Посмотри на меня

Раскаяние

Час спустя он уже сидел за штурвалом своей «сессны», летевшей в столицу Калифорнии. В кабине, уютной и обжитой, Рей чувствовал себя как дома. В полете его сопровождал на этот раз Ник — молодой рыжеволосый парень. Ник был универсалом, он выполнял любые поручения Рея и при необходимости мог даже заменить его у штурвала.

Ник принес ему завтрак. Рей с удовольствием поел и выпил две чашки отлично сваренного ароматного кофе. Взбодрившись таким образом, он решил поразмышлять о предстоящем деле. Рей попытался вспомнить о характере деятельности этого самого Алоизия Смита, совсем молодого парня, устроенного в банк по просьбе университетского приятеля Рея. Но мысли упорно возвращались к Виктории.

Ему подумалось, что эта мучительная любовь дана ему в наказание. За что? Он никому не причинил зла… Так ли? Рей внезапно вспомнил худенькую девчонку, из тех, кого он относил к «вьюнкам». Как ее звали? Кажется, Сара. Они познакомились в университетской библиотеке. Она шла ему навстречу со стопкой книг — угловатая девочка с ногами-макаронинами в потертых джинсах. Подняла на него глаза и вдруг споткнулась, уронила книги, да и сама шлепнулась бы, если бы Рей не поддержал. Его тронули ее глаза — большие, карие, влажные, как у лани. Они тогда разговорились, и Рей пригласил ее в «Макдоналдс». Потом она все время будто случайно попадалась ему на глаза. Как она оказалась у него в постели, Рей не помнил. У него тогда никого не было, а желания бурлили, словно кипяток в чайнике. У Сары были прекрасные волосы, длинные, черные, с матовым отливом, они классно смотрелись на подушке — как огромное крыло. А вот тело некрасивое — слишком худое, с крошечными мягкими грудками. Рей скоро пожалел, что пошел на эту обременившую его близость. Девчонка совсем на нем повисла, преследовала везде и всюду. И однажды… Это было в первый день каникул. Рей с радостью собирался домой, но настроение омрачала хнычущая Сара. Он с тоской подумал, что, когда вернется в университет, вся эта тягомотина начнется сначала, и понял, что пора с этим завязывать. Он так ей и сказал:

— Сара! Мы с тобой здорово провели время. Но пора с этим кончать. У меня дома невеста (никакой невесты тогда не было). Я женюсь сразу, как закончу учебу. Так что давай останемся друзьями. Хорошо?

Дальше все было ужасно. Она смотрела на него своими огромными глазами, словно не понимая. Потом залилась слезами, бормотала что-то о том, как любит его, что никогда не полюбит другого, что понимает — она ему не пара… А потом попросила, чтобы он поцеловал ее на прощание: «Только один раз…» И тянулась к нему, плача.

Но ему надоела эта унизительная тягостная сцена, он вырвал руку, за которую Сара цеплялась худенькими пальцами, кивнул: «Пока!» И ушел. Тогда Рей был уверен, что поступил правильно. Рвать так рвать. А теперь вдруг с запоздалым раскаянием подумал, что надо было хотя бы поцеловать ее. Больше он Сару не видел и не вспоминал, случайно узнав, что она тогда сразу же оставила университет и куда-то уехала. Только теперь он понял, что испытывала тогда эта бедная девчонка. И не она одна. Рей с внезапно пробежавшим по спине холодком вспомнил других «вьюнков», тоже говоривших о любви и плакавших, их трагические глаза — серые, черные, голубые. Многие, правда, быстро утешались, тут же найдя другую «опору». Но от этого сейчас ему было не легче.

— Я виноват, Господи! — тихо сказал Рей, по-детски надеясь, что здесь, на высоте, его раскаяние скорее дойдет до Бога.

Он отправился в офис отца сразу из аэропорта. Дело, на которое Рей рассчитывал потратить несколько дней, как выяснилось, не стоило и выеденного яйца. Обычное недоразумение. Недотепа Алоизий просто перепутал папки. По какому-то наитию Рей начал расследование с проверки папок на пару с перепуганным парнем, и часа через три «злоумышленник» с радостным воплем отыскал в присутствии Рея потерянные бумаги. Рею было жаль его увольнять, но фирма не прощала подобных промахов. Рассеянным здесь нечего было делать. Ему удалось только добиться для бедолаги выходного пособия да незаметно сунуть ему в карман некоторую сумму, которая даст ему возможность просуществовать, пока он будет искать новую работу.

Вечером того же дня Рей вернулся домой. Первым делом он позвонил в отель, но Викторию не застал. Она уже была на яхте и… «Морочила голову кому-нибудь другому», — неожиданно жестко подумал Рей. Настроение стало хуже некуда, и он отправился к Тиму, что было испытанным способом прийти в себя.

У Тима он встретил эту милую девочку Нику, и вечер сразу посветлел. Рея приветствовали дружными возгласами радости. Оказывается, он прибыл весьма вовремя: Ир и Ника устроили состязание, кто испечет самый вкусный пирожок. Это был беспрецедентный случай: Ир пустила постороннего в свою кухню! Ну и чудеса!

Обе напекли по целому подносу пирожков с капустой. «Жюри» в составе Тима восседало за столом между двумя уже слегка разоренными подносами и, отдуваясь, пыталось определить, какие пирожки вкуснее. Вся разница была в начинке: Ир обжаривала капусту до коричневого цвета и добавляла туда жареный лук, а Ника тушила ее с маслом и молоком и добавляла нарезанное кусочками крутое яйцо. Тиму нравились и те и другие. Особенно если их есть по очереди: сначала Ирин пирожок, потом — Никин, снова — Ирин и опять — Никин… Рей приехал как раз вовремя, чтобы спасти «жюри» от заворота кишок. Он принял огонь на себя и сразу отдал предпочтение Никиному подносу. Тогда верный Тим на двадцатом пирожке вдруг распробовал, что Ирины изделия несравненно лучше. Таким образом, расширенное жюри провозгласило ничью и предложило зрителям после окончания соревнований продегустировать предмет спора. Зрители, они же участники, они же победители, не заставили себя упрашивать. Ир принесла предмет своей гордости — настоящий тульский самовар и заварила душистый чай.

Рею наконец было хорошо. Ника сидела напротив него раскрасневшаяся, оживленная. Ее обычно бледные губы порозовели и блестели от горячих, смазанных маслом пирожков… Верхняя — лукаво изогнутая, нижняя — долька мандарина. Рей похолодел: конечно, он болен. Правду говорят, что любовь — это болезнь.

Розовые губы Ники… Вики… улыбались милой озорной улыбкой, из-под них блестели ровные белые зубы. Изящные пальчики подносили ко рту пирожок… Рей встал и незаметно для девушек поманил Тима. Они отошли в глубь сада.

— Ты что, Рей?

— Тим, тебе не кажется, что Ника похожа на Викторию?

Тим с сожалением посмотрел на друга, потом приложил руку ему ко лбу.

— Слава Богу, температура нормальная. Рей, дружище, мне это знакомо. Я когда с Ир познакомился, мне она потом везде чудилась — в каждой встречной девчонке.

— Да, но черты лица… У нее нос такой же вздернутый…

— Господи, парень, да в России у каждой второй девушки нос вздернутый. Ир еще говорила — есть даже такое специальное слово. А, вот: кур-но-сый! Простое совпадение.

— А губы? У нее же необычные губы, такой удивительной формы. Верхняя — «бантиком», как выражается твоя Ир, и уголки вверх приподняты, а нижняя — пухленькая, аппетитная…

— Пойду посмотрю. — Основательный Тим подошел к девушкам, отпустил какую-то реплику, постоял и вернулся к Рею.

— Кажется, действительно похожи. Слушай, они же обе Ивановы. Может, у них общие предки, и губами они в какую-нибудь пра-пра… Такое бывает в генетике.

У Рея отлегло от сердца. Как он сам не додумался до такой простой вещи? Хорошо, что он здоров. И хорошо, что он может весь вечер любоваться «частичкой» Виктории…

Пирожки были съедены, самовар пуст. Ир затянула какую-то печальную русскую песню, Ника ей подпевала. Над ними сияли звезды, в траве трещали цикады, и Вике казалось, что она сидит у себя на даче, под Москвой. С ней были добрые друзья и Рей — сказочный принц, неведомо как явившийся в ее мир из волшебной страны.

Все молчали уже некоторое время, не осознавая этого. Каждый думал о своем. Вдруг Вика всхлипнула — она вспомнила, как прошлым летом они вот так же сидели на крыльце дачи вчетвером: она, Ника, мама и папа. Уже погас костер, становилось прохладно, а расходиться не хотелось. Она еще тогда подумала: какой счастливый вечер — они все вместе и любят друг друга. А сейчас…

— Ника! — Сказочный принц окликнул ее именем сестры, плавающей где-то в Тихом океане на яхте американского миллиардера. — Ника, что с вами?

— Я родителей вспомнила. — И Вика рассказала друзьям о картине, вызванной в памяти сегодняшним вечером. — Знаете, — неожиданно для себя сказала девушка, — если бы у меня были деньги, чтобы нанять корабль и вертолет, я бы немедленно отправилась их искать. Я чувствую, что они живы и где-то ждут, чтобы мы их нашли.

— Как? — удивился Рей. — Разве есть какая-то надежда?

— Почему бы и нет? — задумчиво проговорил Тим. — Островов в океане много. Они могли пойти на вынужденную посадку или добраться до берега, если пришлось приводниться. Я с тем ученым, который их увез, знаком — он человек обстоятельный. Там и надувные плоты должны быть, и парашюты, и еда… Все возможно!

— Я чувствую, нет, я точно знаю, что они живы!

Уверенность Вики вдруг передалась Рею. Он подумал, что, если бы у него был хоть миллионный шанс спасти маму, он не колебался бы. Он сделает для девушки все, что возможно.

— Ника, — сказал Рей, — я завтра же утром снаряжу экспедицию на поиски ваших родителей. Возможно, мне удастся вам помочь.

Какой-то сумасшедший вихрь смел со стола забытый поднос из-под пирожков, и теплые руки обхватили шею Рея, а нежные губы осыпали поцелуями его лицо:

— Рей, милый, хороший, дорогой, я никогда-никогда этого не забуду!