ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Перед ужином Уингейты обычно собирались в гостиной. Болтали о разных пустяках. Потягивали щербет или что-нибудь покрепче. Вышивали. Наигрывали на клавесине. Иногда в тишину дома врывался низкий звук виолончели — играли то дуэтом, то, как вот сейчас, соло. Услышав звуки музыки, Марелда заметно приободрилась, ибо знала, что во всем доме только Эштон умеет играть с таким чувством. Это был многосторонне одаренный человек, который старался делать все как можно лучше.

Марелда остановилась в холле у зеркала и бросила на себя последний оценивающий взгляд. Черные волосы были уложены так, чтобы наиболее эффектно подчеркнуть ее несколько вызывающую красоту: они сбегали крупными волнами, собираясь внизу в локоны. В надежде, что Эштон появится за ужином, Марелда надела темно-красное платье из тафты и теперь, поняв, что не ошиблась, удовлетворенно улыбнулась. Да, лучшего выбора, решила она, быть не могло. На внутренней части лифа в платье была вшита накладка, что увеличило ее небольшой бюст, придавая весьма соблазнительный вид. Корсаж был явно тесен для такого пышного тела. Взгляд любого мужчины хочешь не хочешь упадет на такое декольте, а поскольку Эштон был неравнодушен к таким вещам, Марелда надеялась произвести на него должное впечатление. Конечно, ее вид шокирует двух пожилых дам, но ей-то что, лишь бы добиться своего, лишь бы заполучить Эштона. Она не собирается просто смотреть, как рыжая пользуется своим болезненным состоянием.

Марелда неслышно подкралась к комнате своей соперницы и прижалась ухом к двери, пытаясь понять, что происходит внутри. Она расслышала голос Уиллабелл, но та говорила слишком тихо, так что слов разобрать было нельзя. Впрочем, это не имело значения. Трудно ожидать, что эта ленивая потаскушка поднимется с кровати и спустится в столовую. Вот уже неделю она не выходит из комнаты, похоже, наслаждаясь своей беспомощностью.

— Идиотка! — самодовольно ухмыльнулась Марелда. — Пока она занимается своими болячками и прохлаждается на мягкой постели, я времени терять не буду. Эштон еще десять раз подумает, называть ли эту бродяжку своей женой.

Спускаясь по лестнице, Марелда весело напевала. Она буквально вся светилась, предвкушая близкую встречу с Эштоном. В конце концов, она красивая женщина, да и с мужчинами знает как обращаться, опыт есть. Пофлиртовать она любила, но границы никогда не переступала, сохраняя целомудрие. У Марелды была репутация недоступной красавицы. Не то чтобы она избегала любовных приключений, но в решающий момент всегда останавливалась, сохраняя себя для Эштона.

Желая произвести своим появлением максимальный эффект, Марелда замедлила шаги у самой гостиной и стала у двери так, чтобы все видеть и при этом самой оставаться незаметной. Аманда и тетя Дженнифер сидели у камина и, прислушиваясь к звукам музыки, вышивали. Эштон — поближе ко входу и, казалось, целиком был поглощен игрой. Взгляд у него был немного отрешенный, словно он думал о чем-то своем, а о чем именно, Марелда до конца понять не могла. Неужели не может забыть ту, что наверху? Этого допустить нельзя.

— Добрый вечер, — приветливо окликнула она присутствующих, и все взоры немедленно обратились к ней. Эштон резко оглянулся, смычок его замер. Тетя Дженнифер подняла голову, глаза ее расширились от удивления, и тут же она сморщилась от боли, уколовшись иголкой. Посасывая палец, она хмуро посмотрела на молодую женщину.

— Боже мой, — выдохнула Аманда, прижимая руки к груди и откидываясь на спинку кресла.

Только Эштон отнесся к появлению гостьи вполне спокойно и, встав, приветствовал ее с легкой усмешкой.

— Добрый вечер, Марелда.

Девушка кивнула на клавесин:

— Можно присоединиться к вам?

— Разумеется, — вежливо кивнул Эштон, в свою очередь указывая на инструмент. Подождав, пока она устроится, он снова опустился на свое место. Она пробежалась по клавишам, разминая пальцы, и кивнула ему — можно начинать. Вновь поплыла музыка, заполняя весь дом своими чарующими звуками. Но тут вступил клавесин, заглушая виолончель своим резким звучанием и то забегая на такт вперед, то опаздывая. Тетя Дженнифер поморщилась от этой какофонии и при всем старании сосредоточиться на вышивке все же еще несколько раз укололась. Аманда, нахмурившись, отвернулась, но от Эштона не укрылось, как она укоризненно покачивает головой, словно стараясь придать музыке нормальный темп. Он подавил улыбку и из сострадания к пожилым дамам остановился. Эштон неспешно принялся натирать канифолью смычок и перебирать струны, как бы недовольный собственным исполнением. Ожидая, пока он покончит с этим, Марелда поднялась и направилась к буфету, где на серебряном подносе стояла целая шеренга графинов. Повернувшись спиной к Эштону, она взяла бокал, налила немного бренди и вернулась к мужчине, ради которого пришла сюда.

Аманда обеспокоенно взглянула на Марелду, только тут заметив, кажется, ее слишком низкое декольте. Она вся вспыхнула при виде этой бесстыдной демонстрации женских прелестей. Прозвенели большие дедушкины часы, и у Аманды появился хороший повод отвлечься.

— Куда там запропастилась Уиллабелл? Обычно она в это время бегает взад-вперед и ругает поваров за медлительность.

— Так она, должно быть, как раз на кухне, доводит Берту до белого каления, — небрежно откликнулся Эштон.

Была затронута тема, которая всегда вызывала у Марелды раздражение.

— Вы слишком много позволяете своим людям, Эштон. Уиллабелл распоряжается здесь, как у себя дома.

Эштон нарочно извлек из виолончели скрежещущий звук, заставив Марелду отступить на шаг и, делая вид, что целиком поглощен настройкой, приложил ухо к струнам.

Но Марелду было не так легко сбить.

— Вы слишком разбаловали слуг. Вы так обхаживаете их, что можно подумать, будто это члены семьи.

— Я не обхаживаю их, Марелда, — спокойно, но твердо ответил Эштон, — однако же, заплатив за них немало денег, считаю, что не должен обесценивать покупку плохим обращением.

— Говорят, вы даже платите им за работу, и через несколько лет они могут выкупить себе свободу. А вам известно, что говорит закон об освобождении рабов?

Эштон медленно поднял взгляд и равнодушно посмотрел на вызывающее одеяние Марелды.

— Рабы, которые превыше всего ценят свободу, меня просто не интересуют. При первом же удобном случае они сбегут, а наказание цепями сделает их попросту бесполезными. Если кто-нибудь хочет от меня уйти, пусть отработает цену, за него заплаченную, — и милости просим. Вот и все, и никаких законов я не нарушаю.

— Еще удивительно, что у вас вообще есть слуги.

— По-моему, мы уже говорили о процветании Бель Шен. Нет смысла возвращаться к этому предмету. — Оборвав разговор, Эштон вновь провел смычком по струнам. Они запели. Он весь погрузился в музыку, постепенно избавляясь от раздражения и обращаясь мыслями к Лирин. По дороге в гостиную он остановился у дверей, но лишь для того, чтобы услышать от Уиллабелл, что его жена нездорова. Ему хотелось увидеть ее, но, поскольку это не удалось, он сделался задумчив, размышляя о том, когда же Лирин перестанет от него скрываться и согласится с тем, что она — его жена.

Он оглянулся и на миг ему показалось, что на пороге возникло видение. Движения его замедлились, он почти перестал дышать. Со струны сорвался последний умирающий звук, и гостиная неожиданно погрузилась в тишину. Это было видение, то и дело возникавшее в его сознании последние три года, но теперь оно приобрело на редкость реальные формы.

— Лирин! — Произнес он это имя вслух или оно только мелькнуло у него в сознании?

Марелда от удивления резко обернулась и пролила бренди на юбку. Увидев на пороге соперницу, она тихонько застонала, буквально ощутив дрожь в коленях.

Рядом с Лирин, готовая в любой момент прийти на помощь, стояла, широко раздвинув губы в улыбке, Уиллабелл, явно гордая спектаклем и своим участием в нем. Экономка раз и навсегда решила, что Лирин — жена хозяина и, следовательно, — хозяйка, а раз так, нужно сделать все, чтобы она заняла подобающее ей место.

Эштон живо поднялся на ноги, чувствуя, как начинает биться сердце. Он впитывал красоту жены, каждую черточку ее облика. Рыжие волосы свободно сбегали волнами вниз, оставляя открытым лицо. От них было глаз не отвести, как и от платья, которое плыло как бледно-розовое облако. Длинные пышные рукава были сделаны из чистого шелка и заканчивались манжетами из штапеля в тон ожерелью на шее. Из узкой горловины поднимались высокие рюши, придававшие Лирин несколько чопорный вид, но Эштон знал, что плоть, скованная корсажем, — это женская плоть. Хоть путь до гостиной дался ей нелегко и она немного побледнела, Лирин представляла собой воплощение женской красоты. О Марелде Эштон теперь и думать забыл, словно в комнате не было никого, кроме него и Лирин. Их глаза встретились и застыли, прикованные друг к другу. Он не видел ничего, кроме чудесного лица и низвергающихся из ее чудных глаз двух изумрудных водопадов, грозивших подхватить и унести его.

На губах у Лирин заиграла смущенная улыбка, но смотрела она по-прежнему только на Эштона, хотя обращалась ко всем.

— Уиллабелл сказала, что я могу отужинать вместе с вами, — произнесла она извиняющимся тоном. — Но мне бы не хотелось навязываться, так что, если у вас другие планы, я вполне могу перекусить у себя в комнате.

— Ни за что! — загремел Эштон, отставляя виолончель и протягивая ей руку. — Уиллабелл, скажи, чтобы поставили еще один прибор.

— Не нужно, сэр. — Видя, что заботу о ее подопечной взяли на себя другие руки, экономка широко улыбнулась и вышла, добавив напоследок: — Все уже сделано. Да, да, сэр, все сделано.

— Пожалуйста... — Лирин улыбнулась в ответ на улыбку Эштона. — Я слышала, вы играли. Поиграйте, пожалуйста, еще.

— Только вместе с вами, — ответил он.

— Вместе? — растерянно спросила Лирин.

Эштон кивнул на клавесин. Она сразу же запротестовала.

— Но я же не умею... или, по крайней мере, мне кажется, что не смогу.

— Попробуем, может, вспомните. — Эштон подвел ее к клавесину и, пока она усаживалась на обшитый мягкой тканью стул, бегло пробежался по клавишам. Она робко положила пальцы на клавиатуру и повторила мелодию. Рассмеявшись от удовольствия, она посмотрела на него. Все так же улыбаясь, он взял еще несколько аккордов, она охотно воспроизвела их. Он нетерпеливо отодвинул ногой подол ее длинной юбки, и Лирин быстро подвинулась, уступая ему место рядом с собой. Они сыграли короткий дуэт, Лирин на верхних регистрах, Эштон — на басах. К ее удивлению, Бог весть откуда сами собой выплыли забавные стишки, и она весело их пропела. Под конец они оба рассмеялись, и, когда он обнял ее за талию и привлек к себе, это получилось приятно и естественно.

— Это было прекрасно, мадам. Благодарю вас.

— А я вас, сэр, — весело ответила она.

Марелда буквально зубами скрежетала видя, как идут прахом столь тщательно подготовленные планы. Ее прямо тошнило при виде их. Было так унизительно сидеть здесь, демонстрируя свои прелести, и сознавать, что тебя не замечают, что видят только эту огненно-рыжую девчонку. Если бы не самолюбие, она бы поднялась и вышла из комнаты.

Чувства Марелды разделяли далеко не все. Аманда, например, была рада появлению Лирин; как и у Эштона, у нее поднялось настроение. Увидев, как эти двое подходят друг другу, Аманда перестала обращать внимание на вызывающий наряд Марелды. Лирин была столь же красива и женственна, сколь привлекателен и мужествен был Эштон, и они выглядели особенно эффектно по контрасту друг с другом. Право, это безупречная пара.

Аманда с сестрой обменялись довольными улыбками: слов не надо, и так все ясно. Обидно только, что нового члена семьи, Лирин, пришлось ждать так долго.

Пригласили к ужину, и Эштон усадил жену на место хозяйки дома, напротив себя. Марелде пришлось идти в столовую в одиночестве и, следуя за хозяевами, она испытала острый укол ревности при виде того, как Эштон обнимает жену за тонкую талию и легонько поглаживает ее. Раздраженно отмахнувшись от Уиллиса, который пытался помочь ей сесть, Марелда остановилась у своего места в ожидании, пока Эштон отодвинет стул. Когда он наконец подошел к ней, она якобы случайно уронила салфетку и не торопилась поднять ее, ожидая, что это сделает Эштон. Тогда, нагибаясь, он лучше увидит ее обнаженную грудь. Пожилые дамы только входили в столовую и пропустили представление, но Лирин наблюдала его с начала до конца и убедилась, что Уиллабелл говорила правду. Марелда явно собиралась заарканить Эштона и в средствах не стеснялась.

Но Эштон не прельстился соблазнительной картиной, он просто наклонился за салфеткой, поднял ее, положил этот лоскуток тонкой материи рядом с тарелкой Марелды и оглянулся на Лирин. Поймав ее взгляд, он едва заметно повел бровями, не видя иного способа успокоить ее в присутствии других.

— Как хорошо, что вы наконец с нами, дорогая, — сказала Аманда, остановившись рядом с Лирин и ласково поглаживая ее руку.

— Да, да, замечательно, — поддержала ее тетя Дженнифер.

Лирин была тронута. Почувствовав, как увлажняются глаза, она благодарно улыбнулась:

— Спасибо.

Марелда не находила себе места. Она старалась убедить себя, что за показной застенчивостью и скромностью Лирин скрывается изощренное хитроумие, и при этом неотрывно следила за ней взглядом, словно змея, готовая броситься на свою жертву. И все же она никак не могла прицепиться к чему-то определенному. Ее нестерпимо жгла мысль, что отныне так и будет — маленькая чертовка всегда будет в центре внимания, а ее никто и замечать не будет. Она не могла не видеть, что и семья, и прислуга воспринимают рыжеволосую Лирин как жену Эштона.

К концу трапезы Лирин ослабела и, зная по опыту, что вот-вот совсем расклеится, извинилась и собралась уходить. Эштон, игнорируя призывный взгляд Марелды, последовал за ней. От долгого сидения у Лирин затекли ноги, и она передвигалась медленно и неуверенно. Заметив, как трудно ей идти, Эштон остановился, чтобы поднять ее на руки. При этом он заметил, как лицо ее на миг исказила гримаса.

— Извините, — участливо сказал он. — Я сделал вам больно?

— Нет-нет, все в порядке, — поспешила она успокоить его. — Это просто ушиб на спине. — Обняв Эштона за шею, Лирин уютно устроилась у него на руках, щеки ее слегка заалели. Прикасаясь к нему, она остро ощущала его мощное тело и источаемый им мужской запах. Лирин начала понимать, почему Марелда так цепляется за этого мужчину. По правде говоря, быть женой такого человека было приятно во всех отношениях.

Эштон нахмурился, вспомнив, что Уиллабелл уже говорила ему об этом шраме на спине Лирин.

— А откуда он у вас?

— Наверное, ударилась, падая с лошади, — слегка пожала плечами Лирин.

— А Уиллабелл думает, что вас кто-то ударил. Не можете припомнить, как это случилось?

— Нет. Да и кому это могло прийти в голову?

— Не возражаете, если я взгляну на это место? — спросил он. Встретив ее удивленный и несколько смущенный взгляд, он успокаивающе добавил: — Только чтобы удовлетворить свое любопытство, дорогая.

— Точно не скажу, но, кажется, мне приходилось слышать от мужчин более убедительные объяснения, — лукаво улыбнулась Лирин.

— Разумеется, я не забыл, мадам, какая красивая у вас спина, — в свою очередь улыбнулся он. — Так что нельзя упрекать меня, что я ищу предлог посмотреть на нее. — Остановившись у двери, он толкнул ее ногой и переступил через порог. — Я ваше тело наизусть знаю. — Взгляд его скользнул вниз, остановившись на ее груди. От этого взгляда у нее дыхание перехватило. — У вас мягкая кожа, вы сама женственность...

Лирин поспешно перевела разговор в более безопасное русло.

— Боюсь, я испортила вам вечер; неловко, что вам пришлось оставить семью и гостью.

— Напротив, любовь моя, я только признателен, что у меня появился предлог уйти.

Она бросила на него быстрый взгляд, не удержавшись от мягкой насмешки:

— А мне казалось, вам нравится эта игра.

Эштон снова посмотрел на грудь Лирин, и глаза его вспыхнули.

— Мне случалось испытывать большее удовольствие, особенно в вашем присутствии...

Под его ищущим взглядом у нее напряглось все тело, словно по нему пробежала электрическая искра. На щеках выступила краска.

— Мне кажется, вы можете уже отпустить меня...

Подавляя острое желание, Эштон вновь повел себя как благовоспитанный джентльмен. Он бережно положил жену на кровать, застланную свежим покрывалом.

— Вот вы и дома, мадам, целы и невредимы, и ничего больше не болит. Только мне кажется, что на вас слишком много лишнего. Позвольте мне вам помочь.

— Я лучше подожду Уиллабелл, — усмехнувшись, отклонила она его предложение.

— Что? И оттолкнете эти заботливые руки? Но ведь муж может оказать такую услугу, не подрывая репутации жены. — Эштон ослепительно улыбнулся. — Обещаю вести себя как джентльмен.

Лирин прищурилась, явно выражая недоверие.

— Да, ничего не скажешь, вы серьезно относитесь к своим супружеским обязанностям.

— Естественно, — в тон ей ответил Эштон. — А как я еще должен к ним относиться?

Лирин рассмеялась.

— Не думаю, что здесь, с вами, я в полной безопасности.

— Ну же, мадам. Разве муж набросится на собственную жену?

— Почему бы нет, если ему очень не терпится? — дерзко откликнулась она.

— Это верно, мне и впрямь не терпится, но разве я не вызываю доверия? Если, раздевая вас, я буду вести себя прилично, достаточно этого будет, чтобы вы поверили, что главное для меня — ваше скорейшее выздоровление?

— Я устала от этого спора, — сказала Лирин и уступила вовсе не так неохотно, как этого требовала осторожность. Кажется, еще минута, и рассудительность вовсе покинет ее. А кто, собственно, этот мужчина, которому она так легко готова уступить? Он привлекателен, спору нет, но не в том главное, была в нем какая-то особенная мужественность, которой трудно противостоять. — Только не отступайте от собственных слов, сэр. Доверие — самое главное в браке.

Эштон ухмыльнулся и вступил в борьбу с многочисленными крючками и застежками. Мгновенье спустя он застыл, пораженный: его взору открылся отвратительный рубец на спине у Лирин. Чтобы получше разглядеть, он расстегнул застежку пониже. У Лирин перехватило дыхание.

— Спокойно, дорогая, — серьезно сказал он. — Мне только надо получше разглядеть эту штуку. — Он приблизил лампу, вглядываясь в рваный по краям, покрытый струпьями шрам, который тянулся от левого плеча почти через всю спину. Он нахмурился, вспомнив, как размахивала хлыстом та женщина в сумасшедшем доме. Но этот след явно остался от чего-то более увесистого, чем ивовый прут. — Мне кажется, тут что-то другое. Падение с лошади здесь ни при чем.

Лирин была совершенно ошеломлена. Неужели кто-то напал на нее еще до того несчастного случая? Она и вообразить такого не могла, а уж о том, что там и как произошло, подавно представления не имела. Она было пустилась в рассуждения на эту тему, но, столкнувшись с пристальным нервным взглядом его горящих глаз, содрогнулась. Теперь он был совсем другой. Куда делось заботливое, мягкое выражение? На смену пришло откровенное желание, и он его вовсе не скрывал. Все мышцы его загорелого тела напряглись, ноздри раздулись. Она почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Под взглядом Эштона и у нее закипала кровь. Она боялась, что стоит ему коснуться ее, как она сразу же уступит. В поисках спасения она вскочила на ноги, пересекла комнату и укрылась за перегородкой у платяного шкафа.

Эштон с трудом овладел собой и спросил:

— Прислать Уиллабелл?

— Нет, спасибо, она мне не нужна.

— Может, я уж до конца помогу вам снять платье?

Она нервно рассмеялась, расстегивая розовую нижнюю юбку и сбрасывая на пол одежду.

— Вы настоящий повеса, мсье Уингейт.

Эштон усмехнулся, меряя шагами комнату.

— Точно так же вы говорили три года назад.

— Стало быть, я сохранила кое-какие остатки разума.

— Вы все так же красивы.

— Будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, халат и рубашку, — попросила она, уходя с опасной стези.

Покопавшись, Эштон нашел вещи, которые так подчеркивали изящный изгиб ее тела, и перебросил их через ширму. В ожидании Лирин он скинул собственный двубортный пиджак, расстегнул жилет и верхнюю пуговицу рубашки и снял галстук. Она вышла из-за перегородки и направилась к туалетному столику. Эштон буквально впился глазами в ее мягко покачивающиеся бедра и стройный стан. Он провожал ее взглядом, испытывая ощущения самца, преследующего самку. Лирин почувствовала его приближение и вся напряглась, когда он положил ей руку на плечо. Кровь забурлила. Обернувшись к нему, встретив его голодный взгляд, она почувствовала, как все сильнее бьется сердце. В зеленых глазах вспыхнула последняя искорка неуверенности, а затем она опустила веки и неловко подставила губы его ищущим губам. Поцелуй начался мягко, нежно, даже неуверенно, словно губы привыкали друг к другу, но затем огонь быстро разгорелся, словно в сухую солому кинули спичку. Под его жадными ласками она ощущала, как разгорается в ней, сводя с ума и пробуждая неведомые инстинкты, страстное острое желание. Его рука скользнула вниз, прижимая ее к себе, а губы покрывали жадными поцелуями все тело. С подавленным стоном она крепко прижалась к нему.

Стук в дверь вернул их к действительности. Выругавшись про себя, Эштон поднял голову и посмотрел в сторону двери. Он решил было не обращать внимания, но стук повторился, на сей раз более решительно. Эштон со стоном отстранился от Лирин и отошел к окну. Рывком открыв его, он впустил в комнату струю свежего ночного воздуха, охладившего голову и тело.

Лирин тоже понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и более или менее внятно откликнуться.

— Да? Кто там?

— Марелда Руссе. Можно войти? — послышался слишком знакомый голос.

Эштон сердито провел рукой по волосам и пробормотал:

— Когда-нибудь я сверну ей шею.

— Минуточку, Марелда, — сказала Лирин и подождала, пока Эштон кивком позволит ей открыть дверь.

— Я на той неделе оставила здесь книгу, — быстро заговорила Марелда, входя в комнату. — А сейчас захотелось почитать перед сном. Это успокаивает. — Она быстро осмотрела комнату, наткнувшись наконец взглядом на того, кого искала. — О! Эштон! — наигранно удивилась она, подавляя подозрения. Заметив некоторый беспорядок в их одежде, она с усилием улыбнулась, но в глубине ее взгляда затаился холод. — Извините, если помешала.

Эштон, нахмурившись и не скрывая раздражения, посмотрел на нее.

— Я только за книгой, — сказала она, заметив его реакцию. — Она должна быть где-то здесь, на стуле. — Марелда пересекла комнату и взяла том, который заметила еще при первом посещении Лирин. Хотя она состряпала свой план наскоро, от отчаяния, все же это был хоть какой-то предлог, чтобы появиться здесь и предотвратить их любовные игры.

— Да, Эштон, — Марелда задержалась на пороге, — я слышала какой-то шум в конюшне. Может, с лошадями что-нибудь неладно? Послать туда кого-нибудь? Или сами сходите?

— Ладно, я сам займусь этим, — проворчал Эштон, не в силах долее выносить присутствие этой женщины.

— Может быть, пока вы ходите, мне посидеть с Лирин? — с притворным участием спросила она.

— В этом нет нужды, Марелда, — сухо сказала Лирин, вмешиваясь в разговор.

— Ну что ж, тогда спокойной ночи. Приятных сновидений, — почти пропела Марелда, выходя из комнаты.

Эштон сжал зубы, накидывая на себя пиджак.

— Она все это нарочно подстроила.

Лирин была того же мнения, но, не желая подогревать его гнев, не стала обсуждать эту тему.

— Надеюсь, с лошадьми ничего не случилось.

— Вполне вероятно, что Марелда и это придумала, — откликнулся Эштон. Обняв Лирин, он немного успокоился. — Невыносимо оставлять вас.

— Невыносимо будет, если вы останетесь, — прошептала она. — Я еще не готова. Идите, — настойчиво продолжала она, — присмотрите за лошадьми и дайте мне время подумать.


Эштон просматривал бумаги, когда в дверь его кабинета кто-то негромко постучал. Почти одновременно настольные часы пробили одиннадцать. Он встал и потянулся, разминая затекшие члены. Сначала ему пришлось попусту прогуляться в конюшню. «Интересно, — подумал он, — что она еще придумала?» Действительность превзошла его ожидания. Марелда бесстыдно облачилась в легкий, почти прозрачный пеньюар, скорее выставлявший напоказ, нежели прикрывавший тело. Так, паутина, не больше. Темные волосы струились по плечам, а когда она вошла в комнату, в ноздри Эштону ударил резкий запах духов. Соблазнительно улыбаясь, она прислонилась к двери и выставила маленькие груди. Взгляд ее приглашал протянуть руку и сорвать цветок. Видя, что он не откликается на призыв, Марелда, медленно покачиваясь, двинулась к нему, заставив его отступить во избежание неизбежного соприкосновения.

Взглянув на гостью, Эштон нахмурился.

— Полагаю, вы делаете ошибку, Марелда.

— Совсем нет, Эштон. — Ее алые губы раздвинулись в соблазнительной улыбке. Нетерпеливым движением она сбросила с плеч пеньюар, и он медленно упал на пол. — Я устала бегать за вами. То женитьба, то разные другие увлечения. Я пришла предложить себя, чтобы не оставалось уже никаких сомнений. Никто не даст вам больше, чем я... потому что я знаю вас лучше, чем все эти незнакомки, которых вы преследуете. Это всего лишь случайные увлечения. Раньше или позже вы ими пресытитесь, а моя любовь будет с вами всегда.

Он покачал головой, несколько смущенный ее настойчивостью. Если бы он раньше проявлял к ней хоть тень интереса, тогда, пожалуй, такое поведение можно было понять. А так...

— Марелда, мне очень жаль... Но я... я не ваш мужчина, и, даже если бы и был, я ведь не свободен.

Не собираясь уступить поле сражения, Марелда обволакивала его словами:

— Да нет же, вы вполне свободны, Эштон, и я пришла, чтобы доказать это. Вы ведь любите меня. Зачем же отрицать это?

Эштон посмотрел на нее несколько ошеломленно — такая логика была ему недоступна. Затем, медленно вздохнув, он сказал, смягчая свои слова улыбкой:

— Право же, вы ошибаетесь, Марелда. Поймите, я люблю жену. — Улыбка погасла, и он раздельно, подчеркивая каждое слово, произнес: — Я люблю Лирин.

Смысл сказанного наконец дошел до нее и произвел шоковое воздействие. Обворожительная улыбка уступила место гримасе гнева. В темных глазах зажегся опасный огонь, и, буквально кипя от злости, она двинулась к нему, готовая расцарапать в кровь лицо.

— Успокойтесь, Марелда, — резко скомандовал он, хватая ее за руки и твердо встречая яростный взгляд. — Это ничего вам не даст.

Марелда с криком вырвалась у него из рук. Схватив пеньюар, она просунула руки в рукава и крепко затянула пояс. Косметика резко проступила на ее искаженном яростью лице, придавая сходство с уличной девкой. Быстрыми резкими движениями она стянула волосы в узел и, не выбирая выражений, сказала все, что думает об Эштоне. Тот с удивлением выслушал беглый обзор жизни своих предков, обстоятельств собственного рождения и воспитания. Она не упустила ни малейшей детали из его жизни, вплоть до самого последнего времени.

— Ах ты, мерзавец этакий! Потаскун паршивый! Я, понимаешь ли, жертвую ради него своим женским достоинством, предлагаю ему свое нежное, беззащитное сердце, а он отбрасывает меня, как недоеденное яблоко. А потом этот самодовольный подонок поворачивается и уходит, заставляя искать утешение у других! — Уже открывая дверь, Марелда выкрикнула последние оскорбления: — Ничтожество! Гаденыш! Ух, эти мужчины! Все, как один, дураки!

С этими словами она вышла и изо всех сил хлопнула дверью. Минутой позже с таким же грохотом закрылась дверь ее собственной комнаты.

Загрузка...