Повелитель волков

Глава 1

Весна, 885 от Р. X.

Берег Франции

— Мелисанда! Мелисанда! Его корабли уже здесь!

Эти слова заставили Мелисанду, находившуюся до того в суетливом волнении, застыть посреди комнаты со смешанными чувствами страха и отвращения.

Нет, она и мысли такой не допускала, что он все же приплывет!

Однако предостерегающий крик Мари де Тресси с дозорной площадки уже не оставлял никакой надежды на лучшее.

Мельком взглянув на обеспокоенную Мари, она натянула тонкую изящную тунику, почти бегом выскочила из башни сквозь высокую арку и быстрым шагом направилась к галерее на крепостной стене, с которой можно было увидеть море.

Да, он пришел.

Господи, в первый раз все было точно так же. Однако ж он обладает удивительной особенностью каждый раз заставать ее врасплох. Неужто так будет вечно? И сможет ли она когда-нибудь понять, для чего он приходит, — на помощь ей или же на погибель?

За чем он пришел сегодня, это, конечно, понятно. Он пришел за тем, что считает своим по праву.

Ее вдруг бросило в жар, потом начало знобить. Мелисанда коснулась рукой горящих щек. Рука была ледяная.

Боже, он пришел, пришел. Ее начало мелко трясти. Кажется, что она его сто лет не видела… Как будто ей мало хлопот с этой чертовой сотней данов под предводительством этою чертового Жоффрея! А теперь еще и он! Его не было так долго, наверное, он уже много забыл.

А может, он помнит…

О Боже, как все это смешно! Она боится встречи с ним больше, чем нового нашествия датчан!

Боится…

Да, разумеется, она боится этой встречи, смертельно боится. После всего, что она натворила.

Несомненно, что именно этим и объясняется его неожиданный визит.

Господи, его корабли уже у самого берега. Вон он, этот проклятый викинг. Она его видит. Он управляет впереди идущим кораблем, украшенным драконьей рожей. Все как и тогда, давным-давно…

Плащ, скрепленный кельтской пряжкой, полощется на свежем морском ветру. Руки скрещены на груди. Развевающиеся волосы отливают золотом.

Пока что она еще не видит его глаз, но это ей и незачем. Ей вполне хватило времени в прошлый раз, чтобы запомнить их навсегда.

— Итак, он все-таки прибыл!

Рагвальд стоял рядом с ней, седой как лунь и высохший как вобла. Он погрозил ей пальцем.

— Миледи, вы не можете отказаться от договора с этим человеком.

— Это не я договаривалась с ним, а вы.

— Я выторговал наши жизни, — с чувством собственного достоинства произнес Рагвальд. — И слава Богу! Мне кажется, именно сейчас нам может опять понадобиться такой человек.

— Вы… — начала Мелисанда, собираясь серьезно растолковать ему, что, в конце концов, все же она здесь графиня, а он — только советник. Но не закончила: внизу у городских ворот готовились к битве.

Странно, как иногда все повторяется! Странно, что день облачный, что солнце скрылось и надвигается буря.

Странно, что он в такую непогоду все же собирается пристать к берегу.

— Интересно, чем это обернется? — размышлял вслух Рагвальд. — Нападет ли он на нас, решит еще раз рискнуть? Тогда будут викинги против викингов. Норвежцы против датчан.

«Ну, почему вокруг столько беззакония?» — горестно подумала Мелисанда. Как она любила слушать в детстве рассказы отца о дворе Карла Великого, где процветали мир, искусства и науки.

Но Карл Великий правил лет сто назад, — с тех пор уже все успело десять раз перемениться.

Теперь королем Парижа был Карл Жирный, но жил он где-то в Италии, и датчане спокойно грабили побережье.

Враги Мелисанды объединились с этими проклятыми датчанами, пытаясь завоевать ее владения, которые принадлежали ей по праву.

Но она уже научилась держать себя в руках. С того далекого дня, когда погиб ее отец, она научилась сдерживать слезы, видя, как люди умирают в битве. Она уже не дрожала перед ужасами войны, и самое главное, — она выучилась не отступать. Ведь она осталась единственной наследницей своего отца, и положение обязывало ее стать образцовой правительницей.

Вряд ли он догадывался о произошедших в ней переменах. Многое произошло с тех пор. Быть может, он теперь решит, что она заслуживает смерти. Она почти чувствовала его мощные сильные руки на своей шее… От этой мысли ее опять обдало жаром. Ох, ну почему, почему! Она ведь обещала себе не показывать этому человеку свои слабости, никогда не признаваться ему ни в чем, не давать заглянуть в душу, в мысли. Он не должен узнать, что мысли о нем заполняют всю ее жизнь.

Ей ничем нельзя себя выдавать, особенно сейчас! Она не может позволить себе быть собой.

Бояться его и его прикосновений. Думать об этом, желать этого, стремиться к этому, противиться этому. Ненавидеть его, любить его, презирать его и желать его…

Внезапно она увидела, что ее людей заманивают в ловушку. С галереи было очень легко наблюдать за перипетиями сражения, видеть то, чего не видели они.

— Господи, помоги нам! — воскликнула Мелисанда. — Господи, пусть кто-нибудь придет к нам на помощь! Я должна бежать туда, Рагвальд. Ты видишь, что они делают!

Рагвальд схватил ее за руку.

— Не ходи! Дай этим викингам самим разобраться!

Мелисанда вырвалась из его рук. Сначала она рассердилась, но потом почувствовала благодарность.

Рагвальд предан ей. В эти смутные времена чья-либо преданность — большая редкость.

— И все-таки я напоминаю вам, мой дорогой советник, что графиня — я. Я — наследница этих земель. Вы правы только в одном — пусть эти викинги передерутся друг с другом. Но я должна вывести наш отряд из ловушки, в которую его сейчас заманивают.

— Подожди, — окликнул ее Рагвальд, — видишь, корабли причаливают.

— Я не могу ждать, — она потащила его к углу галереи, указывая пальцем вниз. Ее отец выстроил настоящий укрепленный замок. В нынешнем веке в связи с участившимися набегами викингов его преимущества оказались очевидными. Есть много прекрасных примеров того, как должна быть выстроена крепость. Они располагаются на холме или на скале прямо на берегу, защищенные каменными стенами. Многие замки и крепости строились из дерева, но ее отец предпочел каменные укрепления. Камень нельзя поджечь. И за высокими стенами можно чувствовать себя в безопасности. Внутри замка есть большой двор, загоны для скота, кухни, кладовые, комнаты для жилья, залы. Справа и слева крепость окружали скалы, нависающие над морем и поросшие лесом. С галереи можно было наблюдать за морем. Такое удачное расположение позволяло устоять даже при небольшом гарнизоне. И сейчас Мелисанда видела все происходящее внизу, как на ладони.

— Взгляни, Рагвальд, вот Филипп, а вот Гастон, они так увлечены боем, что не замечают, как датчане клином разделяют их посередке! Нет, я должна идти!

— Нет, Мелисанда! — повторил Рагвальд, хватая ее за руки, когда она пыталась проскочить мимо него. На мгновение заглянув ей в глаза, он впервые увидел в них страх.

Мелисанда боится? Мелисанда не боится ничего.

Кроме этого викинга. Его она боялась. Он мог запросто взбесить ее и потом же успокоить и привести в чувство. Возможно, страх ее был оправдан, ведь она во всем пошла против него.

А сейчас она явно хочет взяться за меч и вступить в битву.

— Не делай этого! — предостерег он.

— Я должна! — закричала она в ответ, голос ее дрожал, в расширившихся от страха глазах виделось отчаяние.

— Нет… — сказал он, снова пытаясь помешать, но она вырвалась. — Мелисанда! — Она уже бежала от него вдоль по галерее в сторону башни.

— Мелисанда!

Крик его отозвался безответным эхом в тишине.

Рагвальд с трудом добрался до самой высокой части наружной галереи, откуда можно было наблюдать и за внутренними стенами, и за воротами.

Через десять минут он вновь ее увидел, она ехала на Герое, сверкая древним золотом кольчуги. Она была в своем обычном боевом облачении.

Рагвальд наблюдал, как причаливали корабли викингов. Сначала выгрузились кони и среди них — величественный Тор, столь же мощный и столь же умелый, как и его предводитель.

Викинги мгновенно оказались в гуще сражения.

Рагвальд судорожно вцепился руками в парапет.

Мелисанда находилась чуть в сторонке от вступивших в бой викингов, пытаясь соединить разрозненные группы своих воинов и провести их к воротам. Датчане и франки намного превосходили своей численностью.

Их было около тысячи против двух сотен защитников замка.

Рагвальд слышал, что к ним еще должно подойти подкрепление. Чуть ли не тысяча людей. Ходили слухи, что они собирались пойти даже на Париж.

Но Париж его сегодня не волновал. Мелисанда соединила Филиппа с Гастоном. Они подали условный знак сидящим наверху.

Ворота открылись. Отряд с Мелисандой во главе вернулся в замок.

Рагвальд прикрыл глаза. До него доносились стоны умирающих.

Открыв глаза, он увидел Мелисанду.

Она ненавидит это, — подумал он. — Она ненавидит войну с тех пор, как погиб ее отец. Она постоянно держит в памяти тот жуткий день и с тех пор мечтает только о мире.

Но что будет, если она проиграет?

Что последует за победой датчан — очевидно. Они будут мародерствовать, разбойничать и насиловать. Их земли достанутся Жоффрею — если он совладает со своими союзниками, которым тоже нужен свой кусок добычи. Судьба Мелисанды будет ужасна.

А если победят пришедшие викинги?

Тогда, возможно, она будет считать свою участь еще более ужасной. Однако и люди останутся живы, и крепость сохранится.

Господи, независимо от того, какова будет ее судьба, победа викингов будет спасением для ее народа. Не будет краж и грабежей. Не будет насилия и убийств. Мелисанда должна оценить это, в случае их победы.

— Девчонку! — донесся крик из-за стен. — Выдайте мне графиню Мелисанду, и тогда мы обещаем вам мир.

Рагвальд ясно видел со стены все происходящее. Это кричал сам Жоффрей. Это он преследовал Мелисанду и сейчас находился у ворот, сдерживаемый пока угрозой получить порцию кипящего масла. И все же у него достаточно людей и он может попытаться прорваться… Ведь ворота еще не заперты. Они могут попытаться.

— Это Жоффрей, — доложил Филипп, подъезжая к графине, — проклятый бастард!

И словно в ответ из-за стены раздался гул голосов:

— Мелисанда, нас больше!

Вас было больше! — выкрикнула она. Подумаешь, викинг, он не успеет тебе помочь.

У меня в руках твои люди. Мы перережем им глотку, если они попытаются вырваться. Наша смерть — их смерть. Я прямо сейчас держу нож у горла одного из твоих.

Мелисанда взглянула вверх на Рагвальда. Тот видел, что Жоффрей сказал правду и кивнул.

— Я должна идти туда, — сказала она Филиппу.

— Воины всегда умирают в битве, леди. Так или иначе…

— Филипп! Через секунду они пойдут на приступ. Вынуждая их отступить, мы убьем также и своих. Много народу поляжет в битве… Если же я выйду туда сама…

— Нет! — выпалил Филипп.

Но она уже направляла Героя к воротам.

Нет, она не может выйти к Жоффрею. Ни за что. Ведь там викинг. Если он узнает, что она добровольно отдалась Жоффрею, неважно по каким причинам…

Нужно тянуть время!

Она обратилась к лучнику:

— Ты попадешь в того, кто угрожает пленнику? — Да, конечно. — Тогда, как только пленник избавится от непосредственной угрозы, вы выступим. И смотрите, чтобы внутрь зашли все наши. А сколько врагов уже неважно.

Лучник повернулся, легко поднял лук и натянул тетиву.

— Закрыть ворота! — приказала она.

— Мелисанда! — закричал со стены Рагвальд. — Подожди! Они с нами!

Тут до нее донесся крик — громкий и отчаянный вопль Жоффрея.

Викинг настиг ее врагов…

Она слышала удары мечей, боевые крики, топот и ржанье коней.

— Остановись, Мелисанда! — закричал Рагвальд.

Жоффрей был оттеснен с поля боя, но там оставалось еще много датчан. Даже слишком много, поэтому викинг бросился к воротам, большинство же его людей остались позади. Но ворота оказались запертыми. Мелисанда закрыла их прямо перед его носом.

— Боже Праведный, — взмолился Рагвальд, — а ведь он наверняка рассчитывал на помощь из замка.

Битва кипела. Возможно, все же есть шанс… Он видел, как сражается отважный воин, вставший на их защиту.

Рагвальду было известно, что его назвали Повелителем Волков в честь отца. Теперь было понятно — почему. Окруженный превосходящими силами неприятеля он показывал просто чудеса отваги и мастерства.

Меч его разил врагов направо и налево, многие даже не успевали понять, что с ними происходит. Среди данов были и берсерки, и они нападали на него, издавая дикие воинственные крики. Но потом один за другим все равно отступали перед натиском его меча. Он что-то крикнул своей дружине. Рагвальд сначала не понял в чем дело, но потом увидел воинов, которые тащили огромный ствол. Они явно намеревались использовать его как таран.

Рагвальд спохватился.

— Мелисанда! — закричал он, но шум битвы заглушил его крик. Она внизу отдавала какие-то распоряжения. Он бросился туда, чтобы предупредить ее. Там было столпотворение: сновали люди, метались животные в загонах. Рагвальд, наконец, пробился к Мелисанде, стоявшей в окружении рыцарей.

— Он здесь! Они ломают ворота! Сражаются с датчанами! Ты закрыла им вход! — на одном дыхании выпалил Рагвальд.

По мере того, как он говорил, глаза у нее расширялись от ужаса.

Она не собиралась запирать ворота перед ним! Он не поверит ей!

— Ворота! — закричала она, но было уже поздно. Под Ударами мощного тарана часть стены обвалилась. Викинги.

Она увидела, что Филипп поскакал туда.

— Прикажи Филиппу вернуться, — коротко приказал Рагвальд.

— Он не подчинится.

Скажи ему, что тебе нужна его помощь. Нельзя допустить, чтобы викинга встретили вооруженные люди. Про меня он точно знает, что я не буду сражаться. Отзови его!

— Филипп! — позвала Мелисанда. Тот обернулся! и поспешил к ней. Рагвальд бросился к пролому в стене, через который уже пробирались воины. Мелисанда увидела, как Рагвальд остановился, кого-то приветствуя.

Да, это был он собственной персоной, в грозном сверкающем шлеме.

— Они побили их. Жоффрей сбежал! — вскричал Филипп и с облегчением рассмеялся. — Но мы должны помочь. Надо закончить это дело. Графиня, давайте я вас уведу отсюда.

— Спокойно, Филипп, Рагвальд уже беседует с Волком.

— Тогда мы спасены от датчан.

Мелисанда промолчала. Еще больше, чем датчан, она боялась этого викинга, пришедшего ей на помощь.

На минуту она почувствовала угрызения совести. Ведь она в долгу перед ним за битву, происшедшую много лет назад. Хотя ему тогда хорошо заплатили. Это была одна из глупых сделок Рагвальда.

Какая ей, в самом деле, разница!

Что же касается его…

Его!

Он просто хотел перерезать ей горло!

О, она никогда не выносила его самоуверенности.

Потом еще эта блондинка, следующая за ним, словно привязанная. И тысячи других мелких, но унизительных для нее вещей.

Да хотя бы просто тот факт, что он командует, требует, отдает приказания!

Интересно, что он чувствует сейчас, оказавшись вновь здесь.

Она закрыла глаза, пытаясь заставить себя отрешиться от этих воспоминаний, забыть о нем.

Но нет, невозможно. Он здесь. Перед глазами медленно, но неуклонно разворачивалась лента воспоминаний.

«Господи, миледи, сколько с ним людей!» — прозвучало в ее памяти.

Конники с устрашающими масками на лицах; мускулистые, безжалостные и опасные, как сам дьявол.

Они спасли ее однажды. Она знает, как они умеют сражаться. И во главе — он!

— Я должен отвести вас в башню, — пробормотал Филипп, жаждущий вновь вступить в схватку. Он понимал, что остатки врагов, окруженные на поле, будут сражаться до последнего. Для нее лучше было бы удалиться в безопасное место.

— Не волнуйся, Филипп, — иди! Я сама дойду.

Филипп был не слишком доволен таким ответом, но она не дала ему размышлять и почти бегом направилась к башне. Ей хотелось побыть в одиночестве.

Как же встретить его? Как бы хотелось убежать и никогда больше не видеть его.

Несколько ступенек, ведущие в башню, были разрушены. Мелисанда обогнула провал и поднялась к себе.

Она переоделась. Вряд ли это поможет, но все же есть шанс, что он не заметил ее среди сражавшихся и не понял, что это она отдала приказ закрыть ворота.

«Глупо!» — одернула она себя. Трусливо. Она здесь графиня, он всего лишь младший сын короля, скитающийся по морям в поисках удачи. Она не должна его бояться.

Она бросила свой меч и сняла доспехи. Потом подняла оружие и оглянулась.

Кровать с чистейшими льняными простынями и медвежьим покрывалом.

Он не должен застать ее здесь! Она быстро выскочила из башни в галерею и снова огляделась. Посмотрела вниз во двор.

Сердце ее бешено колотилось, вдруг замерло: не в силах двинуться она глядела вниз прямо в его пронизывающие — холодные голубые глаза.

Глава 2

Мелисанда…

Не сходя с коня, он пристально смотрел на нее.

«Ага, — подумал он, — наконец-то!»

Теперь-то уж он до нее доберется, во что бы то ни стало. Она возникла на галерее посреди дыма от метательных снарядов и теперь смотрела прямо вниз, на него, с глубочайшим презрением. Интересно, о чем она думает, если она чуть не проиграла, а он спас ее? Спас и подтвердил права на собственность.

Мелисанда явно не боялась. Возможно, она считает, что находится на достаточно безопасном расстоянии от него, хотя было ясно, что он может добраться до нее в несколько прыжков. Все, что ему нужно — просто спешиться и забраться по ступенькам.

Но, похоже, его возможное приближение ее не волнует. Ее вид выражал гордое презрение.

Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает ее. Они давно не виделись. Но все также она бесподобна. Для женщины, может, чуть-чуть высока, но, чтобы взглянуть ему в глаза, ей приходится запрокидывать голову. Каскад густых темных волос, затмивших бы своей чернотой безлунную ночь, ниспадал ей на плечи. Лицо, напротив, отливало почти снежной белизной, оттенявшейся нежными бутонами роз на щеках. Прекрасный, правильной формы рот дополнял картину. Вряд ли какая богиня или ангел могли выглядеть более привлекательно.

Да, возможно, богиня, поскольку богини всегда отличались капризами и причудами характера. Но уж точно не ангел, нет. Помимо ее красоты в ней нет никакого намека на что-либо ангельское. Да, пожалуй, и красоту ее тоже ангельской не назовешь, особенно когда она смотрит вот так, как сейчас.

Безумная гордячка. Скромность — это явно не из разряда ее добродетели.

Ничуть не изменилась. Все такая же, как тогда, когда он встретил ее еще девчонкой. Боже, как она тогда торжествовала!

Но это было другое дело. Тогда они объединили силы, это была и ее победа.

А сегодня — она принимает его помощь — и закрывает ворота перед его носом!

Однако нам удалось пробить стену, и она побеждена!

Ей больше не удастся от меня сбежать, — подумалось вдруг ему. — Ни уловками, ни силой, ни по каким на свете причинам!

Он поднял забрало шлема, желая удостовериться, не исчезло ли, наконец, с ее лица это вызывающее выражение. Но, увы!

Он быстро спешился и сделал шаг по направлению к галерее. Конар уже приближался к ней, когда вспомнил, что все еще держит в руках боевой меч. Ладно, не имеет значения. К чему церемонии. Она тоже с клинком, хотя и переоделась. Мелисанда, не двигаясь, молча смотрела, как он приближается. На ней было розовато-лиловое платье, нежное облако, на котором сверкала и переливалась ниспадавшая до пояса черная волна волос.

То, что она переоделась, сменив доспехи на платье, очень его забавляло. Неужели плутовка думает, что он ее не заметил?

Этого больше не случится.

И она должна, наконец, все понять. О, ей придется много чего понять теперь. Конар был уже на галерее. Как ей идет это платье. Мелисанда стояла вполоборота к нему, чтобы держать его в поле зрения. Он обошел зияющую дыру в ступенях и подошел к ней вплотную.

Она задрала подбородок.

О, она похорошела даже больше, чем он предполагал. Округлилась, оформилась. И какой овал лица, даже несмотря на суровое выражение. Губы, хотя и плотно сжаты, все равно напоминают лепестки роз. И больше всего, привлекают глаза. Огромные, широко распахнутые, как они близко! Таких нет больше ни у кого на свете! Сине-лиловые. Не тот нежный розовато-лиловый цвет ее платья, а другой — глубже и таинственнее, цвет, напоминающий грозовое небо, сверкающие молнии, сражение древних богов, грохочущий гром. Да, эти глаза, наверное, не устрашатся ни смерти, ни гнева богов. Неустрашимый взгляд человека, жаждущего победы.

Но сегодня она проиграла.

Победитель сегодня он.

А она… она не более чем его выигрыш, приз. Что бы она там ни воображала.

Он так стиснул зубы, что у него чуть не свело челюсть.

Находиться с ней рядом — это тяжелое испытание. Она ведь умела управлять мужчинами; старый Рагвальд вовсе не был таким дураком, когда послал ее на поле боя возглавить их армию. Конар был уверен, что во всем христианском мире не сыскать женщину, подобную ей. (Да и не в христианском тоже, если уж на то пошло.) Она бесподобна! И дело не только в красоте. Было в ней нечто такое, что когда-то заставило Конара сослать ее в женский монастырь, это нечто заставляло его грезить о ней по ночам, думать о ней, вспоминать…

И это бурлило в нем сейчас, подобно пробуждающемуся вулкану. Возможно, виной тому ее вызывающий вид. Возможно, не замечаемая ею самою чувственность, которая угадывалась в ее взгляде, в каждом ее движении, горела в ней и тогда, когда она испытывала ненависть.

Возможно, дело просто было в том, что он знал ее всю, знал и помнил каждый изгиб ее тела. Это преследовало его, как горячка, во время их последней разлуки.

Она никогда не простит ему, что он такой, как есть!

Неважно. Сегодня это не имеет значения. Сегодня ночью. И всегда.

— О Мелисанда! — вкрадчиво сказал он. — Какой холодный прием после долгой разлуки!

— Увы, лорд викинг! Здесь так много стрел с горящей паклей, как жаль, что ни одна не попала в вас и не согрела вас!

— Ах, я ранен, Мелисанда, я глубоко ранен!

— Я очень надеюсь, что это так, — ядовито сказала она.

— Мелисанда, что-то ты не слишком любезна сегодня. Подумай-ка, дорогая! После всего, что ты сделала, почему, в самом деле, почему я до сих пор не схватил тебя и не овладел тобой? По всем нашим законам и по всем вашим законам я имею на это право. Или, может быть, ты собиралась все же как-нибудь по-другому приветствовать твоего господина?

Она любезно улыбнулась, хотя глаза ее сверкали от гнева.

— Да, я собиралась вам сказать: ваши желания для вас — закон!

Конар расхохотался.

— Ох, Мелисанда, не может быть, чтобы ты такое когда-либо произнесла, — пробормотал он, задыхаясь от смеха. Немного успокоившись, серьезно добавил: — Но я обещаю тебе — это так и будет!

— Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, викинг!

— Мелисанда, когда я даю обещание, я его выполняю. И позволь тебе напомнить, что я родом из Дублина.

— Но ты странствуешь на кораблях как викинг.

— Ладно, — согласился он. Затем вдруг нахмурился и сурово спросил: — Я так понял, что ты решила предложить себя добровольно нашему старому недругу Жоффрею?

Она замерла от неожиданности. Когда он умудрился расспросить ее людей?

— Я… — она умолкла, видя, что он рассержен не на шутку. — Я на самом деле не собиралась этого делать. Черт возьми, ты что, не понимаешь, речь шла о спасении людей?

— Если ты вздумаешь еще раз…

— То что?

— Если еще раз такая дурацкая мысль придет тебе в голову, я раздену тебя донага и выдеру до полусмерти.

— Ты не посмеешь!

— Ты что, хочешь проверить?

— Ну, и что если бы Жоффрей взял меня? — спросила она ледяным тоном.

— Ну, тогда бы я, наверное, глубоко задумался, стоит ли ломать ради тебя копья. Но сейчас ясно: ты — моя награда, а не его. Может быть, я именно за тобой и явился сюда. И я никому не позволю притронуться к тому, что считаю моим.

Глаза Мелисанды горели фиолетовым огнем.

— Я не нуждаюсь в твоих благодеяниях. И если бы я действительно нравилась тебе, ты бы никогда не уезжал отсюда далеко!

— А если бы ты слушала мои советы, ты никогда бы не попала в столь опасную ситуацию!

— Но замок…

— Это — камни да деревяшки.

— Камни и деревяшки, но внутри них — люди!

— Ладно, — он вздохнул и отвел взгляд в сторону. — Хорошо, что я успел вовремя. «Еще немного и я бы опять опоздал, — подумал он. — Как в тот раз».

— Хорошо, — продолжала она, стараясь не выдать своего волнения. — А ты надолго сюда приехал?

Он усмехнулся.

— Ах, Мелисанда! Вместо: «Спасибо, милорд, вы прибыли так вовремя, милорд». Ты говоришь «Надолго ли вы сюда? Пожалуйста, не задерживайтесь здесь слишком». Я понимаю, конечно, для тебя было бы гораздо приятнее, если бы мое сердце пронзила стрела какого-нибудь датчанина, но увы, мое желание угождать тебе все же имеет некоторые пределы.

Она презрительно сощурилась.

— Ах, какая жалость! — Затем скороговоркой пробормотала: — Спасибо, милорд, вы прибыли вовремя. — На мгновение она опустила взгляд долу, а потом вдруг с ненавистью проговорила: — Но я хотела бы знать, милорд, какая здесь разница — что вы — викинг, что — они?!

Проклятая чертовка!

Сама не знает, чего хочет, но уколоть и ранить, задеть за живое — это она может.

Он взял себя в руки, стараясь не выдать раздражения. С некоторым усилием изобразив на лице улыбку, он любезно ответил:

— Ну, что ж, миледи. Если в будущем мне придется торговаться с Жоффреем или каким-нибудь датским ярлом, то я буду знать, что вы не воспримете как оскорбление, если я предложу вашу драгоценную персону в обмен на какие-то уступки с их стороны.

Ага! Значит, он тоже умеет попадать в цель. Похоже, он ее разъярил. Действительно она пришла в такую ярость, что, не в силах контролировать себя, взмахнула маленьким мечом, который все еще держала в руках, и, не будь у Конара мгновенной реакции, благодаря которой он успел защититься, ему грозило бы ранение. Преимущество его боевого меча было очевидным, но она продолжала с дикой яростью на него нападать. Внезапно она вскрикнула, почувствовав, что теряет опору под ногами: Мелисанда подошла слишком близко к обрушенным ступенькам, теперь, в последнем отчаянном рывке успела зацепиться за край, но руки ее скользили, и, если бы подоспевший Конар не схватил и не вытащил ее, она бы упала вниз и разбилась. Взгляд, которым она его наградила, был неописуем.

Спасай ее не спасай, — она упорно продолжала его ненавидеть!

— Дурочка! Ты же могла разбиться! Вот что значит нападать на меня. Ладно, миледи, на сегодня шутки кончены. Да поможет мне Бог…

— Но ведь ты не веришь в Бога?

Он все еще держал ее за руки и, похоже, не собирался отпускать. «Он никогда меня не отпустит», — подумала она безнадежно, пытаясь освободиться. Он легонько встряхнул ее, чтобы она угомонилась.

— Мы выступим с тобой совместно, Мелисанда! Ты слышишь меня? Люди должны увидеть, что мы с тобой объединились. У тебя полчаса времени на подготовку. Потом ты спустишься и поприветствуешь меня, как положено. Я понимаю, что тебе легче было бы умереть, чем на сей раз принести такую жертву.

— Это действительно жертва с моей стороны.

— Бедная моя маленькая мученица. Да ладно, Мелисанда, посмотри, какой чудесный нынче день.

— Убирайся!

— Если я тебя отпущу, ты свалишься вниз в эту дыру и разобьешься. Я не могу позволить пропасть попусту такой красоте. И запомни раз и навсегда: я никогда не отпущу тебя больше.

— А ты не боишься, что как-нибудь ночью я всажу тебе нож в спину? — спросила она ледяным тоном, все еще упираясь и пытаясь освободиться.

«Эге, — подумал Конар, — а ведь она вовсе не так холодна, как хочет показать. Достаточно посмотреть на ее вздымающуюся и опускающуюся грудь. А с каким трудом ей удается справиться со своим голосом. Нет, она просто вызывающе соблазнительна!»

Он наклонился к ней и с улыбкой прошептал:

— Когда, миледи, сегодня ночью я закончу с вами, уверяю вас, вы будете не в состоянии пошевелиться.

Она побледнела как полотно, почувствовав внезапную слабость. Но потом неожиданно сумела собраться с силами и резко ударила его головой в подбородок. Удар был столь сильный, что Конар чуть не вскрикнул от изумления, но вовремя спохватившись, он сгреб ее в охапку, быстро взбежал по ступенькам лестницы в башню, ввалился в ее покои, где и бросил на кровать.

К вящему удивлению, он заметил, что губы Мелисанды дрожат, а в глазах прячется страх. Мелисанда, боящаяся викинга!

— Неужели это возможно? Мелисанда, ведь ты испугалась. И чего? Прикосновения викинга? Может быть, ты просто слишком хорошо помнишь все остальное? Так ты боишься, или просто очень хочешь? Мне кажется, ты дрожишь, Но от чего? От ненависти или… Но, моя милая; леди, ты можешь не бояться меня — у меня просто нет сейчас времени прийти в твои гостеприимные объятия. Но не спеши. Впереди у нас еще долгая ночь.

— Не спеши?!.. Ты… ты… исчадье ада…

Он не дал ей договорить, схватив ее опять на руки и поставив перед собой.

— Ад или Небеса, Мелисанда, но я повторяю тебе, что я здесь хозяин и я следую по пути викингов.

— О! — в бешенстве закричала она. — Ты — пират! Ты — бастард! Ты…

— У меня нет времени, меня ждут. И сегодня, Мелисанда, — никаких побегов! — он отпустил ее.

— Я не собираюсь от тебя убегать! — прошипела она. — Мне нужна была помощь, а ты не мог приехать. Ты уверял, что ты нужен где-то еще…

— В доме отца! — сердито ответил он. — Потому что, хотя ты предпочитаешь звать меня только викингом, но я также принц Дублина, и у меня, увы, есть определенные обязанности.

— Ладно, а у меня они здесь, — запальчиво возразила она.

— Прекрасно, — сказал он и резко повернул разговор на другое. — Когда мы закончим все эти церемонии, я хотел бы принять ванну. И ты тоже. Пусть слуги все приготовят.

— Но я…

— Конар! — В дверях появился Свен Виндзорский, один из ближайших помощников Конара. Высокий, рыжеволосый, с приятным открытым лицом, которое горело от возбуждения.

Заметив Мелисанду он отвесил ей короткий поклон.

— Конар, ты срочно нужен. Мы не знаем, что делать с пленниками.

— Сейчас иду.

— Подожди! — вдруг окликнула Мелисанда. Она замялась, что было на нее так не похоже. — Что… что вы собираетесь делать с пленниками.

— С пленниками?

Она взволнованно произнесла:

— Но вы же не будете… просто… убивать их. Он задумчиво склонил голову. Ему бы не хотелось их убивать, но они опасны, это все же враги.

— Конар…

— Полчаса, — напомнил он. — Полчаса, и, если тебе дорог твой народ, не вздумай что-нибудь выкинуть на публике. — Он резко повернулся, взмахнув полой плаща, хлопнул дружески по плечу Свена, и они вместе вышли из комнаты.

Дверь за ними с шумом захлопнулась.

— Клянусь всеми богами! — свирепо проворчал Конар. — Это не женщина, а сущая ведьма!

— О, милорд, — беспечно заметил Свен, не отрывая взгляда от пола, — ну вряд ли уж вы настроены столь враждебно…

Конар бросил на него убийственный взгляд.

Свен глубоко вздохнул.

— Возможно, вам не надо было тогда жениться на девчонке. Но теперь, однако…

— Что — однако? — пробурчал Конар.

— Однако мне кажется, что это одна из самых красивых ведьм на белом свете. И она бывает иногда очень мила.

— Очень мила? Для кого угодно, но не для меня.

— Милорд?

— Самоуверенная девчонка, — сердито отозвался Конар — Я женился на ней из-за этого глупца Рагвальда… — он помедлил, задумавшись. — И еще из-за того, что мы опоздали. Мы обещали помощь ее отцу и опоздали. Она была тогда совсем еще девчонкой, и я никогда не воображал себе, что…

— Что она решится дергать волка за хвост? — с шутливой улыбкой предположил Свен, но увидев, что Конар явно не в настроении, поспешил спрятать улыбку.

— Она просто ребенок! — внезапно взорвался Конар.

«Да, но чертовски красивый ребенок», — подумал про себя Свен. Видя отвратительное настроение Конара, он решил воздержаться от высказываний. Да, она всегда производила впечатление на Конара, и даже тогда, когда он обнаружил, что его новоиспеченная невеста обладает независимым и своевольным характером и собирается сама управлять своим наследным замком. У них всегда были бурные отношения. И сейчас будет то же самое. Мелисанда, кажется, еще не поняла, что Конар приехал навсегда. И что он привел свои корабли, чтобы защищать свою Мелисанду.

— Ну, милорд, — пробормотал Свен, — все же вы ее сильно ограничивали. Сначала послали в монастырь…

— Она считал это самым страшным наказанием! — фыркнул Конар.

Свен на мгновение замолчал. Вряд ли он ошибался. Причина, по которой Конар сослал ее в монастырь, была достаточно понятна. Она была девчонкой, да, но очень привлекательной. Она была соблазном. И Конар поспешил убрать этот соблазн подальше от себя.

Свен проговорил:

— Милорд, но вы все же… э-э… показывали суровость в отношении…

— Все! — Конар махнул рукой, — ни слова больше!

«Интересно, — подумал Свен, — какая победа дается Конару с большим трудом — над датчанами или над собственной женой».

Что бы там ни было, но все это тянется уже достаточно долго. И одна вещь, которой наверняка не замечает Мелисанда, но которая совершенно очевидна тем немногим друзьям, которые окружают Конара, заключается в том, что он просто с ума сходит по ней. Причем, все время. Мелисанда прочно заняла место в его сердце.

— Найди Рагвальда. Прикажи ему собрать людей из крепости на берегу. Я встречу Мелисанду здесь во дворе, и мы вместе выедем приветствовать народ.

— Как прикажете, — ответил Свен, с некоторым сомнением.

Конар вдруг улыбнулся.

— Не беспокойся, она придет. Она не может рисковать своими людьми.

Свен поспешил прочь выполнять приказ. Конар посмотрел ему вслед, расправил плечи и свистнул Тора. Вороной жеребец примчался немедленно.

— Эх, дружок, если бы женщина могла себя так вести? — прошептал он коню.

Верхом на Торе он выехал из крепости. Здесь под охраной стояла толпа пленников. Часть из них составляли датчане, часть — приверженцы Жоффрея.

«Их надо обезглавить», — подумал Конар. Никто из них не заслуживает прощения. Но едва пленники увидели его, один из франков упал на колени и стал просить о пощаде.

— Убей мерзавца, Конар из Дублина! — крикнул один из датчан на родном языке Конара. — Или мы сделаем это сами.

Конар взглянул на Эйбла, Бриона и Зигфрида, которые охраняли пленных.

Он вспомнил, как Мелисанда просила его пощадить пленников. Если бы она знала, как ему самому все это неприятно, но война есть война. Она должна понять, что даже в плену воины Жоффрея — это воины Жоффрея, и они опасны. Он тяжело вздохнул.

— Разделите пленных. Датчан — в восточную башню, а этих разместите в том здании, среди полей. Проследите, чтобы все были надежно заперты. Нам еще не хватало хлопот с ними. Приставьте охрану, пока мы не решим, как с ними поступить.

— Некоторые ранены, — напомнил Брион.

— Пошлите женщин, чтобы осмотрели раны, и не сводите с них глаз.

Зигфрид пожал плечами. Отрубили бы им головы, и дело с концом.

— Пока мы оставим их в живых. Когда пленных уберут, мы все соберемся здесь на морском берегу. Сегодня праздничный день. Мы вновь вместе с моей дорогой супругой, и эти земли с сегодняшнего дня в наших надежных руках. Нам еще придется много за них сражаться, но сегодня — день праздника. Я желаю всем хорошо повеселиться.

Он поскакал обратно в замок через пролом в стене, отметив про себя на ходу, что эту дыру надо срочно заделать. Сегодня он успел вовремя. Конар чувствовал, что нуждается в морской прогулке, чтобы остудить свой гнев. Хотя каждое мгновение отлучки оказалось для него пыткой. Гнев вытиснился страстью, он не мог больше ни о чем думать. Злость на себя, что он так легко подпадает под ее обаяние, вскоре уступила место страху за нее.

И все же сегодняшняя ночь наступит. Ничто на свете его больше не остановит!

Она ждала его во дворе замка верхом на своем замечательном Герое. Конар подумал про себя, что старый Рагвальд был когда-то прав, когда сказал — мужчины последуют за ней.

— Пошли! — сказал он ей.

Мелисанда молча посмотрела на него. Он пришпорил Тора и послал его вперед. Она последовала за ним.

Они выехали на широкий пологий склон у берега! моря. Как он и приказал, народ уже был собран там. Его соратники по морским походам. Ее гвардия, поселяне, слуги, их жены, дети. Местный приор с женой и детьми. Все они были там. Разнородная толпа, говорящая на ирландском, норвежском и франкском языках.

Он взял Мелисанду за руку. Она попыталась незаметно выдернуть ее, но он держал крепко.

— Сегодня торжественный день. Мы с Мелисандой, наконец, вместе, как нам и было предназначено! — выкрикнул он. — Мы отбили сегодня натиск нашего общего врага. Впереди нас ждут еще большие битвы, так давайте объединимся. Сегодня победа за нами! Отпразднуем же ее!

Толпа разразилась радостными выкриками, хотя и не все понимали речь по-франкски, но тут вступила Мелисанда. Она повторяла речь Конара нежным мелодичным и в то же время звучным голосом.

«Да, она может управлять. Но не мной, милая! Только не мной! — пообещал он себе. — Сегодня ночью все будет по-другому».

Она уже смотрела на него.

— Улыбнись, мой дорогой. Подними ручку, галантно помаши ею в воздухе и улыбайся при этом.

У нее на лице действительно уже сияла лучезарная улыбка. «Ангельская!» — с усмешкой подумал он. Толпа приветствовала ее восторженными выкриками. Они обожали ее, они были без ума от нее. Ее густые черные волосы развевались по ветру. Трудно было вообразить себе более прекрасное лицо, чем у нее.

Мелисанда взглянула на него, не переставая улыбаться. Приветственно помахала в воздухе рукой. Не меняя любезного выражения лица и улыбки, она пробормотала, обращаясь только к нему: — Ты несносный бастард!

Он столь же любезно улыбнулся в ответ: — Ты мне льстишь, Мелисанда. Как жаль, что вы метки в словах, а не в бою. Вы уступаете во владении оружием всем — ирландцам, датчанам, норвежцам, но во владении языком вам действительно нет равных.

— О, это правда, — ответила она, не переставая улыбаться, — так что поберегись! Он рассмеялся.

— Я обожаю опасность.

— Ты обожаешь только командовать!

— Все правильно. Я победитель и буду управлять этой страной… вместе с тобой. Так что поцелуй меня, моя ненаглядная ведьмочка!

— Я скорее поцелую змею!

— А вот в это мне трудно поверить! — Они все еще оба продолжали улыбаться перед ликующей толпой. — Мелисанда, дорогая моя, мы должны поцеловаться на глазах у всех этих славных подданных!

— Поцеловаться? Я скорее выцарапаю тебе глаза.

— Но ты обещала мне, что я почувствую остроту твоего язычка!

Мелисанда в бешенстве подвинула своего коня вплотную и с улыбкой подставила губы для поцелуя.

— Чтоб ты заживо сгорел в аду! — пожелала она ему.

Конар наклонился и легко коснулся ее губами. Толпа разразилась новым взрывом восторга.

— Видишь, как ты всем угодила?

— Да, очень мило, — ответила она, глядя на него с обожанием. — Я тебя просто ненавижу.

— Будь аккуратней в выражениях, моя дорогая. Я уверен, что моя ночь с тобой будет более приятной, если у тебя будет кляп во рту.

— Но ты же в восторге от моего острого язычка.

— О, ты права, — мягко заверил он.

— Ты гнусный дьявол!

— Зато ты — самая милая ведьма на свете! По лицу ее пробежала тень, потом она вновь взглянула на него.

— Ну, так как же, милорд? Не будет ли в таком; случае более мудрым с вашей стороны, выполнив здесь то, что вам необходимо, оставить меня в покое?

— То, чего я хотел? Но, моя дорогая, жена, я ведь еще и не приступил ни к чему! Или ты забыла, что мы с тобой! женаты? Ты ведь знаешь, викинги — это страшные пираты и разбойники, они грабят и насилуют, и неужели ты считаешь, что они могут упустить свой законный шанс. Ах, взгляни! Вон приор! Помаши ему. Пусть все будут уверены в том, что мы с тобой счастливы быть вместе!

Она любезно помахала приору и язвительно пробормотала: — Лорд — Повелитель Волков! Да ты просто повелитель этих противных плавающих драконов, и ничего больше!

— Мой брат в Англии женился на родственнице Альфреда Великого. Мой дед со стороны матери был одним из самых знаменитых ирландских королей, — и хотя Конар произнес эти слова тихо, чувствовался закипающий в нем гнев.

— А, вот как! Так ты отказываешься признать, что ты морской пират и плаваешь на этих кораблях?

— Нет! — ответил он. — Пираты, миледи, кажется, так ты называешь моих норвежских родственников? Увы, но будь спокойна. Я не собираюсь отрицать, что я один из них. Они были великими открывателями…

— Великими захватчиками, великими разбойниками…

— Да, захватчиками, миледи! И я не отрицаю, что во мне их кровь!

— Ты не захватил ничего!

Улыбка его стала шире, когда он наклонился к ней и сказал:

— Нет, моя дорогая! Ты заблуждаешься. И скоро ты это поймешь. Клянусь тебе. — С этими словами он внезапно со страстью притянул ее к себе и впился губами в ее губы. Нет, это не был уже формальный поцелуй «на публику». Это был натиск, захват. Он насильно заставил ее разомкнуть губы, он требовал и настаивал, его охватил жар. Он стащил Мелисанду с коня и посадил ее перед собой на Тора. Она пыталась сопротивляться, но он лишь сильнее стиснул ее в объятиях.

Нет, он не позволит ей уйти.

Он наслаждался вкусом ее губ и вспоминал прошлое.

Ощущал, как дрожат от ярости ее колени, вздымается грудь, как учащается ее дыхание. Она пыталась сопротивляться, но он держал железной хваткой, прижав к себе и ни на секунду не отпуская ее губ. У него шумело в голове, кровь стучала в висках, и все это сливалось с безудержным ликующим воем толпы.

Ее руки разжались, губы разомкнулись сами по себе. Она уже не сопротивлялась ему. Он оторвался от нее на мгновение и сказал:

— Ты будешь со мной, моя дорогая, неважно, викинг я или нет!

Он победно взмахнул мечом, прощаясь с народом, и пришпорил Тора. Мелисанда вскрикнула от неожиданности, так как Тор внезапно привстал на дыбы и, развернувшись, галопом поскакал обратно в крепость.

Глава 3

— Что вы делаете?! — вскричала Мелисанда.

Ее волосы на скаку разметались, и со стороны могло показаться, что всадник и его спутница укрыты черным шелковистым плащом, трепещущим на ветру.

— Я слишком давно не занимался грабежом и насилием, — спокойно сообщил ей Конар.

Она побледнела, потом ее щеки стали пунцовыми.

— Еще очень рано! Нужно еще провести церемонию…

— Никаких церемоний, любовь моя. Зачем? Разве тебе когда-нибудь хотелось со мной расставаться? И я так соскучился по тебе!

Он соскочил с Тора и подхватил Мелисанду на руки.

— Нет! — сопротивлялась она.

Не обращая внимания на ее крики, он быстро поднялся по лестнице в спальню.

К его изумлению, там стояла бадья с водой и горячая жаровня, на которой подогревались кувшины с кипятком.

— Ого, Мелисанда, — с довольной ухмылкой воскликнул он. Она попятилась от него. — Как же нам теперь быть? Если я залезу в воду первый, то ты улизнешь. Но все равно спасибо, что позаботилась.

— Я не заботилась, — холодно ответила Мелисанда.

— Ну, значит, ваши слуги, миледи, гораздо умнее хозяйки. Так как же, любовь моя, ты будешь первой или после меня?

— Никак. Здесь еще тысяча дел…

— Допустим, ты будешь первой, — размышлял он вслух не торопясь. — У меня странное чувство, что ты хочешь сбежать от меня. Но голой бежать по лестнице неловко…

— Чтоб ты сдох, викинг!

— Итак, что мы решим? — Он внезапно оказался рядом с ней. — Мы купаемся вместе!

Мелисанда вскрикнула, но было уже поздно. Он поднял ее, положил на кровать и, несмотря на дикое сопротивление, начал раздевать.

Когда ему удалось снять с нее блузку, и он почувствовал под руками ее нежное обнаженное тело, она вдруг перестала биться.

Глаза ее внезапно расширились.

— Пожалуйста, — тихо прошептала она.

Он, усмехаясь, провел ладонью по ее щеке и губам.

— О, я могу припомнить только один раз, Мелисанда, когда ты в прошлом произносила это слово!

Краска сбежала с ее лица. Она помнила это слишком хорошо. Внезапно ее поведение резко изменилось.

— Убирайся вон, проклятый викинг!

— Ну, раз так, держитесь, миледи, — с этими словами он резко сорвал с нее всю оставшуюся одежду, ничем, впрочем, не повредив ее.

Обнаженная, она была прекрасна. Его взгляд заскользил по ее телу, коснулся женственных изгибов тонкой талии, остановился на мягких очертаниях груди, обнял крутую выпуклость бедер. У Конара бешено заколотилось сердце. Ее тело обжигало. Он готов был взять ее прямо сейчас.

Она кулачками яростно уперлась ему в грудь. Он со вздохом опять поднял ее на руки. Что ж, у него нет другого выхода. Она должна научиться подчиняться.

— Я не желаю быть вашей женой! — закричала Мелисанда. — Я не хочу, чтобы мной командовали в моем собственном доме! Презираю викингов! Отпусти меня!

Он отпустил ее. Прямо в бадью с водой. Пока она выныривала и протирала глаза, он успел быстро скинуть с себя одежду.

Она подняла на него взгляд, и у нее пересохло во рту.

Он стоял перед ней во всем великолепии своей мужественности. Необыкновенно высокий, как и его отец, золотоволосый, широкоплечий, с бронзовой от загара кожей, глянцевые блики на которой подчеркивали выпуклую, хорошо развитую мускулатуру. Золотые завитки волос на груди опускались вниз к животу, пушистым пояском сбегали по талии и превращались в густые волнующие заросли внизу живота.

Когда взгляд Мелисанды дошел до этого, она чуть не вскрикнула, потому что он был столь же строен и крепок, как и его хозяин, и стоял столь же гордо и самоуверенно.

Мелисанда попыталась сопротивляться, напоминая себе, что ненавидит его, но, вопреки ее усилиям, жаркая волна захлестнула ее, охватив пламенем все тело. Она убеждала себя, что никогда не отдастся ему.

Но это было выше ее сил.

Потому, что страсть, охватившая ее, пересилила гнев, и еще потому, что он нравился ей с самого начала, и потому, что она желала его гораздо сильнее, чем ненавидела.

Сегодня он потребует отдачи. Сейчас.

Она отвела глаза, гордо подняла головку.

— Вы, конечно, можете взять меня силой, но… — Она старалась казаться невозмутимой. — Но вы ре соблазните меня.

Уголок ее рта дрогнул в усмешке.

— Отлично. Викинги не берут женщин силой, они берут их страстью.

Она почувствовала его горячее дыхание у себя на затылке, и в следующее мгновение он уже оказался с нею в воде.

— Свадебное омовение! — довольно пробормотал он.

Мелисанда, злобно сжав зубы, плеснула ему водой в глаза и вскочила. В ту же секунду он схватил ее мокрую, оттащил на постель. Он навалился на нее, прижимая ее руки к кровати.

Губы его приникли к ее губам, как и тогда, обследуя, пробуя их на вкус. Рука его коснулась кончика ее груди. Она не могла вскрикнуть, потому что он, не отпуская, продолжал целовать ее. Мелисанда даже не заметила, что руки ее уже свободны.

Наконец, он оторвался от ее сладких губ. Опустив голову, он нащупал пульсирующую жилку у нее на шее, прошелся по ней кончиком языка, потом опустился ниже к груди, облизывая и покусывая ее соски. Она чуть не задохнулась от рвавшегося из горла крика, руки ее взметнулись за голову.

Он продолжал свои ласки, двигаясь языком вдоль ее тела, по волшебным изгибам рук, талии, бедер. Он погладил рукой черный кудрявый холмик внизу живота, нежно раздвинул завитки и приник туда губами. Она закричала, заметалась, как бы пытаясь убежать от его ласк, но он не собирался давать ей пощады. Она почувствовала, как язык его продвигается внутрь — настойчиво, требовательно. Возбуждает, скользит глубже, проникает, вызывает ответную жажду.

— Конар! — сорвалось с ее губ. Она почти никогда не называла его по имени. И сейчас это звучало как просьба. Он приподнялся и лукаво взглянул на нее.

— Так это насилие или соблазнение?

— Насилие! — солгала она.

Конар рассмеялся. Смех его звучал торжествующе, но прикосновения рук оставались ласковыми и нежными. Он притянул ее к себе.

Пронзительный трепет прошел по всему ее телу, когда он вдруг вошел в нее целиком. Она страстно обвила его руками. Ее охватило странное чувство, как будто она уже умерла и находится где-то не здесь. Каждое его движение окутывало ее горячей волной наслаждения.

Он двигался сначала медленно и плавно, как волна, увлекающая ее за собой. И это было так легко! Следовать за ним, встречать его, уступать ему, поддаваться ему. Внезапно ритм изменился, убыстрился, это была уже не одна волна, а целый каскад волн, стремительно наплывающих одна за другой в бешеном темпе. И она следовала за ним стремительно и страстно. И в эти волшебные мгновения в ней возникло еще одно невероятное, немыслимое возбуждение, которое поднялось и разразилось в ней звездным водопадом в ночной темноте. Она закричала и, обессиленная, откинулась на спину. И он через несколько секунд тоже опустился на кровать рядом с ней.

Внезапно, очнувшись от наваждения, Мелисанда спрыгнула с постели. Стыд, страх, ярость бушевали в ней одновременно. Она ненавидела его, она ненавидела себя.

Конар схватил ее за руку.

— Куда это вы собрались, графиня?

— Я должна теперь вымыться, — сообщила она, избегая смотреть ему в глаза.

К ее удивлению, он тут же отпустил ее и откинулся на подушку. Заложив руки за голову, он с интересом наблюдал за ней. Мелисанда была уверена, что ее слова задели его. Однако он не подавал виду.

— Пожалуйста, любовь моя, — любезно сказал Конар.

Она быстренько забралась в воду, которая, как оказалось, уже успела остыть за то время, что они провели в постели. Мелисанду начала бить дрожь, она села, притянув колени к груди.

Она услышала, как он почти бесшумной походкой подошел к ней сзади.

— Когда ты наконец уберешься отсюда? — злобно сказала Мелисанда.

— И все же ты жестокая! Холодная и жестокая. Я молился всем богам, какие только есть на этом свете, чтобы перестать любить тебя. Я думаю, что даже твой Бог, должен был бы меня пожалеть, потому что не любить тебя невозможно. Ты очаровываешь всех мужчин, которые хоть раз тебя увидели. Ты посмотри на своих солдат, да они все готовы умереть за тебя! А моя семья? Да что там! Ты просто покоряешь сердца.

— Вы очень любезны…

— Для викинга? — горько усмехнулся он.

— И я не жестокая! — воскликнула она. — Вовсе нет! Разве это я командую всеми направо-налево? Разве я отдаю приказы и требую подчинения?

— И захватываю? — подсказал он.

— Ты ничего не захватил!

— Ну, значит завоевал.

— Что угодно, но только не меня!

Он приподнял ее за подбородок и, глядя ей в глаза, проговорил: — Послушай, Мелисанда, ты должна, наконец, понять. Время для игр прошло. Что бы там ни было, ты должна прекратить свою непрестанную войну со мной. Сейчас наступает тяжелое время, и мне понадобятся все мои силы. Я не могу их тратить на борьбу с собственной женой.

Она сердито фыркнула.

— Это ты ничего не понял! Эти земли — мои! Эта крепость — моя!..

— Прошу прощения, миледи, но и земли и крепость принадлежат мне по брачному контракту и достались мне по праву в результате победы в битве.

— Ты — мерзкий тиран! Ты, ты — викинг!

Конар внезапно наклонился и, вытащив из-под груды своей одежды, валявшейся на полу, меч, приставил его к груди Мелисанды.

— Все! Хватит, Мелисанда! Я предупреждаю тебя последний раз. Больше никаких штучек, никаких побегов, исчезновений или неповиновения! Достаточно я натерпелся с тобой. И никаких золоченых кольчуг. Ведь Жоффрей мог захватить тебя сегодня!

— Ну, и что! Все вы…

— Викинги? Должен напомнить тебе, что Жоффрей — это ваш дворянин.

— Все равно!

— Понятно, значит по-твоему, все плохое — это викинги.

Кончик его меча все еще упирался ей в грудь. Она судорожно вздохнула.

— Мне кажется, вы хотели уйти.

— Да, я должен уйти, но я вернусь, Мелисанда.

Острая ревность вдруг вновь кольнула ее. Куда он уходит? К русой гадалке? Чего он хочет от нее, если сам таскает за собой повсюду другую женщину? О, как она ненавидит все это! И все же сегодня он был с ней, и она позволила это ему, и теперь ее терзала жгучая, невыносимая боль при одной мысли, что он может быть еще с кем-то.

— Вы уверены, что хотите провести ночь со мной?

— Что? — удивленно спросил Конар.

— А не с… — она замолчала, не в силах выговорить имя.

— С кем?

— Неважно. Идите.

— Да с кем же? — он, похоже, начинал сердиться. Она еще сильнее сжалась в комок, притянув колени к подбородку. — С Бренной! С твоей чтицей рун…

— Так ты ревнуешь, любовь моя!

— Ничуть. Я напротив буду рада, если вы пойдете куда-нибудь еще.

— Ну ладно, не бойся, я вернусь сюда, Мелисанда, — сказал он насмешливо. Вдруг его тон сделался серьезным: — Война уже развязана, неизвестно, какие испытания предстоят нам в будущем.

Мелисанда, казалось, не обратила внимания на его последние слова.

— Так ты вернешься! — сказала она. — И у меня нет сил вышвырнуть тебя?

— Нет, — подтвердил он.

— Ну так убирайся!

— Только помни, что я сплю чутко и, если проснусь, когда ты занесешь надо мною кинжал, буду действовать, как викинг!

— Ты и так действуешь, как викинг!

— И с огромным удовольствием. Мелисанда, я предупреждаю тебя на будущее. Ты — моя жена. Так помогай мне, Мелисанда. И ради всех святых — не рискуй своей жизнью! Жоффрей жаждет и домогается тебя не меньше, чем он жаждет власти над здешними землями. И за тебя я боюсь больше, чем за крепость и остальные владения. Послушайся меня, Мелисанда! Не подвергай себя опасности, делай то, что я скажу, прислушайся к моим словам, подчиняйся мои приказам!

Она широко открыла глаза, с изумлением глядя на него.

— Но тогда я не могу быть вашей женой! Вы требуете слишком! Я…

— Для начала вылезь из воды, — усмехнулся он. Он отбросил меч и поднял ее на руки. Она отчаянно отбивалась, но вновь оказалась на кровати.

— Ты невероятно соблазнительна! — сказал Конар и добавил более нежно: — И ты дрожишь, как тростинка на ветру. — Он погладил ее по щеке. — Нравится тебе это или нет, но будет так, Мелисанда. Можешь ненавидеть меня, но я останусь здесь. — Он наклонился к ней и нежно прошептал: — И я скоро вернусь и буду спать с тобой всю ночь.

Он стал одеваться, собираясь уйти. Мелисанда закусила губу, наблюдая за ним.

Значит, он придет. Она боялась об этом думать. Придет, чтобы спать с ней, чтобы опять подтвердить свои права на нее, взять то, что ему принадлежит, держать ее в своих руках. Она почувствовала, что ее пробирает дрожь. Он сказал, что молил Бога о том, чтобы не любить ее! Господи милый, Господи Боже! Сделай так, чтобы я не любила его! Не позволяй мне любить его! Пожалуйста, Господи!

«Я не позволю себе этого, — пообещала она себе. — Я ненавижу тебя! Ненавижу!» — восклицала она про себя.

Это правда, или это неправда? Она ненавидит его, она желает его и боится его…

Жалеет его.

И любит.

Но их разделяет столь многое.

Он сказал, война уже началась. Но он придет к ней, он будет с ней опять, лежать рядом, спать с ней. Он вернется сюда.

Нет!

Она ненавидит его…

Любит.

Нет, нет и нет! Она обещала себе, что не позволит этого.

Она вздрогнула, услышав чьи-то шаги. Неужели Конар уже вернулся? Она обернулась к двери, и из груди ее вырвался крик. Нет, это был не Конар. В комнату вошел совсем не он. Это был Жоффрей Сюр де Монт, их злейший враг. Крупный, черноволосый, с красивым, но грубоватым лицом, он неслышно скользнул к кровати. Она открыла рот, чтобы закричать во весь голос, позвать на помощь, но, прежде чем она издала звук, ее схватили сзади чьи-то руки, заткнули рот кляпом. Жоффрей появился не один, с ним было двое его преданных слуг, Жиль и Жан де Лек.

На секунду ей удалось выплюнуть кляп.

— Выродки! — просипела она, но они быстро заткнули ей снова рот, крепко завязали руки. Она извивалась и брыкалась, как дикая кошка, но силы были неравны.

В какой-то момент ей удалось на дюйм сдвинуть кляп, — Конар убьет вас!

Жоффрей сердито посмотрел на слуг.

— Она должна молчать.

— Не волнуйтесь, больше она не скажет ни слова, — заверил его Жиль. Он выломал прут из кровати и резко ударил ее сзади по голове. Мелисанда потеряла сознание.

Очнулась она по дороге. Она была закутана в меховую накидку, руки были по-прежнему связаны, во рту кляп. Ее немилосердно трясло. Чей-то голос произнес:

— Ага, дорогая, наконец-то ты очнулась! Проклятый Жоффрей! Она с ненавистью посмотрела на него.

— Ах, ну да, ты не можешь говорить, — усмехнулся он.

Он внезапно остановил лошадь, спрыгнул с седла и стащил ее на землю, развязал веревку, обмотанную вокруг, и вытащил кляп. Меховая накидка скользнула вниз.

— Плащ! — крикнул он слугам.

Немедленно на ее плечах оказался плащ. Конечно Жоффрей вовсе не хотел, чтобы его слуги любовались на обнаженную Мелисанду.

— Конар отомстит тебе! — пообещала она. — Он раздерет тебя на мелкие кусочки!

— Ха! Ты думаешь, что он будет тебя искать? Думаешь, он любит тебя настолько, чтобы рисковать ради тебя?

Она холодно взглянула на Жоффрея.

— Он рисковал своей жизнью ради меня много раз.

— Ну-ну, возможно. А, возможно, что не ради тебя, а ради твоих владений.

Он посадил ее на лошадь и привязал руки к луке седла.

— Жиль будет справа, Жан слева, не вздумай свернуть! — предупредил он.

Она глядела невозмутимо прямо перед собой.

— Куда мы направляемся?

— О, совсем уже недалеко.

Действительно они были уже совсем близко, они приближались к руинам старой римской крепости, из которой ее отец брал камень для постройки замка.

Да, там он найдет, где спрятать ее. В детстве они любили играть в развалинах. Там было огромное количество подземных переходов, где прежде находились римские усыпальницы, а потом каменоломни.

По полуразрушенным каменным ступенькам ее повели вниз. Жиль и Жан втолкнули ее в вонючий каменный подвал. Жоффрей сказал ей на прощанье:

— Мне надо посмотреть посты, Мелисанда. Но я вернусь, как только освобожусь, — в голосе его звучало торжество и насмешка.

Сколько она сопротивлялась Конару? Боялась его. Потом желала, потом страдала от разлуки и от ревности. И опять боялась. Но все равно желала, страстно желала.

Любила.

А теперь — вот! Ей хотелось умереть на месте.

— Он придет за мной! — выкрикнула она в ответ.

Жоффрей захохотал.

— Посмотрим, посмотрим! — Он развернулся и вышел. Тяжелая дверь захлопнулась за ним, и она осталась одна в кромешной тьме.

Мелисанда поплотнее закуталась в плащ, чтобы унять дрожь.

— Он придет! — крикнула она в темноту.

Он должен прийти, он, Повелитель Волков, он самый сильный и он никому не позволит отнять ее! Пожалуйста, Господи, я люблю его, не дай ему погибнуть, пусть он придет, пусть он придет. Хотя, почему он должен прийти? Она всегда отвергала его, боролась с ним, ненавидела его. Сможет ли он простить все это и прийти за ней, хочет ли он ее по-прежнему?

Она сидела, положив голову на колени, озябшая, напуганная. На нее нахлынули воспоминания.

Да уж, они ненавидели друг друга.

Но с другой стороны, по-своему все же любили!

Кажется, прошла вечность с того дня, когда они впервые встретились много лет назад…