Преследуемый Зверем Братвы

Глава 7

Нина

— Нина?

Мои глаза все еще закрыты, когда я хмурюсь. Я чувствую, как сознание медленно уплывает. Нахмуриваясь, я снова слышу свое имя. Мягкая рука убирает волосы с моего лица. Со вздохом я распахиваю глаза, и резко сажусь.

— Воу! Воу! Остановитесь, леди.

Это Фиона склонилась надо мной, озабоченно хмурясь, или, я почти уверена, что это Фиона. Мои очки сняты, и мое зрение туманно.

— Мои… мои очки.

— Они у меня есть.

Звук голоса моего брата успокаивает меня. Фигура приближается, и я чувствую, как его руки прижимают очки к моим. Медленно надев их, я вижу, как внезапно все становится на свои места. Мой пульс все еще учащен, когда я медленно осматриваюсь вокруг.

Моргаю от яркого света и белых стен я понимаю, что нахожусь в больничной палате. Но, по крайней мере, меня окружают знакомые лица. Фиона и Виктор сидят по обе стороны моей больничной койки. А за ними-Лев, Зоя и Николай.

— Как ты себя чувствуешь?

Хмурясь я поворачиваюсь к Виктору.

— Как будто меня сбил грузовик.

Его лицо мрачнеет, и он морщится.

— Ну, так и было.

— Врачи говорят, что с тобой все будет в порядке, Нина, — мягко говорит Фиона, успокаивающе сжимая мою руку. — Но они собираются оставить тебя на ночь или две, чтобы ты проследить за показаниями. Ты здорово ударилась головой, — она хмурится. Я поднимаю руку к голове и морщусь, дотрагиваясь до бинта.

— Насколько плохо?

— Ничего такого, из-за чего бы они волновались, но сегодня вечером я лечу к неврологу из Лос-Анджелеса.

Я поворачиваюсь и улыбаюсь брату.

— Ты не обязан этого делать.

— Да, я должен.

Я тянусь и беру его за руку.

— Я должен был направить с собой людей, — хрипло рычит он. Его глаза затуманиваются от ярости, когда он качает головой. — Я, блядь, должен был…

— Виктор, — тихо говорю я, похлопывая его по руке. — Со мной все в порядке. — Но вдруг я бледнею. — Твою мать, Вик, у меня был пистолет, и я стреляла в ответ…

— Об этом позаботились, — он слегка улыбается. — Первые полицейские на месте преступления… друзья. Сейчас пишут ваши отчеты о том, как ты оказалась в центре ужасной бандитской перестрелки.

— А пистолет?

— Какой пистолет?

Я улыбаюсь.

— Как бы то ни было, — ворчит Лев с другого конца комнаты. — Это была чертовски невероятная стрельба, Нина.

— Это… это было?

— Девочка, — Фиона поднимает бровь. — Ты уложила десятерых парней.

Я хмурюсь. Мои мысли возвращаются к моей слепой стрельбе через разбитое лобовое стекло под дождем. Но потом вдруг все встает на круги своя. Я ахаю, когда мой разум воспроизводит удар по крыше машины, как будто он упал с гребаного неба, чтобы спасти меня или что-то в этом роде. Я помню пулеметную очередь, и как потенциальные убийцы падали и отступали.

Виктор хмурится.

— Ты что-нибудь помнишь?

— Нет, — вру я. Потому что я помню… я помню его руки. Я помню его глаза. И я помню его губы, я запомню этот поцелуй на всю оставшуюся жизнь. Но по какой-то причине я знаю, что не смогу никому об этом рассказать. Я знаю, что так же не могу упомянуть о той помощи, которую мне оказал. Я не могу упомянуть, что думаю, что зверь наблюдал за мной, может быть, даже преследовал меня. Точно так же, как я не упоминаю о его присутствии во время стрельбы на крыше, когда он схватил меня, а я выстрелила в него.

Так что он остается секретом, моей тайной. Моей темной, трепещущей сердце, покалывающей кожу тайной.

— Хоть что-нибудь?

Я качаю головой.

— Я была на обеде, но он продлился недолго. Я остановила машину на красный свет, а они… этот грузовик просто врезался в меня из переулка опрокидывая машину.

— Господи, Нина, — бормочет Фиона, снова беря мою руку и сжимая ее.

— Есть идеи, кто это был?

Губы Виктора сжимаются.

— И да, и нет. Люди, которых вы застрелили, были просто наемными мускулами — русскими, у некоторых были связи в Братве. Но никого примечательного. Это не было нападением другой семьи или что-то в этом роде.

— Такое чувство, что где-то здесь есть “но".

Он мрачно кивает и поворачивается, чтобы на секунду взглянуть на Николая, прежде чем повернуться обратно.

— Прошлогоднее дело с Федором Кузнецовым…

Я хмурюсь. Мой взгляд скользит к Льву и Зои, и я вижу, как он берет ее руку и сжимает. Несколько месяцев назад Федор, который на самом деле был отчужденным отцом Льва, попытался убить его и Зои в отместку за сделку, которую Лев ему испортил. Несмотря на это испытание, на минуту мне показалось, что Николай, один из лучших капитанов моего брата и Льва, на самом деле работает на Федора. Но в конце концов оказалось, что он играл с Федором только для того, чтобы сблизиться с ним.

Очень короткая версия этой истории такова: много лет назад Федор напал на официантку в Москве. Результатом этого ужасного нападения стал Николай. А много лет спустя он отомстил Федору, убив его и положив конец всем этим тяготам, связанным с Львом и Зоей.

— Это ответный удар Волковых? — Формально Федор работал на Волковых, конкурирующую братву. Но Юрий Волков, глава семьи, несколько раз заверял Виктора, что Федор действовал по своему усмотрению и что никакой агрессии между двумя семьями нет, да бы не пошатнуть хрупкое мирное соглашение, которое у нас есть.

Виктор качает головой.

— Нет. Но есть кое-какая новая информация о нем.

Лев, нахмурившись, делает шаг вперед.

— Я ушел из дома, когда мне было одиннадцать, Нина. Но, похоже, после того, как я ушел, Федор стал брать себе ”протеже", мальчиков, в которых видел потенциал, как… — он хмурится. — Головорезы, наверное. Дети, на которых он мог бы направлять свою жестокость, превращая их в бойцов или солдат для своих собственных гребаных маленьких дрязг.

Я задумалась. Вкратце я уже разговаривала со Львом о его биологическом отце, который не так уж сильно отличался от Богдана, моего приемного отца. Оба безжалостные, беспощадные, жестокие куски дерьма.

— В частности, были два таких протеже, которые впоследствии стали силовиками, вызывающие страх в братском мире Москвы. Однако десять лет назад один из них был убит, а другой попал в тюрьму, Сибирский гулаг, известный как Дыра. — хмурясь Лев продолжает — Туда попадают худшие из худших. Это черная дыра, куда они выбрасывают зло, чтобы забыть о нем. Как ядерные отходы.

Я прикусываю губу.

— Лев, к чему ты говоришь…”

— К тому Нина, что, — тихо говорит Николай, делая шаг вперед. — Несколько месяцев назад из этого гулага впервые сбежали. Человек вырвавшийся из дыры — протеже Федора. Его зовут Костя Романов. Но внутри его называли Зверем.

Я вздрагиваю, чувствуя, как учащается пульс.

— Почему…

— Потому что он дикий зверь, — ворчит Николай. — Потому что он дикий, жестокий, бесчувственный убийца, и я более чем обеспокоен, тем, что его прорыв так близко совпадает с убийством мной Федора, это не случайность.

Жар трепещет глубоко внутри меня. Зверь. Это тот человек, который поцеловал меня сегодня вечером. Человек, который спас меня, но в то же время и человек, который пытался забрать меня. Человек, который присматривал за мной, но также, и следил.

Человек, которого я не могу решить, бояться мне или не нет, или же безнадежно желать.

Я все еще пытаюсь это понять, когда Виктор и остальные члены моей семьи уходят. Я все еще обдумываю это, в то время как дюжина вооруженных охранников и трое полицейских в форме, которых мой брат назначил моим личным больничным часовым, проверяют меня.

Когда приходят медсестры с лекарствами, чтобы помочь мне уснуть, я просто киваю. Потому что все мои мысли сосредоточены на Звере — монстре, который почти похитил меня и который только что украл один-единственный, прекрасный поцелуй.

Когда начинают действовать лекарства, комната исчезает. Но чем темнее становится, то почти единственным что я могу видеть становится он.