Повезло в любви

Глава 1

1880

Лорд Харлестон обвел взглядом бальную залу Мальборо-Хауса и не смог сдержать зевок.

Было уже поздно, и он завершил так называемые обязательные танцы. Внезапно он почувствовал, что не хочет больше танцевать с прекрасными дамами из окружения принца Уэльского.

И дело было не только в том, что его не заинтересовала ни одна из присутствующих. Лорд Харлестон устал от ауры королевского величия, неизменно наполнявшей Мальборо-Хаус.

«Наверное, я старею», — подумал лорд Харлестон.

Еще несколько лет назад он счел бы такой вечер увлекательным и наслаждался каждым его мгновением.

Сейчас все было по-другому.

Дамы казались все на одно лицо. Везде одно и то же — и на приемах, которые устраивали самые знатные лондонские аристократы, и на балах в Мальборо-Хаусе, где царила принцесса Александра.

Одни и те же шутки, одни и те же роскошные яства, одно и то же великолепное вино.

Предаваясь унынию, лорд Харлестон даже не выказал обычного интереса к картинам и убранству дома.

Он принадлежал к числу близких друзей принца и был истинным знатоком и ценителем искусств. Мальборо-Хаус в Пэлл-Мэлле, построенный для первого герцога Мальборо, всегда услаждал его вкус, ибо это было подлинное произведение искусства, к тому же — со своей историей.

В 1817 году Мальборо-Хаус передали принцессе Шарлотте и принцу Леопольду, затем он перешел к королеве Аделаиде, которая прожила там всю жизнь, до 1849 года.

Королева Виктория обратилась в Парламент с просьбой принять закон, который передавал замок в собственность принца Уэльского — в подарок на его девятнадцатилетие.

Впоследствии правительство потратило 60 000 фунтов на реконструкцию и расширение здания и 100 000 — на меблировку и экипажи.

Лорд Харлестон считал, что деньги пошли впрок, хотя общественность и более радикально настроенные члены Парламента находили такие траты неоправданной роскошью.

Теперь, приближаясь к своему сорокалетию, принц Уэльский владел Мальборо-Хаусом и Сандрингхэмом.

Но в тот вечер подобные размышления не смогли развлечь лорда Харлестона, и, снова зевнув, он решил, что пора собираться домой.

Едва он успел об этом подумать, как услышал громкий смех, доносившийся из той части залы, где принц, судя по всему, шутил со своими друзьями.

Друзья принца служили еще одним яблоком раздора, и королева была не одинока в своем неприятии.

«Тайме» осудила принца Уэльского за покровительство «Американской партии животноводов и борцов», многие резко отзывались о его близкой дружбе с людьми, чьи имена «известны более из-за богатства, нежели благодаря происхождению».

Лорд Харлестои, безусловно, не принадлежал к этой категории, но его репутация «стреляного воробья» пробуждала у королевы определенное недовольство, которое, как цинично признавал сам лорд Харлестон, он вполне заслужил.

Он был невероятно красив, богат, занимался спортом. В окружении принца Уэльского не было почти ни одной женщины, которая не посчитала бы за счастье поймать его в свои сети, пусть даже этому счастью и суждено стать недолгим.

А счастье и в самом деле всегда бывало недолгим, ибо раз уж лорда Харлестона утомляли балы и приемы, то женщины утомляли его еще сильнее.

Пока он преследовал очередную красавицу — или, точнее, очередная красавица преследовала его, — он наслаждался игрой, но как только погоня заканчивалась, все вновь становилось обыденным и тоскливым. Лорд Харлестон редко находил в своих связях что-то новое, удивительное, неожиданное, будоражившее кровь.

Итак, он вполне заслужил репутацию сердцееда, а истории о его неверности кочевали из будуара в будуар, от красавицы к красавице. И во всех этих историях общее было одно — все прекрасные дамы теряли его в миг победы.

До лорда Харлестона донесся новый взрыв смеха. Громче всех смеялся принц. Очевидно, причиной веселья послужил посол Португалии, жизнерадостный маркиз де Совераль.

Маркиза ценили за присущее ему остроумие и особый шарм.

Лорд Харлестон задумался, не присоединиться ли ему к группе принца, или все же лучше потихоньку выскользнуть из залы.

Но прежде чем он успел принять решение, принц заметил его и кивком подозвал к себе.

— Я хотел бы поговорить с вами, Селби.

Лорд Харлестон покорно приблизился.

— Слушаю, сир.

— Не здесь, — тихо молвил принц.

Он взял лорда Харлестона под руку, вывел из бальной залы (оркестр как раз заиграл очередной романтичный вальс) и провел в гостиную, специально устроенную для тех, кто хотел посидеть в тишине.

Вся комната была уставлена цветами, их сладкий аромат витал в воздухе. В полумраке виднелись мягкие диваны.

Гостей здесь не было.

К удивлению лорда Харлестона, принц Уэльский закрыл за собой дверь и, пройдя в глубь комнаты, прислонился спиной к камину.

Лорд Харлестон настороженно посмотрел на него, гадая, что же могло заставить принца с такой таинственностью в самый разгар веселья удалиться с бала.

Вряд ли это имело отношение к финансам. Хотя принц и испытывал постоянную нужду в средствах, сейчас его высочество консультировали Сасуны и Ротшильды, а сэр Энтони Ротшильд, которому был недавно пожалован титул баронета, договорился с семейным банком, чтобы принцу выдавались деньги в любое время, когда бы ни потребовалось.

Такие же услуги принцу оказывал и барон Морис фон Хирш, невероятно богатый еврейский финансист, ибо принц Уэльский ввел его в высший свет.

Принц откашлялся, и лорд Харлестон понял, что собеседник несколько смущен.

Наконец он решился начать разговор.

— Селби, — произнес принц, — я хочу с вами серьезно побеседовать о Долли.

— О Долли? — удивился лорд Харлестон. Это было последнее, что он ожидал услышать.

С Долли, графиней Дервентской, у лорда Харлестона был бурный роман, длившийся более шести месяцев, что было своеобразным рекордом среди прочих его романов, которые неизбежно умирали, как только ему становилось скучно.

Графиня считалась одной из самых очаровательных женщин Англии, и у лорда Харлестона было множество соперников, а потому он испытывал особое удовольствие, когда получил то, к чему столь страстно стремились многие его знакомые.

Его забавляло, как они буквально скрежещут зубами каждый раз, когда он появлялся с графиней, прильнувшей к его плечу и взиравшей на него с обожанием и восторгом.

То, что графиня от любви к нему совсем потеряла голову, никого не удивляло: так всегда бывало со всеми его любовницами.

Когда лорд Харлестон объявил Долли, что между ними все кончено, произошло то, что всегда происходило в таких случаях — Долли зарыдала и в буквальном смысле упала к его ногам, умоляя не покидать ее.

Он пытался внешне выказать хоть какое-то сочувствие, но, увы, понимал: при всем своем очаровании Долли ему скучна.

Она никогда не говорила ничего, что бы он не мог предвидеть, а если и отпускала крайне редко остроумное замечание, то всего лишь повторяла чужие слова. Кроме того, ехидство было ей попросту не к лицу.

Как-то раз кто-то сказал графине, что она похожа на ангела, и с тех пор Долли старалась во всем соответствовать образу, к месту и не к месту принимая самый проникновенный вид. Лорд Харлестон видел, что все это напускное, и графиня уже начинала раздражать его.

— Я люблю вас, Селби, — всхлипывала она. — Я думала, что вы тоже меня любите! Как вы могли… оставить меня… после всего, что у нас было… что мы значили друг для друга?

Этот вопрос лорд Харлестон слышал сотни раз, но до сих пор не смог придумать достойный ответ, не оскорблявший женщину.

Однако после того как он высвободился из цепких объятий Долли, лорд Харлестон решил, что для него лучше никогда больше с ней не встречаться.

Отправив ей целое море цветов и весьма дорогой подарок, он выкинул из головы все неприятные ощущения от их расставания. Это вошло у него в привычку.

Они расстались десять дней назад.

За это время в Харлестон-Хаус было доставлено множество писем, написанных корявым почерком графини, но лорд Харлестон не собирался отвечать на них и даже не вскрывал.

Лорд Харлестон не привык обсуждать свои личные дела ни с кем, даже с принцем, он вообще не признавал подобных вольностей в общении, а потому с раздражением ждал продолжения.

— Мы старые друзья, Селби, — произнес принц чересчур сердечно, — и я знаю, что могу быть с вами откровенным.

— Разумеется, сир, — ответил лорд Харлестон, искренне желая, чтобы это было не так.

— Дело в том, — продолжил принц, — что Долли имела беседу с принцессой.

Лорд Харлестон напрягся.

Он с трудом мог поверить, что Долли Дервент могла оказаться настолько нескромной, чтобы пожаловаться на его поведение самой принцессе Александре.

Хотя сейчас, размышляя над этим, он готов был признать, что с тем небольшим количеством мозгов, которые размещались в ее головке, подобный поступок как раз соответствовал ожиданиям.

Принцессу Александру глубоко уважали все, кто ее знал.

Ее жизнерадостность, ее чувство юмора и склонность к насмешкам помогали ей идеально исполнять роль жены принца.

Каждый, кто видел принцессу, был поражен ее красотой, но все увеличивающаяся глухота мешала ей наслаждаться многими светскими забавами из тех, что прежде доставляли ей столько удовольствия.

Благодаря величайшему самоконтролю и чувству собственного достоинства принцесса Александра редко давала волю той ревности, которую порой испытывала. Хотя муж и был с ней всегда чрезвычайно любезен и почтителен, весь лондонский свет знал, что он предпочитает обществу жены «других дам».

В настоящее время, как было известно лорду Харлестону, у принца были серьезные отношения с грациозной красавицей миссис Лили Лангтри, а принцесса Александра, смирившись с неизбежным, не возражала против приглашения очередной пассии принца в Мальборо-Хаус.

Молчание длилось. Наконец принц снова откашлялся и произнес:

— Итак, принцесса просила меня сказать вам, Селби, что Долли станет для вас великолепной и, безусловно, подходящей супругой.

Если бы принц взорвал у ног лорда Харлестона бомбу, это поразило бы его куда как меньше.

Лорд Харлестон давно сделал правилом не обсуждать свои сердечные дела с друзьями и ясно дал понять, что никому — даже родственникам — не позволит говорить с ним о женитьбе.

Когда он был совсем молод, на него постоянно ворчали отец и мать, многочисленные тетушки и дядюшки, кузены и кузины… Все твердили о том, что пришла пора ему выбрать жену.

Девушки из подходящих семей, едва успев выйти из-под опеки гувернанток, тут же были представлены на его рассмотрение. Их достоинства обсуждались и взвешивались, будто они были лошадьми.

В конце концов он сдался из-за того, что смертельно устал слышать слово «женитьба», и сделал предложение дочери герцога Дорсетского. Девушка была очень мила и прекрасно ездила верхом.

Герцог Дорсетский был доволен, поскольку Дорсеты были в стесненном положении. Селби Харль — так звался тогда лорд Харлестон — не был влюблен, но решил, что лучше побыстрее покончить с этим делом. Итак, он сделал окончательный шаг.

За месяц до свадьбы, когда ежедневно доставляли свадебные подарки, невеста Селби сбежала с нищим офицером, в которого, как позже выяснилось, была влюблена с детских лет.

Сердце Селби, конечно, не было разбито, однако он чувствовал, что из него сделали дурака, а этого он простить не мог.

Он был в ярости не из-за того, что потерял будущую жену, а потому, что, по его мнению, вина полностью лежала на его родственниках, которые вмешивались в его дела. К их словам он решил больше не прислушиваться ни при каких обстоятельствах.

Когда на следующий год скончался его отец, и Селби сделался главой семьи, унаследовав дома, огромные поместья и состояние, накапливавшееся столетиями, он весьма недвусмысленно заявил, что теперь сам себе хозяин и не намерен ни от кого выслушивать советы.

За последующие годы родственники даже стали его побаиваться.

Лорд Харлестон был сам себе закон, и мог быть безжалостным. Если кто-то навлекал на себя его неудовольствие, последствия бывали самыми плачевными.

Даже сейчас у него мелькнула мысль посоветовать принцу заниматься собственными делами, но он знал, что этого лучше не говорить.

— Я глубоко сожалею, сир, — произнес он после неловкой паузы, — что ее высочество побеспокоили из-за таких пустяков.

— Безусловно, — сказал, переминаясь с ноги на ногу принц, — все это встревожило принцессу, которая чувствует, что ваша связь может нанести урон доброму имени графини. Так что существует лишь один способ исправить ситуацию. Вы должны поступить как джентльмен.

Лорд Харлестон почувствовал, как внутри нарастает волна протеста. Он даже не сразу смог заговорить.

Да, Долли Дервент искусно поймала его в ловушку, и лазейки найти не удастся.

Принцесса Александра редко вмешивалась в интриги и любовные похождения постоянных гостей Мальборо-Хауса.

Если она закрывала глаза на неверность собственного супруга, она не могла осуждать нравы своих приятельниц, порхавших от одной любовной связи к другой, почти не переводя дыхание.

Большинство этих дам были уже замужем, и пока о любовниках прекрасной леди де Грей, маркизы Лондондерри и дюжины других красавиц шептались тут и там, сплетничали и смеялись, принцесса держалась в стороне, ко всему безучастная.

Разница в случае с графиней Дервент была вполне очевидна: Долли была вдовой.

Завершив обучение в пансионе, она тут же вышла замуж за престарелого графа Дервента, который и в шестьдесят лет не разучился распознавать хорошеньких женщин и, что более важно, нуждался в наследнике.

Первая жена, скончавшаяся двумя годами ранее, подарила графу пять дочерей, и он подобно многим мужчинам надеялся, что молодая жена принесет ему сына, которого он желал больше всего на свете.

Привлекательность Долли (или точнее Дороти — именно это имя ей дали при крещении) еще более усиливало то, что она была здоровой и у ее матери было шестеро детей.

Отец Долли был сельским джентльменом, не претендовавшим на знатное происхождение, но с приличным состоянием, благодаря которому он надеялся удачно выдать замуж дочь.

Неудивительно, что его переполняла благодарность к графу, и Долли, которой не позволили возразить ни слова, предстала перед алтарем.

На протяжении шести лет Долли и ее пожилой супруг усердно молились, чтобы Господь благословил их, подарив сына, но в конце концов граф, не выдержав разочарования, скончался.

У Долли остались ее красота и достаточно денег, чтобы жить в Лондоне в свое удовольствие.

Когда закончился траур, у нее было два или три коротких романа с женатыми мужчинами, которые были очарованы ею, но не могли предложить ей замужество.

Потом она встретила лорда Харлестона.

Подруги предупреждали Долли, рассказывали о его похождениях и пытались ее убедить, что у нее нет никаких шансов выйти замуж за лорда Харлестона.

«Подумай, Долли, — говорила одна из ее подруг. — Он недоступен, как солнце. И с ним ужасно тяжело справиться.

Ты обожжешься, если попытаешь поймать его в свои сети. А это понизит твои шансы на выгодное замужество».

«Я сама могу о себе позаботиться», — отвечала Долли.

Эти слова произносили многие женщины из тех, что лелеяли надежды стать леди Харлестон.

Долли влюбилась в него без оглядки. Весь предыдущий опыт лорда Харлестона научил его не удивляться подобным вещам. Он был вполне уверен, что чувства Долли ничуть не серьезнее, чем мысли в ее хорошенькой головке, и даже не прислушивался к ее угрозам покончить с собой.

Он слышал эти слова слишком часто, чтобы принимать их близко к сердцу, и после расставания с графиней даже не вспоминал об этом.

Разумеется, она ничего с собой не сделала. Она не собиралась лишать себя жизни. Нет, Долли оказалась гораздо умнее — она решила уничтожить его!

Принцесса Александра завоевала себе особое положение в свете, а потому и принц, и лорд Харлестон прекрасно понимали, что, когда принцесса принимала сторону дамы против ее мужа или возлюбленного, у мужчины не было никаких шансов не выполнить то, что от него ожидалось.

Принц тем временем смущался все больше и больше.

— Я знаю, что вы поклялись никогда не жениться, Селби, — молвил он, — но вы знаете так же хорошо, как и я, что рано или поздно вам понадобится наследник, мальчик, который с удовольствием будет охотиться в вашем поместье. Я же с нетерпением буду ждать приглашения в октябре.

— Разумеется, сир, — с трудом проговорил лорд Харлестон.

Сам же он подумал, что если Долли не смогла произвести на свет сына для графа Дервента, пусть даже тот и был намного ее старше, не исключено, что графиня принадлежит к числу тех несчастных женщин, которых природа не наделила даром материнства.

Более того, у него не было ни малейшего желания жениться на ней, и будь он проклят, если кто-то заставит его это сделать!

Сейчас же он мог произнести лишь одно:

— Надеюсь, сир, вы поблагодарите ее королевское высочество за заботу о моей судьбе и убедите ее в моей глубокой благодарности за честь, которую она мне оказала.

Он надеялся, что, говоря это, сумел скрыть сарказм и гнев, которые он ощущал.

Принц, который никогда не отличался особой проницательностью, особенно после ужина, вздохнул с облегчением.

— Это чертовски здорово с вашей стороны, Селби, — обрадовался он. — А теперь давайте поговорим о ваших лошадях. Вы планируете выиграть Дерби?

Не прерывая беседы, он взял лорда Харлестона под руку и направился с ним к выходу.

Неприятный разговор завершился, и принц мог позволить себе вернуться к друзьям.

Вскоре после этого лорд Харлестон незаметно покинул бал, благо принц не предпринял попыток задержать его.

Усевшись в маленький уютный экипаж, которым он пользовался в Лондоне, Селби направился в свой особняк на Парк-Лейн.

Заспанный камердинер удалился, и лорд Харлестон остался один. Он даже не пытался заснуть. Просто стоял у окна, вглядываясь в деревья Гайд-парка и размышляя, что он может предпринять.

Лорд Харлестон уже не в первый раз попадал в переплет, но в таком положении он никогда не был.

Он почему-то вспомнил, как однажды скользил по водосточной трубе из окна третьего этажа. Тогда ревнивый муж, подозревающий, что ему наставляют рога, внезапно вернулся, чуть не застав свою жену с любовником в чрезвычайно компрометирующем положении.

Во Франции он стрелялся на дуэли — к счастью, все обошлось без скандала. Будучи более быстрым и метким стрелком, лорд Харлестон намеренно оставил на своем противнике лишь царапину, и секундант поспешно объявил, что «честь была удовлетворена».

Он помнил бесконечное множество других случаев, когда был на волосок от смерти, но все это было не то, совсем не то.

Селби вынужден был признать: только что он фактически получил королевский указ жениться на женщине, которая его больше не интересует и с которой он никогда не пожелал бы прожить вместе до конца своих дней.

— Что же делать? Дьявол, что же я могу сделать? — вопрошал он ночную тьму.

Этот же вопрос звенел у него в голове на следующий день, когда он проснулся.

Лорд Харлестон велел лакею, чтобы с утра первым делом его записка была доставлена капитану Роберту Уорду.

В записке он просил друга немедленно приехать в Харлестон-Хаус.

Поэтому он не удивился, когда во время завтрака объявили о приходе Роберта Уорда.

Красивый, привлекательный мужчина, ровесник лорда Харлестона, Роберт до прошлого года служил в особой гвардии. Год назад он ушел в отставку, чтобы управлять семейным поместьем, поскольку его отец был при смерти.

Однако жизнь в Хемпшире показалась Роберту Уорду слишком скучной и однообразной, а потому большую часть времени он проводил в Лондоне, где у него была квартира на улице Хаф-мун.

Роберт выглядел несколько утомленным.

— Что случилось? — спросил он. — Почему вы вдруг пожелали видеть меня в такой ранний час? Я только в четыре лег спать!

— В четыре? — переспросил лорд Харлестон. — Полагаю, вы опять играли в карты у Уайта?

— Мне чертовски везло, — объяснил Роберт Уорд, — а потом я потерял большую часть, что неудивительно.

— Говорил же я вам, эта игра — настоящий разбой, — заметил лорд Харлестон без всякого сочувствия.

— Знаю, — кивнул Роберт Уорд, садясь за стол. — Однако я не думаю, что вы позвали меня за тем, чтобы читать мне проповеди.

Лорд Харлестон не ответил. Дворецкий спросил Роберта, не желает ли тот присоединиться к завтраку.

— Боже сохрани, и не говорите о еде! — воскликнул Роберт. — Налейте мне бренди.

Дворецкий поставил рядом с ним стакан, налил «Наполеон»и оставил графин на столе.

Лорд Харлестон подождал, пока слуга покинет комнату, и лишь затем сказал:

— Роберт, у меня беда!

— Опять? — вяло спросил Роберт, наслаждаясь бренди.

— На этот раз все действительно серьезно.

Что-то в его тоне заставило капитана Успда поставить стакан на стол и посмотреть на друга.

— Что вы могли такого натворить, Селби? — поинтересовался он. — Мне казалось, вы сейчас абсолютно свободны.

— Так и было — до вчерашнего вечера.

Капитан Уорд удивленно приподнял бровь.

— В Мальборо-Хаусе?

— Вот именно, в Мальборо-Хаусе! — повторил лорд Харлестон.

Роберт Уорд налил себе еще бренди.

— Лучше расскажите все по порядку. Господи, до чего же хорош ваш бренди! Мне уже стало лучше.

— Дело не только во мне, — произнес лорд Харлестон.

— Ну, давайте же.

Роберт Уорд устроился поудобнее, приготовившись внимательно слушать, и лорд Харлестон, с трудом подбирая слова, рассказал все, что произошло накануне.

Роберт слушал его, широко раскрыв глаза. За все время рассказа он даже не прикоснулся к стакану.

Повисла тишина, затем Роберт воскликнул:

— Боже мой! Никогда бы не подумал, что у Долли Дервент хватит ума поступить настолько мудро и довериться самой принцессе!

— Я не мог представить, что у нее хватит мозгов даже придумать такое, — презрительно бросил лорд Харлестон. — Думаю, это произошло после полуденного чая, когда она осталась наедине с ее королевским высочеством. А так как она хныкала и рыдала по всему Лондону, все быстро вышло наружу.

— Это меня не удивляет, — согласился Роберт. — Но что же вы намерены предпринять?

— А что я могу?

— Жениться на ней, полагаю.

Лорд Харлестон с такой силой ударил кулаком по столу, что зазвенело столовое серебро и китайский фарфор.

— Будь я проклят, если соглашусь связать себя с ней до конца дней! Она уже нагнала на меня смертельную скуку.

— Вы заскучаете еще больше, когда прекратите получать приглашения в Мальборо-Хаус. Принцесса бывает очень упрямой, если ее сильно расстроить.

Оба понимали, что это чистая правда. Хотя принцесса Александра и казалась милой, нежной и прекрасной, те, кто хорошо ее знал, видели, что она могла быть временами упряма, непредсказуема и невнимательна.

Одна из ее подруг призналась Роберту, что принцесса мало обращала внимания на богатство тех, кто служил ей, и сама она во время поездок с принцессой в открытых колясках частенько получала из-за каких-то пустяков вполне внушительный удар длинным зонтом.

Когда эта же дама была поймана на легком флирте с военным — всего лишь легкий флирт, ничего более! — ее тут же с позором выслали из столицы.

Ей не разрешали показываться в Лондоне целых полгода, все это время принцесса с очевидной холодностью общалась и с вышеупомянутым джентльменом.

Повисло молчание. Лорд Харлестон отчаянно пытался придумать, что же он может предпринять. Он чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку, и дверца захлопнулась уже так плотно, что Селби явственно ощущал себя связанным по рукам и ногам брачными узами.

Роберт потягивал бренди, пока не опустошил стакан. А потом громко воскликнул:

— У меня идея!

— Какая?

— У вас есть только один выход, если, конечно, вы не согласитесь жениться на Долли.

— И что это за выход? — безо всякой надежды поинтересовался лорд Харлестон.

— Уехать за границу.

— За каким чертом?

— Не глупите, Селби, — ответил Роберт. — Если вас здесь не будет, вы не сможете ни на ком жениться. А если вас не будет здесь несколько месяцев, все успокоится и забудется. Кроме того, вы же знаете, что за Долли ухаживает множество мужчин. Десять к одному, что, если вы выскользнете из ее коготков, она зацепит ими кого-нибудь еще, решив, что объятия другого мужчины лучше объятий одиночества.

Лорд Харлестон вскочил:

— Вы полагаете, яз этого что-нибудь выйдет?

Но, уже задавая вопрос, он понял, что да, выйдет. Лорд Харлестон пробудил в Долли Дервент такие чувства, такую страсть, которую она прежде не знала, а его богатый опыт общения с женщинами научил Селби тому, что женщина, раз вкусив огонь любви, больше без этого жить не может, ;

Затем он предался размышлениям о том, насколько тяжело будет жить в вынужденной ссылке. Он пропустит Дерби, не сможет наблюдать, как поскачут его лошади в Аскоте.

Потом резко, словно боялся передумать, решился:

— Что угодно, только не женитьба!

— Ну что же, так тому и быть, — сказал Роберт. — Вы поедете за границу.

— Но куда? Куда мне ехать? Париж? Слишком очевидно. Да к тому же принц посчитает личным оскорблением, если я предпочту поехать в город, в котором он сам так любит развлекаться, вместо того, чтобы подчиниться его приказу.

— Нет, конечно, в Париж вам ехать нельзя! — Роберт произнес это так, будто разговаривал с неразумным дитятей. — Дайте-ка подумать… — Он потер лоб и нахмурился. — Такое чувство, будто голова набита ватой.

— Так выпейте еще бренди.

— Да, сейчас, момент… Я думаю.

Снова повисла тишина. Неожиданно Роберт воскликнул:

— Ну конечно же! Придумал! Я точно знаю, куда вы можете поехать, Селби!

— Куда? — спросил Лорд Харлестон без всякого энтузиазма.

— В Колорадо!

— — В Колорадо?

Лорд Харлестон произнес это таким тоном, словно никогда даже и не слышал о таком месте.

Не дав Роберту ничего добавить, он язвительно поинтересовался:

— Вы предлагаете мне заняться добычей золота?

— Разумеется, нет! У вас и так его предостаточно! — ответил Роберт. — Но разве вы забыли, как с месяц назад рассказывали мне, что вложили значительные средства в животноводческую компанию «Прери»?

Лорд Харлестон кивнул:

— Да, точно.

— Мне еще это показалось тогда забавным, — продолжал Роберт. — Новые инвестиции, о которых я прежде не слышал. Один парень у Уайта — не могу вспомнить его имя — уговорил вас вложить деньги в это дело, объясняя, что его поддерживает британский капитал, что оно уже имеет более 50 000 акций и контролирует более двух миллионов акров прерий Колорадо.

— Да, точно, сейчас припоминаю! — воскликнул лорд Харлестон. — Как и вы, я подумал, что это звучит достаточно заманчиво, к тому же весьма отличается от привычных железных дорог и кораблей.

— Ну так вот, — произнес Роберт. — Нет ничего дурного в том, чтобы посмотреть, во что же вы вложили свой капитал.

— Так вы серьезно предлагаете мне ехать в Колорадо?

— Вы слишком хорошо знаете альтернативу, мне нет нужды повторять.

Лорд Харлестон немного помолчал и горько рассмеялся.

— Ну что же, — сказал он. — Чему быть, того не миновать! Я еду в Колорадо!