Прекрасная лилия

Глава 20

Гленфлуирс…

Прикрыв глаза ладонью от ярких лучей солнца, Нилл разглядывал великолепный замок, возвышавшийся на вершине похожего на башню холма. Место, где рождаются легенды, где человек может обрести бессмертие. Финтан Макшейн с его волшебным копьем – баллады о нем распевали все барды. Еще мальчиком Нилл с благоговейным восторгом слушал их, мечтая, когда вырастет, сражаться так же мужественно, как Финтан.

Однако теперь, подъезжая к знакомым воротам, он поймал себя на том, что детская мечта потускнела и Гленфлуирс вдруг превратился в обычную громаду серых камней. За этими унылыми стенами его не встретит радостный смех и любовь его Кэтлин, там не ждет его гордая Фиона, на пороге его не согреет теплом ласковая улыбка кроткой матери.

Перед его глазами встали очертания другого замка – словно высеченное из камня лицо старого друга, нашептывающего ему о будущем. Замок Дэйр. Будто горячие солнечные лучи омыли душу Нилла, растопив последние преграды, которые он сам когда-то воздвиг.

Над головой его высился купол синего неба. Ах, если бы стать соколом, с горечью подумал Нилл, взмыть туда, в высоту, расправить крылья и, поймав ветер, в мгновение ока вернуться назад! Нет, решил Нилл, он никогда не променяет свой Дэйр даже на сотню подобных Гленфлуирсу замков.

Однако если то, что говорил Деклан, было правдой, в один прекрасный день Гленфлуирс будет принадлежать ему. Если тан провозгласит его своим преемником, ему предстоит жить именно здесь. Да разве он может признаться в том, что Нилл Семь Измен, легендарный герой Гленфлуирса, воин, который всю жизнь проливал кровь за то, чтобы вернуть себе поруганную честь, больше не мечтает о бессмертии? Ему уже не важно, настанет ли когда-нибудь день, когда его боевой меч засверкает на стене в Зале Славы рядом с легендарным копьем Финтана. Теперь Нилл мечтал царить только в сердце своей Прекрасной Лилии.

Пальцы Нилла украдкой сжали рукоятку великолепного меча – наследия отца. Уж не обладает ли меч магической силой? – внезапно пришло ему в голову. Вздор, одернул себя Нилл. Впрочем, какая-то польза от меча, несомненно, есть – его тяжесть все время напоминала ему о трагической ошибке, некогда допущенной отцом.

Почему мать, когда они говорили в последний раз, так обиделась, думая, что он считает ее сумасшедшей? Густые брови Нилла сошлись на переносице. Ах да, незадолго до его отъезда она все твердила, что именно Ронан из Дэйра, его собственный отец, завещал передать ему этот меч и при этом утверждал, что оружие это предназначено не для кого-нибудь, а для верховного тана.

Странные слова в устах человека, которому дали попрощаться с женой, прежде чем увезти из дома и предать мучительной казни! Неужели в этот трагический момент отцу больше не о чем было подумать? Неужели даже в эту минуту перед его внутренним взором стоял сын, такой, каким он когда-то станет, чтобы отомстить за отца? Как это чудовищно – мечтать о мести, когда тебе угрожает смерть, притом за преступление, настолько ужасное, что воспоминание о нем до сих пор преследует Нилла в ночных кошмарах!

В эту минуту Деклан что-то крикнул, и возглас его вернул Нилла к действительности. От неожиданности он вздрогнул всем телом и чуть было не свалился с лошади. Неплохое начало для наследника верховного тана – на виду у всего замка свалиться с лошади и плюхнуться лицом в грязь! То-то было бы смеху!

Стыд зажег ему щеки. Сделав над собой усилие, Нилл выпрямился, попытавшись придать себе хоть малую толику достоинства, полагающуюся наследнику Гленфлуирса. Посмотрев в сторону замка, он заметил неподалеку от ворот нескольких человек, которые, прервав свои дела, вглядывались в приближающихся всадников. Внезапно чей-то крик потряс воздух.

– Это он! Это и есть наш герой! – заорал вдруг плотный, коренастый мужчина. – Нилл Семь Измен вернулся!

Стоявший возле него мальчишка пустился в пляс, потом молнией метнулся в ворота. Его щупленькое тело буквально распирал восторг при мысли о том, что на его долю выпала честь возвестить о приближении к замку человека, которого тут так ждали.

Пронзительные вопли мальчика заставили людей броситься к стенам замка, и через несколько минут вокруг Нилла собралась огромная толпа, восторженно повторяющая его имя.

Мальчишки, отчаянно работая локтями, проталкивались поближе, чтобы хоть одним пальцем коснуться полы его пропыленной туники, свято веря, что могут заполучить малую толику мужества легендарного воина. Сколько раз, растроганно подумал вдруг Нилл, он сам делал то же! Пробирался сквозь толпу, чтобы коснуться локтя Финтана Макшейна, погладить отполированную рукоятку его огромного копья – бесценного дара фей.

Но сейчас, сказать по правде, столь восторженная встреча скорее смутила, чем обрадовала его. В конце концов, он по-прежнему был и остается сыном предателя, и ни честь, ни титул, который он должен был получить, ни даже новое имя, которое он завоевал собственной кровью, не могли изменить то, что в его жилах текла кровь Ронана из Дэйра.

Но так продолжалось лишь до той минуты, когда он нашел глазами Деклана. Выскочившие из замка жена и дети обступили его, малыши приплясывали от счастья, и суровый воин с лицом, иссеченным шрамами, почти исчез из виду, с радостью отвечая на их объятия. И впервые Ниллу пришло в голову, что теперь он не согласился бы отречься от отца. Даже ради нового, славного имени, на котором не было ни единого позорного пятнышка, он не согласился бы отказаться от драгоценных воспоминаний, и плевать ему на то, поймут ли его другие или сочтут сумасшедшим.

Смутный ропот вдруг пронесся над толпой. Люди расступились. Наступила тишина.

При виде человека, идущего ему навстречу, Нилл почувствовал, как сердце его затрепетало.

Сколько раз Нилл мечтал, что настанет день, когда в Гленфлуирсе его будет ждать такая восторженная встреча, когда люди станут благоговейно снимать шапки и сам верховный тан торжественно объявит при всех, что позорное пятно навеки снято с его имени! Сколько долгих ночей, лежа без сна в своей одинокой постели, он пытался представить себе эту минуту, готовый на любую жертву, только чтобы она поскорее пришла!

Но теперь, как ни странно, он почему-то не чувствовал радости. Будто колокол звенел в его ушах, предупреждая о надвигающейся опасности. Неужели Фионе каким-то образом удалось пробудить в нем подозрительность? Или это унылый свист ветра, запутавшегося в перевязи отцовского меча, заставил его вдруг почувствовать странную печаль?

Но скорее всего причиной были люди с такими же, как у Конна, огненно-рыжими шевелюрами и мрачными лицами, молчаливой кучкой столпившиеся за спиной тана. Сыновья, у которых не было другого выбора, кроме как покориться воле отца и молча смотреть, как тот, кого они с детства люто ненавидели, займет место, по праву рождения предназначавшееся одному из них.

Натянув поводья, Нилл заставил коня остановиться и одним прыжком соскочил на землю, даже не поморщившись от острой боли в ногах после трех дней изнурительной скачки.

Нилл знал, что приличия требуют приветствовать Конна, преклонив колено. Почему вдруг его тело отказалось повиноваться?

Краем глаза увидев вопросительно вздернутые брови Конна, Нилл догадался, что это не осталось незамеченным. Поднялся возмущенный ропот, но тут губы Конна раздвинулись в улыбке.

– Приветствуйте его! – громовым голосом крикнул Конн, будто желая, чтобы его услышали и на небесах. – Перед вами человек, которому я намерен оставить все земли, все богатство и которым я всегда гордился, как собственным сыном!

Догадываясь, чего от него ждут, Нилл позволил Конну заключить его в объятия. В первый раз ему выпала столь высокая честь, которой никогда не удостаивался ни один из родных сыновей тана. И пока Конн ласково обнимал плечи Нилла, сам он старался отогнать мысль о том, что этот же человек совсем недавно подписал смертный приговор Кэтлин, приказал некогда казнить его отца. По его распоряжению грабили и разоряли Дэйр, считала Фиона.

Нилл попытался отстраниться, и глаза Конна подозрительно сузились, хотя на губах по-прежнему играла радушная улыбка. Отодвинувшись, он добродушно хлопнул Нилла по плечу:

– Что ж, вижу, Деклан честно заслужил награду, которую я посулил тому, кто разыщет и привезет тебя ко мне! А теперь скажи: где же та женщина, ради которой ты рискнул столь многим? – спросил Конн. – Ведь я ждал чуть ли не полжизни, чтобы приветствовать наконец дочь Финтана Макшейна!

Нилл на мгновение оцепенел, затем ярость поднялась в нем волной. Он сам не ожидал, что слова Конна пробудят в нем такую бурю.

– В последнее время Кэтлин-Лилии пришлось немало перенести. Поэтому я побоялся подвергнуть ее опасности еще одного утомительного путешествия.

Неужели от внимания Конна ускользнула нотка осуждения в голосе Нилла? Нет, он заметил. Глаза Конна округлились.

– Да ты становишься галантным, Нилл! – Конн обернулся к толпе. – За этими древними стенами немало таких, кто еще не забыл твою клятву – никогда не поддаваться чарам женщины. Да, клянусь честью, Гленфлуирс будет удивлен не меньше твоего тана! Нарушены сразу две клятвы – и кем же? Воином, который поклялся, что честь – единственное чувство, для которого есть место в его сердце!

– Но тебе нужен был только я. По крайней мере так сказал Деклан.

– Да, конечно. Если бы я желал увидеть леди, то так бы и сказал. И само собой, ты, мой мальчик, мой герой, мой сын, человек, которого я нарек своим преемником, не задумываясь, исполнил бы мой приказ. – Бровь Конна вопросительно изогнулась. Судя по его виду, он ждал ответа.

Но Нилл не желал лгать. Повисла гробовая тишина. Наконец Конн, расхохотавшись, хлопнул его по плечу:

– Ты приехал издалека, а ведь даже герои способны чувствовать усталость. Я приказал, чтобы слуги приготовили все для отдыха. Может быть, ты любезно согласишься подчиниться хотя бы одному моему приказу?

От Нилла не ускользнуло раздражение Конна, но положа руку на сердце он мог понять его неудовольствие. Или то, что он заметил, был гнев, тлевший, как уголек, в глубоко посаженных глазах тана?

Тяжкое чувство вины сжало сердце. Каково человеку, рискнувшему полюбить всем сердцем одинокого, никому не нужного ребенка, вдруг прочесть недоверие на лице приемного сына? Ведь тан осыпал Нилла всеми почестями, которые только были в его власти!

С губ Нилла чуть не сорвалось проклятие. Видя перед собой такое знакомое, любимое лицо приемного отца и ощущая тяжесть меча Ронана, он вдруг почувствовал, что разрывается между этими двумя привязанностями. Что-то подсказывало ему, что только одна из них может остаться в сердце, так же как у человека может быть только одна судьба.

Но тан явно желал большего в обмен на доброту, с которой когда-то встретил осиротевшего мальчика.

Отбросив сомнения, Нилл встал на колено и почтительно склонился перед приемным отцом. Конн поднял его. Улыбка под пышными медными усами потеплела, и Нилл вдруг вспомнил, как он всегда отчаянно старался заслужить эту улыбку!

– Ты – мой сын. Мой наследник! – объявил Конн глубоким, низким голосом, который, словно гром, пронесся над толпой. – Ни одного человека в Ирландии я не ценю и не уважаю так, как тебя, Нилл Семь Измен. Через семь лун я пожалую тебе награду, которой ты достоин, – славное имя, на котором не будет ни малейшего пятнышка.

Крики разочарования нарушили тишину. Одним взглядом Конн успокоил взволнованную толпу.

– Понадобится не меньше семи дней, чтобы доставить в Гленфлуирс еще одну почетную гостью. Дочь Финтана!

Восторженные вопли чуть было не оглушили Нилла. При одном упоминании имени обожаемого героя толпа обезумела.

– Да, Нилл, – повторил Конн. – Привези сюда дочь Финтана. Ведь именно Кэтлин-Лилия помогла тебе завоевать долгожданную награду. Так пусть и она получит свою долю почестей и славы.

Нилл уже открыл было рот, чтобы возразить, но потом передумал. У него еще будет время поговорить об этом с Конном, когда они останутся наедине.

– Скажи, что, малышка и впрямь хорошенькая? Я слышал, что красотой она превзошла даже мать, красавицу Гренну, а ведь красивее ее не было женщины во всей нашей Ирландии. Хотя нет, была еще одна, которая могла бы соперничать с ней, по крайней мере в глазах некоторых мужчин. Ее звали Скота. Даже твой отец когда-то не смог устоять перед ее красотой.

Нилл впился взглядом в лицо Конна. Оно было безмятежным. Тогда почему у него такое чувство, словно удавка все туже стягивает ему шею?

Заметив его смущение, Конн спрятал под роскошными усами довольную усмешку.

– Есть у меня одна мысль, – еле слышно пробормотал он. – Я решил утешить своего сына, предложив ему руку этой дочери Финтана. Как ты думаешь, Нилл? Неплохо, верно?

«Будь я проклят, если этот ублюдок получит Кэтлин! Она моя!»

Волна возмущения поднялась в нем, но безошибочным инстинктом воина Нилл подавил ее. «Нет, – кусая губы, твердил он себе, – не смей, иначе он угадает самое уязвимое твое место и использует это против тебя – или, что еще страшнее, против Кэтлин».

– Да, – так тихо, что только Нилл мог расслышать его слова, прошептал Конн. – Это будет справедливо, если учесть, что ему пришлось потерять! Соединить наш род с родом бессмертного Финтана – великая честь! Так что ты на это скажешь, Нилл? Как по-твоему, согласится Магнус?

«Нет! – хотелось закричать ему. – Лучше отдай своему сыну Гленфлуирс, власть и все свои богатства! Нет, Кэтлин-Лилия будет моей женой!»

– У меня нет права решать за дочь Финтана, – выдавил наконец Нилл.

– С чего бы ей вздумалось возражать, если, конечно, ее сердце еще не отдано другому? – хмыкнул Конн. – Ну а этого, думаю, можно не опасаться, учитывая, что ее с колыбели воспитывали в монастыре. А может, леди уже успела влюбиться в тебя? – Конн добродушно рассмеялся.

Нилл с равнодушным видом пожал плечами:

– Какая женщина смогла бы влюбиться в человека, едва не перерезавшего ей горло?!

Конн зычно расхохотался, но взгляд его проницательных глаз ни на мгновение не отрывался от лица Нилла. Тот поспешно отвернулся, испугавшись, что тан раскроет его тайну и поймет, что Кэтлин уже отдала ему свое сердце.

– Ни одну женщину в Ирландии нельзя принудить выйти замуж против ее воли, – проворчал Нилл, не столько отвечая на вопрос Конна, сколько стараясь облегчить собственную боль. «А Кэтлин никогда не согласится выйти за другого, – закончил он про себя. – В душе она уже моя жена».

– Неужели эта женщина не заслуживает хоть немного учтивости? Пусть остается там, где теперь, отдохнет и забудет о письме, где ты обрекал ее на смерть.

С бешено заколотившимся сердцем Нилл отвел глаза в сторону, пряча лицо от испытующего взгляда Конна. И вдруг в толпе, окружавшей их со всех сторон, ему бросилось в глаза лицо, искаженное такой лютой ненавистью, что у него похолодело сердце.

Магнус. Старший сын Конна.

Когда они были еще детьми, Магнус изводил его насмешками, презирал Нилла за кровь, что текла в жилах мальчика, пользуясь каждым случаем, чтобы оскорбить его. Нилл нисколько не сомневался – наследник Конна ждет не дождется того дня, когда он заставит проклятого приемыша в полной мере расплатиться за отцовскую любовь, что тот украл у него. И вот теперь нанесенное ему перед лицом всей Ирландии небывалое оскорбление заставило ненависть, долгие годы копившуюся в его душе, вспыхнуть ярким пламенем. Слава Богу, подумал Нилл, у него хватило ума оставить Кэтлин в безопасности, в замке Дэйр. В Дэйре она и останется, вдали от интриги, которая разворачивается в Гленфлуирсе, а он пока постарается отвести нависшую над ее головой опасность, пусть даже ценой собственной жизни.

Скорее небеса падут на землю, чем он позволит Кэтлин стать орудием мести Магнуса. У него еще немало времени, чтобы обсудить с приемным отцом этот вопрос. Конн, по всей вероятности, по-прежнему тверд в своем желании оставить ему свои владения. И уж конечно, он будет рад исполнить заветное желание Нилла – отдать Кэтлин ему в жены.

Конн обвел взглядом столпившихся вокруг него воинов, чьи радость и ликование с каждой минутой становились все сильнее, и досадливо поморщился. Чертовски неприятно, а главное – неожиданно, подумал тан. Чуть ли не половина жителей Гленфлуирса восторженно приветствовала Нилла в качестве преемника тана.

Значит, он просчитался – недооценил тех, кто за эти годы привык считать Нилла своим вождем. Это плохо – Конн по опыту знал, что такие ситуации опасны для любого правителя, особенно когда вдруг выплывает на свет какая-нибудь позорная тайна.

Ошибка есть ошибка, с каждым может случиться, но исправить ее нужно как можно скорее. А что до тех, кто сейчас не скрывал привязанности к сыну Ронана, подумал Конн, стараясь запечатлеть в памяти самые радостные лица, с ними он разберется позже. И ему не понадобится меч – нет, безжалостный, изворотливый ум тана найдет как это сделать.

Эти идиоты преклоняются перед мужеством Нилла? Конн презрительно усмехнулся. Что ж, подумал он, ему тоже мужества не занимать. Они воспевают его силу? Но и ему грех жаловаться – природа одарила его более чем щедро. А вот ум – да, его ум остротой превосходил любой из мечей, которыми сейчас так громко бряцали эти олухи! Он снова одержит победу, как это бывало всегда, и все благодаря одному нерушимому правилу: не было на свете ничего, что бы он не принес в жертву ради желанной цели.

Подняв голову, он с улыбкой взглянул на небо. Сейчас Магнус, должно быть, уже достаточно пьян, чтобы выслушать отца. Конн догадывался, что старший сын скорее всего заливает вином пережитое унижение. Что ж, пришло время поговорить с ним.

Стоило только верховному тану появиться на пороге покоев, которые занимал Магнус, как все мгновенно разбежались. При виде доказательств ярости, терзавшей Магнуса – переломанных скамеек, валявшихся по углам, разорванных драпировок, – Конн презрительно усмехнулся.

Подняв на отца мутный взгляд, Магнус приветственно поднял обтянутую кожей флягу.

– А, вот это кто? Ну что, отец, доволен делом своих рук? Клянусь, если бы сам Финтан, восстав из гроба, вернулся в Гленфлуирс, даже его не встречали бы с такой пышностью, как этого ублюдка!

На скулах Конна заходили желваки. Подойдя быстрыми шагами к сыну, он ударом кулака вышиб флягу из его трясущихся рук.

– Ты, значит, уверен, что это и есть то, ради чего стоит жить? – презрительно спросил он, махнув рукой в сторону небольшого слухового отверстия в стене, сквозь которое до них доносились приветственные крики. – Да обладай ты хотя бы вполовину доблестью и мужеством Нилла, и Гленфлуирс был бы твоим! Скажи, разве ты забыл, как я пообещал тебе это?

– Да? А как бы я его удержал, интересно знать? Ты что, не слышишь, как они визжат от радости, эти идиоты? Готовы руки ему целовать! На что им я после него?

– Может быть, и так, – презрительно фыркнул Конн. – Да и кто бы стал их винить, глядя на тебя, особенно сейчас! Пьяное ничтожество! Что ж, я все-таки помогу тебе. Как-никак ты мой сын, хотя, видят боги, я до сих пор удивляюсь, как смог произвести на свет столь бесполезное существо!

Магнус грязно выругался и занес над головой кулак, но даже в пьяном угаре у него не хватило мужества поднять руку на своего мучителя. По лицу Конна скользнула злобная ухмылка.

– И жалкий же выйдет из тебя тан, как я погляжу! Однако жители Гленфлуирса будут готовы смириться с кем угодно, лишь бы знать, что ими правит тот, кто породнился с самим Финтаном.

– Финтаном?! Так ведь слепец давно мертв, ты что, забыл, отец?

– Он-то мертв, зато дочь его жива! Стоит только взять в жены эту девчонку – и ни один человек в Гленфлуирсе не решится пикнуть, когда ты займешь кресло верховного тана! Кроме того, этот ублюдок Нилл скоро будет мертв. И убьешь его ты, сын мой!

У Магнуса перехватило дыхание, он поднял голову, и страх мелькнул в его глазах.

– Ты спятил, отец! Ни одному воину в Гленфлуирсе еще не удавалось одолеть Нилла!

– Думаешь, я надеюсь, что ты бросишь ему вызов, как и положено мужчине? – зычно расхохотался Конн. – Чушь! Ни ты, ни я не разделяем его дурацких представлений о чести, верно? Правда, для приемного сына я приберегал другую смерть – хотел, чтобы Нилл сам пронзил себе грудь мечом.

Магнус злобно фыркнул:

– С чего бы ему вздумалось это делать? Весь Гленфлуирс сейчас у ног этого ублюдка!

– Это верно. Именно поэтому нам и придется действовать по-другому. У меня есть план. Что, если во время праздничного пира в кубок с вином добавить капельку, всего одну…

– Яд?! – В глазах Магнуса вспыхнула надежда. – Здорово! Отличный план!

– Это не так просто, как тебе кажется, сын мой. Если Нилл Семь Измен, легендарный, непобедимый воин, вдруг бездыханным рухнет на пиршественный стол, вся Ирландия догадается, что это убийство. Надо действовать осторожнее. И вот тут-то тебе и придется доказать, что ты достоин быть моим наследником.

– Но как?

– Мы воспользуемся другим снадобьем. Когда Нилл почувствует, что едва держится на ногах, он будет вынужден удалиться в свои покои. А ты, воспользовавшись этим, нападешь на него и убьешь. Но помни: ты должен убить его до того, как на его лице появятся признаки действия яда.

Лицо Магнуса исказилось от страха.

– Но ведь Нилл – могучий воин. Что, если…

– Говорю тебе, он будет слаб, как новорожденный младенец. Можешь не сомневаться – я позабочусь, чтобы яда оказалось достаточно для того, чтобы даже у такого труса, как ты, хватило мужества убить его!

Магнус побагровел.

– Успокойся, сын мой, лучше вспомни, сколько раз ты мечтал увидеть, как твой меч вонзается в его тело. Грязный ублюдок, который должен был считать за честь, если бы ты позволил ему ползать под столом в поисках объедков! Скоро, очень скоро мерзавец заплатит за все, клянусь тебе, сын!

– Но неужели же никто не заподозрит, чья рука поразила его? Кто в Гленфлуирсе не знает о моей ненависти к нему?

Конн улыбнулся, заметив, что Магнус взирает на него с каким-то подобием суеверного страха, будто перед ним был не отец, а дьявол во плоти.

– Неужели ты думаешь, родной отец не оградит тебя от опасности? Ты убьешь Нилла, остальное предоставь мне. Клянусь, ни одна живая душа в Гленфлуирсе не заподозрит, что ты имеешь какое-то отношение к его смерти.

– Но как? Черт, ничего не понимаю!

– Представим все так, будто это был несчастный случай. Все очень просто – человек выпил больше обычного, поскользнулся, у него закружилась голова, и он упал. Разве так уж странно, если он при этом вдруг случайно – чисто случайно – упадет на меч? Вытащишь у него из груди свой меч, вонзишь в рану его собственный, и никто не докажет, что Нилл был убит! Только мы вдвоем будем знать правду, ты и я!

Искушение было слишком велико; даже более волевой человек, чем Магнус, не смог бы устоять.

– Я сделаю это, – торжественно поклялся он.

Впрочем, Конн ни минуты не сомневался, что так и будет.

– Да сгинет сын проклятого предателя!

Конн вгляделся в лицо своего первенца, и неясное чувство вины вдруг шевельнулось в его сердце.

– Это еще одно ужасное правило, которое необходимо знать будущему тану, – с грустью сказал он. – Иногда только смерть другого может спасти его.

Даже если это смерть собственного сына.