Излюбленным местом прогулок госпожи Арбениной в Казани была пристань, где в летнюю навигацию швартовались большие пароходы. Она предпочитала бывать здесь в одиночестве, лишь изредка появляясь на берегу волжского притока Казанки в обществе полковника Малинина. Однако к нему ухажеры Прекрасной Охотницы, задававшие на заседаниях будущего Общества, разумеется, главный тон как первые кандидаты, можно сказать, и не ревновали вовсе.
— Староват-с, — констатировал вечно самодовольный капитан Дубинин.
— Вяловат, — вторил ему, что было крайней редкостью, Меркушин.
— Грузен, — дружно отмечали Аладин с Боглаевским.
Поручик же Звягин молча сверкал цыганскими очами и скалился белозубой улыбкой. Впрочем, к цыганскому племени поручик не имел никакого отношения, несмотря на пикантные домыслы, ходившие о нем в казанском свете.
Романтичные барышни были убеждены, что Звягин являлся незаконнорожденным сыном некоей московской графини и цыганского барона и до десяти лет путешествовал с кочевым народом в кибитке по городам и весям империи. На самом же деле дворянский род Звягиных вырастал из глубокой старины, чуть ли не со времен Ивана-Калиты, у которого славный предок горячего поручика служил виночерпием — отсюда и хмельная фамилия.
Что же до цыган, то, как это ни странно, в России они появились лишь при достославной императрице Екатерине Великой, в самом конце XVIII века. До той поры ромалы у нас не водились, покуда у русских аристократов не вошло в моду ездить на отдых в Молдавию, Трансильванию и горные румынские курорты. Местная музыка покорила сердца российских дворян, а ею как раз и «заведовали» тамошние цыгане. Послушав их в Молдавии, петербургские и московские баре один за другим стали возить цыган в Россию. И в скором времени без цыган уже трудно было представить приличную ресторацию.
Так или иначе, Звягин с чисто гусарским темпераментом упорнее всех штурмовал прекрасную петербургскую крепость. Букеты крымских чайных роз, парижские конфеты, финляндский шоколад поручик сочетал с бешеным натиском и последующим решительным штурмом твердыни. За что был награжден дважды по спине метлами сторожей губернаторских гостиных домов, трижды снят с заветного окна флигеля и лишь единожды удостоен поцелуя ручки Прекрасной Охотницы.
— Я не теряю надежды, — всякий раз отвечал он на расспросы товарищей в офицерском клубе гарнизона. — Видывал немало крепостей, господа, и русских, и прусских, и прочих. Но ни одной не было, чтобы однажды не сдалась на милость победителя.
И лишь купец Муртазин помалкивал, улыбаясь в усы и рассеянно поигрывая четками. Мурад Абдуллович уже давно достиг той степени житейского просветления, когда знаешь: возраст власти не помеха. А взаимоотношения мужчины и женщины казанский богатей всегда рассматривал исключительно как войну полов: кто сильнее, тот и прав. Себя Муртазин всегда считал сильным человеком и потому приглядывался покуда к петербургской Охотнице, изучая боевой потенциал красоты и оружейный арсенал приворотных средств госпожи Арбениной.
Той же, по всей видимости, настойчивое внимание казанских кавалеров вовсе не было в тягость. Тем паче что петербургская гостья не теряла времени даром.
Заручившись на словах поддержкой губернатора Скарятина, она тут же организовала для будущего Охотничьего общества две комнаты в здании Дворянского собрания. Арбенина не остановилась даже перед конфликтом с Английским клубом, снимавшим здесь помещения. В клуб альбионцев допускались исключительно особы мужского пола, которые занимались в нем преимущественно игрою в карты. К слову, туда были вхожи не только дворяне «англичанами» в Казани могли себя почувствовать и купцы, и мещане, и представители духовенства, и жители Старотатарской слободы, которых нередко можно было встретить в Дворянском собрании.
— Ежели в Казани есть место для «англичан», должно сыскаться и россиянам, — заявила Арбенина на приеме у предводителя дворянства, после чего эту фразу стали повторять во всех домах, склоняя на разные лады.
После чего место охотникам, разумеется, нашлось. Именно с того знаменательного дня Арбенину в Казани за глаза именовали не иначе как Охотницей. Одна городская газета даже в шутку прозвала Казань «охотничьими угодьями предприимчивой покровительницы заядлых уткобоев и зайцестрелов нашей губернии».
Путь в Общество был свободен и открыт для всех сословий, при одном, но весьма существенном условии. Охотник должен отменно стрелять — только тогда он мог претендовать на билет Действительного члена Общества, дававший существенные привилегии.
— Губернатор посулил денежный приз, — со значением заявила Диана. — И заграничное ружье «монте-кристо» последней марки. Для самого меткого стрелка.
— Уж лучше — для удачливого, — промурлыкал Дубинин, лаская Охотницу масленым взглядом.
— Полагаю, Николай Яковлевич тряханул-таки городских купчишек, — хмыкнул Звягин.
— Трясут, поручик, груши, — назидательно заметил Муртазин. — Коль уж нечем более их околачивать. А истинные патриоты теперь не гнушаются действовать и рублем — самый действенный аргумент по нынешнему времени.
Раздался дружный смех. Острота купца-татарина была грубоватой, но хозяйке приходилось сносить двусмысленные, а зачастую и откровенно крепкие словечки острословов-кандидатов в Общество. В конце концов, с кем поведешься, с того и наберешься. А на охоте, как известно, и с самого завзятого аристократа спадает придворный лоск. Даже Лев Толстой, который в это время писал свой роман-эпопею «Война и мир», не сумел погрешить против истины: единственные крепкие выражения среди шести сотен персонажей многотомного романа произнесет именно охотник, причем в адрес собственного барина! И тот ничуть не обидится: охота — занятие азартное, тут не до экивоков.
— Не до экивоков, — кивнул Малинин. — Хотя я бы предпочел лучше ружьишко заграничное… А то за те деньги, что на приз положены, слухами да пересудами казанские кумушки и вовсе со свету сживут. И рад не будешь такой пирровой победе.
— Что говорить, Сергей Дмитрич, — сокрушенно покивал помещик Боглаевский, владелец пивоварни и обильных посадок хмеля в Чувашии, где тот особенно зрел и духовит. — Может статься, что ружьишком-то и обойдетесь. А ну как пожалует на турнир сам Фролов? Плакали тогда ваши денежки, господа.
При упоминании этого имени все члены собрания, числом уже в четыре десятка, разом вздохнули. После чего воцарилась непривычная для сборов охотницкого Общества тишина.
— Кто это — Фролов? — прищуря глаз, спросила Арбенина. Эту фамилию она слышала впервые, тем паче употребленную в таком вот предпочтительном контексте.
Дружный ропот был ей ответом. Суконный фабрикант Аладин, владелец завидного подряда военного министерства, дождался, покуда все стихнут, и пояснил:
— Господин Фролов, дражайшая Диана Михайловна, есть первый стрелок во всей губернии. Молодежь даже прозвала его Ястребиным Оком, не иначе в честь героя североамериканских книжек Джеймса Купера. Того, правда, Соколиным Глазом величали. Но только, положа руку на сердце, куда ихним соколам до здешних лесных ястребов!
— И что же сей Фролов — дворянин? — осведомилась Прекрасная Охотница.
— Из разночинцев, бирюк бирюком, — презрительно хохотнул Дубинин.
— Вы находите в этом сословии нечто забавное, капитан? — оборотилась к нему Арбенина с самым строгим видом.
— Что вы, сударыня, — маслено улыбнулся Дубинин. — Суть в том, что этот нелюдим никогда не явится на турнир вашей милости. И, стало быть, даже победитель соревнования будет в губернии всего лишь вторым.
— Вот как? — поджала губы Диана. — И что же он, решительно сторонится людей?
— Не людей, — поправил ее Аладин. — Охотников.
— Что так?
— Не видит супротивника, должно быть, — пожал плечами фабрикант. — Оттого и скучает. Даже Мурад Абдуллович вот как-то пытался расшевелить сего затворника. Да где там…
— Неужто на дуэль вызывали? — недоверчиво глянула на купца Прекрасная Охотница.
— Дуэли — занятие шалопаев, — возразил Муртазин. — У деловых людей иные резоны. Была одна… — Он на миг запнулся, подбирая нужное слово. — …одна задумка. Коммерческого свойства. Но господин Фролов ее не оценил. И мы остались в итоге каждый при своем. Только и всего. Теперь он, говорят, каким-то трамваем увлекся — конку проектируют…
Диане, однако, показалось, что в голосе купца проскользнула нотка раздражения. Задумка-то, видать, была выгодной, коли Муртазин до сих пор по ней досадует!
— В таком случае не кажется ли вам, господа… — Прекрасная Охотница также сделал паузу, заостряя внимание охотников. — Не кажется ли вам, что без этого господина… Фомина… то есть, пардон, Фролова, наше собрание будет, мягко говоря, неполным?
— Вы хотите сказать, сударыня, недостаточным? — уточнил разом побледневший Меркушин. Кажется, у него были свои счеты с этим таинственным Фроловым. А поручик Звягин бешено сверкнул глазами, выдавая и свою неприязнь к губернскому Вильгельму Теллю. — В таком случае могу вас уверить: Фролов ни в коем случае не явится на турнир. И заявку на членство в нашем Обществе не подаст. Гордыня, изволите ли видеть…
— Благодарю, Константин Апполинарьевич, — кивнула Арбенина. — И все же я призываю вас, господа… Она обвела изящным жестом все собрание. — …содействовать всячески привлечению в наши ряды вышеупомянутого господина.
— Бесполезно, — вздохнул Боглаевский, и Дубинин со Звягиным поддержали его энергичными кивками.
— Что ж, — заметила петербургская дива. — В таком случае я сама желаю побеседовать с этим загадочным господином. И коли вы настолько скептичны в отношении моей затеи, обращусь за помощью к Николаю Яковлевичу. Уж губернатора-то сей Кожаный Чулок должен послушать?
Ответом ей было молчание, по всей видимости, исполненное глубочайших сомнений.
— Ну, вот и славно. — В голосе Прекрасной Охотницы прорезались стальные нотки, хорошо знакомые большинству ее незадачливых кавалеров. — Еду к Скарятину, и весь сказ. Прошу всех присутствовать здесь послезавтра, в тот же час, господа охотники. Надобно обсудить кандидатуры участников испытания стрелков. И, я полагаю, сумею привести сюда и вашего загадочного стрелка. Не будь я Диана Арбенина!
И Прекрасная Охотница с самым решительным видом звучно припечатала узкую ладошку к дубовой столешнице.