— Во имя всего святого, закройте поскорее дверь! — сердито воскликнул сидевший у камина человек, когда в комнату со стороны моря ворвался порыв сильного ветра. Волна холодного сырого воздуха обрушилась на спины четырех кавалеров, что сидели, вытянув ноги перед камином.
— Прошу извинить меня, господа, если я помешал вашему приятному времяпрепровождению, — раздался чей-то саркастический голос.
Все четверо поспешно вскочили на ноги. В дверях убогой комнатки постоялого двора с низким потолком появилась незнакомая фигура в бархатном дублете, украшенном драгоценными каменьями, шляпе с перьями, небрежно сидевшей на темноволосой голове. На незнакомце также были и высокие сапоги, которые весьма странным образом сумели избежать встречи с уличной грязью, превратившей двор гостиницы в почти непролазное болото.
— Ваша… Ваша светлость! — вырвалось у одного из молодых людей. — Мы никак не ожидали увидеть вас здесь!
— Я и сам не ожидал, что окажусь здесь, — ответил герцог де Сальвуар, закрывая за собой дверь. После этого он прошагал на середину комнаты, стягивая на ходу перчатки.
— Вы тоже ожидаете корабля, прибывающего из Шотландии? — почтительно поинтересовался один из кавалеров.
Герцог отрицательно покачал головой.
— Цель моего появления здесь не столь романтична, — ответил он. — Я некоторое время находился в Анэ и сейчас направляюсь в Париж, во дворец короля. Ее светлость герцогиня де Валснтинуа попросила меня передать предназначенную ей записку в Монастырь бедных Сестер, находящийся в этом Богом забытом местечке. Одному только Богу, которого сестры Христовы так свято почитают, известно, почему его построили в таком захолустье!
Бессознательно, скорее всего в силу привычки, герцог выбрал самый лучший стул и уселся на самом удобном месте перед очагом. Небрежным жестом руки, на которой красовался перстень с огромным изумрудом, он позволил молодым придворным садиться. Те снова сели, однако на этот раз они устроились уже не так уютно и свободно, наслаждаясь огнем очага, как еще пару минут назад, до появления в гостинице Его светлости. Между ними возникла некая напряженность. В их позах теперь наблюдалась угодливая почтительность. Они ловили глазами выражение лица герцога, ожидая, когда тот пожелает обратиться к кому-нибудь из них.
Герцог заметил, что все четверо были самыми степенными и разумными юношами из числа молодых придворных.
Он понял, что герцогиня сама, проявив прекрасное знание человеческих характеров, выбрала именно этих молодых людей для выполнения этой щекотливой миссии.
«Ей всегда удается выполнить задуманное, — подумал с улыбкой герцог»— Интересно, у какой другой любовницы короля хватило бы мудрости и здравомыслия или же искусства управлять государством, как у Дианы де Пуатье, которая почти целое десятилетие была негласной владычицей Франции?«
Как будто в ответ на его мысли один из молодых дворян спросил:
— Вам было грустно покидать Анэ, монсеньор?
Герцог улыбнулся, и легкое движение его губ как будто заставило усталость и скуку на короткое мгновение покинуть его глаза.
— Анэ кому угодно покажется райским уголком, — сказал он. — Король с герцогиней свили там уютное любовное гнездышко, которое не имеет себе равных в мире.
На лицах присутствующих появилось удивление. Теплота, прозвучавшая в голосе герцога, была для них совершенно непривычна. Циничность герцога была всем хорошо известна. Молва гласила, что в семнадцатилетнем возрасте он безоглядно влюбился, не встретив взаимности, и после этого поклялся не позволять чувствам брать верх над разумом. По этому поводу сам он неоднократно заявлял следующее:» Сердца у меня нет, зато есть разум, которому я доверяю больше!«
Почти пожалев о том, что обратился к своим собеседникам с такой теплотой и в столь не свойственной ему манере, свой вопрос герцог задал своим обычным, резким и суровым тоном.
— Так вы сказали, что ожидаете прибытия корабля из Шотландии, верно? — осведомился он. — Или же это просто удобный повод скрыть переправку контрабандного груза через Ла-Манш? Я слышал, что порты Бретани буквально набиты французским золотом.
Один из юношей рассмеялся.
— От вас ничего не скроешь. Ваша светлость! Вы абсолютно правы в том, что контрабанда в последнее время значительно увеличилась. Но ведь все это идет на благо Франции! Поэтому кто мы такие, чтобы смущать доброго покупателя, каким бы отталкивающим он ни показался, если он не держит руки в собственных карманах?
— Ты не ответил на вопрос Его светлости, Гюстав, — вмешался в разговор второй придворный. — Мы находимся здесь, Ваша светлость, для того, чтобы встретить новую гувернантку, прибывшую к юной королеве Шотландии.
Брови герцога удивленно поднялись.
— Действительно! Интересно! Я не знал, что нам пришлось попросить шотландцев прислать нам гувернантку для королевы! Неужели во всей Франции не нашлось ни одной юной образованной и умной особы на роль гувернантки?
— Вы правы, Ваша светлость, — согласился Гюстав де Клод. — я усматриваю едва ли не оскорбление в том, что нам приходится посылать корабль в бедную и варварскую страну, чтобы привезти оттуда кого-то, кто будет опекать будущую невесту нашего дофина. Однако ходят слухи о том, что юная королева сильно невзлюбила мадам де Паруа и настояла на том, чтобы ее заменили новой гувернанткой.
— Настояла? — негромко переспросил герцог. — Девочка тринадцати-четырнадцати лет?!
— Именно так говорят, монсеньор, — ответил граф.
Лицо герцога расплылось в улыбке.
— Железная воля в столь юном возрасте. Что ж, может быть, Франция и воспользуется ею! Она станет славной парой юному дофину.
На какое-то мгновение возникла пауза. Все присутствующие думали об одном и том же — что слабому здоровьем, хрупкому мальчику с необычной болезнью крови нужна сильная, здоровая, решительная жена, поскольку самой судьбой ему уготовано править самой великой, самой богатой и самой культурной страной мира.
В следующее мгновение герцог, у которого явно испортилось настроение, резко прервал тишину.
— Именно по этой причине я считаю всю эту историю оскорбительной, — произнес он. — Неужели мы допустим, что эта рябая длинноносая рыжая шотландка испортила нам внешний облик наших великолепных дворцов? Да снизойдет чума на ее голову! Будем надеяться на то, что корабль из Шотландии пошел ко дну и Господь, таким образом, избавит нас от новой гувернантки с Севера!
Как только герцог закончил фразу, в комнату ворвался порыв мощного ветра, который едва не смел с пола стулья вместе с теми, кто сидел на них. В следующее мгновение раздался чей-то юный голос — громкий, холодный и чистый, как горный источник:
— Вынуждена огорчить вас, монсеньор, но ваше пожелание все-таки не сбылось. Корабль из Шотландии не пошел ко дну, а благополучно вошел в гавань.
На какой-то миг в комнате воцарилось удивление, и пять мужских голов одновременно повернулись к говорившей. Затем незнакомку буквально внесло в комнату новым сильным порывом ветра, и чья-то невидимая рука закрыла скрипучую дверь снаружи.
Граф Гюстав де Клод торопливо вскочил на ноги.
— Корабль действительно прибыл. Нам не сообщили об этом! — воскликнул он. — Нам нужно было находиться на набережной! Что же случилось с гостями из Шотландии? Где они?
— Многие из них уже вернулись обратно в свои комнаты, — ответила юная незнакомка.
Это действительно была юная девушка. Лет семнадцати или восемнадцати, решил про себя герцог, поднимаясь медленно с соответствующим его званию достоинством уже после того, как остальные мужчины уже стояли. Посмотрев на нее, он встретился со взглядом пары голубых глаз, лучившихся нескрываемой враждебностью. Она была очень маленького роста и нисколько не напоминала статных ширококостных шотландок, которых в здешних краях повидали немало. Кудряшки, выбившиеся из-под чепца и закрывавшие ее белый лоб, свидетельствовали о том, что волосы у незнакомки золотисто-рыжего цвета. Герцог невольно подумал, что никогда еще не видел кожи такой едва ли не кристальной чистоты, что она казалась почти прозрачной.
— Значит… вся остальная свита вернулась… — заикаясь, произнес юный граф. — Это ужасно, сударыня. Я и мои друзья должны были встретить вас и поприветствовать на земле Франции от имени Его Величества короля!
Девушка перевела взгляд с герцога на графа.
— На набережной никого не было, — сказала она. — Поэтому мы пешком добрались до гостиницы.
— А мистрисс Шина Маккрэгган? — спросил граф. — Она тоже наверху? Вместе со всеми остальными? Вы не могли бы попросить ее спуститься вниз, сюда, чтобы я мог принести ей наши глубочайшие извинения? Кроме того, я хотел бы передать лично ей послание Его Величества короля Франции!
— Вы могли бы передать его, если бы мне удалось подойти поближе к камину, — ответила девушка, — У меня промокли ноги. Я и представить себе не могла, что во Франции столько грязи.
— Но, сударыня, неужели., нет..» не может быть…
— Вы не ошиблись, сударь, я — Шина Маккрэгган, — произнесла девушка с достоинством, которое не совсем вязалось с ее хрупкой фигуркой.
В комнате мгновенно воцарилась тишина, которую вскоре нарушил герцог де Сальвуар:
— Мистрисс Маккрэгган, позвольте от имени короля Франции приветствовать вас в нашей стране! Наше смущение было вызвано тем, что мы ожидали прибытия особы более старшего возраста.
— Я слышала о том, чего вы ожидали, монсеньор, — ледяным тоном ответила Шина и отвернулась. Теперь присутствующим был виден лишь кончик се маленького прямого носа и часть маленького изящного подбородка.
Молодые придворные лишь усилием воли сумели сдержать улыбки. Они настолько привыкли к грубым, бесцеремонным манерам герцога, что его извинения перед юной шотландской девушкой вызвали у них удивление. Они тут же уступили дорогу Шине, давая ей возможность подойти поближе к очагу. Девушка протянула руки к огню и жестом, совершенно лишенным кокетства, развязала ленты своего мокрого чепца, а затем стянула его с головы.
На какой-то миг присутствующим показалось, будто в темную закопченную комнатку с низким потолком заглянуло солнце. В отличие от всех других женщин, которых когда-либо видели молодые придворные, волосы юной шотландки оказались золотисто-рыжими, завитыми самой природой во множество мелких локонов. Казалось, будто над головой Шины светится золотистый нимб.
— Сударыня, позвольте мне…
Молодые люди поспешно вскочили на ноги, предлагая нежданной гостье стул, подушечку, чтобы было удобнее сидеть, забрать у нее промокший плащ, перчатки и чепец.
— Бокал вина, сударыня? Вино взбодрит вас после долгого путешествия!
— Благодарю вас, я предпочла бы чашку горячего шоколада, если это, конечно, возможно.
— Вам сию же минуту подадут его!
Один из кавалеров поспешно вышел из комнаты, чтобы распорядиться насчет шоколада. Другой опустился на колено и помог рыжеволосой шотландке снять промокшие башмачки.
— Ваша обувь совершенно промокла, — заметил он. — Я схожу за горничной, пусть она высушит се, если, конечно, нет возможности достать из вашего багажа другую пару.
— Я думаю, что времени для того, чтобы просушить ее, будет больше чем достаточно, — ответила Шина. — Отец Хэмиш, который сопровождает меня в этом путешествии, сможет отправиться в путь не раньше чем через несколько часов. Он так измучен морской болезнью, так же, как и его слуга и служанка моей госпожи. Им нужно дать немного времени для отдыха, они несколько дней не смыкали глаз.
— А как вы, сударыня, перенесли путешествие по бурным морским водам?
— С удовольствием, — ответила Шина. — Я родилась у моря и привыкла к непогоде. Я часто выходила в море вместе с отцом. Но я не думала, что в ваших краях будет так холодно.
Девушка протянула к огню озябшие ноги в толстых вязаных чулках. Ножки у нес были маленькие и удивительно гармоничной формы. Присутствующие в комнате придворные впервые обратили внимание на то, как просто и едва ли не бедно одета юная путешественница из Шотландии. На девушке было простое платье из домотканой шерсти. На ее одеянии отсутствовала какая-либо отделка из шелка, атласа или меха, которые так любили знатные дамы Франции. Не заметили молодые придворные на шотландке и каких-либо драгоценностей.
— Расскажите о вашем путешествии, сударыня, — осмелился наконец спросить один из дворян, нарушая возникшее на какое-то мгновение неловкое молчание.
— Рассказывать особенно нечего, господа, — ответила Шина. — За исключением того, что морс было очень бурное с той самой минуты, когда мы только отплыли из Инвернесса. Тем не менее корабль благополучно доставил нас сюда, на французскую землю. Это прекрасный корабль, построенный в Шотландии, причем так, как умеют это делать только шотландцы.
На этот раз в ее голосе прозвучала дерзкая нотка. Шина бросила взгляд в сторону герцога де Сальвуара, который внимательно рассматривал ее с легкой улыбкой, которая показалась ей насмешливой.
Про себя она подумала, что никогда еще не видела такого красивого мужского лица, которое безнадежно портил отпечаток цинизма и скуки. Герцог являл собой тот тип мужчины, который ей не нравился больше всего, подумала девушка. Именно этот тип внушал ей страх, когда она встречалась с придворными в обществе венценосных особ. Тот самый тип, который заставил ее воскликнуть, обращаясь к собственному отцу:
— Я не пойду туда! Что я буду делать во дворце в окружении умных людей, которым нечего делать, кроме как искать развлечений!
— Тебе следует испытывать благодарность Всевышнему, что тебе представилась такая возможность! — ответил ей отец.
— Возможность? Какая же? — вопросом на вопрос ответила Шина. — Ты же знаешь, что я с радостью готова служить нашей королеве. Но разве станет она слушать меня, когда ее внимание привлекает множество других людей?!
— Ее величество живет в настоящем вертепе, в том месте, где сатана царствует над всем и наслаждается праздным времяпрепровождением, — ответил ей отец. — Я знал это еще тогда, когда было решено отправить ее во Францию. Но что нам оставалось делать с нашей Шотландией, которую терзали англичане, сжигая посевы и повсюду разыскивая нашу малышку?
Отец замолчал, и Шина поняла, что он сильно переживает. Об этом свидетельствовали сквозившая в его голосе боль и горечь и выражение лица. Девушка понимала, что он думает сейчас о бесчеловечной жестокости захватчиков, от которой страдают простые шотландские крестьяне, не принимавшие участия в войне против Англии, но которых убивали, чьих женщин насиловали, чьи земли подвергали разграблению.
— Мы были вынуждены отправить ее во Францию, — продолжил он голосом резким и едва ли не грубым. — Мы верили в то, что те, кто окажется рядом с ней, будут вести себя достойно…
Он внезапно замолчал и отошел от Шины. Затем повернулся к ней спиной и выглянул наружу из высокого стрельчатого окна замка, — Я не правильно поступаю, — пробормотал он, — обсуждая с тобой такие вещи.
Шина прекрасно поняла, что имел в виду отец. Во всей Шотландии не было такой семьи, которая, сохраняя верность своей королеве, не пришла бы в ужас от известия о том, что леди Флеминг, гувернантка Ее Высочества, удостоилась внимания Генриха II.
— Она носит под сердцем его ребенка!
В ушах девушки по-прежнему стоял шепот, которым ее соотечественники передавали из уст в уста этот недостойный слух.
— Мать королевского бастарда, а ведь именно ее отправили во Францию в роли наставницы нашей юной королевы!
Новости путешествуют медленно, и не успело потрясение, постигшее шотландцев от этого поразительного известия, немного ослабнуть, как разнесся слух о том, что леди Флеминг успела вернуться на родину и произвести на свет здорового крупного мальчика.
— А Ее Величество королева? Что же будет с ней? Кто же теперь будет ее опекать?
За известием о том, что место леди Флеминг заняла француженка мадам де Паруа, несколько месяцев спустя последовало известие о том, что юная королева сильно невзлюбила свою новую наставницу.
— У нее буйный нрав, — говорили в придворных кругах, — она и родилась такой своенравной.
Однако все это никоим образом не могло служить утешением, и более мудрые из числа советников королевы в Шотландии сосредоточили свое внимание на более важном вопросе: кем же заменить леди Флеминг?
Это могло показаться довольно странным, но именно кому-то из немолодых, умудренных опытом людей пришла в голову мысль отправить во Францию не строгую матрону, а скорее ровесницу королевы, которая могла бы стать компаньонкой н подругой юной королеве.
— Мне кажется, что Ее Величество нуждается не столько в наставлениях, сколько в дружеской поддержке, — резко сказал этот человек. — Тех, кто просто станет поучать юную особу, найти легко. Мне думается, для этой цели нужен кто-то другой, тот, кому королева сможет доверять, тот, кто обладает здравым смыслом и подскажет нашей королеве, что приличные люди не могут терпеть пороков французского двора. Какой же смысл посылать во Францию какую-нибудь даму почтенных лет? Молодежь никогда не прислушивается к доводам пожилых людей!
Подобная мысль никогда раньше просто не приходила в голову никому из шотландских вельмож, не понимавших, что решение проблемы может оказаться столь простым. Судьба леди Флеминг поставила их в неловкое положение, вынудив искать извинения за собственную мораль.
Слишком просто было бы свалить всю вину на Францию. Слишком просто было бы направить указующий перст на короля, правившего Францией вместе со своей любовницей и совершенно не обращавшего внимания на собственную законную супругу, за исключением того факта, что она с завидной регулярностью каждый год производила на свет новых младенцев. Однако было трудно проявлять и дальше строгость сейчас, когда специально выбранная покровительница юной королевы, уважаемая дама из хорошей благородной семьи, чистокровная шотландка, так подвела всех тех, кто вверил ей судьбу венценосной особы, проявив слабость к амурным делам и совершив тем самым столь недостойный поступок.
Всем вельможам Шотландии была прекрасно понятна важность того, насколько необходимо найти замену леди Флеминг. Отправь они во Францию женщину столь уродливую и непривлекательную, что если король не захочет даже смотреть на нее, то юная королева, скорее всего уже испорченная нравами французского двора, сочтет ее также непривлекательной и потребует ее замены, как уже сделала подобное с француженкой мадам де Паруа.
Если же отправить какую-нибудь молодую особу, то это не оскорбит никого, однако таковая особа должна быть достаточно веселой и разговорчивой, чтобы общаться с четырнадцатилетней королевой, и достаточно юной, чтобы король не воспылал к ней страстью и отнесся бы к ней только как к собственной дочери.
— Ведь у вас есть дочь, сэр Юэн, — сказали отцу Шины, и хотя он всячески возражал против того, чтобы его единственную дочь отправили далеко за море в страну, где безраздельно властвует сатана, противостоять доводам уважаемых им шотландских сановников он не смог.
Однако еще сложнее оказалось убедить Шину.
— Ты не понимаешь, отец, — заявила она. — Я стану предметом насмешек всего двора. У меня ведь нет ни богатых модных нарядов, ни светских манер, ни изощренного ума. Если бы мама была жива, то все было бы по-другому.
Она бы точно знала, что ждет меня в будущем, и смогла бы уберечь меня от многих жизненных ошибок.
— Если бы твоя мать была жива, — услышала Шина слова отца, произнесенные горестным шепотом, и увидела, как тот так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
Мать ушла из жизни десять лет назад, однако горечь утраты была все еще остра. Пустота и одиночество, вызванные ее кончиной, по-прежнему ощущались ее близкими. Однако аромат благовоний и духов, которыми она пользовалась, и ее ангельская душа все еще ощущались в стенах родового замка.
— Но я не могу туда поехать, отец! Не могу!
— Ты должна это сделать!
Отец резко выкрикнул эти слова ей в лицо, и Шина понимала, что отец гневается потому, что он боится расставаться с ней.
Девушка отошла на другой край комнаты. Вопреки ожиданиям гнев отца быстро улетучился и негодование сменилось нежностью.
— Маккрэгганы всегда хранили верность королевской семье, — сказал он. — Мы и на этот раз не можем подвести Ее Величество. Многие отдали свои жизни за наших венценосцев — и Господь знает, что и я готов отдать свою собственную, когда понадобится, — но помочь королеве порой могут не только наши острые клинки. На этот раз от нас требуется помощь иного рода. Имея дело со змеями, порой приходится проявлять змеиное же коварство.
Отец заговорщически понизил голос:
— Ты отправишься во Францию, Шина, не только для того, чтобы делать для королевы все, что только в твоих силах, но также и для того, чтобы разузнать, насколько Франция готова поддержать Марию Стюарт в роли королевы Англии.
Шина замерла на месте.
— Так ты хочешь, чтобы я шпионила, отец?
— Я прошу тебя послужить на пользу своей родной страны, как это готов сделать любой представитель нашего клана. Причем не отдавая поспешно свою жизнь, а пытаясь узнать правду.
— Но, отец, король Франции наверняка поддержит нашу королеву. Он знает, что после смерти королевы Марии наследницей трона станет Мария Стюарт.
— И ты веришь этому? Даже если это и так, то как он готов поступить в таком случае? — поинтересовался сэр Юэн. — Мы ведь находимся далеко, дочь моя! Откуда нам знать, что он действительно думает? Откуда мы можем знать, какую помощь он предложит нам? А разве без Франции хватит у нас сил, чтобы победить Англию?
Шина вздрогнула. Отец, похоже, озвучил опасения и тревоги, одолевавшие всю Шотландию. Все шотландцы не имели ни тени сомнения в том, что их дело правое, что Мария Стюарт — настоящая королева Шотландии и законная претендентка на английский трон. Но хватает ли у них оружия, денег и, самое главное, сильных воинов, чтобы сделать ее законной правительницей страны?
Тревожные мысли о том, что ей придется делать на чужой земле, не оставляли Шину все время, которое она провела в пути. Теперь же, очутившись в маленькой гостинице в обществе щеголевато одетых французских придворных, буквально нависавших над ней, наслаждающаяся теплом очага девушка неожиданно испытала презрение к присутствующим.
Да кто они такие эти люди? Разве можно назвать мужчинами этих изнеженных щеголей, разряженных в шелка, атлас, чьи одежды разукрашены кружевами, лентами, драгоценными камнями и перьями? Вряд ли какая-нибудь шотландская женщина надевает на себя столько украшений, отправляясь даже на самый изысканный бал!
В комнату вошла миловидная служанка в домашнем чепце с чашкой горячего шоколада, которую поставила на стол возле Шины. Говорила она на каком-то диалекте, который юная гостья из Шотландии понимала с трудом.
— Священнику, благослови его Господь, стало лучше. Он выпил капельку коньяка и немного пришел в себя. А ваша служанка, сударыня, по-прежнему в слезах. Она утверждает, что даже если бы Его Величество король самолично попросил ее ступить на землю, то она все равно не сделала бы этого, потому что ей до сих пор кажется, что ее все так же качает на волнах.
— Дайте ей немного еды и скажите, что я намерена отправиться в Париж через час! — потребовала Шина.
В ее голосе прозвучали властные нотки. Лицо служанки приняло смущенное и одновременно удивленное выражение.
— Я, конечно, скажу ей, сударыня, но сильно сомневаюсь, что она сможет так быстро встать на ноги. Бедняжку без конца тошнило, причем до тех пор, когда и тошнить-то уж было нечем!
— Я буду благодарна, если вы передадите ей мое пожелание поскорее отправляться в путь! — произнесла Шина и, повернувшись к молодым французским дворянам, добавила:
— Надеюсь, господа, что вы позволите мне отправиться в путь как можно скорее. Мне хочется, не теряя ни минуты, побыстрее отправиться к Ее Величеству и приступить к моим обязанностям!
— Вы так торопитесь, — заметил герцог. — Не будет ли благоразумнее переночевать здесь, в гостинице? Обстановка здесь, конечно, более скромная, но отличается достаточной чистотой.
— В Шотландии, монсеньор, — сказала Шина, вставая со стула и глядя де Сальвуару прямо в глаза впервые после того, как они обменялись враждебными взглядами, — первым делом выполняют свой долг, а потом уж думают о комфорте!
Герцог улыбнулся краешком рта, и у Шины возникло ощущение, что ее слова не произвели на герцога должного впечатления.
— Весьма похвально, сударыня, — сказал он. — Весьма и весьма похвально. Ваша настойчивость заслуживает глубочайшего уважения, впрочем, равно как и ваша преданность Ее Величеству королеве.
Сарказм, прозвучавший в его голосе, был настолько очевиден, что Шина не смогла удержаться от ответной колкости. Ее бурный шотландский темперамент, который она и обычно не слишком-то хорошо контролировала, вырвался наружу, молнией сверкнув в ее глазах. Выдержав короткую паузу, она произнесла тем же ледяным тоном, который употребила сразу, как только вошла в комнату:
— Я думаю, монсеньор, что смогу продолжить путешествие без ваших пышных похвал, потому что слова, слетевшие с лживого языка, часто становятся опасными для тех, кому предстоят серьезные и трудные дела.
Не успели эти слова слететь с ее губ, как Шина сама испугалась сказанного и того вызова, который прозвучал в них. В следующий миг ее взгляд встретился со взглядом герцога де Сальвуара — взгляд бедно одетой девушки-горянки и щегольски одетого самоуверенного мужчины с циничным выражением лица. Обмен взглядами означал войну, и оба прекрасно это понимали. Да, это была война — неизбежная, смертельная и безжалостная. Война, в которой один из соперников непременно станет победителем. Присутствовавшие в комнате молодые дворяне поняли, что в эту минуту произошло нечто серьезное и судьбоносное, однако никто не осмелился нарушить возникшую тишину. Затем очень-очень медленно герцог встал на ноги. Какое-то мгновение он стоял, возвышаясь над хрупкой, маленькой Шиной, и голова его при этом едва не касалась потолка.
Затем отвесил изящный и утрированно куртуазный поклон.
— К вашим услугам, сударыня! — произнес он. — Встретимся в Париже!
Остальные придворные продолжали молчать. Герцог повернулся и вышел из комнаты. Дверь за его спиной закрылась.
Шина даже не повернула головы. Она знала, что нечто мощное, бурное и пугающее осталось позади, и комната показалась ей пугающе пустынной. Ее охватила необычайная усталость и оглушающее одиночество.