Приди, полюби незнакомца

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Ресницы у Леноры затрепетали, и, приоткрыв глаза, она увидела склонившееся над ней встревоженное лицо. Оно было все в саже. Слабо улыбнувшись, она подняла руку, и Эштон порывисто, но мягко схватил ее и принялся целовать тонкие пальцы. Ленора медленно оглядела спальню. Она лежала полностью одетая под шелковым одеялом на собственной кровати. Мейган стояла рядом с Эштоном у изголовья и прикладывала ей ко лбу влажное полотенце. Роберт Сомертон стоял у изножья и держался за спинку кровати. Вид у него был довольно смущенный. Ленора посмотрела на отца и черты его лица неожиданно расплылись. Она прищурилась, стараясь сфокусировать взгляд, но ничего у нее не получалось. Черты его были совершенно размыты, и на месте седовласого мужчины возник черноволосый, зеленоглазый человек с квадратным лицом. Ленора нахмурилась и в совершенной растерянности отвела взгляд.

— Что произошло? — хрипловато спросила она.

— По-моему, у тебя случился обморок, — вздохнув, с облегчением ответил Эштон.

— Это так, мэм, — подтвердила Мейган.

— Но как я сюда попала? — Ленора обвела широким жестом комнату.

— Вас принес мистер Уингейт, — пояснила Мейган.

Припоминая случившееся, Ленора поднялась было, но тут же закрыла глаза и откинулась на подушку. Комната поплыла. Эштон мягко положил ей руку на плечо. Ощутив его прикосновение, Ленора приподняла веки и обратила на Эштона встревоженный взгляд.

— А что с твоей раной? Что-нибудь серьезное?

— Да нет, ерунда, кость не задета, — успокоил он ее. — Мейган перевязала.

Ленора с облегчением вздохнула.

— Ты так испугал меня.

— Мне, право, очень жаль, дорогая, но это не моя вина, — негромко проговорил Эштон.

— Не твоя, да... но это вина другого человека! Этот человек собирался убить тебя!

— Пожалуй, что так, — согласился Эштон. — И другие тоже.

— Другие? — Она попыталась сосредоточиться и вспомнила, что действительно видела чье-то тело, распластанное на настиле. — Сколько их было, двое?

— Мне кажется, я насчитал четверых, — спокойно ответил Эштон.

— Четверых?! — воскликнула Ленора и приподнялась на локте. — И как же тебе удалось с ними справиться?

— Это талант, мадам, — Эштон, слегка улыбаясь, посмотрел на нее своими карими глазами. — У меня смолоду любовь к приключениям такого рода.

Ленора со стоном откинулась на мягкую подушку. Такой юмор ей не нравился.

— О, Эштон, ты все превращаешь в шутку. Ты понимаешь хоть, что они могли тебя убить?

— Да уж догадываюсь, мадам.

— Что нужно было этим ворам?

— Мое сердце, наверное.

Ленора, нахмурившись, изумленно посмотрела на него.

— Так это были не воры?

— Наемные убийцы, — кратко ответил он. — Их явно кто-то подослал.

— Но кто? — В голосе у нее было подозрение. — Неужели Малкольм?

Тут в разговор поспешно вмешался Роберт Сомертон. Он энергично затряс головой.

— Ну-ну, девочка, не надо во всем обвинять Малкольма. Это дело рук Тича, помнишь, ты видела его на «Русалке»? Малкольм все рассказал мне. Это он. У него много причин желать Эштону смерти.

— Но ведь шериф Коти засадил Хорэса за решетку, — возразила Ленора.

Роберт развел руками.

— Ну и что? Раньше он нанял грабителей. Кто мешал ему нанять убийц?

Эштон бросил на Сомертона внимательный взгляд.

— Хорэс клянется, что он тут ни при чем...

— И вы верите ему? — рассмеялся Роберт. — В таком случае вы наивны, как ребенок.

— Лучше будет сказать, что я готов рассмотреть все возможности, — сказал Эштон и задумчиво склонил голову набок. — Чего я не могу понять, так это почему Марелда встала на защиту Хорэса. И еще: почему Малкольма так передернуло, когда она сказала, что драгоценности, которые он подарил Лирин, были украдены у ее подруги год или два назад? Поначалу она сказала, что ей так показалось, но, присмотревшись внимательнее, точно узнала: те самые.

— Украдены?! — Ленора прикоснулась к шее, словно ощупывая колье, и посмотрела на Мейган. — Быстро принеси его сюда. Его надо передать шерифу. Пусть проверит утверждение Марелды.

Мейган поспешно прошла к шкафчику в противоположном углу спальни, открыла потайное отделение и тут же, побелев, повернулась.

— Тут ничего нет, мадам. Драгоценности исчезли!

Ленора нахмурилась и недоверчиво покачала головой.

— Не может быть. Ведь я сама положила их туда вчера ночью...

— Да, мадам, я видела это собственными глазами, — подтвердила Мейган, растерянная не менее чем ее хозяйка.

— Может, кто-нибудь входил сюда, пока меня не было? — спросила Ленора.

— Да, мистер Синклер заходил сюда утром и, увидев, что вас нет, очень рассердился. Он тут не долго пробыл.

— И больше не возвращался?

— Точно не скажу, мэм. Вернувшись из палатки, он послал меня... — Словно не желая говорить в его присутствии, Мейган бросила короткий взгляд но Роберта Сомертона и осторожно закончила: — Он сказал мне, что вам нужно одеться, и послал меня за вашими вещами, а когда я вернулась, его уже не было.

— А эти два охранника? — вспомнила Ленора. — С ними что?

— Когда я встала, они еще спали в гостиной, а потом мистер Синклер забрал их с собой. Выходит, пока вы не вернулись к себе в спальню, в доме были, не считая мальчишки-истопника, кухарки и меня самой, ваш отец и мистер Эванс. Кто угодно мог зайти к вам, мадам.

— Кто же мог сделать это? Малкольма нет, но мистер Эванс к вечеру вернется...

— Надеюсь, ты не собираешься обвинять в краже моего друга, — возмущенно сказал Роберт. — Если хочешь знать мое мнение, это кто-то другой, у кого было полно времени, пока мы были в городе. — Он коротко, но выразительно взглянул на Эштона, но, натолкнувшись на ответный суровый взгляд, быстро отвел глаза. — К тому же Хорэс мог послать сюда часть своих людей, пока другие развлекались с мистером Уингейтом. Вчера на тебе были эти драгоценности, так что Тич знал об их существовании. Как бы там ни было, ясно, что они исчезли и вряд ли будут найдены.

Ленора медленно приподнялась и с помощью Эштона села на край постели, ожидая, пока кончится головокружение и мир станет на свое место. Тем временем Эштон расправил на ней юбку. Не обратив никакого внимания на взгляд отца, который был явно возмущен этой фамильярностью, Ленора с трудом улыбнулась Эштону.

— Ну как, тебе лучше? — озабоченно спросил он.

Она неуверенно кивнула; слава Богу, она действительно начала оправляться.

— Да, гораздо лучше... только я ужасно голодна.

Мейган радостно засмеялась и поспешила к двери.

— Я скажу кухарке, что вам лучше, мэм. Когда будете готовы, спускайтесь вниз.

Служанка вышла. Роберт неохотно последовал за ней.

— М-м. Я, пожалуй, тоже пойду. — Он вопросительно посмотрел на Эштона, не желая оставлять их с Ленорой вдвоем. — Вы идете, мистер Уингейт?

— Сию минуту, — ответил Эштон, явно ожидая, что Роберт освободит их от своего присутствия.

Тот возмущенно хмыкнул.

— Вам не кажется, что вы и без того принесли этому дому немало горя, превратив мою дочь в содержанку?

Эштон резко вздернул голову и с легким презрением посмотрел на Роберта.

— Пожалуй, одному из нас следует уйти, Сомертон. Похоже, нам нечего больше сказать друг другу.

— Да, я знаю, чего она ждет.

С этими словами он изо всех сил хлопнул дверью. Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Ленора посмотрела на Эштона, который едва сдерживался. Нежно улыбаясь, Ленора обвила руки вокруг его шеи и поцеловала нахмуренный лоб.

— Не обращай на него внимания, — прошептала она. — Кем бы ни была я, Ленорой или Лирин, я все равно люблю тебя.

Жадно ищущими губами он приник к ее рту, и, чувствуя, как желание постепенно охватывает их обоих, они слились в долгом страстном поцелуе. Эштон оторвался наконец от ее губ и, приблизив свои губы прямо к ушам Леноры, прошептал:

— На тебе слишком много надето.

Словно озаренная какой-то мыслью, она откинулась назад и взглянула прямо в его подернувшиеся дымкой глаза:

— Палатка?..

Эштон высоко поднял плечи:

— Боюсь, она сгорела.

— Да-а? — В голосе ее явно прозвучало огорчение. - А там было так хорошо!

Эштон усмехнулся.

— Палатки больше нет, мадам, но то, что так украшало ее, не исчезло. — Словно поддразнивая ее, он слегка прикоснулся к ее полуоткрытым губам и ответил на ее невысказанный вопрос: — Ты да я. А больше нам ничего не нужно.

— Пожалуй, кое-что все-таки нужно, — в свою очередь поддразнила она его.

Он засмеялся было, но тут же, поморщившись от боли, замолк, схватился за бок и с улыбкой предостерег ее:

— Смотрите, мадам, как бы я не умер от ваших шуток.

Ленора бережно расстегнула его покрытую пятнами засохшей крови рубашку и внимательно осмотрела рваную рану на боку.

— Тобой следует заняться.

Эштон провел рукой по волосам и, нащупав в них сажу, сказал:

— Мне надо принять ванну.

— И это можно. Я сейчас скажу Мейган, чтобы она приготовила. — На мгновение крепко прижавшись к нему, Ленора соскользнула с кровати и, не обнаружив тапочек, встала Эштону прямо на ноги. При этом движения у нее немного задралось платье, и у Эштона, этого неисправимого повесы, глаза расширились от того, что ему открылось. Его руки скользнули под нижнюю юбку и обхватили сладостную округлость: Ленора устремила на него выжидающий взгляд.

— Может, отложим ненадолго ванну, мадам?

Ответ был написан в ее зеленых глазах еще до того, как она успела открыть рот.

— Пожалуй, минутой раньше, минутой позже — значения не имеет.

Эштон тихонько приподнял ее и уложил на постель.

Прижавшись к ее бедрам, он с обычным проворством принялся расстегивать платье.

— Ты же вроде сказала, что голодна?

— Ну кому нужна еда, когда есть кое-что получше? — лукаво откликнулась она.

С «Серого орла» приходили люди, но, убедившись, что никто не пострадал при пожаре, вернулись на корабль. В случае если они заметят что-нибудь подозрительное в доме, Эштон велел им немедленно плыть сюда. Ленора ощутила какое-то беспокойство, словно слышала некий зов из-за стены, за которой томилась в плену ее память. Теперь она знала, почему попала под колеса экипажа Эштона, но все еще в тумане было убийство мужчины... и попытка убить ее самое. Страшновато было осознавать, что некто, чье лицо было знакомо, покушается на ее жизнь. Если дело было в том, что она случайно оказалась свидетельницей убийства, убийца наверняка где-то поджидал ее... а она не знает, кто он.

Ленора отперла дверь в холле, ведущую на чердак, и поднялась по крутой лестнице. Вдохнув застоявшийся чердачный воздух, она сразу покрылась потом, но долго здесь задерживаться не собиралась. Она знала, что ей здесь надо. Портрет мужчины, который преследовал ее, изображение мужчины, которое все время виделось ей, когда она смотрела на отца. Сняв со стены портрет в раме, она откинула с него покрывало и вгляделась в квадратное лицо. Теперь оно не выглядело таким суровым, ибо в своих снах она уже сжилась с ним. Дрожащей рукой она провела по масляной краске. В районе подбородка рука ее замерла: она вдруг разглядела в смутном сплетении мазков крохотную ручку, ласкающую сильно выдающиеся скулы мужчины. Тот, наклонившись, нежно касался губами каштановых волос, а девочка доверчиво прижималась к его сильной груди. Ленора смахнула с глаз неожиданно выступившие слезы, ощущая в то же время, как ее охватывает то самое теплое чувство, какое она испытывала в свое время, будучи маленькой девочкой.

— Роберт Сомертон? — прошептала она и с растущей уверенностью сказала: — Ты мой отец. Ты Роберт Сомертон.

Сердце ее подпрыгнуло от радости. Почти не разбирая дороги от хлынувших из глаз слез, она прижала к груди картину и шагнула в сторону люка, но споткнулась обо что-то большое и тяжелое. Она отставила портрет и с изумлением убедилась, что это тот самый огромный сундук, который она безуспешно пыталась открыть в прошлый раз. Она и забыла про него. Тонкими пальцами Ленора потрогала ремни, тесно обтягивавшие сундук, и ей показалось, что она вспоминает, как это было: они с Малкольмом стоят у подъезда этого самого дома и провожают гостей, а слуги втаскивают сундук в экипаж. На ней изящное голубое платье из кисеи, а гости, похоже, разъезжаются после свадебного торжества. После того как откланялась последняя пара, Малкольм поднял ее на руки, и они обменялись долгим жарким поцелуем. Затем он прошел в гостиную, а она — так ей виделось сейчас — стала подниматься по лестнице в спальню. Войдя, она заперла за собой дверь и сквозь туманную дымку увидела в зеркале над туалетным столиком собственное отражение. Взгляд у нее был задумчивый, не слишком радостный, словно она тосковала по чему-то неосуществимому. Черты лица у нее отвердели, и в зеленых глазах появилось решительное выражение. Выпрямившись, она начала поправлять прическу, и тут же у нее часто забилось сердце: подняв глаза, она увидела в дверном проеме чью-то высокую фигуру. Лицо было не слишком привлекательным, но оно было ей хорошо знакомо по жутким ночным кошмарам, разве что сейчас этот человек не кричал и его не забивали до смерти кочергой. Наоборот, это она была готова закричать, но туман рассеялся, и мужчина быстро шагнул к ней, взглядом умоляя молчать. Она тревожно огляделась по сторонам, и вид у нее сделался испуганным, как у маленького хорька. Мужчина прошел к туалетному столику и взял сложенный вдвое лист бумаги. Раскрыв его, он протянул листок ей и попросил прочитать. Ленора вспомнила, что почему-то ей стало страшно, но причины она понять не могла. Мужчина стал передавать ей другие вещи, и ей становилось все хуже и тоскливее. В конце концов она снова подняла глаза на гостя. Тот двинулся к выходу, жестом приглашая ее следовать за собой... за собой... за собой...

Воспоминания улетучились, сознание прояснилось, и у Леноры затрепетали ресницы. Она опустила взгляд на сундук и поняла вдруг, что ей непременно надо выяснить, что там внутри. Чтобы открыть его, нужно было что-нибудь тяжелое. «Ладно, внизу найдется», — подумала она. Надо только сначала поменять местами пейзаж в гостиной и портрет отца.

Подхватив картину, она осторожно спустилась по лестнице и вошла в гостиную. Ленора снова подтащила стул с прямой спинкой к камину, сняла со стены картину и повесила на ее место портрет человека с квадратной челюстью. Потом она повернула пейзаж лицом к стене и уселась на стул в ожидании того, кто называл ее своей дочерью. Не прошло и получаса, как он появился.

— Что-то жарковато сегодня, — заметил он, ослабляя галстук и вытирая пот со лба, — даже рыбы, как ошпаренные, выскакивают из воды.

Он засмеялся собственной шутке, но осекся, поймав на себе пристальный взгляд Леноры. Сомертон откашлялся, отошел к буфету и, налив себе виски, сел на кушетку. Закинув руку за голову, он устроился поудобнее и замер. Он в лице переменился, когда заметил, что над камином появился портрет.

— Боже мой! — выдохнул он и, резко выпрямившись, посмотрел на Ленору.

Лицо ее было по-прежнему непроницаемым. Угрюмо нахмурившись и отведя взгляд, он быстро проглотил виски и отер рот.

— Можно спросить вас кое о чем? — спокойно проговорила Ленора.

Он сделал еще глоток.

— Что такое, девочка?

— Кто вы?

Сомертон чуть не упал с кушетки.

— Как понять тебя, девочка?

— Мне кажется, что я не...

— Не — что? — растерянно переспросил он.

— Не ваша дочь, — твердо закончила Ленора.

— Что за чушь! — возбужденно вскричал Сомертон.

— Да нет, мне и впрямь так кажется, — Ленора печально покачала головой.

— Как это понять? Очередной провал памяти? — сердито спросил он и насмешливо улыбнулся. — Мне кажется, мы уже все это прошли.

— Верно, — согласилась Ленора, — но теперь многое для меня прояснилось. — Она подняла руку, привлекая его внимание к портрету, но он поспешно отвернулся, словно ему неловко было смотреть в ту сторону. — Вот мой отец, верно?

— Господь с тобой, девочка! Ты, видно, совсем свихнулась. — Сомертон едва сдерживал себя.

— Неужели? — Ленора подняла брови. — А может, как раз наоборот, ко мне возвращается рассудок?

— Право, отказываюсь тебя понимать. — Он вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. — Да что с тобой в самом деле? В доме появляется этот чертов Уингейт, и ты готова отвернуться от всех, кто тебя любит...

— Имя в сборнике пьес — ведь это ваше собственное имя, не так ли? Эдвард Гейтлинг... Актер, исполнитель шекспировских ролей.

Седовласый застонал и заломил руки.

— Ну зачем ты меня так мучаешь, девочка? Разве ты не видишь, как ты мне дорога?

— Вот как? — с сомнением спросила Ленора.

— Ну разумеется. — Он патетически выбросил руку вперед. — Я твой отец! И мне дорога моя дочь!

Ленора поднялась со стула и решительно заявила.

— Прекратите этот балаган! Вы вовсе не мой отец. Вы — Эдвард Гейтлинг. Все, хватит, спектакль окончен. — Она снова указала на портрет. — Вот мой отец. Вот Роберт Сомертон. И мне надо знать, кто я! Если я действительно Ленора Синклер, зачем понадобился весь этот цирк?

Эдвард Гейтлинг широко раскрыл глаза от удивления.

— Что значит «если»? Ты и есть Ленора... а Малкольм и есть твой муж.

Ленора грустно покачала головой. Она так надеялась, что услышит нечто другое.

— Зачем тогда все это было придумано? Зачем вам понадобилось играть роль моего отца?

— Неужели ты не понимаешь, девочка? — Он придвинулся к ней, умоляюще протягивая руки. — Ты жила в доме Уингейта, считала, что ты Лирин, его жена... А Эштон настойчиво твердил, что он твой муж. Стало быть, нужно было нечто большее, чем просто слова Малкольма, чтобы убедить тебя, что это не так.

— Но почему мой настоящий отец не мог сделать этого?

— Потому что он в Англии, а Малкольм не хотел, чтобы ты оставалась с Эштоном. К тому времени, как твоему отцу дали бы знать, а там еще время на дорогу, ты бы, глядишь, ребенка родила.

Ошибся он не намного, и Ленора внутренне вся съежилась и, в свою очередь, заломила в испуге руки.

— Стало быть, Малкольм нанял вас, чтобы вы сыграли эту роль?

— Ну что ж... наверное, можно сказать и так, — Эдвард Гейтлинг бросил на Ленору робкий неуверенный взгляд.

— А откуда такая преданность Малкольму? — рассеянно спросила Ленора. — Вы что, давно знакомы с ним?

Эдвард сделал еще один глоток и крепко сжал стакан в руке.

— Да, пожалуй, довольно давно.

— Еще до нашей свадьбы?

— Я... гм... Меня не было... долго не было, — запинаясь, сказал он.

— Так вы не знали, что мы поженились?

— Нет... Я... Давайте лучше не будем об этом.

— Я сама помню... во всяком случае отчасти, — сказала Ленора.

Эдвард вскинул голову.

— Да? Но мне казалось, что у вас что-то не так с памятью.

Ленора слегка улыбнулась.

— Я же говорила вам, что понемногу все возвращается.

Эдвард озабоченно сдвинул брови и отвел взгляд.

— Малкольм будет рад слышать это.

— Да? А почему?

— Что-что? — Эдвард растерянно посмотрел на Ленору.

— Даже если я вспомню все, это ничего не изменит. Не могу сказать в точности, почему я вышла за него... но, что бы там между нами ни было, этому конец.

Эдвард понурился и тяжело вздохнул.

— Бедный Малкольм. Он так любит вас.

— В этом я не уверена. А впрочем, какая разница? Я все решила.

— Возвращаетесь в Натчез с этим Уингейтом?

— Не уверена, что должна докладывать вам о своих планах. — Ленора перевела дыхание. — Прошу вас как можно скорее оставить этот дом. Вам здесь больше нечего делать.

Эдвард Гейтлинг удивленно взглянул на нее и тут же угрюмо нахмурился. Неохотно кивнув, он поставил бокал на стол и пошел к двери. По дороге он остановился, бросил на нее долгий взгляд и вышел. Она слышала, как он тяжело поднимается по лестнице. Вскоре тишину дома нарушил звук громко хлопнувшей двери.

Теперь стало совсем тихо, и, оставшись в одиночестве, Ленора подняла взгляд на портрет, думая о человеке, который на самом деле был ее отцом. Если видения, возникавшие в ее памяти, соответствовали действительности, этот человек был по-настоящему привязан к своим дочерям. Эштон тоже будет таким, мечтательно подумала она. Он будет хорошим отцом. Он такой ласковый. Почему ее сестра примирилась со своей участью и не стала бороться за жизнь, за счастье жить с таким человеком?

Ленора встряхнула головой, стараясь прогнать преследующую ее мысль, но ничего не получалось. Разве у нее есть право занять место сестры? Отнять его любовь к другой и присвоить ее? Но, уверяла она себя, неважно, кто она, Ленора или Лирин, Эштон все равно будет любить ее. Однако так ли это? Может, все дело в том, что, когда мечта его рухнула, он готов поверить чему угодно, тем более что они с сестрой так похожи? А она воспользовалась его любовью к сестре, чтобы избавиться от гнетущего одиночества и пустоты. Она едва подавила тяжелый стон. Навалилось огромное чувство вины. Эдвард Гейтлинг нашел ей имя. Содержанка! Любовница мужа сестры! Прелюбодейка!

Ленора почувствовала, как мороз пробежал у нее по коже, а в горле застрял тяжелый ком. Правда, теперь, когда выяснилось, что этот седовласый мужчина вовсе не отец ей, можно было надеяться на то, что и она не Ленора. И все же не зря, наверное, в ее отрывочных воспоминаниях возникал Малкольм, свадьба... Голубое платье... гости на свадьбе... сундук...

Ленора вдруг ощутила острую потребность выяснить, что же все-таки в нем находится. Она принялась за поиски стамески и молотка и, преуспев в этом, подхватила пейзажную зарисовку и снова поднялась на чердак. Теперь, в самый разгар дня, духота здесь стала невыносимой, и все же она работала с отчаянной решимостью, не обращая внимания ни на жару, ни на то, что платье липнет к ее потной коже. Наконец замок открылся, и Ленора поспешно откинула крышку. В глаза ей бросился пустой поднос, а память немедленно поставила на него различные предметы. Вспомнила она и платья, сложенные в одно из отделений сундука. Ленора поспешно отодвинула поднос. Тут поток видений резко оборвался. На дне сундука лежали большие камни. Она вглядывалась в них, неожиданно утратив всякую уверенность и совершенно растерявшись. Нагнулась, чтобы приподнять камни, и тут в ноздри ей ударил какой-то неприятный, сладковатый запах. Будто что-то протухло. Она осторожно повернула голову, и глаза ее медленно расширились: на внутренней обивке сундука были темно-бурые пятна.

Ленора в страхе отпрянула и больно ударилась о низкую балку. Чувствуя, как неотвратимо подступает тошнота, она прижала ко рту дрожащую руку. Отвернувшись, чтобы снова ненароком не увидеть то, что только что бросилось ей в глаза, Ленора прислонилась к деревянной перегородке. На коже у нее вдруг выступили мурашки, и она вся задрожала, как на морозе. В голове у нее помутилось, и она крепко зажмурилась, чтобы только не вернулось это страшное видение.

— Нет... нет... — отчаянно простонала она. Но кочерга взметнулась в воздух и с грохотом опустилась. Она съежилась, не желая ничего видеть, но тщетно: страх вполз в ее мозг и целиком поглотил ее. Вокруг было видно только одно — кровь. Ленора вскрикнула, не в силах выдержать этого ужаса, и тут возник силуэт высокого широкоплечего мужчины. Через согнутую руку у него был переброшен темный плащ. Лицо его перекосилось от ярости, глаза полыхали злобой, рот кривился. И это лицо было ей знакомо.

— Малкольм! — выдохнула Ленора, в ужасе тараща глаза.

— Ах ты, сука! — прорычал он.

Ленора попыталась было бежать, но он уже был рядом и, зажав ей руку железными, безжалостными тисками, грубо потянул за волосы, собранные на затылке в большой узел. Он мотал ее голову слева направо, пока в глазах у нее не помутилось, а затем вывернул шею так, что она лишь чудом осталась жива. Голова раскалывалась от боли, но Ленора стиснула зубы и не позволяла себе ни жалобы, ни мольбы.

— Ты убил его! — сказала она сквозь сжатые зубы. — Ты его убил! А потом, чтобы избавиться, запихнул тело в мой сундук.

— Не надо было тебе уходить с ним отсюда, — сказал Малкольм ей почти на ухо. — Я дожидался тебя внизу... ждал, ждал... ждал... пора было отправляться на корабль. Мы собирались в Европу. Но тебя все не было. Тут прибежал кучер и сказал, что кто-то стукнул его по голове и увел экипаж. Я побежал наверх, но тебя тут не было.

— Но откуда ты узнал, куда я ушла?

Малкольм невесело рассмеялся.

— Записка, которую написал тебе этот подонок... ты оставила ее на туалетном столике. Тогда мне стало ясно, кто здесь был и куда он тебя увез... В Натчез, встретиться с его сестрой... чтобы дать тебе доказательство своей правоты... и чтобы, опираясь на твое свидетельство, ее отпустили. — Малкольм презрительно рассмеялся. — Сара! Она тоже не верила мне... но она меня хотя бы любила. А ты была без ума от этого дьявола Уингейта.

— Двоеженец! — Ленора попыталась освободиться от железной хватки, и от этого усилия жилы у нее на шее превратились в настоящие канаты. Но Малкольм дернул ее голову назад и, зажав горло рукой, так надавил на него, что она вынуждена была сдаться, иначе он бы ее просто задушил. Но гнев ее потушить было не так-то просто.

— Убийца!

С силой повернув ее к себе лицом, Малкольм посмотрел в полыхающие яростью зеленые глаза и злобно ухмыльнулся.

— Тебе не к кому ревновать, радость моя. Об этом я позаботился. Теперь от нее остался только пепел.

— Так это ты поджег сумасшедший дом?! — Ленора не могла поверить, что он и на такое ради достижения своих целей способен.

— Поджоги — это у меня неплохо получается, дорогая, — хвастливо заявил он. — И я люблю эту работу. Когда бы я ни нанимал других, чтобы они занялись этим делом, ничего не получалось. Возьми хоть склады Уингейта. Идея выманить его из Бель Шен, чтобы заставить тебя поступить, как положено благородной даме, была хороша, но склады должны были сгореть — не один, а все. А вину бы потом возложили на Хорэса Тича.

Стена постепенно рушилась, и в образовавшиеся проемы струйками проникал ужас.

— После того как мы познакомились, ты засадил Сару. Брат ее еще не вернулся из-за границы, а я была в Англии. Не знаю, что заставило тебя выбрать Натчез... почему ты просто не убил ее.

— Засадить ее было нелегко, но я сумел сблизиться с семейным адвокатом. Было бы идиотизмом с моей стороны возбуждать их подозрения, особенно если иметь в виду, что, приди кому-нибудь в голову расследовать несчастный случай, в результате которого погиб ее отец, и немедленно бы всплыло мое имя. Ну а поскольку адвокатам хотелось верить, что ее брат никогда не вернется, они пошли мне во всем навстречу. Было, однако, большим разочарованием узнать, как быстро можно промотать семейное богатство. Я как раз нашел выход... но тут появился этот самый брат и забрал тебя с собой.

— Мы только-только приехали в Натчез и собирались на следующее утро поехать к Саре. Как тебе удалось все это быстро устроить?

— Вы напрасно поехали экипажем, моя дорогая. Я-то пароходом, вверх по Миссисипи. Вам надо было менять лошадей, отдыхать в пути, а меня ничто не задерживало.

Малкольм немного ослабил хватку и, поглаживая Леноре руку, прошептал ей прямо на ухо:

— Не надо было тебе приходить к нему в комнату...

— Я слышала спор...

— Ага, и твое любопытство едва не свело тебя в могилу, моя дорогая. Разве мог я оставить в живых свидетельницу одного из моих убийств, как бы она мне ни нравилась. — Он прикоснулся рукой к ее груди, и Ленора содрогнулась. — Все было бы куда проще, если бы мне удалось тайком избавиться от тела. Тогда бы ты подумала, что он водил тебя за нос, а когда надоело — исчез. И разумеется, ты бы не стала разузнавать насчет сумасшедшего дома после того, как я поджег его и позаботился о том, чтобы те, кто видел меня, ничего не выдали.

— По правде говоря, Малкольм, я не могу понять всех твоих мерзких замыслов, — сказала Ленора. — Но неужели ты думаешь, что тебе удастся и впредь творить зло?

— Мне многого хочется, моя дорогая... и я достаточно умен, чтобы осуществить свои планы.

— Если ты так уж умен, то почему же, скажи на милость, ты набил сундук камнями и оставил его здесь, чтобы кто-нибудь непременно на него наткнулся? Почему ты просто не выбросил его в реку?

— К сожалению, не было возможности. По крайней мере, до тех пор, пока нанятый мной кучер был поблизости. Он помог мне вынести сундук из гостиницы и все время настаивал, что сам справится, даже когда мы добрались до дома. Мне не хотелось, чтобы слуги открывали его, так что с помощью кучера я внес его сюда. Мне казалось, что здесь, за запертой дверью, он спрятан достаточно надежно.

— Но тело... от него ты как избавился?

— В первую же ночь, как мы остановились на дороге... Мне пришлось незаметно выскользнуть из гостиницы и пойти в лес... а потом я набил сундук камнями, чтобы кучер ничего не заподозрил. Ты даже представить себе не можешь, как я жалел, что ты отправилась без нашего возницы.

— Твоего возницы, — презрительно бросила Ленора. — Даже если бы он согласился отвезти нас, все равно по следам на дороге ты бы непременно нас выследил.

Малкольм утробно засмеялся.

— Да, мне повезло. Люди, с которыми я работаю, мне преданы.

— Убийцы! Воры! Насильники!

Ее ярость только позабавила Малкольма.

— Ну надо же им иногда поразвлечься.

— Тогда почему же ты не позволил им поразвлечься со мной? Зачем играл роль спасителя?

— Ах, дорогая, — вздохнул Малкольм. — Есть удовольствия, которые оставляешь для себя.

— В таком случае ты мог бы взять меня силой. Зачем же вся эта игра с ухаживаниями и предложением руки и сердца?

— Я хотел не просто заполучить лакомый кусок. Мне нужно было все. Увидев тебя впервые, я был поражен твоей красотой. Я навел справки, и ты стала для меня еще желаннее. Я уж думал, что потерял тебя, но тут, к счастью, выяснилось, что моим людям удалось тебя настичь. Они хотели было потребовать за тебя выкуп, но для начала решили сами попользоваться тобой...

— Тут-то ты и появился.

— Видишь ли, мне хотелось, чтобы все выглядело пристойно. Когда я доставил тебя целой и невредимой к твоему отцу... меня сочли героем. — Тут Малкольм замолчал на секунду и злобно оскалился. — Но даже и тогда ты меня отвергла... и я решил, что проиграл. Однако же, когда ты переехала в Билокси, у меня снова появилась надежда. — Малкольм сильно сжал ее руку и, увидев, что она поморщилась от боли, улыбнулся. — Правда, все равно мне трудно было с тобой. Ты слишком долго носила траур по своему мужу.

— Эх, надо было мне стоять до конца. Тогда бы я многих бед избежала. — Почувствовав его пальцы у себя на горле, Ленора не на шутку испугалась. Может, он и впрямь собирается ее задушить? — Если ты собираешься убить меня, Малкольм, не надо медлить, — сквозь зубы сказала Ленора. — Теперь уж тебя ничто не должно останавливать.

— Да нет, ошибаешься, дорогая, — Малкольм усмехнулся. — Поэтому-то я на тебе и женился. Я имею в виду твои несметные богатства. У меня есть все бумаги, подтверждающие, что мы муж и жена. По ним я имею право на все, чем ты владеешь. Есть даже завещание.

— Я ничего не подпишу.

— А зачем, моя дорогая? Сэмюэл Эванс хорошо знает свое дело. Он составил все документы и, поверь мне, выглядят они, как надо. С таким же успехом он поставит под ними твое имя. Заметь себе, никто не заподозрил, что он немного подделал наше брачное свидетельство. Мне вовсе не нужно, чтобы этот дьявол Уингейт знал, когда мы поженились в действительности.

— Что бы ты там ни напридумывал, Малкольм, все это не имеет смысла. Когда я умру, все, что у меня есть... за вычетом этого дома, вернется к моему отцу. Это его состояние, и оно таковым и останется.

Малкольм тяжело посмотрел на нее и самодовольно улыбнулся.

— Об этом я уже позаботился. Я послал своего человека в Англию и дал ему задание, с которым, я уверен, он уже справился. Вскоре будет объявлено о смерти твоего отца.

— Не-е-ет! — простонала она, обмякнув.

— Ну, ну, успокойся, моя дорогая. Зачем рыдать? Отец в Англии, ты здесь, так что можешь считать, что он как бы жив. Я только жду подтверждения, что он умер, и тогда уж начну собирать урожай, поскольку по закону я наследую все, что он тебе оставит. А если у тебя достанет воображения, можешь считать, что он жив и здоров.

Ленора устало опустила голову на грудь.

— А что ты со мной собираешься делать?

— О, немного мы побудем вместе, чтобы удостовериться, что с завещанием твоего отца нет никаких неожиданностей. Мне не хочется, чтобы Уингейт вмешивался в это дело. Я знаю небольшую лечебницу на берегу реки... там ты будешь в надежных руках. Пока в тебе не исчезнет необходимость.

— А потом? Опять устроишь пожар? — Ленора и не думала скрывать сарказма.

— Почему бы нет? Это упрощает дело.

— И тебе все равно, что, избавляясь от меня, ты лишишь жизни многих людей?

— Это только избавит этих несчастных от страданий.

— У многих на этот счет иная точка зрения, — бросила Ленора.

— Я знаю. Санитар, присматривавший за Сарой, обнаружил меня и хотел остановить. Я убил его в кухне и оттащил тело в дом, где оно должно было сгореть. Конечно, мне, так или иначе, пришлось бы его убить. Вряд ли это такая уж потеря.

— Ты — воплощение зла, Малкольм, — сказала Ленора. — Ты и есть само зло. Отродье дьявола.

Малкольму наскучила эта дискуссия, он повернулся и потащил Ленору за собой.

— Ладно, пошли. Мне надо найти твоего любовника.

— Любовника? — Ленора снова вскинулась.

— Ладно, теперь это уже не имеет никакого значения. Мне просто хочется посмотреть в лицо Уингейту, когда я скажу ему, что готов свернуть тебе шею...

Она сделала отчаянную попытку вырваться из его рук, не обращая внимания на боль, но с «дерринджером», который он сунул ей под подбородок, не считаться было трудно.

— Если ты думаешь, что я не пущу эту штуку в ход, то ошибаешься. Сэмюэл Эванс уже достаточно поработал на меня, так что теперь сделает все, что я попрошу... например, напишет записку, объясняющую, почему ты решила расстаться с жизнью.

Малкольм потащил ее к лестнице, обняв за узкую талию, затем поднял на руки и стал спускаться по ступенькам. Она не отваживалась сопротивляться, ибо Малкольм нес ее прямо над перилами и, казалось, получал удовольствие от того, что прямо под нею — пустота. Порой он нарочно спотыкался. У Леноры перехватывало дыхание, а Малкольм от души веселился.

Внизу Малкольм остановился снова и спросил:

— Так где же твой любовник?

Ленора слышала стук собственного сердца.

— Думаешь, я такая идиотка, чтобы сказать тебе это?

— Неважно, — Малкольм даже внимания не обратил на ее отказ. — Отец скажет.

— Отец? Твой отец? — Ленора безуспешно пыталась заглянуть ему в глаза. — Но кто это?

— Да этот пьянчужка, — ухмыльнулся Малкольм.

— Эдвард Гейтлинг — твой отец?.. — Ленора была совершенно сбита с толку.

— Да, гордиться тут нечем, но другого отца у меня нет.

— И он знает о твоих делах? — спросила Ленора.

— Отчасти. Не то чтобы они ему очень нравились, но за все приходится платить. Он оставил мать, когда я был еще почти ребенком, и только после ее смерти, когда я уже был взрослым человеком, пришел просить прощения. С тех пор старается замолить грехи.

— Совершая новые? — Ленора презрительно засмеялась. — Неудивительно, что он так много пьет. Надо же как-то облегчить муки совести.

— Да брось ты! Просто он чистоплюй. Он отворачивается в сторону, чтобы можно было самому сказать: ничего не видел, ничего не знаю. Изображает невинность. Например, спрашивает всех, кто это мог совершить такое с Мэри, а сам прекрасно знает, что она как-то подслушала наш с ним разговор. Ну мне и пришлось убрать ее, только я постарался, чтобы сначала она получила удовольствие.

Ленора содрогнулась. Она никогда прежде не встречалась с такой злобной и испорченной натурой. Если кто и заслуживал палаты в сумасшедшем доме, так это он; а впрочем, нет: те несчастные больны, этот преступен.

Малкольм открыл дверь и вошел в холл, волоча за собой свою жертву, как тряпичную куклу. В коридоре послышались торопливые шаги. Это была Мейган. Она что-то напевала себе под нос. Малкольм предупреждающе проворчал что-то и еще крепче обхватил Ленору за талию, заставив ее поморщиться от боли. Она впилась ему в локоть, пытаясь ослабить хватку, иначе, казалось, все кости треснут.

— Все равно я узнаю, где он, — тихо проговорил Малкольм. — Так что уж лучше скажи сразу.

— У меня в спальне, — выдохнула Ленора.

— Как это удобно: любовник в кровати, а ты готовишься к встрече с ним.

Это замечание она оставила без внимания. Малкольм немного ослабил хватку, чтобы ей было чем дышать, но пистолет по-прежнему упирался в горло. Малкольм осторожно крался по холлу в сторону спальни. Дверь была закрыта. Малкольм опустил Ленору на пол и прижал ее к стене.

— Я войду сразу за тобой, — проговорил он ей прямо в ухо. — Попробуй только отступить в сторону или что-нибудь в этом роде — и я стреляю. Ясно? — Малкольм дождался ответного кивка. — Ну а теперь открывай дверь... только осторожно.

Рука ее, ложась на ручку двери, дрожала, но под угрожающим взглядом мучителя Ленора делала все, что ей велели. Наконец послышался щелчок. С колотящимся сердцем Ленора толкнула дверь и переступила порог. Эштон спал, но, как только Ленора вошла, медленно приоткрыл глаза. Увидев ее, он сонно улыбнулся, однако тут же заметил прямо над ее плечом «дерринджер», а сзади — мощную мужскую фигуру. Не говоря ни слова, Эштон рванулся к изножью кровати, где на стуле лежал его собственный «дерринджер». При этом он даже не заметил, что простыня, прикрывавшая его наготу, соскользнула.

— Я убью ее! — взвизгнул Малкольм и приставил пистолет к горлу Леноры. — Видит Бог, убью! — Он дал Эштону время переварить угрозу, а затем скомандовал: — А теперь так... возьми то, что ты ищешь, в руки... положи на пол около кровати и медленно пододвинь ко мне. Одно резкое движение — и платить придется ей. Если ты думаешь, что у меня не хватит духу выстрелить, спроси ее, сколько я уже таким образом отправил на тот свет.

Эштон встретился взглядом с Ленорой и, прочитав в зеленой глубине ее глаз страх, понял, что они имеют дело с маньяком. Как было велено, он вытащил пистолет из-под кучи одежды, встав на ноги, положил его на ковер и подтолкнул к Малкольму.

Малкольм крепко сжал запястье Леноры и снова сунул ей под подбородок дуло пистолета.

— А ну, берись за дуло и подай мне его. Рукояткой вперед. — Он явно наслаждался своей властью над этими двумя. Сунув лишний «дерринджер» в карман, он усмехнулся. — Удивительно, как это вы вдруг меня зауважали? Может, наконец, дошло?

Положив Леноре руку на плечо, он направил пистолет на Эштона.

— Теперь я позволю тебе натянуть брюки. Жена-то моя, наверное, предпочитает тебя в таком виде, но Мейган наверняка будет шокирована, увидев тебя в чем мать родила. Мои люди избавили бы меня от многих забот, если бы расправились с тобой раньше, как им было велено... с самого начала.

— Ну и что ты собираешься делать? — резко спросил Эштон, натягивая брюки.

— К твоему сведению, Уингейт, я собираюсь отвести тебя вниз и дождаться там моих людей. Я велел, чтобы они подобрались к дому незаметно. Зачем возбуждать подозрения у твоей команды на корабле ненужным шумом?

— Ну а потом, когда они придут? — резко спросил Эштон, уже застегивая брюки.

— Ну а потом, когда нас здесь будет достаточно, я займусь тем, чем давно уже собирался заняться. Я ведь говорил Леноре, что, если застану вас когда-нибудь в постели, то кастрирую тебя...

— Не-е-ет! — Это был даже не крик, это был жуткий вой, и бедная женщина вновь попыталась освободиться из железных объятий.

— Я понимаю, милая, что эта часть его тела дорога тебе, но не надо было изменять мне с ним.

— Изменять тебе? — Ленора передернулась и, хоть он сжал ее еще сильнее, так что все кости затрещали, продолжала сопротивляться.

Эштон с глухим рычанием рванулся было вперед, но, увидев блеск металла, вынужден был резко остановиться. У Леноры вырвался испуганный крик, и она прекратила сопротивление, сдаваясь на милость победителя.

— Не надо! Не трогай его! Я сделаю все, как ты скажешь! Только не трогай его... Пожалуйста...

— Твоя забота о нем просто трогательна, дорогая, — презрительно усмехнулся Малкольм. — Отчего бы не уделить в свое время немного этого участия мне? Тогда бы ты избавилась от многих неприятностей.

— А ты, когда лгал, обманывая меня, много думал обо мне?

— Ну, это был всего лишь незначительный эпизод, подумаешь — двоеженство, — небрежно обронил Малкольм. — Теперь Сара мертва, и мы займемся другими проблемами.

Уловив удивленный взгляд Эштона, она посмотрела на него заплаканными глазами.

— Оказывается, давая мне клятву верности, Малкольм был уже женат. Он засадил свою жену в сумасшедший дом, а потом, чтобы избавиться от нее, поджег лечебницу.

Эштон удивленно поднял брови.

— Так, выходит, ты муж Сары, — задумчиво сказал он. — Стало быть, это была не просто игра ее воображения.

Пристально взглянув на Эштона, Малкольм нахмурился.

— А ты-то откуда знаешь Сару?

Эштон равнодушно пожал плечами.

— Тебе не удалось убить ее. Сара сейчас работает у меня.

— Мерзкая сучка! — Малкольм оскалился. — Вечно с ней одни неприятности.

— Если ей когда-нибудь удастся до тебя добраться, Малкольм, — спокойно заметил Эштон, — все эти неприятности покажутся тебе сущей ерундой. Ей как-то не очень понравилось в сумасшедшем доме.

— Этой тоже не очень понравится! — Малкольм скривил свои полные губы.

Эштон повернулся к любимой. Он видел, что она вся дрожит от страха, но сейчас он ничем не мог ей ни помочь, ни даже утешить.

— Когда пойдем вниз, Уингейт, ты будешь идти впереди, — распорядился Малкольм. — Сам понимаешь, что будет с твоей любовницей, если ты вдруг сделаешь слишком резкое движение или исчезнешь куда-нибудь.

— Не можешь же ты держать нас заложниками на глазах у ее отца и слуг?

— Эштон, этот человек не мой отец. — Ленора залилась слезами. — Это отец Малкольма.

— Вот именно, — осклабился Малкольм. — И сейчас он, должно быть, уже позаботился, чтобы слуги были надежно изолированы.

Двинувшись с места со своей ношей, Малкольм жестом указал Эштону на дверь.

— Ну а теперь пошли. И никаких шуток, если тебе дорога жизнь этой рыжей.

Эштон медленно двинулся вперед, то и дело оглядываясь, чтобы посмотреть, что с Ленорой. Как и прежде, Малкольм тащил ее, держа пистолет наготове. Когда Малкольм с Ленорой на руках входил в холл, Эштон был уже у кушетки. По команде Малкольма он остановился и повернулся к двери.

В холл торопливо вошел Эдвард Гейтлинг. В руках у него была длинная веревка.

— Живо! — бросил Малкольм. — Свяжи Уингейта, да не копайся. И чтобы все на сей раз было в порядке.

Эштон в упор посмотрел в покрасневшие глаза актера, но тот поспешно отвел взгляд и, зайдя со спины, завел Эштону руки за спину и крепко-накрепко связал их.

— Теперь ноги, — скомандовал Малкольм. - Я не хочу, чтобы этот подлец вдруг ударил меня.

Эдвард толкнул Эштона на кушетку и проговорил:

— Вы понимаете, конечно, что сопротивление бесполезно.

Попытки отца апеллировать к здравому смыслу немало позабавили Малкольма.

— Уингейт знает, что стоит ему пошевельнуться, как Ленора умрет. Так что действуй, да поживее.

У черного входа послышались тяжелые шаги, и все замерли. Малкольм подобрался. В гостиную ввалились два здоровенных детины, и при виде их он с облегчением вздохнул. У одного, человека с ярко-рыжими волосами, за пояс были заткнуты два пистолета. У другого в руках было длинноствольное охотничье ружье, а в ножнах на поясе болтался кинжал. Он так давно не стригся, что волосы покрывали плечи.

При виде этого типа Эштон напрягся и вопросительно посмотрел на Малкольма.

— Это и есть твои люди?

Тот указал подручным, где встать. Один занял позицию у входа в холл, другой — у раздвижных дверей. После этого он наконец снизошел до ответа, сопровождая свои слова глумливой усмешкой.

— Положим, так. Что дальше?

Эштон мотнул головой в сторону коротконогого громилы:

— Этого я видел, когда на «Русалку» напали пираты. Он стрелял в меня, когда Лирин упала за борт.

Малкольм коротко рассмеялся.

— Сегодня ему представится еще один случай.

— А другой, тот, что охранял дом, — настойчиво продолжал Эштон, — тогда был у меня кочегаром и наверняка что-то устроил с двигателем, когда пиратская барка приблизилась к «Русалке».

— Да вы у нас умник, мистер Уингейт, — ухмыльнулся Малкольм.

— Если это твои люди, ты, стало быть, стоишь во главе шайки бандитов, грабящих корабли... вроде моего.

Малкольм обратился к рыжеволосому:

— Когда будут остальные, Тэппи?

— Кое-кто уже на подходе, — откликнулся тот. — Другие придут попозже. А остальные в ожидании вашего появления занимаются кораблем.

— Раньше темноты нам отсюда уйти не удастся, — заметил Малкольм. — Мне вовсе не хочется, чтобы люди Уингейта пустились за нами в погоню.

— Я смотрю, вы целую армию наняли, чтобы справиться с одним человеком, — заметил Тэппи. — Да к тому же он ранен.

— Этот человек сегодня утром прикончил четверых наших, а сам отделался царапиной, — закричал Малкольм. — Все, больше я рисковать не намерен. Роберт Сомертон был очень богатым человеком, и я не позволю, чтобы кто-нибудь стал между мной и наследством.

— А что вы собираетесь сделать с этим типом? — спросил, злорадно улыбаясь, длинноволосый.

Видя нетерпение сообщника, главарь шайки весело рассмеялся.

— Ну, Барнаби, ты его немножко порежешь, и у этой дамы будет что взять с собой в сумасшедший дом.

Неожиданно раздался яростный крик, и Малкольм согнулся от боли: в голень ему врезался острый каблук. А в следующий момент на него бросилась кошка. Она шипела, кусалась, царапалась. В лицо ему впились длинные ногти, полилась кровь. Малкольм взревел от боли и наотмашь ударил Ленору по лицу, сбил ее с ног. И тут же выхватил из-за пояса пистолет, ибо Эштон с яростным ревом кинулся к нему; Эдвард Гейтлинг явно забыл связать ему ноги.

— Ну давай, стреляй же! — крикнул Эштон. — Мне так и так конец, но, если ты выстрелишь, мои люди на корабле, может, услышат и явятся выяснить, в чем дело. Они поймут, что дело нечисто. Так чего же ты медлишь? Стреляй! Пусть все знают, что ты здесь.

Барнаби встал между противниками и сильным толчком вернул Эштона на место.

— Ну, ну, не лишай меня удовольствия. Мне так хочется заняться тобой как следует, так что надо, чтобы ты оставался в целости и сохранности, пока я не доберусь до тебя и не услышу, как ты вопишь.

Прижимая платок к окровавленной щеке, Малкольм взглянул на Ленору. Глаза ее горели зеленым огнем ярости. Потом он резко повернулся к отцу.

— Ну ты, пьянчужка! Разве я не велел тебе связать Уингейта? Ты что, ничего толком сделать не можешь?

— Извини, Маркус, — Эдвард поежился. - Я ведь не привык к таким вещам.

— Маркус? — Эштон удивленно повторил это имя.

— Вот-вот! Маркус Гейтлинг, — огрызнулся Малкольм. — Но я взял новое имя — Малкольм Синклер. Синклер — девичья фамилия моей матери. — Бросив косой взгляд на отца, он добавил: — И оно мне нравится больше.

Появилось еще трое мужчин. Молча пройдя через холл, они последовали в гостиную. Малкольм перехватил руку Эдварда, который уже было собрался связать Эштону ноги.

— Ступай к Мейган и скажи ей, пусть идет наверх и упакует вещи хозяйки. За Ленорой будут присматривать двое из моих людей. Они станут у дверей, пока она переодевается в дорогу. Если нам придется ехать через Билокси, я хочу, чтобы все выглядело как обычно.

Эдвард бросился выполнять приказание. Малкольм рывком поднял свою вторую жену с пола и резко бросил ей:

— Сейчас ты пойдешь к себе наверх. Но запомни, если ты опять примешься за свое, у Барнаби есть разрешение пустить в ход нож. Ясно?

Ленора коротко кивнула и, бросив отчаянный взгляд на Эштона, вышла из комнаты в сопровождении двух бандитов. Один встал у двери, которая вела из спальни в холл, — другой — на веранде. К тому времени, когда появилась Мейган, у Леноры уже созрел план. Она вынула из туалетного столика «дерринджер», который дал ей на корабле Эштон, проверила, заряжен ли он, и изложила Мейган суть дела.

— Скажи тому типу, который сторожит на веранде, что мне стало дурно, и, когда он наклонится надо мной, ударь его, да покрепче, вот этим. — Подавив приступ тошноты, Ленора вложила в руку Мейган железную кочергу. — Больше нам нечем воспользоваться, чтобы добиться своего, то есть уложить его так, чтобы другой бандит ничего не заметил.

Ей пришлось сделать гигантское усилие, чтобы прогнать ужасное видение, свидетельницей которого пришлось быть, и сосредоточиться на спасении Эштона. Но голос ее дрожал и говорила она с трудом:

— Мейган, ты справишься с этим?

Мейган было проще, воспоминания ее не мучили.

— Разумеется, мэм, хотя бы это стоило мне жизни, а, похоже, это не исключено. С радостью сделаю все, как вы говорите.

Мейган схватила кочергу, и Ленора с трудом подавила соблазн сказать ей, чтобы та действовала поосторожнее. Она не знала, удастся ли ей вынести во второй раз подобную сцену, но, коль скоро речь шла о жизни или смерти Эштона, она готова была к любым испытаниям. А иначе с этим бандитом, что за дверью, не справишься. Стеклянный абажур или ваза разлетятся на куски и поднимут на ноги тех, что внизу, а сил на то, чтобы сделать дубинку из ножки стула, ни у нее, ни у Мейган не хватит. Кочерга — единственное надежное оружие.

Ленора легла лицом на пол и кивнула Мейган: мол, можно начинать.

— Ну, что же, зови его... и будь осторожна.

Мейган распахнула дверь и, изобразив на лице ужас так искусно, что Эдвард позавидовал бы, закричала, обращаясь к бандиту, лениво прислонившемуся к перилам балюстрады:

— Скорее! Хозяйка упала и разбила голову! Помогите мне поднять ее и уложить в постель!

Тэппи рванулся в спальню и, увидев на полу неподвижно лежащую женскую фигуру, заткнул пистолет за пояс и нагнулся, чтобы поднять ее. В следующую секунду его пронзила ужасная боль, затем наступила тьма, и он без чувств свалился на пол рядом с Ленорой. Его прикосновение привело Ленору в чувство, она взяла себя в руки. Услышав страшный звук, с каким обрушилась кочерга на затылок этого человека, она и впрямь чуть не потеряла сознание. Ленора робко скосила глаза, чтобы увидеть, жив ли он. Да, он дышал, и это создавало проблему, которую следовало решить, чтобы можно было уйти отсюда спокойно.

— Надо связать его и заткнуть рот кляпом, иначе он поднимет на ноги всех остальных, — прошептала Ленора. — После этого я попрошу тебя незаметно выйти и отправиться за подмогой. Может, тебе удастся найти Хикори, если только они не схватили его. Еще нам здесь нужен шериф и все, кто у него окажутся под рукой. На нас напали гнусные бандиты и убийцы.

Видя, что хозяйка достает из-за пояса у разбойника пистолет, Мейган обеспокоенно спросила:

— Но, мэм, а вы что собираетесь делать? Куда вы пойдете?

— Вниз. Они угрожали разрезать мистера Уингейта на куски, если я что-нибудь себе позволю. Надеюсь, однако, что мне удастся предотвратить кровопролитие. И к тому же я приготовила для них небольшой сюрприз.

— Вы возвращаетесь в логово дьявола? — удивленно спросила Мейган. — Но ведь вам оттуда живой не выбраться!

Ленора грустно улыбнулась. Перед глазами возник высокий мужчина, схватившийся обеими руками за деревянные перила. Она твердо знала, что жизни ей без Эштона Уингейта не будет.

Солнце медленно скатывалось за горизонт, и движение это отдаленно напомнило Эштону струйку песка в песочных часах, отсчитывающих последние минуты его жизни. Вокруг было слишком много вооруженных людей, и он уже отчаялся улучить момент, чтобы вырваться из кольца. Тут на подъездной дорожке послышался скрип колес приближающегося экипажа, и Эштон ожил. Тюремщики же его, напротив, насторожились. Впрочем, Малкольм почти сразу заметил, что на кучерском месте сидят его люди. Бандиты облегченно вздохнули. В гостиную ввалился крупный мужчина и втащил за собой упирающуюся женщину.

— Смотрите, кого я нашел в Билокси. — Мужчина ухмыльнулся и вытолкнул пленницу на середину комнаты. Лицо ее раскраснелось от возмущения, а зеленые глаза пылали яростью. Малкольм застыл в изумлении, его сообщники удивленно переглядывались, издавая невнятные звуки. Эдвард Гейтлинг, пораженный, казалось, больше других, откинулся на спинку кушетки.

Эштон вскочил на ноги и вгляделся в лицо женщины.

— Ли... — начал он, но тут же осекся. Черты были очень похожи, но не такие тонкие. Он решительно покачал головой.

— Вы не Лирин.

— Конечно, нет. Я ее сестра Ленора. А вот вы кто, сэр? — сухо спросила она. — Уж не один ли из этих негодяев, которые схватили нас, когда мы сходили с корабля?

Эштон слабо улыбнулся, а потом от души расхохотался.

— Похоже, кто-то ошибся и послал мне не тот портрет. — Посерьезнев, он внезапно взглянул на Ленору. — Миссис Ливингстон?

— Да, — настороженно ответила она. — А вы кто, позвольте спросить?

— Я Эштон Уингейт, ваш зять.

— Эштон?! — Глаза ее широко раскрылись от изумления. — Но ведь вы же мертвы!

— Да нет, — широко улыбнулся он. — Пока еще жив, как видите.

— Однако же Лирин была уверена, что вас нет в живых, — продолжала настаивать Ленора. — Она видела вас умирающим, а Малкольм показал ей могилу.

Эштон поднял брови и искоса посмотрел на Малкольма, который наконец закрыл рот.

— Мою могилу? И где же она... и когда именно он показывал ее?

— Лирин говорила, что Эштон похоронен недалеко от того места, где пираты напали на «Русалку». Малкольм показал ей это место вскоре после того, как спас ее.

— Боюсь, что он всех нас обманул... или, во всяком случае, пытался обмануть. — Эштон пристально посмотрел на Ленору. — Клянусь вам, что я вполне еще жив и что зовут меня Эштон Уингейт. Полагаю, ваша сестра не откажется это подтвердить.

— А где она? Где Лирин? — требовательно спросила Ленора. - Я хочу ее видеть.

С трудом подавив ухмылку, Эштон повернулся к Малкольму.

— Может, пошлете кого-нибудь из своих людей за моей женой?

Малкольм в ответ коротко засмеялся и жестом отослал одного из своих людей.

— Приведи ее сюда. Да смотри, чтобы и служанка была с нею.

Убедившись в том, что приказание его исполняется, Малкольм с любопытством посмотрел на Ленору, нервно стягивавшую перчатки, и спросил, глядя прямо в сузившиеся глаза:

— Что вы здесь делаете?

— Мы приехали сюда навестить Лирин. На жизнь отца покушались, и он забеспокоился, как здесь Лирин. Он отплыл из Англии, приехал на остров, где я живу, и попросил сопровождать его остаток пути.

— Ваш отец здесь? — изумленно воскликнул Малкольм. — Но где же он?

— В экипаже. Ему не очень-то понравилось, как тут с ним обошлись. Двое негодяев напали на него, он потерял сознание и до сих пор не очнулся.

Малкольм посмотрел на человека, приведшего Ленору, и жестом указал ему на дверь.

— Отправляйся туда, идиот, и приведи Сомертона сюда! Можешь хоть нести его, если тебе угодно. Он слишком опасен, чтобы оставлять его одного.

Ленора с некоторым изумлением смотрела, как этот тип бросился исполнять указание, а затем, вовсе уж ошеломленная, перевела взгляд на Малкольма.

— Выходит, вы предводитель этой шайки?

Эштону стало весело, и он не упустил возможности представить Малкольма и его людей.

— Вы совершенно правы в своих предположениях, мадам; между прочим, настоящее имя этого человека — Маркус Гейтлинг, он сын, — Эштон слегка повернулся и указал на актера, поднявшего мутный взгляд на Ленору, — Эдварда Гейтлинга, исполнителя шекспировских пьес. А это, — Эштон кивнул в сторону других мужчин, собравшихся в комнате, — помощники Малкольма. К сожалению, — он пожал плечами, — я лишен удовольствия представить их вам, ибо Малкольм забыл назвать мне их имена.

— Это не имеет значения, — огрызнулся предводитель шайки.

— Спокойно, спокойно, — прервал его Эштон.

Малкольм в ярости повернулся к нему:

— На вашем месте я не стал бы так веселиться, мистер Уингейт. Пусть даже это ваша жена, толку от этого мало... И ей, и ребенку, которого она носит, тоже. Вы скоро умрете... а ее отправят в сумасшедший дом.

Ленора вскрикнула и прижала дрожащую руку к горлу.

— Не может быть! Вы не имеете...

— Весьма сожалею, мадам, но вынужден сказать, что Малкольм пойдет на что угодно, лишь бы добиться своего, — твердо сказал Эштон. — Единственное, чего я пока не могу понять, как ему удастся избавиться от вашего отца...

Малкольм криво усмехнулся.

— Ну, с этим нетрудно спра...

— Пусти меня, негодяй!

Этот крик заставил Малкольма вскочить и испуганно оглядеться по сторонам. Послышавшиеся было неверные шаги оборвались у входа в дом.

— Я сам войду, черт бы тебя побрал! Где моя дочь? Где Лирин?

В холле снова послышались громкие шаги, стеклянная дверь задрожала от удара. Малкольм невольно содрогнулся: даже ему не удавались такие драматические появления. Бандиты растерянно переглянулись, но у них уже не было времени по команде Малкольма опередить этого человека и схватить его. Тот приближался к Малкольму.

Эштон уже не чаял когда-либо встретиться с Робертом Сомертоном. Едва увидев его седеющие волосы и горящие яростью зеленые глаза, он сразу понял, что это и есть настоящий отец Лирин Уингейт. Один из бандитов кинулся было к нему, но получил такой удар в челюсть, что отлетел в сторону и, стукнувшись о стену, без чувств свалился на пол.

— Немедленно приведите сюда мою дочь! — снова прорычал Роберт.

Бандит, которого посылали за Лирин, вошел в комнату и, держась подальше от разбушевавшегося гостя, подошел к Малкольму.

— Ее не могут найти, сэр, — прошептал он. — Она и эта ее служанка... они оглушили Тэппи... и связали его.

— Отыщите ее! — заорал Малкольм. — Нельзя, чтобы эта сучка ускользнула отсюда!

Скосив глаза, Малкольм уловил на веранде какое-то движение. В раскрытых дверях мелькнул подол платья. Эштон осторожно огляделся и убедился, что все бандиты сгрудились вокруг Малкольма, который отдавал им какие-то приказания. Тогда, распрямившись, Эштон стал медленно отходить и остановился у двухстворчатых дверей. Протянув наружу связанные руки, он почувствовал, как невидимые пальцы развязали веревку. Почти стемнело, оставалось не так уж много времени, чтобы вернуть себе свободу. У Эштона удивленно поползли вверх брови — он почувствовал, как ему в руку вкладывают большой пистолет. Сейчас было неподходящее время благодарить невидимого ангела за этот дар, но потом, когда победа будет одержана, уж он найдет способ выразить свою признательность сполна.

Эштон засунул пистолет за пояс сзади и откашлялся, привлекая всеобщее внимание.

— Может, Лирин спряталась на чердаке. Ей уже приходилось туда подниматься.

Малкольм повернулся и, увидев, что Эштон почти вплотную подошел к двери, заорал что было мочи своим сообщникам:

— А ну-ка, верните его!

— Да я и сам вернусь, — лениво бросил Эштон и зашагал к кушетке, держа руки за спиной.

— Я обещал этой сучке, что кастрирую тебя, — прорычал Малкольм. — Ну что же, думаю, пришла пора Барнаби поразвлечься.

— Право, Малкольм, ты стал таким злюкой в последнее время, — с упреком сказала Лирин, входя в комнату. Она от души надеялась, что выглядит куда безмятежней, чем на самом деле чувствует себя. Пелена с ее памяти спала окончательно, и теперь все виделось ей ясно, до последней подробности.

Появление ее вызвало некоторое замешательство среди разбойников. Они с удивлением переводили взгляд с Леноры на Лирин и обратно. Не обращая на них внимания, Лирин продолжала выговаривать своему второму мужу:

— Ты только и знаешь, что угрожать. А ведь после Мэри ты никого еще не убил... — Она услышала испуганный вскрик Эдварда Гейтлинга и мельком подумала: «Может, до того наконец дошло, на что способен его сын». — Если так будет продолжаться и впредь, мы перестанем воспринимать тебя всерьез.

— Ах ты, сучка, — зарычал Малкольм. — Когда я впервые увидел тебя с Уингейтом на борту «Русалки», ты показалась мне ангелом. Я велел своим людям убрать его, чтобы ты досталась мне. Но с тех пор от тебя одни только несчастья.

— Тс-с, тс-с. — Лирин укоризненно покачала головой и, невинно пожав плечами, пошла через комнату. Через руку у нее была перекинута шаль. Ленора подошла к отцу, который не мог сдвинуться с места под направленным на него дулом охотничьего ружья. Встретившись с дочерью взглядом, Роберт Сомертон радостно улыбнулся. Лирин, хоть губы у нее и дрожали, засмеялась и крепко обняла отца. При этом ей удалось положить ему в карман небольшой «дерринджер».

— Тот, который без рубашки, — прошептала она ему прямо в ухо, — наш друг, папа. А остальные пусть отправляются в преисподнюю.

Роберт Сомертон поцеловал дочь в лоб и, отстранив ее, шагнул к Малкольму.

— Мне хотелось бы знать, что, черт возьми, здесь происходит, — требовательно произнес он. — Когда вы привезли Лирин в Англию, мы решили, что вы спасли ее от пиратов, которые захватили корабль и убили ее мужа. Но теперь выходит, что вы сами участник этой грязной игры, причем не из последних.

— Так оно и есть, — едва слышно проговорил Эдвард Гейтлинг. Сидя на кушетке, он открыл графин и налил в стакан изрядную порцию виски. — Мой сынок улучил момент и постарался все устроить для себя наилучшим образом... чтобы он горел в аду.

Посмотрев на отца, Малкольм недобро усмехнулся, затем перевел взгляд на Сомертона.

— Если бы не мои люди, ваша дочь утонула бы. Они вытащили ее за волосы, когда она шла ко дну. Они спасли ей жизнь. Вам следовало бы быть благодарным...

— Благодарным? — закричала Лирин. — Ах ты, шут гороховый! А кто напал на корабль? Они стреляли в моего мужа, и я считала, что он убит. Затем ты приходишь к ним в логово, получаешь свою добычу, правда, небольшую, и прикидываешься, будто собираешься выручить меня. Каким же храбрецом ты тогда выглядел! Ты один, а их много. И действительно забираешь меня оттуда, а потом везешь неутешную вдову на могилу мужа, а там уже стоит надгробный камень, который ты же сам и установил. Только могила-то пуста!

— Могла бы быть и не пустой, — огрызнулся Малкольм. — Лучше бы тебе от этого было?

— А то ты не старался! — продолжала Лирин. — Ты заплатил своим шакалам за его жизнь, но только с таким мужчиной им было справиться не под силу.

— Сейчас мы увидим, — захихикал Барнаби, — какой из него получится мужчина, когда я немного порежу его.

Лирин круто обернулась и взглянула прямо в лицо длинноволосому.

— Ах ты, мерзкая вошь! Да я еще не успею покончить с тобой, как ты будешь гореть в аду.

— О-о, ну прямо-таки настоящая сучка. Люблю таких, — бандит отвратительно захихикал. — У меня в жилах есть немного индейской крови, а знаете, что индейцы любят больше всего? — Барбари подмигнул ей. — Больше всего они любят скальпы! А с тебя, как я посмотрю, можно снять отличный скальп.

Лирин презрительно отмахнулась от него и снова повернулась к Малкольму.

— Когда ты привез меня в дом к деду, нам обоим показалась странной одна вещь: портрет Леноры исчез. И в Англии ни отец, ни Ленора не могли сказать, куда он делся. Но ты-то знал! Или, скорее, догадывался. Тебе было известно, что Эштон жив, и что ему по ошибке послали не тот портрет. Забравшись в дом к деду, ты выяснил, где он. Портрет этот тебе был не нужен, нужно было побольше доказательств, чтобы убедить меня, что я — Ленора. По-моему, ты как раз был в доме, когда мы с Эштоном пришли туда.

— Точно, — ухмыльнулся Малкольм. - Я видел вас там, и это заставило меня удвоить усилия, чтобы разлучить вас. Мне повезло, что у тебя пропала память. Это был мой шанс, и я решил использовать его до конца. Уингейт считал, что ты умерла, и мне оставалось только убедить его, что ты — Ленора. Я даже велел Сэмюэлу Эвансу подделать брачное свидетельство, чтобы вместо Лирин Уингейт там стояло имя Леноры.

— Но Эштон оказался слишком крепким орешком, не так ли? — презрительно засмеялась Лирин. — Он с самого начала разрушал твои планы и оборачивал себе на пользу все твои ходы...

— Но теперь, дорогая, все в моих руках, — засмеялся в свою очередь Малкольм. Мысль, что он победил в конце концов этого гордеца Эштона, привела его в отличное расположение духа. Однако, обернувшись к нему с победной улыбкой на губах, он вдруг заметил, что у того в дымчатой глубине глаз светится ироническая усмешка. Это поколебало его уверенность, и он стал мучительно изыскивать способ заставить его по-настоящему испугаться. Он предпринял еще одну попытку. — Мы оставим тут Вайля, и он сделает так, чтобы все говорило о виновности Хорэса. Бедный мистер Тич, он оказал мне такую помощь! Очень будет его не хватать.

— Может, шериф не окажется таким легковерным, — заметил Эштон. — Прошлой ночью я говорил ему, что все это выглядит подозрительно просто, и, может, воры, использовали Хорэса как козла отпущения?

— Ты поставил силок моим людям, — осклабился Малкольм. — А попался маленький кролик, и, когда лис выпустят, останется только он один.

— Ты еще прихватил драгоценности, которые подарил Лирин, — сказал Эштон.

Малкольм пожал плечами и улыбнулся.

— А почему бы нет? Она же дала мне от ворот поворот.

— Маркус говорил мне, что это действительно Ленора, — донесся с кушетки едва различимый голос.

— Похоже, вы всех решили оставить в дураках, — заметил Сомертон, — даже собственного отца. Вы на все пошли, лишь бы заполучить в жены мою дочь.

— У Лирин было то, чего мне очень хотелось, — полные губы дрогнули в улыбке, — богатство! Иначе мне никак было до него не добраться. Я неустанно ухаживал за ней, и в конце концов она согласилась выйти за меня. — Малкольм нахмурился. — Но в брачную ночь она оставила меня... чтобы найти доказательство того, что я уже женат. Она даже не позволила себе усомниться. Она поверила тому человеку.

— Но он представил мне доказательство! — воскликнула Лирин, делая шаг вперед. — Твое брачное свидетельство... и вашу с Сарой фотографию... и письмо, которое послал ее брату человек, нанятый тобой, чтобы присматривать за ней... да только тому стало жалко ее... и он возмутился, что ты засадил ее в сумасшедший дом. Ее брат начал искать меня и выяснил, что ты собираешься на мне жениться. И в самый день свадьбы он пытался остановить меня, даже сунул записку мне в руку... да только тогда у меня не было времени ее прочитать... только позже...

— И ты сбежала от меня в брачную ночь! — закричал Малкольм.

— Да! И ты не можешь себе представить, как я счастлива, что не легла с тобой в одну постель!

Теперь настал черед Эштона удивляться. Он посмотрел на Лирин и Малкольма, которые, в свою очередь, впились друг в друга глазами, и засмеялся. Смех оказался заразительным. Вслед за ним захихикал Роберт Сомертон, и Ленора, с трудом удерживаясь от смеха, зажала рот рукой. Смех Лирин зазвенел, как колокольчик, но что больше всего взбесило Малкольма, так это откровенное веселье Эштона.

Стиснув зубы он рванулся к нему и вцепился в горло. Его пальцы готовы были уже сжаться, как, к своему удивлению, он услышал знакомый щелчок и почувствовал, что в живот ему уперлось что-то твердое. Он медленно опустил глаза и, тяжело дыша, увидел грозный блеск крупнокалиберного пистолета. Внутри у него все похолодело.

— Отошли своих бандитов, иначе тебе конец, — скомандовал Эштон.

Малкольм сделал жалкую попытку покачать головой, но даже на это его не хватило. Он уловил еще один щелчок — это сняли с предохранителя другой пистолет — и услышал крик Барнаби:

— Откуда у этого парня оружие? Эй, кто-нибудь! Сюда, скорее!

И тут чудесным образом распахнулись двери и в комнате оказалось полно вооруженных людей во главе с шерифом Коти. Бандиты рванулись было к другому выходу, но там их тоже поджидали.

— Мейган! — закричала Лирин, заливаясь счастливыми слезами. — Да благословит ее Бог! Это она спасла нас всех.

Шериф Коти цепко ухватил Малкольма за руку.

— Вы, я слышал, любитель заваривать всяческие свары. Наверняка Тич обрадуется, увидев, что вас арестовали за преступление, в котором обвиняли его. — С этими словами он вывел Малкольма из дома.

Роберт Сомертон сделал шаг вперед и дружески протянул Эштону руку.

— Я вас не знаю, молодой человек, но моя дочь говорит, что вы — друг.

Лирин весело рассмеялась и взяла Эштона под руку.

— Больше чем друг, папа. — Она лукаво посмотрела на отца. — Это мой муж. Она увидела, как у отца полезли вверх брови. — Эштон Уингейт. Человек, которого я люблю всем сердцем.

Роберт Сомертон долгим взглядом посмотрел на Лирин и Эштона. На глазах у него выступили слезы, и он поднял руку в благословении.

— Рад встрече с тобой, сын, и добро пожаловать в нашу семью!

Лирин погладила обнаженную руку мужа и тихо проговорила:

— Я рада, что он тебе понравился, папа. Теперь у твоего внука будет имя и будет отец, которым можно гордиться... как я горжусь тобой.