди.
Дениэл сужает глаза в щелки и улыбается мне, слегка сжимая мои пальцы:
— Эй, боец.
— Привет, — говорю я.
Мой взгляд размывают слезы, текущие по щекам. Это такое облегчение. Хоть врач и говорил, что с ним всё будет в порядке, но я больше никому не верю. Я верю только Дениэлу.
Он — всё, во что я верю. И всё, что мне нужно.
— Привет, привет, — у него мягкий голос, и он пытается дотянуться до моей щеки. — Почему ты плачешь, боец?
Я трясу головой, вытирая слезы:
— Просто перенервничала.
Он ошеломленно оглядывает комнату:
— Наоми?
На мгновение я каменею. Мне не хочется рассказывать ему, что случилось. Не сейчас. Знаю, он вылезет из кровати, отцепит капельницы и пойдет за ней. Но ему нужно ещё отдохнуть.
— Она ушла, — слышу я свой голос, надеясь, что он не будет слишком злиться.
Снова кивнув, мужчина расслабляется на постели и рассматривает меня сонными глазами:
— Ты выглядишь усталой, боец.
Я пожимаю плечами. «Устала, потому что не спала с тех пор, как Дениэла подстрелили», но это звучит жалко, и я сдерживаюсь.
— Всё будет хорошо.
— Как сильно меня ранили?
— Один раз в плечо, и та рана в боку. Говорят, тебе повезло, что не задеты внутренние органы, — мой голос дрожит, и слова вырываются с придыханием. — Через несколько дней всё должно быть хорошо. Ты потерял много крови.
— М-м-м, — он смыкает глаза, выглядя изможденным.
Я снова целую его руку:
— Спи, Дениэл. Я никуда не уйду.
Он вытаскивает руку из моих рук и похлопывает по кровати:
— Иди, приляг со мной. Рядом с твоим телом мне лучше спится.
Я не должна. Из него торчат трубки, но он так чертовски ослаблен, что не могу сопротивляться. Я ползу в постель со стороны, где нет ранения, надеясь, он не заметит мои перемотанные бинтами ноги в больших белых пушистых носках. Но его глаза закрыты. Я ближе придвигаюсь к нему, так как моя задница немного свисает с кровати, но Дениэл обнимает меня и утыкается носом в мою щеку.
— М-м-м, ты хорошо пахнешь, — говорит он мне.
— А ты собираешься спать, ищейка, — говорю я строгим голосом.
Он хихикает и замолкает. Я прижимаюсь к нему и слушаю его дыхание, это такие сладкие минуты спокойствия.
Через мгновение он сонно спрашивает:
— Кто выживет?
— Что?
— В фильме ужасов. Кто выживет?
— Ох, — я немного раздумываю. — Невинная девушка. Девственница.
Он фыркает, как будто это смешно:
— Я бы выбрал тебя, а не Дэйзи в фильме ужасов в любой день.
Улыбнувшись, я придвигаюсь ещё ближе:
— Спи.
И он засыпает, а я засыпаю рядом с ним.
Я почти ничего не помню о первом дне, потому что очень устал. Доктора Мендозы накачали меня наркотиками, которые маскируют боль. По крайней мере, боль в плече. А ещё сладкие поцелуи Рэйган и её медовые пальцы сводят меня с ума.
— Боец, мне нужно, чтобы ты немедленно забралась на меня. Боль в штанах убьет меня, если я не получу облегчения.
— Заткнись, у нас не будет секса.
— Как ты можешь так говорить? — скулю я. — Я ранен. Ты должна оказать мне первую помощь и отсосать мне.
— Я вполне уверена, что это поможет, — говорит Рэйган, но в уголках её рта появляется еле заметная улыбка, думаю, она хотела бы об этом поговорить.
— Мой член сейчас так набух, что, если ты не накроешь его своей киской, он сломается. Не думаю, что ты захочешь нести ответственность за такой ущерб.
Здоровой правой рукой я накрываю ладонью её сладкую грудь. Её соски твердеют под моими пальцами, и Рэйган прикусывает губу. Да, она убеждается. Я обнимаю её и притягиваю ближе. Сначала девушка сопротивляется, но твердым рывком я направляю её рот к своему.
— Притворюсь спящей красавицей, — шепчу я в её губы, и пока она смеется, я засовываю ей в рот язык.
Она сладко улыбается в ответ. Я двигаю языком у неё во рту так, будто трахаю её маленькую киску.
— Залезай на меня, боец.
Я хватаю её своей здоровой рукой за задницу и тяну наверх, но её одежда мешает мне всё хорошо прочувствовать.
К счастью, на ней свободная юбка, которую я разрываю. Звук при этом раздражающий, но мне всё равно. Тонкое одеяло, покрывающее нижнюю часть моего тела, слетает, и её горячая киска прижимается к моему твердому члену. Влага скользит между нами, а моё тело охвачено пламенем. Я сгораю от желания к ней.
— Боже, я хочу тебя на своем члене.
Я беру свой член в руку и сосредотачиваюсь на входе, а она медленно скользит вниз.
Не могу оторвать глаз от нашего соития.
Её горячая жаркая влага окутывает меня. Я откидываю голову, когда она опускает руки по бокам от моей головы. Рэйган приподнимает бедра, и я почти полностью выхожу их неё, а потом она медленно скользит вниз маленькими мучительными шажками. Похоже, что так она хочет убить меня. Но если мне суждено уйти так, то аллилуйя, чёрт возьми.
Я хватаю её одной рукой за талию, пытаясь ускорить, но девушка не поддаётся.
— Спящая красавица, — шепчет она, — если хочешь, чтобы я спасла тебя от злодеев в твоих яйцах, позволь мне самой вести шоу.
— Да, мэм, — говорю я.
Ведь что ещё скажешь, когда любовь всей твоей жизни говорит, что будет трахать тебя до смерти, а потом снова оживит.
— Я чертовски люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — отвечает она, сжимая мышцы своей киски в подтверждение этих слов.
Я задыхаюсь от тех трюков, которые она выделывает на моем теле. Её гладкие чувствительные стеночки скользят по моему члену, убивая меня. Ощущаю каждую вену, каждую складочку её влагалища, и это чертовски приятно. И на небесах не будет так хорошо. Чёрт, это рай. Быть внутри узкого влагалища девушки, которую любишь больше, чем саму жизнь, по крайней мере, близко к этому. Никогда мне не было так хорошо, и я подозреваю, что и не будет. Я всегда буду пытаться проникнуть внутрь этой киски, даже когда мне будет восемьдесят.
Я упираюсь ногами в матрас, чтобы немного подтолкнуть её, и вознаграждаюсь шумным стоном.
— Прямо так, — стонет она.
Жаль, что я не могу перевернуть. Не в моем состоянии. Вместо этого я тянусь к ней рукой и нахожу её маленький ореол наслаждения. Я слегка зажимаю и толкаю его одновременно.
— Боже мой, Дениэл, — кричит Рэйган.
Я кручу клитор между пальцами и поднимаю бедра вверх. Хотел бы я сохранить это чувство навсегда, но на нас надвигается ураган удовольствия. Пренебрегая болью, левой рукой я тяну ее за голову к себе, чтобы мы могли трахать друг друга в рот, пока мой член врывается в неё.
Мы хлопаемся друг об друга, когда её поражает оргазм. Её стенки сжимаются и расслабляются вокруг меня, как набегающая волна. Её влагалище, как горячая перчатка власти, а я полностью под её контролем. Пульсирующей хваткой она вытягивает мой собственный оргазм из основания спины.
— Я кончу через три секунды. Вытащи его из себя, чтобы куча моих пловцов не атаковала твои яйцеклетки, — только это предупреждение я смог выдавить из себя, но Рэйган прикусывает губу и смотрит мне прямо в глаза.
— Я хочу этого.
И я взрываюсь по её команде. Мое горячее семя влетает в неё. Девушка откидывает голову и снова зажимает меня своим влагалищем. Наконец, мы перестаем накачивать друг друга. Она осторожно падает на локти, чтобы не коснутся моего травмированного плеча.
— Ты так хороша, Рэйган Портер, — бормочу я, перебирая пальцами облако её светлых волос. — Ты чертова рок-звезда, как есть.
Она хихикает мне в щеку.
— Нет, серьезно, ты такая, — я поворачиваю голову и неловко целую её в щеку. — Ты самая лучшая.
— Честно? — спрашивает она, и чувствую, вопрос не риторический.
— Нет, блин.
Я притягиваю её к себе, потому что ощущение её тела стоит какой угодно боли. Пулевое ранение на плече не разлучит нас. Ничто и никогда не разлучит нас.
— Мне понадобится ежедневная доза этого, чтобы я полностью выздоровел. Может быть, даже две дозы.
Несмотря на то, что я не возражаю против её тела на себе, Рэйган все равно выгибается, избегая обеих ран.
— Что будет дальше? — спрашивает она.
— Мы поедем домой. Ты, я и Наоми.
Она не отвечает, и это меня беспокоит.
— Или я мог бы поехать в Миннесоту вместе с тобой, — продолжаю я. — Ненавижу себя за то, что говорю это, но ты прилипла ко мне. Я пойду за тобой. Если ты не позовешь меня в свой дом, я сяду на крыльцо.
— Ха, я позволю тебе пролезть в дверцу для собак.
— Мне этого достаточно, — говорю я, обнимая ее одной рукой.
Так мы и засыпаем, или по крайне мере, я засыпаю. Когда я просыпаюсь, надо мной стоит Мендоза. Я быстро смотрю вниз, проверяя прикрыто ли тело Рэйган. Слава Богу, это так. Не думаю, что ей было бы комфортно, если бы Мендоза увидел её обнаженной.
— Что случилось? — шепчу я, стараясь не разбудить её.
— Суд состоялся, — мрачно отвечает он.
Кивнув, я выбираюсь из-под Рэйган. Она что-то бормочет, но не просыпается. Мендоза бросает мне брюки и рубашку.
— Нужна помощь, чтобы одеться?
— Нет, я справлюсь.
Он кивает мне и выходит. Требуются некоторые усилия, но я смог надеть штаны. У них эластичный пояс, поэтому я справляюсь. Пуговицы на рубашке оказываются большим препятствием, учитывая, что не могу поднять левую руку. Я решаю отказаться от застегивания, будто собираюсь поужинать на пляже, и отправляюсь на казнь. В дверях я останавливаюсь и оглядываюсь на Рэйган. У неё руки покоятся под щекой, как у школьницы, но она не школьница. Её невинность была потеряна. Я не уверен, что поступаю правильно, приглашая её туда, но другого пути для неё я не вижу.
— Рэйган, — я слегка трясу её за плечо.
Она моргает сонными глазками и улыбается мне самой сладкой улыбкой по эту сторону экватора.
— Эй, милый, — говорит она, протягивает руку к моему подбородку, чтобы притянуть меня ближе.
Я изворачиваюсь и целую её в руку. Мое мрачное выражение лица сообщает ей, что что-то происходит.
— Что-то не так?
Я кладу руку на её лоб и разглаживаю морщинки, но мне нельзя задерживаться. Мендоза ждет.
— Боец, на улице Мендоза. Он готов вершить правосудие над Хадсоном. Ты можешь остаться здесь, скоро всё закончится. А можешь выйти на улицу и посмотреть. Решать тебе.
Она опускает руку и отворачивает лицо. Снаружи слышно, как готовят крест. Скоро они пробьют его плоть.
— Ты можешь остаться внутри, если хочешь, — я кладу ладно на её уши. — Так будет меньше слышен шум снаружи. А можешь, спустится вниз к холму. Там есть дом, где довольно громко играет музыка.
Не все в раю Мендозы согласны с его методами, а может, и согласны, но не хотят в этом участвовать. Но я принимаю этот вызов. Мендоза дает мне возможность расстрелять Хадсона или подвергнуть тому, что Мендоза называет судом. Я выбираю суд из-за пыток Рэйган, из-за похищения моей сестры, из-за моей потери рассудка. Возможно, этот выбор должна сделать Рэйган, но Мендоза пришел ко мне и выбрал.
Она приподнимается на локтях:
— Это будет очень плохо?
— Да, — не жалею я её. — После этого у тебя будут ночные кошмары.
Она печально улыбается:
— Они уже у меня есть. Может, это не станет ночным кошмаром. Возможно, это сможет убить часть моего страха.
Я качаю головой.
— Я не психолог. Я солдат. Не знаю, умерит ли это твой страх или станет воспоминанием, которое не сотрешь. Некоторые вещи…
Остановившись, я вспоминаю миссии в Афганистане и глаза спасенных мной девушек.
— Некоторые вещи не могут быть невидимыми.
— Но ты пойдешь туда?
Я киваю:
— У меня тоже бывают ночные кошмары. Он один из них. Я без сожаления посмотрю на его смерть.
— Я тоже, — она кладет на меня руку, и я чувствую жар между нами. — Пойдем.