Превозмогая желание (СИ)

Глава 26

Этим утром я просыпаюсь от того, что Лера ходит по квартире и будто на зло мне громко брякает межкомнатными дверями, гремит посудой и топает, как слон. Я предпочёл бы укрыться с головой одеялом, чтобы свет, падающий из окон, не мешал мне спать дальше. Но, пошарив рукой вокруг, я его не нахожу. Вспоминаю, что добрая хозяйка так и не выдала мне одеяло.

– Всегда думал, что девочки ходят, как балерины, на цыпочках, – ворчу я, переворачиваясь лицом в спинку дивана, а подушку кладу на лицо.

– Если тебя что-то не устраивает, дверь открыта, Макс.

– М-м-м-р-р, – протяжно то ли рычу, то ли мычу я. Вообще-то, это мои коронные слова, которые я всегда говорил Юле. Вот уж действительно насмешка судьбы. – Можно мне продлить проживание на неделю?

– Я не шутила, когда говорила, что хочу, чтобы ты уехал. Не ты ли говорил, что нужно называть вещи своими именами?

– Ты быстро учишься. Больше ничего не хочешь сказать, пока я не уехал? – Я переворачиваюсь на спину, закинув подушку и руки за голову. Со стороны может показаться, что у меня непринуждённый вид. Но это только иллюзия. На самом деле каждое слово, вылетевшее из уст Леры ранит меня больнее ножа. Но я готов к этому, если от этого ей станет чуточку легче.

– Я уже говорила, что ты – бездушная скотина?

– Да, ты повторяешься.

Я наблюдаю за ней. Трудно прочитать эмоции на её лице. Отрешённость? Злоба? Ненависть? Или всё вместе взятое?

– Трудно уязвить человека, когда он – бездушная скотина. Думаю, что все мои попытки бесполезны.

– А ты попробуй. У каждого человека есть свои больные места. Я – не исключение из правил.

– Думаю, ты упиваешься своей надменностью, Макс. Для тебя это, как наркотик. Сделать человеку больно не составляет для тебя особого труда.

– Я сделал тебе больно?

– Сделать больно может только тот человек, который тебе не безразличен, Макс. – Она поднимает на меня свой взгляд, отрываясь от приготовления завтрака. Хоть бы спасибо сказала, что я вчера принёс три пакета продуктов, иначе мы бы сидели голодными.

– Хотел подловить тебя, Лера. Но ты оказалась умнее меня.

– Я ничего к тебе не испытываю, Макс. Кроме ненависти.

Видимо Лера забыла старую добрую поговорку, что от ненависти до любви один шаг. Но я не стану говорить ей об этом. Оставлю это на десерт.

– Ненависть – тоже чувство.

– Ты добиваешься именно этих чувств к себе?

– Просто хочу понять, в каком направлении двигаться.

– В направлении двери, Макс, – фыркает она. Хорошая девочка. Или я хороший учитель?

– Что на счёт причинения боли? Ты так и не договорила. Если у тебя есть, что сказать, не молчи. Выплесни всё. Может, я сделал больно брату? Ну, же, Лера.

– Я знаю только инцидент в лагере.

Я смеюсь во всё горло.

– Вот задачка! Дай подумать. Хорошо зная своего брата, он бы не стал рассказывать тебе об этом. Во-первых, ему не было от этого больно. Возможно, он был зол на меня, не более. Это была не его первая любовь. Вот если бы я переспал с тобой, тогда бы ему было действительно больно. Во-вторых, об этом знали только я, Дэн, собственно та, которую поимели и Катя. А теперь несложными вычислениями можно понять кто тебе это рассказал. Тогда отсюда вывод – больно было Кате. Хорошо, одного человека мы выяснили. Если тебе от этого станет легче, могу позвонить Кате и извиниться. Ты перестанешь после этого меня так ненавидеть или есть другие причины?

Она молчит, помешивая сахар в кружке с чаем. В моём животе урчит. Я хочу в туалет и душ. Но это может подождать. Больше всего я хочу выяснить причину её ненависти. Точнее, я знаю ответ, но хочу, чтобы она мне это сама сказала.

– Ты действительно хочешь это услышать?

– Я хочу, чтобы ты об этом сказала вслух. Давай же, Лера. – Я встаю с дивана и подхожу к ней. – Я ненавижу тебя, потому что…

– Я ненавижу тебя, потому что… хотела бы… если бы я могла выбирать… – Её глаза наполняются слезами.

– Ты считаешь, что из нас двоих именно я заслужил смерти, а не он? Так ведь?

– Я не говорю, что ты это заслужил, Макс. Просто хотела бы… чтобы это был ты… а не он…

Я обнимаю её и прижимаю к своей груди. Она не сопротивляется. Утыкается в моё плечо и наконец-то даёт волю своим слезам. Её хрупкое тело сотрясается от рыданий. Я закрываю глаза, поглаживая её мягкие, ещё влажные после душа волосы, почти зарываюсь в них носом, вдыхая их аромат.

– Лера, если бы я мог, я бы не задумываясь поменялся с ним местами. Я сам думал об этом. Но я не могу.

Я понимаю, что рано радовался её ко мне ненависти. Она ненавидит не меня, а себя, за то, что позволила себе думать такие вещи. Все мы люди. И имеем право думать что угодно. Не сомневаюсь, что она злиться сейчас на Дэна, потому что он в очередной раз бросил её. Только теперь уже навсегда.

– Прости, что сказала тебе это. Я сделала тебе больно.

– Не нужно извиняться за то, что сказала правду. Ты нашла моё слабое место. Ты сделала мне больно, потому что в отличии от тебя, я испытываю к тебе чувства. Но ты не виновата в этом. Как и я не виноват в том, что не любил Катю, или Юлю. Есть то, что нам не подвластно на этом свете. Не нужно делать из меня дьявола, Лера. Я просто человек. Такой же, как и ты.

– Я не знаю, как мне жить дальше без него, Макс.

– Я не могу дать тебе совет, Лера. Должно пройти время. Тогда будет легче.

Она отстраняется от меня, и я чувствую пустоту и холод.

– Нам нужно завтракать и ехать перевозить вещи. Мы и так уже опаздываем.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа. Можно мне хотя бы сходить в туалет и принять душ?

– Даю тебе пол часа.

– Ты не знаешь, на что я способен, Лера. Я могу собраться быстрее.

– Ты уже потерял 3 минуты.

– Уже ушёл. – Поднимаю руки кверху и иду быстрым шагом в сторону ванной комнаты, прихватив по пути свой рюкзак со своими скромными пожитками.

После того, как мы перевезли все вещи из квартиры, нам ещё предстояла куча работы. Это было хорошо, потому что так мы могли хотя бы отвлечься от мрачных мыслей. Мать Леры колдовала на кухне, пока мы с её отцом возились со стиральной машиной и посудомойкой. Лера разбирала вещи и складывала по шкафам. Вечером мы все вместе поужинали и со стороны казалось, будто мы одна большая семья. Я впервые тесно общался с её родителями, они оказались весьма общительными и дружелюбными. Я уже забыл, когда в последний раз так хорошо проводил время.

– Максим, тебе нужно всерьёз задуматься о переезде обратно, – говорит Валентин Леонидович, когда они уже стоят на пороге, собираясь уходить домой. – Что тебе делать в той глуши? Здесь больше перспектив на будущее. Больше возможностей для детей.

– У меня нет детей, Валентин Леонидович, – отрезаю я.

Он смотрит на меня поверх своих очков, как на полоумного.

– Это дело поправимое. Вон, какой видный жених. Девки с руками оторвут. Хоть с подружками своими его познакомь, Лера. Глядишь, останется.

– Разберёмся, пап, – целует его в щёку дочь. Я подаю ему руку, прощаясь.

– Пошли уже, детям спать пора. Устали сегодня, – ворчит Тамара Сергеевна.

Наверное, я впервые в жизни на долю секунды представил, как хорошо иметь полноценную семью: жену и детей. Так же сидеть с ними за ужином, когда они вырастут. Задумался над тем, как коротка бывает жизнь. Задумался о смысле своей жизни. Зачем я живу? А главное – для кого? Я когда-то был зол на отца за его решение уйти. Зол вдвойне, когда узнал, что мать больна раком. Мне казалось, что во всём виноват отец. Что это из-за него мать заболела. Мне просто нужно было кого-то обвинить во всём, что происходило. Кого винить сейчас?

– Почему за столько лет совместной жизни вы не завели детей? – спрашивает меня Лера, когда мы остаёмся снова одни.

– Вы с Дэном даже вопросы задаёте идентичные, – отвечаю я, намекая на то, что они, как половинки одного целого. И думают одинаково.

– Это нормальный вопрос нормального человека.

– Думаю, мой ответ тебе вряд ли понравится.

– Кажется, я начинаю привыкать к твоим странностям.

– Ответ прост: я никогда не хотел детей, а Юля не может их иметь. А что касается твоей привычки, она имеет свойство перерастать в привязанность. Кажется, ещё сегодня утром ты говорила, что хочешь, чтобы я ушёл.

– Моё мнение не изменилось даже после того, как я пролила слёзы на твоё плечо. Ты рассчитывал на то, что утешишь меня и я позволю тебе остаться? Это так не работает, Макс. По крайней мере со мной.

– Очень жаль. Придётся идти сложным путём. Я никуда отсюда не уйду, Лера.

Она смотрит как-то странно, будто сквозь меня. Тяжело вздыхает, закрывая и открывая глаза. Пытается переварить услышанное?

– Дай подумать. Эта задача гораздо проще той, которую задала я тебе утром. Судя по твоему предыдущему ответу на мой вопрос следует, что ты сам уйдёшь отсюда в ближайшее время, Макс. Мне даже не придётся тебя выгонять.

– Что это значит? – опешил я.

– Это значит, что мне пора спать, Макс. Спокойной ночи. И приятных снов.

– Подожди… – пытаюсь я остановить её, но она уже заперлась в своей спальне, закрыв дверь на замок. Чёрт бы побрал эти двери с замками. Кто вообще придумал замки на межкомнатные двери? Я какое-то время стучусь, но потом понимаю, что это бесполезно.

Что она имела ввиду? Я начинаю мысленно прокручивать весь наш разговор. Мы говорили… о детях. Я сглатываю тугой комок в горле. Нет! Закрываю глаза, пытаясь выкинуть эту мысль из головы. Какой процент вероятности того, что у беременной женщины умирает муж? Это просто немыслимо, на грани фантастики. Такое только в кино бывает. Я отказываюсь в это верить.

Ещё одна бессонная ночь в моей жизни. Всего вторая, а я уже чувствую, что я на грани истерии. Хочется рвать на себе волосы, биться головой о стену. Хочется уйти. Если так будет продолжаться дальше, мы оба сойдём с ума в этих стенах. Два сумасшедших. Эта квартира станет для нас личной психушкой без возможности вылечиться. Я издаю что-то похожее на смешок. Звучит иронично, но не так смешно, как кажется. Снова слышу всхлипы из-за двери Лериной спальни. Подхожу к ней, утыкаюсь лбом в холодное дерево, опираясь в него ладонями.

– Хватит, – шепчу я. Скорее всего себе, а не ей. Она точно не услышит моего шёпота. – Хватит, Лера, прошу тебя.

Всхлипы перерастают в протяжные то ли стоны, то ли вой. В ушах звенит. Хочется вырвать эту дверь с корнями, вырвать себе сердце и выкинуть в окно. Я иду в свою комнату, стягиваю одеяло и плетусь обратно на ватных ногах. Устраиваюсь на полу у её двери поудобнее, на сколько это возможно.

Рано утром я просыпаюсь и сразу иду в душ. Не хочу, чтобы Лера снова увидела меня здесь. Я, как верный пёс, сплю у её порога вторую ночь. Но не могу иначе. Мне удалось поспать от силы часа два. Сегодня мы делаем вид, будто вчерашнего разговора не было. Я впервые в жизни боюсь спросить напрямую, правда ли то, на что она намекала. Если это не будет сказано вслух, значит – неправда. Именно такие мысли крутятся в моей больной голове.

– Мне нужно съездить на работу. Хочу уговорить нового руководителя работать удалённо, из дома. Не хочу возвращаться туда, где его уже нет, но и работу терять не хочу, – прерывает Лера наше молчание.

– Его и здесь нет, но ты тут живёшь. – Она не может вечно избегать мест, где он был. Он был везде в этом городе.

– Во-первых, мы не успели здесь пожить. А во-вторых… Я представляю, что ты – это он. И становится чуточку легче. Будто он до сих пор рядом.

У меня перехватывает дыхание и в горле пересыхает. Вот зачем я ей нужен. Дэнозаменитель. Фантик от конфеты. Это больно, Лера. Ты даже не можешь себе представить, на сколько. Но я сам учил её говорить правду в глаза. А теперь, когда это происходит, мне хочется заклеить её рот скотчем.

– Я подвезу тебя. – Пытаюсь говорить спокойным тоном, хотя внутри бушует ураган.

– Я сама умею водить машину, Макс.

– Не хочу, чтобы ты ездила за рулём в таком состоянии.

– В каком? – спрашивает она, пристально глядя на меня. Если она думает, что я имею ввиду её интересного положения, она ошибается.

– Ты измотана, подавлена, плохо спишь по ночам. Дальше перечислять?

– Не стоит, – фыркает она. – Ты прав. Я могу ходить пешком или передвигаться на общественном транспорте. Свежий воздух мне необходим.

Опять эти тонкие намёки. Чего она добивается? Откровенного разговора или того, что я быстрее соберу свои манатки и уеду? Ни того, ни другого она не получит. Я так решил.

– Я… тебя… довезу, – строго парирую я. – И это не обсуждается.

Ещё какое-то время между нами застывает немой разговор. Мы просто смотрим друг другу в глаза, стреляя молниями. Никто из нас не хочет уступать другому. Наконец, Лера сдаётся. Я чувствую облегчение.

Весь следующий день мы почти не разговариваем. Перекидываемся только парой фраз и только по делу. Я чувствую, как между нами нарастает напряжение, всё невысказанное крутится в моей голове, словно торнадо. Если прибавить к этому бессонные ночи, получается гремучая смесь. Когда мы возвращаемся домой, моих сил хватает только на то, чтобы разобрать пакеты с продуктами. Пока Лера крутится у плиты, я думаю, что мне нужно решить вопрос с работой. Я до сих пор не уволился с предыдущей. Взял неделю отпуска. И нужно найти новую, здесь. Если я намерен остаться. А я намерен. С этими мыслями я засыпаю на диване в кухне-гостиной под звон тарелок и звуков шипящего на сковороде масла.

Просыпаюсь, когда уже за окном кромешная тьма. Пытаюсь сообразить, где я нахожусь. Лера бережно укрыла меня одеялом. Я улыбаюсь. Заботится, даже когда ненавидит. Но я – просто оболочка, а она – будущая мать. Поэтому не стоит даже рассчитывать на то, что она это сделала, потому что я – это я.

Прислушавшись к ночным звукам, понимаю, что меня разбудило. Наверно, я никогда к этому не привыкну. Начинаю ненавидеть за это ночь. Если бы она не запирала эту чёртову дверь, я мог бы просто лежать рядом. Быть оболочкой не только днём, но и ночью. Создавать иллюзию. Лишь бы только ей стало легче.

Так продолжалось ещё несколько дней и ночей. Я перестал считать. Все дни слились в один бесконечный кошмар. И когда я уже начинал к этому привыкать, смирился со всем происходящим, был готов к откровенному разговору с Лерой, всё обрушилось вновь. Всё, что я по кирпичику строил все эти дни. В ту ночь я проснулся от того, что она трясла меня за плечо. Снова. Сначала я думал, что у меня дежавю, но её движения были настойчивыми, а голос испуганным.

– Макс, вставай. Проснись уже. – Она почти кричала.

Я вскочил с пола, не понимая, что происходит. Но по её взгляду видел, что что-то серьёзное.

– Макс, мне срочно нужно в больницу. – Из её глаз текли слёзы.

Я даже спрашивать ничего не стал. Кажется, я оделся так быстро, будто уже спал в верхней одежде. Помог одеться Лере, которая всё это время держалась за живот. Она хотела идти сама, но я и слушать не стал, подхватил её на руки и понёс до машины. Дорога до больницы показалась мне очень длинной, хотя ночью никаких пробок не было, и мы спокойно могли ехать. Я готов был гнать на красный свет светофора, вдавив педаль газа в пол, но на пути был только зелёный.

Всё то время, пока Леру осматривал врач, я занимался своим любимым делом. Самобичеванием. Я не верил в Бога уже давно. Но вспомнил молитву «Отче наш» и беспрестанно повторял её про себя. Когда Врач наконец-то вышел ко мне, в моих глазах была немая мольба, а сердце так колотилось, что, наверняка, его было слышно в пустых коридорах больницы.

– Вы муж Валерии Щербаковой? – спросил он, поравнявшись со мной.

– Да, – не задумываясь сказал я.

– Мне жаль, но у вашей жены замершая беременность. Нужна срочная операция. Мы оставляем её в отделении. Если хотите, можете подождать до окончания операции.

– С ней всё будет в порядке?

– Будем надеяться на лучшее. Извините, мне пора.

В последний раз я плакал, когда узнал, что мама тяжело больна. Ни на её похоронах, ни на похоронах бабушки, ни на похоронах брата я не давал волю своим слезам. Но в тот момент они текли сами собой, оставляя мокрые дорожки на моих небритых щеках. Что может быть хуже потери мужа? Только потеря ребёнка. У меня опустились руки.