Позолоченное великолепие

Глава 1

Она не заметила его в тени. Однако его острый взгляд внимательно следил за ней, пока ее несли вниз по лестнице большого дома в специально сконструированном кресле на шестах, которые спереди и сзади держали двое дюжих слуг. Это была первая прогулка Изабеллы Вудли за время выздоровления, после того как она почти месяц назад прибыла в аббатство Ностелл, старинный загородный особняк, в котором семейство Уинов проводило лето. Совсем не догадываясь, что за ней кто-то следит, она жадно подставила солнцу овальное лицо и вцепилась худыми руками в подлокотники кресла, когда оно слегка качнулось.

— Какой великолепный день! — радостно воскликнула она, и ее чистый голос в тишине был слышен далеко.

Весна в 1737 году была в полном разгаре, однако недомогание, случившееся за долгую поездку в Йоркшир и совпавшее с ненастной погодой, задержало ее дома дольше, чем того хотелось бы.

Невзирая на физическую слабость, приковавшую ее к креслу до этого долгожданного дня, она испытала ощущение, будто снова родилась и обрела свободу, пока ее несли через передний двор к лужайкам, за которыми виднелся открытый парк.

Томас Чиппендейл, высокий, широкоплечий и сильный мужчина с сумкой плотницких инструментов в руке, шедший куда-то по поручению, остановился, чтобы посмотреть, как ее вынесут через главный вход Ностелла и пронесут мимо него. Хотя еще не истекли семь лет его обучения ремеслу плотника-краснодеревщика, он смастерил это кресло, на котором сидела обессилевшая девушка. В плотницкой мастерской имения Томас потратил на него не один час своего времени, которого и так было в обрез, но он еще не видел, как им воспользуется человек, для которого оно предназначалось.

Из кресла получился предмет мебели изящной формы, в этом не было сомнения. Он был не из тех, кто скромно взирал на свои достижения, и с удовольствием отметил, что все части кресла хорошо гармонируют между собой, а его полированная поверхность не уступает лоску атласа. Невзирая на то, что он сосредоточил все внимание на работе своих рук, его творческий взгляд поразило необычное зрелище, какое представлял силуэт этого трио из одной девушки и двух носильщиков, шествовавших по изогнутой дугой лужайке. Ему показалось, что они удивительным образом напоминают китайские фигурки на лакированной шкатулке, каждую из них золотил солнечный свет на фоне множества зеленых оттенков сочной листвы и парковых насаждений. Он мысленным взором даже вообразил эту саму шкатулку. Она стояла в одной из прихожих дома, великолепная вещица особого зелено-золотистого цвета, какой он ценил гораздо выше черного или багряного, обычно встречавшихся среди ввезенных из Китая предметов мебели и пользовавшихся большим спросом с тех пор, как началась торговля с этой далекой и таинственной страной. Шляпка девушки с плоским верхом, широкими полями, повязанная лентами и надетая поверх муслинового чепчика, лишь усилила отдаленное сходство этой маленькой процессии с восточными образами. Однако Томас слышал, что мисс Вудли родилась в Бристоле и ее корни были столь же английскими, что и йоркширская земля, на которой он вырос. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла за деревьями. Ему запомнилось, что она, невзирая на слабость, сидела грациозно, словно подчеркивая работу искусных рук мастера.

Изабелла с радостью смотрела на английский парк, окружавший ее. Раньше она лишь мельком видела его из окон дома. Она чувствовала себя такой больной и усталой, что ничего не заметила, когда ее вынесли из экипажа после приезда в Ностелл. Она преодолела многие мили одна вместе со служанкой только потому, что ее овдовевшая мать и младшая сестра Сара с радостью спровадили ее под ответственность семейства Уинов после того, как ухаживали за ней много недель, что причинило им значительные неудобства. Однако в то время они делали ради нее все возможное, забыв о собственных ссорах и сплотившись, как часто поступают люди перед лицом неожиданных обстоятельств.

— Доусон, только послушайте, как поют птицы, — радостно сказала она, обращаясь к мужчине, шедшему впереди кресла. Мать отнеслась бы неодобрительно к тому, что она разговаривает со слугами, но оба ее носильщика были приятными, надежными парнями, служившими у хозяина дома, а она не привыкла верить мнениям других.

— Госпожа, сегодня утром они уж чересчур разошлись, — согласился Доусон, кивая головой, местами тронутой сединой. Он и его товарищ относились к своей подопечной по-отечески и радовались тому, что им поручили легкую работу носить ее.

— Они не меньше меня радуются тому, что погода изменилась к лучшему, — сказала она, улыбаясь. Пребывание в четырех стенах, какая бы гостеприимная атмосфера ни царила в Ностелле, все еще напоминало ей одинокую комнату и мучения от лихорадки, с которой врач задумал справиться, распорядившись состричь ей все волосы. Они начали снова отрастать, образуя бледный золотистый покров под муслиновым чепчиком, однако она решила не обнажать голову до тех пор, пока не сможет красиво уложить их.

Слуги уверенным шагом продолжали нести кресло с Изабеллой вдоль классических статуй, стоявших в нишах, выстриженных в высокой изгороди. Ностелл исчез позади за зелеными лужайками, но рядом, к северу, поднимался новый особняк под тем же именем, его еще скрывали строительные леса. До его завершения было еще далеко. Это здание будет гораздо больше прежнего, в нем уже заметно влияние модного итальянского архитектора шестнадцатого века Андреа Палладио, чьи виллы в классическом древнеримском стиле украшали современный итальянский ландшафт и в последние десятилетия вызвали настоящую революцию в архитектурном дизайне Англии. Многие богатые семьи перестраивали свои дома, чтобы идти в ногу с идеальной симметрией, которую требовал стиль Палладио, или же сносили свои жилища, чтобы полностью изменить их облик. Старый Ностелл ожидала та же участь сразу после того, как будет готово новое жилище. К тому же небольшие храмы, оранжереи с колоннадами и бесконечные ротонды пополнят семейный парк, воплощая все, что отмечено знаком классики.

Хозяин дома, принимавший Изабеллу, сэр Роуленд Уин, был одним из множества аристократов, кому выпала честь самому видеть творения Палладио во время путешествия по Франции, Италии, Швейцарии и другим странам для завершения образования. Он вернулся с обычным набором богатого путешественника — картинами, древними монетами, скульптурами, керамикой и другими произведениями искусства, которым требовалась подходящая обстановка, чтобы показать их в наилучшем свете. Но гораздо важнее было то, что вскоре после возвращения он женился на прелестной Сузанне Хеншоу, наследнице лондонского мэра, и ему потребовалось по-настоящему великолепное жилище, где новая хозяйка леди Уин могла бы верховодить, демонстрируя свой ум и очарование.

Первоначальный вариант нового особняка являлся почти копией виллы Мочениго, которой сэр Роуленд очень восхищался, но дабы он гармоничнее вписался в английский фон, его изменил выдающийся молодой архитектор Джеймс Пейн, который теперь руководил строительством. У выраставшего здания имелся центральный блок, который дополнят павильоны, внушительные и грациозные квадратные колонны, фронтон над входом. Все это завершит картуш герба семейства Уинов. Сэру Роуленду не терпелось поскорее вселиться в новое здание, но он продолжал щедро принимать гостей в прежнем особняке. Услышав, что старшая дочь недавно умершего знакомого политического деятеля неделями лежит в лихорадке, чуть не унесшей ее жизнь, Роуленд вместе с женой решили, что ее следует пригласить в Ностелл поправить здоровье.

Сэр Роуленд твердо верил в целебные свойства йоркширского воздуха, поскольку ветер дул с Северного моря и на своем долгом пути впитывал полезные вещества из трав, росших в пустошах, болотистой местности и лесах. Это ему пришла в голову мысль о переносном кресле, в котором идущая на поправку девушка сможет ежедневно покидать дом и без напряжения подышать воздухом, пока не окрепнет до такой степени, что будет в силах гулять самостоятельно. До сих пор Изабелла могла путешествовать в нем, избегая необходимости преодолевать многие пролеты лестницы и казавшиеся бесконечными коридоры дома, который служил монастырем августинцам до того, как два столетия назад эти религиозные заведения прикрыли. Изабелле казалось, будто нет ничего удивительного в том, что сэр Роуленд решил построить более удобное жилище, хотя ей стало известно, что леди Уин полюбила старинное здание, в которое она вошла еще будучи невестой, и не торопилась переселяться в новые роскошные покои, ведь они все равно от нее никуда не уйдут.

Слуги несли Изабеллу мимо беседки, увитой зеленью, к оранжерее с колоннами, балюстрадами и обшитыми панелями внутренними стенами. Кресло опустили на мраморный пол на том месте, куда падал солнечный свет, спинку поправили, чтобы ей было удобнее сидеть, скамеечку для ног выдвинули для той же цели, после чего слуги удалились, забрав с собой шесты. Оставшись одна, она подумала, что никогда так не радовалась средству передвижения, изобретенному для нее, как в этот день, когда ее унесли дальше, чем она смогла бы уйти собственными усилиями. В конструкцию этого изящного кресла было вложено так много изобретательности! В прорези на подлокотнике нашлось место для ее книги, игольного кружева, завязываемой шнурком сумочке, где хранились ручное зеркальце, черепаховая расческа, носовой платок с кружевной оборкой. Обивка из зеленой волосяной ткани не впитывала холод, который в доме достиг бы тела через легкую одежду, а сиденье было столь просторным, что вмещало кринолин с боков ее платья, причем он не мялся. Ей говорили, что кресло незадолго до ее приезда смастерил один работник, нанятый в имении. Тот же искусный мастер занимался кукольным домом, ибо леди Уин вдруг пришла в голову капризная мысль сохранить точную копию старого дома в новом особняке, да так, чтобы каждый миниатюрный предмет мебели точно воспроизводил то, чем в нем пользовались сейчас. Изабелле не терпелось поскорее взглянуть на него, хотя она и раньше встречала подобные изысканные причуды. Подобно джентльменам, которые были причастны к Ост-Индской компании, другим масштабным торговым затеям и любили хранить модели своих кораблей и других вещей, прославивших историю, многие дамы обожали кукольные дома, дававшие возможность показать любимые вещи, крохотные фигурки самих себя, одетые в копии настоящих платьев. Ни одному ребенку не позволяли коснуться рукой этой тщательно спланированной выставки.

Изабелла снова повернула лицо к солнцу, закрыла глаза, ее длинные ресницы подрагивали, когда яркий свет стал проникать сквозь них. В любое другое время она поостереглась бы подставлять лицо лучам солнца, но они были еще слабыми и не могли причинить вреда. Она охотно нежилась в лучах солнца и предавалась своим мыслям. Но вскоре нежное тепло улетучилось, и она заметила, что небо заволокло облаками. Поежившись, Изабелла отбросила шаль, которая накрывала ей колени и, опираясь на руки, поднялась и вышла из кресла. Лучше пройтись, чем сидеть и замерзнуть, ведь только физические упражнения позволяли надеяться, что ее ослабевшие конечности, снова обретут прежние силы.

На мгновение она оперлась о дверной косяк, выпрямила плечи и приготовилась к трудному испытанию. Как и прежде, она выбрала себе цель. Она совершит на двадцать шагов больше, чем прежним днем прошла по дому. Изабелла решительно и осторожно ступила вперед по дорожке между клумбами. От этого физического усилия сердце забилось быстрее, колени затряслись, но она не сдалась и достигла намеченной точки.

Отдохнув несколько минут на каменной скамейке, она решила рискнуть и преодолеть еще несколько ярдов, что ей неплохо удалось. Она осталась довольна собой. Только обернувшись, чтобы проделать обратный путь, Изабелла поняла, что безрассудно увлеклась. Казалось, оранжерея осталась на опасном удалении от нее, более того, безобидный ветерок неожиданно изменил направление, принес скверную погоду, усилился и бил ей прямо в лицо.

Она уже устала, каждый шаг назад давался с огромным трудом, накидка то вздымалась, то обвивала ее тело, ленты шляпки пустились в дикий пляс. Вскоре она обнаружила, что шатается от полного истощения сил, и вытянула руки вперед, дабы удержать равновесие. К ее отчаянию, одна тяжелая капля дождя упала ей на руку, другая — на плечо. Спустя мгновение небо разразилось ливнем.

Стараясь из последних сил найти укрытие от дождя, она споткнулась, упала головой вперед, и у нее сбилось дыхание. Ей казалось, что она никогда не сможет встать, и она заплакала от отчаяния. Ужасная мысль, что она наверняка умрет от нового приступа легочной лихорадки, заставила ее снова подняться на колени, затем на ноги. Изабелла думала лишь о том, как добраться до спасительного кресла, где она окажется в полной безопасности, избавится от дождя и ничто не причинит ей вреда. Но скудные запасы сил совсем покинули ее и, сделав еще один нетвердый шаг, она снова упала.

На этот раз ее подняли. Доусон и его товарищ вернулись, когда переменилась погода, и, не найдя девушку в оранжерее, побежали искать ее. Изабеллу завернули в теплые покрывала, которые слуги прихватили с собой, усадили в кресло и отнесли через парк в Ностелл.

Несколько дней спустя Изабелла избавилась от последствий опасной прогулки, что посчитали хорошим знаком — к ней возвращалась способность быстро восстанавливать физические и душевные силы.

Однако это происшествие, заставившее Изабеллу так переволноваться, настолько расстроило ее, что ей все меньше и меньше хотелось покидать надежное кресло, будь то дома или на природе. Она желала путешествовать в нем гораздо дальше, чем было необходимо. Временами она ловила себя на том, что трясется от страха при мысли, что придется выйти из кресла и совершить короткую прогулку. Изабелла находила предлоги, чтобы сидеть в кресле, читать или шить, она даже избегала возможности выехать в карете и впервые познала одиночество, влекшее за собой неизбежное подавленное настроение, которое обрушивалось на нее, словно черная туча. С каждым днем она все больше интересовалась креслом, задавала вопросы о дереве, из которого оно сделано, расстраивалась, когда ей казалось, что невнимательный слуга поцарапал его, и, видно, забыла, что оно является не ее собственностью, а хозяина дома. Ее горничная заметила, что этот чертов предмет мебели заворожил бедную юную барышню.

Как можно было ожидать, Изабелла наконец послала за плотником, изготовившим его.

Она ждала его в библиотеке и, случайно оторвав глаза от книги в тот момент, когда в дальней двери показался Томас Чиппендейл, крайне изумилась. Она никак не ожидала увидеть столь молодого человека. Он приближался через туннель комнат, ведших одна в другую и освещенных солнцем, лучи которого мерцали на дамаске, фарфоре, роскошных гобеленах, шел уверенно, размахивая руками, как бывает, когда молодость и хорошее здоровье бьют через край. Она невольно чуть подалась вперед, будто все ее тело стремилось уловить часть энергии, которую излучал приближавшийся незнакомец.

Тут она обуздала эту глупую фантазию и опустилась в любимое кресло, вселявшее уверенность. Она закрыла книгу, лежавшую на коленях, и опустила хрупкую руку, пальцы которой стали такими худыми, что кольца на них свободно болтались.

— Госпожа, я Томас Чиппендейл. — Он поклонился уважительно, но не подобострастно. — Мне сказали, что вы желаете меня видеть.

У него был низкий сильный голос, соответствовавший его внешнему виду. Она заметила, что, невзирая на обилие согласных среднего подъема, свидетельствовавших о его йоркширском происхождении, он избавился от распространенных слов местного диалекта и хотя держал широкополую шляпу в руке, но не вертел ею и не проявлял свойственной сельским жителям неуклюжести, какую она могла бы ожидать. Он стоял спокойно, смотрел настороженно и был озадачен приглашением, ибо между ними зияла глубокая пропасть классовых различий, материального положения и происхождения. Они внимательно смотрели друг на друга. Он был в рабочей одежде, домотканом пальто, достигавшем колен, поверх застегнутого, такой же длины камзола из изрядно поношенной кожи, а не из парчи или другого тонкого материала, какой стал бы носить джентльмен. Она заметила, что он вычистил свою одежду до прихода сюда, хотя несколько незамеченных стружек прилипли к штанам из грубой коричневой пряжи, заметила еще один кусочек бледной стружки, запутавшийся в его пышных иссиня-черных волосах, которые он завязал в пучок на затылке. Этой прическе искуснее всего подражали мужчины из партии вигов, занимавших более высокое положение в обществе. Его лицо отличалось выступающими скулами, которые придавали ему привлекательное выражение, причем темно-карие проницательные глаза играли в его облике главную роль. Нос был крупным и прямым, рот казался немного воинственным, подбородок источал непоколебимую решимость. Вообще, он был из тех мужчин, на которых любая женщина, будь то леди или служанка, взглянет раз или два, а то и три, еще до того, как он пройдет мимо нее.

Изабелла поняла, что она не составляет исключения. Сейчас ее положение было уязвимее, чем прежде; она уже составила о нем пристрастное мнение из-за этого кресла и почувствовала, что у нее перехватило дыхание, когда заговорила с ним.

— Ах, да. Это так. Речь идет об этом кресле, которое вы сделали на то время, пока я буду гостить здесь.

— Оно вам больше не подходит? Может быть, требуются лишь незначительные изменения. — По тону его голоса стало ясно, что он не допускает возможности, что с творением его умелых рук что-то может быть не так, однако он все же положил свою шляпу, быстро подошел к ней, присел и хмурым взглядом стал осматривать кресло. Девушка подергала его за рукав.

— С креслом ничего не случилось. Совсем наоборот! Я хотела поздравить вас с искусной работой и поблагодарить за то, что вы позаботились, чтобы мне в этом кресле было удобно.

Он опустился на одно колено и, оставаясь в таком положении, положил одну руку на другую и, прищурив глаза, смотрел на нее. Она хотела поблагодарить его? Мелкопоместное дворянство, не говоря уже об аристократии, не знало, что такое любезность, если дело касалось тех, кто занимал более низкое положение в обществе. В то время, когда везде строились новые и расширялись старые загородные дома, владельцев не волновали судьбы более скромных людей, если их собственность загораживала вид из больших окон. Сносились целые деревни, все население перемещалось в другое место, конечно, с целью улучшить жилищные условия, если для них строились специальные дома. На том месте, где из поколения в поколение жили и работали семьи, вырастали рощи новеньких кедров или буковых деревьев. Их мнения никто не спрашивал. Томас сам хорошо знал, что такое открывать ворота перед теми, кто занимает более высокое положение, словно превращаясь в невидимую пару рук, и молча терпеть, когда копыта лошадей и колеса обдают тебя грязью. Часто приходилось отрываться от работы, сколь бы сложной та ни была, чтобы по велению властного жеста преклонить колени на мощеном полу конюшни и счистить навоз с элегантных сапог хозяина. Приходилось таскать и показывать бессчетное число образцов дерева для будущей двери или обшивки, по чьему-то капризу перетаскивать тяжелую мебель из одного конца в другой, затем все вернуть на прежнее место, если что-то не понравилось, при этом никто даже не кивнул головой в знак благодарности! Он снова взглянул на нее.

Лично девушка его не заинтересовала в тот момент, когда он во дворе мельком увидел ее в этом кресле, однако теперь он сообразил, что она понравилась бы ему, если не была бы столь худой и обладала всеми соблазнительными изгибами женщины, которые так приятно ласкать. Ему нравился светлый цвет ее волос и, хотя голову девушки скрывал кружевной чепчик, над красивым лбом виднелся аккуратный прямой пробор и несколько мягких завитков. Невзирая на то, что болезнь оставила свою печать на ее лице, оно казалось весьма привлекательным, в нем было что-то неотразимое, приковывавшее внимание, а рот отличался красивой формой. Томас заметил ее волнение, пока он внимательно рассматривал ее. К ее бледному лицу приливала кровь, придавая ему более естественный оттенок. Ее глаза, хотя и запали от всего того, что она пережила, были замечательного ясно-голубого цвета с темными глубокими вкраплениями и напоминали летнее озеро.

— Это мой первый приезд в Ностелл, — робко сказала она. — Я боялась, что стану невыносимым бременем для хозяина и хозяйки, но ваше кресло избавило их от лишних забот. Я в силах вести почти самостоятельную жизнь в те часы дня, которые могу проводить по собственному усмотрению.

— Я лишь следовал указаниям сэра Роуленда, — напомнил он ей, не собираясь вставать.

— Я знаю, но замысел кресла принадлежит вам. Мне так говорили.

Он стал догадываться, что ее благодарность неподдельна, и это побудило его пуститься в дальнейшие объяснения.

— Дуб для него спилили уже давно на участке леса в Уорфедейле, который почти граничит с городком, в котором я родился.

— Как он называется?

— Отли. Он совсем небольшой, но там кипит жизнь. Большинство людей из близлежащих деревень и ферм едут туда на рынок.

— Я слышала об Отли, хотя никогда там не бывала. Но ведь до приезда в Ностелл я никогда не бывала в Йоркшире.

— Это самое красивое графство во всем королевстве. — Он не упомянул, что никогда не покидал его. — Мои предки жили здесь поколениями. Откровенно говоря, мы, Чиппендейлы, всегда в той или иной мере занимались древесиной. Изготовляли колеса, как мой дедушка, плотничали, как мой отец, рубили лес, строили, работали отделочниками, были отличными столярами, если перечислить лишь некоторые из выбранных ими профессий.

— Разве не было ни одного исключения?

— Единственным исключением, насколько я знаю, был один мой дядя, работавший учителем латинской грамматики в школе Отли. — В его глазах загорелись веселые огоньки. — Но даже он не совсем расстался с деревом. Дядя Джозеф точно знал, как пускать в ход березовые розги. Когда я во время учебы в школе имел несчастье стать учеником в его классе, он делал это довольно часто.

Ей было неприятно думать, что кого-то могли пороть. Однажды она видела, как провинившуюся женщину раздели до пояса и били, пока та была привязана к телеге, которую лошадь тащила по улице. Женщина отчаянно кричала, но к ее мольбам никто не прислушивался.

— Мистер Чиппендейл, я уверена, что вы не заслужили наказания березовыми розгами.

Он энергично покачал головой, отмахиваясь от ее благожелательного предположения.

— Уверяю вас, мадам, я это заслужил. У вас нет братьев? Нет? Ну, тогда понятно, что вы не знаете, на какие проделки способны мальчишки. Мой дядя относился ко мне суровее, чем к другим, чтобы его не заподозрили в покровительстве, а я был самым непослушным именно из-за родственных уз с ним.

Его непокорность объяснялась и другими причинами трогательного и мучительного характера, но он не собирался распространяться о тех годах своей жизни. Томас легко поднялся с колена, встал во весь рост рядом с креслом и отступил на шаг.

— Вы уже давно в Ностелле? — поинтересовалась она.

— Мои семь лет ученичества близятся к концу. Когда они закончатся, я смогу работать столяром-краснодеревщиком.

Он посмотрел в сторону окна, словно вглядываясь в свои новые горизонты.

— Это великолепное кресло говорит о вашем высоком мастерстве. — Она не видела смысла скупиться на похвалу, если ее заслуживали. — Думаю, вы скоро займетесь изготовлением мебели для нового дома.

Его взгляд остановился на ней. Она была в восторге от него. Женщины так легко выдают себя подернутыми влагой глазами, хотя в ее поведении не чувствовалось никакого кокетства. Ее необычайно голубые глаза выражали восторг, связанный в равной мере с его талантами мастера и привлекательной внешностью, что для него не было тайной. Если бы она была здоровой, его мучил бы соблазн испытать свое счастье. Никто, кроме него, так быстро не цеплялся за вдруг представившийся удобный случай. Что же до Изабеллы Вудли, то к ее болезненному состоянию можно было относиться лишь с состраданием. Как ни странно, он испытывал забавное сожаление оттого, что никогда не узнает ее лучше, чем сейчас.

— Госпожа, надеюсь, что вскоре я покину эти места. Пока что я сам строю свои планы на будущее.

Томас дал ей вежливый отпор. Он заметил, как она сомкнула ресницы, чтобы скрыть свою реакцию на его слова. Она тихо произнесла:

— Мистер Чиппендейл, я отрываю вас от работы. До свидания.

Он взял шляпу, поклонился и ушел. Изабелла подняла глаза и увидела, что он уходит столь же уверенно, как и пришел. Ее обидело не его нежелание обсуждать свое будущее, а жалость, которую она заметила в его взгляде. Однако разве она могла ожидать иного, день за днем беспомощно сидя в кресле; от бодрости духа и очаровательной внешности, привлекавших когда-то взоры посторонних людей, уже не осталось и следа. Можно было возразить, что ей не стоит обращать внимание на то, как к ней относится простой рабочий. Она знала, что мать первой осудила бы ее, однако от отца, всю свою политическую карьеру стремившегося сделать лучше участь простых людей, она научилась уважать всех, кто трудится честно, каково бы ни было их положение в обществе.

Изабелла с тоской посмотрела в сторону ближайшего окна. Оттуда, наверное, можно увидеть Томаса еще раз, когда он выйдет из дома. С огромным усилием, опершись на исхудалые руки, она приподнялась и вышла из кресла. От слабости у нее закружилась голова. Спотыкаясь, она подошла к окну, вцепилась в занавески, ища опоры, и выглянула на улицу. Вот он! Она почувствовала, как сердце подпрыгнуло от радости. Он быстро шел по тропинке и, наверно, скоро исчезнет из вида. Изабелла успела как раз вовремя. Когда казалось, что Томас вот-вот скроется, он остановился и, оглянувшись, из-под черной шляпы посмотрел в сторону окон библиотеки. Она затаила дыхание и отошла в сторону, хотя и была уверена, что он не видит ее с такого расстояния. Спустя мгновение он исчез из вида.

Изабелла медленно прислонилась к стене рядом с занавеской. Должно быть, он вспомнил ее, раз бросил на дом последний взгляд. Если бы ей захотелось, она в любое время

смогла бы вызвать его под тем предлогом, что креслу требуются переделки. Но даже если она не опасалась, что он разгадает ее хитрость, ей было бы трудно снова вынести его полный жалости взгляд.

Ей обязательно следует выздороветь и сбросить с себя эту беспомощность. Он увидит ее снова, только когда она сможет шагать пружинистой походкой.

Изабелла вздрогнула, поняв, что поднялась с кресла и подошла к окну без чувства страха или предосторожности впервые с тех пор, как ее вынесли из кареты после приезда в Йоркшир. Кресло, ставшее надежным прибежищем, потеряло свою власть над ней.

Однако эту власть сменили чары совсем другого рода, только более сильные.