Придворные памфлеты

Брачная ночь. Глава 4

— А ты чья будешь, девонька? — подал голос второй парень, всё ещё поглаживая свою палочку, которая, к моему ужасу, стала снова краснеть и наливаться силой прямо у меня на глазах!

Ванька взял Мими за подбородок и поднял его, и моя служанка с дерзким вызовом посмотрела ему в глаза.

— Глянь-ка, Егорка, да это же мамзелька нашей молоденькой барыни! И вырядилась как деревенская девка! Что ты тут делаешь, красавица? — подошёл он ещё ближе к ней, и я увидела, как он развязывает шнурок, подпоясывающий его штаны.

— То-то я не поняла, что она там нам лопотала, — ухмыльнулся коварно Иван, и тоже подошёл к своему приятелю.

— Что ты здесь делала, красна девица? — ласково спросил Иван, всё ещё любуясь на Мими, которая продолжала стоять перед пим покорно, и я заметила, как заалели её щёчки.

— Я совсем плохо говорить по-русски, месьё, — проворковала моя француженка, и очаровательно улыбнулась двум мужикам, отчего ямочки заиграли на её налитых, как яблочки, щёчках.

— А я слышал, что во Хранции девки чудо как умеют ублажить мужика, — задумчиво проговорил Иван, и вдруг ни с того ни с сего скомандовал: — А ну-ка, поцелуй меня, красна девица! Да так, как у тебя дома, во Хранциях, принято!

И тут Мими, сделав шаг вперёд, подошла к этому огромному парню и, привстав на цыпочки, обняла его за крепкую могучую шею, и я увидела, как она приложила свои милые губки к его губам, и так и застыла на несколько мгновений, пока не отступила от него на шаг назад, снова потупив глаза в пол.

— Хороша, чертовка, — с удовлетворением проговорил, причмокивая, Иван, утирая свои губы ладонью, и тут я с ужасом увидела, как он развязывает свои штаны, скидывает с себя свою рубаху, и остаётся совершенно обнажённым.

Так я впервые увидела мужчину полностью без одежды: там, где у меня был пушистый кудрявый холмик внизу живота, у него вздымалась красная дубинка, почти полностью прилипшая к его животу, с причудливым круглым окончанием. И я с изумлением для себя вдруг поняла, что мне нравится это тело и его божественное устройство. Внизу живота под самой красной булавой висел причудливый мешочек, тоже скрытый курчавыми, как у барашка, волосами.

— А у нас в Россеи мужики могут отодраьт любую бабу так, что искры из глаз посыплются, — проговорит Иван, подходя к Мими, продолжавшей безмолвно стоять перед ним. — Снимай свой сарафан, мамзель, дай полюбоваться на тебя, — вдруг приказал он моей бедной служанке, и та послушно сняла с себя всю одежду, оставшись перед ними в одних кружевных панталончиках до колен.

— А это что за одёжка такая? — подал голос Егорка, уже к этому времени тоже оставшийся без рубахи и в одних приспущенных штанах, из которых уже тоже торчала его тугая дубинка, которую он придерживал одной ладонью.

— Какие-то хранцузские штанишки, у них там, наверное, все бабы такие носят, — предположил Иван и снова прикрикнул: — А ну-ка, снимай их, красна девица! Пока мы сами их с теня не сняли! — и Мими послушно приспустила свои панталончики, обнажив свой лобок без единого волоска, как у меня, когда я была маленькой девочкой!

— Ты глянь-ко! Какова, — в изумлении пробормотал Егорка, и его дубинка покачнулась в его руках. — Гладенька, — добавил он, и, подойдя к Мими, положил свою огромную ручищу на её белоснежный животик. — И мягонька, — с удовлетворением добавил он, и запустил свои пальцы между сомкнутых бёдер Мими. — И мокренька, — причмокнул он губами, и его вторая рука легла на грудь Мими, крепко сжимая её.

— А ну-ка, порадуй, нас, девонька, — снова приказал Иван, подступая к моей бедной несчастной Мими, которую сжимал в своих лапах огромный Егорка, и которая стояла, прикрыв глаза от ужаса и крепко сжав свои бёдра, пока его рука скользила вверх-вниз по её голому беззащитному холмику.

— O мой Бог, — в ужасе прошептала Мими по-французски со стоном, и только я, сидя в своём укрытии, понимала, как страшно ей было в тот миг.

— Молодец, девица, — проговорил Иван, укладываясь прямо спиной на дощатый пол в пустынной мельнице и окликая Мими: — Садись-ка сверху на моего красна молодца, — и Мими, перешагнув через его распластанное тело одной ножкой, стала медленно опускаться, пока его торчащая вверх булава не спряталась полностью в моей милой маленькой Мими.

Она всхлипнула и закричала от боли, когда крепкие мужицкие руки схватили её за бёдра, и притянули к себе, а моя служанка стала опускаться вверх-вниз, продолжая молить бога о пощаде, и я только и слышала из своего укромного уголка её стоны, вздохи и крики на её родном языке «о мой бог!».

И на всё это она пошла только ради того, чтобы спасти и не выдать меня! Ах моя храбрая верная Мими! И ведь это всё случилось по моей глупой прихоти.

Но словно этих одних мучений было им мало, второй её тиран, Егорка, встал на колени и, схватив своими ручищами попку Мими, которая вся подрагивала от боли и страха, раздвинул её и поместил причудливую круглую головку своей алой дубинки прямо в центр, где темнела её крошечная таинственная дырочка.

— Ну что, принимай молодца, красна девица, — проговорил он, всовывая свою пунцовую палочку в её бедный цветочек, и снова моя Мими плакала и рыдала.

И хотя моё сердце разрывалось от боли и жалости к моей милой Мими, странное томление охватило все мои чресла, и я не могла отвести взгляд от этой неимоверно жестокой, но и одновременно притягивающей меня картины…

Мои руки словно сами по себе, живя своей собственной, отдельной от меня жизнью, поползли вниз, и задрали подол сарафана, пока не пробрались к моим тонким батистовым панталончикам.

Я видела, как Иван облизывает и кусает соски Мими на её тяжёлых болтающихся грудях, которые хлестали его по лицу, и он только приговаривал:

— Ай хороша девка, ай хороша! Давай ещё!

И Мими билась и стонала в их руках, с обеих сторон удерживающих её крепко на своих крепких мужских органах, терзавших её ладное тело.

И мои пальчики нащупали у меня под моим курчавым холмиком нежную расщелину, оказавшуюся совершенно влажной и мокренькой, и скользнули внутрь… Нескончаемое удовольствие и трепет, охватившие меня, не передать словами. Я не могла удержаться от того, чтобы не протолкнуть мой пальчик ещё глубже, и он скользнул в узкою щёлочку, и тут я стала немного понимать, куда же так ладно входили те самые волшебные мужицкие жезлы.

Значит и у меня, как у Глашки или моей милой Мими, внизу животика, между ножек, была женская норка, предназначенная для того, чтобы в неё могла скользнуть алая пылающая палочка. Которыми сейчас терзали мою верную служанку два огромных деревенских мужика.