Глава тринадцатая

Самолет приземлился в Зюльхейле в полдень. Джасмин не могла не вспомнить, как прибыла сюда в первый раз, как шла по блестящим белым коридорам. И тогда она верила, что если полюбила человека достаточно сильно, то и он придет к любви.

А сейчас она знает: раз он вынес ей приговор на основании такой ненадежной улики, значит, в его сердце нет любви. Ей не удалось доказать ему, что она достойна любви. А если так, значит, ее недостатки губительны.

Когда они прибыли ко дворцу, Тарик провел Джасмин по коридорам. Унизительно было знать, что если она окажет сопротивление, он выйдет из себя настолько, что совершит что-то воистину непростительное.

Но вот он провел ее в спальню и повернулся, чтобы уйти.

— Куда ты?

Тарик даже не посмотрел на нее.

— В Абраз.

— Зачем?

Теперь он взглянул на нее. Его темно-зеленые глаза излучали одну только ярость. И ничего больше.

— Я намерен взять вторую жену. Ты мне больше не подходишь. Возможно, вторая жена проявит большую верность, чем ты.

Сердце Джасмин превратилось в кусок льда.

— Ты хочешь другую жену?

— Я женюсь в Абразе. А тебе советую привыкать к подчиненной роли.

— Как ты можешь так поступить со мной?

На красивом лице Тарика читались жестокость и отвращение.

— А как ты могла предать меня?

— Нет! Этого не было. Почему ты мне не веришь?

Она схватила Тарика за полу пиджака, но он стряхнул ее руку.

— Я не хочу опаздывать. — Бросив на Джасмин через плечо еще один презрительный взгляд, Тарик вышел из комнаты.

Что ей делать? Остался только один способ самозащиты: побег. Она была готова сразиться с гневом Тарика, с его недоверием, даже с его отказом от нее, но это...

— Я не буду его ни с кем делить. Ни за что.

Не может быть и речи о том, чтобы покинуть Зюльхейль на самолете; Тарик наверняка велел своим людям следить за каждым ее шагом. Он желает наказать ее. Раньше она позволяла ему наказывать ее, в уверенности, что победа останется за ее любовью.

— Хватит.

Сейчас он зашел слишком далеко.

Шоссе тоже исключаются. В дорожном патруле работают хорошо обученные и внимательные люди. Кроме того, ее рыжие волосы послужит опознавательным знаком в царстве пустыни.

— Море.

Сердце ее забилось сильнее. У Зюльхейля есть выход к морю, и здесь имеется оживленный порт. Проскочить на борт какого-нибудь иностранного судна, зашедшего в порт для дозаправки, должно быть сравнительно нетрудным делом. Моряки не подчиняются местным властям, а служащие порта не в состоянии проконтролировать всех пассажиров.

Конечно, ей придется оставить здесь все свое имущество, чтобы никто не разгадал ее план, который подводит черту под ее судьбой. Итак, она оставляет все. Сердце. Мечты. Надежду.

Чтобы успокоиться, Джасмин сделала глубокий вдох и подошла к небольшому сейфу. Сразу после бракосочетания Тарик показал ей этот сейф и сказал, что она всегда может найти в нем наличные деньги для своих нужд. Тогда она была тронута его предусмотрительностью, но сегодня почувствовала, что ее положение унизительно. Ей не хотелось бы трогать деньги Тарика, но попытка обратиться к своим новозеландским сбережениям выдаст ее. Подавив в себе гордость, Джасмин набрала комбинацию замка. Денег в сейфе оказалось достаточно, чтобы оплатить проезд и просуществовать несколько недель.

Отойдя от сейфа, Джасмин подошла к письменному столу и взяла ручку.


«Тарик,

С первого дня, как я приехала в Зюльхейль, ты ожидал, что я предам и брошу тебя. Сегодня я оправдаю твое недоверие ко мне, но не стану скрываться молча, по-воровски.

Я люблю тебя так, что при каждом вздохе думаю о тебе. С самой первой минуты, когда мы встретились вновь, у меня не было мысли покидать тебя. Ты был моей первой любовью, моей единственной любовью. Я считала, что сделаю для тебя что угодно, даже перенесу наказание за сделанный мной четыре года назад выбор. Но сегодня мне открылся предел моих возможностей. Ты мой и только мой. Неужели ты потребуешь, чтобы я делила тебя с кем-то еще?

Твоя гордость велит тебе искать меня. Но если ты когда-нибудь испытывал ко мне хоть какие-то чувства, заклинаю тебя, не делай этого. Я не смогу жить с человеком, которого люблю, но который меня ненавидит. Не знаю, что я буду делать, знаю только, что сердце мое разбито и я должна оставить эту землю. Если я тебя больше никогда не увижу, знай, что ты навеки будешь моим возлюбленным.

Джасмин аль эйя шейх».


С сухими глазами (ей было настолько плохо, что не оставалось даже слез) она положила записку в конверт и заклеила его. Садясь за стол, она намеревалась написать что-нибудь злое, такое, что обидело бы его так же, Как он обидел ее. Но не смогла. Взяв свою сумочку и письмо, она прошла в кабинет Тарика, единственное место во дворце, куда никто не заглянет до его возвращения. Пальцы ее на прощание погладили полированную поверхность красного дерева. В этом помещении они узнали друг друга, и Джасмин стала помогать Тарику, деля с ним бремя его обязанностей.

— И этого оказалось мало.

Скрипнув зубами, Джасмин почти выбежала из кабинета, не в силах справиться с нахлынувшим потоком воспоминаний.

Пока шофер подгонял машину, она надела темные очки. Уже через две минуты ее путешествие началось.

При виде прекрасных минаретов и цветистого базара, проносившихся за окном автомобиля, слезы навернулись на ее глаза. Чувство потери было неописуемым. Эти места стали ее домом. Экзотические ароматы, тяжелый зной, смеющиеся люди с горящими глазами — все это вошло в нее и останется с ней навсегда.

Как и Тарик.

В доках царила суматоха. Водитель остановил машину возле прибрежного ресторана, на который ему указала Джасмин.

— Я хочу пообедать с одной знакомой, так что вы свободны.

— Я подожду здесь.

В его темных глазах отразилась рефлекторная улыбка.

Джасмин ничего иного и не ожидала. Тарик был разгневан и распорядился держать ее на положении пленницы.

Едва она вышла из машины, с разных сторон раздались приветственные крики. Люди махали руками. Эти добродушные дети пустыни приняли ее безоговорочно. Но даже ради них она не готова делить Тарика с кем бы то ни было. Она ответила этим людям вымученной улыбкой, вошла в ресторан и поискала взглядом старшую официантку.

— Джасмин аль эйя шейх, вам столик?

Женщина сияла от счастья.

— Спасибо, но я бы хотела просить вас об одной услуге.

Говорила она тихо, но голос не дрожал, как можно было бы предположить.

— Разумеется.

— В Зюльхейле каким-то образом объявилась команда иностранных журналистов. Они выслеживают меня. Мой водитель уже попросил другого водителя меня подобрать. Не могли бы вы показать мне черный ход? Очень раздражает, когда на тебя вечно охотятся.

Глаза женщины оживленно загорелись. Она проводила Джасмин к черному ходу и огляделась по сторонам.

— Здесь нет никакой машины.

— Водитель ждет дальше, в той стороне. Спасибо вам.

Не дожидаясь ответа, Джасмин уверенно зашагала по узкой мощеной дорожке. Скрывшись из виду, она свернула к морю.

Госпожа Удача решила дать ей шанс. Туристический корабль стоял у причала; он сделал всего лишь трехчасовую остановку для дозаправки. Смешавшись с толпой европейских туристов, гулявших по набережной, Джасмин сразу перестала выделяться.

Джасмин узнала, что на предыдущей остановке кто-то из пассажиров покинул лайнер из-за болезни, так что нет никакой проблемы в том, чтобы взять на борт еще одного пассажира. Из почти инстинктивной предосторожности Джасмин предъявила новозеландский паспорт, тот самый, из-за которого у Тарика зародились подозрения. Граждане Новой Зеландии чаще путешествуют на туристических лайнерах, чем граждане уединенного Зюльхейля.

Час спустя сверкающие пески Зюльхейля скрылись за горизонтом. Джасмин стояла на палубе, не в силах оторвать взгляд от исчезающей земли. Ей хотелось верить, что пока она видит землю, последние ниточки, связывающие ее с Тариком, не оборваны. Но настала ночь, и пришел конец даже этим несбыточным грезам.


Тарик не мог избавиться от грызущего ощущения утраты, которое медленно, но верно пожирало все его надежды на счастье.

Когда он был на полпути между Абразом и Зюльхейной, гнев немного улегся, чему способствовали родные пейзажи. Взамен его охватила тоска. Он отдал Мине сердце, и она во второй раз порвала его в клочья.

В его мозгу крутился мучительный образ — жгучая боль в глазах Мины, когда он объявил ей, что намерен взять вторую жену. Что он отвергает ее, отвергает так же, как и ее семья. Какой-то отчаянный глубинный голос твердил ему, что он совершил ошибку, что должен вернуться домой. В поисках любого проблеска надежды он стал прислушиваться к этому голосу.

Если взглянуть на дело логически, без эмоционального ослепления, то все случившееся предстает бессмысленным. Если Джасмин намеревалась бросить его, она могла бы сделать это и без содействия Сары. Страх вполз в Тарика, когда он осознал этот факт. И почему Джамар сообщил ему об измене таким будничным тоном, причем в отеле, где кто угодно мог услышать?

Не желая верить, что недоверие ввергло его в столь ужасную ошибку, и в то же время зная в глубине души, что так оно и случилось, он велел водителю разворачиваться и возвращаться в Зюльхейну как можно быстрее. Взяв трубку встроенного телефона, он связался с телохранителем. Тот ответил после первого звонка:

— Да, сэр.

— Джамар, я тут думал о подарке для моей жены и вдруг вспомнил, что вы говорили мне в Австралии. Джасмин была довольна, когда сестра заговорила с ней о билетах в Новую Зеландию?

Его рука с силой стиснула трубку.

— Я слышал, как Джасмин аль эйя шейх сказала, что узнает, найдется ли у вас свободное время. Мне кажется, путешествие в качестве подарка ей понравится. — По его голосу чувствовалось, что он улыбается, потому что спросили его мнение. — Меня вызвал начальник охраны как раз тогда, когда я собирался спросить, не могу ли я быть ее телохранителем в такой поездке. Я знаю, что прошу слишком многого, но... Что-то мне не понравилось в ее сестре.

— Я согласен с вами, Джамар. Спасибо вам.

Кровь его холодела от сознания немыслимой ошибки, когда он вернулся в Зюльхейну.

Поздно. Слишком, слишком поздно.

Услышав шорох бумаги, Тарик с удивлением глянул вниз. И увидел чужую руку. Руку, которая мнет в кулаке несчастную бумагу.

Разогнув пальцы, которые он с трудом признал за свои, он постарался разгладить листок на темной поверхности стола, словно это что-то изменит.

Нет, ему никогда уже не насладиться любовью его Джасмин. Он топтал и разбивал ее сердце столько раз, столькими способами, и все-таки она продолжала любить его. Тихое и стойкое мужество женщины. Но последнего удара не простит даже ее великодушная натура.

Нет, она незаменима. Он не сможет жить без половины души, пусть даже она ненавидит его.

— Ты принадлежишь мне, Мина.

Только пустыня услышала его. Только пустыня принесла ему вздох сочувствия на крыльях прохладного вечернего ветра. Только пустыня понимает его одиночество... и решимость.


Все путешествие Джасмин провела у себя в каюте. Она не плакала, она хотела одного: забыть.

Но Тарик не оставлял ее. Каждую ночь он являлся к ней, сильный, исполненный мужской мощи, отказывающийся признавать ее решение. Она ворочалась и ерзала, вся в поту, боролась с ним, но победа каждый раз оставалась за Тариком.

«Ты принадлежишь мне, Мина». — Даже во сне его мужская прямолинейность оставалась при нем.

«Тарик», — шептала она и протягивала руку, чтобы коснуться теплой, влекущей кожи. Только холодную пустоту встречала ее ищущая рука.

Лайнер швартовался в разных портах Среднего Востока, но Джасмин ни разу не сошла на берег, чтобы ее не узнал какой-нибудь случайный встречный. Две недели прошли в добровольной изоляции. Затем корабль сделал незапланированную остановку у берегов небольшого греческого острова, поскольку одному из пассажиров из-за каких-то непредвиденных обстоятельств пришлось прервать круиз. Тогда Джасмин, измученная переживанием потери и бессонницей, выскользнула на берег и не вернулась. Место не хуже любого другого, уныло подумала она. К тому же едва ли ее здесь выследят, даже если Тарик ищет ее, поскольку остановка не предусмотрена маршрутом.

Ей удалось снять комнату в мансарде какого-то дома. В ночь приезда она свернулась калачиком на кровати и больше не могла шевельнуться. Мысли о Тарике преследовали ее днем и ночью; от них у нее темнело в глазах, и груз утраты стал еще тяжелее, чем в тот день, когда она взошла на борт теплохода. Раз за разом последняя стычка прокручивалась у нее в мозгу. Она пыталась найти другой путь, другой выход. Другого не было.

Через неделю Джасмин вытолкала себя на улицу, чтобы справиться с депрессией. Случайно она увидела в какой-то витрине объявление: «Требуется швея». Сделав глубокий вдох, она толкнула дверь и вошла.

В этот вечер, когда она взяла в руки ножницы, ее душевное онемение прошло. Само тело подсказало ей, что она решила жить, а не просто существовать, коль скоро взялась за какое-то дело. И с этой переменой к ней пришли мысли, воспоминания, сердечная боль.

Газет и журналов она избегала, понимая, что если увидит фотографию Тарика с новой женой, то потеряет с таким трудом обретенный контроль над своими чувствами.


Тарик взял кисть и набрал на нее краску густого кремового цвета. Добавить чуть-чуть бледно-розового — и он получит оттенок кожи своей Джасмин. Один мазок — и на холсте появилась грациозная рука. И вот ее образ уже почти завершен, творение краски и чувства. Сжимая зубы от боли, Тарик принялся добавлять детали, благодаря которым Мина была уникальной. Чистейший небесно-голубой цвет больших, всегда невинных глаз. Даже после того, как он обучил Мину таинствам наслаждений, часть ее навеки сохранила невинность.

Его кололо воспоминание о взгляде этих глаз в тех случаях, когда он совершал что-нибудь непростительное. Пусть она не простит его никогда, это неважно. Он не может ее отпустить.

У двери послышался шорох.

— Да?

Все внимание Тарика немедленно переключилось на Хираза.

— Нам удалось найти нескольких пассажиров, которые видели ее на борту после того, как лайнер покинул Средний Восток. — Хираз помолчал и вдруг выговорил: — Не могу поверить, что она снова так поступила с тобой. Отпусти ее.

— Придержи язык! — рявкнул шейх. — Ты мой друг, так что я прощаю тебе твою наглость, но никогда не смей плохо говорить о Мине. Во всем виноват я.

Проще всего было бы обвинить Сару. Но Тарик понимал, что причина случившегося коренится в его яростном стремлении предохранить свое сердце от новых ран. Сара послужила всего лишь катализатором.

Его советник не скрывал скептицизма.

— Ты? Да ты обращался с ней как с принцессой!

— Я сказал ей, что беру вторую жену.

Хираз застыл. Лицо его переменилось так, что карие глаза сделались черными.

— Даже моя Мумтаз вряд ли простила бы мне такую обиду.

— Неважно. Джасмин моя, и я не отпущу ее. — Тарик дотронулся до письма, которое было всегда при нем. — Приготовь самолет. Летим в Грецию. У тебя есть перечень портов, где останавливался лайнер?

Хираз кивнул.

— Там было только две остановки.


Джасмин игнорировала настойчивый стук, пока могла. Но, поскольку стук не прекращался, она отложила шитье и пересекла тесную мансарду, ожидая встретить хозяина дома. Она заплатила сколько нужно. У него нет оснований беспокоить ее.

— Ты!..

Ее колени подогнулись, когда она увидела, чья фигура заслоняла дверной проем. Мужские руки подхватили ее, удерживая от падения. Дверь за мужчиной захлопнулась.

— Отпусти меня.

— Ты упадешь.

— Я уже в порядке.

Джасмин оттолкнула Тарика. К ее удивлению, он безропотно выпустил ее.

Отступив назад, Джасмин подбоченилась и посмотрела Тарику в лицо.

— Ты похудел. — Лицо Тарика потемнело от густой щетины, темные глаза зловеще глядели исподлобья, но Джасмин обеспокоила одежда, висевшая на нем мешком. — Что произошло?

— Ты от меня ушла.

Такого ответа Джасмин не ожидала. Она покачала головой, сделала шаг назад, еще шаг и прижалась спиной к стене.

— Как ты меня нашел?

Тарик не сводил с нее мрачного взгляда.

— Я вначале побывал в Новой Зеландии.

Сердце ее забилось сильнее.

— Ты не говорила, что полностью отвернулась от семьи, когда отправилась ко мне.

Джасмин не отвечала. У нее разрывалось сердце: она настолько небезразлична Тарику, что он дал себе труд пуститься на розыски. Предательский голосок шепнул ей: а может быть, лучше половина Тарика, чем вообще ничего? Она немедленно отбросила опасную мысль. Нет. Нет. Нет!

— Ты выбрала меня, Мина. Ты выбрала меня из всех прочих, выбрала меня во всем мире. Неужто ты думаешь, что я отпущу тебя после того, как ты стала моей?

— Я не вернусь. — Если она увидит его с другой женщиной, то умрет от тоски.

Не обращая внимания на протест, Тарик шагнул к ней, чтобы поймать в ловушку у стены. Джасмин попыталась оттолкнуть его.

— Я не стану тебя делить. — Ей было нелегко казаться сильной.

— Потому что ты меня любишь, и ты меня выбрала.

Она кивнула и проиграла битву с таким врагом, как слезы. Когда он так близко, ей нужно только одно: ухватиться за него и в его объятиях забыть о муках. А последние его слова были сказаны с такой силой, как если бы он верил в ее любовь.

— Мина, ты должна лететь со мной. Я не могу без тебя жить, моя Джасмин. Я жажду тебя, как пустыня жаждет дождя. — Взяв в ладони ее лицо, Тарик осторожно стер большими пальцами слезы с ее щек. — Я выбираю тебя, Джасмин. Ты моя жена. Такая связь не разрывается. — Он говорил с таким жаром, что ее тело забилось в ответ. — Я люблю тебя. Я обожаю тебя.

— Но ты взял... — Джасмин была не в силах закончить фразу.

— Никогда в жизни я этого не сделаю, — проговорил Тарик. — Я был страшно сердит на тебя в тот день. Я поверил, что ты снова растоптала мое сердце. У меня оставалось только одно оружие, и я пустил его в ход. К тому же я не думал, что ты ко мне неравнодушна настолько, что придешь в отчаяние. Мина, я очень виноват.

— Ты не собирался брать вторую жену? — Ей удалось произнести этот вопрос, хотя комок в горле ожесточенно сопротивлялся.

— Никогда. Ты единственная. Всегда будешь единственной. Сердцем и душой я это знал с той минуты, когда мы встретились. Вот поэтому я так остро переживал предательство. Я никогда больше ни на ком не женюсь.

— Никогда? — прошептала Джасмин.

Она начинала понимать, верить. Ее муж набросился на нее в тот день, как раненый зверь, раненный ее кажущейся изменой, к тому же после того, как они только что пришли к согласию. Истинное тепло в его взгляде залечивало ее рваные раны. Бессознательно она положила руки на его талию.

— Четыре года я ждал, пока ты станешь взрослой. Я хранил верность нашей любви. И ты думаешь, я мог лечь в постель с другой женщиной, тем более впустить кого-то еще в свое сердце?

Блеск его глаз подтверждал силу его признаний.

Джасмин, ошеломленная, не знала, что говорить. Она не догадывалась о глубине его преданности. Ей казалось, что ее сердце и плачет, и смеется одновременно.

— Мина, прости своего глупого мужа. Когда речь идет о тебе, он не всегда способен мыслить здраво.

Может быть, он и раскаялся, но он не ведает, что значит быть униженной. Джасмин надо было закрепить победу.

— Только если он простит меня за неправильный выбор, сделанный четыре года назад.

— Мина, я простил тебя в первую же минуту, когда ты ступила на мою землю. — Тарик усмехнулся ухмылкой хищника. — Мне нужно было время, чтобы удовлетворить свою гордость.

— Теперь она удовлетворена? Ты будешь еще сомневаться во мне?

— Мне было необходимо знать одно: готова ли ты сражаться за меня в случае, если опять окажешься перед выбором?

Сказано очень просто, но Джасмин не смогла понять.

— Речи о выборе нет. Ты — первый.

— Теперь я это знаю, Мина. — Тарик наклонил голову, отдаваясь ее легкой ласке.

Но ей нужно было внести ясность еще в один вопрос.

— По-твоему... любить меня — это слабость?

Паузы не было.

— Любовь к тебе — моя самая главная сила. Террористы будто сделали меня слепым, и я не видел этой правды. — Он провел ладонями по ее телу и прижал к себе. — Ты возвращаешься со мной?

Джасмин от души рассмеялась. Тарик притворяется, что оставляет ей выбор, тогда как им обоим известно, что он не вернется в Зюльхейль без нее.

— Ты обещаешь быть добрым и сговорчивым мужем и выполнять мои приказы?

Тарик насупил брови.

— Ты пользуешься своим преимуществом. — Он задумчиво взглянул на узкую кровать в углу. — Если эта коечка выдержит нас обоих, то я разрешаю тебе воспользоваться твоими преимуществами.

Джасмин сглотнула. Один из страхов остался в стороне. Страсть в голосе ее мужа не оставляла места для сомнений.

— Ты веришь, что я тебя предала?

Тарик прижался лбом к ее лбу, и его крупный торс занял привычное, как бы защищающее, положение. Вибрирующий жар мужского тела проник внутрь ее костей, и ей захотелось немедленно растаять. Но еще оставались вопросы, ожидающие ответов.

— Гнев и злость ослепили меня, а когда слепота ушла, я увидел правду. Объяснения Джамара мне уже не были нужны. Мое сердце знало, что ты ни за что не поступила бы так со мной. — Он ласково сжал пальцами ее щеку. — Я так боялся тебя потерять, что был близок к безумию. Я уже возвращался, чтобы просить у тебя прощения, когда узнал, что ты сбежала.

— Я не хотела, — призналась Джасмин.

— Обещай, что больше никогда не оставишь меня. Обещай, — рычал Тарик, уже отнюдь не ласковый утешитель, а хищник, укрощающий самку. — Бейся со мной, сердись, но не оставляй меня.

— Я обещаю. Но ты должен говорить со мной. Обещай мне это.

Тарик улыбнулся.

— Обещаю, моя Джасмин, я буду с тобой говорить. Я себя не могу изменить. Я собственник, и тебе придется свыкнуться с тем, что у тебя такой муж.

— Мне кажется, я готова простить тебе все на свете. — Беззащитность перед Тариком уже не пугала Джасмин, потому что она видела: Тарик любит ее всеми силами, сокрытыми в сердце воина. — Я сожалею только о том, что мы с тобой упустили целых четыре года.

Тарик засмеялся.

— Нет, Мина, эти годы не прошли даром. Я решил тогда, что буду ждать пять лет, пока ты не станешь взрослой. Согласись, я был терпелив?

Джасмин улыбнулась и привычным движением погладила Тарика по щеке. Он уткнулся лицом в ее ладонь, и его грубая щетина дразняще уколола ее.

— А через пять лет?

— Ты приняла бы решение побывать в пустыне. И тебе пришлось бы назвать мужем человека, который давно знал, что ты предназначена ему.

Джасмин не удержалась от иронии:

— Значит, я могла бы подождать пять лет и избавить себя от всех неприятностей?

— Может быть, пять лет я бы и не выдержал. Терпение бы истощилось. — И он добавил тоном, не терпящим возражений: — Мина, ты родилась, чтобы быть моей.

Джасмин захотелось плакать, столько энергии вложил Тарик в это заявление. Он любит ее, со всеми ее недостатками. Отныне и навсегда пустота в ее сердце заполнена. Но есть еще кое-что...

— Твой народ меня ненавидит?

— Наш народ привык к тому, что у жен шейхов бывает необузданный характер. — Тарик улыбнулся. — Моя мать в первые годы брака на два месяца сбежала в Париж.

— О-о...

Известие о благосклонности народа обрадовало Джасмин, но еще больше ее обрадовала нежность в голосе Тарика. К тому же ей показалось, что его горькая обида на мать постепенно исчезает.

— Если бы я не сумел убедить тебя вернуться, меня сочли бы плохим шейхом. — Тарик склонился над ней. — Моя честь в твоих руках. — Его глаза сверкнули озорным блеском.

— Иди сюда, муж, принадлежащий мне. — Джасмин потянула Тарика за руку. — Твоя жена желает воспользоваться своим преимуществом.

И коечка выдержала вес обоих.

Загрузка...