И вот они в «Хэмптон-Хаусе». Провожая жену до двери ее спальни, Спенс по пути заглянул в открытую дверь своей комнаты: постель готова. Он мучительно думал, как бы поделикатнее спросить жену, не согласится ли она провести с ним ночь. И вдруг Тори остановилась, не дойдя до своей двери.
– Я подумала… – Она уставилась на огромную вазу с желтыми розами в углу холла. – Может быть, ты не будешь против.. Можно мне остаться с тобой на ночь?
Спенсу показалось, что он сейчас просто лопнет от счастья. Но он нахмурился, скрывая улыбку, потер подбородок и протянул:
– Ну, я не знаю… Ты здорово пинаешься. Сегодня утром я проснулся и понял, что еще немножко и я окажусь на полу…
– Я… прости. – Тори закусила губу и уставилась в пол.
– Принцесса, посмотри на меня! Я пошутил, милая. Если с сегодняшнего дня ты будешь использовать свою спальню только как гардеробную, я буду счастлив.
Он подхватил ее на руки и понес к своей двери. В спальне Кинкейд поставил Тори на пол и, чувствуя, как ее твердые соски упираются ему в грудь, принялся расстегивать множество маленьких, обтянутых шелком пуговок на шелковом платье цвета бургундского вина. Наконец платье с тихим шелестом легло у ног Тори. Сверху кучкой взбитых сливок упали нижние юбки.
Спенс сделал шаг назад и попросил:
– Распусти волосы.
«Я запомню тебя такой, – подумал он. – Вдруг все же придет время, когда мне не останется ничего, кроме воспоминаний».
Тори послушно принялась вынимать из волос шпильки и гребни. Густые локоны упали до пояса. Спенс задыхался, ему не хватало воздуха: она так прекрасна и соблазнительна – белая невинная рубашка, в вырезе которой видны высоко приподнятые корсетом груди. Но теперь это уже не та испуганная девушка, которая так забавно заворачивалась в черный шелк простыней. Перед ним стояла молодая женщина, познавшая страсть, нашедшая свою женственность и осознавшая ее силу. И это его погибель, потому что он влюбился – первый раз в жизни! Спенс разделся, кинув пиджак на ближайший стул, сверху бросил револьвер, рубашку… Жена смотрела на него, и он ощущал ее взгляд как ласковое прикосновение. Потом Спенс остановился и с притворной суровостью заявил:
– Ты кое-что должна мне, ты помнишь?
– Что же?
Он повернулся и, ощущая на себе ее взгляд, пошел к бюро, поднял крышку, и Тори увидела граммофон. Зазвучал вальс Штрауса, и Спенс торжественно объявил:
– Ты должна мне танец.
Он протянул руку, и Тори, чувствуя себя неуклюжей и неловкой, пробормотала:
– Я не умею танцевать вальс.
– Я научу тебя.. – Он заключил жену в объятия.
– Еще один урок? – Улыбаясь, она взглянула ему в лицо.
– Я помню, что ты прекрасная ученица, очень быстро все схватываешь.
– Это потому, что у меня хороший учитель.
– Спасибо. А теперь положи руку мне на плечо и просто следуй за мной.
Спенс, отсчитывая ритм, повел ее, но через два шага туфелька Тори опустилась на его ногу. Он скривился от боли:
– Надо было заставить тебя снять туфли.
– Сними. – Она протянула ножку.
Спенс опустился на одно колено и поставил ее ступню себе на бедро. Он снял туфельку и, поглаживая ее ногу сквозь чулок, медленно двигал ее вперед, пока пальчики Тори не коснулись выпуклости на его брюках.
– По-моему, это уже другой урок, – лукаво улыбнулась его жена.
– И каков же предмет?
– Полагаю, искусство обольщения.
– Этому тебя не надо учить. – Он снял вторую туфельку, и теперь ее ножка сама скользнула вперед, и пальчики шаловливо погладили теплую шерсть.
– Правда? Спенс засмеялся и поднялся на ноги.
– Давай-ка еще разок.
Через несколько медленных движений Тори уловила ритм, они закружились в танце, и смех ее вторил звукам скрипок. Но вот они перестали скользить по кругу и теперь, стоя на месте, покачивались, тесно обнявшись. Тори чувствовала себя Принцессой – неповторимой и единственной – и была ему благодарна, что он сумел сделать ее такой. Она мысленно поблагодарила Чарлза за то, что он бросил ее у алтаря. Иначе она не нашла бы своего мужчину и не познала бы огня настоящей страсти. Она подняла лицо, губы их слились, и Спенс упал спиной на кровать, увлекая ее за собой. Смеясь, они избавлялись от остатков одежды, томимые желанием прижаться к телу любимого человека, чтобы кожей почувствовать жар возбужденной плоти. Спенс целовал ее, лаская губами и языком каждый уголок ее тела. А она стонала и смеялась от счастья.
– Ты такая сладкая, – шептал он, – и кожа твоя пахнет медом.
Тори посмотрела в его золотистые глаза и подумала: а почему бы ей тоже не попробовать на вкус то, что столь совершенно на вид? Она вывернулась из рук Кинкейда и оказалась сверху, рассыпав локоны по его груди. Лизнула маленький мужской сосок и, услышав, как он втянул в себя воздух, улыбнулась и скользнула губами к его бедрам. Потом подняла голову и капризно произнесла:
– Вкусно, но солоноват немножко.
Прежде чем он успел ответить, Тори опустила голову и начала ласкать языком его возбужденную плоть.
– Такой гладкий – и такой твердый, – бормотала она. Хриплым от страсти голосом Спенс объяснил ей, что надо делать, чтобы доставить удовольствие мужчине. Тори быстро уловила суть, добавила то, что подсказывал ей инстинкт, и из груди Спенса вырвался стон. В следующий момент она оказалась лежащей на спине.
– Что-то не так? – Тори с тревогой смотрела, как на его скулах ходят желваки.
– О да! Еще чуть-чуть, и я выплеснул бы семя прямо тебе в рот.
– Правда? – Тори была удивлена, что смогла так быстро подвести его к краю. И мельком подумала, что как-нибудь надо будет попробовать на вкус, каково же оно – его семя…
Но как только Спенс вошел в нее, соединив их тела, асе мысли улетучились. Остались только страсть и ритм, который бился где-то внутри, заставляя двигаться, подниматься навстречу его толчкам, чувствовать, как внутри растет нечто, как поднимается волна, все выше и выше, стон… глубже… губы впились в его рот… смешалось дыхание – и вот он замер на миг, когда она достигла пика наслаждения, и мышцы внутри ее тела сократились, заставив его зарычать и прийти к вершине. Она протянула руку и коснулась его щеки. Скоро эти черные точечки превратятся в утреннюю щетину, которая так восхитительно колется…
Как жаль, что она не знала его раньше, когда он был ребенком, а потом юношей.
– Расскажи мне о себе, – вдруг попросила она.
– Что ты хочешь знать? – Он ласково расчесывал пальцами ее волосы.
– Все.
– Спрашивай, а я буду отвечать, хорошо?
– Сколько у тебя братьев и сестер?
– Два старших брата: Александр и Тайлер. А еще у меня есть сестричка Аманда. Ей в этом декабре исполнится двадцать три.
– Наверняка она красива.
– Слишком.
– А почему ты не захотел быть хозяином ранчо? Спенс ответил не сразу.
– Я хотел сам начать дело – свое.
Он пошевелился, и его жезл начал выскальзывать из тела Тори. Какие-то мышцы, о существовании которых она и не подозревала, сжались, стараясь удержать источник удовольствия. Тори увидела удивление на его лице и с тревогой спросила:
– В чем дело?
– Некоторые женщины согласились бы продать душу дьяволу за это.
– Не понимаю.
– Ты сжимаешься там, внутри, и не отпускаешь меня.
– Это хорошо? – Она прижалась щекой к его груди.
– О да!
Наверное, это и впрямь хорошо, подумала Тори. Значит, у нее есть нечто, чего нет у большинства других женщин.
– А каким ты был в детстве?
– А как ты думаешь?
– Думаю, ты был из тех сорванцов, что приносят в карманах змей и подкладывают их в кровать братьям.
– Ну нет. Змей я не люблю.
– Ты их боишься?
– Ну, скажем так, я предпочитаю не встречаться с ними лицом к лицу.
– Не могу представить, что ты можешь чего-то бояться. – Тори засмеялась.
– Все мы чего-то боимся. – Почему-то он, сказав это, обнял ее еще крепче.
– А как зовут твоих родителей?
– Джейсон и Саманта.
– Ты похож на отца?
– Мать всегда говорила, что я точная его копия.
– Тогда понятно.
– Что?
Тори улыбнулась. Понятно, почему английская леди снизошла со своих высот и вышла замуж за ковбоя из Техаса.
– Потом скажу, – пообещала она.
– Ах вот как? Становишься загадочной?
– Женщина должна иметь один-два маленьких секрета.
Спенс засмеялся и поцеловал ее в кончик носа:
– Да, кстати, я сегодня открыл счет в банке на твое имя.
– Благодарю, но у меня есть деньги. – От него не ускользнуло, что тело Тори напряглось, а голос прозвучал суховато.
– Сомневаюсь, что теперь Куинтон сочтет нужным оплачивать твои счета.
И уж точно он, Спенсер Кинкейд, не позволит, чтобы кто-то, кроме него, оплачивал счета его жены.
– Мне не нужно много. И того, что есть, вполне хватит до… – Она умолкла.
– До развода, – закончил Спенс, ощущая в груди уже хорошо знакомую тупую боль.
Он разжал объятия, чувствуя, как обида и гнев наполняют душу.
– Что, опять решила, будто я пытаюсь тебя купить? – горько спросил он, садясь на край постели.
– Нет, просто… Не хочу, чтобы ты считал себя обязанным давать мне деньги.
– Понятно. Должно быть, потому, что это не было частью сделки.
– Не было. – Она тоже села, натянув простыню до подбородка.
Чертова сделка! Она опять здесь – между ними, крепче любой кирпичной стены. Вот она сидит, такая прекрасная, каштановые локоны рассыпались по молочно-белым плечам. Женщина, которая только что делила с ним страсть. И которая дня не может прожить, не напомнив ему о кратковременности их союза. Он опять свалял дурака, поверив, что небезразличен ей, что она привязалась, может, даже влюбилась… А на самом деле он лишь замена тому, который бросил ее когда-то. Она просто использует его, все время помня о своей цели – получить ребенка.
– Что ты делаешь? – Тори с тревогой смотрела, как он встает и берет одежду.
– Мне надо на свежий воздух. Он вышел, не оборачиваясь.