Потаенное зло

Глава 12

Кто-то тряс Шину изо всех сил. В какой-то момент ее разум вспомнил, что такое уже случалось. Затем, с невероятным усилием, похожим скорее на физическую боль, девушка все-таки пришла в себя.

Ее трясла Мэгги. Служанка держала ее за плечи и повторяла тихим голосом:

— Очнитесь, очнитесь, девочка моя! У нас мало времени.

— В чем дело, Мэгги? Что случилось?

Шина хотела произнести эти слова вяло, но слышала, как они резко слетели с ее губ, в то время как Мэгги продолжала трясти ее.

— Хвала Всевышнему, что вы очнулись, слава Богу, что к вам вернулся разум, — обрадованно воскликнула Мэгги.

— Что же случилось? — удивленно спросила Шина.

Ее голову по-прежнему окутывал туман беспамятства.

Кроме того, ее не отпускало ощущение огромной усталости, .

Теперь, когда Шина открыла глаза, она увидела зажженные свечи и Мэгги с капором на голове и в накинутой на плечи шали. Шина с трудом села в постели.

— Который нынче час? — спросила она. — И почему ты так одета?

— Потому что мы уезжаем, — коротко ответила Мэгги.

Шина провела пальцами по лбу и волосам, а затем, совсем по-детски, потерла руками глаза.

— Я еще не совсем проснулась, Мэгги, и не вполне понимаю тебя.

— Просыпайтесь поскорее! — почти прошептала Мэгги. — Нам надо уезжать.

Шина убрала руки от лица и изумленно посмотрела на Мэгги. В следующее мгновение она все вспомнила. События разворачивались перед ней медленно, словно кто-то неторопливо перелистывал книгу страница за страницей. Вино, которое она выпила в покоях королевы; выражение лица маркиза де Мопре; пробуждение; песнопения и колдовские заклинания тех, кто вызывал дьявола.

Шина вздрогнула при мысли о случившемся и обхватила руками шею. Так вот что они делали — вызывали дьявола на Черной Мессе над ее обнаженным телом, а затем отнесли ее, неспособную пошевелить даже пальцем, в постель короля.

В неожиданном изумлении Шина вытянула руки. Какое счастье! Она снова может двигаться! Ее ноги — она их чувствует! Девушка отвернула одеяло и опустила ноги на пол.

Какое-то мгновение она покачивалась, потому что голова была в странном состоянии и потому что ноги ее не слушались.

— Я могу двигаться! Какое счастье! Мэгги, я снова могу двигаться!

Ее радость была похожа на победную песнь благодарности, но Мэгги не слушала. Она повернулась к стулу и подала хозяйке платье.

— Одевайтесь, госпожа. Ради всего святого, поторапливайтесь! Нельзя терять ни минуты.

— Я спасена! Я спасена!

Шина хотела выкрикнуть эти слова снова, вспомнив о том, кто спас ее, и радость овладела ею, освобождая разум и тело от вялости и сонливости.

— Торопитесь! Торопитесь!

Голос Мэгги прервал воспоминания Шины, и ей пришлось переключиться.

— В чем дело, Мэгги? — спросила она. — Наверняка еще не пришло время вставать.

Не дожидаясь ответа, она подошла к окну и отдернула портьеры. Снаружи ее взгляду предстали лишь траурно-черное небо и слабо мерцающие звезды.

— Еще ночь! — воскликнула Шина.

— Мы должны ехать, — ответила Мэгги. — Господь милостив к нам, но как мне вложить в вашу прекрасную головку, что мы в опасности? «Смертельной опасности», как сказали их милость герцог.

— Их милость? Герцог де Сальвуар? — резко переспросила Шина.

Мэгги кивнула.

— Его светлость принес вас сюда, скорее мертвую, чем живую, — ответила она. — Он отдал мне распоряжения, и раз уж я знаю, что он говорил правду, то намерена выполнить их. Одевайтесь же поскорее, у нас нет времени для разговоров.

Опасность! Только сейчас Шина по-настоящему осознала смысл этого слова. Она быстро надела одежду, которую ей подала Мэгги, умыла лицо и руки холодной водой и взяла капор из протянутых рук служанки.

Лишь теперь Шина заметила, что дорожные сундуки стояли перевязанные ремнями в центре комнаты.

— Ты уже собрала вещи! — радостно воскликнула она.

— Сложено кое-как, — ответила Мэгги, — но я ничего не забыла.

— И куда же мы едем? — поинтересовалась Шина, надевая отороченную мехом накидку.

В этот момент Шина вспомнила, кто сделал ей такой великолепный подарок, но когда эта мысль мелькнула в ее голове, Мэгги ответила на вопрос, и Шина отвлеклась.

— Мы отправляемся домой, — заявила Мэгги. — Домой в Шотландию. Вы рады?

— Едем домой! — глупо повторила Шина.

— Ага, и карста ждет внизу. Побудьте здесь, я пойду позову лакеев, чтобы они отнесли сундуки.

— Мэгги, что происходит… я ничего не понимаю… К чему такая спешка?

Голос Шины оборвался, потому что Мэгги, не дожидаясь вопроса, поспешила к двери. Вошли два лакея. Одного взгляда на их ливреи было достаточно, чтобы Шина могла догадаться, кто их хозяин.

Не кто иной, как герцог, позаботился обо всем. Герцог, который спас ее и который отправлял сейчас в безопасное место, домой в ее родную Шотландию. Ей следовало бы радоваться этому, быть в восторге, Шина понимала это. Разве не этого она хотела с того самого дня, когда приехала во Францию? Вернуться в Шотландию; жить в своей стране, среди знакомых людей и привычных вещей, которые были частью ее жизни.

Но сейчас, когда настал этот долгожданный момент, что-то неожиданно омрачило ее радость и наполнило ее душу беспокойством при мысли об этом. Всхлипнув, она поняла, что если уедет сейчас, то навсегда оставит здесь, в этих стенах, свое сердце.

— Мэгги, Мэгги, я не могу… — начала Шина дрожащим голосом, но было уже поздно сопротивляться ходу событий.

Лакеи уже вынесли ее сундуки, и Мэгги, схватив шаль, которую едва не забыла, и быстро оглянувшись, взяла хозяйку за руку и повела к выходу.

— Но, Мэгги, я не могу так вот взять и уехать… — снова нерешительно возразила Шина, но Мэгги тут же заставила ее замолчать.

— Не говорите ничего, — скомандовала она шепотом. — Никто не должен знать, что вы уезжаете, разве вам не понятно? Вы в опасности, девочка моя, в смертельной опасности, так сказал герцог!

Когда Мэгги повторила слова герцога. Шина поняла всю их важность. Разумеется, она в большой опасности; теперь в этом не остается никаких сомнений. Королева Екатерина выбрала ее для особой цели, и поскольку план не удался, то Ее Величество вряд ли проявит милосердие к человеку, который помешал его осуществлению.

Кроме того, теперь Шина слишком много знала. Она прожила при дворе достаточно долго, чтобы понять: тот, кто знал тайные стороны жизни могущественных людей, неизбежно подвергался смертельной опасности. Иногда такие люди умирали от какой-нибудь загадочной болезни, иногда их обвиняли в странных и недоказанных преступлениях и отправляли в тюрьму, откуда они уже не возвращались.

Какой бы ни был выбран метод, обидчика всегда искусно и ловко убирали. Какие же шансы теперь остались у нее после тех событий, которым она стала свидетельницей, и после того, как герцог в последний момент забрал ее целой и невредимой из спальни короля?

Поэтому она молчала, когда Мэгги поспешно вела ее по коридорам, многие из которых были погружены во тьму: свечи либо догорали, либо уже давно потухли. Дворец спал, но Шина слышала тысячи странных звуков, которые она не слышала раньше, — скрип половиц; глухие, незнакомые звуки за запертыми дверями; шепот ветра за окном и громче всего этого — биение ее собственного сердца.

Чувствовался также запах чего-то едкого и пугающего, словно она вдыхала свой собственный страх и знала, что он распространялся на всех, кто ее сопровождает. Каждую минуту Шина ждала, что кто-то выскочит из двери и бросится за ними вдогонку по длинным коридорам, заставляя остановиться и приказывая именем королевы вернуться в свою комнату, где она станет ждать смертного приговора.

Будет ли смерть, придуманная королевой и ее приближенными, быстрой и безболезненной? Шина сомневалась в этом. Она вспомнила злобный блеск в глазах собравшихся, когда она поднесла к губам кубок с вином. Да, это было воплощение зла, но тогда она этого не заметила.

Шина снова слышала озлобление в их голосах, когда они вызывали дьявольские силы, в которые верили.

Опасность! Опасность! Она слышала голос герцога, который, как ей казалось, произнес это самое слово, а она ему не поверила.

— Наконец они с Мэгги вышли во двор. Здесь Шина ни разу не была: маленький, неприметный дворик, находивший» ся, по-видимому, в задней части дворца; вероятно, возле огромных кухонь, потому что повсюду валялся мусор и старые пустые бутылки. Голодные коты рыскали в темноте.

Карета уже ждала Шину и ее служанку, и лакеи уже укладывали сундуки на крышу. Мэгги помогла Шине войти в карету. На сиденьях лежали мягкие подушки.

Еще не видев герба на дверцах, Шина знала, чья это была карста. Лишь одного взгляда на шестерку превосходных коней, на их богатую сбрую и плюмаж оказалось достаточно.

Это карета принадлежала герцогу де Сальвуару, Герцог, именно герцог отправлял ее в безопасное место.

Карета тронулась. Кучер развернул лошадей. Шина чувствовала, как они медленно выезжают за ворота, затем скорость начала увеличиваться, колеса завертелись быстрее, а копыта громко зацокали по безлюдной мостовой.

— Слава Богу, мы наконец выбрались! — вздохнула Мэгги, и в ее голосе слышалась такая искренняя радость, что Шина порывисто обняла свою горничную, чтобы успокоить ее.

— Нам нечего волноваться, Мэгги, — сказала она, — если Его светлость герцог заботится о нас.

— Я боялась, они нас остановят, — ответила Мэгги дрожащим голосом, и Шина заметила слезы в ее глазах.

— Что… он сказал тебе? — поинтересовалась Шина; не было необходимости уточнять, кого она имела в виду, — Он принес вас на руках, — начала Мэгги. — Я было подумала, что вы мертвы, но потом он уложил вас в постель, накрыл одеялом с нежностью любящего отца и сказал; «Мы должны увезти твою госпожу, Мэгги. Немедленно. Сегодня же. Ты поняла?»Я не ответила, и он продолжил: «Твоя госпожа в опасности, смертельной опасности. Если она останется здесь, то умрет или ее постигнет еще худшая учесть».

Шина глубоко вздохнула. Она отлично знала, о чем говорил герцог. Мэгги достала из рукава носовой платок и вытерла слезы.

— Я думала, что никогда не соберу все вещи, — продолжила она. — Он сказал мне: «Не беспокой госпожу до самого последнего момента». Я послушалась его из-за тона, каким он это сказал, и все время боялась, что не успею, что мы опоздаем.

Мэгги снова всхлипнула, и Шина нежно обняла ее за плечи.

— Все хорошо, Мэгги. Теперь все позади.

— Разве? — спросила Мэгги. — Все будет позади, когда мы оставим эту проклятую страну. Они могут броситься в погоню за вами. У них солдаты, и всадники скачут быстрее, чем едем мы, даже с этими прекрасными лошадьми.

— У нас большое преимущество во времени, — успокоила ее девушка.

Шина поняла, что карета предназначена для быстрой езды.

Она была гораздо легче тех карет, в которых Шина путешествовала раньше, и в ней было намного меньше места. По тому, как легко пружинили рессоры, Шина предположила, что лошади не чувствовали тяжести.

— Он… он сказал, что отправит меня домой? — спросила Шина.

— Нет, он так не сказал, но куда еще нам ехать? Нигде во Франции вы не будете в безопасности, уж будьте уверены, госпожа Шина!

Шина закрыла глаза. Разумеется, он отправлял ее домой, но она всей душой противилась этому. Как она может уехать и оставить его здесь одного? Как она сможет вынести разлуку?

Она подумала о его лице, но почему-то не сумела представить его себе. То, что он сказал вечером, коснулось глубин ее памяти. Он был так нежен — или ей это приснилось?

Он говорил ей слова любви. Нет, право же, ей это только приснилось!

Шина не могла этого точно вспомнить. Она ясно помнила ужас, когда, беспомощная и неспособная пошевелиться, лежала на огромной кровати короля. Затем герцог пришел и спас ее. Она снова чувствовала ту внезапную теплоту и осознание того, что любовь растекается по ее телу, как морская волна в час прилива.

Он взял ее на руки, и она поняла, что спасена, несмотря на то что не могла ни говорить, ни двигаться. После этого она ничего не помнила. Она заставляла себя оживить все это в памяти, но ей это не удавалось.

— Я знала, что из этого путешествия ничего хорошего не выйдет, — снова заговорила Мэгги. — Вы не тот человек, слава Всевышнему, который будет жить во дворцах в окружении разврата рядом с теми, чья злоба смердит аж до самых небес!

Шина хотела улыбнуться словам Мэгги, но не могла не признать, что служанка права. Кому, как не ей, знать это.

Она действительно права. Злоба окружала ее со всех сторон, злодеи попытались причинить ей зло, но у них, слава Богу, ничего не вышло.

Но сейчас Шина не хотела уезжать. Интересно, что с ней случится в ближайшем будущем? Проведет ли она остаток жизни в мечтах о герцоге, в воспоминаниях о своей былой любви к нему.

Карета внезапно остановилась. Шина посмотрела на Мэгги и поняла, что ужас, застывший на лице служанки, как в зеркале отражает ее собственный страх. Инстинктивно, не говоря ни слова, женщины взялись за руки. Дверца открылась. Каждый нерв женщин был напряжен. Шина ждала, что сейчас прозвучит приказ выйти.

Затем кто-то сел в карету, и с чувством невероятного облегчения она увидела, кто это.

— Гюстав!

— Шина, слава Богу, с вами все в порядке. Вы немного опоздали, и я уже начал волноваться.

Мэгги тут же пересела на маленькое сиденье напротив, граф сел рядом с Шиной, взял ее руки и поднес к своим губам.

— Почему вы здесь? Что вы здесь делает? — спросила она.

— Герцог велел мне ждать вас в этом месте, — ответил граф. — Мне приказано проводить вас из окрестностей Парижа до места первой остановки.

— А что будет потом? — продолжала расспрашивать Шина, в сердце которой неожиданно вселилась надежда.

— Не знаю, — откровенно признался ее собеседник. — Я просто выполняю поручение герцога де Сальвуара.

— Понятно.

Шина не смогла сдержать ноту разочарования, прозвучавшую в этом простом слове.

— Главное, что вы будете теперь в безопасности, — сказал Гюстав.

Шина посмотрела ему в глаза.

— Как много вам известно? — спросила она.

— Почти ничего. Лишь то, что королева задумала очередной фокус и что герцог де Сальвуар вовремя подоспел на помощь.

— Да, действительно вовремя, — вздохнула Шина.

— У нас не было времени для обсуждения подробностей, — продолжил Гюстав, — очень многое предстояло сделать. Единственное, чего хотел герцог, — это чтобы первую половину пути вас сопровождал надежный человек.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Шина.

— — К морю.

— Так я и думала, — ответила она и вновь почувствовала тяжесть в душе, потому что, хоть она и отправлялась домой, герцог оставался здесь.

— В данный момент меня беспокоит только ваша личная безопасность, — произнес граф.

— Не могу поверить, что случившееся ночью — правда, — сказала Шина.

— Кто там был? — быстро спросил граф.

— Маркиз де Мопре.

— Грязная свинья! Мерзавец! Ничтожество!

— Почему вы так говорите? — удивилась Шина.

— Разве вы еще не поняли, кто он такой? — также удивленно спросил граф. — Он — самое отвратительное животное в человеческом облике из всех, кто ходит по земле. Сводник, зарабатывающий на похоти тех людей, которые могут за нее заплатить.

Шина в ужасе вздрогнула.

— Да, все именно так, — продолжил граф. — Вероятно, вам также знаком тот тип людей, от которых герцог старается вас уберечь. Мопре начинал с малого. Он находил влиятельных людей, которые хотели оказаться в обществе красивых девушек. Сначала он сам занимался любовью с этими барышнями, а затем рекомендовал их тем, кто мог заплатить устраивавшую его цену.

Тон графа сам по себе прозвучал приговором.

— Затем он нацелился выше и пытался заинтересовать самого короля в своем «товаре», но герцогиня опередила его, поэтому он перешел на другую сторону. Он стал преданным лакеем королевы, мальчиком на побегушках, тем, кто всегда готов исполнить все, что она попросит.

Шина закрыла уши руками.

— Не рассказывайте мне этого больше, — перебила она графа.

Теперь она понимала, какой была наивной, когда ее, как, вероятно, и многих других наивных девушек, привлекла внешность маркиза, его убедительные речи, явная искренность его ухаживаний. И все это время он пытался заманить ее в объятия короля просто потому, что королева выбрала ее, или другую такую же, для того, чтобы отвлечь внимание своего супруга от герцогини, которую он боготворил.

— Извините меня, — тихо сказал граф. — Мне не следовало говорить так грубо. Одно лишь имя маркиза де Мопре выводит меня из себя и надолго портит настроение.

— Вы правы, вы абсолютно правы во всем, что думаете о нем, но давайте не будем больше об этом говорить.

— Давайте поговорим о нас, — предложил Гюстав. — Из слов герцога я понял, что вы навсегда покидаете Францию.

Скажите, Шина, вы не хотели бы остаться со мной?

Он говорил так, как будто слова исходили из глубины его души, и прежде чем Шина успела ответить, продолжил:

— У меня есть земли в Бордо. Это далеко отсюда. Мы могли бы уехать туда прямо сейчас, и никто не узнает, что стало с вами. Мы бы обвенчались в церкви, которая находится неподалеку от моего замка. Я хорошо обеспечен, Шина.

Я дам вам все, что вы пожелаете, и поверьте, обязательно сделаю вас счастливой.

— Благодарю вас, Гюстав, — нежно ответила Шина. — Спасибо за вашу доброту, за вашу любовь и предложение стать вашей женой. Но я, к сожалению, не могу ответить вам согласием.

— Со мной вы будете в безопасности, — настаивал Гюстав.

— Меня заботит не моя безопасность, — ответила Шина.

— А что же? — спросил он.

Девушка пристально посмотрела ему в глаза, и ему казалось, что он заглядывает ей прямо в душу.

— Вы влюблены в другого, — догадался граф.

Шина утвердительно кивнула.

— Счастливчик! — воскликнул он. — Все бы отдал, чтобы оказаться на его месте. Однако мне следовало бы знать, что я никогда не стал бы для вас подходящей парой.

— Дело не в этом, — возразила Шина. — О Гюстав, дело не в этом! Вы вполне подходящий мне жених, но я не выйду замуж без любви, а поэтому не выйду замуж никогда!

— Вы хотите сказать, что ваш избранник не любит вас? — удивился Гюстав.

Шина покачала головой.

— Между нами стоит много, очень много преград, — вздохнула она.

Желая успокоить Шину, Гюстав стал целовать ей пальцы и больше не выпускал ее руку из своей, пока они молча ехали, а Мэгги мирно спала на сиденье напротив.

Впереди путников ждал длинный-длинный день. Они немного поговорили и немного поспали, пока карета быстро и без происшествий мчала их к морю.

Было темно, и лошади, плохо разбирая путь, медленно везли карету по проселочным дорогам. Вскоре путники подъехали к таверне, в которой Шине предстояло провести ночь.

— Утром я вас не увижу, — сказал Гюстав, когда уставшая Шина собралась подняться в свою комнату.

— Вы хотите сказать, что утром вас здесь уже не будет? — спросила она.

— Да, — ответил граф. — Я пробуду здесь не более часа, чтобы убедиться, что все в порядке, и отправлюсь обратно в Париж.

— Но… но почему? — продолжала расспрашивать Шина, — Я не знаю, моя дорогая, — ответил он. — Я лишь выполняю полученные распоряжения. Понимаете, что касается меня, то герцог де Сальвуар приказывает, а я не оспариваю его указаний.

— Почему же вы делаете это для него? — с любопытством спросила Шина.

— Во-первых, потому, что он лучший человек из всех, кого я встречал в своей жизни, — ответил граф. — Во-вторых, уже слишком поздно рассказывать вам о его доброте, которую он проявлял по отношению ко мне с того самого дня, как я впервые попал в Париж.

Даже после того, как Шина попрощалась с графом де Клодом и легла на жесткую кровать, она все еще продолжала слышать звучавшие настоящей музыкой слова: «Он лучший , человек из всех, кого я встречал».

Почему она не догадалась с самого начала, спрашивала себя Шина, что герцог был на голову выше всех во дворце? Почему она позволила себе отрицательно относиться к нему лишь потому, что услышала одно его критическое замечание?

Как глупа она была; как слепа! Но сейчас уже слишком поздно. Завтра она поплывет в Шотландию и оставит его здесь. Именно в эти минуты, в темноте убогой комнаты таверны, она поняла, что даже любовь к родине показалась ничем по сравнению с любовью к этому странному, необъяснимому мужчине, который так властно вошел в ее жизнь.

Шина ухватилась за мысль о доме, потому что лишь в нем одном видела главную свою надежду и опору. Теперь же она знала, каким будет ее существование там — тягостным и одиноким. Отец останется в Эдинбурге; они с Мэгги будут пытаться изо всех сил свести концы с концами; дом будет по-прежнему разваливаться и ветшать прямо на глазах, сады, за которыми они смогут ухаживать, скоро совсем одичают.

Чего еще ожидать, если ее родная страна беспрестанно воюет?

Устав от тяжелых дум, Шина вскоре заснула. Затем Мэгги разбудила ее и сказала, что уже пять часов и кучер готов продолжить путь. Женщины быстро позавтракали, и карета снова помчала их в сторону моря.

Они проехали много миль, прежде чем Шина отважилась гадать вопрос, который не покидал ее.

— Как думаешь, Мэгги, — спросила она дрожащим голосом, — я когда-нибудь еще увижу герцога де Сальвуара?

— Нет. Какой в этом смысл, — ответила Мэгги. — Я Думаю, он уже позаботился о том, чтобы нас взяли на корабль. Возможно, курьеры выехали из Парижа раньше нас.

Герцог больше ничего не может для нас сделать.

— Больше ничего, — промолвила Шина и закрыла глаза, словно не могла вынести солнечного света.

Они добрались до побережья. Море выглядело мрачным и серым. Поднялся ветер, и Мэгги принялась ворчать, вспоминая последнее путешествие по Северному морю. Карета остановилась у маленькой таверны, и кучер спустился на землю, чтобы пожелать Шине счастливого пути.

— Спасибо, что доставили меня сюда так быстро, — ответила девушка и дала ему одну из тех немногих золотых монет, которые все еще оставались у них с Мэгги.

Кучер почтительно поблагодарил ее, и Шина проводила взглядом уезжающую карету, вглядываясь в герб, пока не перестала различать его, потому что слезы туманили ее взор.

Мэгги снова вернулась в таверну. Какое-то время Шина стояла неподвижно и смотрела на море. Как хорошо, подумала она, что солнце не светит и погода соответствует моему грустному настроению. Ей казалось, что вся ее будущая жизнь будет такой же мрачной и безрадостной.

— Я должна быть сильной ради моей любимой Шотландии, — сказала она себе и пожелала, чтобы пламя патриотизма, которое бушевало в ее груди раньше, придало хотя бы немного огня этим словам.

Девушка повернулась и вошла в таверну. Хозяин встретил ее в дверях, отвесив ей низкий поклон.

, — Комната, которая приготовлена для вас, сударыня, находится в конце коридора, — сказал он.

— Благодарю вас, сударь, — ответила Шина.

Она вошла в комнату и лишь тогда вспомнила, что можно было бы поинтересоваться, когда отправляется корабль, и есть ли для них с Мэгги места. Но затем поняла, что по причине своего подавленного настроения не может и не желает ни с кем говорить.

Ей хотелось остаться одной, чтобы попытаться собраться с духом и приготовиться к тяготам предстоящего путешествия.

Шина подошла к окну. Оно выходило на море. В комнате было тепло, в камине жарко горел огонь. Теперь, когда никто ее не видел, Шина дала волю слезам, которые тут же заструились по ее щекам. Она закрыла дверь и стояла с закрытыми глазами, прислонившись к ней спиной, ощущая невыразимую душевную боль и горькое одиночество.

— Вам действительно так сильно не хочется уезжать из Франции? — послышался знакомый негромкий голос.

Шина онемела от удивления и открыла глаза. Герцог де Сальвуар стоял в дальнем углу комнаты, опираясь руками на высокую резную спинку стула.

— Вы! — воскликнула она. — Не ожидала увидеть вас здесь!

— А я не ожидал увидеть вас в слезах, — ответил герцог.

Он подошел к ней, дотронулся до ее подбородка и приподнял ее голову.

— Вы плачете? Откуда эти слезы? — спросил де Сальвуар.

Она не ответила, не сводя с него глаз, и он добавил нежным голосом:

— Вы не хотите покидать Францию или же вашу любимую королеву?

Шина безыскусно покачала головой, не сумев вымолвить ни слова, и какое-то мгновение была не в силах осознать, что он здесь, рядом с ней.

— Что же? — настаивал герцог.

В его голосе, выражении лица и прикосновении пальцев было что-то, что заставило Шину понять: он все знает. Девушка почувствовала, как к ее щекам прилила кровь, как она начинает дрожать, а ее сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Разве вы не можете мне этого сказать? — очень мягко спросил он.

И снова она не смогла ответить. Но теперь его руки обняли ее, а его губы оказались рядом с ее губами.

— Я люблю тебя, глупышка, — сказал он. — Разве ты и впрямь решила, что я отпущу тебя одну или что я вообще куда-нибудь тебя отпущу?

Шина почувствовала, что ее охватывает невыразимая радость. Затем его губы коснулись ее губ, и его поцелуй завладел всем ее существом.

Шина не имела ни малейшего понятия о том, как долго они так стояли. Она лишь знала, что вся комната казалась ей залитой солнечным светом и наполненной ликующими голосами ангелов. Шина знала лишь одно — из пропасти отчаяния она вознеслась в рай, и этот рай был в его поцелуе.

Затем они сели рядом на старую дубовую скамью возле камина.

— Прежде чем уехать из Парижа, мне нужно было закончить свои дела, — начал он. — Первым и самым главным из них было получить разрешение короля на мои новые планы и на нашу предстоящую свадьбу.

— Его… разрешение! — Шина с трудом произнесла эти слова.

— Да, у меня имеется бумага, если ты мне не веришь, — с улыбкой ответил герцог. — Но прежде, чем ты дашь согласие стать моей женой, я хочу кое-что у тебя спросить.

Ее глаза слепило счастье, когда она промолвила:

— Что же?

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной, — сказал он и, видя ее удивление, продолжил:

— Да, именно так. Но не в Шотландию, а на самый край света, поскольку именно туда я и отправляюсь и именно туда я возьму с собой тебя, мою юную жену.

— Но я… я ничего не понимаю, — запинаясь, произнесла Шина.

— В новый мир, в Новый Свет, — ответил он. — Мир, который Христофор Колумб открывает для Испании, мир, в котором и Франции уже кое-что принадлежит, и будет принадлежать еще больше.

— И вы отправляетесь туда? — удивленно воскликнула Шина.

— Именно туда и причем надолго, — ответил герцог. — Я устал от Парижа, моя милая Шина. Как и ты, я увидел его злобу, жестокость и лицемерие. Как и ты, я понял, что монархия обречена.

Он замолчал, чтобы поцеловать ее нежную и теплую ладонь.

— Забудь обо всем, что произошло с тобой, — продолжал он. — Такая жизнь недостойна ни тебя, ни меня. Мы найдем свой собственный, добрый и счастливый мир.

— Я по-прежнему ничего не понимаю, — повторила Шина, хоть это больше не имело значения.

Она трепетала от его поцелуев, дрожала от волнения, которое овладело ею, пьянела от близости его рук и губ.

Все, что он говорил, звучало еще прекраснее, чем в это можно было поверить. Но поскольку он ожидал этого, Шина понимала, что должна задавать вопросы и выслушивать его ответы.

— Вот уже в течение трех лет, — рассказывал герцог, — я подготавливаю корабль, тратя на это как свои деньги, так и средства из личной казны короля. Я получил полное согласие короля и герцогини тратить эти деньги от имени Франции и на ее благо. Но я преследовал также и свои интересы.

Я давно хочу уехать; я хочу жить полной жизнью, а не прожигать молодость в глупостях и разврате придворной жизни.

Он обнял ее еще крепче.

— Именно поэтому я оказался в Бресте в тот день, когда ты приехала во Францию, — продолжил он. — Я проверял, как обстоят дела с подготовкой корабля к отплытию. Он был почти готов. Я вернулся во дворец, желая получить разрешение на отъезд. Но потом я понял, что не могу уехать, если ты не поедешь со мной.

— Вы хотели этого… с самого нашего знакомства? — удивленно спросила Шина.

— Думаю, с того самого момента, как впервые увидел тебя, — ответил герцог. — Но я боялся довериться своим чувствам, своей интуиции. Женщины не раз меня предавали.

Я считал, что они всегда будут иметь второстепенное значение в моей жизни, пока не встретил тебя.

— Но вы же так злились на меня, — воскликнула Шина. — Вы совершенно не одобряли моих поступков.

— Я дико, безумно ревновал, — ответил он. — Что касается злобы, я просто очень боялся за тебя. Я видел, куда ведут твои шаги. Я видел, как королева, помешанная на гороскопах и колдовстве, хотела использовать тебя, чтобы отвлечь внимание короля от герцогини де Валентинуа.

Шина уткнулась лицом в его плечо, вспомнив все это.

Герцог нежно поцеловал ее волосы.

— Думаю, королева слегка не в себе, когда дело касается се венценосного супруга, — задумчиво произнес он. — Однако в других вопросах она гораздо более разумна, чем многие полагают.

— Почему вы не предупредили меня? — недоуменно спросила Шина, — Разве ты послушала бы меня? — с улыбкой спросил он.

— Я была так глупа, — робко сказала она. — Так наивна.

И когда вы разговаривали со мной, я пренебрегала вами просто потому… потому…

— Почему? — нежно спросил герцог.

— Потому что, я думаю, я боялась любить вас, — ответила она.

Он нагнул голову, и они снова потерялись в волшебстве и чуде поцелуя, который наложил на них свои чары. И когда Шина полностью отдалась огню страсти, она почувствовала, что уже стала частью любимого человека. Немного позже, обняв ее, герцог подвел Шину к окну, и они посмотрели на море.

— Там, за горизонтом, таится наше будущее, — сказал он. — Возможно, что, кроме счастья, оно принесет нам трудности и опасности, лишения и беды. Ты не боишься этого?

И когда он говорил, вечернее солнце вышло из облаков и осветило море ярким светом. Оно перестало казаться серым и стало голубым и изумрудным, белым и серебристым.

— Я никогда ничего не буду бояться, пока я с тобой, прошептала Шина.

Красота моря отошла на второй план, когда его губы вновь коснулись ее губ, и он нежно прошептал:

— Я люблю тебя! О малышка Шина, я люблю тебя больше жизни…