Потерять и обрести

10

В отблеске разно цветных фонарей корабль походил на волшебный дворец, парящий между водой и небом. Вся палуба была усыпана цветами, гирлянды развевались между мачтами и тянулись от канделябра к канделябру вдоль всех поручней.

Из обеих лодок с музыкантами справа и слева от «Алюэт» неслась музыка. Слуги катили по палубе серебряные столики на колесах и разливали гостям «Кларе», «Порто» и шампанское. В вазочках лежали мороженое, печенье и засахаренные фрукты. Подхваченные веселым карнавальным вихрем, Каролина и герцог переходили от одной группы гостей к другой. Отовсюду слышались комплименты, шутки, поздравления и пожелания счастья. Все еще прибывали новые гости, званые и незваные. Все хотели увидеть своими глазами пару, венчавшуюся в Тауэре; они шли, чтобы прикоснуться к этой легенде, увидеть наяву этот сон.

Для Каролины все происходящее было больше, чем сон, и больше, чем явь. Что-то, не привязанное ни к месту, ни ко времени, несло ее, какая-то непреходящая сила, ничему не подвластная. Она была счастлива – и все же не желала, чтобы это мгновение остановилось. Она не чувствовала себя у цели, как другие женщины в день свадьбы. Как говаривала ее мать каждый раз, стоя у картины, изображавшей ее в подвенечном платье: «Картины вернее, чем сама жизнь». Она была тогда ребенком и не понимала этих слов, но видела горькие складки у ее рта и всегда стремилась поскорее увести мать от портрета. Нет, Каролина никогда не будет пытаться удержать счастливые мгновения. Уже сейчас она предвкушала тот момент, когда праздник отшумит, паруса затрепещут на мачтах и понесут корабль вниз по Темзе.

Словно одной лишь силой своих мыслей она разбудила что-то близкое ей по духу в природе, откуда-то налетевший порыв ветра вдруг подхватил вверх цветы, разбросанные на палубе. По мачтам прошла Дрожь, флажки забили по реям. Будто буря звала корабль, северный ветер искал паруса, чтобы надуть их.

Силы природы, казалось, эхом отвечали на то, чем была наполнена ее душа: нетерпением, жизнью, тягой к новому. Будто тайное предчувствие говорило ей, что у нее мало времени, что надо торопиться и ее судьба – прожить насыщенную, полную событий и чувств жизнь за несколько лет.

Герцог опять оставил ее одну, похищенный ненадолго друзьями. Она пробиралась сквозь толпу гостей. Кто-то коснулся ее руки и протянул ей бокал шампанского.

– Победа по всему фронту, – произнес голос, – давайте чокнемся за это.

Долю секунды, необходимую разбуженному человеку, чтобы прийти в себя, Каролина смотрела на мужчину, как на совершенно незнакомого.

Рафаэль Санти поднял свой бокал.

– Этим вечером, когда весь Лондон выражает вам свое преклонение, я не имел права отсутствовать на вашем торжестве! – Он поклонился. Веки нависли над темными глазами. На лице играла двусмысленная улыбка. – Сила рода Санти всегда была в том, что они умели объединяться с более сильным.

То, что он так быстро перешел к сути, успокоило ее.

– Союзники, как правило, имеют одну и ту же цель, – спокойно парировала она, – а я не вижу, в чем могли бы сойтись наши интересы.

– К примеру, в том, чтобы закончить борьбу, прежде чем она примет невыгодный для обеих сторон размах.

Каролина лукаво улыбнулась.

– Как вы верно заметили, более сильные – мы. И мы сможем использовать эту выгоду в наших целях и для наших планов!

– Конечно, конечно, ваши планы! Наслышан о них. Маркиз д'Арлинкур у вас на борту. Опять вы опередили меня на один шаг. И все же было бы печально, если вам не удастся направить вновь проснувшийся энтузиазм герцога в другом направлении. – Он вызывающе окинул взглядом корабль, по-хозяйски задерживаясь на каждой детали. – Не в моих правилах угрожать, но для Санти на кон поставлено столько же, сколько для вас. Для герцога речь идет о чести, для нас – о деньгах, о прибыльном предприятии, о золотой жиле. Нам и так вставляют палки в колеса. Помните, что в жизни неблагородные мотивы обычно одерживают верх над благородными.

Санти замолчал. То, что этой женщине был неведом страх, было ему известно. Именно поэтому он рассчитывал на ее холодный, взвешенный ум, на ярко выраженный реальный подход к жизни. Однако его слова не попали в цель. Всю свою жизнь Рафаэль Санти испытывал лишь те желания, объектом которых было тело женщины. Но в этот момент он бы все отдал за то, чтобы проникнуть в мысли и чувства, заключенные в этой прекрасной головке и гордом сердце. Это происходило помимо его воли. Он должен был ей все высказать.

– Я еще никогда не встречал такую женщину, как вы. Но не переоценивайте своих сил. – Рафаэль стоял совершенно спокойно, лишь его, на удивление, нежные руки были в постоянном движении. – И не рассчитывайте на наше сочувствие, на нашу совесть или как вам это будет угодно назвать. Совесть Санти состоит в том, чтобы всегда делать то, что им выгодно.

Скорее интуицией, чем разумом, Каролина поняла, как опасно недооценивать этого человека. Одна победа над ним еще ничего не значила. Неискоренимый, как зло, он будет вновь и вновь подниматься в новом обличье.

– Я бы не хотел, чтобы между нами состоялся второй раунд, – вновь заговорил он. – Потому что второй раунд будет за нами. Хочу обратить ваше внимание на девиз, которому мы, Санти, следуем из поколения в поколение: «Все знать, ничего не прощать!» От первой пробы сил между нами я получил удовольствие. Потерпеть поражение от вас было наслаждением, которого мне еще не доставляла ни одна женщина. Но я не могу избавиться от мысли, что победа над вами могла бы быть слаще. Честь имею!

Начался фейерверк, ракеты с шипением взвивались в воздух и взрывались. Без перерыва они хлопали на носу и на корме.

Их грохот заглушал восторженные крики людей и их разговоры. Каролина стояла под струями огненного дождя.

Весь корабль сотрясся, когда в ночном небе разорвались веерообразные снопы огней, огромный сказочный зверь расправил свои переливающиеся крылья и выплюнул огонь из пасти. Картинки молниеносно менялись, одна волшебнее другой. Гости, как зачарованные, смотрели в небо, самозабвенно, словно дети, заглянувшие в сказочный мир.

Каролина понимала, что для нее этот рай утрачен навсегда. Не сейчас. Может, она и на свет появилась без иллюзий, этой странной способности, заставляющей человека ради призрачных грез пренебрежительно относиться к действительности. Она была земное дитя. Надежда никогда не делала ее счастливой – а только настоящее, каким бы плохим или хорошим оно ни было. Каждый миг она воспринимала таким, как есть. И эта минута останется в ее памяти – с ужасом, который она скрывала, с огромным, всепоглощающим счастьем… и уверенностью, что эта земля – не место для рая, а скала, о которую рано или поздно разобьется человек и все его творения, а до того ему остается лишь одно: проживать каждый миг так, словно он единственный и последний.

Яркий купол из белого света раскрылся над кораблем. На его вершине зажглись, как повернутые друг к другу лунные серпы, их инициалы: два «С» – Caroline и Cyril, поскольку подлинное имя человека, известного всем как Жиль де Ламар, было Сирил Микеландж.

В неожиданно наступившей тишине раздались восторженные крики в честь молодой пары, пока порыв ветра не разрушил искусное сооружение из ярких огней.

Герцог подошел к Каролине и надел ей на плечи теплую накидку. Ветер все усиливался. Начиналась буря, которая, казалось, вознамерилась все смести на своем пути. Гости торопились покинуть корабль, шлюпки отчаливали одна за другой. Швыряемые из стороны в сторону поднявшимися волнами, они с трудом пробирались к берегу. Оттуда доносились испуганные возгласы. К ним примешивались крики матросов, вдруг заполнивших корабль. Чарльз Тарр стоял на мостике и громко отдавал команды.

С громким железным скрежетом поднялся якорь «Алюэт», первые паруса начали наполняться ветром. Команды капитана Тарра все сильнее подстегивали матросов, ловко карабкавшихся по мачтам и бегавших по реям.

Герцог обнял Каролину. Воздух наполнился шелестом, когда расправился парус на грот-мачте. Корабль задрожал, будто пробуя силу своих крыльев перед полетом.