Прикосновение греха

Глава 11

Опасаясь шпионов и информаторов Хуссейна, его офицеры собрались обсудить план дальнейших действий в оливковой роще, находившейся вне поля зрения лагеря и открытой со всех сторон, чтобы никто не мог приблизиться незамеченным. Даже в их рядах существовала вероятность предательства, но в сложившихся обстоятельствах они должны были действовать вместе или вместе умереть.

Это общее жизненно важное дело вышло на первый план, затмив на время личные амбиции.

— Гарем, вероятно, переправили в Навплион, — сказал один из них.

— Вопрос в том, куда именно? — откликнулся другой.

— У меня в Навплионе есть дядя, — вступил в разговор третий офицер. — Позвольте мне поехать и поговорить с ним.

Семья Хаджи бежала в Константинополь, когда вспыхнул мятеж, хотя большую часть жизни он прожил в Навплионе. Но даже среди греческого населения были люди, все еще преданные Порте. Греческие примасы[8] и фанариоты нажили состояния, собирая налоги для султана. Сложившийся союз выдержал проверку временем. Восстание значительно подорвало эффективность данного партнерства, но полностью его не уничтожило. Так что грек по происхождению не всегда был греком по убеждениям.

То же касалось и турок. Турок не всегда был тем, кем казался, в стране, где начиная с пятнадцатого века две нации жили бок о бок то в мире, то в раздорах.

— Нам понадобится транспорт для женщин, как только мы их обнаружим, — заметил Хаджи.

— И люди, которым можно доверять, чтобы доставить их в лагерь, — добавил его коллега.

— Пашу-бея будет…

— Трудно взять в плен, — хмурясь, заявил молодой офицер. — Он сражается в армии Макриянниса, а у него лучшие стрелки, и ему сопутствует удача.

— Сначала нужно его найти, — бросил Хаджи. — Потом мы отправим ему сообщение, что захватили гарем. Он сам попадется в капкан.

— Если нам удастся обнаружить его местонахождение, — возразил другой офицер.

— Придется постараться. В противном случае нас ждет медленная и мучительная смерть.

— А клюнет ли он на нашу наживку?

— Конечно. Он и Макрияннис — люди чести, — не без иронии ответил говоривший.

Трикси провела в монастыре беспокойную ночь. Смена караулов происходила в полночь и на рассвете. Она слышала приглушенную перекличку голосов, шаги обходившего территорию патруля. В Божьей обители такая предосторожность казалась зловещей. Трикси окончательно проснулась, когда бриллиантовый блеск звездного неба померк в первом свете зари. Быстро одевшись, Трикси вышла наружу. Она хотела обследовать свое убежище, стены, дворы, постройки и огороженные сады, чтобы убедиться, что находится в полной безопасности.

После недель преследования и угроз она не могла всецело полагаться на других. Трикси решила попросить у отца Грегориоса пистолет. Следует также осмотреть стойла на тот случай, если ей с Крисом срочно понадобится лошадь. Предостережения Паши глубоко запали ей в душу. Иначе и быть не могло в условиях боевой готовности, демонстрируемой монахами в стенах монастыря.

Придется предупредить Криса о возможности внезапного отъезда. К счастью, он еще находился в том возрасте, когда подобные события воспринимаются как увлекательная игра. Она поговорит с Жюлем, и они придумают какую-нибудь подходящую историю.

Блеснул лучик солнечного света, отразившись от ружейного ствола монаха, несшего караул на высокой башне часовни. Трикси подумала, что местоположение монастыря дает возможность отразить неожиданное нападение. Позже она попросит разрешения подняться на башню и осмотреть подступы к монастырским стенам.

Это первый день из трех, которые ей предстоит провести здесь в ожидании Паши, размышляла Трикси, пересекая двор. Ей показалось странным, что она ходит и изучает систему оборонных мероприятий на укрепленном склоне холма в Греции. И все потому, что была вынуждена вступить в брак с отвратительным чудовищем, а спасти ее от чудовища явился Жерико.

Что касается Паши, думала Трикси с благодарностью, он дал ей волю и силы взять ответственность за свое будущее на себя, и после событий прошедшего дня она поняла, что не только любит его за это, но и обязана ему своей жизнью.

Эта мысль была достаточно тревожной для женщины, совсем недавно ощутившей вкус независимости. Может быть, она обязана ему не всей жизнью, а только ее частью, подумала Трикси с улыбкой.

И эту часть она отдаст без колебаний, продолжала она размышлять, поднимаясь по ступенькам, ведущим к покоям святого отца. Однако в сложившейся ситуации эти рассуждения показались ей неуместными. Она отогнала воспоминания о часах, проведенных в обществе Паши, поскольку сейчас были дела поважнее.

Постучав в дверь, она ждала разрешения войти внутрь. В спокойное, безмятежное утро трудно было себе представить, что вскоре она станет объектом охоты тех, кто желал причинить ей зло.

Что касается Паши, то он на этот счет не питал иллюзий. Он знал, что все, кто с ним связан, подвергаются опасности. В Греции у него было множество врагов, готовых на все, чтобы расставить ему сети — одержать победу над Макрияннисом и его армией и таким образом покончить с наиболее серьезной силой, участвовавшей в войне против султана.

Вместе с Макрияннисом он скакал во главе войска. Необходимо было как можно скорее достичь Триполицы, и они не щадили лошадей, которые мчались во весь опор. Обладая природной выносливостью, их скакуны могли проходить галопом большие расстояния. Если не произойдет ничего непредвиденного, то они будут в Триполице до наступления полдня. Но когда обоз с провиантом направится в Навплион, то станет удобной мишенью для турецких атак, поскольку передвигаться будет с черепашьей скоростью.

— Ты полагаешь, Хуссейн даст о себе знать? — поинтересовался Макрияннис, бросив на Пашу вопросительный взгляд.

— Непременно, как только у его солдат появится хоть немного храбрости, — ответил Паша, глядя на напарника из-под полуопущенных ресниц.

— Думаешь, он захочет вернуть своих женщин? Темные брови Паши сардонически изогнулись.

— Это все равно что спросить, хочет ли рыба плавать.

— Какая жалость, что его наложницы сегодня отплывают по домам.

— Чудовищная неприятность! — Губы Паши дрогнули в легкой улыбке. — Будь у нас время, я бы воспользовался темнотой, пробрался в его огромный шелковый шатер и, пока он спит, перерезал ему горло.

— И покончил бы с местью.

— Мир после этого стал бы куда более приятным местом.

— Возможно, такой шанс тебе представится после нашего возвращения в Навплион.

Паша пожал плечами:

— Сомневаюсь. Ибрагим снова выступает на север, и Афины все еще находятся в осаде. Хуссейну придется подождать.

Ближе к вечеру того же дня Хаджи вошел в Навплион, переодетый в греческое платье, ничем не отличаясь от других ополченцев, которыми кишел город. Остановившись на площади напротив табачной лавки дяди, он ждал, когда в магазинчике не станет покупателей, затем осторожно приблизился ко входу, открыл дверь и тихо проскользнул внутрь.

Взглянув на него, дядя не мог скрыть своего изумления. Торопливо обойдя прилавок, он молча приложил палец к губам и жестом поманил племянника в коридор, в конце которого находилась маленькая комнатка без окон, служившая ему конторой.

— Оставайся здесь. Мне нужно найти Али, чтобы присмотрел за магазином.

Спустя несколько минут он вернулся и сел за стол, заваленный бумагами и тарой для табака, затем взял с ближайшей полки бутылку ракии[9], откупорил и, плеснув немного себе в стакан, залпом осушил. Толкнув бутылку по столу к племяннику, он вопросительно посмотрел на него:

— Надеюсь, ты пришел только за информацией, потому что я не намерен подвергать свою жизнь опасности из-за глупого албанца Ибрагима.

— Я с тобой полностью согласен, дядя, но сейчас на карту поставлена моя жизнь. — И он рассказал о приказе Хуссейна Джеритла. — Если ты можешь разузнать, куда подевались женщины из его гарема, а также о местонахождении Паши-бея, моя мать, твоя сестра, будет тебе не менее благодарна, чем я. В противном случае меня и моих товарищей отправят в Порту и там казнят.

Дядя поморщился и, с беспокойством заерзав на стуле, снова потянулся за бутылкой.

— Пойми, если меня уличат в предательстве, моя участь и участь моей семьи будет предрешена.

— Найми информатора.

— Это невозможно. Здесь никому нельзя доверять.

— Тогда хотя бы назови возможные места их пребывания.

— Резиденция Паши-бея ни для кого не секрет. Я провожу тебя туда. И ради сестры поинтересуюсь у двух надежных людей, что им известно о судьбе женщин из гарема. Это все, что я могу сделать.

Хаджи согласно кивнул. Мужчины выпили по стаканчику и, пожав друг другу руки, договорились встретиться после того, как лавка закроется на ночь. Хаджи отправился наблюдать за домом и пакгаузом Паши, а его дядя пошел искать людей, которые могли располагать хоть какими-то сведениями о местонахождении гарема Хуссейна.

Поздно вечером дядя сообщил Хаджи, что гарем отбыл из Навплиона на английских кораблях в неизвестном направлении.

Офицер выслушал информацию с некоторым облегчением. Реакция Хуссейна непредсказуема, а его гарем, судя по всему, безвозвратно пропал. С другой стороны, вернуть гарем невозможно, если наложниц погрузили на английские корабли. Женщины теперь вне досягаемости.

Хаджи между тем узнал, как можно компенсировать Хуссейну потерю гарема. После нескольких стаканов горячительных напитков, которыми Хаджи угостил в таверне одного из работников пакгауза Паши-бея, тот рассказал Хаджи о новой возлюбленной хозяина, которую тот ради безопасности поместил в охраняемый монастырь Святого Ильи. Возможно, Хуссейна устроит такой трофей взамен утраченного гарема. Узнав, что его английская любовница находится в плену Хуссейна, Паша-бей непременно объявится.

Вот тогда-то им и представится возможность без особого труда заполучить его голову и воткнуть на копье перед входом в шатер Хуссейна.

Хаджи улыбнулся и протянул дяде руку:

— Спасибо. Я покину Навплион до рассвета. Ты и твоя семья могу спать спокойно.

— Я тебя не видел, если меня спросят об этом. Я публично отрекусь от тебя. Ты меня понимаешь?

— Конечно. — Хаджи встал и поклонился. — Ты меня больше не увидишь.

Минуту спустя, оставшись один в кабинете, дядя налил себе большой стакан ракии. Его руки заметно дрожали. Все кончилось, и он остался в живых. Об этом визите он никогда никому не расскажет, если, конечно, его не заставят под пытками.

Хаджи вернулся в свой маленький лагерь, разбитый на севере города, товарищи ждали его с нетерпением. Сообщенную им новость они встретили с улыбками. Англия и Турция — союзники. Попытка захватить гарем могла вызвать международный скандал.

— Слава Аллаху, что женщины уже вышли в море, — порадовался кто-то из офицеров.

— Одной угрозой для наших жизней меньше, — согласился с ним другой.

— Но нам все еще нужен Паша-бей, — напомнил им Хаджи, — а он сильный противник. Я предлагаю захватить его женщину и… — Он поделился с коллегами своим планом.

В тот день Хаджи потратил немало времени, изучая окрестности монастыря, и начертил схему его укреплений.

— Мы отправимся туда сегодня ночью, чтобы вовремя возвратиться к Хуссейну. Крутой подъем к монастырю послужит идеальным местом для проникновения.

Каждый мужчина получил задание вести наблюдение за двенадцатью дозорными, несшими ночной караул. Важно было, чтобы их ритуал оставался неизменным, ибо они обходили охраняемый периметр последовательно с десятиминутными интервалами. Двоим людям Хаджи предстояло прошмыгнуть в промежутке между проходами стражи, пройти через северные сады и проникнуть в здание, где спала англичанка.

— Сегодня днем я разговаривал с караульным на главных воротах. Сказал ему, что принес сообщение правительству от осажденных в Афинах и что до возвращения у меня полдня свободных. К счастью, у него оказались родственники вблизи Афин, и он вручил мне для них письмо. Англичанка имеет для Паши-бея первостепенное значение. Он приказал никого не пропускать в монастырь. Ворота опечатаны до его возвращения.

— Хуссейн будет счастлив заполучить ее», раз она так дорога Паше-бею.

— Но еще больше он обрадуется голове Паши-бея, — заметил Хаджи.

Они проверили оружие, особенно ятаганы и кинжалы, которые им понадобятся грядущей ночью. Палить из пистолетов без крайней нужды они не собирались. Лазутчики надеялись захватить женщину без шума и находиться на пути в Наварин, когда обнаружится ее исчезновение.

Ночь была безлунная, и появление посторонних в окрестностях монастыря прошло незамеченным. Наблюдая, как вооруженные монахи обходят дозором внутренний периметр стены, офицеры Хуссейна затаив дыхание считали секунды, зная, что скоро смена караула.

— Пошли, — скомандовал Хаджи, когда стража скрылась из виду. Двое мужчин спрыгнули в сад. В монашеском облачении и босые, Хаджи и его напарник крались по рыхлой земле, стараясь не производить шума. Держась в тени стены они подобрались ко входу в крыло, куда поселили англичанку. Когда окрыли дверь, петли заскрипели, и мужчины замерли, схватившись за рукоятки кинжалов. В напряженном ожидании прошло несколько томительных секунд. Убедившись, что все спокойно, они продолжили вторжение и проникли в здание. Прислушиваясь к малейшим шорохам, мужчины устремились по темному коридору к лестнице. Как выяснил Хаджи из разговора со стражником на воротах, женщину разместили на втором этаже. Ей дали комнату с лучшим видом на залив.

Лазутчики поднялись по узким ступенькам наверх, пересекли лестничную площадку и очутились на пороге просторной комнаты, где стояла большая кровать и изящная скамья для молений. В затемненном помещении выделялась белая ночная рубашка неподвижно лежавшей женщины. Она спала, разметав по подушкам золотистые кудри. В темноте ее кожа казалась алебастровой.

На мгновение мужчины застыли, зачарованные волшебной прелестью красавицы, заключенной в монастырских стенах. Их хозяин, несомненно, оценит ее совершенство по достоинству.

По знаку Хаджи они быстро двинулись вперед. Смуглая рука зажала ей рот, и повязка легла на глаза, прежде чем она успела их открыть. Мгновение спустя ее связали по рукам и ногам, Хаджи воткнул ей в рот кляп и взвалил ее себе на плечи.

Кто ее похитители? — гадала Трикси, поражаясь собственному хладнокровию. Она сознавала, что нервничать в ее положении смысла не имеет. Неужели это Гросвеноры забрались так далеко? Или Клуары? А где были монахи, несущие караул? И тут ее пронзил холод ужаса. Неужели и Криса тоже взяли? Господи, нет, взмолилась она. Он слишком мал, чтобы испытать столь грубое ночное вторжение. Слишком мал, чтобы быть оторванным от матери. Охваченная внезапным приступом безумия, она начала извиваться и молотить похитителя руками и ногами, стремясь освободиться. Паника придала ей силы.

Резко остановившись, Хаджи шепнул что-то своему компаньону и зажал ей нос и рот рукой, перекрыв доступ воздуха.

В считанные секунды Трикси потеряла сознание, и Хаджи быстро выбежал из здания. Промчавшись по саду, он подал безжизненное тело мужчинам на стене. Подтянув Трикси вверх, офицеры завернули ее в простой темный плащ и вручили всаднику, ожидавшему их по другую сторону монастырской стены. Перекинув ношу перед собой, седок спокойно направил лошадь прочь от монастыря.

Было три часа тридцать минут. До рассвета оставалось два часа.

Два часа до очередной смены монастырского караула.

Когда Паша заметил скачущего во весь опор навстречу им монаха, всадник и лошадь были едва различимыми точками на горизонте. Но черные развевающиеся одежды тотчас послужили ему сигналом тревоги. Стеганув плетью коня, он отделился от обоза, следовавшего дорогой в Навплион, и ринулся к маячившей впереди цели, моля Бога, чтобы его дурные предчувствия не оправдались.

Трикси и Криса хорошо охраняли. Об их присутствии в Навплионе практически никто не знал. Он отсутствовал всего один день. Но монах нещадно гнал лошадь, и Паша ощутил приступ страха.

Когда отделявшее их расстояние позволило ему увидеть выражение лица человека, Паша подумал самое худшее. Поравнявшись, мужчины натянули поводья и остановились. Сердце Паши отзывалось гулкими ударами, а страх за судьбу Трикси парализовал способность думать.

— Она жива? — воскликнул он нетерпеливо, желая узнать самое главное.

— Ее похитили люди Хуссейна Джеритла. Вам оставили сообщение, — выпалил всадник и вытащил из патронташа смятую записку.

Развернув ее, Паша прочитал несколько слов, написанных по-арабски.

«Если тебе нужна англичанка, приезжай и забери ее». Он взглянул на солнце, оценивая время.

— Когда это случилось?

— Незадолго до рассвета.

— А мальчик?

— С ним все в порядке.

Даже в том состоянии шока, в котором он пребывал, Паша испытал мимолетное облегчение. Крис, слава Богу, не пострадал. Ему следовало взять мальчика и мать с собой, подумал он, или, еще лучше, отправить их назад, как только увидел их в Навплионе. Но он понимал, что любое решение чревато опасностью. Защитить их было непросто. Проклятие!

Он должен убить Хуссейна.

— Я не могу сопровождать обоз в Навплион, — объявил он Макрияннису, подъехав к отряду. Принятое решение вернуло ему хладнокровие. — Хуссейн похитил Трикси. Я должен ее освободить.

— Генерал в Наварине находится в гуще армии. Тебе понадобится помощь.

Паша покачал головой:

— Лучше я поеду один.

— Это самоубийство.

— Раз у нас нет сил противостоять его армии, мне придется рисковать.

Паша проверил свои запасы воды, прикидывая в уме, какое количество ему понадобится, чтобы проделать столь дальний путь.

— Тогда поедем вдвоем. Только возьмем еще кого-нибудь, кто присмотрит за лошадьми, пока мы совершим вылазку в лагерь, — предложил Макрияннис. — Мы перережем Хуссейну горло, пока он будет спать.

— Тебе не нужно в этом участвовать, — возразил Паша.

— А тебе не нужно сражаться на моей войне. Черт, если повезет, — продолжал он, — мы сможем проникнуть в лагерь и убраться оттуда незамеченными.

Но оба хорошо понимали, сколь велик риск и сколь ничтожны их шансы. Хуссейна охраняли так же, как любимую жену султана.

— Я не останусь перед тобой в долгу, — обронил Паша.

— Не надо об этом говорить. Ты трижды спасал мне жизнь, мой друг. Ты готов?

— На этот раз я убью его, — холодно заявил Паша, проверив остроту кинжального клинка, прежде чем снова засунуть его за пояс.

— Поскольку ты не собираешь военные трофеи, я возьму его уши.

— Милости прошу, — мрачно отозвался Паша. Опасаясь соглядатаев, они оставили обоз, сославшись на то, что должны выполнить еще одно правительственное поручение, и поскакали в направлении Навплиона и, только оказавшись вне поля зрения обоза, сменили направление и помчались на запад.

Как только похитители выехали за пределы Навплиона, Трикси развязали и пересадили на отдельную лошадь. В окружении офицеров Хуссейна она не могла сбежать, тем более что поводья ее скакуна тоже находились в руках одного из них. Охваченная страхом, она все же была счастлива, что Криса не тронули. Обращались с ней почтительно. Один офицер даже пробовал говорить по-английски. Используя смесь английских и арабских слов, а также язык жестов, он пояснил ей, что ее везут в Наварин, к их господину Хуссейну Джеритлу.

Она знала, кто такой Хуссейн, но виду не подала. Из осторожности. Теперь она поняла, что ее похищение связано с Пашей и доставленным им в Навплион гаремом. Если Хуссейн захватил ее из-за Паши, то ее жизни в настоящий момент ничто не грозит. Ее должны доставить к нему в целости и сохранности.

Трикси овладело странное чувство умиротворения, словно все происходящее ее не касалось. Возможно, добираясь из Кента в Грецию и преодолев за последнее время столько невзгод, она закалилась и научилась противостоять бедам. Страх больше не владел ее душой, и она могла спокойно обдумывать планы своего возможного спасения. Оглядываясь, Трикси старалась запомнить достопримечательности ландшафта на случай, если ей придется возвращаться. Турки не собирались ее убивать, рассчитывая скорее всего получить за нее хороший выкуп. Малоутешительная мысль. Но смерть ей не грозила.

К тому же вера Трикси в Пашу не знала границ.

Она была уверена, что он придет ей на выручку.

Турки скакали ровным галопом, сделав только одну остановку в деревне, где пополнили запасы воды и покормили лошадей. Ей тоже предложили горсть фиников и воду, но слезть с лошади не разрешили. У Трикси сложилось впечатление, что они должны прибыть в Наварин не позднее назначенного срока.

Отставая от похитителей на четыре часа, Паша и Макрияннис мчались во весь опор. Экономя драгоценное время, они неслись не по дороге, а напрямик, по пересеченной местности. В какой-то момент свернули на опасную горную тропу, рассчитывая сократить путь вдвое. Ехали молча. Ни ситуация, ни бешеная скачка к беседе не располагали. Обученные убивать и хорошо поднаторевшие в этом за годы войны с турками, они понимали, что должны сделать.

Исполнение их миссии зависело от конкретных обстоятельств, с которыми они столкнутся, въехав в Наварин.

Как только они въехали в военный лагерь, раскинувшийся вокруг Наварина, тревога Трикси значительно возросла. За ней следили сотни пар мужских глаз. Что ее ждет впереди? Станет ли турецкий генерал встречаться с женщиной, или ей предстоит иметь дело с его секретарями? Как с ней будут обращаться? Усталость многочасового пути в седле начинала сказываться, притупляя эмоции.

Перед элегантным павильоном всадники наконец остановились. Двое из них спешились и вошли внутрь. Вскоре до нее донеслись гневные крики мужчины на незнакомом ей языке.

После длительной паузы в шатре раздался взрыв смеха.

Холодного и злорадного.

Несколько минут спустя оттуда вышел мужчина и быстро заговорил. Один из ее похитителей спрыгнул на землю и, подойдя к лошади Трикси, стащил ее с седла.

Оказавшись на земле, она покачнулась. Похититель был с ней груб и довольно бесцеремонно подтолкнул ее ко входу в шатер.

Прижимая к себе черный плащ, она двинулась вперед. Все происходящее казалось ей дурным сном. Как нужно себя вести в плену у турецкого генерала? Чего он хочет? Впрочем, догадаться нетрудно. Трикси вздернула подбородок и распрямила спину, чтобы не выдать своего страха. Но решимость ее поколебалась, как только она вошла в шатер и увидела устремленные на нее взгляды десятков мужчин.

— Кто-нибудь говорит по-английски? — спросила она.

Мужчина, сидевший в кресле, установленном на небольшом возвышении, смотрел на нее из-под полуопущенных век. Щелкнув пальцами, он бросил несколько команд, и один из присутствующих вышел из шатра.

«Паша-бей не утратил вкуса к красивым женщинам», — подумал Хуссейн. Златокудрая красавица даже в скромном черном плаще выглядела ослепительной. Она вполне могла заменить целый гарем. Он сообщил об этом гостям, явившимся на ужин, и все с облегчением рассмеялись.

Трикси догадалась, что улучшение настроения имело к ней непосредственное отношение. Она уже сообразила, что человек на позолоченном походном кресле, вызвавший дружное веселье, и был Хуссейн Джеритл. Как ни странно, на нем была европейская униформа, напоминавшая форму кавалерийского офицера из наполеоновской армии.

— Вы говорите по-французски? — спросила Трикси. Его сдержанный ответ имел ярко выраженный парижский акцент, после чего он снова заговорил с подчиненными на своем языке, судя по тону, что-то им приказал.

И действительно, все как один поднялись и покинули шатер.

— Подойди сюда, — велел генерал и поманил Трикси к себе. — Паша-бей привез тебя издалека для собственного развлечения. Хочу посмотреть поближе, что он нашел в Англии.

«Благообразный французский парижанина имел легкий налет марсельского говора», — промелькнуло у Трикси, когда, подчинившись приказу, он подошла к турку. Значительность его личности сразу как-то померкла, ведь и он учил этот иностранный язык, как и другие простые смертные. Выходит, он не всегда был высшим военачальником, вершившим людские судьбы. Еще, размышляла она на более личном уровне, он не очень-то хотел делить с ней общество. «Чисто мужской феномен», — заключила она.

— Он не привозил, я сама приехала.

На его лице появилось подобие улыбки.

— Английская искательница приключений. Сними плащ. У нас с Пашей-беем одинаковый вкус на женщин. Я хочу получше тебя разглядеть.

— А если я откажусь?

— При данных обстоятельствах это будет глупо, — ответил он мягко. — Мои люди привезли тебя мне на утеху.

— Я предпочла бы здесь не задерживаться.

— Женщины в моем мире не вправе собой распоряжаться. А сейчас ты находишься в моем мире. Будь добра снять плащ.

Подчинившись, Трикси попыталась оценить границы ситуации, в которую попала, взвесить шансы на побег и насколько ей необходимо демонстрировать послушание, чтобы сохранить надежду на освобождение. Она сбросила плащ и осталась в ночной сорочке.

Человек, никогда не отказывающий себе в удовольствии, Хуссейн искренне поразился невинности стоявшей перед ним женщины. С белой кожей, золотом волос и пышными женственными формами.

— Сними и это тоже. — Он жестом указал на ночную сорочку.

— Мне бы не хотелось.

— В таком случае я приглашу двух офицеров, чтобы помогли тебе раздеться. Они с радостью выполнят приказ. Когда я вдоволь натешусь тобой, отдам тебя им, если не будешь послушной.

— Может, мне самой их позвать? — Трикси вопросительно вскинула брови, приняв брошенный ей вызов.

Генерал улыбнулся, и его глаза потеплели.

— Как тебя зовут?

— Беатрикс.

— И вправду благословенная. А теперь будь благоразумной. Разденься, или я сам тебя раздену. Это может быть приятным или неприятным. Тебе решать. — Его взгляд похолодел, а в голосе появились пугающие нотки безразличия. Он пошевелился, словно собирался встать.

— Смогу ли я принять ванну?

Трикси хотела отсрочить неизбежное, выиграть время.

— Нет ничего невозможного, когда распоряжаешься целой армией. Пелопоннес под моим контролем, и военная добыча в моих руках, — хвастливо заявил он. — Но я не наивен, Беатрикс. Сними рубашку, чтобы я мог полюбоваться тем подарком, что преподнесли мне мои офицеры в качестве части выкупа за свою жизнь. Теперь они должны доставить мне еще и твоего любовника.

— Я здесь в качестве приманки?

Цель ее похищения стала более чем ясной.

— И самой обольстительной. Если я не заблуждаюсь относительно благородства Паши-бея, он появится с минуты на минуту. А тебе известно, что он отнял у меня женщину, которую я приобрел на невольничьем рынке в Константинополе, и отправил ее домой в Грузию, чтобы она мне не досталась? Чрезвычайно неприятные воспоминания. Как и его противостояние в этой войне. Давай же, доставь мне удовольствие и можешь принимать свою ванну, — продолжал он уговаривать свою пленницу. — Тогда, возможно, я не сразу убью твоего возлюбленного.

Ее испуг вызвал у него сардоническую улыбку. Необычайно хитрый, он выжил в борьбе за власть в султанской армии благодаря умению лучше других понимать слабости человеческой натуры.

— Если будешь послушной, возможно, я позволю ему жить… еще какое-то время.

Она поднесла руки к шее, чтобы расстегнуть маленькие пуговки ворота. Только легкое дрожание пальцев выдавало ее отвращение. Взгляд ее оставался спокойным, а осанка прямой и гордой. Эта женщина была гораздо сильнее тех, кого он до этого брал в плен или покупал. Хуссейн был заинтригован. Именно с нее он и начнет строить новый гарем. Она родит ему кучу великолепных сыновей. Придется поблагодарить Пашу-бея, прежде чем лишить его жизни.

В абсолютной тишине она расстегнула крохотные перламутровые пуговки на воротнике и манжетах и стащила с себя сорочку, которая упала на застеленный коврами пол. Перешагнув через нее, Трикси, отбросила ее ногой в сторону, глядя на Хуссейна в упор, и сказала:

— А теперь я хотела бы принять ванну.

Он ухмыльнулся.

— Что за женщина! — восхитился он. — Мне не терпится ответить на твой вызов. Можешь искупаться, а потом встретимся в моей постели и посмотрим, кто в конце концов победит. — Его взгляд медленно скользил по ее телу и остановился на пышной груди. — Все мужчины будут мне завидовать, моя английская Беатрикс. Если ты и в постели доставишь мне столько же удовольствия, я, возможно, сделаю тебя своей женой.

— Я убила своего первого мужа.

— Меня ты не убьешь, — ответил он, оставшись равнодушным к ее словам. Воюя всю свою сознательную жизнь, Хуссейн Джеритл не боялся смерти. Он произнес что-то по-турецки, и откуда-то из глубины шатра материализовался слуга. — Увидимся после того, как ты примешь ванну, — произнес он любезно. — Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к Джамилю, он говорит по-французски.

Хуссейн сошел с возвышения и направился к ней. Трикси напряглась.

— Все-таки ты меня боишься. — Он провел пальцем по одному из ее сосков, и она отшатнулась. Тогда он сдавил сосок так, что она вскрикнула. — Ну вот, — прошептал он, отпустив сосок. — Теперь ты поняла, кто здесь главный. — Кивком он велел слуге подойти и заговорил с ним низким, сдержанным тоном, затем снова обратился к Трикси: — Ступай за Джамилем, он позаботится, чтобы ты ни в чем не нуждалась, — промолвил он ласково и направился к выходу.

Трикси подняла с пола плащ и, накинув его, последовала за слугой. Ее сердце учащенно билось. Она понимала, что Хуссейну нельзя отказать, равно как и отговорить или убедить в чем-то. Так что придется ей лечь с ним в постель.

Но страшнее всего была его угроза в адрес Паши. Может ли она сделать что-нибудь, чтобы спасти его? Похолодев от ужаса, Трикси прошла за слугой в соседнюю комнату, оказавшуюся не менее роскошной, чем предыдущая.

— Прошу, мадам, — пригласил Джамиль, указав на покрытую шелком кушетку. — Сейчас принесут ванну. Хотите чего-нибудь перекусить или выпить?

Человек в стрессовом состоянии обычно не испытывает голода. Однако Трикси за весь день съела лишь горстку фиников и выпила несколько глотков воды.

— Да, с удовольствием перекусила бы, — ответила она.

— Продовольственные припасы генерала весьма разнообразны. Скажите, чего желаете.

— Кусок говядины с картофелем. И чашку шоколада.

Джамиль с трудом скрыл свое изумление. Дама имела отнюдь не дамский аппетит. Женщины из гарема Хуссейна в основном ограничивались цукатами и шербетом. Он с поклоном удалился, чтобы распорядиться насчет ванны и необычного меню.

Оставшись в одиночестве, Трикси принялась разглядывать убранство покоев, затем поднялась с кушетки. Помещение, в котором она находилась, было крохотным, но роскошным и, судя по всему, служило чем-то вроде приемной. Вся мебель состояла из кушетки, стула и низенького столика, на котором стоял отделанный золотом кальян. Она узнала его, потому что видела в книге о путешествиях по Востоку. В помещении имелось три выхода, задрапированных красными шелковыми шторами. Она попала сюда через первый, через второй вышел Джамиль. Трикси приблизилась к третьему и осторожно заглянула за шелковую занавеску.

Ее взгляд уперся в спину вооруженного стражника. За ним виднелась широкая тахта с многочисленными подушками. «Должно быть, это спальня Хуссейна», — решила она, опуская полог. Интересно, останется ли охранник в комнате, когда она будет ублажать Хуссейна?

Она не вынесет этого. Трикси в отчаянии упала на кушетку. Как справиться с этой ужасной, свалившейся на нее бедой? Но еще больше мучило ее то, что она не представляла, как предупредить Пашу о грозящей опасности, как помочь избежать силков, расставленных ему Хуссейном.

О том, чтобы убить Хуссейна, пройти мимо вооруженной стражи, выбраться из лабиринта палаточного города и найти дорогу в Навплион, нечего и думать.

Но Трикси тут же напомнила себе, что все еще жива. Паша тоже жив. Ужасно, что придется лечь в постель с Хуссейном. Но пережить это можно. И если существует хоть малейшая возможность предупредить Пашу об опасности, она не должна ее упустить.

Итак… сначала ванна. Или еда? Конечно же, еда. Ей надо набраться сил, чтобы провести ночь с турецким генералом.

Трикси распрямила спину и, разгладив складки плаща, обвела взглядом комнату. Ей придется принять ванну и перекусить. Сможет ли она потянуть время? Как бы то ни было, стоит попробовать.

Слуга принес поднос со сладостями и миской шербета.

— Говядину уже готовят, придется подождать, — пояснил он вежливо. — А пока можете полакомиться сладостями. Ванну принесут с минуты на минуту.

— Но я предпочитаю сначала поесть. Принесете ванну после ужина. — Трикси сожалела, что у нее нет часов, но отсрочка в любом случае была отсрочкой, даже если она не имела возможности следить за ходом времени. Сладости выглядели заманчиво: маленькие пирожные, конфеты, засахаренные финики и фиги, небольшой кувшин с ликером в центре живописной композиции. Оправленная в золото чаша для напитка цвета шафрана. В центре на груде колотого льда возвышалось разноцветное мороженое на тарелках из тонкого белого фарфора. Лед в летнюю жару, посреди военного лагеря. В комфорте Хуссейн себе явно не отказывал.

Даже гарем возил с собой, во всяком случае, до недавнего времени. Любовные услады на фронте. В эту ночь ей самой предстояло сыграть роль одной из его наложниц. Эта мысль обескураживала, и ее рука потянулась к кувшину с алкоголем. Возможно, спиртное смягчит горечь предстоящего испытания. Ароматный ликер, приправленный какой-то цветочной эссенцией, имел вкус персиков. Сладкий и холодный, он подействовал успокаивающе. По жилам разлилось приятное тепло. Мороженое выглядело соблазнительно, и она придвинула к себе блюдечко с розовым льдом.

Джамиль опустил полог, он выполнил свою миссию. Женщина попробовала нектар. Генерал останется доволен. Вскоре ей понадобится одежда полегче.

Когда Джамиль принес ярко-красный шелковый халат, Трикси поблагодарила, но отказалась его надеть. Ей и так хорошо. Плащ ее вполне устраивает. Он не стал спорить. Ни один слуга Хуссейна не осмелился бы нарушить этикет.

Но шелковый халат все же оставил.

Мороженое было превосходным и имело вкус граната. Она распахнула шерстяной плащ и потянулась за мармеладом, обсыпанным сахаром. Вполне естественно, что она проголодалась, ведь она целый день ничего не ела, рассуждала Трикси, поддев ложечкой кусочек глазированного пирожного с миндальной начинкой, ее любимой. Не устояв перед искушением, она съела и два других и, почувствовав жажду, сделала несколько глотков охлажденного ликера.

Спустя некоторое время она бросила взгляд на шелковый халат. Воздушный, светящийся, со свободными рукавами и тонкими, инкрустированными драгоценными камнями застежками, он лежал перед ней на кушетке.

Ничего дурного не случится, если она его потрогает. Его богатая ткань манила своей почти осязаемой чувственностью. И Трикси в сердцах сердито отшвырнула его.

Поскольку аппетит и жажда все усиливались, она принялась с жадностью поглощать выставленные перед ней яства. Беспокойство рассеялось как дым.

Трикси восприняла это как должное и больше не испытывала страха перед встречей с генералом. С каждой проглоченной конфетой образы реального мира все больше тускнели, память о прошлом отходила на второй план.

Когда Джамиль принес ей ужин, она проглотила его без остатка, но голод так и не утолила. Шоколад был волшебным. Трикси запила его чашечкой охлажденного персикового нектара.

Трикси бросило в жар, по телу ручьями струился пот. Слуги внесли ванну из перегородчатой эмали, установили посреди комнаты и удалились.

Убедившись, что осталась одна, Трикси с облегчением сбросила плащ. Вода была чуть теплой. Словно кто-то догадался, что она вся горит. Желание освежиться при столь мрачных обстоятельствах заставляло Трикси чувствовать себя развращенной и вызывало легкие укоры совести. Но она словно под гипнозом шагнула в ванну и погрузила тело в воду. В нос ударил дурманящий аромат роз. На водной поверхности расходились маслянистые круги благовония. Заметив каплю благовония на предплечье, она с наслаждением втерла кончиками пальцев скользкую жидкость в кожу.

Возникло легкое пощипывание, вслед за чем она ощутила блаженное тепло. Как восхитительно чувствовать одновременно тепло и прохладу, умиротворенность и восторг. Шумы, проникавшие извне, исчезли, и теперь ее окружали покой и благоуханная тишина шелкового шатра.

Откинувшись на борт ванны, расписанной сценами охоты в пустыне, Трикси закрыла глаза.

Хуссейн Джеритл, стоявший на коленях возле ванны, улыбнулся. Не поворачивая головы, он тихо обратился к Джамилю. Тот, в свою очередь, отдал распоряжение слугам, вошедшим вместе с Хуссейном. Разложив на низком столике принесенные предметы, слуги тихо удалились.

— Останься, — велел Хуссейн стройному молодому человеку, больше похожему на адъютанта, чем на слугу. — Мне понадобится твоя помощь.

— Она придется вам по душе, хозяин. Эту женщину отличает непомерный аппетит.

— Она отведала персикового нектара?

— Как видите, хозяин, — ответил Джамиль с легкой улыбкой. — Она изнывает от жара.

Темный взгляд Хуссейна, прикованный к Трикси, подернулся задумчивостью.

— И много она выпила?

— Весь кувшин, хозяин. Хуссейн опешил:

— Весь?

Джамиль снова улыбнулся:

— Несмотря на тяжелый, шерстяной плащ. Опиум и мандрагора сделали свое дело. И будут действовать всю ночь.

— В таком случае нужно использовать ее с максимальной отдачей. — Хуссейн поднялся на ноги, распираемый похотью, о чем свидетельствовали плотно натянувшиеся в паху кавалерийские брюки. — Отмени все мои встречи на два дня.

— А если в это время явится француз?

— Пусть посидит за решеткой, пока я не закончу. Я выведу ее к нему, перед тем как он умрет.

— Приятного времяпрепровождения, эфенди.

— Принеси мне халат, — приказал Хуссейн, расстегивая брюки.

Когда несколько секунд спустя Джамиль вернулся, отдав распоряжения слугам Хуссейна, тот уже снял униформу и облачился в шелковый кафтан, принесенный Джамилем.

— Прикури мне кальян, — велел он, направляясь к дивану. — Сегодня нам спешить некуда. Никаких военных действий не намечается, пока не получим поставки провианта и амуниции с Крита. Вытри ее полотенцем и принеси сюда.

Заняв на шелковом диване удобную позу, Хуссейн потянулся за кальяном и, взяв в рот золотой мундштук, сделал глубокую затяжку.

Джамиль вытащил Трикси из воды и поставил на пушистый ковер. Пока он вытирал ее, она стояла покорная и разгоряченная. Ее разум пребывал в теплом опаловом тумане, в то время как тактильные ощущения приобрели невероятную остроту, разжигая внутри пожар желания и наполняя воображение образами Паши.

— Она, похоже, готова, — констатировал Хуссейн.

— Мак расслабляет и навевает сон, в то время как мандрагора вызывает видения. Она испытывает блаженство.

— Вскоре она почувствует кое-что другое, — произнес Хуссейн со сладострастным блеском в глазах. — Интересно, англичанки испытывают оргазм или они слишком холодны?

— С учетом того количества мандрагоры, что она употребила, для нее нет ничего невозможного.

Джамиль взял с подноса банку. Когда он открыл ее, воздух наполнил густой, терпкий аромат серой амбры и мускуса.

Ноздри Трикси затрепетали. Ароматические испарения источали запах знойной страсти. Она сделала глубокий вдох, и ее память наводнили пленительные воспоминания о неистовом, огнедышащем, безумном и упоительном сексе с Пашей.

Ей раздвинули ноги и нанесли на лобок небольшое количество благовонной мази. Легчайшее касание напомнило ей воздушный трепет бабочкиного крыла. От этих легких прикосновений зарождавшаяся внутри ее пульсация тотчас взмыла на новый, пленительный уровень. Но когда мягкие, шелковистые поглаживания переместились ниже, ее охватила свирепая, необузданная страсть, и она издала глубокий грудной стон. Желая продолжения, она сделала шаг вперед в поиске желанного удовлетворения, но покачнулась.

Джамиль ловко подхватил Трикси, подставив плечо под изгиб ее бедра.

— Ее возбуждение достигло пика, эфенди, — пробормотал Джамиль.

— В таком случае нам стоит ее развлечь, не правда ли? — ответил Хуссейн вкрадчиво. — Помоги ее разгоряченному нутру. Дай ей что-нибудь из того. — Он указал на игрушки для сексуальных игр, разложенные на подносе, и сделал еще одну затяжку гашиша. — Ты когда-нибудь обладал англичанкой? — осведомился Хуссейн.

— Однажды, в парижском борделе, — ответил Джамиль, выбирая предмет на подносе.

Шокирующие слова «парижский бордель» проникли в замутненное сознание Трикси. Она попыталась открыть глаза, но ресницы показались ей невероятно тяжелыми, и мимолетный импульс исчез в золотистом мареве. Ее обостренные чувства кипели и пузырились, внутри клокотало, пенясь, расплавленное ядро ее естества. Ее обуздало дикое, неукротимое желание довести любовную игру до логического завершения.

— Паша, — прошептала она сладострастно. Его имя было для нее созвучно бушевавшей в ней животной страсти.

Джамиль перевел взгляд на хозяина:

— Она упомянула его имя. Хуссейн пожал плечами.

— Она примет кого угодно. Давай ее сюда, — велел он, жестом указав на стол перед ним.

Взяв Трикси на руки, Джамиль поднес ее к столу и усадил на его полированную поверхность.

— Она в состоянии меня слышать после такого количества выпитого?

— Если будете говорить очень медленно.

— Раздвинь… ноги… моя дорогая.

Хуссейн нежно дотронулся до ее бедер, и Трикси повиновалась. Лихорадочная пульсация крови в промежности заставила ее содрогнуться. В поисках удовлетворения она подняла бедра, расплавленная амбра затекла внутрь, еще сильнее дразня и подстегивая ее неуемное желание. Она издала сладострастный стон.

— Она становится нетерпеливой, Джамиль. Давай проверим, сумеет ли эта новая машинка временно утолить ее похоть.

Устройство цвета бирюзы было изготовлено из блестящей флорентийской кожи. Когда Джамиль взял приспособление, золотые детали упряжи мелодично звякнули. Устройство следовало вводить очень медленно. Даже в состоянии крайнего возбуждения и при обильной смазке Трикси дернулась, ощутив проникновение. Когда огромный стержень частично погрузился внутрь, она всхлипнула. Ее ткани растянулись до предела.

Осторожно двигая устройство вперед, Джамиль производил поглаживающие, вращательные движения, преодолевая каждый раз небольшое расстояние. Так продолжалось до тех пор, пока в ней не скрылся последний участок бирюзовой кожи. Заполненная до отказа и трепещущая, она сотрясалась, как в ознобе, бесчувственная ко всему, кроме образов Паши, наводнявших ее воображение, и ненасытного сексуального томления. В преддверии оргазма Трикси едва могла дышать.

— Давай, — скомандовал Хуссейн, не сводя с нее глаз. Джамиль слегка нажал, и Трикси закричала. По мере того как острота ощущений нарастала, ее крик становился все пронзительнее. Экстаз, казалось, не имел предела. Наркотики раздвинули до бесконечности границы ее восхитительного наслаждения. Хуссейн потянулся за бутылочкой с испанскими мушками и проглотил двойную дозу.

— Она, несомненно, женщина ненасытного сексуального аппетита, — пробормотал он. — Но мне следовало раньше догадаться об этом. Ведь она обслуживала Пашу-бея… — Хуссейн снова взялся за трубку, чтобы вдохнуть очередную порцию гашиша, и вообразил на миг, какие наслаждения сулит ему его новое приобретение. Выпустив кольцо дыма, он приказал: — Пусть она пройдется передо мной, чтобы я мог полюбоваться ее бледной английской красотой.

— Она, вероятно, не сможет передвигаться с этой огромной штуковиной внутри, хозяин.

На губах генерала заиграла сластолюбивая улыбка.

— Давай проверим.

Пока, лежа на столе, Трикси плавилась в белом пламени беспамятства животной похоти, Джамиль застегнул на ее талии бирюзовый кожаный пояс. Под воздействием веществ, вызывающих усиление либидо, ее тело распирало одно неукротимое желание. Когда Джамиль застегнул пряжки двух ремней спереди и сзади, она ощутила в себе незначительное движение. Но мгновение спустя, когда он туже подтянул первый ремень и искусственный орган еще глубже погрузился в нее, Трикси с шумом втянула в себя воздух. Простеганный у основания ошейник сжал ее воспаленную вульву. После того как был затянут второй ремень и давление возросло, трение о нежные ткани спровоцировало прилив нового, умопомрачительного оргазма.

Хуссейн вытряхнул на ладонь еще одну порцию насекомых. Возможно, чтобы удовлетворить эту англичанку, ему потребуется сделать три тысячи движений.

Джамиль отер разгоряченное тело Трикси смоченной душистой водой тряпицей и предложил питье, чтобы остудить внутренний жар, после чего положил ее на подушки.

— Когда она немного успокоится, — сказал Хуссейн, — поставь ее на ноги. Я хочу посмотреть, как она прогуливается в этой прелестной сбруе.

После короткого промежутка времени Хуссейн заставил Джамиля поднять Трикси на ноги. Но при малейшем изменении положения ее тела устройство внутри ее приходило в движение, стимулируя и без того чувствительную плоть. Ее сознание затуманил очередной прилив невиданного наслаждения, и Трикси замерла. Ее глаза закатились, а тело сотрясли накаты лихорадочной дрожи.

Но Хуссейн велел, чтобы она прошлась, и Джамиль осторожно потянул ее за руки. Послушная под воздействием наркотических веществ, она сделала шаг и снова испытала сокрушительное удовольствие от крепко привязанного к ней приспособления. Подхватив ее за талию, чтобы не упала, Джамиль отнес ее на диван и положил рядом с генералом.

— Нам придется дать ей больше времени для отдыха, заметил Хуссейн, лаская пышную грудь Трикси, обрадованный ее ненасытным аппетитом. — Через час степень ее возбуждения снизится. Налей нам немного вина, Джамиль, пока мы будем ждать. Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы захватить в плен Пашу-бея?