Посредник

Глава 19

Данте

Я замираю.

― Что значит ― у вас с Энцо никогда ничего не было? Объясни.

― Это была ложь, все это. ― Ее голос звучит опустошенно. ― Я боюсь близости. У меня не было секса уже десять лет, и я замираю на свидании. Когда кто-то выпивает, я думаю, не напьется ли он и не ударит ли меня. Я притворялась, что у меня что-то есть с Энцо, чтобы близкие не волновались.

Шок пронзает меня. Десять лет. У нее никого не было с тех пор, как мой гребаный брат избил ее. Ярость закипает во мне. Если бы я мог вернуться и убить его снова за то, что он сделал, я бы так и поступил. Десять лет прошло, а она все еще боится. И все из-за него.

Она снимает пальто и бросает его на диван.

― Роберто мертв. Антонио убил его десять лет назад. Но он оставил после себя длинную тень. ― Она заставляет себя улыбнуться. ― Иногда мне не хватает близости, но с другой стороны, у меня есть Анжелика, и она делает меня счастливой каждый день. Ну и что, что я не могу заниматься сексом? Для этого и существуют вибраторы.

Но Антонио не убивал Роберто. Это сделал я. Эти слова вертятся у меня на языке, но я их сдерживаю. Валентина и так расстроена. Сейчас не время обременять ее своими секретами.

― В течение последних двух лет, когда ты встречалась с Энцо в «Казанове»…

― Ты следил за мной, Данте? ― Она бросает обвинение ― повторение моих слов, сказанных ранее на этой неделе, ― со вспышкой своего обычного духа. ― Почему тебя это волнует?

― Отвечай на вопрос, Валентина.

― Или что? ― Она пристально смотрит на меня, но потом смягчается. ― Два года назад Роза устроила мне свидание вслепую с Энцо. Официант едва успел принять наш заказ, как у меня случился приступ паники. ― Она не встречается со мной взглядом. ― Я ненавидела себя за это. Ты встречался с Мариссой…

― Какое это имеет отношение к делу?

Марисса была той соломинкой, которая сломала спину верблюда. Она была милой. Доброй. С легким характером. Любой мужчина был бы счастлив заполучить ее. Но когда я смотрел на нее, я видел перед собой другую. Я видел Валентину, женщину, которую я не мог иметь.

― Никакого, ― отвечает Валентина, избегая моего взгляда. ― Все вокруг жили своей жизнью, а я застряла в прошлом. Я пыталась убедить себя, что нужно смириться с этим. Я пробовала ходить к врачу, но ничего не помогало. Я чувствовала себя неудачницей. Поэтому я придумала план, и Энцо любезно согласился подыграть.

Я не могу понять, благодарен я Перону или мне хочется ударить его по лицу.

― Ты не застыла вчера, когда я тебя поцеловал. ― Почему из всех вещей, которые можно было сказать, из моего рта вылетело именно это? ― Ты не запаниковала.

Она поднимает глаза.

― Ты прав, паники не было. ― В ее голосе звучит удивление. ― Хм. Ничего себе. ― Она пожимает плечами. ― Думаю, в этом есть смысл.

― Какой?

― Я тебя знаю, ― говорит она, раздраженно вскидывая руки. ― Ты не незнакомец, которому я должна рискнуть довериться. Когда я в последний раз сделала это, ты знаешь чем все закончилось. Я знаю тебя уже десять лет, Данте. Я точно знаю, какой ты. Раздражающий, властный и чрезмерно заботливый…

Она доверяет мне. Мое сердце начинает биться очень быстро. Десять лет я твердил себе, что это не моя жизнь. Я убеждал себя, что мне не суждено быть с Валентиной. А потом она пошла на свидание, и я был вынужден посмотреть правде в глаза. Если я не буду бороться за Валентину, я ее потеряю. Если это будет не Энцо Перон, то Нил Смит. Если не он, то кто-то другой. Я сидел в темноте, борясь с желанием утопить свои печали в стакане виски, и смотрел в бездну жизни, в которой я никогда не скажу Валентине о своих чувствах к ней.

Этого не случится.

У меня такое чувство, будто я иду по льду, в любой момент он треснет, и я утону в холодных водах под ним. Я собираюсь пойти на самый большой риск в своей жизни, и он того стоит.

― Ты делаешь это неправильно.

― Что я делаю неправильно?

― Я про секс. Ты ходишь на свидания с незнакомцами, и это не работает. Так что стоит попробовать что-нибудь другое.

― Например?

Я снимаю галстук и протягиваю ей.

― Это базовая экспозиционная терапия. Если ты чего-то боишься, можно попробовать сделать это в безопасной обстановке. Я протягиваю ей свои запястья. ― Свяжи меня.

Она вскидывает голову.

― Что?

― Это безопасная среда. Я не смогу причинить тебе вред, если буду связан.

Она закатывает глаза.

― Данте, я видела, как ты дерешься.

― Твой отец был моряком, ― парирую я. ― Наверняка он научил тебя завязывать узлы, из которых невозможно выпутаться.

― Не с галстуком.

― На кухне есть хлопчатобумажная веревка. ― Она выгибает бровь, и я добавляю: ― Это для белья.

― Она сотрет твою кожу.

― Только если я буду вырываться. А я не буду.

Она долго смотрит на меня.

― На двери твоей спальни есть замок?

― Да.

И затем, к моему удивлению, она поднимается на ноги.

― Давай продолжим разговор там.

Меня переполняет торжество. Она не сказала мне отвалить. Она не рассмеялась мне в лицо. Она действительно серьезно обдумывает мое предложение.

Черт, да.

Я тороплю ее вверх по лестнице в свою спальню, пока она не передумала. Я закрываю за собой дверь, затем поворачиваюсь к Валентине и впервые смотрю на нее не скрываясь. Я заметил ее платье, когда она снимала пальто внизу, ― я не слепой, ― но мне показалось неправильным пялиться на нее.

Впервые в жизни я позволяю себе насмотреться на нее вволю. На Валентине розовое коктейльное платье, короткое и облегающее, из глубокого выреза выглядывает грудь. Я разрываюсь между двумя желаниями ― сорвать его с ее тела и насладиться ею, и желанием избить Нила Смита до полусмерти в приступе ревности.

Но я не делаю ни того, ни другого.

― Это очень сексуальное платье, Валентина.

― И ты хочешь ударить Нила в лицо за то, что он адресовал большинство своих комментариев моей груди?

Я этого не знал. Забавно, что в отчете Лео эта часть была опущена.

― Кто, я? Я бы никогда.

Она громко смеется и присаживается в изножье моей кровати.

― Лжец. Как работает эта экспозиционная терапия? Ты собираешься дать мне задание? ― Она краснеет. ― Сексуальное задание?

Она говорит ― сексуальное задание, и вся кровь приливает от моего мозга прямо к члену. Мне хочется ущипнуть себя. Я все еще не могу поверить, что это происходит. Я жду, что она передумает.

― Что-то вроде этого.

Она не отвечает, не сразу. Вместо этого она осматривает веревку, которую мы захватили по пути наверх, и бросает на меня оценивающий взгляд.

― Какое мое первое задание? Я свяжу тебя, а что потом?

― А потом ты будешь главной.

Она бросает на меня преувеличенно шокированный взгляд.

― Подожди. Я правильно тебя расслышала? Данте Колонна, помешанный на абсолютном контроле, добровольно соглашается отказаться от него?

― У меня есть предложение по поводу твоего первого задания, ― продолжаю я, игнорируя ее сарказм.

― Какой сюрприз. ― Она ухмыляется. ― И что же это?

Я присоединяюсь к ней на кровати.

― Свяжи меня и сними это красивое платье, воробушек. Я сойду с ума, если не попробую твою сладкую маленькую киску.

Она резко выдыхает. Долгое мгновение она ничего не говорит. Она молча смотрит на свои руки, и я задаюсь вопросом, не слишком ли сильно и быстро я надавил на нее. Я уже собираюсь спросить, все ли с ней в порядке, когда она тихо произносит:

― Я никогда раньше этого не делала.

― Не сидела на лице мужчины? ― Мужчина, о котором идет речь, ― мой покойный брат, и это должно быть странно, но меня гораздо больше беспокоит реакция Валентины.

Наконец она смотрит на меня.

― Я имею в виду оральный секс. Никто никогда не делал этого со мной.

― Ты шутишь?

Она закатывает глаза.

― Да, Данте. Я шучу. Я нахожу свою несуществующую сексуальную жизнь уморительной.

Ладно, я это заслужил.

― Я не знаю, что сказать, ― честно признаюсь я ей. ― Это гребаная пародия. ― Я сгибаю два пальца. ― Иди сюда, воробушек. Я никогда не замечал за тобой застенчивости ― не начинай сейчас. Раздевайся, а потом иди сюда и садись мне на лицо.

― Такой властный, ― укоряет она. ― Я думала, что сначала должна связать тебя. ― Она поднимается на ноги и подходит ближе, поворачивается и встает между моих ног. ― Поможешь мне с молнией? Она немного заедает, а я не хочу порвать платье Розы.

Это происходит на самом деле.

Я легко расстегиваю молнию, и ее платье падает на пол. Она выходит из него и поворачивается, а я тяжело сглатываю. На ней кремовый кружевной бюстгальтер, пара кружевных трусиков и больше ничего. У нее округлая грудь и пышные бедра. Я сжимаю руки в кулаки, борясь с желанием притянуть ее ближе. Учитывая то, что рассказала мне Валентина, я потрясен ее доверием. Я не хочу делать ничего, что могло бы его подорвать.

Она прочищает горло.

― Теперь твоя очередь. Снимай рубашку.

Я расстегиваю пуговицы и отбрасываю ее в сторону. Она смотрит на меня горячими, голодными глазами. Мне нравится этот взгляд.

― Ложись на кровать.

Я делаю, как она просит. Сердце бьется так быстро, что кажется, я могу потерять сознание. Я хотел Валентину десять лет. Я пытался отрицать это все прошедшие годы. Но теперь она действительно здесь. В моей спальне, в нижнем белье. Смотрит на меня так, будто видит в первый раз.

Это кажется нереальным.

― А теперь я тебя свяжу. ― Она сидит на мне, богиня с голубыми волосами, и у меня слюнки текут. Ее грудь практически вываливается из лифчика, под кружевами видны очертания темно-розовых сосков. ― Не двигайся, пожалуйста.

Она связывает мои запястья вместе и обматывает веревку вокруг изголовья. Я напрягаю мышцы, проверяя узы. Она знает, что делает, я не скоро освобожусь. Но с другой стороны, зачем мне это? Я нахожусь именно там, где хочу быть.

― А теперь лодыжки.

Когда она заканчивает, я распростерт на кровати, связанный, сердце колотится в груди, член настолько тверд, что причиняет боль.

― Сними лифчик и трусики, Валентина.

― Это звучит подозрительно похоже на приказ.

Мои губы дергаются.

― Это просьба. Правда.

― Правда? ― Она расстегивает лифчик и отбрасывает его в сторону, затем стягивает трусики. Боже, ее великолепная грудь, розовые соски. Она восхитительна. Произведение искусства, ожившая картина Боттичелли, полная изгибов и соблазна.

― Иди сюда. ― Мне не терпится попробовать ее на вкус. Мой член натягивает брюки. ― Поцелуй меня.

Она придвигается ко мне и ложится на меня. Я целую ее, покусывая нижнюю губу, проталкивая язык в ее рот. Мой. Она стонет от удовольствия и целует меня в ответ. Я приподнимаю бедра, пытаясь прижаться своим твердым членом к ее киске, жалея, что мои руки связаны. Ее набухшие соски так и просят моих пальцев, моего рта, моих зубов.

Я задыхаюсь, когда она отстраняется.

― Валентина, ты меня просто убиваешь, ― хриплю я. ― Такими темпами я скоро кончу в штаны, а я не делал этого с тех пор, как подростком смотрел порно в Интернете. Если ты не прижмешься своей сладкой маленькой киской к моему лицу, я не несу ответственности за то, что произойдет.

Она улыбается мне, глаза ее сияют.

― Ну, мы не можем этого допустить, не так ли? ― Я завороженно смотрю, как она занимает позицию. Она не торопится, ее движения мучительно медленные. Мой член готов взорваться, а яйца болят. Мой маленький воробушек дразнит меня, и мне это нравится.

Ее бедра покачиваются над моим лицом. Если бы мои руки были свободны, я бы притянул ее к себе и насладился ею. Я приподнимаюсь, не обращая внимания на боль в плечах и бицепсах. Она нависает надо мной, опираясь на изголовье кровати, чтобы удержать свой вес.

Ее пьянящий аромат наполняет мои ноздри.

― Такая мокрая, ― говорю я сквозь стиснутые зубы, жадно слизывая каждую сладкую капельку. ― Такая чертовски мокрая. Тебе нравится дразнить меня, да, воробушек? Тебе нравится, когда я связан? ― Я напрягаюсь и провожу языком по ее киске. На вкус она просто восхитительна, и я умираю от желания поглотить ее.

Она стонет и опускается на меня. Я обвожу клитор кончиком языка, а она дергается надо мной, ее бедра дрожат от напряжения.

― Данте, ― рычит она. ― Пожалуйста.

― Пожалуйста, что, воробушек? ― Я лижу, сосу и дразню ее. Каждый ее стон посылает стрелу похоти прямо мне в пах, но я решительно игнорирую свой член. У меня давно никого не было, но сегодня речь идет не обо мне и не о том, чего я хочу. Сегодня ― все для Валентины. Я сделаю все, что потребуется, чтобы она кончила мне на лицо, чтобы ее соки размазались по моему подбородку, чтобы ее запах наполнил каждый мой вдох.

Она запускает пальцы в мои волосы.

― Данте, ― стонет она. ― Пожалуйста… черт. ― Последнее слово прозвучало как стон. ― Я не могу… Я собираюсь…

Ее бедра обхватывают мое лицо, ее клитор сжимается, и она кончает, долго и сильно. Я продолжаю ласкать ее языком, пока она наконец не расслабляется и не отстраняется от меня.

Весь этот эпизод не мог длиться и десяти минут. Но эти десять минут сделали то, что не смогли последние десять лет. Они изменили все.

Я попробовал Валентину на вкус, и это только подтвердило то, что я всегда знал. Она ― наркотик в моей крови, и я никогда не смогу ее отпустить.

Долгое время она лежит рядом со мной, смотрит в потолок и ничего не говорит.

― Ты собираешься меня развязать? ― спрашиваю я ее наконец.

― Ах, да. ― Она вскакивает. ― Прости.

― Ты в порядке?

― Лучше не бывает. ― Она садится, ее взгляд останавливается на моем напряженном члене. ― Можно мне…

― Да.

Она тихонько смеется.

― Я не закончила задавать вопрос.

― Что бы ты ни захотела, я не против.

― А если я хочу узнать, боится ли щекотки великий и могущественный Данте Колонна…

― Дьявол. ― Мои губы подергиваются. ― Только на стопах. Но это не совсем то, о чем я думал. ― Я замолкаю, когда она расстегивает мой ремень и ширинку, приподнимая мои бедра, чтобы снять с меня брюки. Она стягивает их с моих бедер..

А потом замирает.

Черт. Татуировка.

― Данте, ― шепчет она напряженным голосом. ― У тебя на бедре татуировка в виде воробья. Ее палец обводит тонкий контур.

Это не то, что я хотел бы обсуждать сейчас. Ну что ж. Слишком поздно отступать.

― Да, я знаю.

― Это выглядит точно так же, как татуировка у меня на бедре.

― Ммм…

― Когда ты ее сделал?

На следующий день после того, как я убил своего брата. Но это уже другой разговор, который нам сейчас не нужен. Не сейчас, когда я все еще чувствую ее вкус на своих губах.

Я делаю глубокий вдох.

― Я был эгоистичным и самовлюбленным. Я знал, что у Роберто есть девушка. Он звонил, чтобы похвастаться тобой. То, как он говорил о тебе… это должно было встревожить меня, но я не обратил внимания. Потом он отправил тебя в больницу. Ты заплатила цену за мою беспечность. Татуировка служит напоминанием о том, какими должны быть мои приоритеты.

― Когда ты сделал ее, Данте?

― Десять лет назад.

Она тяжело вздыхает.

― Данте, я не могу… Сначала ты говоришь мне, что не собираешься больше встречаться с Ларой, потому что она ― не я. ― Она отворачивается, развязывая меня. ― А теперь это?

Я делаю отчаянную попытку разрядить обстановку.

― Если уж на то пошло, после доставки виагры я уверен, что Лара тоже не захочет меня больше видеть.

― Это уже слишком, ― продолжает она, как будто я ничего не говорил. ― Я не знаю, о чем я думала. ― Она освобождает меня, затем хватает свои трусики и натягивает их дрожащими пальцами. ― Это была ошибка. Ты ― дядя Анжелики. Мы даже не нравимся друг другу. Когда все закончится катастрофой, а так оно и будет, мы все равно останемся связаны. ― Она натягивает платье на плечи, не утруждая себя застегиванием молнии на спине. ― Мы не должны были этого делать. ― Наконец она поднимает на меня глаза. ― Если Нил снова пригласит меня на свидание, я соглашусь.

Я смотрю, как она одевается, и мое сердце замирает. Она ошибается насчет того, что я ее не люблю. Моя проблема не в том, что она мне не нравится. А в том, что она мне нравится слишком сильно.

Но ее последние слова задевают за живое.

― Нет, ― огрызаюсь я. ― Мы не будем этого делать, ты и я. Для разнообразия мы перестанем притворяться.

― Я не понимаю, о чем ты говоришь.

― Чушь. Да, меня ошеломляет то, что я чувствую к тебе. Думаешь, я хотел ходить на свидания каждый месяц, зная, что ни одна из этих женщин не та, кого я хочу? Думаешь, мне нравилось смотреть, как ты ходишь в «Казанову»? Нравилось видеть тебя с Пероном?

Я пристально смотрю ей в глаза.

― Ты сказала мне, что паникуешь перед каждым свиданием, но потом оседлала мое лицо и кончила от моего языка. Потому что ты мне доверяешь. ― Я прижимаю ее к окну своим телом. ― Скажи мне, что это было настолько плохо, что ты хочешь уйти.

Она молчит.

― Именно. Вот что мы сделаем, Валентина. Мы не будем убегать, ни один из нас. Да, это сложно. Да, у нас может не получиться. Но я больше не буду молча тосковать, с меня хватит. Я хочу тебя, и я буду бороться за тебя.

― Отпусти меня, Данте.

Я делаю глубокий вдох и отхожу в сторону. Что, черт возьми, мне еще остается делать? Не позволить ей покинуть мою спальню? А если я это сделаю, что дальше? Избить ее, потому что она не хочет меня?

Я не Роберто.

Я ухожу с ее пути и смотрю, как она выходит за дверь.