Предание Темных: Вечность не предел

Я настороженно подтягиваю баночку к себе и вежливо мотаю головой:

– Спасибо, но не очень хочется.

– Что ж, ладно – повторяет он и вновь хватает свой стакан – знаешь, даже хорошо, что мы вот так вот оказались тут без посторонних. Можно посидеть, поболтать о чем угодно.

Он подмигивает мне и вновь опрокидывает стакан.

– О чем, например? – пытаюсь понять, флирт это или просто пьяная болтовня, а я – как единственный не спящий человек, потому единственно-возможный собеседник.

Второй вариант прельщает куда как меньше.

– Да обо всем – отмахивается и вновь тянется к бутылке.

Таким макаром он очень скоро отрубится.

– Может, не торопиться? – предлагаю.

Но он уже вновь наполняет стакан до краев:

– Да ладно уж – но делает при этом лишь два больших глотка, не стараясь вновь выпить залпом, после чего внимательно смотрит на меня – хотелось бы узнать тебя получше. Какая ты, Дженна?

Вопрос застигает меня врасплох.

Это даже хуже, чем «расскажи о себе».

– Да обычная.. – жму плечами.

Конечно, такое себе определение перед мужчиной, перед которым я бы не прочь блеснуть, однако ничего другого в голову не идет. Кажется, начни я перечислять какие-то свои достоинства – будет выглядеть совсем смешно, точно петух, который, подражая павлину, пытается пушить во всю свой скудный хвост.

На губах Гордона играет улыбочка, и он чуть покачивает стеклянный стакан, позволяя жидкости поигрывать в его пределах:

– В обычных людях порой скрывается самое необычное.

Но не дает мне ответить уже более раскрепощенно, как следом опрокидывает все-таки злосчастный стакан. Шумно втягивает носом воздух, точно какой-то алкоголик со стажем, а не молодой наследник династии мульти-миллиардеров, и, пока наливает себе очередную порцию, говорит:

– Ты ведь работаешь реставратором, так? Любишь искусство..

Я изумленно вскидываю брови, но видит он это только тогда, когда открывается от своего стакана, наполнив его. Отвечает на это еще одной обаятельной улыбочкой и, довольно откинувшись в кресле, поясняет:

– Ну не мог же я пустить к себе людей, которых совсем не знаю. Пойми меня, я ведь здесь совсем без охраны, и даже если речь о двух хрупких девушках..

– И одном парне – напоминаю я, после чего, пытаясь подражать его шутливому тону, говорю – ты ведь не знал изначально, что его оставят на трапе?

Он мгновение смотрит на меня, словно оценивая вложенный в эти слова смысл, после чего смеется:

– Ну конечно, да, не знал, еще и об одном парне.. – тут же замирает и хмурится – о чем я говорил?

То, что он уже не первый раз теряет суть диалога, говорит о том, что скоро он потеряет и сознание. Да уж, не круто.

– О том, что был обязан узнать, кто с тобой летит.

– Ах, да! – вновь игривая улыбка – ты моя спасительница!

Он вновь подмигивает мне – и теперь это уж точно флирт, благо, к своим двадцати-пяти научилась разбираться в подмигиваниях, после чего добавляет:

– Да.. так вот, навел элементарные справки о вас, поэтому и узнал. Кстати, я ведь тоже ценю красоту искусства. Конечно, может вам, деятелям искусства, и кажется, что мы, люди деловой сферы, не имеем к вам никакого отношения.. Но ведь без хорошей финансовой базы творчеству сложно развиваться, Джен!

Его голос становится какой-то напористо-капризный, точно он пытается мне что-то доказать. Удивительно, потому что я ведь с ним даже не спорю.

– Во все времена – продолжает, опрокинув очередной стакан – именно меценаты, богатые люди с хорошим вкусом двигали искусство вперед. Умные творцы это понимали и благодарно принимали поддержку..

Он тянется к бутылке, когда я жму плечами, делая за все это время лишь пятый глоток колы:

– Да и меня-то нельзя назвать творцом. Я просто восстанавливаю то, что создали другие.

Ратвен выливает остатки жидкости, которые наполняют лишь полстакана, после чего недовольно косится на бутылку, словно она сама себя подначивала, пока он не обращал внимания.

Заметив, что я замолкла, он вновь поднимает на меня взгляд, довольствуясь и тем, что налил:

– Ну это тоже искусство, даже более тонкое.

Он открыто мне льстит.

– И здесь тем более – продолжает, сделав большой глоток и чуть не подавившись – не обойтись без финансирования. Восстановление красоты дорого обходится..

Ничего не понимаю.

Он с одной стороны вроде бы флиртует со мной, очень даже откровенно.. но с другой стороны – какие-то странные темы для флирта. Финансирование? Работа? Кто разговаривает с девушкой на такие темы?

– Ну да.. – неопределенно бормочу я.

Может, он просто уже так напился, что в сознании путается?

– Ты ведь родилась в Лэствилле? – вкрадчиво уточняет, меняя темы так быстро, что я не успеваю сориентироваться – хорошо его знаешь?

– Да, родилась – глоток колы – но потом родители переехали за город, и росли мы с сестрой, которая уже и родилась там, на ранчо. А в Лэствилл вернулась уже после школы. Учиться, потом работать.

Жму плечами:

– Так что город вроде и родной.. но знаю я о нем немного.

– М-м, интересно – он опрокидывает остатки жидкости и, лишившись необходимости что-то держать в руках, слишком уж порывисто подается ко мне вперед – и почему же они переехали?

От такой близости я теряюсь и не сразу понимаю, о чем речь:

– Кто?

Гордон тут же недовольно цокает, откидывается обратно на спинку кресла, а в его голосе слишком явственно сквозит нетерпеливость:

– Родители, Джен. Ты сказали, они переехали. А почему?

– Не знаю, тогда мне было лет пять..

– И что же, совсем ничего не помнишь из того возраста? – его глаза вновь сверкают, и в напряжении он даже чуть закусывает нижнюю губу.

– Да сложно сказать..

Мы решили поговорить о моем детстве?

– А почему тебе интересно?

Локид бы мной гордился. Как избежать ответа на вопрос? Ответь на вопрос вопросом. Ты ответил и одновременно не дал ответа, бинго!

Не охота признаваться, что с памятью у меня все не так гладко и первые мои вспоминания о детстве – это школьная линейка в семь лет.

Ратвен жмет плечами:

– Да так.. просто к слову пришлось.

Не особо-то я заметила, чтобы Лэствилл и мое детство пришлись к слову, пока он сам о них не заговорил.

Наконец, моя банка пустеет.

Ратвен уже не пьет, но видимо, начинает во всей мере действовать ранее выпитое. Его движения становятся совсем развязными (но не в том плане, в котором хотелось бы), раскованными, а взгляд теперь мерцает на меня странным интересом.

И тоже совсем не таким, каким хотелось бы.

А таким, словно я какой-то кубик-рубик, который он никак не может собрать, и теперь хочет, чтобы я собрала себя сама, а после научила это делать его.

– А что ты делала в Румынии? – вновь улыбочка – у вас с сестрой тематические каникулы? Обычно в эту страну за этим и едут. Замок Дракулы, вампиры, воу – смеется – так сильно этим интересуешься?

Больше, чем хотелось бы.

Невольный участник, так сказать.

Но вместо этого лишь натянуто улыбаюсь:

– Больше она, чем я. Из-за нее и поехала.

– А тебя совсем не привлекает образ вампиров? – он складывает какую-то удивленную гримасу – по-моему, что-то в этом есть, а? Внешняя холодность, неприступность.. а внутри.. БАМ!

Он так резко ударяет по столу, что я вздрагиваю. Гордон же этого даже не замечает в своих эмоциях, уже продолжая:

– Бам – внутренняя сила, величие! Да еще какое? – он уже говорит взахлеб, как какой-то фанатик типо Милли – знания и тайны, недоступные обычным людям!

Его лицо растягивается в блаженном удовольствии:

– И почти вечная жизнь..

– Зато ты, смотрю, этим интересуешься – киваю я, уже решая, как бы поскорее слинять от пьяного (не выпившего – а именно в стельку напившегося) человека.

А его рассказов о «великолепии» вампиров, когда я своими глазами видела это чудовище и ничего великолепного там не нашла – мне не надо.

– Не то, чтобы самим этим.. – он недовольно щелкает пальцами, видимо уже не в силах обличить мысли в слова, после чего кладет свою руку на мою, пристально глядя в глаза – но черт, Дженна, неужели тебя не завораживает мысль о Вечной жизни?

Вспоминаю обезображенную морду «Влада».

Когтистые, серую натянутую кожу, огромные клыки, выпирающие из пасти, налитые кровью глаза и уродливые острые крылья за спиной.

Едва удерживаюсь, чтобы не передернуться:

– Знаешь, я думаю, что иногда у вечной жизни может быть слишком большая цена, которую большинство не готовы заплатить.

– Цена! Конечно! – смеется он – она ведь есть у всего и разумеется, большинство – не готовы! Иначе бы мир просто наполнился бессмертными идиотами.

Он отнимает свою руку от моей и, презрительно скривившись на этих абстрактных «бессмертных идиотов», будто бы отмахивается ею от них.

– И знаешь, Гордон, еще я думаю, что..

Мои слова «качество жизни порой гораздо важнее ее количества» так и остаются несказанными. Оттого, очевидно, что мои заключения не очень-то интересны собеседнику.

Он, совершенно меня не слушая, вновь возбужденно добавляет, откровенно перебивая:

– Но вспомни историю! Во всех обществах были закрытые группы «знающих» – жрецы или правители.

Он вновь склоняется ко мне, но на сей раз мне уже хочется отодвинуться, а не склониться в ответ.

– И сейчас есть те – продолжает уже почти шепотом – кто мог бы распорядиться и силой, и бессмертием правильно.

Его глаза уже горят, как два факела:

– Для тех, кто знает больше других, важно правильно распознавать своих. Своим можно довериться.. – его рука вновь скользит на мою ладонь – открыться.. Всегда лучше вместе, чем в одиночку.

Он вновь обаятельно улыбается.

–Понимаешь меня?

– Если честно.. –осторожно вынимаю руку – то не совсем..

Кажется, он еще больше помешан на этом, чем Милли. Не видел и десятой части того, что видела я – но при этом так говорит, словно ни капли не сомневается ни в вампирах, ни в их существовании среди нас – при том, что он давно вырос из возраста «романтизации».

Теперь я уже нарочито демонстративно ставлю свою пустую жестяную банку на стол, привлекая к ней внимание Ратвена:

– Спасибо за разговор, было очень приятно поговорить с.. умным человеком. Но, боюсь, уже поздно и меня наконец посетил сон.

Но едва я собираюсь встать, как улыбка стягивается с лица молодого мужчины. Зато на нем теперь явственно отображается досада:

– Думаешь, не стою твоего внимания?

– Что? – теряюсь – нет, я же говорю, я просто..

Развожу руками.

Теперь он хмурит брови, точно ребенок, который не получил того, чего хотел, хотя (как учили мамочка и папочка) пытался добиться этого честным путем:

– Не стоит быть слишком высокомерной, Джени – его язык начинает заплетаться – иногда достойных соратников можно найти и среди..

Он пытается подняться, опираясь ладонями на подлокотники кресла, но с гулким «БУМ!» падает обратно и тяжело вздыхает:

– ..Найти и среди тех, кто на первый взгляд не выглядит таковым.

Теперь он рассерженно-капризно бьет кулаком по подлокотнику:

– Приглядись!

Я окончательно поднимаюсь:

– Прости, Гордон, но я правда не понимаю, о чем речь.. И если честно, уже давно потеряла суть разговора..

Но он хватает меня за руку и тянет на себя, раз уж не смог подняться.

– Отпусти! – я теперь уже кричу и бью его по руке – что ты делаешь!

Но Ратвен силой прижимает меня к себе настолько близко, что даже любовники так близко не сидят. Его помутневший взгляд, не моргая, упирается в меня, а от него самого несет диким перегаром:

– Ну же, крошка, поделись со мной своими секретами! Расскажи, что ты сделала со стариком Шотетом?!

– Я не знаю, о ком ты! Отпусти!

Слышится какой-то грохот позади, и вот уже чьи-то руки разжимают хватку Гордона на моей руке:

– Мистер Ратвен, прекратите!

С облегчением узнаю голос Теда. И когда, наконец, полностью высвобождаюсь – отскакиваю и уже вижу его самого. Он удерживает извивающегося и окончательно взбесившегося мужчину:

– Прочь, пошел вон! Пусти меня! – он сверкает на меня глазами, попеременно грязно ругаясь на Тэда – пусть она мне расскажет! Пусть расскажет! Я ХОЧУ ЗНАТЬ!

Стюард сжимает его руки еще крепче и судорожно кивает мне на дверь гостевой. Я тут же бросаюсь, куда указано, не заставляя его повторять дважды.

Да уж, вот и «лакомый кусочек».

Очередной психопат. Впрочем, чего можно было ожидать от человека, к 25-ти перекроившему себя почище куклы.

Но почему именно я? И про какого Шотета он говорил? Про какие тайны?

На какое-то безумное мгновение мне начинает казаться, что Ратвен откуда-то знает обо всем, что произошло в Румынии. И все эти разговоры про вампиров, про бессмертие и привилегированных «правителей» – это были лишь намеки о его знании.

Но тут же отсекаю эту мысль.

Если бы это было так – то мне больше нечего рассказать.

А он просто требовал у меня какие-то непонятные тайны!

Может, он действительно просто фанатик, а алкоголь сделал свое дело? А когда я сказала, что мы были в Румынии и правда из-за вампиров – все понеслось-поехало. Вначале от светских разговоров – а в конце уже об управлении миром.

Так сказать, вывалил залпом на меня всех своих тараканов, что в трезвом состоянии мирно и лениво копошатся себе, не торопясь во внешний мир.

У всех же есть хобби? Наверное, это извращенная сторона его увлечения.

Оказавшись в гостевой, я закрываю дверь и тут же приникаю ухом к ней. В салоне еще какое-то время слышатся голоса и возня.

После чего все мало-помалу стихает.

Ну, по крайней мере, стюард смог добиться того, чтобы Ратвен (точнее, его пьяное тело) не пошел за мной долбиться в комнату, чем разбудил бы еще и Милли.

В итоге укладываюсь рядом с сестрой.

Да уж. Хотела найти сон за работой – в итоге прошлое взбудоражило почище американских горок. Решила изменить положение дел баночкой колы – накинулся Ратвен со своими безумными идеями мирового господства при помощи бессмертия.

Кажется, все-таки лучше искать сон, не покидая пределов кровати и времени.

И в конечном счете, на удивление, это действительно помогает.

-6-

Будит меня стук в дверь.

Однако, почти бессонная ночь дает о себе знать – потому что, когда я едва продираю глаза и вообще смутно отдаю себе отчет где я и кто я – Милли уже открывает дверь, поправляя светлые волосы.

Судя по тому осиному гнезду на голове, которое она не заметила, приводя наспех в порядок концы – сестра тоже только вылезла из кровати.

Вскакиваю следом за ней (едва не грохнувшись вниз, запнувшись ногой об собственный чемодан перед кроватью), на случай, если это Ратвен. Однако, заглядывает лишь Тэд:

– Доброе утро.. вечер, мисс.. – он глядит с меня на Милли, видимо не знаю, к кому обратиться конкретно, и в итоге выдает – леди. Мы прилетели.

Ура.

– Лэствилл? – на всякий случай уточняю.

Мало ли чего ожидать после ночных выкидонов.

– Конечно. Можете собираться на выход.

А, мы уже приземлились? Вот уж в чем прелесть частных рейсов – я проспала в шикарной кровати все приземление, тогда как в общедоступных сидела бы час пристегнутая всеми ремнями без возможности встать пописать.

Конечно, есть и минусы – хозяин этого частного рейса может зверски напиться и развести демагогии.. Хотя, впрочем, если бы я спала – то ничего бы этого и не увидела.

– Хорошо, спасибо – кивает Милли, так как я за этими мыслями забываю «дать отмашку» Тэду.

Он уже собирается уходить, как мнется, глядит на меня, и в итоге добавляет:

– Прошу извинить нас за ночной инцидент, мисс Бёрнелл. Господин выпил лишнего. Вообще он мирный человек и не причинил бы вреда..

– Нас? – уточняю я – тебе не за что извиняться, Тед. Точнее, не ты должен сейчас извиняться.

Однако, никакой злобы у меня уже не осталось. Каждый может напиться, и каждый (в любом возрасте) может иметь странное хобби. Пусть даже фанатеть до сноса крыши по вампирам – вот, стоит мой живой пример, с блондинистым гнездом на голове.

Как бы то ни было – он нас все-таки довез.

Видимо, стюард видит, что пусть я и фыркаю, но настроена не враждебно, потому что улыбается и наконец ретируется.

Милли удивленно поворачивается ко мне:

– А что за инцидент? За что он просил прощения?

– Ратвен напился.

– С тобой? – хитрая улыбочка.

– Можно и так сказать, только плюшек я не получила.

Кратко пересказываю ей (по мере расчесывания и беглого привода в порядок) о том, что было ночью. К концу Милли обескуражено выкатывает глаза, словно бы ей сказали, что кит – на деле сухопутное животное, поэтому и выбивает фонтаны воды, тем самым избавляясь от жидкости в легких.

– Да уж, а говорят телек людей только толще делает – фыркает – судя по всему, еще и адекватнее. Обман! – всплескивает руками и, глянув на меня, хохочет – кругом обман!

Это приезд так на нее действует? По крайней мере, может мне кажется, но Милли стала намного легче в общении и вообще восприятии окружающего.

Может, действительно, чужая страна, странный лес и мрачный замок давили ей на психику, пусть она сама толком не отдавала себе в этом отчета?

Мы продолжаем смеяться уже и тогда, когда вытаскиваем чемоданы в общий салон. Опасаюсь встретить там Ратвена (с похмелья люди обычно еще более ворчливые, чем в пьяну), но кроме Тэда никого. Он тут же предлагает вытащить наши чемоданы, но я вежливо отказываюсь и мы направляемся к выходу.

Едва ступив на трап и увидев огни родного города, я вздыхаю с облегчением.

Вот она, Америка.

Вот он, Лэствилл.

А все вампиры, чудовища, многовековые монстры, ведьмы и замки остались там, в Румынии. Правда, там остался еще и..

– Лео!

Я вскрикиваю громче нужного, потому что только сейчас вспоминаю о звонке. Но не успеваю набрать его номер, потому что меня уже возбужденно толкает сестра в бок:

– Джен, смотри!

Я слежу за направлением, куда она показывает.

Куда-то вниз.

Там стоят машины и люди. Одна фигура бросается к нам – именно на нее и показывает Милли.

Я изумленно замираю, так и застыв с пальцем над кнопкой «вызов»:

– Мама?

Пара людей изумленно оборачиваются, видимо, не до конца понимая, что это я, взрослая девушка, называю мамой ту, что едва ли старше меня лет на десять.

Она отлично выглядит, как сказал однажды про Локида Влад – но намного старше, чем кажется.

Это про маму.

Но к счастью, никакие Темные тут не при чем – просто уход за собой, минимум волнений, аэробика каждую среду, правильное питание и легкость по жизни.

Потому-то мы и удивились, что она так встревожено нам звонила..

И что приехала сейчас встречать.

Точнее..

Как?!

– Девочки мои! – она одновременно обоими руками обнимает нас с Милли, точно супер-мамочка из «супер-семейки» – вы дома!

– Мам.. – озадачено хмурюсь, выбираясь из объятий, чтобы увидеть выражение ее лица – а ты как.. узнала, что мы прилетаем сегодня вообще?

– Точно.. – изумленно протягивает сестра, видимо только сейчас сообразив об этом.

Однако, смотрю на маму и вижу лишь радостное возбуждение.. никакого волнения и тревоги, что было по звонку.

– Мне позвонил мистер Ратвен – лично! – она говорит это таким же едва ли не благоговейным тоном, как Милли -и сообщил, что вы прилетите с ним – с ним!

– Ну зачем было тратиться на такси, такие запары? Мы бы сами и так приехали – говорю.

Однако, сама между тем продолжаю к ней приглядываться. Очень странное поведение для мамы – взять вот так в девять вечера и сорваться в аэропорт, отдав бешеные деньги за такси, только чтобы встретить нас и на этом же такси поехать обратно.

Легкость по жизни – ее девиз.

Ехать в девять вечера за бешеные деньги с пригорода – не легкость.

– Я не тратилась – отмахивается она – мистер Ратвен был так любезен, что отправил за мной машину, чтобы я могла лично вас встретить.

Я даже не нахожусь, что ответить.

Это конечно, действительно, очень любезно..

Но зачем ему это? Просто так люди подобного не делают. Они это делают в двух случаях: либо хотят произвести впечатление, втереться в доверие – иными словами «понравиться». Либо, когда им что-то нужно – иначе говоря, этим хотят получить себе право заиметь что-то взамен.

И пока я еще не могу определиться, к какой категории отнести Ратвена. Если бы не ночная сумбурная «встреча», я бы решила, что просто удачей судьбы оказалась во вкусе молодого богатого наследника и он, точно чувак из «Красотки», решил всеми способами меня очаровать.

Но учитывая его ночные выпытывания «моих секретов» – возникают сомнения и склонность ко второй версии. Но если же он просто напился и нес бред, то тогда уже нет..

Ладно, плевать.

Просто плевать.

Это Америка, тут не надо думать. Тут надо просто говорить «плевать», на все, что не поддается решениям или объяснениям.

«Плевать» и в стопку.

И идем дальше.

– Плевать! – говорю я.

И только когда получаю в ответ удивленные взгляды мамы с сестрой, понимаю, что ляпнула это вслух. Судорожно пытаюсь припомнить мамины последние слова, на которые я «дала этот ответ».

А, про машину.

– Плевать, в смысле, что.. что для него это плевое дело – кисло выкручиваюсь – но правда очень любезно.

Мы медленно отходим в сторону, чтобы вызвать такси (потому что те, что стоят здесь и готовы подвести всяк и каждого – стоят на две сотни баксов дороже), и пока мама судорожно пытается выискать номер «того самого дешевого», я, глядя на ее мобильник, вспоминаю:

– Кстати мам, а почему ты действительно звонила? Раз мы уже здесь, можешь сказать.

Она отвлекается и даже забывает продолжать листать:

– А?

– Что случилось, что ты звонила?

Она начинает суетиться, словно бы не просто ищет номер, а выполняет десять непосильных дел одновременно и ей совершенно некогда задумываться над моими вопросами:

– Да ничего, я же сказала. Все в порядке.

Ее отрицание очевидного лишь усиливает подозрения. Я уже говорю без улыбки:

– Мам.

– Правда.. это все мои фантазии. Я слишком мнительная в последнее время..

Фантазии? Мнительная?

Мама и мнительность – это два разных полюса, о чем она?

Но она вновь принимается «усиленно» выискивать номер, отдаваясь этому целиком. Мы с Милли стоим, скучающе постукивая то пальцами по чемоданам, то отбивая дробь коленом – причем и то и то делаем практически синхронно.

Но поскольку мы ничем не заняты с ней, я почти сразу замечаю, как из общей толпы (что за толкучка?) выступает одна грузная фигура и спешно направляется в нашу сторону.

Вернее, вначале мне кажется, что просто в нашу сторону. Но спустя пару мгновений понимаю – нет. Не просто в нашу сторону – а именно к нам.

А когда между нами остается не больше десяти ярдов и мама вдруг удовлетворенно цокает:

– Сказала же, этот номер у меня был! Нашла!

Я узнаю в приближающейся фигуре Маккензи.

Мэра Лэствилла.

-7-

Мама обрывается на полуслове, тоже заметив его, и так и не нажав кнопку вызова того такси, которое так долго искала.

Мужчина – явно за пятьдесят, идеально выбритый, но от этого не более опрятный, в костюме, который явно покупал, когда был в лучшем весе и без брюшка, с усталой физиономией и проседью в волосах (конечно, это же мэр Лэствилла, а не Калифорнии2) кивает нам троим, окончательно подойдя и с трудом скрывая отдышку:

– Леди, добрый вечер, добро пожаловать домой..

– Я прославилась, да не знаю об этом? – пытаюсь пошутить – то миллиардеры дерутся за право довезти меня на своих самолетах до дома, то теперь лично приехал встретить мэр, чтобы поздравить с прилетом! Я умерла и переродилась Майклом Джексоном?

Но хихикает только Милли и то, заметив взгляд мамы, тут же замолкает. Я озадаченно перевожу взгляд с мамы на мэра, но в итоге откашливаюсь:

– Извините, просто с перелета устала. Чем-то обязаны?

Кажется, Маккензи сильно теряется из-за того, что я прервала его, очевидно, выученную наизусть речь, потому пару секунд растерянно молчит. В какой-то момент мне даже кажется, что он так и не вспомнит, что за чем шло и просто так же молча повернется и засеменит обратно.

Но вот его взгляд яснеет и он обращается ко мне:

– Да, мисс Бёрнелл. Я, собственно, хотел сказать, что рад, что вы прилетели и успеваете на городской совет..

– Городской совет? – теперь уже его изумленно перебивает Милли.

Мама шикает на нас обоих.

Несмотря на молодость во всем остальном – воспитание выдает ее истинный возраст. Воспитание, обязывающее проявлять учтивость и уважение к высоким политическим чинам, даже если это какой-то мэр маленького городишко, который выглядит ничем не лучше этого самого городишка, о котором, наверное, только и знают что жители этого городишка.. да богатые папенькины сыночки, благотворительствующие здесь, потому что суммы требуется меньше, чем в больших городах, а вот резюме «добрых дел» пополняется.

– Да, городской совет – теперь мэр собирается с мыслями куда быстрее – нам просто необходимо ваше присутствие, мисс Бёрнелл.

И взгляд на меня. Словно его первого обращения было недостаточно, чтобы теперь понять, какую из троих «мисс Бёрнелл» он имеет ввиду.

– Чтобы успеть к началу – нужно выезжать сразу отсюда.

Ничего не понимаю.

Даже если опустить вопросы о том, какого черта от меня понадобилось городскому совету и этому старому увальню в частности.. откуда он знал, что я буду здесь в это время? Что я прилечу? Точно не от мамы – она не меньше нашего удивилась его появлению.

Тогда откуда?

Вряд ли Ратвен всему городу позвонил и сообщил, что везет такую-то такую-то, встречайте там-то там-то.

Но едва я открываю рот, чтобы все это подметить – как со спины мэра, точно в каком-то фильме ужасов, обвиваются вокруг его шеи чьи-то пальцы с длинными ногтями..

Но тут же я вижу и всю их обладательницу целиком.

Какая-та молодая девица модельной внешности, и судя по тому, как она вольно пристроилась на Маккензи – его «кукла барби». Странно, я думала такие залипают либо на красивых и известных, либо на известных и богатых, либо просто на безудержно-богатых, тогда можно без красоты и известности.

Шутка в том, что наш мэр не обладает ни то что ни одним из вышеперечисленного -в его багаже нет даже четвертинки от одного из чего-либо этого.

Ну, должно быть, и эта пташка летает не так высоко, как Эмбер Херд3.

Она появляется так неожиданно (и неуместно), что мэр тут же смущается:

– Эрджи, я же говорил подождать меня..

– Да, мой сладкий – кивает она капризно – но я уже замерзла и ты говорил, что быстро. А тут та-ак долго..

Девица растягивает слова и кажется совершенной дурочкой.. но что-то такое мелькает в ее глазах, что заставляет меня усомниться в этом заключении. Может, ей просто выгодно таковою казаться.

– Так, ладно, мисс Бёрнелл.. – он поспешно оборачивается ко мне вновь, видимо решив уже закрыть этот вопрос.

Потому я его сразу же перебиваю:

– Подождите. Как вы узнали, что я прилетаю? И зачем я нужна вдруг городскому совету? Да еще и так срочно?

– Дело официальное, я не могу пока разглашать. Вы все узнаете на месте.

Нет, знаете что, хватит с меня.

Столько проблем в Румынии, не очень-то спокойный и достаточно долгий перелет домой – чтобы теперь, едва сойдя с трапа, ехать куда-то, на ночь глядя, на какие-то городские советы непонятно зачем, сидеть там, непонятно сколько – когда единственное, чего я хочу сейчас: это горячий душ и мамины фирменно-разогретые полуфабрикаты.

Все, не хочу.

Имею право.

Это Америка – плевать и в стопку.

И едва я собираюсь уже совершенно осознанно ляпнуть это («плевать и в стопку») прямо мэру, как мама мягко трогает меня за плечо и шепчет на ухо:

– Милая, нельзя отказываться, если дело важное. Езжай с господином мэром. Мы с Милли сами доберемся домой, тем более, что номер такси я нашла.

– Да не хочу я никуда ехать, мам – цежу я так же шепотом – я есть хочу. И спать.

– Дорогая – думаю, наш шепоток уже кажется подозрительным – ты живешь в этом городе, а он, пусть и никудышный, но пока что его мэр. Тебе нужны проблемы? Просто езжай, а оттуда вызови такси и к нам. Я все разогрею, и горячий душ тебя тоже дождется.

Недовольно выдохнув, все-таки, не могу не согласиться с доводами мамы и в итоге киваю, говоря уже громко:

– Ладно. Едем..

– Отлично.

И мэр совершенно с невозмутимым видом (обхватив чуть ниже талии свою куклу-барби) удаляется обратно к толпе (то ли имеющей, то ли не имеющей к нему отношения).

Подождав, пока дистанция будет достаточная, чтобы он нас не услышал, я оборачиваюсь к маме и возмущенно фыркаю:

– Я думала, он хоть довезти предложит! Ему же надо, а такси брать мне? – и тут меня осеняет – черт, я даже не узнала, куда ехать. Где это собрание..

Однако, бежать за ним совсем не хочется.

Я уже начинаю всерьез задумываться над тем, чтобы использовать это как причину все-таки сказать «плевать и в стопку». А что? Он не сказал адрес, а я вспомнила слишком поздно (кто докажет?) и пришлось, понурив голову, ехать домой..

Как вдруг к нам подходит какой-то мужчина в полицейской форме.

На одно безумное мгновение мне кажется, что он сейчас, сурово посмотрев на меня, заявит: «вы обвиняетесь в уклонительстве от своих гражданских обязанностей, потому арестовываетесь и подвергаетесь обвинению». Не знаю, так говорят копы или нет, но именно такой диалог успевает прокрутиться в моей голове прежде, чем мужчина улыбается маме:

– Энни, сколько лет!

– Дуган! – мама удивляется, и с радостной улыбкой обнимает мужчину в ответ.

Дугана?

И тут, когда вновь могу видеть лицо копа, наконец-таки действительно узнаю в нем комиссара Дугана. Это старый друг моих родителей, который часто приезжал к нам в детстве.

Так что его выражение «сколько лет», думаю, вполне-таки можно считать буквальным, а не фигуральным. Потому что когда я видела его последний раз – у него не было и доброй части той морщин, что сетью оплели лицо сейчас.

Теперь он оглядывает уже нас и улыбается:

– Какие у тебя дочки уже взрослые! А какие красавицы.

– Спасибо, Джон – улыбается мама, и, видимо, думая о том же, что и я, добавляет – навещал бы нас чаще, не удивлялся бы так.

– Ты же знаешь, как на этой должности. Работа, работа..

– Так ты и сейчас, смотрю, при исполнении? – она оглядывает его форму – или так, ради случая нацепил?

– Да уж, куда там – усмехается он – Маккензи сопровождаю, вип-эскорт, мать его. Кому нужна его старая задница? Ну нет же, мол, много народу, публичное место, да еще это городское собрание, тоже народу.. и почему-то я должен везде за ним ходить, как охранная собачка. Почему не послать ребят из отдела? Нет же, «неопытные». Можно подумать, много опыта надо, чтобы за этим старым..

Но мама перебивает его словесный поток, который, очевидно, сам не скоро иссякнет:

– Подожди, ты сказал собрание?

– Ну да, черт бы его подрал. Еще часа на два, наверное.

– Ты знаешь, где оно проходит?

– Ну разумеется, Энни, если мне за ним туда ехать.

Мама облегченно улыбается, а я удрученно вздыхаю. Моя попытка слинять провалилась.

– А где?

– А тебе-то зачем? – добродушно усмехается.

– Да мне незачем, да вон Дженну – кивает на меня – позвал, только что подходил. Сказал, мол, срочно нужно быть на собрании, кровь из носу. А куда ехать – не сказал.

– Дженну? – для него будто бы что-то проясняется – так вот зачем мы в аэропорт заезжали! А я все думаю, что ему удумалось сюда ехать, и не по пути совсем, и не по времени.. И не сказал в итоге куда? Вот старый идиот – фыркает.

Да уж, дядя Джон точно не так воспитан по отношению к «чинам», как мама. За словом в карман не полезет.

И мне это нравится.

Ну по делу ведь!

Дуган трет свою щетину, после чего кивает мне:

– Да поехали со мной, раз так. Все равно я туда за ним еду, так что не опоздаешь – смеется, и кивает маме – а после собрания этот пердун домой, а я свободен. Так что смогу Джени сразу до вас добросить.

– Правда? – мама сияет – ой, спасибо, Джон, это будет чудесно!

– Но с тебя чай.

Мама театрально задумывается:

– Ладно, но без сахара. Не мерседес же, все-таки.

Они сами смеются над своей, очевидно, старой шуткой, после чего Дуган машет мне:

– Ну пошли, а то мне сильно-то от него отставать нельзя. Да и тебе теперь тоже.

Когда мы идем к машине комиссара, мама уже набирает номер того такси, что нашла. Увидев это, я вспоминаю и о другом важном деле, связанном с телефоном.

Достаю мобильник и быстро набираю номер Лео.

Недоступен.

Что за ерунда?

Ну в любом случае он должен был вернуться к Илинке с Сандрой. С утра ясно дали понять, что других билетов нет. Вряд ли бы он стал останавливаться в отеле.. наверное.

Набираю номер Сандры.

Недоступен. А вот уже действительно странно..

– Садись давай – Дуган кивает на машину – не стой истуканом, Джени.

Я ныряю в салон и мужчина заводит мотор:

– Устраивайся удобнее, а то до замка минут сорок езды.

На мгновение мне кажется, что я ослышалась. Медленно поднимаю голову и ловлю в зеркале салона пристальный взгляд комиссара.

Да нет.

Этого просто не может быть.

–8-

– До замка? – мне кажется, если бы я могла себя видеть со стороны, то заметила бы, как бледнею на глазах.

– Ну да, а тебе не сказали? – все еще пристально смотрит на меня – Джен, ты пристегиваться собираешься или как? Мне поровну, но все-таки я коп, негоже трогаться на служебной тачке да еще и при исполнении. Стегай ремень.

– А – я тут же дергаю ремень, и едва это делаю, он сразу сводит с меня взгляд, тронув машину – а чего не сказали-то? Причем здесь замок?

– Ну, это же полугодовой совет – выруливаем – их проводят не в мэрии, а во всяких пафосных местах. Этот будет в Черном замке.

– Черный замок?

Перед глазами тут же встает огромная мрачная готическая махина в Румынии.

Нет, перестань.

Но тут я вспоминаю и другой Черный замок, уже больше связанный с Лэствиллом. И хоть приятнее не становится – но я хотя бы облегченно выдыхаю. Успокаивает мысль, что я вновь в реальности, никак не связанной с чертовой Румынией.

На мгновение – самое жуткое мгновение! – мне показалось, что Румыния, замки и вампиры приехали следом за мной в Америку. И что куда бы я не поехала, не убиралась –они неотступно будут следовать за мной, как какой-то ночной кошмар, и найдут меня в любом уголке этого чертова мира.

– Это тот, что на западной окраине?

– Верно – кивает Дуган – ты бывала там?

– Мы собирались с Милли, но так руки и не дошли. У меня – поправляюсь – Милли может и забралась сама, да я не знаю.

– Ясненько.

Уже выезжаем на трассу.

– Но как там проводят совет? Замок ведь закрыт много лет, его только снаружи смотреть можно.

– Был закрыт – поправляет он, и в голосе сквозит что-то, похожее на недовольство – а теперь открыли..

– Почему?

– На месте будет проще объяснить – отмахивается – там все разом понятненько станет.

* * *

Всю дорогу до замка я то и дело пытаюсь дозвониться до Лео, попеременно набирая на номер Сандры, если вдруг та ответит раньше и сможет меня успокоить, подтвердив, что мол да, так и так, друг добрался до них и сейчас просто принимает горячую ванну, поэтому и не отвечает.

Но они оба словно бы одновременно решили весь день прокататься в метро или вдруг растеряли зарядки от собственных мобильников.

Недоступен.

Абонент недоступен.

Недоступен.

Абонент недоступен.

Сколько раз я не набираю повтор, сколько терпеливо не выжидаю минут и не делаю это вновь – результат остается неизменным в обоих случаях.

Недоступен.

Черт возьми, я понимаю, телефон мог разрядиться. И бывают разные обстоятельства, что не можешь сразу же поставить его на зарядку. Но, черт возьми, даже наш многочасовой перелет уже завершился.. значит, даже если не к Сандре, то к любому другому месту ночевки Лео уже точно должен был успеть добраться. Добраться, заметить, что телефон вырубился (хотя бы потому, что сам, наверное же, собирался мне звонить – все-таки со стороны это и правда выглядело, как настоящее чертово похищение) и тут же поставить его на зарядку.

До сих пор этого не сделать он мог только в том случае, если нашлись дела важнее телефона. Важнее телефона в таком случае не может быть никаких дел.

Только проблемы.

Но даже если, допустим, проблемы с охраной аэропорта затянулись с Лео на такой неприлично огромный срок – то почему недоступна Сандра? Она-то осталась дома, без каких-либо видимых ближайших дел, со своей сестрой. Розетка рядом, зарядка под боком. Делать в деревне нечего, так что вырубленный мобильник она должна была заметить достаточно быстро.

Ну ведь и она недоступна.

Возможно, как повторила бы сама Сандра – я просто успешно себя накручиваю, выдумывая проблемы там, где их нет. Просто оттого, что за время проживания в замке привыкла – если что-то вдруг идет не так, значит за этим обязательно стоит большая проблема.

Но почему-то предчувствие говорит о том, что сейчас не тот случай.

Когда я уже, наверное, раз в сотый тянусь к мобильнику, едва оставив его в покое, Дуган не выдерживает (да и никто бы на его месте не выдержал – полчаса дергаюсь, хватаю-отпускаю мобильник, постоянно кого-то набираю, но ни разу не разговариваю) и вкрадчиво уточняет, нарочито небрежным тоном:

– Кому ты там названиваешь всю дорогу, Джени? – смешок – кавалеры покоя не дают?

– Тогда уж не они мне, а я им – натянуто улыбаюсь – но нет, не кавалеры. Да просто отлет получился.. слишком сумбурным. Не успела с другом попрощаться.. вот.. пытаюсь дозвониться.

– Да коль не дурак, все поймет – заявляет он – перелет, все дела, дело обычное. С утра позвонишь, вот и все.

– Да просто это ведь он трубку не берет..

– Ну может занят парень.

Я не хочу (и не вижу смысла) вдаваться в подробности моего отлета и в причины того, почему этот друг просто никак не может быть занят настолько, чтобы в течении часа не просто не ответить ни на один мой звонок, а даже ни разу не появиться в зоне доступа.

Но теперь неизменно в зеркале салона ловлю на себе любопытные взгляды Дугана (что очень скоро начинают нервировать, так как он еще тактично пытается их скрыть и всякий раз с нелепо-огромным опозданием отводит глаза, замечая мой взгляд в ответ) и решаю, чтобы отделаться от них, надо сменить тему и потушить его разогревшееся любопытство:

– Дядя Джон, а ты сказал, что на месте понятно станет, почему замок открыли. А может ты сам про него что знаешь?

– Я не историк, Джени – смешок – чтобы всякую абракадабру знать.

–Ты круче – усмехаюсь – комиссар полиции. И если там проводятся городские собрания, что-то точно можешь знать.

Кажется, мое замечание ему льстит.

Цокнув языком, словно бы действительно что-то припоминая, он говорит:

– Ну старая эта махина, это знаю..

– Да, его вроде бы построили году в.. – хмурюсь, пытаюсь вспомнить, что мы тем давним летом нарыли с Милли, собираясь поехать в тот замок.

– Году? – фыркает так удивленно, словно я завела разговор за точный месяц, день, минуту и секунду, когда был положен первый кирпич – нет, таких деталей точно не знаю, но что-то в районе 19-20 века, около того. Какой-то Шотет его построил, не из наших был..

(..ну же, крошка, поделись со мной своими секретами! расскажи, что ты сделала со стариком шотетом?!..)

Когда я понимаю, откуда мне вдруг знакома эта фамилия, в горле пересыхает. Совпадение?

(..я не верю в совпадения, джен, и тебе не советую..)

– Шотет? – переспрашиваю я, стараясь не выдать нездоровой заинтересованности именно после оглашения этой фамилии – а почему «не из наших»? Что это значит?

– Не американец он, иммигрант. То ли швед, то ли венгр, черт его знает, ну барон вроде был, это вроде да. Делать ему нечего было, вот и соорудил ту махину. Говорю тебе, Джен, когда денег становится хоть жопой жуй, люди с ума от безделья сходят. Уже не знают, куда тратить, и суют во все дырки и щели, затыкая ими даже то, что затыкать совсем и не надо было..

– Так и что Шотет? – аккуратно возвращаю дядю Джона на прежнюю суть разговора, совсем как мама в аэропорту, когда он забылся своим очередным словесным потоком – как замок заброшенным-то оказался, не знаешь? У него же наверняка были дети, внуки.. вряд ли бы кто бросил его. Даже если не жить – продать ведь за большие деньги можно.

– Ну это да – одна рука все еще на руле, второй задумчиво потирает щетину – были у него потомки, да только все как один – взгляд через салонное зеркало на меня и недвусмысленное движение пальцев у виска – со странностями.

– Психи?

– Ну не то чтобы.. ну в психушке никто не лежал. Зато им этот замок, как личный диспансер стал. Затворниками они в нем жили – наконец, удосуживается пояснить он – ни с кем не общались. Настолько ни с кем, что даже черт его знает, кем ему приходился последний жилец замка.. внуком, правнуком, племянником.. черт его знает.

Главное так и остается непонятным:

– Так и как замок-то в итоге забросили? – хмурюсь – если были потомки, и тем более, если они безвылазно в нем жили..

Дуган смотрит на меня с некоторым сомнением, словно я залезаю в те дебри, в которые залезать пока рановато. Это начинает нервировать – что, и здесь, в Америке, где «плюнь и в стопку», вновь появляются какие-то секретики? В Лэствилле, где таковых от моего рождения никогда не было?

Где все настолько прозрачно, что без всяких желтых газет и сенсационных разоблачений узнаешь, с кем жене изменяет мэр и кто сколько тянет из городского бюджета?

– Последний потомок уже лет двадцать назад умер – в итоге говорит он – завещания не нашли, родственников тоже. Детей, вроде, не было у него. А по законам Лэствилла в таком случае никто и не имеет право трогать недвижимость ровно двадцать лет. На случай, если наследники вдруг объявятся.

С сомнением хмурюсь:

– Двадцать? Не долго ли?

– Будто я придумывал эти законы, Джени! Долго или не долго, откуда ж мне знать. Ну вот так вот. А как эти самые двадцать лет минут, если никто не найдется, разумеется, то здание отходит городу.

– И что, сейчас как раз истек срок? Ну.. раз его открыли и даже проводят там городское собрание?

Не в честь ли этого они его там проводят?

Конечно, такая махина. Ее разобрать на аренду или еще чего (что быстро сообразит Маккензи) и городской бюджет тут же пополнится. Городской бюджет, половину из которого он тут же спустит на свою дешевую копию Эмбер Херд.

Брови Дугана сходятся к переносице, словно с этим вопросом связано какое-то его личное недовольство. Сложно понять какое – комиссар и заброшенный старый замок. В итоге он лишь выдает:

– Почти.

Однако, этого хватает, чтобы я решила больше не развивать эту тему. Дядя Джон редко злится (насколько я помню из тех времен детства, когда он к нам еще заезжал чуть ли не каждый день), и обычно на злость его выводило только какое-то жульничество. Допустим, смотрит новости, а там говорится что такой-то такой-то министр такой-то такой-то закон принял или типо того. И он бывает как разорется, мол, что тот (сукин сын, мать его за так) только наживиться на этом хочет.. даже отцу иногда выводить его во двор приходилось, за сигаретой в чувства приводить. А уж что было, когда Трампа президентом выбрали.. ух.

И если его сейчас так злит эта тема – значит, наверное, она опоясана жульничеством (по крайней мере, в этом убежден сам дядя Джон). И чем больше ее обсуждать – тем больше он будет выходить из себя. Мне этого не надо.

Зато, кажется, метод срабатывает – Дуган успешно забывает о том, что я так часто хватала телефон, и я больше не замечаю его любопытных взглядов украдкой на меня через зеркало.

Впрочем, и едем мы после не так уж долго.

В скором времени он прибавляет скорости и во двор замка мы заезжаем, едва ли не упираясь в тыл веренице машин. Полагаю, именно в одной из них и сидит мэр, из-за которого дядя Джон и обязан тут торчать.

Из-за чего и я обязана тут торчать.

Не езди он за ним, не знал бы где собрание – и это ведь отличная, действительно была отличная откоряка!

Вздохнув, выбираюсь из салона, едва машина останавливается. Но забываю про ремень, потому он врезается, останавливая меня, и приходится на ощупь, запустив руку обратно, искать защелку. Высвободившись, оказываюсь снаружи уже одновременно с Дуганом.

Из одной из машин выбирается, как я и подозревала, мэр. Спешно оглядев остальные тачки (видимо, на наличие такси), он в итоге замечает меня рядом со служебной машиной. Мгновение, переведя взгляд с меня на комиссара, я вижу во взгляде Маккензи какое-то беспокойство.. и что ли недовольство?

Но вот он быстро натягивает усталую улыбку, делает что-то, очень отдаленно похожее на махание рукой мне (то ли приглашая внутрь, то ли просто давая понять, что заметил меня), после чего заходит в замок.

Дядя Джон лишь фыркает:

– Ну хоть сюда приперся без своей куклы.

– Ты про Эрджи? – догадываюсь.

– Ага. Ему бы только о молодых дурах сейчас думать, с его-то ворохом проблем, старый пердун..

Он ворчит что-то еще, но уже слишком тихо и словно бы нарочно неразборчиво. Подозреваю, это какие-то уж слишком грязные ругательства, которые, памятуя обо мне еще как о «маленькой Джени» он не допускает говорить вслух.

– Ладно, пошли – в итоге кивает, когда большая часть людей, что приехали в машинах, скрываются внутри – хоть толкучки не будет. А то все такие приличные, а ноги-то, мудозвоны, пооттопчут и не заметят.

Я усмехаюсь, но когда уже поднимаемся, замечаю:

– Они все были в платьях да костюмах – невольно вспоминается фуршет у Грэдиша – я в своем мятом перелетном прикиде, наверное, буду совсем не к столу.

– А тебе это важно? – скептично вскидывает он бровь.

– Да не очень – помедлив, признаюсь.

– Вот и верно – хлопает меня по спине – если они мнят себя маскарадными клоунами, пусть наряжаются. А нам бы лишь поскорее это прошло да до дому. Устал уже, как собака..

Однако, уже перед самим порогом (массивными, слишком уж похожими, дверями) я мнусь какое-то время. Да, замки разные.. но очень, к слову, похожие.

Не внешне, нет. Но.. атмосферой.

Бывают ведь и замки из сказок про Рапунцель, Золушку и так далее? Такие большие, белые, каменные, сияющие, где обязательно живет принцесса, на которой блестит дорогая бриллиантовая корона?

Но этот замок насквозь пропитан той же мрачной атмосферой, что замок Влада в Румынии.

Будто бы два брата-близнеца, которых разлучили в детстве. И вот один, обнаружив беглянку, тут же маякует своему братцу, мол «присмотри-ка за ней» и он такой «будь спокоен, сделаем, она и не заметит, что куда-то убегала».

Высокие шпили, свойственные тому же мрачному готическому стилю. Витражи в окнах побольше, слишком резкие выступы фасада..

Мрачный.

Да, еще один мрачный замок.

– Джени – окликает меня Дуган уже более нетерпеливо – ты там до рассвета стоять собралась? Идем уже.

Опомнившись, понимаю, что все еще стою, точно приколоченная, на пороге, а дядя Джон уже вошел внутрь и даже сделал пару шагов, прежде чем заметил мое «изваяние». Нервно киваю, и спешу за ним.

Кажется, он знает и то, в каком именно помещении этого огромного строения будет проходить собрание – потому что уверенно идет и сворачивает на некоторых поворотах, долго не размышляя. Интересно, как думал мэр, я тут сориентируюсь, если поеду на такси? Ах ну да, для этого он и оглядывал двор.

Он думал, что в этом случае до нужного помещения меня доведет он сам.

Однако, пройдя уже достаточное расстояние, я замечаю, оглядываясь:

– Так и не скажешь, что замок двадцать лет был закрыт.. – чуть запрокидываю голову, точно маленький ребенок – нет следов заброшенности..

– Если ты про то, что половина потолка не обрушилась тебе прямо на голову, открывая небо господне – усмехается Дуган – так это так только в этой части. Здесь все активно приводят в порядок, открыли ведь его уже месяц как. Было бы странно, если бы, учитывая это, мы вляпались в комья паутины или провалились по самые щиколотки в дыру в полу.

– А почему занялись именно этой частью?

– Наверное, решили с самой легкой начать– бурчит он, вновь насупившись.

Ясно, его недовольство как-то связано не с самим открытием замка, а с его восстановлением.

– А что тогда в остальных, где «сложнее»?

– Там серьезные повреждения, требующие долгого и сложного восстановления.

Жму плечами, вновь оглядываясь:

– Да уж, замку повезло, что город решил позаботится о нем.

Дядя Джон хмурится еще сильнее и цедит:

– Ага, город..

Не знаю, собирался ли он добавить что-то еще, или это была оконченная фраза – потому что в следующее мгновение в одном из смежным коридоров мелькает молодой человек со стопкой книг в руках, отвлекая его внимание.

Признаться (постыдно признать, вернее) в первые секунды я даже решила, что это какое-то приведение и чуть было не вскрикнула. И лишь очки в толстенной роговой оправе, свисающей к самому кончику носа парня, заставляют меня прийти в себя.

Не знаю почему, но мой мозг убежден, что приведения очки не носят.

После смерти, типо, все изъяны и проблемы убираются, как в сказке. Кроме одного – ты по-прежнему мертв.

– Мистер Райт – кивает Дуган, едва расстояние между нами сокращается до достаточного для рукопожатия – здравствуйте.

Однако руку осмотрительно парнишке не протягивает – если тот решит протянуть свою в ответ, уронит всю кипу книг, которые двумя-то конечностями еле удерживает.

Худенький, русые волосы реденькие – очки смотрятся слишком нелепо на худом бледном лице. Пальцы слишком длинные – «пальцы пианиста», как сказала бы мама. На первый взгляд он кажется совсем молодым парнем – но если вглядеться за стекла очков, можно увидеть россыпь глубоких морщин у глаз, так что ему точно никак не меньше тридцати.

Райт останавливается, и, видимо, узнав комиссара, улыбается в ответ:

– Добрый вечер, мистер Дуган..

Взгляд вежливости переходит на меня, как на его компаньона.. и тут Райт бледнеет еще сильнее (хотя казалось, сильнее уже невозможно). Его руки дрогают, и несколько книг падает с верхушки стопки. Пытаясь судорожно их словить на лету – он в итоге, по канону жанра, роняет все остальные, так и замерев. Иступлено глядя на упавшие книги, словно не понимая, как так получилось и что теперь ему с этим делать.

Комиссар обеспокоенно склоняется к нему:

– Вы в порядке, Юстин?

– Ага, да… простите..

Видимо, решение все-таки посещает его голову и он падает на колени, начав лихорадочно-быстро собирать книги. Но руки его по-прежнему бешено дрожат, потому он успевает сложить лишь две книги, после чего, кладя поверх третью, вновь все их роняет. Когда это повторяется уже дважды, я наклоняюсь:

– Давайте помогу.

Юстину так и удается собрать лишь две книги, не разбросав их заново, а я аккуратно собираю остальные. Отряхнув их, осторожно ставлю поверх тех двух, что есть у него. Лишь каким-то чудом мироздания парень на сей раз их удерживает.

И все это время не спускает с меня глаз, взирая каким-то ошалелым взглядом, точно увидел мертвеца или что еще хуже. Мне кажется, так я смотрела на девушку с рваной спиной в загоне.

Даже дядя Джон замечает его взгляд, потому что, откашлявшись, говорит с улыбкой:

– Это Дженна Бёрнелл, Юстин – кивает мне – а это Юстин Райт, Джени.

Я приветливо улыбаюсь, хотя теперь возвышающаяся в его руках стопка книг меня почти загораживает:

– Рада знакомству – пытаясь хоть как-то разрядить атмосферу, добавляю – необычное у вас имя. Почти как Джастин, только Юстин.

–У Мистера Райта венгерские корни – поясняет мне Дуган, сообразив, что от остолбеневшего парня ответа не дождаться – у них так принято произносить. Верно?

Однако, и эта попытка пролетает мимо.

Юстин ничего не отвечает, а его глаза все еще с иступленным изумлением рассматривают мое лицо. Нет, я неверно истолковала его взгляд. На девушку я смотрела с ужасом – в его же глазах ужаса нет.

Лишь иступленное изумление и неверие.

Так, пожалуй, не на монстров смотрят.

А на кумиров.

Примерно так Милли в первые секунды смотрела на Ратвена, поняв, кто перед ней стоит. Этот взгляд – взгляд человека, который не может поверить своим глазам и допустить того, что в самом деле видит сейчас перед собой то, что видит.

Но чем я-то могла вызвать такой взгляд?

– Юстин разбирает хозяйские рукописи. Очень много документов на венгерском – вновь пытается разрядить тишину Дуган – Шотет же вроде ученым был или типо того. Думаю, тут на пару десятков лет работы хватит.

Он усмехается своей шутке, но реакции от парня по-прежнему нет.

Видимо, поняв наконец, что его не разговорить и встречу никак не сгладить, Джон кивает мне:

– Ладно, идем, а то опоздаем. Юстин, еще увидимся.

Так и нет ответа.

Лишь когда мы скрываемся за поворотом, комиссар позволяет себе приглушенно рассмеяться и объясняет мне:

– Бедолага, мать его за так. Так закопался в своих книгах, что при виде красивой девчонки дар речи теряет. Вот же бедолага..

Наконец, еще пара поворотов – и мы добираемся до «пункта назначения». Это большой зал. Пожалуй, глядя на него, можно со всей ответственностью сказать, что этот месяц занимались восстановлением не «всей части», а лишь этого конкретного помещения под это конкретное событие.

Внутри довольно много людей – гораздо больше того количества, что вышли при нас из машин. Очевидно, прибывать начали еще раньше. Я скептично хмурюсь.

(..это официальное дело, не имею права пока разглашать..)

Ну да, дело абсолютной секретности.

Именно поэтому тут столько людей.

Сомневаюсь, что все они имеют хотя бы какое-то за уши притянутое отношение к мэрии. Похоже на обычный светский прием. А после последнего такого посещенного (у Грэдиша) – я поняла, что терпеть их не могу.

Все эти пафосные человечки.. Мужчины в смокингах дороже моего недельного пропитания, дамы в платьях, которые открывают больше, чем прикрывают.. стоят компаниями у столиков, другие оживленно перемещаются и болтают с бокалами шампанского в руках. Наигранный заливистый смех над несмешными шутками, приторные улыбки каменных лиц..

Фальш.

Вот точное описание подобных сборищ.

Одна сплошная Фальш.

– Ладно – бросает мне Дуган – скоро начнется, так что никуда не уходи. А я вот отойду, я ж тут тоже не по праздному делу.

Я киваю и он уходит.

Оглядевшись, в итоге отхожу в самый дальний угол, надеясь быть никем не замеченной. Есть хочется еще больше, спать и того сильнее, а желание залезть уже не под струи горячего душа, а в самую настоящую горячую ванну – и того опережает их всех вместе взятых.

Но при этом я должна стоять тут, в этой перелетной одежде, с грязными волосами, ожидая непонятно-чего, для которого я понадобилась городскому совету.

А вот Милли уже, скорее всего, получила все пункты моего заветного списка. И сейчас, досыта наевшись, болтает с мамой о нашем отпуске (точнее, об его адекватной части).

И вдруг, вырывая из этих мыслей, мне на плечо ложится чья-та горячая рука:

– Джени, крошка, какая встреча..

Мелодичный, приветливый голос.

Я сразу по нему узнаю Ратвена.

-9-

И несмотря на то, что я действительно узнаю его по голосу, когда оборачиваюсь и в самом деле вижу Ратвена – искренне удивляюсь, точно впервые. И притом удивляюсь я скорее не самому его появлению здесь (хотя тоже весьма противоречивые чувства), сколько виду, в котором он передо мной предстал.

Мы оба летели на одном самолете. Оба приземлились в одно и то же время. Оба затратили одинаковое количество времени на то, чтобы добраться из аэропорта до чертового замка.

Но при этом я стою в мятой одежде, с затянутой грязной гулькой на голове, а он..

Снизу на нем так шелковые брюки, ткань у которых от малейшего дуновения ветра (даже от проходящего мимо) подрагивает – только теперь это брюки бежевого цвета, а не черного, как в самолете. Пиджак так же сменен на более свободный и светлый, под тон брюкам. И под ним, разумеется, никакая не футболка, а темная рубашка, застегнутая почти на все пуговицы, кроме верхних двух. Эдакий небрежный официоз.

Его волосы, которые еще в самолете волнами могли упасть на лицо – теперь тщательно чем-то смазаны (просто так не получилось бы) и зачесаны назад, полностью открывая лицо и позволяя лицезреть его улыбку и любые эмоции, которые он может захотеть продемонстрировать.

В его руке покоятся два бокала шампанского, один из которых он со всем дружелюбием протягивает мне.

Весь его образ, учитывая обстоятельства, такой сюрреалистичный, что я невольно задаюсь вопросом – уж действительно ли с этим Гордоном Ратвеном я летела в самолете.

И пусть вопрос этот лишен любого смысла (Ратвен один, он меня узнал, и ты уже далеко от румынии, где Темный по желанию может напялить на себя любую приглянувшуюся оболочку, Джен), я все же выпаливаю:

– Это с тобой мы летели в самолете?

Он же, очевидно, воспринимает это как мою хитрую попытку напомнить ему о ночном инциденте.

Дружелюбный вид тут же сменяется самым покаянным, а рука с шампанским так и застывает в воздухе:

– Да, прости.. это было ужасно – повинный смешок и брови «домиком» – мне нельзя пить крепкого, становлюсь совсем дурачком. Ну, ты сама видела.

– Да, видела – киваю, с сомнением оглядывая его.

(..а еще остались какие-то сомнения? конечно, летим прямиком в лэствилл. меня тоже там ждут дела. крайне важные…)

Уж не эти ли «важные» дела его ждали в Лэствилле?

Хотя, странно, что ему здесь в принципе занятно находиться. Неужели, на раутах ни разу не бывал? А тут маленький город, любые политические чины, собравшиеся здесь – для него, наследника богачей – просто мошки. Уверена, он знает представителей политического мира и гораздо более крупных, чем Маккензи.

Так какой прок ему тогда тратить тут свое время, каждая

(..я очень занятой человек. каждая моя минута.. очень дорога стоит..)

минута которого стоит целое состояние?

– Я вел себя неподобающе – между тем продолжает Гордон – надеюсь, ты же не держишь на меня зла?

Кокетливая улыбочка и вновь протянутый стакан шампанского.

Неуверенно беру его, как знак примирения, и тоже игриво вскидываю бровь:

– Думаю, что смогу забыть это.. недоразумение.. если объяснишь, зачем ты решил привезти мою маму в аэропорт?

Он с облегчением улыбается, и придвигается еще ближе, точно мы супружеская пара, приехавшая на светский ужин давних друзей:

– Хотел сделать тебе приятное, Джен. Это же так радостно, когда дома встречают родные, правда?

Жму плечами, отпив глоток шампанского:

– Наверное.. А ты что здесь делаешь? Это твои важные дела?

Он вновь игриво улыбается, и, перейдя уж всякие дозволенные границы (но скажем честно, я не особо этому возмущаюсь) щелкает меня по носу:

– Да, детка, часть из них.

Я бы назвала это его настроение – показушно играючим. Как тогда в самолете, едва мы с Милли зашли на борт. А потом, точно по щелчку, он стянул улыбку и стал с расстановкой и цинизмом объяснять, чем было выгодно во всех аспектах оставить Лео в аэропорту с его проблемами. Вот тогда я увидела его настоящего, каким его видят, должно быть, партнеры по бизнесу.

И учитывая, что сейчас он «играючий» – вряд ли тут его ждут какие-то серьезные дела.

Наверное, если что-то и есть – то оно завтра, а сегодня он просто решил тут расслабиться, так сказать, раз уж ничего не остается.

Я ожидаю, что он все-таки рано или поздно отойдет к каким-то более значительным людям на этом мероприятии, но Гордон продолжает стоять рядом со мной, попивая шампанское, улыбаясь, и отвлекая всякой неважной ерундой. Смеется, смешит меня, и надо признать, окончательно сглаживает неприятное впечатление от его ночного пьяного буйства.

Признаться, если он предложит завтра (или даже сегодня) заглянуть в какой-нибудь ресторан с ним, то, пожалуй, я соглашусь.

И даже когда начинается официальная часть, он лишь чуть подсобирается, глядя теперь на мэра, но все еще украдкой отпускает мне обаятельные улыбки и продолжает стоять рядом.

В этот момент я всерьез начинаю задумываться о том, что (а чем черт не шутит?) вполне могу повторить известную историю из «Красотки». Я, конечно, не проститутка, но зато он – красивый, богатый, забавный. И явно – теперь уж совсем очевидно – положил на меня глаз.

Просто не давать ему пить, и тогда он не будет докучать мне своим безумством о вампирах. А все остальное – просто блеск.

Мэр начинает вначале всякую нудотень, обращаясь с речью к членам совета. Он говорит об итогах полугодия, планах и прочей белиберде. Гордон услужливо разбавляет его треп, шепотом мне его передразнивая и откровенно высмеивая.

Правда, замолкает, точно по выключателю, сразу же, едва мэр затрагивает тему замка:

– ..необходимо решить вопрос о судьбе замка, принявшего нас сегодня в своих стенах. Вы знаете, двадцать лет этот архитектурный памятник оставался ничьим. Медленно приходил в упадок и мы ничего не могли сделать. Но месяц назад нашлась компания, готовая восстановить здание, вложить немалые средства. Открыть здесь музей..

Я слышу знакомое ворчание с иной стороны, от которой стоит Ратвен, явно уже до талого поглощенный речью и переставший обращать на меня внимание:

– Да, пару комнат под музей, а остальное под люксовый отель.

Я вздрагиваю и, обернувшись, вижу, что ко мне вернулся Дуган (сколько он уже здесь стоит и сколько из нашего с Ратвеном общения слышал?). Презрительно глядит на мэра. Непонятно, то ли мне это он сказал, что ли сам себе.

Однако, когда я вздрагиваю от его неожиданного бурчания над ухом, это замечает и Ратвен.

Неохотно поворачивается.. и они с Дуганом на мгновение пересекаются взглядами. У обоих в них сквозит явная неприязнь, после чего Гордон, нарочито демонстративно кладет мне ладонь на талию и притягивает к себе, точно какую-то плюшевую игрушку.

Я смущенно косясь на дядю Джона, тут же (на вещее неудовольствие Ратвена) высвобождаюсь из его объятий и встаю сама по себе, меж этих двух, которые вообще непонятно чего могли не поделить (так далеки друг от друга слои их существования в общей системе иерархий).

– ..до полного истечения двадцатилетнего срока оставалось несколько недель – между тем продолжает мэр – но мы были вынуждены учесть некоторые, э-э, финансовые сложности городского бюджета. И что сама мэрия не могла выделить столько денег. Поэтому не могли упустить такое прекрасное предложение. И в виде исключения позволили начать работы по реставрации «Фонду Ратвена».

Раздаются густые аплодисменты, и я озадаченно перевожу взгляд на мужчину, что стоит подле меня. Он широко улыбается людям, точно кинозвезда на ковровой дорожке, и чуть заметно пару раз кивает, как бы говоря «спасибо, спасибо, не стоит оваций».

Теперь смотрю на Дугана – тот стискивает зубы и едва ли не испепеляет взглядом Ратвена.

– Так это ты восстанавливаешь замок? – шепотом спрашиваю, когда мэр вновь возвращается к речи.

– Да, Джени – широкая улыбка – сюрприз, детка!

Лучезарно улыбается и вновь делает попытку уложить мне руку на талию.

Однако теперь я уже выскальзываю даже не столько из-за Джона.

Мне начинает казаться, что медленно, очень медленно но верно, складывается какой-то очередной пазл, в котором Ратвен играет далеко не последнюю роль..

–..известный меценат мистер Ратвен доверился нам и начал восстановление даже без окончательно контракта. Мы просто не могли оформить его до истечения срока. Но были убеждены, что помех не будет. Ведь если за девятнадцать лет и одиннадцать месяцев не нашлись наследники, шанс, что они появятся сейчас, равен почти нулю.

Лицо Маккензи осунулось:

– Однако, на прошлось неделе в управление полиции Лэствилла пришло анонимное письмо. Главный комиссар Дуган, как представитель правоохранительных органов на нашем мероприятии сегодня.. прошу, вам слово.

Дуган неохотно бредет к мэру. Ему передают какие-то бумаги (очевидно, то самое письмо, которое он вынужден зачитать, как главный уполномоченный):

– В письме, что поступило нам, значилось завещание последнего владельца этого замка, господина Шотета – заявляет Дуган – подлинность подтвердилась. Нашелся и юрист, который его заверял..

– Да-да – вмешивается мэр – сам владелец завещал замок городу. При условии, что здесь будет общественный музей. Понимаете? – мне кажется, или теперь он смотрит именно на меня – все, как мы и планировали! Но с небольшим нюансом. Одно из строений на территории замка – а именно маленькая часовня во внутреннем дворе – завещано конкретному человеку.

Теперь и взгляд Дугана направлен на меня.

Я непонимающе хмурюсь, когда комиссар озвучивает:

– Оно переходит в собственность мисс Дженны Элизабет Бёрнелл.

-10-

Сквозь шум каких-то помех, которые появляются только в моей голове (и которые очень похожи на глубокое погружение под воду) я слышу голос мэра:

– ..мисс Бёрнелл, прошу, подойдите к нам.

Чья-то ладонь услужливо касается моей спины ниже положенного и чуть подталкивает вперед. Слышу над ухом:

– Ну же, Джени, иди.

Растерянно оборачиваюсь.

Это Ратвен – улыбается наверное самой уникальной из своих улыбок. Я озадаченно делаю шаг вперед, еще, еще..

И тут меня осеняет – не все сразу, но какая-та часть всплывает вместе со мной на поверхность. Встревоженный голос мамы, просьба вернуться пораньше, настояние отправиться на городской совет, Дуган, который знал содержание письма – ее давний друг..

Ну конечно! Она знала про завещание уже тогда, когда нам звонила! Поэтому и просила приехать раньше! Поэтому, зная что там будет, и просила отправиться на городской совет!

Но.. выходит, об этом знал и сам Дуган? Но так невероятно сыграл в аэропорту, разыграв карту удивления.

(..так вот зачем мы заезжали в аэропорт? а я думаю, что этому старому удумалось, совсем не по пути..)

Собственно, как и мама, получается, тоже все знала, но тоже ничего мне не сказала. Но что это за секрет такой? Почему нельзя было рассказать? Или тот же принцип, что с подарками на день рождение «не хотелось портить сюрприз»?

Только какой это сюрприз?!

С какой стати какому-то неизвестному старику

(..что ты сделала со стариком шотетом?! расскажи мне!..)

завещать мне часовню башни? Мы даже не видели друг друга! Он умер, если верить подсчетам, когда я была еще совсем ребенком!

Когда я, наконец, подхожу к ним, то Дуган передает мне бумагу с завещанием, а мэр продолжает:

– По законам Лэствилла, если на одном земельном участке стоят здания, принадлежащие разным владельцам, нельзя проводить никакие ремонтные работы одного здания без разрешения владельцев других.

Я растерянно гляжу на завещание, потому не сразу понимаю, что мэр замолчал и теперь все, включая Ратвена, уставились на меня. Жму плечами:

– И что это значит?

– Это значит, мисс Бёрнелл – кивает мэр – что теперь от вас зависит судьба этого замка. Если вы дадите разрешение, «Фонд Ратвена» продолжит работы по его восстановлению, здесь все вернется к былому великолепию, появится прекрасный музей..

(..да, пару комнат под музей, а остальное под люксовый отель..)

Мельком гляжу на Гордона. Он чуть поднимает свой бокал с шампанским, словно говоря, «видишь, как все удачно совпало? Выпьем за это?».

Совпало.

(…не верю в совпадения и тебе не советую..)

Совпало, ну как же.

Слишком уж много «совпало» за последний день, связанных именно с Ратвеном. Сначала его частный рейс, который не просто предложил нам билеты, а

(..мы и так задержали вылет, чтобы дождаться вас..)

ждал нас, а после организовал целую церемонию доставки мамы к месту посадки, просто чтобы

(..хотел сделать тебе приятное, джен. это же так радостно, когда дома встречают родные, правда?..)

якобы просто порадовать.

Теперь и ситуация с Лео не кажется такой уж

(..и подхватывает мой чемодан раньше, чем я успеваю что-либо ответить. после чего берет чемодан, что лео поставил рядом с милли, игнорируя при этом чемодан самого лео..)

(..но едва лео делает шаг на первую ступень, как внезапно откуда-то появляются несколько мужчин в форме охраны аэропорта – будто только и ждали этого момента..)

(..ну не мог же я пустить к себе людей, которых совсем не знаю. пойми меня, я ведь здесь совсем без охраны, и даже если речь о двух хрупких девушках..

– и одном парне – напоминаю я– ты ведь не знал изначально, что его оставят на трапе?..)

случайной. Конечно, он не знал, в каких именно мы с Лео находимся отношениях, потому просто избавился от лишней опасности.

После клеился ко мне всеми известными способами, чтобы к моменту оглашения завещания – я уже «души в нем не чаяла» и конечно же дала добро его фонду продолжать восстановление без всяких раздумий и вниканий в «отели» и «музеи».

Лишь один раз его план пошел по заднице – когда он напился ночью и забылся, что именно ему надо.

И вновь – появился сегодня такой учтивый, покаянно просящий прощение.

Его связь со мной лишь из-за причастности к замку тогда объясняет и то, откуда мэр мог знать, когда и куда я прилечу,

(..тогда откуда?

вряд ли ратвен всему городу позвонил и сообщил, что везет такую-то такую-то, встречайте там-то там-то..)

потому что они с Ратвеном уже месяц состоят в деловых отношениях, и мое появление было выгодно им обоим. Конечно же, он сообщил Маккензи, где и когда меня можно будет забрать.

Фальш.

Все его благодушие и флирт ко мне – такая же фальш, как этот светский прием, который какой-то идиот назвал городским собранием. Да, холодный расчет, все как и полагает настоящему бизнесмену – пускать в ход любые методы, лишь бы добиться цели..

Ратвен, как молодой и привлекательный мужчина, решил пустить в ход самый простой и избитый метод (если дело касается дамы)– покорение женщины, от которой что-то зависит. Только вот он, видимо, забыл, что этот же метод является и самым опасным, ведь имеет только две грани и может обернуться только двумя сторонами.

Либо трюк пройдет и дама клюнет, отдав вам все и вся.. Либо же, в самый неподходящий момент (как сейчас для Ратвена) дама все сообразит.. и очень-очень сильно оскорбится и обидится.

А женская обида.. уф-ф, с ней лучше не сталкиваться.

– ..если же вы будете против – продолжает мэр, чуть кашлянув, видя, что мое внимание находится где-то за пределами этого помещения – то мы все окажемся в очень неприятной подвешенной ситуации.

Продолжаю смотреть на Гордона.

Его чуть приподнятый бокал, идеальная улыбка, а главное.. исходящие флюиды уверенности.

Он думает, что уже выиграл.

Победил, как и всегда.

Глупые, наивные женщины, которые

(..что-то, а это у людей славно придумано, весело и приятно.. – мелодичный смешок – девушки такие легкие жертвы.. если иметь смазливую внешность, деньги, немного загадочности, а главное – красиво намекать ей на вечную любовь..)

раз за разом клюют на его удочку. Нет, с психикой может у него и есть проблемы, да только перекроил он себя совсем не из-за них. Это, как и все прочее, его очередной продуманный бизнес-ход. Слепить из себя Аполлона и подмять под себя всю женскую часть деловых партнеров.

Конечно, ведь

(..девушки такие легкие жертвы..)

девушки такие легкие жертвы.

Но что возмущает больше всего – что глядя на меня, он решил, что я вписываюсь в эту же самую категорию дурочек. Хотя нет, больше всего возмущает то, что до последних пары минут я и правда идеально в нее вписывалась!

Уверенная ослепительная улыбка…

Ох, какой же я сейчас испытаю экстаз, стерев ее одной фразой!

– Что ж, господин Маккензи, значит считайте, что вы уже все оказались в «неприятной подвешенной ситуации».

Дуган едва ли не подпрыгивает на месте от восторга. Конечно, его в этой ситуации бесило жульничество и прикрытие отеля музеем. Но меня волнует не это.

Мой отказ основан на другом.

Ратвен ступил не на ту тропу, решив играть в такие игры.

И вот я добиваюсь результата.

Его пальцы до побеления сжимаются на хрустальной ножке бокала так, что вот-вот ее раздавят, а улыбка стягивается в какое-то непривычное негодование.

– Мисс Бёрнелл.. – поспешно бормочет мэр – прошу прощения, что вы этим хотите сказать?

– Да, Джени! – улыбка на губах Гордона возвращается такой натянутой, словно чьи-то невидимые пальцы тянут ее в разные стороны, а голос становится таким высоким, точно ему наступили на причинное место – что ты этим хочешь сказать?

– Не Джени, а Дженна Бёрнелл, попрошу, мистер Ратвен – подчеркнуто отрезаю я с сухой улыбкой, внутри ликуя, как самый настоящий ребенок, после чего поворачиваюсь к мэру – этим я хочу сказать, мистер Маккензи, что отказываюсь от помощи фонда Ратвена.

– Мисс Бёрнелл.. –кажется, Маккензи начинает катастрофично не хватать воздуха – думаю, прежде, чем принимать такие поспешные решения, вам стоит знать, что «фонд Ратвена» анонсировал ряд щедрых благотворительных проектов для Лэствилла. И мы очень на них рассчитываем..

В это время фигура, что твердо приближалась к нам, все еще крепко сжимая бокал с шампанским в руке, наконец встает четвертой в круг. Гордон Ратвен взбешен до белой горячки – и не надо быть магом или ведьмой, чтобы это узнать.

При этом, натянутая жуткая улыбка все еще на его губах.

Он игнорирует и мэра, и Дугана, и кажется всех прочих, а смотрит лишь на меня:

– Джени, ты устала с перелета? Наверное, все дело в этом. Но послушай, часовня, которая тебе отошла.. там фрески, витражи, которые пришли в упадок. Боюсь, лично у тебя, да и у города не найдется средств для ее восстановления. Но поскольку мы с тобой так сблизились..

Он многозначительно поднимает бровь, но из-за раздираемого изнутри бешенства, жест выходит не флиртующим, а больше похожим на какой-то усугубленный нервный тик:

– ..то я, конечно же, отремонтирую ее со всем комплексом за свой счет. Ну, естественно, смогу это сделать, только когда ты дашь согласие, потому что –взмахивает руками, нервно и натянуто хохотнув – вот же нелепость!, этот старый идиот решил разделить завещание..

– Кто еще из них старый идиот – не выдерживает Дуган – Шотет, который по своим тараканам отписал Джен часовню, или твой дружок Маккензи – он испепеляет растерянного такой грубостью мэра – который, за счет замка, отошедшего городу, хочет закрыть собственные огрехи!

– Попрошу, мистер Дуган.. – начинает мэр, задыхаясь от негодования.

– Да, мистер Маккензи – рычит он, с большим трудом не переходя на оскорбления по типу «старый пердун» и «седая задница» – может, для вас это открытие, но просвещу вас: то, что отходит городу, отходит именно Лэствиллу, а не становится вашей частной собственностью по праву поста, увы, вами занимаемого!

– Нет, это просто возмутительно! – восклицает Маккензи, однако, поскольку Дуган и был отправлен сюда «следить за порядком» позвать охрану он не может.

Потому что никакой иной, помимо дяди Джона, охраны тут нет.

Да уж, мы с ним сегодня оба задали жару! Он мэру, а я Ратвену. Аж гордость берет. Попрошу маму, чтобы она сделала ему чаю с сахаром.

– Джени.. – не обращая внимания на их склоку, вновь обращается Ратвен – давай сделаем хорошее дело вместе? Я восстановлю замок, восстановлю тебе часовню, а ты дашь на это согласие, тем самым обяжешь целый город..

– Я уже озвучила свое решение, мистер Ратвен. И где вас учили манерам? – не скрывая сарказма (но при этом без малейшего намека на улыбку) добавляю – не припомню, чтобы мы успели с вами перейти на Ты.

Он сжимает кулаки, улыбка стягивается, а ноздри раздуваются. Он сейчас точно наполненный, растянутый до максимума водой шарик – нужно лишь ткнуть тоненькой иголкой, чтобы он взорвался.

И я беру в руки иголку:

– И да, мистер Маккензи, отказываясь от предложения «фонда Ратвена» я не отказываюсь от помощи в принципе. Согласна, замок и правда стоит восстановить, потому я получше изучу эту тему и ознакомлюсь с предложениями других фондов.

На шее Ратвена вздуваются жилы.

И шарик взрывается.

-11-

Гордон резко оборачивается к мэру, но перед этим я успеваю насладиться выражением его лица. Лица человека, который впервые в жизни вдруг оказался побежденным женщиной. Девушкой, которых до этого он щелкал, как орешки.

Ярость, пляшущая огнями в глазах, раздутые ноздри, точно у быка на ринге, а главное – совершенно безумное выражение. Точно ребенок, которому в чем-то отказали в магазине. Сначала разрешили, и он носился с этой игрушкой по всему центру, и даже дошел с ней до кассы.. и уже на самой кассе эту игрушку выкладывают и говорят, что передумали, и не купят ее.

Что в такие моменты случается с детьми?

Истерика.

Они падают на пол, орут, кричат, сопли из носа..

У маленького мальчика Ратвена, не знающего отказа в игрушках, сейчас именно такая истерика. Только одно различие – дети выплескивают свое негодование в слезах, а взрослые мужчины – в иступленной ярости.

– Если она, ЭТА СУКА – он тычет пальцем в меня, оря прямо в лицо мэру – откажет, то мой фонд не даст вам НИ ЦЕНТА! Никакой поддержки школам, социальным центрам! Город потеряет огромные доннации! И я! – он едва уже не топает ногами по полу, взвиваясь на месте – и я потребую возмещения затрат на уже проведенный ремонт! ТЫ ПОГРЯЗНЕШЬ В ЕБАННЫХ ДОЛГАХ!

Все вокруг ошарашенно таращатся, не смея моргнуть, а мэр так и вообще бледнеет, готовый, похоже, спуститься по лесенке сейчас прямо в ад, лишь бы подальше от Ратвена.

– ВЕСЬ ВАШ ЧЕРТОВ ГОРОД ПОТОНЕТ В ЭТОМ ДЕРЬМЕ! – орет он, и со всей дури пинает рядом стоящий столик и, оставшиеся на нем бокалы шампанского с треском и грохотом летят вниз, разбиваясь об пол.

Да уж.

Теперь даже я в шоке.

Точно – самая настоящая истерика избалованного ребенка. Разве что сам на пол не падает и не катается, яростно молотя кулаками.

Словно услышав мои мысли, он вновь резко поворачивается ко мне. Замечаю, как с готовностью делает шаг вперед дядя Джон – видимо, даже он сомневается сейчас в достаточной вменяемости Гордона.

Тот сверкает на меня бешеным взглядом:

– СУКА! Ты долбанная тупая сука, и ты еще пожалеешь об этом! Ты еще не понимаешь с кем связалась!– он срывается уже на такой высокий, что едва ли не женский визг – ТУПАЯ ШЛЮХА!

И ураганом выносится вон из зала.

На пару мгновений повисает просто гробовая тишина.

Первыми появляются чьи-то едва слышимые перешептывания. Потом начинают двигаться те, на чьи платья попали осколки – в попытке их осторожно стряхнуть. Оглядывают себя те, на чьи пиджаки попало шампанское, в месте с бокалами вихрем снесшиеся вместе со столиком пинком Ратвена.

Звуки мало-помалу возвращаются в зал, набирая прежнюю громкость и даже переходя на новый уровень. Возмущения, изумления, ахи и недовольства. Люди с жаром разговаривают о случившемся, жадно смакуя каждое мгновение, будто бы напрочь позабыв, кто они такие и для чего изначально тут собрались.

Из нас троих к первому возвращается голос к Дугану.

Одарив меня мягким, явно одобрительным, взглядом, он кивает:

– Джени, подожди меня у выхода. Сейчас я перекинусь парой слов с мэром и отвезу тебя домой.

– Право, мне нечего вам сказать.. – хмурится Маккензи, услышав, что речь пошла о нем.

– А это ничего – кивает Джон – зато у меня есть, что сказать вам..

Я быстро отступаю к двери, и лишь ускоряюсь – потому что, лишившись главного объекта страстей сегодняшнего вечера (Ратвена), все теперь то и дело косятся на меня, которая и послужила причиной этого гневного запала.

Да уж, стоять тут – равно что стоять под прожекторами.

В коридоре же оказывается пусто и тихо.

Я вздыхаю и, дойдя до ближайшего поворота, заворачиваю и прислоняюсь к холодной каменной стене. Теперь, даже если кто-то особенно наглый выглянет наружу, чтобы глянуть на меня – ничего не увидит, кроме пустых коридоров в обе стороны.

Да уж, теперь, кажется, я перенесла сразу десять перелетов. Мне нужна не одна, а десять ванн, десять порций еды и, как минимум, десять часов сна.

Конечно, моя выходка была эффектной.. но теперь я вспоминаю слова Гордона (не «тупая шлюха» и «ты еще пожалеешь», разумеется) про

(..никакой поддержки школам, социальным центрам! город потеряет огромные доннации!..)

финансовую поддержку, которую он оказывает Лэствиллу. Конечно, быть может, если я хорошо изучу эту тему, потрачу много времени и так далее, я смогу найти какого-нибудь мецената, который хотя бы отчасти сможет оказать замку какое-то восстановление. Но уж точно я не смогу найти еще и всех тех, кто возьмется за поводья, брошенные Гордоном.

Куча социальных проектов, поддержки

(..ты-то его откуда знаешь, милли?

– так он и нашей школе помогает..)

школам.. Лэствилл лишится всего этого только из-за одной моей дури. Теперь, уже отыгравшись и с лихвой получив свою месть, я всерьез раздумываю над тем – примет ли Ратвен мое предложение все забыть и вернуться к работам по восстановлению?

Конечно, это будет не музей, а лишь прикрытие люксового отеля, как сказал Дуган, но, кажется, это разумная жертва взамен на остаток всей той помощи, которую он оказывает в других сферах города?

Он избалованный ублюдок и мразина, но как-то неудобно лишать Лэствилл его помощи только из-за межличностных отношений. Тем более, я конечно не смотрела на эту часовню, что мне отошла, но

(..но послушай, часовня, которая тебе отошла.. там фрески, витражи, которые пришли в упадок. боюсь, лично у тебя, да и у города не найдется средств для ее восстановления..)

лишних денег на ее восстановление у меня и правда нет. Даже лишней тысячи баксов, а я подозреваю, там понадобится не один десяток тысяч..