Глава третья

Егору удалось поспать часа три, хотя ему показалось, что будильник зазвонил почти немедленно после того, как он закрыл глаза. Ида даже не шелохнулась. Впрочем, это было к лучшему: продолжать вчерашний разговор Егор был решительно не готов.

Он мысленно обозвал себя чудовищем и моральным уродом. Легче не стало, но позволило переключиться на мысли о предстоящем дне. Написать заявление. Отнести его в отдел кадров. И…

Но думать о том, что все останется в прошлом, что придется работать где-то в другом месте, было просто невыносимо. Неужели он должен отказаться от всего, что ему дорого, вообще зачеркнуть прежнюю жизнь? Ради чего?

И вдруг он отчетливо понял, что когда Ида строила планы на будущее, она всегда употребляла слова, связанные либо с покупками («Мы отхватим…», «У нас будет…»), либо с развлечениями: гости, рестораны, курорты, путешествия.

Точно в ней сидел какой-то чудовищный, невидимый спрут, который мириадами присосок стремится перекачать в себя всю материальность мира. И в то же время эти вожделения были очень ограничены: нужны были только деньги, и все. Порой Егор изумлялся, как это сочетается в ней с поэтической возвышенностью и отстраненностью от всего земного.

Когда же он пытался сказать, что они еще молоды, что у них все впереди, нужно только немного потерпеть, Ида буквально выходила из себя:

— Потерпеть? Сколько? Десять лет? Пятнадцать? Когда я буду старая? Если хочешь знать, после сорока лет мне уже ничего не будет нужно! И тебе, кстати, тоже. От жизни нужно брать все именно сейчас. Любой ценой.

И с любимой работой он должен расстаться только потому, что в другом месте будет получать больше денег.

Опять деньги. А все остальное, получается, не имеет никакого значения? В смысле, ты стоишь ровно столько, сколько ты зарабатываешь, а если не можешь обеспечить потребности находящейся рядом с тобой женщины, то ты — никто и зовут тебя никак.

Есть Егору не хотелось совершенно, он выпил только кружку крепчайшего кофе и тихонько вышел из дома.

День обещал быть теплым, но пока еще стоял легкий туман и скрадывал геометрическое убожество новых кварталов, возведенных на месте полей и рощиц.

С военного аэродрома возле Остафьево поднялся небольшой самолет и быстро растаял в небе.

Егор подумал, что замечательная усадьба, про которую он много читал и все собирался посмотреть, находится в какой-то паре километров от его теперешнего жилья. А выбраться туда все никак не получалось: выходные дни Ида предпочитала проводить в бесконечном уходе за своей внешностью.

Егор даже представить себе не мог, сколько процедур нужно проделать, чтобы «соответствовать» какому-то непонятному идеалу, явно взятому с телевизионного экрана или из какого-то глянцевого журнала. Он привык к тому, что Маша всегда была аккуратно причесана, подтянута, что руки ее были красивы и без яркого лака на ногтях. И никогда не видел, какими способами достигается эта ухоженность.

А Ида обожала часами лежать в горячей ванне с белым, ярко-розовым или даже зеленым лицом, а потом часами же возилась со щипчиками, пинцетами, особыми бритвами, кремами.

Впервые увидев ее после выхода из ванной, Егор оторопел: перед ним была не яркая молодая красавица, а женщина неопределенного возраста с каким-то «застиранным», совершенно лишенным красок лицом.

Впрочем, секрета она из своих ухищрений не делала, при Егоре накладывала на лицо тон, пудрилась, втирала в скулы румяна, ярко подводила глаза и красила ресницы. Глядеть на это было странно и как-то неловко, и Егор уходил курить на кухню. Или включал телевизор, с грустью думая о том, что выходной день опять потерян: пока Ида окончательно «приведет себя в порядок» наступит вечер.

Иногда, правда, ему удавалось вытащить ее погулять. Но и в этом случае все ограничивалось инспектированием окрестных торговых точек и приобретением чего-нибудь «предельно нужного», и совершенно, на взгляд Егора, бесполезного.

— Для чего ты так красишься? — спросил он как-то. — Мне даже страшно к тебе прикоснуться, чтобы не попортить все это…

Ида улыбнулась ему, как маленькому ребенку, который не понимает, почему обязательно нужно умываться и чистить зубы:

— Женщина без косметики — это недоразумение, пустое место. Моя мама даже в булочную не пойдет с ненакрашенными губами. А уж в столице тем более нужно иметь достойный вид.

Ради того же «достойного вида» она периодически отправлялась куда-то, чтобы подправить ногти: невероятно длинные, почти прямоугольной формы, ярко-малинового цвета. Егор долго не мог понять, каким образом это великолепие достигается, пока не услышал случайно разговор Иды по телефону с приятельницей:

— Дорогая моя, — снисходительно поучала свою собеседницу Ида, — естественный маникюр — это прошлый век, провинция, мещанство, наконец. Ногти должны быть накладными, модной формы и яркие… Дорого?.. Ну, не знаю, я у себя, маленькой, одна, а деньги для того и придуманы, чтобы их тратить.

Это воспоминание вызвало у Егора ассоциацию с деньгами вообще, а как следствие — сильное раздражение, то есть то чувство, которое он в последнее время испытывал все чаще. Пришлось достать очередную, Бог знает какую по счету за утро, сигарету.

Егор закурил и решительно двинулся в сторону метро. Не хватало еще в последний день опоздать на работу!

Дорога до офиса показалась бесконечной, народу в метро было, кажется, еще больше, чем обычно и даже подремать, притулившись где-нибудь в уголке, не получилось.

На «Коломенской» Егор вышел совершенно измочаленный. Потянулся за сигаретами, но пачка оказалась пустой. Пришлось сворачивать к ближайшему киоску.

Бумажник показался ему странно плоским. Егор открыл его и оторопел: пусто. Ни одной бумажки, даже десятирублевки, хотя он точно помнил, что вчера оставил себе сотню и еще какую-то мелочь.

И кредитной карточки не было, а уж ее-то он точно из бумажника не вынимал, потому что снял почти всю наличность.

Егор пошарил по карманам, где обычно оставались какие-то деньги, и тоже ничего не нашел. Зато при вторичном осмотре бумажника обнаружилась небольшая записка:

«Я забрала деньги и карточку, ты не умеешь с ними обращаться. Сбрось мне код карточки эсэмэской».

Ощущение было такое, словно кто-то ни с того ни с сего изо всей силы саданул ему под дых. Молитвенное отношение Иды к деньгам было для него уже не новым, но ему и в голову не могло прийти, что можно поступить вот так — исподтишка.

И записка эта — наглая, хамская…

И когда успела? Значит, дождалась, пока он заснет, встала, обшарила все карманы, оставила записку и с чистой совестью улеглась спать. До сих пор она все-таки держалась в рамках благопристойности, ограничивалась только жалобами на вечную нехватку денег «для достойной, нормальной жизни». Но вот так…

Курить хотелось нестерпимо, да и есть после двух часов дороги — тоже. Обычно, если позавтракать по каким-то причинам не удавалось, он наскоро перекусывал возле метро. Сегодня это оказалось невозможным.

Кроме того, предстояло почти четыре часа дожидаться обеда, а где взять сигареты — вообще непонятно. «Стрелять» чужие Егор терпеть не мог и никогда этого не делал. Но и отказаться от курения вообще было, мягко говоря, проблематично.

Егор глянул на часы, понял, что если простоит здесь еще минут пять, то точно опоздает на работу, чертыхнулся сквозь зубы и пошел брать штурмом только что подошедший к остановке автобус. Спасибо, что Ида не конфисковала заодно и проездной билет. А ведь могла…

Пока автобус тяжело полз от остановки к остановке, Егору вдруг пришло в голову, что в поступке Иды вообще нет никакой логики. Если он увольняется из «Ники», то его кредитная карточка сотрудника автоматически аннулируется. И при расчете он получит немного: последнее поступление денег было лишь вчера. Тогда зачем это демонстративное обшаривание карманов?

Он подходил к фирме и сердце болезненно сжималось: может быть, это в последний раз. Уволится, никогда больше сюда не придет, не увидит этого дома, где так весело справляли новоселье всего пару лет тому назад.

И зачем? Чтобы получать больше денег? На другую карточку, которая мгновенно попадет в руки Иды, иначе не миновать очередного скандала. Как глупо…

Егор машинально поздоровался с девушкой на ресепшен, кивнул еще кому-то знакомому, потом еще и, наконец, добрался до своего кабинета. Снял куртку, уселся за стол, на автопилоте включил компьютер.

Потом зачем-то открыл ящик и обнаружил там… полпачки сигарет. Когда он их туда положил, почему это сделал — Егор не помнил.

«Перст божий, — с усмешкой над самим собой подумал Егор. — Маша бы именно так и сказала, хотя и не в восторге от моего курения. Что ж, очень может быть. Потому что сейчас у меня все мысли вертятся вокруг табачной палочки. А покурю, глядишь, что-нибудь дельное в голову придет. Работать-то все равно не могу…»

По дороге в курилку он столкнулся с Генеральным директором, который неожиданно обрадовался этой встрече:

— О! На ловца и зверь бежит. А я как раз собирался к вам заглянуть. Вы сейчас куда?

— Покурить, — стиснув зубы, ответил Егор.

Меньше всего ему сегодня хотелось сталкиваться с кем-нибудь из начальства.

— Тогда пойдем ко мне. Покурите у меня на балконе.

Егор так изумился этому неожиданному приглашению, что даже не нашелся, что ответить и молча пошел за генеральным директором.

Он впервые попал в этот кабинет и с немалым любопытством оглядывал обстановку. Уютно. И интересно. Аквариум очень красивый — самому давно хочется что-то подобное завести, очень в работе помогает.

Егор заметил иконы, хотел было перекреститься, потом сконфузился, подумал, что это было бы слишком уж нарочито. И вообще: зачем директор его пригласил? В последний день работы…

Может быть, сейчас и подать заявление? Непосредственно, так сказать.

Но Иван Тимофеевич такой возможности ему не дал. Открыл дверь на застекленный балкон, где стояла пепельница и лежала зажигалка, и предложил:

— Курите. Сам недавно бросил, так что все понимаю… А потом поговорим.

Егор, который уже ничему не удивлялся, послушно прикурил от директорской зажигалки. Но затягивать процесс не стал и через пару минут вернулся в кабинет.

— Присаживайтесь, — предложил ему Иван Тимофеевич — Поговорим о несбыточных мечтах.

— Простите? — не понял Егор.

Иван Тимофеевич рассмеялся.

— Это такая фигура речи. На самом деле я хотел обсудить с вами вот что. Вы в курсе, разумеется, что в ювелирной промышленности «металлом тысячелетия» объявлена платина?

— Что-то читал, — неопределенно отозвался Вадим.

— Отлично. А о том, что появились новые технологии ее обработки, знаете?

Егор покачал головой.

— Я вам дам английский журнал… Вы ведь английский знаете?

— Более или менее. Читаю, во всяком случае, почти свободно. А разговаривать давно не приходилось.

— Ничего, понадобится — и этому научитесь. Прочитайте статью в журнале и подумайте о разработке принципиально новой коллекции.

— Платиновой?

— Совершенно верно. Золото уже всем приелось, а хочется чего-то оригинального. К тому же платина лучше сочетается с бриллиантами, вы согласны?

— Абсолютно.

— Чудесно. Значит, я вас попрошу в ближайшие две-три недели набросать эскизы. Женские модели, мужские, подарочные… ну, сами знаете. Название придумаем после. Посмотрите в Интернете, что уже сделано зарубежными коллегами. Повторять за ними, понятно, ни к чему…

Егор вспомнил, как накануне рассматривал изделие одной швейцарской фирмы. И ведь вчера же ему приходили какие-то идеи, а он даже наброска не удосужился сделать.

Ничего, сейчас придет к себе, хорошенько пороется в Интернете, прочитает статью, а там уже можно будет и к наброскам приступать. Две-три недели на предварительное обдумывание — времени больше, чем достаточно.

— Мы договорились, Егор? — услышал он голос Ивана Тимофеевича.

— А?

— Вы беретесь за эту работу?

— Конечно! Извините, я задумался, с чего начать, и…

— Тогда идите и спокойно думайте, — улыбнулся Иван Тимофеевич. — Или хотите выкурить еще сигарету?

— Да некогда сейчас курить! — почти невежливо отмахнулся Егор. — Пойду к своему компьютеру.

Иван Тимофеевич хотел еще напомнить ему про сегодняшнюю дискотеку, но что-то удержало. Когда он столкнулся с Егором в коридоре, то увидел, что дизайнер по-прежнему мрачен. Но после разговора о новой платиновой коллекции выражение его лица совершенно изменилось и, судя по всему, настроение тоже.

Пусть спокойно работает, дискотеки еще будут.

Егор чуть ли не бегом вернулся к себе в кабинет и немедленно принялся за работу. Прошло почти три часа, пока первый порыв не прошел. Снова захотелось курить, но, оторвавшись от компьютера, Егор вспомнил о своем решении уволиться. И вдруг не на шутку разозлился.

Да почему он, в самом деле, должен увольняться? Здесь ему нравится, здесь он себя комфортно чувствует, ему дали новое, крайне интересное задание. Нужно просто спокойно поговорить с Идой и все это ей объяснить.

Если любит — поймет, а она столько раз говорила ему, что жить без него не может, что он — ее первая настоящая любовь.

Правда, говорила это до того, как он к ней переехал. После этого темы разговоров как-то незаметно поменялись. Но все равно, объяснить нужно. Вчера она была слишком нервной и взвинченной. Да и выпила… а это ей не очень показано.

Егор почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть: уходить не нужно! Не нужно жертвовать тем, что близко и дорого. Ида поймет… должна понять. Главное, найти правильные слова.

А краешком сознания прошла мысль о том, что Маша никогда не поставила бы его в такое положение, не заставила бы выбирать между любимой работой и большими деньгами.

Господи, да она вообще никогда бы не заговорила о деньгах! И не стала бы приводить примеры из семейной жизни своих родителей, хотя — Егор это отлично знал! — очень любила их и уважала. Но родители — одно, а они с Егором — совершенно другое…

Были. Потому что придется все-таки разводиться. Ида, конечно, уступит в вопросе о работе, но насчет развода можно не сомневаться: заставит обязательно. Уже намекала, что связь с женатым мужчиной унижает ее в собственных глазах.

И все-таки позвонить ей он решился только после обеденного перерыва. Отчаянно не хотелось отрываться от интересной работы и начинать очередное выяснение отношений. Но откладывать это до возвращения домой… Егор решил, что это было бы обыкновенной трусостью.

И в этот момент зазвонил телефон на его рабочем столе.

— Егор, — услышал он голос Лизы, девушки, работавшей на ресепшен. — Вам звонит жена.

Первой его мыслью было: что-то случилось с детьми! Второй — Маша в этом случае позвонила бы на мобильный, она никогда не звонила ему по рабочему телефону.

Раздумывать дальше не получилось, потому что в трубке раздался нежный голосок Иды.

— Алло!

— Что случилось? — сразу же спросил Егор.

— Я так и не дождалась твоего звонка.

— Почему ты звонишь на рабочий телефон?

— У меня разрядился мобильный.

— Как же я мог бы до тебя дозвониться? — резонно осведомился Егор.

Ида не ответила на его вопрос, зато тут же задала свой собственный:

— Ты подал заявление?

— Какое?

— Об уходе, разумеется.

— Нет. Знаешь…

— Как это — «нет»? — слегка повысила голос Ида. — Мы же договорились. Ты обещал.

— Обстоятельства изме…

— Тебе прибавили зарплату?

— Нет, но…

— Значит, ты очередным образом наплевал на мои пожелания? И по-прежнему собираешься жить за чужой счет?

— Вот тут давай разъясним кое-что, — медленно сказал Егор, чувствуя, как в нем закипает ярость. — Что за номера ты себе позволяешь? Как ты могла оставить меня без копейки? Я уж не говорю — шарить по карманам…

— А зачем тебе деньги? — ангельским голоском осведомилась Ида. — Чтобы ты все их роздал неизвестно кому?

— Послушай…

— Нет, это ты меня послушай! Настоящий мужчина отдает все деньги жене. Все, до копейки! Моя мама…

— Про маму пропусти, будь добра. Надоело.

— Ах, вот как?! А мне надоело вечное безденежье. И необходимость клянчить у тебя на каждую мелочь…

— По-моему, ты сама неплохо зарабатываешь.

— И что? Кто дал тебе право считать мои деньги? Настоящие мужчины так не поступают. Хотя тебе вряд ли понятно, о чем я говорю.

— Вот это точно, — саркастически заметил Егор. — Извини, у меня работа. Пока.

Он положил трубку и тут же снова поднял ее, чтобы соединиться с ресепшен.

— Пожалуйста, — попросил он, когда ему ответили, — не соединяйте меня ни с кем по личным делам. Хоть с женой, хоть с тещей — ни с кем. Я в отъезде.

Вот так. А поскольку мобильный у Иды хотя бы временно не функционирует, в ближайшее время звонки от нее вряд ли будут. После работы он поедет к детям…

Черт, нельзя же заявляться туда с пустыми руками! А он даже пакетик леденцов купить не может.

И у кого занять денег — непонятно, до сих пор он этого никогда не делал. Кстати о деньгах…

Он решительно встал и отправился в бухгалтерию. Если он не собирается уходить, нужно попросить заблокировать его прежнюю карточку и завести новую. Но где гарантия, что Ида и с ней не поступит так же… оригинально?

Егор даже покривился, так неприятна ему была сама мысль о том, что придется прятать, хитрить, выкручиваться. А почему, собственно говоря, он должен так поступать? Нет, он просто поговорит с Идой, сегодня же, когда приедет на Остафьевскую. Расставит все точки над «i». Должен же быть какой-то разумный компромисс…

В бухгалтерии все его проблемы разрешились неожиданно легко и быстро. Егор посетовал, что у него украли карточку, причем, по большому-то счету и не соврал, ему предложили написать соответствующее заявление.

А главный бухгалтер, Валентина Андреевна, строгая, неулыбчивая женщина, вдруг сказала:

— Можно выдать вам небольшую сумму наличными. В счет зарплаты.

— Правда? — обрадовался Егор

Валентина Андреевна так же серьезно объяснила, что для подобных ситуаций есть особый фонд. Просто нужно написать…

— Еще одно заявление, — догадался Егор.

— Нет, просто расписку на мое имя.

Егор даже на секунду глаза прикрыл от облегчения. И как он мог поддаться на уговоры Иды и согласиться поменять место работы? А ведь если бы не предложение Генерального он, скорее всего, так и поступил бы. Какого дурака мог свалять…

Нужно будет купить торт «Ёжик» — дети его обожают. И большую бутылку «Нестле», хотя Маша и не одобряет, как она выражается, «химии».

Ничего, один раз не страшно. Зато получится настоящий праздник. А Маше купить…

На этой мысли Егор как бы споткнулся, замедлил шаг и свернул к курилке. Он плохо представлял себе, как встретится с Машей.

А если… если она не захочет его впустить? Заявили же родители, что видеть его не желают.

Нет, Маша не сможет так поступить. Она, скорее всего, уйдет в другую комнату и оставит его с детьми. Глупо надеяться, что получится по-другому, что они всей семьей сядут за стол в кухне. Не получится так. Он сам сделал все возможное, чтобы так не получилось.

Ради чего он так сделал?

Егор не заметил, как очутился в курилке. Сигарета показалась горькой… Сотрудники вокруг весело беседовали о предстоящей дискотеке, о том, какой сюрприз их на сей раз там ожидает, а настроение Егора все больше портилось.

И именно в этот момент зазвонил мобильный. Разумеется, Ида.

— Что еще случилось? — спросил он как можно спокойнее.

— Мы не закончили разговор.

— По-моему…

— Нет, дорогой. Не по-твоему и не закончен, пока я так не решу.

Последнее слово всегда должно было остаться за ней.

— Вижу, мобильный ты зарядила, — заметил Егор.

— Да, представь себе. Так вот, насчет твоей работы…

— Не обсуждается, — перебил ее Егор, стараясь говорить потише.

Не хватало только, чтобы сослуживцы оказались в курсе его заморочек!

— Ах, вот как ты заговорил! Что ж, тогда и я буду называть вещи своими именами, а не миндальничать. Молчишь? Разумеется, тебе нечего сказать. Так вот, мой милый, ты сейчас же подашь заявление об уходе. А потом поедешь в суд и подашь заявление о разводе и разделе имущества. Понятно?

— Еще указания будут?

— Будут! — взвизгнула Ида. — С обоих заявлений снимешь копии. И только с ними на руках войдешь в мой дом. Иначе…

— Да?

— Останешься на лестнице. Если ты не понимаешь русского языка…

— То ты поступишь, как твоя мама, — перебил ее Егор. — В общем, это ультиматум?

— Ты меня слышал.

— А теперь ты меня послушай. Со своей работы я не уйду. И сегодня пойду к детям.

— Тогда можешь вообще не являться!

— Вот и договорились, — неестественно спокойно отозвался Егор. — Будь здорова, расти большая.

Ида что-то еще кричала в трубку, но он нажал кнопку отбоя и тут же отключил звонок.

Вот и все. Так неожиданно и так… закономерно. Надо было уходить раньше — как только начались скандалы и попреки. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Егор вернулся в свой кабинет и попытался сосредоточиться на работе, но это у него не слишком хорошо получалось. Разумеется, Ида не успокоится, будет звонить днем и ночью. Разве что она тоже как и он, сыта по горло этим «романом века» и просто нашла удачный предлог, чтобы прекратить его.

Хотя, маловероятно: эта женщина никогда не выпускала того, что попало в ее изящные, выхоленные ручки. Придется стиснуть зубы и перетерпеть какое-то время. Утрясется…

Перетерпеть… Где?

Егор протянул руку к телефонной трубке, чтобы позвонить Маше, и тут же раздумал. Что толку в телефонных звонках? Он пойдет туда сегодня, обязательно пойдет, как и решил. И попросит у Маши прощения…

Простит ли? Может быть, и примет обратно «блудного мужа», как принято говорить, «ради детей», но и только. Он так ее обидел…

Но если примет и хотя бы для вида простит, он сделает все, чтобы загладить свою вину. Лучшего мужа не сможет пожелать ни одна женщина. Будет исполнять все ее желания…

Стоп. Он, похоже, перепутал Машу с Идой. Маша никогда ничего не просила, все ее желания обычно касались совместного проведения выходных или устройства праздничного обеда для родителей. Пусть так. Значит, он будет проводить с семьей каждую свободную минуту, перестанет задерживаться на работе, будет…

Прежде чем выполнять все эти благие намерения, нужно, чтобы его простили и пустили обратно. Конечно, Маша не из тех женщин, которые ставят условия и, тем более, предъявляют ультиматумы, но ведь и ее удивительному терпению где-то есть предел…

До конца рабочего дня Егор то и дело подавлял в себе желание позвонить Маше. На мобильнике скопилось полдюжины неотвеченных звонков — разумеется, от Иды. Потом она начала слать сообщения — он их даже не открывал.

И не потому, что обладал железной волей, просто знал: стоит позволить Иде втянуть его в очередное выяснение отношений, как он снова окажется в липкой паутине жалоб, намеков, недомолвок, истерик, угроз покончить с собой и всего прочего в том же духе.

— Егор, на дискотеку пора собираться, — кокетливо сказала ему одна из сотрудниц бухгалтерии, когда он курил последнюю сигарету. — Потанцуем, а?

— Я бы с радостью, — отозвался Егор, — но давно уже обещал детям сегодняшний вечер провести с ними. Как-нибудь в другой раз.

И, выговорив это «обещал детям», внезапно почувствовал облегчение. Все, хватит с него романтики, полночных бдений, непонятных стихов и всего остального. Павлик и Вика считают, что он — в командировке. Отлично, значит, сегодня эта командировка закончится. А там уж — как получится…

Войдя в родной подъезд, Егор на несколько секунд остановился. Ему вдруг пришло в голову, что дома может никого не оказаться, что Маша могла повести детей гулять или пойти в гости к родителям. Им-то рады везде.

Нет, нужно было сначала позвонить! Хотя… ключ от дома у него был на общей связке. Удивительно, как Ида забыла об этом! Могла ведь и выбросить, очень в ее стиле. Хоть в чем-то повезло.

Лифт остановился на верхнем этаже, дверцы разъехались, и Егор тут же услышал заливистый лай Элси через двери тамбура. Как странно: она никогда не лаяла «просто так»…

Егор открыл тамбурную дверь, и в ту же секунду распахнулась дверь в его квартиру. В воздухе мелькнула рыжая торпеда: Элси чуть не сбила его с ног, и принялась облизывать лицо. Следом за ней выскочили дети, и Егор услышал голос Павлика:

— Папка приехал! Ура, папка приехал!

В следующее мгновение он, опустившись на колени, уже обнимал сына и дочь. Сумка с гостинцами полетела на пол, никто не обратил на это внимания. Егор почувствовал какую-то влагу на щеках и с изумлением понял, что плачет. А потом поднял глаза и увидел в дверях квартиры Машу. Похудевшую, побледневшую…

— Дети, дайте отцу войти в дом, — спокойно сказала она. — Он, наверное, устал с дороги.

Егор поднялся, шагнул к Маше и остановился. Нужно было что-то сказать, но он никак не мог произнести хотя бы слово. Но Маша, по-видимому, и так все поняла.

— Заходи же. Ты голодный?

Это был его дом, его жена, его семья. Он вернулся. Наваждение закончилось.

Егор поднял с пола сумку и вместе с детьми вошел в квартиру, сопровождаемый окончательно одуревшей от радости Элси.

Загрузка...