Приглашение на праздничный ужин

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

По ее обнаженному бедру скользит мужская рука, продвигаясь все выше и выше.

Анна вздохнула от удовольствия, когда большая теплая ладонь лениво задержалась у нее на пупке и накрыла грудь.

— Ммм, — проворковала она, чувствуя, как набухают и тяжелеют ее груди, а тело наливается жидкой плазмой.

Она видела Коула в эротических снах, но это сновидение обещает быть самым лучшим.

— Проснись, спящая красавица!

Ей нравится низкий чувственный тембр его голоса. Она плотнее сжала веки, цепляясь за сон и не желая покидать чудесную страну грез.

— Я не просыпаюсь, если меня не поцелуют, — пробормотала Анна, и возлюбленный ее снов рассмеялся.

Он целуется так, как должен целоваться мужчина, созданный ее тайными желаниями. У него твердые, но нежные губы, которые знают, как добиться от нее ответа.

Она любит целовать его, любит, когда его горячий влажный рот завладевает ее губами. Все еще не открывая глаз, Анна запустила руки в густые волосы Коула, не желая отпускать его. Несмотря на поцелуй, ей совсем не хочется просыпаться.

Телефонный звонок прервал чудесный сон.

Что-то здесь не так. Это ее сон, ее фантазия. Она не питает особой любви к телефонам, поэтому маловероятно, что ей пришло в голову вставить его в сон.

Особенно в таком волнующем месте.

Несмотря на то, что Коул снова целует ее, телефон не прекращает звонить.

Черт! Ей придется проснуться Анна разочарованно надула губы и открыла глаза. Солнечный свет, просачивающийся сквозь жалюзи, был ослепительно ярким. Он резал ей глаза, освещая комнату, которая ночью была такой темной. Совсем близко Анна увидела Коула, который нежно смотрел на нее. Темная щетина появилась у него на подбородке, волосы были взлохмачены, губы влажные, словно от поцелуев.

— Доброе утро, — сказал он.

Его мускулистая, поросшая волосами грудь была обнажена. Из-под скомканной простыни виднелось голое бедро. Наготу Анны также скрывала простыня.

Внезапно на нее нахлынули воспоминания о прошлой ночи, и ее голову сжало так, словно она попала в тиски. Значит, интимная утренняя интерлюдия с Коулом вовсе не была сном. Она была продолжением предыдущей ночи, когда практически по ее настоянию он занимался с ней любовью.

Телефон зазвонил вновь, но Коул не обратил на него внимания. Скользнув пальцем по ее щеке и губам, он подложил руку ей под голову, приглашая придвинуться к нему.

Анна не поддалась легкому нажиму его руки, разрываясь между желанием и необходимостью осмыслить то, что происходит между ними.

Прошлой ночью, когда ее оборона ослабла, она уступила непреодолимому влечению своего тела. Но где-то в глубине души ей кажется, что у нее есть причина не вступать с Коулом в связь. Очень веская причина. Его рука принялась ласкать ее бедро. Если бы только вспомнить, какая это причина!

— Анна? — окликнул ее Коул, и в его голосе прозвучал вопрос. Она едва расслышала свое имя в настойчивом звоне телефона.

По его взгляду Анна поняла, что ее колебание привело Коула в замешательство. Ведь их игра уже зашла так далеко. Она сама была озадачена, потому что ей больше всего хотелось послать условности ко всем чертям и провести утро, занимаясь любовью; Его рука передвинулась на ее грудь, и сопротивление Анны начало ослабевать.

Она вздохнула, уже готовая сдаться, но телефон снова затрезвонил, как бы предостерегая ее.

— Нам нужно поднять трубку, — сказала Анна после девятого или десятого звонка.

— Пусть это сделает кто-нибудь другой, — возразил Коул, намереваясь поцеловать ее.

Анна увернулась, и его губы коснулись ее щеки.

Она затрепетала от прикосновения его рта и попыталась сконцентрировать внимание на будильнике. Было уже десять часов.

— Нам нужно ответить, — настойчиво сказала Анна.

Заворчав, Коул быстро протянул длинную руку и схватил трубку с телефона, стоявшего на ночном столике.

— Слушаю! — рявкнул он.

Его напряженное лицо разгладилось, но только слегка.

— Да, мы еще в постели, — пауза. — Нет, уже проснулись, — еще одна пауза. — Чудесно проводим время, спасибо, — опять пауза. — Да, она здесь.

Он передал ей трубку.

— Это тебя.

Анна села в кровати, поправив простыню, чтобы прикрыть свою наготу. Коул вопросительно поднял брови.

— Кто это? — беззвучно спросила она, беря трубку.

— Твоя мать, — ответил он.

Анна едва не выронила трубку.

Он сказал ее матери, что они вместе лежат в постели? Не этими словами, конечно, но достаточно ясно, чтобы Розмари поняла скрытый смысл.

— Анна? Ты слышишь меня?

Пронзительный голос матери громко и отчетливо донесся до Анны. Почему она не услышала его раньше, когда можно было попросить Коула быть осторожным?

— Да, мама, — сказала Анна. — Конечно, я слышу тебя.

— Коул говорит, что вы чудесно проводите время вдвоем, — восторженно сообщила Розмари.

Анна прищурилась и бросила на Коула убийственный взгляд, в ответ на который он беспомощно поднял руки.

— Да, хорошо, — подтвердила Анна.

Ни при каких обстоятельствах она не признается матери, какой он восхитительный любовник.

— Если в десять часов ты еще в постели, это не хорошо, а замечательно, — напрямик заявила Розмари, хотя ты не должна рассказывать матери о таких вещах.

От стыда Анна закрыла глаза. Теперь мать никогда не поверит, что у них с Коулом нет любовной связи. Как, впрочем, и остальные члены семьи.

— Почему ты звонишь, мама? — спросила Анна.

— Я хочу знать, что у вас происходит.

Коул лежал на кровати, заложив руки за голову и глядя на нее прищуренными глазами, в которых она увидела жгучее желание. Он подмигнул ей.

— Разве ты не понимаешь? — прошипела разъяренная Анна.

— Нет, не понимаю! Я звоню из дома твоей тетки.

Утром я пришла сюда, чтобы полить цветы, а через пять минут Миранда вошла в дверь.

— Тетя там? — удивилась Анна.

— Твоя тетка в Питтсбурге? — Коул сел в кровати.

— Она здесь и не желает разговаривать, — продолжала Розмари. — Ты знаешь, как Миранда любит делать из всего трагедию. Она сказала мне, что они с Питером поссорились. Он там?

— Я не знаю, — беспомощно сказала Анна.

Коул, сидя в кровати, пожал плечами и поднял вверх руки. Очевидно, он услышал последние слова ее матери.

— Так пойди и посмотри. Перезвони мне потом. Я буду у Миранды, — сказала Розмари. — Дело плохо, Анна. Я думаю, что она может уйти от него.

— Хочешь, я посмотрю, где твой дядя? — предложил Коул, когда Анна повесила трубку.

Это было соблазнительное предложение, но Анна не поддалась искушению. Коул и так уже слишком втянулся в их семейные дела.

— Нет, спасибо. Я сама, — сказала она.

Анна встала с кровати, потянув за собой простыню. Она закуталась в нее, сделав нечто вроде тоги, по примеру кинозвезд в фильмах для взрослых, и начала рыскать в поисках какой-нибудь одежды.

— Есть причина, по которой ты не хочешь, чтобы я увидел тебя обнаженной? — спросил Коул, едва прикрытый оставшейся простыней.

Анна торопливо достала из шкафа кое-какую одежду, которую она положила туда вечером, и, избегая смотреть на Коула, поспешно прошла в ванную.

— Мне бы не хотелось обсуждать это, — ответила она, закрывая за собой дверь. Сейчас у нее нет желания даже думать об этом.

Спустя несколько минут, надев узкие черные штаны и толстый голубой свитер, она вышла из ванной, расчесывая волосы пальцами.

— Ты можешь принять душ, — сказала она. — Я могу задержаться.

Выбросив из головы Коула, устроившегося в ее кровати, Анна отправилась на поиски дяди. Она обнаружила его в углу большой комнаты, где он сидел за тем же столом, который занимал все время их пребывания в шале.

Питер, выбритый и одетый, с аккуратно расчесанной бородой, выглядел так, будто он бодрствует давным-давно. Постукивая кончиком ручки по зубам, он напряженно вглядывался в экран компьютера.

— Дядя Питер!

Он бросил мимолетный взгляд на Анну.

— Ты проснулась, — заметил он. — Я уже начал думать, что вы с Коулом проспите целый день. Кстати, где он?

— Принимает душ, — ответила Анна, прежде чем поняла, как интимно прозвучал ее ответ. — Дядя Питер, ты знал, что тетя…

— Умный парень твой Коул, — прервал он ее, откидываясь на спинку стула. — Вчера вечером мы немного поговорили. У него хорошая голова для бизнеса.

Чем, ты говорила, он занимается в компании?

Анна сжала губы, подавив желание поправить Питера. Коул вовсе не ее. Но чем скорее она ответит на его вопрос, тем быстрее станет ясно, что происходит между ним и Мирандой.

— Он мой помощник, — коротко сказала она.

— Такой человек — помощник? Неужели? — удивился Питер и покачал головой. — Коул недолго будет ходить в помощниках, — он подмигнул ей. — На твоем месте, Анна, я бы опасался за свое место.

Она моргнула, осознав смысл его замечания. Анна почувствовала, что оно странным образом совпадает с тем, что ей казалось с тех пор, как Коул был принят на работу в «Скиллингтон Ски Шопс». У нее появилось ощущение, что она прозрела.

Коулу нужна ее должность — именно эта мысль подсознательно мучила ее, когда они предавались любовным ласкам.

— Так для чего ты спустилась сюда? — осведомился Питер, не замечая, как она расстроена. — Держу пари, что из-за телефонного звонка.

Анна заставила себя вернуться к Питеру и его проблемам. Она пришла сюда из-за них, а не потому, что ей нужно, чтобы кто-то наставил ее на истинный путь в отношениях с Коулом.

— Мама позвонила из вашего дома и сказала мне, что тетя Миранда там. — Увидев непроницаемое выражение его лица, она продолжила:

— Похоже, ты не удивлен.

— Верно, — сухо сказал Питер. — Миранда спустилась сюда около половины восьмого и сообщила, что уезжает.

— И ты не попытался удержать ее?

— Когда твоя тетка что-то вбивает себе в голову, с заметной горечью возразил он, — с ней бесполезно разговаривать. — Питер демонстративно посмотрел на компьютер. — Это все? Мне нужно работать.

Потеряв дар речи от его ответа и потрясенная его замечанием о Коуле, Анна, тяжело ступая, поднималась на второй этаж шале. Она с такой силой сжимала поручень, что у нее побелели костяшки пальцев.

Тяжелая дубовая дверь рядом с ее спальней распахнулась, когда Анна уже входила в комнату. На пороге в обнимку стояли Джули и Дру.

— Доброе утро, Анна! Кажется, не так давно звонил телефон? — Джули бросила на мужа счастливый взгляд. — Мы с Дру были в душе.

Анна постаралась подавить охватившую ее зависть. Ей нельзя жалеть о том, что она не может принять душ вместе с Коулом, ведь между ними стоит препятствие — ее работа.

— Анна, что-то случилось? — встревожилась Джули.

— Да, — призналась она, но быстро поняла, что здесь, в холле, невозможно разбирать проблему, возникшую у нее с Коулом. — Случилось с… тетей. Мама позвонила и сказала, что Миранда вернулась в Питтсбург.

Джули испуганно охнула и прикрыла рот рукой.

Анна рассказала им о разговоре с дядей Питером.

Они обсуждали, как помочь склеить давший трещину брак, когда Анна услышала скрип отрывающейся двери.

Должно быть, молодожены тоже услышали его, потому что их взоры устремились в спальню.

Коул появился из ванной, вытирая полотенцем густые темные волосы. Он побрился, и на нем были только расстегнутые на поясе джинсы. Позади виднелась неубранная кровать со смятыми простынями, производившими такое впечатление, будто их отбросили в сторону, потому что они чему-то мешали.

Коул слегка улыбнулся и махнул им рукой. Глаза Джули лукаво заискрились, когда она перевела взгляд на Анну.

— Очень печально, что так обстоят дела с тетей Мирандой и дядей Питером, но, похоже, что кое для кого поездка получилась очень даже неплохой.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — начала Анна, но улыбка Джули стала еще шире.

Анна проследила за взглядом сестры и увидела короткую шелковую ночную рубашку и трусики, валявшиеся неподалеку от кровати. Утром она не удосужилась поднять их с пола.

— Мне кажется, это как раз то, что я думаю, — прошептала Джули сестре. — Единственное, что можно сказать: браво, Анна!

Она поцеловала сестру в щеку, как будто поздравления с тем, что Анна переспала с Коулом, были в порядке вещей. А ведь он ее сотрудник, человек, который охотится за ее местом!

— Мы поговорим о тете Миранде и дяде Питере позже, — объявила Джули нарочито громким голосом.

Она потянула Дру за руку, уводя его от спальни.

— Подождите! — окликнула их Анна, но парочка уже спускалась вниз в уверенности, что она жаждет остаться с Коулом наедине.

Закрыв дверь, Анна прислонилась к ней спиной. Как все это могло произойти?

— Питер еще здесь? — спросил Коул, копаясь в своей сумке.

— Да, — ответила Анна, — и не похоже, что в скором времени он намеревается ехать куда-либо.

Он поднял на нее глаза.

— Ты сердишься?

— Да.

— Послушай, я знаю, что тебя огорчают проблемы, возникшие в отношениях Питера и Миранды, но самое лучшее для тебя — не вмешиваться.

— Почему? — возмутилась она, взмахнув руками. — Все вмешиваются в мои дела. Из-за тебя все семейство пребывает в полном убеждении, что у нас связь.

— Мы переспали, Анна, — спокойно заявил Коул, чем разъярил ее еще больше.

— Разве все должны знать об этом?

— Я не говорил им.

— Ты намекал матери, — сказала она. — Ты вышел из ванной полуголым.

— Я оставил рубашку в комнате, — возразил Коул. — Откуда я мог знать, что ты будешь стоять у широко распахнутой двери?

— Значит, это я виновата?

— О чем ты говоришь?

— О том, как моя семья сводит нас.

— То, что мы переспали, не имеет никакого отношения к твоей семье.

— Ты просто сумасшедший, если думаешь так!

Миранда устроила, чтобы у нас была комната с одной-единственной кроватью.

— Но ведь мы сами решили заняться любовью.

— Нет, нет, — возразила Анна, качая головой. — Не в этом суть. Их старания свести нас не означают, что я им поддамся. К тому же я помню, что ты все еще стремишься захватить мое место!

— Я думал, что мы уже обсудили вопрос о работе.

— Работа делает меня тем, кто я есть, — заявила Анна и затрясла головой. — Сейчас я не могу разбираться с этим. Я не могу разбираться с тобой!

— Похоже, тебе нужно успокоиться. — Он натянул рубашку и носки и обулся.

— Неужели?

— Да, — подтвердил Коул, холодно глядя на нее.

Одевшись, он добавил:

— Мы можем поговорить позже, когда бы будешь более разумной. Я ухожу.

— Уходи! — бросила Анна и поморщилась, когда он громко хлопнул дверью.

Она опустилась на кровать и обхватила голову руками. Ей хотелось окликнуть Коула хотя бы только для того, чтобы убедиться, что он не намеревается сделать какую-нибудь глупость вроде скоростного спуска с горы на лыжах.

Но она сдержала себя.

Чем больше времени она будет проводить с ним в спальне, тем меньше она будет помнить, почему ей нельзя совмещать работу с удовольствием.

Коул с трудом шел по снегу в тяжелых ботинках.

Он волочил за собой надутый черный резиновый баллон, к которому был прикреплен лавинный шнур.

Баллон напоминал огромную покрышку без протектора. Одна сторона была совершенно гладкая.

Он остановился, оглядывая холм, предназначенный для спуска.

Четыре буксира, установленные на вершине холма, тянули вверх баллоны, на которых сидели смеющиеся и улыбающиеся люди, поднимавшиеся навстречу громким звукам поп-музыки.

Двенадцать трасс, извиваясь, спускались с вершины. На них были повороты, ухабы и миниатюрные перегородки из снега, чтобы предотвратить переезд с одной трассы на другую. На холме собралось несколько сотен людей, и добрых семьдесят пять процентов из них составляли дети.

Чудесно! — саркастически подумал Коул, шмыгнув носом и собираясь с силами, чтобы противостоять удивительно холодному порыву ветра.

Мало того, что за лучшей ночью, которая когда-либо была у него, последовало худшее в его жизни утро, так теперь его ожидает не менее отвратительный день.

Одного взгляда на холм и того факта, что даже в перчатках у него замерзли пальцы, оказалось достаточно, чтобы понять: это не его стихия.

Он предпочитает быструю езду на велосипеде в теплый солнечный день.

Но чтобы дать Анне время остыть немного, ему нужно попытаться мужественно перенести это испытание.

Он уже понял, что их совместная работа является для нее проблемой. Черт, учитывая тайну, которую приходится скрывать от нее, его положение стало явно затруднительным. Ему казалось, что прошлой ночью им удалось решить эту проблему, потому что их отношения перешли на уровень, который не имеет никакого отношения к работе.

По утоптанному снегу Коул дотащил баллон до буксира. Он ожидал своей очереди с таким чувством, как будто отправлялся на виселицу.

— Послушайте, мистер, вы собираетесь стоять здесь целый день?

Замечание исходило от оператора буксира, который чавкал жевательной резинкой и выглядел не старше семнадцати лет. Его работа заключалась в том, чтобы накидывать конец лавинного шнура на тяжелый пластиковый крюк, который поднимал баллон на гору.

— Садитесь! — приказал подросток, сопроводив свои слова повелительным жестом.

Коул плюхнулся на баллон, который резко рвануло вверх.

— Если вы сядете так в следующий раз, вы его спустите! — крикнул ему вслед оператор.

Все взоры приковались к Коулу. Девочка-подросток, садившаяся на баллон позади него, громко хихикнула.

У него возникли сомнения, выдержит ли веревка все его сто четыре килограмма, но оказалось, что он все-таки медленно ползет вверх по горе.

Не так уж плохо, подумал Коул, глядя на покрытые снегом сосны и чистое голубое небо. Могло быть даже приятно, если бы не этот ужасный холод.

Возможно, это хорошее предзнаменование, и, в конце концов, они с Анной уладят свои проблемы.

Коул так погрузился в свои мысли, что конец подъема захватил его врасплох.

Анна стояла у подножия холма за ограждением, которое отделяло катающуюся публику от зрителей.

Закрыв одной рукой глаза от солнца, она пыталась найти Коула.

Это будет сделать легко. Средний возраст тех, кто наслаждается ездой на баллонах, — около двенадцати лет, так что Коул должен выглядеть как Гулливер среди лилипутов.

Что же сказать ему, когда она найдет его?

Анна пришла к холму без определенного плана, но она знала, что не в ее характере избегать проблем, какими бы сложными они ни были.

Одно совершенно ясно: Коул Мэнсфилд превратился в проблему.

— Вот это да! Вы только посмотрите на ту потрясающую цепочку! — восторженно воскликнул маленький мальчик, тащивший свой баллон к буксиру.

Анна машинально взглянула в направлении, указанном ребенком.

Цепочка из семи баллонов летела вниз по горе в два раза быстрее баллонов на соседних трассах.

Каждый ездок — Анна видела, что это дети, — изо всех сил держался за скользивший перед ним баллон.

Возглавлял цепочку отнюдь не ребенок. Даже издали было видно, какой это рослый мужчина. Размахивая руками и ногами, он направлял мчавшиеся с горы баллоны.

— Коул! — громко сказала Анна.

Она не услышала себя из-за восторженных криков детей, приближавшихся к концу трассы.

Коул сверкнул белыми как снег зубами. Пролетая мимо нее, он издал гортанный вопль и, упершись пятками в снег, замедлил скольжение цепочки.

Семь баллонов остановились намного ниже остальных.

Коул поднялся, и дети последовали его примеру.

Он был похож на сказочного героя.

— Еще! Еще! — раздались крики.

Это были мальчики лет восьми-девяти. У всех шестерых были вязаные шапочки ярко-синего цвета с каким-то рисунком спереди.

— Еще? — переспросил Коул, смеясь. — Сколько раз мы уже съехали?

— Мало! — закричал один из мальчиков. — Совсем мало!

Другой ребенок схватил Коула за руку и потащил его к буксиру.

— Скорее, Коул! Нам уже пора!

— Ну, хорошо, хорошо, — ворчливо уступил он.

Они прошли мимо нее к ближайшему буксиру и с удовольствием уселись на баллоны, испуская радостные крики в предвкушении очередного сумасшедшего спуска.

Самый маленький мальчик отстал от группы. Коул остановился и, добродушно хлопнув его по спине, взвалил его баллон на свой. Он направился к буксиру с двойной ношей, и сердце Анны дрогнуло.

Коул поднял голову.

— Анна! — сказал он и остановился. Его профессорские очки так заиндевели, что, пока он не заговорил, она не была уверена, видит ли он ее. — Что ты здесь делаешь?

— Дядя Питер сказал мне, что ты здесь, — ответила она.

Если бы не дети, нетерпеливо пританцовывавшие вокруг него, ее ответ мог быть длиннее: позвонив матери и приняв душ, она пришла к выводу, что поступила трусливо.

— Пойдем, Коул! — позвал его мальчик, у которого нос и варежки были одинакового красного цвета.

— Не можете ли вы, ребята, обойтись без меня? — спросил Коул, сняв очки и протирая их.

— Нет, нет! Тогда мы не будем съезжать так быстро! — закричал бледный мальчик с такими же светлыми бровями, как волосы, выбившиеся у него из-под шапки.

— Может быть, вы найдете другого болвана… я хочу сказать, лидера… чтобы он ездил с вами?

— Никто не может так, как ты! — решительно заявил крепыш в ярко-желтой куртке.

— Ага, — подтвердил мальчик, который, несмотря на зимнюю экипировку, казался очень худеньким. — Ты самый большой человек на горе.

— Со мной они едут быстрее, — объяснил Коул Анне. — Они приняли меня в свою стаю час назад.

— Послушай, а ты тоже довольно большая, — обратился худой мальчик к Анне. — Почему бы тебе не присоединиться к нашей цепочке?

Она вопросительно взглянула на Коула.

— Спасибо, — сказала она мальчику. — Я подумаю.

— Пошли, пока тебя не затолкали, — Коул схватил баллон из ближайшего штабеля и водрузил его поверх двух, которые уже были у него. Затем взял Анну за руку. — Эти дети не признают слова «нет».

Анна научилась кататься на лыжах в начальной школе, задолго до того, как баллоны появились на лыжных курортах страны.

— Представляешь, я никогда не делала этого, призналась она Коулу на вершине горы.

— Здесь нет ничего сложного, — успокоил он. — Дети заставляют меня ехать первым, потому что я тяжелый. Тебе придется быть второй. Просто крепко держись за мой баллон.

— Наша очередь! — громко закричал мальчик в желтой куртке.

Смеясь над их энтузиазмом, Анна уселась на баллон, за который немедленно ухватился ребенок, сидевший позади нее.

— Поехали! — хором закричали дети.

Они отталкивались пятками от утоптанного снега на вершине горы, медленно продвигаясь вперед, пока баллон Коула не заскользил вниз.

Остальные баллоны, поразительно быстро набирая скорость, последовали за ним, напоминая гигантскую гусеницу.

Разлетавшийся снег бил Анне в лицо с силой ветра, сердце замирало.

Шестеро детей позади них завизжали. Анна тоже.

У нее в глазах стояли слезы, но она не была уверена, вызваны они восторгом или ледяным ветром.

Спуск закончился так же быстро, как начался.

Она уперлась пятками в снег, чтобы помочь Коулу затормозить.

Анна поднялась, у нее подгибались колени.

— Слишком холодно, — сказала она Коулу.

Коул поднялся с баллона гораздо медленнее. Несмотря на загар, он был бледен.

— Да, — согласился он, пытаясь улыбнуться, но она увидела достаточно, чтобы понять: ему не до смеха.

— Коул Мэнсфилд, — спросила она так тихо, чтобы только он мог услышать, — почему ты делаешь это, раз тебе не нравится?

Он пожал плечами и указал на смеющихся, скачущих детей.

— Ради них, — просто сказал он.

Ее сердце растаяло быстрее, чем снег от жаркого солнца.

Она сердилась на него, когда пришла к подножию горы, но, хоть убей, сейчас она никак не может вспомнить, что вызвало у нее недовольство.

Но какова бы ни была причина, теперь она не вызывает у нее ни малейшего беспокойства.