Правила бунтаря и застенчивой девушки (ЛП)

– Ты имеешь в виду, как твоя машина. Или твой дом, – блондинка окидывает вкрадчивым взглядом просторную кухню с высоким сводчатым потолком. – Даже девушки, с которыми ты встречаешься – высокого класса. Ее внимательный взгляд скользит ко мне. – Ну, обычно.

– И на этой ноте, – я поворачиваюсь к задней двери и выхожу, позволяя исчезнуть их голосам, когда делаю еще один глоток своего Джека с колой.

Мне бы следовало знать лучше и уйти с самого начала. Я знаю, какими могут быть богатые люди. Клуб, в котором я работаю, переполнен богатыми людьми, которые любят кричащие вещи и хвастаться тем, что богаты, и заставлять других чувствовать себя неуютно, если это не так. Тот факт, что я там работаю, то, что я делаю... то, что Вэн хочет, чтобы я делала... может просто оправдать взгляд той девушки.

Я думаю о том, где была сегодня вечером, во что была одета, что делала. О том, что, смотрясь в зеркало, я вижу свою мать в отражении.

Блондинка права. Я определенно не высокого класса.

Я на самом дне. На самом–самом дне.

Глава 13

Виллоу

Не знаю, как долго я стою на улице, дожидаясь Бека. Это могут быть секунды, минуты, часы – я слишком пьяна, чтобы иметь представление о времени. Я знаю, что проходит достаточно времени, чтобы я прикончила свой напиток и вернулась к пьяному и комфортному онемению.

Легкий ветерок сдувает пряди моих длинных каштановых волос мне в лицо, когда я случайно натыкаюсь на перила на заднем крыльце и глазею на поле сразу за задним двором Бека. Я не уверена, что делать, стоит ли мне вернуться внутрь или пойти к машине и исчезнуть на несколько часов, пока не протрезвею. Я могла бы найти комнату, чтобы исчезнуть там, но сомневаюсь, что можно найти пустую комнату, учитывая, сколько здесь людей.

Может, мне просто стоит лечь на крыльцо и уснуть. Это кажется хорошей ...

Задняя дверь открывается со скрипом.

– Эй, извини за Титзи, – говорит Бек. Нервирует то, какой успокаивающий эффект оказывает на меня его голос. – Она иногда может быть сукой. Не волнуйся; я напомнил ей об этом

– Ее зовут Титзи? – я смотрю на него, пока он подходит ко мне.

Он прикусывает свою нижнюю губу, сдерживая улыбку.

– Что не так с Титзи?

– Я не знаю. Это звучит просто ужасно похоже на «легкомысленная»… – я кладу свои руки на перила. – И сиськи, – у меня такое чувство, что я должна быть смущена этими словами, но не могу собраться с силами, чтобы меня это достаточно взволновало. [примечание: имя девушки Titzi, легкомысленный – ditzy, ну а сиськи – tits]

Спасибо, господин Джек Дэниэлс, что спасаешь меня от смущения.

Бек разражается смехом.

– О, Боже мой, неужели моя сладкая, маленькая Виллоу только что сказала «сиськи»? – он оборачивается, упираясь локтями в перила, и косится на меня. – Сколько ты уже выпила?

– Не слишком много, – лгу я. – И раньше я говорила слово «сиськи».

Он подавляет смех.

– Нет, ты этого не делала. Ты никогда не говоришь грязные слова, только на своём уроке анатомии или на чем–то подобном, что относится к науке.

– Я говорю, «блять» что не является научным, – обиженно замечаю я. Почему все думают, что я такая ханжа? Почему мне вдруг не все равно? Потому что ты пьянаааая. – И слово «член».

– Это не то же самое.

– Как ты различаешь?

– Из–за того, как ты используешь эти слова.

Озадаченный сигнал отплясывает в моем опьянённом алкоголем разуме.

– На самом деле, я понимаю, о чем ты говоришь. Я не такая невинная, какой ты пытаешься меня сделать, – даже и близко не такая.

– Это не то, что я пытаюсь сказать, – он жует свою нижнюю губу, и все мое внимание сосредотачивается на его рте. – Когда ты используешь такие слова типа «хер», «трахаться» и «член», ты это делаешь потому, что разозлилась, правильно?

Я киваю, отрывая свой взгляд от его рта.

– Это нормально. Многие люди так делают.

– Да, но другие люди также используют эти слова по–разному, кроме выражения гнева, – свет на крыльце падет на его лицо, выделяя насмешливый блеск в его глазах. – Как, например, говоря: «Эй, давай трахаться всю ночь в моей комнате. У нас будет горячий, потный секс, когда я засуну свой член в твою…»

– О, Боже мой, я поняла твою точку зрения! – я вскидываю свою ладонь к его рту, мои щеки вспыхивают от жара.

Его дыхание растекается по моей ладони, когда он хихикает, а я сужаю глаза, несмотря на то, что мой желудок делает сальто.

– Может, мне стоит у тебя спросить, сколько ты выпил сегодня вечером.

– Может быть, слишком много, – признает он, его губы щекочут мою ладонь. – Все, что я пытаюсь сказать, что существует разница между использованием грязных слов для обзывания и чтобы завести кого–то.

– Ты не завел меня, – я ерзаю оттого, как сворачивается мой желудок.

Он вскидывает бровь.

– Ты в этом уверена?

– Д–да, – убираю свою руку от его рта. – Наверное, тебе стоит перестать говорить.

Он выгибает бровь.

– Почему?

– Потому что ты говоришь такое...и я... – переношу свой вес. – Просто ты говоришь такое из–за того, что мы пьяны.

– Откуда ты знаешь, что я пьян? Может быть, я просто наконец–то говорю то, что всегда хотел сказать, – когда я внимательно смотрю на него, он вздыхает. – Возможно, я выпил слишком много.

Я поднимаю вверх четыре пальца, я так думаю.

– Быстро, сколько пальцев я показываю?

Он косит глазами, наклоняясь.

– Семь, десять, двадцать девять, – его лоб врезается в мой, и мы оба хихикаем, когда он отклоняется назад. – Расслабься, принцесса, я не настолько пьян. Я просто люблю смотреть, как ты краснеешь. Это восхитительно, – он скользит костяшками по моей скуле, заставляя меня краснеть и дрожать. Затем вонзает зубы в свою нижнюю губу, полностью осведомленный тем, как на меня влияет.

– Мне не следовало надевать платье, – объявляю я, обхватываю себя руками, пытаясь уменьшить дрожь.

– Я был немного удивлен, что ты это сделала. Я думаю, что видел тебя в платье только, может быть, раза три.

– Я сделала это только потому, что ты сказал, что я должна.

– Я рад, что ты это сделала... Также, я надеялся, что ты наденешь те шорты, в которых была в ту ночь, – его взгляд падает на мои ноги. – Боже, твои ноги такие чертовски сексуальные.

Покалывание щекочет мою кожу, и я бесконтрольно дрожу. В последний раз, когда я так себя вела, мы закончили поцелуем.

Я нервно поглядываю на заднюю дверь, чувствуя себя, словно должна нестись к машине. Через дверное окно я вижу Титзи, смеющуюся над чем–то с толстошеим чуваком. Я вспоминаю, что она сказала обо мне и хмурюсь.

– Я не знаю, почему ты говоришь мне это, – бормочу я. – Я знаю, что не твой тип.

– Эй, – он поворачивает меня за плечи, заставляя посмотреть на него. – Ты в десять раз красивее, чем Титзи. Ты в десять раз красивее, чем каждая девушка в моем доме. В Риджфилде. В Америке. В мире. Во всей Вселенной и за ее пределами.

«Красивее» – не совсем то, что я имею в виду, но я выдавливаю крошечную улыбку.

– Ты зашел слишком далеко с «и за ее пределами». Вплоть до этого, все было про меня.

Он хмурится, выглядя немного грустным и очень не похожим на Бека. Обычно он всегда улыбается, пока его отец не ведет себя, как член.

– Ты в порядке? Ты, похоже, внезапно загрустил.

– Я в порядке. Это просто то... – он неожиданно сплетает свои пальцы с моими и тянет меня вниз по крыльцу и через задний двор. – Ну же. Я обещал тебе веселую ночь, а порчу ее своей депрессией.

Я хочу его спросить, почему он вдруг ушел от радуги и солнца к угнетающим дождливым облакам, но отвлекаюсь, когда он отпускает мою руку и перескакивает через забор.

– Куда мы опять идем? – спрашиваю я, когда перелезаю через забор, и приземляюсь на поле рядом с ним.

Он бросает взгляд вверх на сверкающие звезды и луну. Затем подцепляет мою руку, и мы удаляемся по полю.

– Я еще не уверен. Куда–нибудь в тихое место... где мы сможем поговорить и понаблюдать за затмением без вмешательства.

Я оглядываюсь назад на его двухэтажный дом. Огни похожи на светлячков, сверкающих в темноте, а музыка – не что иное, как журчание. Покой. Я чувствую себя такой спокойной прямо сейчас, что–то, чего я не ожидала, что произойдет сегодня вечером. Может быть, когда–нибудь.

– Что насчет Ари, Луны и Грея? – я возвращаю свое внимание к Беку. – Может быть, нам стоит написать им, чтобы узнать, захотят ли они прийти сюда. Ари интересуется астрономией. Возможно, захочет увидеть это.

– Ари уже знает о затмении, – отвечает он, глядя на небо. – Именно он сказал мне об этом.

– Окей, – смотрю на небо, улыбаясь, когда звезды танцуют по кругу. Потом я смотрю на Бека и вспоминаю, что случилось в прошлый раз, когда мы бродили наедине на вечеринке. – Тем не менее, может нам стоит ему написать, чтобы узнать, хочет ли он прийти сюда. Вид – удивительный. Ему бы понравился.

– Это выглядит так же везде, – он бросает взгляд через плечо на меня. – Я хочу некоторое время потусоваться только с тобой, хорошо?

Нервы бьют ключом внутри меня, когда я думаю о последнем разе, когда мы с Беком так тусовались. Его губы касались моих, легкое касание, которое сделало меня абсолютно, блаженно счастливой и вселило совершенный ужас. На следующий день после этого, я решила ограничить наше совместное время, чтобы прекратить так сильно полагаться на него, чтобы это не привело к моему разбитому сердцу.

И вот мы снова тут. Наедине. Вместе.

Все всегда возвращается к нему. Почему это происходит?

Несмотря на мое опасение, я позволяю ему вести себя через поросшее травой поле, точка нашего назначения не известна. Зная Бека, мы могли бы оказаться где угодно. В Вегасе. В Мексике. Быть заблокированными в закрытом театре в течение всей ночи, что да, действительно один раз произошло, и было так весело, как и кажется.

– Где твоя голова, Виллс? – спрашивает Бек, усиливая свою хватку на моей руке.

– Я просто думала о разных вещах, – о тебе. О нас.

– О каких вещах? – он идет глубже в поле, а я без раздумий следую за ним. – Ты же не беспокоишься о деньгах, школе и всяком дерьма, да? Я тебе уже сказал, что сегодня вечером тебе не позволено этого делать, – он поворачивается, идя задом наперед, и указывает на небо. – Это беззаботная ночь. Никакого стресса не допускается. На самом деле, тебе позволено только ценить все, что является мирным и прекрасным.

– Я пытаюсь, но иногда трудно не беспокоиться, – о тебе. О нас.

Он смотрит на меня, покачиваясь из стороны в сторону.

Я стараюсь не смеяться. Он такой пьяный.

Через несколько секунд, я спотыкаюсь о камень и чуть не падаю на свое лицо.

Окей, может быть, я тоже пьяна.

Он хихикает над моей неуклюжестью, и очень непривлекательное фырканье вырывается из моих губ, что только заставляет его хихикать, как гиену.

– Видишь? Веселье, правда? – спрашивает он после того, как его смех стихает.

Я киваю, хватая его за руку.

– Ага. Но, наверное, только потому, что ты здесь.

Он улыбается, останавливаясь в поле. Движение такое неожиданное, что я врезаюсь в него, что приводит нас обоих к еще одному приступу хихиканья.

После того, как мы перестаём вести себя, как легкомысленные подростки, воздух успокаивается, и над нами воцаряется спокойствие.

Бек поднимает свою голову вверх под углом, чтобы смотреть на звезды, притягивая меня ближе к своему боку и вешая свою руку на мои плечи.

– Как ты можешь о чем–то беспокоиться, когда перед тобой такой вид? – он во второй раз за сегодняшний вечер целует мою голову, и меня окутывает спокойствие, но у моего сердца контракт с ужасной суматохой. – Словно кто–то нарисовал это только для нас. Это не было бы так здорово? Если бы на самом деле кто–то разрисовал все небо... Что если именно поэтому существует небо? Что если в один прекрасный день кто–то просто решил покрасить его, а мы просто живем на холсте?

Я фыркаю от смеха.

– Чувак, ты под кайфом? Прямо сейчас ты кажешься под таким кайфом.

Он придвигает меня еще ближе, пока не сталкиваются бока наших тел.

– Неа. Я просто болтаю. И правда, по–настоящему счастлив.

Счастье в его голосе вызывает улыбку на моем лице.

– Ну, я не хочу разрушать твою мечту о жизни на холсте, но существует тонна доказательств того, что полностью сводит твою теорию на нет.

Он наклоняет свой рот к моему уху.

– Ой, да ладно; где твоя мечтательная сторона?

Я дрожу от ощущения его дыхания и мысленно проклинаю себя. В чем дело сегодня? Я сделала это, вроде бы, пять миллионов раз!

– Я не думаю, что у меня есть мечтательная сторона, – признаюсь я. – Я всегда относилась к более реалистичным девушкам.

– Не правда. Внутри тебя есть мечтатель. Я знаю, что это так.

– Нет, не думаю, что на самом деле у меня она есть…

Он поворачивается, ведя меня за собой, и обнимает за талию.

– Да, есть. И я собираюсь тебе это доказать, – затем он начинает нас раскачивать вокруг, танцуя под музыку, которую может слышать только он.

Я понятия не имею, что он делает, но, тем не менее, танцую с ним, потому что я расслаблена и спокойна, и отчаянно нуждаюсь в том, чтобы захватить эти чувства.

– Ты слышишь это? – шепчет мне на ухо.

Еще одна дрожь. Еще один смущенный скачок моего сердца.

– Я не знаю…

– Тебе холодно? – спрашивает он, его дыхание окутывает мою кожу.

В этот раз у меня получается не дрожать, но кожа зудит, и на ней появляются мурашки.

– Мне не холодно... Я просто... – смущена. Потеряна. Сама не своя. Прочищая свое горло, я обвиваю свои руки вокруг его шеи и меняю тему разговора на другую. – Итак, что я должна слышать? Все, что я слышу – это сверчки, – и как бьется мое сердце, словно безумное.

Его руки находят мою поясницу, и он придвигает меня ближе к себе.

– Музыку, глупышка.

– Ты слышишь ее на таком расстоянии от дома?

– Нет, не ту музыку. Нашу музыку.

– Нашу музыку? – эээ?

Вместо ответа, он начинает мурчать. И как только это происходит, что–то щелкает.

Наша музыка. Наша песня. Первая песня, под которую мы когда–то танцевали в седьмом классе. Мы были на танцах, и у Бека, который был популярным, общительным, у него была очередь из девочек, ожидающих танца с ним. А я, будучи застенчивой, неловкой девушкой, которой все еще и являюсь, провела большую часть вечера, болтаясь возле чаши с пуншем, наблюдая, как мои друзья весело проводили время, пока Бек не взял дело в свои руки.

– Хорошо, хватит этого, – он выхватил стаканчик пунша из моей руки и бросил ее в мусор.

– Эй, я это пила, – глупо заспорила я. Пунш был фиговым.

– Хватит стоять тут и скучать, Виллс, – он схватил меня за руку и повел в центр танцпола.

– На самом деле, я не очень хорошо танцую, – второй рукой я возилась со своим платьем, стараясь не сойти с ума, когда он потащил меня в толпу.

Едва ли кто–то обращал на нас внимание, разве что некоторые из них, и этого было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя некомфортно и обеспокоенно. Я танцевала лишь за закрытыми дверями. Должно быть, я была похожа на дуру.

– Конечно же, ты хорошо танцуешь, – он положил свою руку на мою спину и подвел к себе, пока кончики его ботинок не столкнулись с моими. Затем он начал двигаться, поспевая за быстрым темпом поп–песни. – Все умеют танцевать, даже если они не знают об этом.

– Попробуй сказать это тому парню, – я кивнула в сторону парня из нашей школы, который взмахивал руками, как обезумевшая курица.

Бек изучал чувака, танцующего, как курица, наклонив голову.

– Я думаю, что он очень клевый.

– Это потому, что ты смог бы справиться с этими танцевальными движениями, – сказала я. – Но я бы выглядела уродом, если бы пыталась сделать что–то подобное.

– Ты никогда не будешь похожа на урода, – настаивал он, вернув свое внимание ко мне. Музыка стала более мягкой, и мы замедлились, чтобы соответствовать ей. – Я хочу, чтобы ты не была к себе так строга все время.

– Я не строга к себе все время, – или да?

– Извини, но это так, и это заставляет меня грустить, – он выпятил свою губу. – Видишь? Такой, такой грустный.

Я хихикнула, и он гордо улыбнулся.

– Вот так, – сказал он. – Разве тебе сейчас не лучше после того, как ты улыбнулась?

Я кивнула и медленно подошла ближе к нему, позволяя ему вести нас вовремя песни. Когда она закончилась, я ожидала, что он вернется к своей очереди из девушек, но он танцевал со мной и следующую песню. И следующую. И следующую.

Я моргаю, выбираясь из череды воспоминаний, когда Бек начинает очень фальшиво петь слова песни.

Я запечатываю свои губы, сдерживая смех.

– У тебя нет слуха.

– Неправда, – спорит он, затем хихикает, когда его голос скрипит на высокой ноте. – Хорошо, может быть, ты типа права.

– Типа права?– спрашиваю я, и он игриво щипает меня за бок. Я смеюсь, но то, как мой желудок кувыркается, заставляет меня паниковать. Я переигрываю это – хладнокровна, спокойна, собрана. По крайней мере, я думаю, что это так. – Но, по крайней мере, ты со всем этим хорошо справился, – я бессмысленно говорю, когда мои веки тяжелеют. – Это одна из моих любимых вещей в тебе. Ты не боишься ничего делать. И ты всегда делаешь то, что хочешь. Иногда, мне хочется быть похожей на тебя, – я зеваю и, не в силах держать голову поднятой, прислоняю свою щеку к его плечу. Мои веки начинают опускаться. Я серьезно прямо сейчас могу заснуть.

– Я не всегда делаю то, что хочу, – шепчет он, нарушая тишину.

Неопределенность в его голосе заставляет меня сделать шаг назад, чтобы получше его разглядеть.

– Что не так? – я исследую в темноте его лицо. – Ты кажешься... Не знаю. Обеспокоенным? – и уязвимым.

– Ничего не случилось, – бормочет он. – Я даже не знаю, почему это сказал.

– Не ври мне. Я знаю, когда что–то тебя беспокоит, – я делаю паузу, чтобы дать ему возможность ответить, затем давлю. – Твой отец опять был козлом? Мне нужно надрать кому–то задницу?

– Он забегал сегодня вечером, но не это меня сейчас беспокоит, – он заправляет прядь волос мне за ухо. – Хотя, я ценю твое предложение надрать ему задницу. На это будет забавно посмотреть. И я абсолютно уверен, что ты бы выиграла, – он смеется, но это звучит неправильно. Принудительно.

Я хмурюсь.

– Тогда что случилось? Я могу сказать, что–то тебя беспокоит.

– Я в порядке. Я обещаю. Я просто... – он снова меня изучает. Затем он движется назад и опускается на землю, не отпуская моей руки. – Садись со мной, и давай смотреть на звезды.

Я открываю рот, чтобы отказаться, но еще один зевок покидает мои губы. Между выпитыми мной ранее шотами и поздними часами, когда училась и работала, я потерпела серьезную неудачу.

Бек нежно тянет меня за руку.

– Садись, соня, до того, как свалишься.

Я смотрю вниз на платье, которое на мне.

– Это платье Винтер. Я не уверена, могу ли его пачкать. Ты знаешь, какой она может стать из–за одежды.

– Кого волнует, если оно будет испорчено? К тому же, она всегда на что–то злится. Садись со мной и наблюдай за звездами. Живи моментом, а не будущим. И к черту Винтер и ее глупые истерики.

О, Бек, если бы только жизнь была такой простой. Может быть, если бы мое будущее было улажено, я смогла бы так много не нервничать. Но я понятия не имею, где буду через три года, где я надеюсь быть, что является двумя совершенно разными понятиями.

Надежда так неопределенна. Мое будущее настолько неопределенное. Единственная вещь, которая не является неопределенной – это Бек и моя дружба. Ну, так было раньше. В последнее время в этом произошел сдвиг, запутанный, опасный сдвиг против моего правила.

Вероятно, мне стоит уйти. Я чувствую, как этот сдвиг прямо сейчас повисает в воздухе. На самом деле, я знаю, что должна уйти. Но нахожу себя, опускающейся на землю перед ним.

Он сразу же обнимает меня за талию и привлекает к себе. Затем скользит ногами с обеих сторон от меня, окружая меня.

Не обращая внимания на оглушающее биение моего сердца, я откидываюсь спиной на его грудь.

– Могу я задать тебе вопрос?

Он проводит пальцами вверх вниз по моему боку.

– Ты всегда можешь спрашивать у меня что угодно.

– Вы с Винтер... Вы, ребята, никогда не...? – я делаю паузу, думая о том, что сказал мне Ари, что в их спорах есть сексуальное напряжение. Затем я думаю о том, что сказала Титзи, о том, что Беку нравятся девушки высокого класса, кем определенно является Винтер. – Вы, ребята, когда–либо были вместе?

Что со мной не так? Почему, черт возьми, я спрашиваю об этом?

– Что? Боже, нет, – говорит он, выглядя потрясенным. – Какого черта ты вообще спросила об этом?

– Я не знаю, – пожимаю плечами. По–видимому, я пьяна, и это заставляет меня вести себя, как ревнивую идиотку. – Мне просто интересно, думаю. И я не единственная, кто так считает. Ари думает, что вы, ребята, боритесь все время из–за того, что тайно нравитесь друг другу. И ты один раз на нее запал. Ты даже ее поцеловал.

Его руки напрягаются.

– Тот тупой поцелуй был просто глупостью в средней школе. И да, я, возможно, был влюблен в нее в начальной школе, но это было чертовски давно и длилось около двух чертовых секунд. Я больше не смотрю на нее так. И больше никогда не смотрел на нее таким образом. Она даже не мой тип.

Его слова заставляют небольшую улыбку украсить мои губы. Я даже не знаю, почему, кроме того, что я идиотка, и думаю это уже упоминала

– Ты такой лжец, – говорю я ему. – Винтер – великолепна. Она любит получать удовольствие и чрезвычайно общительный человек. Это именно твой тип. Она по большей части твоя женская версия.

Нас окутывает тишина. Я чувствую себя так глупо из–за этого разговора.

Я, кажется, ревную.

– Великолепный, а? – замечает он с воодушевлением. – Лично я всегда думал о себе, как залихватски красивый, но думаю, что приму «великолепный».

Озадаченная, я воспроизвожу, что сказала. Великолепный? Я назвала его великолепным? Зачем бы мне это делать? Я имею в виду, да, он великолепен с его светлыми волосами, которые всегда торчат идеально хаотично. Кроме того, у него идеальная форма губ, его худое тело оскорбительно сексуальное, а глаза... Даже не позволяйте мне начинать это. Они – самые совершенные глаза, которые я когда–либо...

Подождите. Когда я это начала?

– Залихватски красивый? – я пытаюсь шутить, мой голос кажется скрипучим. – Что ты такое? Прекрасный Принц или что–то в этом роде?

– Я мог бы им быть. Я, безусловно, достаточно великолепен, чтобы им быть, – задиристо говорит он. – К тому же, так как ты – моя принцесса, то это имело бы смысл.

– Такой дешевый, – я делаю рвотный звук, а он посмеивается. – И я не это имела в виду. Ну, я это сказала, но этого не говорила. Я просто пытаюсь сказать, что ты такой же великолепный, как и Винтер, – моя взволнованность и растерянность увеличивается. Голова кружится. Потерянная. Пьяная. Измученная. – Знаешь что? Неважно. Я просто собираюсь прекратить говорить, потому что даже не могу следить за тем, что говорю.

Он проводит своим большим пальцем вниз по моему боку.

– Расслабься. Я просто подшучиваю над тобой. Ты такая чертовски милая, когда растерянна.

Я закатываю глаза, больше для себя.

– Нет. Я не такая. Я глупая. И растерянная только потому, что пьяна.

– Я совершенно не согласен, – его пальцы впиваются в мои бедра, а затем он тянет меня назад, притягивая на свои согнутые колени, и кладет свой подбородок на мое плечо. – Мне это нравится... ты и я под звездами. Флирт. Разговор. Давненько я не был так расслаблен. Я скучал по тебе.

Я сглатываю. Он думает, что мы флиртуем?

Я воспроизвожу свои туманные воспоминания о сегодняшнем вечере и, в конце концов, понимаю почему: танцы, касания, грязные комментарии, милые и великолепные комментарии, ревность в моем голосе, когда я спросила его о Винтер.

Да, мы флиртовали весь вечер.

Каждый чертов раз, когда мы выпиваем, случается это дерьмо.

Я никогда больше не буду пить.

Я никогда больше не буду флиртовать.

Ха, ты такая идиотка!

Мои мысли надо мной смеются.

– Ты снова напряжена, – он скользит ладонью вверх по моей руке, чтобы помассировать плечо. – Расслабься. Затмение скоро начнется, и тогда мы сможем вернуться обратно и поесть торт.

– Ты знаешь путь к моему сердцу, – улыбаюсь я, беспокойство на цыпочках пробирается внутрь меня.

Флирт. Я флиртовала с Беком. Это опять будет, как в последний год старшей школы.

Может быть, это к лучшему. Ты хотела, прекратить так много полагаться на него. Может быть, это заставит тебя.

Эта мысль вызывает у меня тошноту.

Отрывая свое внимание от моих глупых, идиотских мыслей, я сосредотачиваюсь на луне. Мы таким образом сидим минуты, может быть часы, глядя на звезды, наблюдая сияние, ожидая чего–то волшебного, что произойдет в небе.

– Ты не права, – нашептывает он из ниоткуда, заставляя меня подпрыгнуть.

– В чем? – спрашиваю я, кажется, что у меня немного перехватывает дыхание.

– В том, что Винтер – мой тип.

– Ты все еще думаешь об этом?

– Конечно. Я бы хотел не думать, но необходимо убедиться, что ты знаешь, что мне она не нравится. Во всяком случае, не так, – он откидывает мои волосы в сторону, затем наклоняется через мое плечо, чтобы поймать мой взгляд. – Винтер и я... Мы иногда можем действовать одинаково, и многие люди могут думать, что она великолепная или какая бы ни была, но я определенно не влюблен в нее. На самом деле, мне нравится кто–то другой. Долгое время.

Бек всегда был таким любителем пофлиртовать, что приводило его к некоторым драматическим и неловким ситуациям. Обычно, он достаточно обаятельный, чтобы довольно хорошо сгладить ситуацию. С другой стороны, он несколько раз просил меня поговорить с девушкой, которая влюблялась в него и не отступала.

У меня не было с этим проблем, но к концу нашего последнего года в старшей школе, я начала избегать своего вовлечения в его личную жизнь. Отчасти потому, что я была занята, работая, чтобы попасть в хороший колледж и отчасти, потому что... Ну, мне не нравилось слышать о нем и других девушках.

И до сих пор не нравится, если, действительно, быть честной с самой собой. И прямо сейчас, я чувствую себя, как мисс Честность. Тем не менее, я играю роль хорошего лучшего друга, будучи слишком обязанной ему.

– Итак, кто же на этот раз?

– Вау, Виллс. Мне больно, – как ни странно, не казалось, что ему больно. – Ты ведешь себя так, словно мои влюбленности являются мимолетными и незначительными.

– Они не незначительны, но определенно мимолетные, – говорю я, извиняясь.

– Это не правда, – он расчесывает пальцами волосы, затем целует мое голое плечо. – Мне пару лет нравится одна девушка. Я просто ничего не говорил, потому что мы очень близки, и знаю, что она взбесится, потому что у нее есть это никаких–свиданий правило с каждым парнем и никаких–поцелуев правило со мной.

Мое сердце дико бьется в груди, когда я вспоминаю, что ранее говорил Грей. Медленное, болезненное осознание ударяет меня кулаком.

Я нравлюсь Беку? Нравлюсь именно такой?

Нет. Я, должно быть, ошибаюсь. Должна.

Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что я не ошибаюсь.

В глубине души, я думаю, что знала это уже некоторое время. Я просто была слишком напугана, чтобы признать это.

– Ты не собираешься спросить меня, о ком я говорю? – шепчет он с незнакомой нервозностью в своей интонации.

Бек так нервничает.

Это очень плохо.

Я сглатываю, желая, чтобы слово «нет», слетело с моих губ. Не выходит ни звука.

– Если ты не спросишь, я этого не скажу, – его интонация несет в себе скрытый смысл.

Он дает мне выбор: держать мои губы запечатанными, и пусть наша дружба существует, или спросить, а потом ... Ну, я не знаю, что произойдет.

Спрашивать Бека – против моего плана. Если я спрошу, то испорчу красоту того, какие мы вместе. Я не хочу этого. Я хочу оставаться здесь, в его руках, как друг, и удержать спокойствие, которое он всегда дает мне.

Тем не менее, я обнаруживаю, как мои губы разъединяются. Позже, я обвиню в своей реакции алкоголь, стресс и отсутствие сна.

Позже, не прямо сейчас.

Прямо сейчас, я могу думать только об одном.

Спроси.

– Кто это? – ляпаю я.

Его грудь врезается в мою спину, когда он высвобождает задержанное дыхание.

– О, Боже, не могу поверить , что ты спросила... Не думал, что ты это сделаешь.

Обхватив мою щеку, он наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Его пальцы дрожат, так сильно, как и мое сердце.

Одна, две, три секунды проходят, и затем он задевает своими губами мои.

Ох. Мой. Бог. Я едва могу дышать, когда его губы трутся о мои один, два, три раза. Мои веки медленно закрываются, а воздух вырывает из легких.

Бек целует меня. Мой лучший друг во всем мире целует меня. Словно, и в правду, сумасшедше целует меня. Святое сумасшедшее что–это–за–дерьмо? Мне нужно остановить это. Сейчас же!

Но когда он нежно покусывает мою нижнюю губу, каждая из моих забот говорит «до свидания», «увидимся позже», «я–отправляюсь–к–звездам».

Я хватаюсь за низ его рубашки, отчаянно нуждаясь держаться за что–то, успокоиться, ухватиться за рациональность. Кажется, я не могу думать ни о чем, кроме его успокаивающей ладони на моей щеке, его теплого тела напротив моего, мягкости его губ. И когда он наклоняет мою голову назад и просовывает язык в мой рот, целуя меня с такой интенсивностью, клянусь, мое сердце вырывается из груди.

Это не было частью моего плана. Этот поцелуй такой незапланированный. Этот поцелуй, казалось, не должен был происходить ...

Прекрати, Виллоу. Прекрати это сейчас, прежде чем ситуация выйдет из–под контроля.

Он стонет в мои губы, углубляя поцелуй, притягивая меня ближе, и заставляет меня чувствовать себя в такой безопасности.

Нет... Думаю, я не права... Этот поцелуй может быть...

Всем.

Наши языки запутываются, и я практически слепо погружаюсь в поцелуй. Но голос разума шепчет мне, просит меня остановить это. Я должна... до того, как все это слишком выйдет из–под контроля. У моего тела другие идеи, и вместо того, чтобы разорвать поцелуй, мои руки скользят вверх по груди Бека, когда я поворачиваюсь, чтобы оседлать его колени.

Он стонет, его пальцы оставляют мою щеку, чтобы пробраться через мои волосы в то время, как другая рука блуждает по моей пояснице. Он прижимает мое тело ближе, вдавливая мою грудь в свою.

Еще один гортанный стон. Я даже не знаю, кто из нас издает его, но что–то в звуке приводит нас в неистовство.

Медленный поцелуй становится безрассудным, как будто у него нет абсолютно никакого контроля над тем, что он делает, и это его не волнует. По–видимому, меня тоже, потому что я целую его в ответ, хватаясь за него и потирая своими бедрами об него снова и снова, как делала в ту ночь в моей постели. Только сейчас я не сплю и полностью осознаю, что его твердость прижата ко мне, когда он тянет меня ближе, ближе, ближе, двигаясь со мной, стонет, задыхаясь, желая, нуждаясь. Я лишь второй раз целую парня, но серьезно, это может быть мой последний раз, поэтому не думаю, что что–нибудь может быть лучше.

Ничто никогда не сможет быть совершеннее, чем это ...

Когда я жадно целую его в ответ, позволяю ему скользнуть руками под мое платье. Его пальцы дрожат, когда он обхватывает мою задницу и раскачивает свои бедра напротив моих. Повсюду вспыхивают покалывания, и я сильно прикусываю его губу.

Хриплый стон покидает его губы, затем он глубже проскальзывает своим языком в мой рот. Наши языки запутываются. Мои ногти впиваются в его лопатки. Я чувствую, что выхожу из–под контроля, проваливаясь в неизвестность. Остальное не важно. Больше ничего не существует, кроме Бека и меня, и того, как наши губы движутся вместе, того, как он держит меня, словно боится, что я упаду. Это точно, как ад, я чувствую, как падаю в место, где никогда раньше не была, где ничто не имеет смысла...где я потеряна...где я сворачиваю со своего пути...где я больше не имею понятия, что хочу или кто я. И на данный момент, мне все равно.

Идеальный. Этот момент идеальный. Бек идеальный.

– Боже, я хотел этого так долго, – он шепчет в мои губы, погружаясь в еще один поцелуй, когда снова раскачивается своими бедрами напротив моих.

Я цепляюсь за него, мои колени вжимаются в его бока, когда я испускаю вздох. Он совершает это движение снова и снова, пока мои мысли не затуманиваются. Я чувствую, как уплываю к звездам, и на секунду хочу, чтобы мне никогда не нужно было уходить.

Затем Бек шепчет:

– Ты так удивительна и красива. Чертовски совершенна.

И точно так же, как это, реальность омывает меня, как ледяной водой.

Я делаю рывок назад, хватая ртом воздух.

– С–святое д–дерьмо.

– Пожалуйста, не паникуй, – просит он, не пропуская ни чего. – Это просто поцелуй. Ничто не должно измениться, если ты этого не хочешь.

Я борюсь с тем, чтобы взять свое неустойчивое дыхание под контроль.

Он слишком хорошо знает меня. Как он это делает? Как он читает меня, если даже не может видеть мое лицо в темноте? Как он может быть настолько совершенным?

Совершенна.

Ты чертовски совершенна, сказал он.

Нет, Бек, я не такая.

И мы не можем быть совершенными вместе.

Потому что я не совершенна. И когда ты это поймёшь, ты оставишь меня, и я буду сломана, как моя мама.

– Я должна идти, – я спотыкаюсь в своих ногах, дергая подол платья вниз по заду.

Он поднимается на ноги и тянется к моей руке.

– Подожди. Мы можем об этом поговорить?

– Я не могу сейчас говорить, – не об этом. Не тогда, когда он так близко. Не с яркими воспоминаниями об идеальном поцелуе, все еще горящем на моих губах, и с тем, как ощущалось мое тело, когда он терся об меня.

Святое дерьмо, – думаю я, – только что был мой первый оргазм... с Беком.

Святое дерьмо. Святое дерьмо. Святое дерьмо.

Я не смотрю на него, когда по полю ухожу к его дому.

– Проклятье, пожалуйста, ты можешь просто прекратить паниковать, – он не отстает ни на шаг. – Ты не можешь сбежать. Я испоганил нашу дружбу, а мне нужно, чтобы мы были, по крайней мере, друзьями.

По крайней мере, друзьями? В отличие от чего? От пары? И что потом? Мы просто будем встречаться, пока он не узнает, как сильно я похожа на свою мать, и тогда отвалит от моей жалкой задницы? Затем я вернусь к своей дрянной жизни, чувствуя себя дерьмом и превращаясь в ожесточенную женщину, которая не может процветать без мужчины?

Нет, я не могу превратиться в это.

Мой пульс ускоряется, когда я продолжаю неумело бежать трусцой к дому, замедляясь только тогда, когда достигаю забора на заднем дворе. Я перевожу дыхание, дерзко бросая взгляд на него.

Беспокойство заполняет его глаза, когда он с осторожностью приближается ко мне, что заставляет меня заволноваться о том, что я сломала его.

Что я сделала?

– Пожалуйста, не уходи, – умоляет он, останавливаясь рядом со мной. – Я тебя знаю. И если ты сбежишь, прежде чем мы проясним это, ты будешь об этом беспокоиться все выходные и придумаешь всякие сумасшедшие идеи в своей милой маленькой головке. И тогда мне придется беспокоиться о том, о чем беспокоишься ты, а мы оба знаем, как сильно я ненавижу беспокоиться, – он закатывает глаза и делает драматический вздох. – Это так утомительно и отнимает много времени, – я не знаю, он шутит для моей пользы или для своей.

Не желая больше его беспокоить, я пытаюсь предложить ему ободряющую улыбку, но взгляд лишь заставляет его нахмуриться.

– Я не буду тратить выходные на беспокойство, – быстро говорю я. – Я знаю, что мы просто были глупыми или пьяными или... что–то в этом роде, – честно говоря, я не знаю, какими мы были. Это часть проблемы. Неизвестность парит над моей головой, как туча, угрожая дождем.

Начиная снова паниковать, я хватаюсь за забор, чтобы перебраться через него.

– Мне нужно идти. Луна сказала, что сегодня ночью я могу переночевать у нее, и я должна встать очень рано, чтобы вернуться домой и проверить кое–какие вещи, – врунья…Все, что тебе нужно проверить – это пустую квартиру.

Он смотрит на меня, выражение его лица непроницаемо.

– Окей... Но обещай мне, что завтра ты позвонишь мне, – он протягивает мне свою руку с согнутым мизинцем. – Клянись на мизинцах, что ты это сделаешь.

Я соединяю свой мизинец с его, надеясь, что он не сможет определить, насколько сильно меня трясет.

– Обещаю.

Не говоря больше ничего, я отдергиваю свою руку и перетаскиваю свой пьяный зад через забор. Потом я бегу внутрь, чтобы найти Луну и убраться отсюда. Ну, это то, в чем я убеждаю себя.

На самом деле, я бегу от чего–то, с чем не уверена, что смогу справиться.

Глава 14

Бек

Я стараюсь не принимать это на свой счет, когда смотрю, как Виллоу убегает от меня, словно я переносчик какой–то смертельной болезни. Но я чертовски много натворил. Целовать ее – это моя собственная проклятая ошибка. Я знал, как она отреагирует, но мой опьяненный мозг логически заключил, что время подходящее.

Я начинаю задаваться вопросом, будет ли оно вообще когда–нибудь подходящим?

Разочарованно фыркаю, перекидываю свою задницу через забор и ныряю на задний двор. Я решаю направиться к столу для игры в пиво–понг, чтобы сыграть игру или две и отвлечь себя, но у меня больше нет настроения для вечерники. Впервые.

Виллоу забралась под мою кожу лучшим гребаным возможным способом. Я до сих пор чувствую вкус ее вишневого блеска для губ, чувствую запах ее духов, чувствую ее бедра, когда она терлась об меня, чувствую ее твердую попку, когда я прижимал ее ближе. Я так долго хотел ее поцеловать, и теперь, когда это сделал, я хочу большего.

Намного большего.

Больше, чем она, может быть, готова дать.

Я проталкиваюсь через толпу людей, направляясь к заднему крыльцу. Я не знаю, куда иду, что делаю, или что буду делать, когда туда попаду, но с тех пор, как все мои мысли сосредоточены на Виллоу, у меня есть чувство, что я мог бы преследовать ее, как убогий парень, и отпугнуть еще больше.

К счастью, Ари изолирует меня у задней двери и спасает от того, чтобы я не наделал глупостей. В его руке стаканчик, а рукава рубашки закатаны.

– Почему ты кажешься злым?

– Кажусь? – прикидываюсь тупым, мои мысли уносятся обратно в поле, к поцелую.

Боже, она вкусная. На самом деле, чертовски вкусная. И то, как она дрожала, когда я следовал своими руками по всему ее телу, запутывал свои пальцы в ее длинных каштановых волосах и пробегал ладонями вверх по бедрам вплоть до края ее платья. И то, как она испустила стон, когда разлетелась на части...думаю, что за все эти годы грязных мечтаний, мое воображение могло бы меня подвести, потому что тот поцелуй был лучше, чем мои самые смелые фантазии. Заявляю, – это самый лучший поцелуй, который когда–либо был, а у меня было достаточно много поцелуев и еще чуть–чуть.

Чего я не понимал до сегодняшнего вечера, так это того, что существует другой уровень поцелуев, на который я даже никогда не попадал. Хороший поцелуй, плохой поцелуй, и идеальный поцелуй.

Да, знаю, что говорю, как чертов придурок, но я слишком далеко зашел, чтобы мне было плевать.

Ари щурится на меня сквозь очки.

– Есть ли у этого что–нибудь общее с тем, что Виллоу выбежала из дома, словно была в огне?

Моя челюсть сжимается, когда жалит уязвленное эго.

– Может быть.

– Ты этого не сделал... – он сужает глаза. – Ты, бля, поцеловал ее, не так ли?

– Ну и что с того, что я это сделал? – отвечаю оборонительно, не в восторге от того, насколько разозленным он выглядит.

– Бля, я думал, ты не собираешься снова влезать в это дерьмо. Последний раз, между вами все было так неловко, и это все усложнило.

– Я не пытался снова влезать в это дерьмо. Я сделал это снова, – бессмысленно заявляю я. – И то, что мы с Виллоу целовались, не имеет ничего общего с тобой или Луной, или Винтер. Это между мной и ей.

Он закатывает глаза.

– Ты – идиот, если веришь в это, потому что, в конце концов, Винтер и Луна будут на стороне Виллоу, а это значит, что и Грей тоже. Это оставляет меня на твоей стороне, что просто чертовски отстойно.

– Никто не делится ни с кем на стороны, – заверяю его. – Я это исправлю.

– Пожалуйста, сделай это, – говорит он, затем делает большой глоток своего напитка. – Я не хочу, чтобы все передрались.

Я качаю головой, раздраженный тем, что он сделал наш с Виллоу поцелуй вопросом компании.

– Я собираюсь в свою комнату. Ты можешь переночевать в одной из гостевых спален, если нужно.

Я не дожидаюсь его ответа, захожу в свой дом. Я планирую уйти в свою комнату, чтобы снять некоторое сексуальное напряжение, бурлящее внутри меня, но в итоге проигрываю в игре на четвертой части моего пути. К тому времени, когда я наконец–то притаскиваю свою пьяную задницу наверх, Виллоу занимает все мои мысли, и я так возбужден, что едва могу ясно мыслить.

Я борюсь с тем, чтобы достать свой телефон из кармана, пока ковыляю в свою спальню. Я не утруждаюсь тем, чтобы включить свет (я, вероятно, не смог бы найти выключатель, если бы попробовал) и плюхаюсь на кровать. Мне требуется несколько попыток, прежде чем получается открыть новое сообщение. После того, как мысленно хлопаю себя по спине за то, что такой удивительный, я раздумываю над тем, что хочу напечатать. Хотя, чем дольше я об этом думаю, тем больше понимаю, что мышление переоценено. Поэтому я печатаю первое, что всплывает в моей голове. Затем я перекатываюсь на спину и закрываю глаза, уплывая в свои фантазии.

Глава 15

Виллоу

На следующее утро я просыпаюсь от солнечного света, пробивающегося сквозь окна спальни Винтер, и от будильника на моем телефоне, визжащего, как дикий баньши.

– Ах, – я вытягиваюсь и прихлопываю его с незначительной силой, вынуждая упасть на пол. По крайней мере, тупой будильник отключается.

Дергаю одеяло на голову и балансирую туда–сюда между сном и бодрствованием. Я никогда не была жаворонком, даже после нескольких лет работы в утреннюю смену в кафе. Также ситуации не помогает и мое похмелье. Мне бы следовало просто пойти спать, на этот раз отдохнуть целую ночь. Но мне нужно добраться домой, принять душ, проверить вещи, а затем одеться на работу.

Я съеживаюсь от напоминаний о работе и ультиматума, который Вэн мне выдвинул. Сейчас, когда у меня был день, чтобы подумать об этом, я знаю, что не смогу пройти через танцы на сцене, что означает – я ищу другую работу. Может быть, даже две или три.

Кривясь, я вырываю себя из сонного состояния, перегибаюсь через край кровати и подбираю телефон с деревянного пола. Я быстро его изучаю, чтобы убедиться, что он не сломан. Крышка отскочила, но кроме этого, он, кажется, в порядке. Слава Богу. Последнее, что мне нужно – платить за новый телефон.

Хотя, мое облегчение проходит быстро, когда я замечаю, что у меня есть пропущенное сообщение.

От Бека.

Изображения прошлой ночи подкрдываются обратно ко мне: звезды... головокружение... хихиканье...

Какого черта я делала прошлой ночью?

Моя озадаченность только увеличивается, когда я вслух читаю его сообщение, изо всех сил, пытаясь перевести следующий шаткий текст:

«Привееееет, ну ввот, я лежжу здесь, в постелли, после того, как слишшком много игррал с выпивкой. Серьезно, я пьяныый в ззадницу...»

А? Так вот почему почти каждая буква почти во всех словах дублируется.

«Но, во всяком случае, я собираюсь перейти прямо к делу. Я имел в виду то, что сказал в поле, Виллс. Ты мне всегда нравилась. Серьезно, ты самая красивая, решительная, умная, удивительная девушка, которую я когда–либо встречал. И тот поцелуй... Я знаю, что ты, вероятно, захочешь, чтобы я сказал, что сожалею об этом, но я не могу. Я не могу лгать и говорить, что никогда бы не хотел пережить самый удивительный поцелуй, который когда–либо был у меня. Он был таким чертовски жарким. Я не могу перестать думать об этом»

«И прикасаясь к твоей попке... Боже, у тебя чертовски прекрасная попка. И я просто хотел, чтобы ты об этом знала. Все это... чтобы узнала, как много ты для меня значишь – всегда значила. С того дня, как мы с Тео приехали забрать тебя, а ты стояла на другой стороне улицы. Я так волновался и просто хотел обнять тебя... Но ты еще до этого мне нравилась. Еще тогда, когда я подарил тебе тот снежный шар... Боже, ты стала такой красивой после лета, и меня сводило с ума, что я был не единственным, кто это заметил. Я просто хочу, чтобы ты могла сама увидеть себя такой, какой вижу тебя я...»

«Я знаю, ты думаешь, что похожа на свою мать, но ты ее противоположность. Ты милая и добрая, и заботливая, и ставишь интересы всех остальных людей выше собственных. И ты так много работаешь ради всего. Ты настолько совершенна... Но, в любом случае, я сейчас собираюсь пойти спать, потому что очень пьян и больше не вижу клавиатуру. Будем надеяться, что ты сможешь прочитать это сообщение и не взбесишься, когда это сделаешь.

Мое сердце безумно колотится в груди, когда куски прошлой ночи связываются и соединяются.

Я плюхаюсь на кровать и смотрю в потолок.

– Черт. Это плохо. Хуже, чем в прошлый раз. Я даже не просто поцеловала его, я ...

– Поцеловала кого!

Звук голоса Луны потрясает меня, и я чуть не падаю с кровати, когда моя голова быстро поворачивается в сторону дверного проема.

Она стоит там, в пижаме, выглядя из–за чего–то такой чертовски счастливой.

– Что? Нет, я никого не целовала, – я не могу даже придумать приличную ложь.

Она вся становится легкомысленной, когда пересекает комнату и забирается на кровать рядом со мной.

– Когда это произошло? Прошлой ночью?

– Нет.

– Тогда когда? – она продолжает улыбаться, словно знает секрет, которым я еще не поделилась.

– Я не знаю, – думай, Виллоу, думай. Ты не можешь сказать ей правду. Тогда все это станет реальным. И тогда тебе придется разбираться с последствиями.

– Ох, ну же, – она хватает меня за руку и дергает за нее, поднимая в вертикальное положение. – Ты должна рассказать мне об этом. Именно это делают девушки. По крайней мере, так говорит Винтер, а она лучшая в том, как быть девушкой.

– Да, она такая, – выдыхаю я, убирая пряди волос со своего лица. – Хорошо, я тебе скажу, но только если ты обещаешь не задавать никаких вопросов.

Она тащит свои пальцы вдоль губ, словно застегивает молнию. Потом она сидит там с тупой улыбкой на лице, практически подпрыгивая. Клянусь Богом, она уже знает.

Откуда она может знать?

Подожди. Это ей Бек сказал?

– Прошлой ночью я кое–кого поцеловала, – бормочу я.

Святое дерьмо. Дерьмо только что слало реальным.

– Окей... Кто это был? И где же это произошло?

–Ты об этом еще не знаешь? – спрашиваю я, оценивая ее реакцию.

Ее лоб морщится.

– Как бы я узнала?

Я не могу сказать, врет она или нет. Луна не так много лжет. Тем не менее, она выглядит, словно что–то знает, или, возможно, это врывается паранойя.

– Я поцеловала кое–кого вчера вечером в поле, – разглашаю я, притягивая свои колени к груди. – Это все, что я собираюсь тебе сказать, потому что остальное слишком сложно.

Она хмурится.

– По крайней мере, скажи мне, кто это.

Теперь хмурюсь я.

– Ты действительно не знаешь?

Она качает головой.

– Я, правда, не знаю, но у меня есть предположение.

– Как у тебя может быть предположение? Если мне даже никто не нравится. В любом случае, не достаточно, чтобы их поцеловать.

– Ты можешь так говорить, но я не думаю, что это правда. Я думаю, ты просто боишься, что тебе кто–то нравится, в частности, именно этот кто–то, потому что вы оба вместе были бы идеальными, а это значит, если вы расстанетесь, все будет ужасно.

Мои губы раскрываются в шоке. Святая читающая мысли.

– Если ты действительно не хочешь мне говорить, то не обязана, – добавляет она, стоя на коленях на кровати, чтобы смотреть на мое лицо. – Я понимаю, когда иногда необходимо держать все при себе.

Стук–стук. Стук–стук. Стук–стук. Мое сердце – бомба замедленного действия в моей груди, готовая взорваться в любой момент и уничтожить меня. Сердце моей мамы было таким же... перед тем как папа ушел. Я помню, как он говорил ей это:

– Ты слишком много думаешь своим сердцем, Пола, а не своей головой, – сказал он. – А сердца принимают плохие решения.

– Ты не прав, – ответила мама. – В смысле, мое сердце заставило меня выбрать тебя, не так ли?

Мой отец нахмурился, когда я улыбнулась. Оглядываясь назад, мой отец, вероятно, знал, что собирается уходить от матери, и пытался предупредить ее, но она была слишком занята, живя на томящейся в любви земле, чтобы понять это. Или, может быть, она знала, но не была готова принять правду.

Я не буду такой. Я приму, а затем найду способ двигаться дальше. Я не стану моей мамой.

– Я поцеловала Бека, – решительно говорю я, пока мое сердце с энтузиазмом подскакивает.

Заткнись, сердце. Просто заткнись.

Веселость Луны уходит с глухим стуком.

– Ты не кажешься, очень довольной из–за этого.

– Потому что это была ошибка, – эти слова практически разрывают мое сердце пополам.

Умри, сердце, умри.

Луна выглядит так, словно она тоже немного умирает.

– Что ты имеешь в виду под словами «это была ошибка»?

Я беспечно пожимаю плечами, не обращая внимания на разрывающее чувство в центре груди.

– То, что не должно было произойти. То, что я не хочу, чтобы происходило, – вранье. Вранье. Вранье. Все вранье! Когда ты превратилась в такую грязную лгунью?

– Виллоу... – говорит Луна с жалостью в глазах.

– Послушай, я была пьяна, – обрываю ее, прежде чем она попытается убедить меня в том, что поцелуй что–то значил. – Мы оба были... Бек, вероятно, тоже сожалеет об этом. – Ха! Посмотри на себя, еще и себе лжешь. Просто еще раз прочитай его сообщение.

– Я в этом сомневаюсь, – говорит она. – На самом деле, я удивлена, что вы двое не поцеловались намного раньше.

Я моргаю

– Ох?

Понимающая улыбка пересекает ее лицо.

– Не делай вид, что ты так удивлена. Вы двое практически целовались, около сотни раз.

– Потому что мы были пьяны.

– Да, ну и что? Некоторым людям опьянение помогает делать то, что они хотят, но слишком боятся, когда трезвые.

Мое сердце подскакивает из–за правды, которую несут ее слова.

Я не могу с этим справиться.

Я встаю на ноги и хватаю с пола свою куртку.

– Я должна попасть домой. Мы можем поговорить об этом позже?

Она хмурится, очевидно, уязвленная, и я чувствую себя самый большой сукой, которая когда–либо существовала. Но страх заставляет меня двигаться вперед, ставить одну ступню перед другой.

– Спасибо, что позволила мне здесь остаться, – говорю я, выбираясь за дверь, как трусиха.

Я прохожу мимо Грея по дороге через гостиную. Он поворачивается, чтобы что–то сказать, но я только машу ему через плечо, выбегаю за дверь, и прыгаю в машину.

Шины визжат, когда меня заносит при выезде на дорогу по направлению к Риджфилду. Мой адреналин возрастает, ноги дрожат, а мозг сходит с ума, сконцентрированный на Беке, моей маме и папе, когда я пролетаю через город. Я даже не замечаю, что загорелся красный свет, пока не оказываюсь на середине перекрестка.

Звучит клаксон, и я выхожу из транса, сворачивая машину на обочину дороги после того, как проезжаю на красный свет.

Толкая рычаг для парковки, я колочу рукой по рулю.

– Дерьмо! Черт! Капец! Именно это происходит, когда ты поглощена парнями! Ты практически себя убила! – я позволяю своей голове резко упасть на руль. – Что мне делать? Все это с Беком не может произойти. Но мы должны оставаться друзьями, иначе я сойду нафиг ума.

Делай глубокий вдох, Виллоу. Разбирайся с проблемой. Ты можешь это сделать.

Я напрягаю свой мозг, чтобы найти ответ, и показывается на поверхности воспоминание о нашем с Беком прошлом поцелуе. Тогда я тоже взбесилась, но решила... проблему, разработав правило о том, что нам не позволено никогда снова целоваться. Это некоторое время работало... пока не перестало.

Правила обычно работают на меня. Может быть, мне просто нужны правила получше.

Склонившись над консолью, я открываю бардачок и откапываю ручку и бумагу с написанным на ней правилом. Затем я откидываюсь назад, провожу линию по правилу, и пишу новый свод правил, успокаиваясь с каждым росчерком ручки.

Правило №1: Не блуждать вместе в поле, чтобы посмотреть на звезды.

Правило № 2: Абсолютно никакого контакта губ.

Правило № 3: Не влюбляться.

После того, как заканчиваю, я откладываю список и ручку. Затем еду к Беку, скрещивая свои пальцы, в надежде, что он будет моим лучшим другом вместо парня, с которым я целовалась прошлой ночью.

Глава 16

Бек

Я тру рукой свой пульсирующий лоб, когда открываю глаза от ослепительного солнечного света, льющегося в мою спальню. Мой телефон гудит на тумбочке, и я в буквальном смысле не имею понятия, что, черт возьми, произошло за последние десять часов, как я попал в постель, или что делал до этого. Определенно не впервые для меня. Я ненавижу ощущение зияющей–дыры–в–моем–мозгу.

Переворачиваясь, я шарю вокруг, пока не нахожу свой телефон, затем провожу пальцем по экрану.

Ари: Эй, чувак, что за странное сообщение ты мне послал прошлой ночью? Я не мог его понять.

Я прокручиваю назад к тому сообщению, которое послал, и качаю головой. У меня есть серьезные проблемы с отправлением пьяных сообщений.

Я: Сожалею, мужик. Я снова был пьян, когда отправлял сообщение.

Ари: Тебе действительно нужно прекратить это делать. Однажды, ты напишешь неправильную вещь неправильному человеку.

Я: Может быть. Хотя, до сих пор этого не сделал.

Ари: Просто хочу, тебя предупредить, что прошлой ночью ты писал еще и Луне. И Винтер. Я не уверен, что ты написал, но они, казалось, очень повеселились над всеми твоими мучениями.

Я: Я уверен, что это так... Где ты? Думаю, я мог расслабиться на некоторое время. Это может стать последним шансом, прежде чем перестану быть свободным человеком.

Ари: Почему? Ты женишься или что–то в этом роде. Ха!

Я: Да. Разве сестра тебе не говорилв?

Ари: Я мог бы попасться на это, если бы моя сестра не ненавидела тебя до глубины души. Серьезно, почему это твой последний шанс зависнуть?

Я: Потому что, наступит понедельник, и я буду официально работать на своего отца.

Ари: Что за хрень? Я думал, ты не собирался позволять ему принуждать себя делать это.

Я: Угу, ну, я и не собирался, пока он не начал угрожать продажей моего дома.

Ари: Я думал, что ты купил его.

Я: Он оплатил небольшую часть, в качестве подарка на выпускной. Теперь я понимаю, насколько глупым шагом было позволить ему это сделать.

Ари: Дерьмо. Это отстой. Что ты собираешься делать?

Я: Работать на него, пока не смогу что–нибудь решить.

Ари: Сожалею, мужик. Я сейчас у Луны, если хочешь приехать. Грей тоже здесь, и Винтер должна быть здесь позже. Здесь была и Виллоу, но она слиняла до моего приезда. Я думаю, что ей нужно на работу, поэтому сомневаюсь, что она вернется обратно. Опять же, вы двое уже говорили?

Виллоу… Виллоу… Виллоу?

Воспоминания обрушиваются на меня, и я выпрямляюсь на своей постели.

Целую ее, пока мои губы не заболели. Касаюсь ее везде. Маленькие стоны, покидающие ее рот. Хочу ее так сильно, что едва могу дышать.

А потом я послал сообщение.

Я: Должен идти. Постараюсь приехать позже.

Ари: Окей. Звучит круто.

Я закрываю сообщение и перехожу к тому, которое послал Винтер прошлой ночью, понимая, что по одному будет легче справиться.

Я: Привееетттть didmnaltihtbjwihe!

Я чешу голову.

– Какого черта я вообще пытался напечатать?

Затем я открываю сообщение, которое послал Луне, избегая того, с которым не хочу разбираться. Сообщение, которое я послал ей, в равной степени запутанное и смешное, как и для Винтер, но мое веселье умирает, когда я читаю то, что послал Виллоу.

Мои глаза бегло прочитывают тупое чертовски длинное сообщение, или я должен сказать, мою душу.

– Проклятье, – кровь шумит в барабанных перепонках. Если поцелуй не разрушил нашу дружбу, то это сообщение, чертовски уверен, сделало это.

Бросив свой телефон на кровать, я опускаю голову и массирую виски.

– Я действительно облажался на этот раз.

Правда в том, что под беспокойством лежит немного облегчения, что я, наконец, выдал правду. Я просто не хочу знать Виллоу так хорошо. Но я знаю. И после этого она может никогда не заговорить со мной снова.

Нет, ты можешь это исправить. Просто придумай способ. Позвони и скажи ей, что ты был пьян. Убеди ее, что это никогда не повторится.

Вранье.

Я открываю панель набора, рассуждая позвонить ли ей, когда звенит мой дверной звонок.

Сбрасывая с себя одеяла, я не утруждаюсь надеть рубашку, когда тащу свою похмельную задницу вниз по лестнице и распахиваю входную дверь. Затем моргаю. И моргаю. И снова моргаю.

– Подожди, я сплю? – тру глаза тыльной стороной руки. – Или я все еще пьян?

Она смотрит на мою голую грудь со сжатыми губами, удерживая в руке листок бумаги. На ней то платье, которое было прошлой ночью, ее волосы распущены и запутанны, а глаза покраснели, либо из–за того, что у нее похмелье, либо из–за того, что она плакала. Мысль о том, что эти красивые глаза недавно проливали слезы, пробуждает во мне желание обнять ее, но я не уверен, что этот жест будет приветствоваться в данный момент.

– Эй, – говорю вместо этого я. Затем качаю на себя головой. Прекрасно тупица. – Хочешь зайти?

Она отрывает взгляд от моей груди и осматривает порог, будто дьявол схватит ее и потащит в раскаленные шахты преисподней.

– Я не знаю. Это безопасно?

Ее вопрос припечатывает меня.

Она не чувствует себя в безопасности со мной?

– Конечно, это безопасно. Я бы никогда тебе не навредил, Виллс.

– Я это знаю, – она хмурится, глядя на землю, шаркая носком ботинка по бетону. – Мне просто интересно, хорошая ли это идея, чтобы мы были вместе в одной комнате?

Окей, к черту это. Я не позволю нам свернуть туда, куда она хочет нас отправить.

Подцепив пальцем ее подбородок, я поднимаю ее голову вверх.

– Давай не будем этого делать, принцесса. Мы поцеловались, – и потом еще кое–что. – И что? Мы не должны чувствовать неловкость из–за этого.

– Так что, ты со мной согласен? – спрашивает она с надеждой в глазах. – То, что произошло, было ошибкой?

Я хочу сказать ей «да», дать ей то, чего она хочет, облегчить ее стресс. Но ложь не срывается с моих губ.

– Нет, это не то, что я сказал, – говорю я ей, борясь с непреодолимым влечением смотреть на ее губы. Если я это сделаю, то наклонюсь. А если я наклонюсь, то захочу большего. Я захочу всю ее. – Я просто хочу сказать, что нам не нужно, чтобы все стало неловкими.

– Но я чувствую себя неловко, – шепчет она, ее глаза широко открыты, грудь вздымается из–за поверхностных вдохов.

– Что ж, позволь мне это исправить, – тем, что буду целовать тебя, пока ты больше не сможешь ясно думать. Заставляя тебя снова стонать. Снова и снова…

Она покусывает свою нижнюю губу, и мой пристальный взгляд сосредотачивается на ее губах. Я начинаю наклоняться, испытывая потребность в том, чтобы поцеловать ее, ожидая, что она отодвинется назад. Вместо этого она остается неподвижной, глядя на мой рот.

Я двигаюсь ближе, проверяя ее. Мы так близко. Желаем, желаем, желаем ...

Наши губы обрушиваются друг на друга. Я даже не знаю, кто сократил незначительное пространство между нами. Мне просто плевать. Все, что имеет значение, – она целует меня в ответ с такой страстью, что клянусь Богом, на наших губах будут синяки.

Мое тело заполняет потребность. Я нуждаюсь в том, чтобы она была ближе. Моя рука скользит вниз по ее телу к талии, мои пальцы нажимают на ее бедра, когда я ее поднимаю. Она ахает, затем сцепляет вокруг меня свои ноги, слегка выбивая меня из равновесия, и я заваливаюсь в сторону. Ее спина врезается в дверной косяк, но она только углубляет поцелуй и прикусывает мою нижнюю губу.

Я стону, мое тело пульсирует от желания, когда я раскачиваюсь своими бедрами напротив нее. Ее ноги крепче сжимают мои бедра, когда «ох» срывается с ее губ. Я снова трусь об нее, а ее ногти впиваются в мои лопатки, когда она сжимает меня, ее платье задирается до талии, полностью открывая ее для меня.

Скользнув ладонями по ее гладкой коже, я поворачиваюсь, чтобы мы оказались в доме, подальше от любых любопытных глаз. Когда оказываюсь внутри дома, я начинаю планировать, как сорвать с нее это платье.

Но так же быстро, как и начался поцелуй, она выпрыгивает из моих рук и толкает мне листок бумаги.

– П–прочитай это, – ее голос дрожит, а ноги трясутся, когда она пытается восстановить равновесие.

Я даже не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы сообразить, о чем она пытается сказать.

– Что?

Она судорожно вдыхает, а затем делает шаг ко мне с протянутой рукой.

– Мне нужно, чтобы т–ты это прочитал.

Я смотрю на бумагу, затем на нее.

– Как мы перешли от наших поцелуев к тому, что мне надо прочитать листок бумаги? – листок бумаги, на котором, я вполне уверен, есть еще одно проклятое правило.

– Пожалуйста, просто прочитай его, – умоляет она, ее пальцы дрожат.

Разочарованный, я беру у нее бумагу, целенаправленно прикасаясь своими пальцами к ней. Когда она вздрагивает, я борюсь с ухмылкой. Затем любое количество оптимизма испаряется, пока читаю вслух список, набросанный на листе бумаги.

– Правило номер один: не бродить вместе по полю, чтобы посмотреть на звезды.

– Потому что это то, что положило начало всему этому делу, – объясняет она, разглаживая руками взлохмаченные волосы.

Да, типа это что–то решит.

– Правило номер два: абсолютно никакого контакта губ, – смотрю, изогнув бровь. – У нас оно уже было раньше.

– Да, я знаю, – она чешет затылок. – Думаю, не требует пояснения, почему я сохранила его.

– Но оно выполнимо? – я напряженно смотрю на ее губы, которые по–прежнему припухшие от нашего поцелуя, а затем на ее помятое платье и спутанные волосы. – Потому что оно не сработало.

Она проводит руками по волосам и платью, глядя на розовый куст рядом с входной дверью.

– Да, знаю. Вот почему я добавила другие правила, чтобы это сработало.

Я проглатываю необходимость отметить, что она не может даже посмотреть мне в глаза, когда говорит это, и читаю последнюю строку:

– Правило номер три: не влюбляться.

Да, для этого может быть уже немного поздно. По крайней мере, для меня. Я до сих пор не могу сказать ей об этом. Этот список это доказывает.

Глупый список, который я хочу раскромсать на куски.

– Я просто хочу, чтобы у нас были какие–то границы, – говорит она, наконец–то, глядя на меня. – Таким образом, мы все еще можем остаться друзьями без каких–либо дополнительных инцидентов.

Существует тысяча вещей, которые я хочу ей сказать прямо сейчас. Обычно я прикусываю язык и закапываю свои чувства, отчаянно пытаясь удержать ее. На данный момент, у меня либо слишком сильное похмелье, чтобы беспокоиться, либо поцелуй разрушил каждую унцию силы воли, которая у меня осталась.

– Инцидентов? – я скрещиваю руки и прислоняюсь к косяку. – Это так ты называешь самый горячий поцелуй твоей жизни? Ну, он был таким для меня.

– Бек... – она замолкает, ее огромные глаза отражают страх. Она так же выглядела после того, как мы поцеловались во время нашего последнего года в старшей школе, и наша дружба почти разлетелась на не склеиваемые куски.

Я решаю отступить на данный момент. Не потому, что соглашаюсь с ее глупыми правилами, а потому, что мне нужно время, чтобы выяснить способ доказать ей, что мы принадлежим друг другу, что отношения со мной не разрушат ее. Я бы никогда не разрушил ее.

– Хорошо, я буду подчиняться правилам. – На данный момент.

Ее мышцы расслабляются, когда она выпускает оглушительный вздох.

– Спасибо. Мне нужно было это услышать, – она стесняется, затем осторожно обхватывает меня своими руками. – Я не могу потерять тебя.

– Ты не потеряешь, – обещаю ей, обнимая сильнее, мое сердце колотится. – И хочешь знать, почему?

Она отстраняется, кивая.

– Потому что я тоже не могу потерять тебя.

Она улыбается, но нервозность присутствует в ее глазах.

– Ты не потеряешь меня, – уверяет меня. – Мы с тобой будем друзьями, пока нам не стукнет по семьдесят, помнишь?

– Да, я помню, – думаю, что я изменил свое мнение.

Я не хочу больше быть друзьями. Я хочу большего.

Я хочу всю ее.

Она смотрит на часы.

– Черт. Я должна быть на работе в ближайшее время, – она смотрит на меня. – У нас все хорошо, правда? Я имею в виду то, что только что произошло... Мы можем просто забыть о…

– С нами все хорошо, – говорю я. Что касается того, что надо забыть, это никогда не произойдет. Я не хочу этого.

Она дарит мне одну последнюю улыбку, прежде чем убежать обратно к своей машине.

Я наблюдаю, как она отъезжает, затем отступаю назад в свой дом, на кухню. Доказательства вечеринки находятся повсюду: от пустых стеклянных бутылок на мраморном столе, до пластиковых стаканчиков, сложенных в мусорный бак.

Мои мысли уплывают обратно к тому моменту, когда я убирался у Виллоу после того, как ее мать устроила вечеринку; только, квартира была засорена не только бутылками из–под алкоголя.

Мне нужно, как–то вытащить ее оттуда, – это я понимаю уже некоторое время. А теперь я держу тупой список, который в значительной степени запрещает мне приближаться к ней.

Только Виллоу не понимает, что этот чертов кусок бумаги и небольшое количество чернил не смогут изменить мои чувства.

Схватив магнит и ручку из выдвижного ящика, я прилепляю список на холодильник. Затем я зачеркиваю каждое из ее правил и заменяю их поставленными задачами:

Задача № 1: Вытащить Виллоу из того дома.

Задача № 2: Доказать ей, что я не собираюсь ее разрушать.

Задача № 3: Сказать ей, что я ее люблю.

Я делаю шаг назад, глядя на свой план, не зная, сработает ли он. Тем не менее, я должен попробовать. Избегать того, что я к ней чувствую – больше не вариант.

Эти поцелуи доказывают все.

Пока Правила № 1, № 2 и № 3– под названием «новый список» – в игре ...

Глава 17

Виллоу

Следующая неделя тянется медленно. Я провожу большую часть времени, выполняя домашние задания, работая в клубе, и подавая заявки для приема на работу. Я все еще ничего не слышала от своей матери, от чего я безостановочно беспокоюсь о ней. Плюс, на меня раздражающе действует пустота квартиры. Между громкой музыкой, играющей каждую ночь, постоянными криками – всегда кто–то кричит, – и беспорядочными стуками в дверь, на которые я никогда не отвечаю, я чувствую, что сойду с ума. Если она вскоре не вернется домой, я могу съехать. Арендную плату надо вносить в следующем месяце; возможно, я не буду ее платить. Могу ли я просто не оплатить счет? Способна ли Я на это?

Я искала квартиры, которые сдаются в аренду рядом с университетом, но в настоящее время все в радиусе пятнадцати миль занято, или мне не по карману. Я решаю позвонить Винтер, но она живет в месте получше, чем все остальные квартиры, которые я смотрела, так что сомневаюсь, что смогу себе позволить арендную плату, особенно, когда у меня такая неопределенная ситуация с работой.

Деньги – это не единственная причина моей нерешительности с переездом. Я все еще борюсь с тем, чтобы отпустить страх того, что моя мать может вернуться и будет во мне нуждаться, а меня здесь не будет. Я не знаю, как решить эту проблему. Какой выбор является правильным? Существует ли правильный выбор, или есть ли выбор вообще?

Хотя, наличие выбора, быстро исчезает, когда, в четверг рано утром, я просыпаюсь от громкого голоса, идущего откуда–то рядом. Возможно даже из квартиры.

Нащупав свой телефон, я звоню первому человеку, который всплывает в моей голове, надеясь, что он так рано не спит.

– Эй, я только что думал о тебе, – звук голоса Бека слегка стабилизирует мой скачущий пульс.

Я выдыхаю, высвобождая дыхание, которое, клянусь, задерживала в груди в течение нескольких дней. Я не разговаривала с ним, с тех пор, как передала ему тот список, и с того удивительно чудесного поцелуя, который может никогда не повториться. Я не понимала до сих пор, как сильно скучала по его голосу.

– Ты кажешься очень даже проснувшимся в столь раннее время, – говорю я, вылезая из постели.

– У меня были кое–какие дела, – отвечает он с тяжелым вздохом.

– Что за дела?

– Просто кое–что для моего отца.

– Правда? С каких это пор ты что–то делаешь для своего отца?

Он снова вздыхает.

– Это длинная история, в которую я действительно не могу вдаваться прямо сейчас.

– Хорошо, но ты расскажешь мне позже, правда? – спрашиваю я, пока на цыпочках иду к своей двери, чтобы выяснить, исходит ли голос из дома или с улицы.

– Конечно, – его уклончивость сбивает меня. – В любом случае, хватит обо мне. Давай поговорим о моем любимой человеке.

– Окей. Ну, я разговаривала с Винтер на днях, и она сказала, Нью–Йорк великолепен, – шучу я, когда на самом деле испугана. Не только потому, что говорю с Беком после того, как мы целовались и дурачились, но потому, что я волнуюсь, что кто–то может быть в доме.

– Это не смешно, – игриво ругает он. – Серьезно, как ты, Виллс? Я не разговаривал с тобой с тех пор... ну, ты знаешь. И ты выглядела слегка испуганной, когда покидала мой дом.

Я жую ноготь своего большого пальца.

– Я в порядке. Я хотела позвонить тебе, но... Я просто не была уверена, захочешь ли ты говорить со мной. – Или смогу ли я с этим справиться.

– Я всегда хочу говорить с тобой, – уверяет он меня. – Я тоже хотел позвонить тебе, но был занят, разбираясь с кое–какими вещами.

– Какими вещами?

– Вещами, о которых я расскажу тебе позже, когда все выясню.

– Окей, – я хотела надавить, но голос становится громче. Дерьмо. Я запираю дверь и отступаю. – Бек, как бы сильно я не любила с тобой разговаривать, на самом деле, у меня была причина позвонить.

– Что случилось? – обеспокоенно спрашивает он.

– Я думаю, что кто–то может быть в доме, – говорю я, останавливаясь, когда задняя часть моих ног ударяется о кровать. – Я не знаю, кто это. В смысле, это может быть моя мать, но дверь была заперта, и я уверена, что она давным–давно потеряла ключ.

– Повесь трубку и позвони в полицию, – приказывает он, его голос пронизан страхом.

– Может быть, это просто с улицы. Иногда трудно сказать. Стены такие тонкие.

– Мне плевать, даже если ты думаешь, что это с улицы, – рычит он. – Позвони в полицию. Прямо сейчас. Или это сделаю я.

– О–окей, – заикаюсь я, скорее, в качестве реакции на то, каким злым он кажется. Не думаю, что когда–либо слышала, чтобы он разговаривал с таким гневом. – Я перезвоню тебе через секунду.

– Просто переключись на другую линию, – твердо говорит он мне. – Я не хочу отключаться.

– Окей, – я отодвигаю телефон подальше, чтобы сделать то, что он говорит, когда в мою дверь толкаются.

– Виллоу, конфетка, почему дверь заперта? – спрашивает мама, стуча в дверь.

Кажется, что я должна быть более расслабленной из–за того, что слышу ее голос, и это, вероятно, делает меня ужасным человеком. Во всяком случае, больше, чем я себя чувствую.

Я прикладываю телефон обратно к уху.

– Все хорошо. Это просто моя мама.

– Ты уверена? – спрашивает Бек, он также не кажется слишком расслабленным. – Если ты на сто процентов не уверена, тебе все еще стоит позвонить в полицию.

– Я уверена. Она только что говорила со мной через дверь, – я прохожу через комнату, чтобы открыть дверь. – Извини, что побеспокоила тебя. Просто я была такой дерганной из–за того, что находилась здесь одна.

– Тебе не нужно извиняться за то, что побеспокоила меня. Я хочу помогать тебе при каждой возможности, которую получаю, неважно в чем. Мне не нравится, что ты там одна.

– Я знаю. И я действительно подумываю съехать, – я сжимаю дверную ручку, когда моя мама снова стучит. – Я вроде как рада, что моя мама здесь. Теперь я могу поговорить с ней об этой идее.

– Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?

– Я не знаю, но мне надо, по крайней мере, дать ей знать.

– Зачем? Она просто будет пытаться отговорить тебя от этого.

– Сомневаюсь в этом. На самом деле, ее не волнует, рядом ли я или нет. Я околачиваюсь вокруг так долго лишь потому, что беспокоюсь о ней, а не наоборот.

– Это не причина, я думаю, что она будет отговаривать тебя от этого, – тихо говорит он. – Я думаю, что она попытается отговорить тебя от этого, потому что ты заботилась о ней в течение многих лет. Ты платишь по ее счетам, покупаешь ей еду, убираешь дом, убираешь за ней. И если ты уйдешь, она все это потеряет.

Я поджимаю губы, вдыхая и выдыхая носом, когда правда от его слов пронзает мое сердце.

– Я знаю, – шепчу я. – Я уже думала обо всем этом, – то, что я слышу, как он это говорит, заставляет мое сердце болеть, заставляет жестокую правду стать реальной. Очень, очень болезненно, ноюще, едва давая возможность дышать по–настоящему. – Мне все еще нужно ей что–нибудь сказать. И я не могу съехать, пока не найду новую работу, – я осознаю свой промах на секунду позже.

– Что не так с той, что в библиотеке?

– Там просто не очень хорошо платят, – каждая ложь, которую я произношу, заставляет меня ненавидеть себя еще больше.

Моя мама стучит в дверь так сильно, что я отпрыгиваю назад.

– Окей, Виллоу. Пришло время открыть дверь.

– Я должна идти, – говорю Беку. – Я позвоню тебе позже.

– Тебе бы лучше это сделать, – обеспокоенно говорит он. – Или же я приеду и удостоверюсь, что с тобой все в порядке.

Часть меня хочет никогда не перезванивать ему, так чтобы ему пришлось исполнить свою угрозу. Хотя, это не было бы правильно. Вместо этого, я соглашаюсь, а затем мы оба неохотно попрощаемся, прежде чем повесить трубку.

Я плавно выдыхаю. Я была обеспокоена тем, что снова с ним заговорю, но сейчас, после этого, я чувствую себя лучше. Это было не настолько неловко, как я думала.

Это может сработать.

Надеюсь.

Затем мое хорошее настроение разбивается об потрескавшийся линолеум, когда открываю дверь.

– Это было достаточно долго, – ее выпученные глаза налиты кровью, ее одежда испачкана грязью, а сальные волосы стянуты сзади в грязный пучок. – У тебя есть какие–нибудь наличные деньги?

– Э–э, и тебе привет, – говорю я, спотыкаясь, пятясь назад, когда она проталкивается мимо меня.

– Привет, – ворчит она, шагая прямо к моему туалетному столику. – Еще раз, где ты хранишь наличные деньги? Я не могу вспомнить.

Я нервно наблюдаю за ней, когда она распахивает верхний ящик.

– Какие наличные деньги?

– Тайный запас наличных денег, которые ты прячешь, – она вываливает содержимое ящика на пол, везде разбрасывая мою одежду.

– Да, у меня нет тайного запаса наличных денег, – я пересекаю комнату и хватаю ее за руку, когда она практически выдергивает другой ящик. – Я трачу почти каждый пенни, который зарабатываю на счета и оплату твоих глупых долгов.

Она выдергивает свои руки.

– Это херня! Я знаю, что у тебя есть лишние деньги! Как еще ты могла бы себе позволить все эти вещи?

– Какие вещи? – спрашиваю я, в неподдельном изумлении. – У меня не много вещей.

– Твоя машина, те школьные книги, что у тебя есть, – она проводит пальцами вниз по лицу так грубо, что оставляет на коже красные пятна. – А лучше, где все те деньги, которые ты откладывала на обучение? Дай мне взять чуть–чуть из них.

– Эти деньги потрачены, – говорю я, раздраженная тем, что она имеет наглость их просить.

– Потрачены на что? – она в панике сканирует комнату.

– На оплату моего обучения. И учитывая, что я уже хожу в колледж несколько месяцев, тебе бы следовало это знать.

– Ты ходишь в колледж? С каких пор?

Я прикусываю язык и просто смотрю на нее, ненавидя, что она такая, ненавидя, что она моя мать, может быть, даже ненавидя ее, что только заставляет меня ненавидеть себя.

Ее взгляд останавливается на мне, и паника в выражении ее лица гаснет, когда она медленно подходит ко мне.

– Ты знаешь, что мы не делали некоторое время? – ее улыбка выглядит во всех смыслах не правильно.

– Все, – говорю я, не в силах себя остановить.

– Это не правда. Мы все время делаем что–то вместе.

Я хочу высказать все причины, почему она не права, но она, вероятно, психически неустойчива, что в значительной степени делает ее бомбой замедленного действия, которая может уничтожить ту маленькую жизнь, которая мне осталась, в одно мгновение.

– Как в тот раз, когда мы пошли в парк, – ее потрескавшиеся губы скручиваются в натянутой улыбке.

– Последний раз, когда мы ходили в парк, мне было пять лет, – и папа был еще здесь.

– О, это не так, – она обвивает свои руки вокруг меня и начинает качать меня взад и вперед, как она делала, когда я была ребенком. – Я тебя люблю. Ты это знаешь, да?

Когда я была моложе, я любила, когда она это говорила. То чувство умерло, когда мне было около двенадцати, и я поняла, что она кидается этими словами, только когда в беде и нуждается в моей помощи, чтобы я выручила ее, из какой бы то ни было проблемы, в которую она себя загнала.

– Где твой новый муж? – спрашиваю я, обеспокоенная тем, что он может быть где–нибудь в доме.

Она отклоняется назад, чтобы посмотреть мне в глаза, с трудом фокусируясь на одном месте.

– Кто тебе сказал, что я вышла замуж?

Я пожимаю плечами.

– Владелец какого–то бара, который подслушал, как вы об этом говорите.

– Ох, – она хмурится. – Ну, это было ошибкой.

– Так ты не вышла замуж?

– Нет, я это сделала. Но это не сработало.

– Но это было лишь неделю назад.

Для нее это может стать новым рекордом.

Она размахивает передо мной запястьем.

– Большинство браков в Вегасе длятся до тех пор, пока не выветрится алкоголь и наркотики.

Отмечаю ее покрасневшие глаза.

– Итак, почему ты решила не оставаться с ним в браке?

– Потому что он был скучным и раздражающим, и продолжал оценивать других женщин, – она снова и снова скрипит своими зубами, как будто может каким–то образом стереть память о своём недолгом замужестве. – Но это нормально. У меня есть дела поважнее.

– Правда? – сомневаюсь в этом. Обычно, когда ее бросают, у нее случается орущий фестиваль на полу в ванной.

Она кивает, ее челюсть все еще скрипит, ее глаза практически выпирают из головы.

– Мне просто нужна еще одна доза, и я буду в порядке, – она смотрит на меня, умоляя. – Но я не могу этого сделать, пока у меня нет денег.

Я отхожу от нее.

– Я не дам тебе денег на наркотики.

– Почему нет? – она несколько раз чешет свою руку, оставляя царапины. – Ты делала так раньше.

– Неосознанно.

– Но в этом нет разницы.

– Нет, есть. Это делает меня пособником.

– Что, черт возьми, это значит? – огрызается она, ярость в ее глазах заставляет меня отшатнуться. Когда она замечает мою раздражительность, ее гнев стирается, и она являет мне пластиковую улыбку. – Ну же, Виллоу. Просто выручи свою маму. Я обещаю, что это будет последний раз, когда я прошу тебя о помощи.

– Н–нет, не будет, – твердо настаиваю я, скрестив руки на груди, отказываясь отступить.

Ее губы подергиваются, а пальцы сворачиваются в кулаки.

– Ты такая неблагодарная девчонка, которая заботится только о себе.

Я качаю головой, ненавидя слезы, заполняющие мои глаза.

– Ты хотя бы знаешь, что я делала на прошлой неделе, в то время, когда ты пропала? Я не находила себе места в квартире столько, сколько могла, потому что волновалась за тебя.

– С чего бы тебе беспокоиться обо мне? – она изумленно смотрит на меня, словно я идиотка. – У меня было время для своей жизни.

– Я об этом не знала, – огрызаюсь я. – Ты не сказала мне, куда собираешься.

– Как это может быть моя вина? Не то, чтобы у меня был телефон, чтобы я могла тебе позвонить.

– Ты могла бы заскочить, прежде чем сорвешься, и, по крайней мере, дать мне знать, где ты была, – говорю я ей. – Но даже это не важно. Дело в том, что мне вообще не следовало здесь быть, потому что я больше не должна здесь жить. Это хреновое место, соседи хреновые, и ты относишься ко мне хреново, но я остаюсь здесь до сих пор, потому что волнуюсь, что в один прекрасный день ты вернешься домой со слишком большим количеством наркотиков или алкоголя в твоей системе, и никого не будет здесь, чтобы отвезти тебя в больницу.

Она закатывает глаза.

– Я не умру, если ты здесь из–за этого. Я знаю свои границы.

– Так всегда говорит каждый наркоман, – слова скатываются с моего языка без предупреждения, шокируя меня так же, как и ее.

– Заткни пасть! – кричит она, затем поворачивается и скользит рукой по моему комоду, сбрасывая на пол все мои снежные шары. Стекло бьется. Везде разливается вода.

Разбито. Все разбито.

– Посмотри, что ты заставила меня сделать! – кричит моя мать с дикими глазами. – Если бы ты только мне дала эти чертовы деньги!

– Ты их все разбила, – шепчу я, слезы заполняют мои глаза. – Папа подарил их мне. Это было единственное, что у меня от него осталось.

– Твой папа? – ее резкий смех заставляет еще больше слез наполнять мои глаза. – Экстренное сообщение, Виллоу. Твоему отцу нет до тебя дела, так что я не знаю, почему ты беспокоишься о том, что он тебе подарил. Никому нет до тебя дела! И чем раньше ты это выучишь, тем лучше будет! – с этими словами, она выбегает из комнаты, хлопнув позади себя дверью.

Я не следую за ней. Я все еще стою на месте, глядя на разбитые снежные шары, единственные вещи, которые у меня остались от отца.

Ему нет до тебя дела.

Ему нет до меня дела.

Никому нет до тебя дела.

Может быть, я должна быть рада, что они разбиты. Возможно, начнем с того, что мне никогда не нужно было их хранить. Эта мысль не делает все легче, когда я отклеиваю ноги от пола и направляюсь за мешком для мусора, чтобы убрать беспорядок.

Моя мать ушла к тому времени, как я попадаю на кухню, и одновременно пока боюсь того, где она может быть и что может сделать, я не хочу, чтобы она здесь находилась.

Когда я возвращаюсь в свою комнату, то начинаю подбирать разбитое стекло. С каждым куском, который я выбрасываю, слеза выскальзывает из моих глаз. К тому времени, как заканчиваю, я уже рыдаю.

Я опускаюсь на пол и обнимаю ноги, прижимая их к груди, позволяя себе поплакать в течение минуты или двух, пока нахожусь на грани потери. Потом я задраиваю шлюзы, заперев внутри боль и беспокойство.

Когда я встаю на ноги, чтобы пойти за своим телефоном, я замечаю, один снежный шар рядом с задней стенкой комода. Я ползу, чтобы посмотреть, какой из них выжил, и не знаю, стоит ли улыбаться или хмуриться на Эйфелеву башню внутри стеклянного шара.

Я не знаю, что это значит, и означает ли это что–нибудь, но я подбираю снежный шар, который подарил мне Бек, и благополучно кладу его ящик комода. Затем подбираю с кровати телефон, чтобы позвонить Винтер, и сделать что–то совершенно необычное для меня: спросить ее, смогу ли я переехать к ней, не имея новой работы, не имея плана. Я не хочу это делать. Я не хочу, ввязываться во что–то, не зная, смогу ли справиться с ситуацией в целом. Но пребывание здесь больше не вариант для меня. Не после этого.

Я набираю ее номер, сидя на своей кровати, затаив дыхание.

– Привет, – бодро отвечает на телефон Винтер. – На самом деле, я как раз собиралась тебе звонить и узнать, хочешь ли ты пройтись со мной по магазинам. Мне нужно платье для этой глупой вечеринки, которую закатывают родители.

– Я бы с удовольствием, но мне надо на работу, – говорю я, кусая ногти.

– Хорошо, что случилось? Я знаю, что должно быть что–то случилось, когда ты говоришь подобные вещи, что хочешь пойти со мной по магазинам.

– Мне нужна услуга, – всего лишь три слова, но нужна вся моя сила, чтобы заставить их слететь с губ.

– Конечно, – она кажется удивленной. – Что случилось?

– Мне нужно место для жилья, – стыд душит меня. – Я знаю, ты говорила, что Луна может выехать, и я подумала, что, может, я могла бы снять ее комнату на некоторое время.

Она не отвечает сразу же, что заставляет мое беспокойство усилиться.

– Я, правда, хотела бы, чтобы ты позвонила несколько дней назад, – ее интонация выражает раскаяние. – Я только что сдала комнату в аренду другой. Я даже заставила ее подписать контракт.

Моя грудь сжимается, выдавливая из меня каждую унцию кислорода.

– Все хорошо, – я заставляю себя говорить с поддельно ровной интонацией. – Я уверена, что смогу найти другое сдаваемое место.

– Хочешь отправиться на охоту за квартирой со мной? – спрашивает она. – Мы можем начать с проверки мест вокруг университетского городка.

– Все хорошо, – лгу я, зная, что все эти места заняты. – Думаю, я просто поищу завтра после занятий.

– Ты уверена? Я действительно не против пойти с тобой.

– Все в порядке, – я в порядке. В порядке. В порядке. В порядке. Это слово действительно начинает терять всякий смысл.

– Окей, ну, дай мне знать, если ты передумаешь, – она делает паузу. – Хотя, я может и знаю того, кто сдаст в аренду тебе комнату за бесценок.

Отблеск надежды сияет в море отчаяния, в котором я тону.

– Правда? Кто это?

Она колеблется.

– Бек.

Отблеск надежды медленно закипает, превращаясь в тонкий след дыма.

– Я думаю, что сначала проверю квартиры вокруг и посмотрю, как там дела.

Она вздыхает.

– Хорошо, но просто чтоб ты знала, я сомневаюсь, что будет много предложений в середине года. Было бы намного проще, если бы ты просто остановилась у него. Ты всегда можешь съехать в конце года, когда начнут освобождаться места.

Я хочу объяснить ей, почему не могу жить с Беком, но боюсь, что открою ящик Пандоры.

– Я подумаю об этом.

– Хорошо, – она, кажется, расслабляется. – Дай мне знать, что ты решила.

– Дам.

Мы прощаемся, затем вешаем трубку. Я ложусь на кровать и сворачиваюсь клубочком, желая, чтобы жизнь была проще, простой, менее сложной.

Желаю ничего не чувствовать, не чувствовать, что тону, и, что практически вынуждена сделать свой последний вздох.

Глава 18

Бек

Я работаю в офисе отца, сортируя файлы на его компьютере, стараясь не волноваться, что Виллоу не перезвонила мне, когда звонит мой телефон.

Я откидываюсь в кресле, чтобы извлечь его из кармана, надеясь, что звонит Виллоу, поскольку она сказала, что перезвонит. Но на экране мигает имя Винтер, и я мешкаю, не зная, хочу ли ответить. Да, Винтер – моя подруга и все такое, но иногда может быть настоящей занозой в заднице, по крайней мере, для меня. Но игнорирование ее, кажется, своего рода поведением придурка, поэтому я нажимаю на кнопку «ответить» и прикладываю трубку к своему уху.

– Что? – отвечаю я, балансируя телефоном между своим плечом и ухом, чтобы продолжить работу, а не продлевать свое пребывание здесь.

– Вау, отличный способ приветствовать друга, – отвечает она. – Боже, Бек, что же я такого сделала, чтобы взбесить тебя?

Я нажимаю несколько клавиш.

– Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?

– Наверное, нет, – отвечает она, затем вздыхает. – Эй, ты сегодня разговаривал с Виллоу?

– Да, она звонила мне этим утром, – я делаю паузу, когда натыкаюсь на файл с надписью «Личное дело», тот файл, про который упоминал мой отец, чтобы я его не трогал. Любопытно, я дважды кликаю и открываю содержимое. Затем у меня отваливается челюсть. Святое дерьмо. – Полагаю, она перезвонит мне позже. Если она этого не сделает, я ей сам перезвоню, когда освобожусь после работы.

– Ну, я думаю, что тебе стоит ей позвонить в ближайшее время, – срочность в ее голосе заставляет меня выпрямиться в кресле.

Я отодвигаю свои руки от клавиатуры и откидываюсь в кресле.

– Что случилось?

– Я не совсем уверена. Она совершенно неожиданно позвонила мне около двадцати минут назад, казалась расстроенной и спросила, может ли арендовать мою свободную комнату. Когда я ей сказала, что кое–кому ее уже сдала, она стала еще больше расстроенной, хотя пыталась это скрыть. Я не знаю, почему она всегда пытается сделать вид, что все в порядке, когда это не так. Именно поэтому в итоге у нее будет нервный срыв.

– Да, я знаю, – бормочу я, стуча пальцами по столу. – Все же она не сказала, почему была расстроена?

– Нет, но только могу сказать, что это не связано с тем, что я не смогла сдать комнату ей в аренду. Она была расстроена до этого.

– Тебе следовало ей сказать, что она может переночевать на твоей кушетке. Она ненавидит просить о помощи, и если она направилась к тебе... – я тяжело сглатываю, – должно быть что–то случилось.

– Черт. Я даже не подумала о кушетке. Хотя я говорила, что ей стоит переехать к тебе.

– Сомневаюсь, что это прошло хорошо.

– Да, она не показалась слишком взволнованной из–за этого. Почему?

– Не твое дело.

– Ха, если ты действительно в это веришь, то ты вообще меня не знаешь.

– Нет, я знаю тебя, – говорю я в изнеможении. – Но я должен был попробовать.

– Ну, прекрати пытаться и признавайся, – она делает паузу. – Вы двое опять что–то сделали?

Я жду на секунду дольше, чтобы ответить.

– Вы сделали! – восклицает она. – О, Боже мой, я же говорила Виллоу, что это должно произойти. Что рано или поздно вы двое будете трахаться до потери пульса.

– Мы не трахались. Мы просто... целовались, – и касались. И терлись. И черт снова целовались.

– О, мой Бог, ты прямо сейчас кажешься таким возбужденным, – визжит она. – Это так отвратительно.

– Ну и что? – я даже не утруждаюсь это отрицать. – Это был такой чертовски горячий поцелуй.

– Слишком много информации, Бек.

– Ты подняла эту тему.

Она раздраженно выдыхает.

– Знаешь что? Я думаю, что узнаю подробности от Виллоу. Твои подробности сопровождаются слишком большим количеством шума, который я бы лучше не слышала.

– Зачем тебе вообще нужны подробности? На самом деле, это не твое дело.

– Почему ты это делаешь? – огрызается она. – Почему ты ведешь себя, словно я такой плохой человек?

– Я не веду себя, словно ты плохой человек, – возражаю я. – Я просто не знаю, почему тебе надо все знать. Плюс, если ты спросишь Виллоу о поцелуе, она станет еще более расстроенной.

– Почему? – спрашивает она. – Ей не понравилось?

– Нет... Я думаю, ей понравилось, – я провожу пальцами по своим волосам, резко падая на спинку стула. – Ты же знаешь о ее «никаких–свиданий» правиле, да?

– Да, она упоминала об этом однажды, но я не думаю, что она это всерьез.

– Ну, она серьезна насчет этого, и теперь, из–за того, что мы поцеловались... – я в шаге от того, чтобы прикоснуться к себе, когда образы целующихся нас с Виллоу заполняют мои мысли. – Ну, давай просто скажем, что она пытается изо всех сил быть уверенной, что это не повторится.

– Но ты хочешь, чтобы это снова произошло?

– М–м, да. Я подумал, что было довольно очевидно, из–за шума, который я делал.

– Боже, ты такой отвратительный, – бормочет она. – В любом случае, мы отступаем от темы. Я позвонила, чтобы сказать, что Виллоу расстроена, потому что знаю, ты захочешь о ней позаботиться.

– Я попытался, – я наклоняюсь вперед и опускаю голову в свои руки. – Я снова и снова предлагал ей переехать ко мне, но она такая упрямая. Так что, если у тебя есть хоть какие–то идеи, пожалуйста, поделись. Я бы очень хотел вытащить ее из той задницы, где она сейчас живет. Это место чертовски сомнительное.

– Просто делай то, что всегда делаешь, – отвечает она приторно сладким тоном. – Дубина, твои детские голубые глаза тебя вытянут.

– Я так ни хрена не сделаю.

– Ты так делаешь все чёртово время, и думаю, что знаешь об этом.

– Пофиг, – я поднимаю голову от руки и сажусь прямо. – Я собираюсь повесить трубку, чтобы позвонить Виллоу.

– Дай мне знать, как все пройдет. Я беспокоюсь о ней.

– Как и я, – больше всего на свете.

После того, как вешаю трубку, набираю номер Виллоу. Вызов идет прямо на голосовую почту, а через несколько секунд, я получаю сообщение.

Виллоу: Эй, я на работе, поэтому не могу говорить. Я не выберусь допоздна, поэтому могу я позвонить тебе завтра?

Я: Вообще–то, мы можем завтра пересечься? Мне действительно нужно с тобой поговорить.

Виллоу: Конечно. Все хорошо? Ты казался немного раздражительным по телефону.

Я качаю головой. Не позволю ей беспокоиться обо мне, когда она до подбородка завалена стрессом.

Я: Я в порядке. Клянусь. Я просто очень хочу тебя увидеть.

Затем, в качестве запоздалой отговорки, я добавлю: Я скучаю по тебе.

Она не отвечает сразу, и я начинаю беспокоиться, что напугал ее. Затем мой телефон гудит от входящего сообщения.

Виллоу: Я тоже по тебе скучаю. У меня завтра занятие. Я ухожу в два, если захочешь прийти. Позже мне надо работать. Может быть, мы что–нибудь перехватим поесть или что–то в этом роде.

Беспокойство в моей груди ослабляется, поскольку она идет на контакт. И потом, она не знает, о чем я хочу поговорить.

Я: Звучит отлично. Если ты захочешь позвонить мне, когда выберешься с работы, тоже можешь это сделать. На самом деле, я хочу, чтобы ты позвонила.

Виллоу: Если это не слишком поздно.

Я вздыхаю, зная, что она не будет благодарна за это но, по крайней мере, пересечется со мной завтра.

Я: Ты всегда можешь мне позвонить. Всякий раз. При любых обстоятельствах. В любое время, когда захочешь.

На этом я заканчиваю переписку, затем на мгновение пытаюсь отпихнуть свои заботы о Виллоу в сторону и подключаю свой телефон к компьютеру. Затем копирую файлы из личной бизнес–папки отца, файлы, которые я достаточно уверен, докажут, что он совершил мошенничество с налогами. Я еще не уверен, но знаю, очень умную девушку, которая в состоянии помочь мне лучше в этом разобраться. И хотя я не знаю, что буду делать, если пойму, что информация верна, но и не повредит иметь под рукой кое–какой материал шантажа, в ​​случае, если он откажется прекратить шантажировать меня работой на него.

Как только я загружаю все файлы, кладу телефон подальше и тянусь за листком бумаги, чтобы поработать над проблемой, которая остро нуждается в решении: убедить Виллоу переехать ко мне.

Хотя, я не думаю, что будет легко получить ее согласие, но у меня есть идея, которая поможет ей увидеть, почему жить со мной лучше, чем жить с матерью. Способ, который поможет ей понять. Способ, который она понимает.

Я нажимаю ручкой на бумагу и начинаю писать список.

Глава 19

Виллоу

Большую часть времени работа – отстой. Вэн продолжает напоминать мне, что скоро я буду на сцене, заходит настолько далеко, что обсуждает, какую униформу я должна буду носить. К тому времени, когда ухожу, я в изнеможении и обеспокоена, еще боюсь и чувствую себя такой грязной. Мой страх лишь удваивается, когда я замечаю на стоянке «Мустанг». Слава Богу, что я не одна, и Роуэн, одна из танцовщиц, идет со мной к машине.

– Когда ты начнёшь выступать на сцене, тебе действительно захочется быть осторожной, выходя сюда, – говорит она мне, пока пыхтит сигаретой. На ней кожаная куртка поверх шорт с блестками и бикини–топа – ее униформы для сцены. – Многие ребята будут пытаться купить время с тобой, но они должны пройти через Вэна, чтобы это сделать.

Я чуть не останавливаюсь, как вкопанная.

– Здесь происходит такое?

Дым клубится на ее губах, когда она одаривает меня «еще–бы» взглядом.

– Э–э, да. Для чего, ты думала нужна задняя комната?

– Я не знаю, – я застегиваю свою куртку. – Я думала, может быть это – склад.

Она смеется, стряхивая пепел с сигареты.

– Вэн прав. Ты определенно будешь зажигать на сцене со всем этим своим невинным поведением.

Я предлагаю ей натянутую улыбку, не потрудившись упомянуть, что собираюсь уволиться до того, как это произойдет. Мне хотелось только одного, чтобы на примете уже была чертова работа.

– Ну, спасибо, что проводила меня к машине.

– Да, никаких проблем, – она кладет свою сигарету между губами, прежде чем повернуться и уйти.

Я отваживаюсь взглянуть внутрь «Мустанга», проскальзываю своим ключом в дверцу. Дэйна нет внутри, к счастью, но моя нервозность не уменьшается, когда я открываю дверь и залезаю внутрь.

В ту секунду, как моя попа ударяется о сиденье, я закрываю дверь и замок. Затем вставляю ключ в замок зажигания и ...

Грр. Грр. Грр ... Проклятый двигатель не заводится.

Я бью своей ладонью по рулю, затем проскальзываю рукой в карман куртки, чтобы достать телефон, неуверенная, кому позвонить, учитывая, что никто не знает, где я работаю. Ну, за исключением моей мамы, но от нее не было бы никакого толка, даже если бы я могла ее перехватить.

– Проблема с машиной?

Звук голоса Дэйна посылает волну страха по моим венам.

Тяжело сглатывая, я фиксирую внимание на своем телефоне.

– Я в порядке, – я открываю текстовые сообщения и прокручиваю свои контакты, делая вид, что спокойна, когда еще от одного стука в окно намочу штаны. Мое сердце лишь сильнее стучит, когда Дэйн пытается открыть дверь.

– Ну же, пусти меня внутрь, – говорит он, дергая за ручку двери. – Я заведу для тебя машину. И даже не буду требовать наличные.

– Уходи, – я сигналю, и он дергается.

Затем быстро принимает исходное положение, прижав лоб к моему окну.

– Сигналь, сколько хочешь, дорогая. Здесь тебя никто не услышит. И даже если услышат, то им будет все равно.

Он прав. Ну, в основном прав, за исключением Эверета. Ему есть дело.

Но его здесь не, не так ли?

А единственный оставшийся парень в твоей жизни, который тебя всегда защищает, находится примерно в тридцати милях отсюда и не знает о твоем грязном маленьком секрете про работу.

Нет, ты справишься с этим самостоятельно.

Я тянусь к баллончику с перцовым спреем, и начинают опускать вниз окно, готовясь распылить спрей ему в лицо. Но когда «Мерседес» сворачивает около моей машины, я замираю. Меня пробирает страх, когда оттуда выскакивает мужчина сорока лет, одетый в рубашку и джинсы, и шагает в сторону передней части моей машины.

Боже милостивый, я умру сегодня вечером, либо от руки Дэйна, либо от этого человека, который явно преследует меня по причинам, которые, возможно, связаны с моей матерью.

Ты не умрешь. Просто реши эту проблему. Позвони Беку, ведь либо это, либо дать Дэйну или этому богатому чуваку прикончить себя.

Мои пальцы дрожат, когда я начинаю вбивать номер Бека, готовая принять последствия своих действий и молиться, что его не потеряю. Но я делаю паузу, когда парень постарше стремительно несется в сторону Дэйна, бьет его ладонями в грудь и толкает на землю.

– Что за хрень! – кричит Дэйн, двигая ногами.

Мужчина ставит свой ботинок на грудь Дэйна, прижимая его к земле.

– Если ты только приблизишься к ней снова, я, блядь, тебя прикончу. Понял?

Моя челюсть практически шлепается на колени. Какой странный этот отмороженный старикан?

– Пошел ты, старик, – выплевывает Дэйн, сопротивляясь, чтобы встать. – Это не твое дело, – его лицо кривится от боли, когда мужчина больше наваливается своим весом на грудь Дэйна.

– Я не думаю, что ты в том положении, чтобы решать, не так ли? – спрашивает мужчина, засучивая рукава и обнажая мускулистые, татуированный руки. – Теперь, я собираюсь сдвинуть свою ногу. У тебя есть ровно пять секунд, чтобы встать, сесть в машину, уехать, и никогда, никогда сюда не возвращаться, – с этими словами, он делает шаг назад, снимая ногу с груди Дэйна.

Дэйн встает на ноги, сжав руки в кулаки.

– Ты пожалеешь, что вообще это сделал.

– Один, – мужчина начинает отсчет и звучит так, словно ему скучно.

Дэйн плюет на землю, будто это как–то доказывает, что он – крутой.

– Два, – продолжает мужчина, и глаза Дэйна быстро расширяются. – Три.

Дэйн поворачивается и быстро движется к своей машине. Мужчина продолжает отсчет, когда Дэйн заводит двигатель. Он достигает пяти, когда «Мустанг» вылетает со стоянки, оставляя позади себя облако пыли. Как только задние фонари исчезают с дороги, мужчина поворачивается ко мне.

– Ты в порядке? – осторожно спрашивает он.

– Э–э... Да... – я не знаю, что сказать. Почему он сделал то, что сделал? Если он ожидает оплаты определенного рода...

Должно быть, он читает мою нерешительность, потому что говорит:

– Я просто хотел помочь. Это все.

– Хорошо... Спасибо, – я смотрю в его глаза, которые выглядят поразительно знакомыми под светом фонарного столба. – Я вас знаю?

Вместо ответа, он идет к передней части машины.

– Открой капот, я посмотрю и пойму, почему она не заводится.

Тот факт, что он знает о неприятностях с моей машиной, снова доводит меня до грани.

– Я не смогу вам заплатить, – говорю я. – Деньгами или чем–то еще.

Его глаза увеличиваются, а затем он быстро качает головой.

– Мне вообще ничего не надо.

– Тогда почему вы это делаете?

– Чтобы помочь.

Я не знаю, должна ли ему доверять, но двери заперты и перцовый спрей в моей руке, если он понадобится.

– Хорошо, – тяну за рычаг, который открывает капот.

Он поворачивает защелку внизу и поднимает капот, исчезая из моего поля зрения.

Я задерживаю дыхание, пока он работает, мой палец завис над контактным номером Бека, готовый его набрать, если мне понадобится. Проходит несколько минут, прежде чем мужчина показывается за капотом.

– Поверни ключ и посмотри, заведется ли она, – говорит он.

Я поворачиваю ключ и снова свободно дышу, так как двигатель подает признаки жизни.

Мужчина толкает вниз капот и подходит к окну со стороны водителя теперь с маслянными, скрещенными руками.

– Думаю, тебе, возможно, нужно рассмотреть вопрос о новой машине. Я временно ее подчинил, но двигатель вот–вот развалится.

– Спасибо за совет, – говорю я, перемещая свою ногу к педали газа, желая свалить к чертям отсюда. – И спасибо, что временно починили мою машину.

– В любое время, – он опускает голову, чтобы его взгляд был на одном уровне с моим, и снова, я поражена странным ощущением близкого знакомства. – Я бы очень хотел помочь, чтобы у тебя была новая машина.

Слишком много для его поведения хорошего парня.

– Я уже вам сказала, что – не такая девушка.

– Как ты думаешь, какой девушкой я тебя считаю? – спрашивает он, складка образуется между его бровями.

– Такой девушкой, которая... – мои щеки горят, а слова не покидают рот. Я указываю жестом на клуб. – Такая девушка, которая может быть куплена.

Шок заполняет его глаза, когда он дергается назад.

– Это не то, о чем идет речь.

– Должно же быть что–то, что вы хотите, – огрызаюсь я. – Или просто не предложили бы мне помочь купить машину.

Он медленно подходит ближе, запихивая руки в карманы.

– На самом деле, есть то, чего я хочу.

Я качаю головой, спрашивая, почему же я до сих пор здесь.

– Конечно, есть.

– Твое время, – подчеркивает он. – Вот что.

Моя рука на руле начинает дрожать, когда гнев загорается под моей кожей.

– И я могу только догадываться, что мы будем делать, пока проводим время вместе.

– Ты прекратишь говорить всякое такое дерьмо? Не о том идет речь, – он выглядит потрясенным. Нет, больше, чем это. Он выглядит, словно ему чрезвычайно плохо, и он собирается облевать весь асфальт.

Я не знаю, как все переключилось или почему. Все, что я знаю, – в один момент я смотрю на какого–то незнакомца, который спас мою задницу от Дэйна, а в следующий – смотрю на отца. Только он на пятнадцать лет старше, чем я помню.

– Виллоу, пожалуйста, просто выслушай меня, – говорит он, вероятно, заметив узнавание на моем лице.

Я качаю головой, толкая рычаг, чтобы уехать.

– Держись от меня подальше! – кричу я перед тем, как резко выехать со стоянки.

Я еду, как сумасшедшая женщина обратно в дом, очень часто проверяя зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что он не следует за мной. Он этого не делает, и я не знаю, что это значит. Будет ли он снова пытаться поговорить со мной или уйдет? Я не знаю, какой ответ пугает меня больше всего. К тому времени, как я подъезжаю к квартире, моя кожа влажная от приближающейся панической атаки.

Припарковав машину, я выхожу и, спотыкаясь, бреду в дом. Я направляюсь прямо в комнату матери и начинают рыться в коробках и ящиках, в поисках чего–нибудь – чего–угодно – что докажет, что тот мужчина – не мой отец. Что он не пытается просто так вернуться в мою жизнь после того, как оставил меня с матерью, которая не могла позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке.

Когда я была моложе, то проводила ночи, размышляя о том, что, возможно, он умер, и именно поэтому никогда не возвращался. Было больно думать, что он мертв, но так же больно думать о том, что, возможно, он просто больше меня не хотел.

После того, как практически разрываю комнату на части, я нахожу то, что ищу, заправленным под матрац. Моя мама сказала, что выбросила все, принадлежащее отцу, но я знала, что она лжет. И была права.

Я беру в свою руку несколько фотографий, а затем оседают на пол, когда изучаю мужчину, стоящего рядом со мной и моей мамой. Татуированные руки. Знакомые глаза. Мужчина со стоянки.

Моя грудь пульсирует от старой, ноющей раны. Но я отказываюсь плакать из–за своего отца, так что закупориваю печаль и мучительную боль, и запираю ее подальше с остальными проблемами, с которыми не готова иметь дело.

Я знаю, что просто выжидаю время. Рано или поздно, все это догонит меня.

Глава 20

Виллоу

Этой ночью моя мама не приходит домой, и часть меня этому рада. Я пока не хочу видеть ее или отца. Честно говоря, я не уверена, что хочу увидеть кого–нибудь из них, даже если и испытываю чувство вины и тошноту, думая о таких ужасных вещах.

На следующий день я решаю прогулять занятия по химии, чтобы избежать еще одной проблемы, с которой я не готова иметь дело. Но я никогда не была одной из тех, кто прогуливает занятия, поэтому еду в школу, обеспокоенная тем, что моя нынешняя работа будет темой сочной сплетни. Хотя, по–видимому, Эверет – не такой уж и сплетник, это я выясняю после занятий, когда сталкиваюсь с ним в коридоре.

Буквально.

– О, Боже мой, мне так жаль, – бормочу извинения, спотыкаясь, когда отхожу от него, чувствуя себя идиоткой за то, что врезалась в него, пока смотрела в свой телефон. Я отвлеклась, проверяя свою электронную почту, чтобы увидеть, ответили ли мне с какой–нибудь работы, куда я обращалась за трудоустройством.

Пару мест предлагают мне должность, но они платят не очень много. Тем не менее, я, возможно, могла бы уйти, согласившись на две работы, если придется.

Эверет понимающе улыбается.

– Все нормально. Я тоже не очень хорош в том, чтобы набирать сообщения во время ходьбы.

–Тем не менее, мне стоило знать лучше после того, как врезалась в людей множество раз, – улыбаюсь в ответ, нервозность бурлит в моем животе из–за того, что он знает мой секрет.

– Я уверен, что все это делают, – он осматривает коридор, затем наклоняется, сжимая книгу в мягкой обложке, которую держит. – На самом деле, я рад, что столкнулся с тобой. Я хотел убедиться, что ты в порядке.

– Да, я в порядке, – тихо бормочу, тревога несется по моим венам.

– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неудобно, и обещаю, что никогда снова не подниму эту тему, – говорит он приглушенным тоном. – Но ты убежала так быстро... От этого я запереживал, что тот парень мог тебе навредить или что–то в этом роде.

– Я не из–за этого сбежала, – подтягиваю ремень своей сумки выше на плечо и всматриваюсь в практически безлюдный коридор. – Просто я была удивлена, увидев там кого–то знакомого.

Он понимающе кивает.

– Я никому ничего не скажу. У всех нас есть такие вещи, и мы не хотим, чтобы о них знали другие люди, не так ли?

Я киваю, удивленная его искренности.

– Спасибо. Я действительно это ценю.

Улыбаясь, он открывает рот, чтобы что–то сказать, но подходит Бек.

– Привет, – он останавливается рядом со мной, становясь так близко, что наши плечи соприкасаются. Его взгляд скачет между Эверетом и мной, прежде чем, наконец, остановиться на Эверете. – Как дела, чувак?

– Не очень, – Эверет засовывает книгу в задний карман своих выцветших джинсов. – Ты снова играешь в футбол в эти выходные?

– Я думал об этом, но сначала мне нужно проверить несколько вещей. – Бек затихает, потирая затылок.

Эверетт поднимает бровь, типа говоря «окей?».

– Тогда, предполагаю, что мы увидимся там, – он смотрит на меня. – Увидимся на занятиях на следующей неделе?

Я киваю, а затем он направляется вдоль по коридору, откапывая в своем кармане телефон.

Я нервно поворачиваюсь к Беку. Я не видела его с тех пор, как отдала тот список. Честно говоря, я не знала, что бы почувствовала, снова находясь рядом с ним, если бы потеряла контроль. Но, кажется, что его близость успокаивает полный завал дерьма, которым в настоящее время набита моя грудь.

Я осторожно его осматриваю, жуя свою губу. На нем серая рубашка с длинными рукавами, джинсы и круглая шапочка, из–под которой торчит несколько прядей волос. Мои глаза путешествуют к его губам, и я ловлю себя на том, что прикасаюсь к своим губам, вспоминая наши поцелуи, какие мягкие у него губы, как прекрасно ощущение, когда ты их кусаешь, какой прекрасной на мгновение кажется жизнь. Полной, совершенной и чудесной. Улыбаюсь все время, трепет в моем сердце, покалывание на моей коже – все идеально. Но это было лишь иллюзией, кое–какие воспоминания из прошлого.

Я быстро стараюсь подавить ментальные образы того поцелуя, а мои чувства выходят из строя от приятного запаха его одеколона, его всепоглощающего тепла, и от моего желания снова к нему прикоснуться.