Последователи Хаоса

8. Милос

Милос помнил ночь, когда они пришли за ним.

Родители приказали ему спрятаться, как только услышали топот ботинок у входной двери. Милос тогда подумал, что провинился в чем-то, иначе почему родители волновались только о нем, а его брату и сестре прятаться не велели? Он помнил, что глаза матери казались слишком большими для ее лица. Он помнил, что голос отца стал непривычно жестким. Никто не знал, что они придут сегодня. Никто никогда не знал, когда они придут, но всем было известно, что рано или поздно это случится.

Горький страх обволок его язык – на вкус он напоминал кровь. Милос сидел в родительском шкафу, прижав ухо к замочной скважине. Его окружал запах маминых духов. С другой стороны до него доносились звуки разговора, но разобрать отдельные слова он не мог. Громкие властные голоса, несомненно, принадлежали каким-то важным мужчинам, а его мать отвечала на их вопросы взволнованным бормотанием. Они совершенно точно пришли из Палаццо. Милос много раз видел, как похожие мужчины патрулировали улицы города. Он любовался их элегантной темно-синей формой и оружием, висевшим за широкими плечами. И однажды с гордостью сказал матери, что когда-нибудь станет одним из этих мужчин.

Мама улыбнулась ему, но эта улыбка не достигла ее глаз. Милос тогда подумал, что это из-за того, что их семья была заурядной, и его заявление показалось слишком амбициозным. Для них сверкающее огнями Палаццо и его последователи были недостижимой мечтой.

Потом Милос услышал, как мужчины начали расспрашивать его брата и сестру, и выбрался из шкафа. Он решил, что его никто не заметит, если просто не выходить из родительской спальни. Тихо, как мышка, мальчик прокрался к двери, чтобы лучше слышать разговор. Сквозь щель между дверью и косяком он смог мельком разглядеть мужчин. У одного из них были темные волосы, а у другого – светлые. Милос разобрал вопросы, которые мужчины задавали его брату и сестре. Он слышал их тихие ответы, и по реакции офицеров понимал, что те были разочарованы. В нем вспыхнуло нетерпение. Он мог ответить на эти вопросы. Он испытывал ощущения, о которых говорили мужчины. Они бы обрадовались, если он им об этом рассказал. Его родители должны были это знать. Милос же рассказывал маме и папе о странных вещах, которые у него получалось делать. Разве они не хотели обрадовать этих мужчин? Они ведь так часто шепотом обсуждали, как Палаццо вечно игнорирует таких, как они, не благословленных магией святых.

Милос не смог сдержаться. Тогда он не знал, чем все обернется.

Он до сих пор помнил, как лица родителей исказились от ужаса, когда он открыл дверь. Милос помнил, как погас взгляд отца, как он выдохнул через нос, не скрывая отчаяния. Милос помнил, как глаза матери расширились, как страх охватил ее, заставив замереть на месте.

Она кричала, когда его забирали. Кричала и кричала, пока Милос плакал, слыша эти звуки. Материнские крики до конца жизни будут звоном отдаваться в его ушах – самое яркое воспоминание о женщине, которая его вырастила.

Он не вернулся.

Даже тогда он уже знал, что никогда не вернется.