Прикосновение любви

Глава 6

Голос Тамары прервался от волнения. Герцог же спокойно сказал:

— Они не могли уехать далеко. Мы непременно найдем их!

С этими словами он пришпорил свою лошадь.

Вскоре всадники пересекли дорогу, которая служила естественной границей парка, и углубились в густой, почти непроходимый лес.

Тамара была в отчаянии. Ей казалось, что как только цыгане скроются под сенью этих высоких, развесистых деревьев, отыскать их будет практически невозможно.

Наверняка у этого вечно кочующего народа есть тайные тропы, по которым они передвигаются с места на место. Сомнительно, чтобы герцог знал их.

Однако он уверенно продвигался вперед, и после нескольких поворотов они вдруг выехали на тропу, не слишком широкую, но достаточно просторную для того, чтобы по ней могла пройти цыганская кибитка.

Тут же ей в глаза бросились глубокие следы колес. Но ведь их могли оставить и тележки, в каких обычно разъезжают по лесным дорогам дровосеки…

Герцог все так же уверенно ехал вперед. Тамаре хотелось спросить, куда они направляются и откуда ему известно, что они движутся в правильном направлении, но от волнения она не могла произнести ни слова.

В голове сидела только одна мысль — цыгане увезли с собой Ваву неизвестно куда, и кто знает, удастся ли когда-нибудь отыскать малышку?..

В деревнях часто рассказывали разные истории о цыганах — о том, что они якобы воруют не только яйца, цыплят, уток и ягнят, но и маленьких детей.

Раньше Тамара никогда не верила этим россказням, считая, что у цыган вполне достаточно собственных детей.

Однако теперь, под влиянием обстоятельств, эти жуткие истории, передававшиеся из поколения в поколение и имевшие распространение в основном среди невежественных, безграмотных людей, боявшихся цыганского» дурного глаза «, вспомнились девушке и наполнили ее душу страхом за судьбу племянницы.

Чем дальше в лес углублялись Тамара и герцог, тем тревожнее становилось у нее на сердце.

Но вдруг они очутились на большой поляне, которая, судя по всему, уже много лет использовалась как лагерная стоянка.

На месте костра виднелись груды серого пепла, а на кустах и нижних ветвях деревьев были развешаны яркие, красочные накидки, однако самих цыган уже и след простыл.

Тамара уже собиралась обратиться к герцогу с вопросом, что же им делать дальше, как вдруг увидела Ваву.

Девочка выбежала на поляну из-под густой ели.

— Вава! — воскликнула Тамара.

Герцог ухватил за поводья ее коня. Девушка стремительно соскользнула на землю и бросилась к племяннице.

— Ой, тетя Тамара, я так испугалась! — захныкала Вава.

Тамара обвила девочку руками, и та горько разрыдалась.

Опустившись на колени, девушка прижала малышку к себе и попыталась успокоить:

— Все хорошо, родная. Мы ведь нашли тебя! Теперь ты в безопасности…

— Цыгане меня… бросили… — сквозь слезы начала лепетать Вава. — Они сказали, чтобы я стояла здесь… и никуда не уходила… А мне было так страшно… одной!..

— Ну, теперь я с тобой, — продолжала утешать девочку Тамара. — Дядя Говард и я отвезем тебя домой. Мы так долго тебя искали повсюду!

Она вытерла слезы у Вавы на щеках и, подхватив племянницу на руки, вернулась туда, где стояли лошади.

— Я могу посадить ее к себе, — предложил герцог.

И видя, что Тамара колеблется, обратился прямо к Ваве:

— Тебе ведь хочется прокатиться на Самсоне, правда?

На темных ресницах Вавы еще не высохли слезинки, но теперь она уже улыбалась. Девочка протянула к герцогу руки. Он ловко взял ее у Тамары и посадил в седло впереди себя.

— Вы сможете сесть на лошадь сами? — обратился он к Тамаре.

— В течение многих лет мне это удавалось без труда, — с иронией проговорила она.

И, не сдержавшись, тоже улыбнулась. Как чудесно, что они нашли Ваву целой и невредимой!

Тронув поводья, седоки направили лошадей обратно к дому.

— Я пришла посмотреть на того маленького пегого пони, — пустилась в объяснения Вава, — а цыганская леди сказала, что теперь я поеду с ними…

— Ты не должна была выходить из дому так рано, да еще одна, — с упреком сказала Тамара.

Однако в ее голосе не было строгости — девушка искренне радовалась, что им удалось найти пропавшую девочку.

— Но мне хотелось еще раз взглянуть на того пони, — возразила Вава.

И, глядя на герцога, прибавила:

— Цыгане очень сердиты на тебя, дядя Говард. Зачем ты приказал прогнать их?..

Помолчав с минуту, герцог ответил:

— Я придумал, что мы с тобой сделаем, Вава. Сегодня же — если, конечно, ты не очень устала — или в крайнем случае завтра мы пойдем ко входу в парк и посмотрим, не оставили ли цыгане каких-нибудь знаков другим цыганам, которые захотят разбить здесь лагерь.

— А что это за знаки? — с любопытством спросила Вава.

— Один из них означает:» Здесь живут добрые люди. Можно разбивать табор «, — пояснил герцог. — А другой —» Здешние жители не любят цыган «.

Поразмыслив, Вава убежденно произнесла:

— Наверное, наши цыгане оставили второй знак. Ведь ты же их прогнал…

— В том-то и дело! — согласился с девочкой герцог. — Вот я и предлагаю тебе вместе со мной изменить его. Тогда другие цыгане разобьют табор в нашем парке, и если у них есть пегий пони, ты сможешь смотреть на него, сколько душе угодно.

— Вот было бы здорово! — с восторгом воскликнула Вава.

— Но не вздумай снова отправиться туда одна, без меня! — умерила Тамара пыл племянницы. — Ты теперь видишь, что из этого может получиться…

— Прости меня… — пролепетала несчастная Вава.

Однако тут же снова повеселела. Удобно устроившись рядом с герцогом, она положила руки на поводья и с гордостью произнесла:

— А я еду на Самсоне, как Шандор!

— Самсон слишком велик даже для Шандора, — с улыбкой заметил герцог. — А уж тебе еще надо расти и расти, прежде чем ты сможешь ездить на нем!

— Но зато когда я вырасту, то буду прыгать на нем через барьеры, — доверительно сообщила Вава.

— Боюсь, что к тому времени, когда ты вырастешь, Самсон совсем состарится!

— рассмеялся герцог.

Слушая этот разговор, Тамара про себя изумлялась — ей и в голову не могло прийти, что герцог способен на такую доброту к ребенку. Да он, оказывается, может находить общий язык с детьми!

Сейчас, когда тревога за Ваву прошла, Тамара с удивлением заметила, как красив герцог и как изумительно он держится в седле. До этого она не могла думать ни о чем другом, как только о потерявшейся малышке. Теперь же, глядя на герцога, Тамара поневоле залюбовалась им. Правильные черты его лица, казалось, принадлежат античной статуе, а на коне он сидел так статно, будто составлял с ним одно целое.

Даже циничная ухмылка, так портившая его рот, была почти незаметной, а в глазах герцога светился добродушный огонек, которого Тамара раньше никогда не замечала.

Всадники въехали в парк, и Вава потребовала, чтобы коней пустили в галоп.

Чтобы доставить ей удовольствие, герцог пришпорил Самсона, а Тамара — свою лошадку.

Наконец, уже при подходе к замку, девушка предложила:

— Может быть, проедем прямо на конный двор? Я знаю, что Эбби тоже очень беспокоится за Ваву. Ему будет приятно узнать, что мы нашли ее…

Герцог ничего не ответил, лишь ласково улыбнулся ей. Заслышав стук копыт по булыжнику конного двора, Эбби поспешно выбежал из конюшни и в восторге воскликнул:

— Так вы нашли мисс Ваву, ваша светлость! Слава Богу! Как я рад, что она цела и невредима…

— Да, Эбби, к счастью, с ней ничего не случилось, — успокоил его герцог.

Старый конюх попытался снять Ваву с коня, но она громко запротестовала:

— Нет, я хочу, чтобы Самсон прыгнул через барьер! Пожалуйста, дядя Говард, разреши мне прокатиться по полю…

— Боюсь, ты не сможешь удержаться в седле без меня, — с улыбкой возразил герцог. — Лучше мы сделаем так — я с Самсоном перепрыгну через ворота, а ты постоишь и посмотришь. Договорились?

— Хорошо, — согласилась Вава.

Она позволила Эбби спустить ее на землю. Тамара тоже спешилась и, взяв девочку за руку, отправилась вместе с нею к скаковому полю.

Герцог подал Самсона немного назад и тут же устремился к воротам. Конь шел уверенной рысью.

Этот прыжок герцог совершал не один десяток раз. Вот конь и всадник уже поравнялись с воротами… Вдруг Тамаре показалось, что сегодня этот барьер выглядит как будто выше, чем ей запомнилось по прошлому разу.

Конь выглядел очень грациозно. Да и всадник, сидевший на нем как влитой, был ему под стать.

Внезапно послышался стук — Самсон задел верхнюю планку. Та надломилась с грохотом пистолетного выстрела, но, к ужасу Тамары и Эбби, который не смог сдержать хриплого крика, не упала, как предполагалось, а осталась в воротах.

Передние ноги Самсона подломились, и он очутился на земле. Герцог вылетел из седла, перелетел через голову коня и упал на землю.

Тамара первая подбежала к нему. Наклонившись, она увидела, что глаза герцога закрыты. Ей даже показалось, что он не дышит.

Ужас охватил девушку. Она решила, что герцог мертв…

Направляясь из западного крыла замка к главной лестнице, Тамара увидела на ней двух мужчин, которые тихо переговаривались между собою.

Она знала, что один из них — местный доктор. За ним было послано сразу же после того, как герцога на импровизированных носилках доставили со скакового поля. Второй же, очевидно, был какой-то лондонский медицинский авторитет. Он прибыл в замок лишь несколько часов назад.

Весь вчерашний день после несчастного случая герцог пролежал без сознания.

Тамара справлялась о его здоровье каждый час, но ничего утешительного Уоткинс ей сообщить не мог.

Первая новость, которую Тамара услышала сегодня утром, была такова — герцог пришел в сознание, но испытывает сильные боли.

— Никогда не видел ничего подобного, мисс, — сокрушенно покачивая головой, уныло заметил Уоткинс. — Видно, дело и впрямь плохо. Хозяин не привык жаловаться, а сейчас стонет и стонет…

— Неужели доктор не может дать ему какое-нибудь лекарство, чтобы облегчить страдания? — воскликнула Тамара.

— Доктор Эммертон ждет прибытия сэра Джорджа Сеймура из Лондона, мисс, — пояснил Уоткинс. — Это знаменитый королевский врач. Лучшего и не пожелаешь!..

— Да, конечно, лучшего не пожелаешь, — задумчиво повторила Тамара. — Подождем доктора Сеймура.

Тамара сама не могла объяснить, что с ней происходит, но почему-то мысль о том, что герцог испытывает сильнейшие муки, ранила ее в самое сердце.

Уоткинс сказал, что герцог очень болен… Тамаре живо припомнились ее собственные чувства, когда она увидела распростертого па земле герцога и подумала, что он умер.

Какой мукой было наблюдать, как вызванные из замка слуги осторожно уложили своего хозяина на носилки и понесли в дом!

Еще несколько минут назад все было так чудесно — Тамара любовалась тем, как великолепно выглядит герцог верхом на Самсоне. И вот, подобно могучему дубу, он повержен и лежит на земле, беспомощный и неподвижный…

Почему-то это зрелище вызвало у нее слезы.

Всю ночь Тамара не сомкнула глаз — она думала о герцоге. Даже весть о том, что Шандор почти совсем поправился — во всяком случае, съел обильный завтрак и потребовал, чтобы ему разрешили встать с постели, — не развеяла ее тревогу.

Где-то в подсознании крутилась еще одна мысль. Тамаре не давала покоя загадка с барьером в виде ворот с пятью перекладинами.

Поднявшись с земли, чтобы дать слугам возможность уложить герцога на носилки и отнести в замок, Тамара обернулась и посмотрела на ворота. Почему верхняя перекладина не упала от удара лошадиных копыт, как это было задумано?

Подойдя поближе, девушка легко нашла разгадку. Дело в том, что перекладина была накрепко прибита гвоздями к боковым стойкам.

Более того — теперь Тамара убедилась, что первое впечатление ее не обмануло. Ворота действительно оказались выше почти на пять дюймов по сравнению с проектом герцога.

» Кто же мог это сделать?«— подумала Тамара.

Можно было без труда догадаться, что это дело рук кого-то из обитателей замка. Очевидно, кто-то из слуг настолько ненавидит своего хозяина, что задумал таким образом отомстить ему. Да и дурной пример перед глазами — волнения фермеров по всей стране.

И все же, сознавая, что герцог отчасти сам виноват в том, что произошло, Тамара не могла отделаться от мысли, что месть, пожалуй, оказалась слишком жестокой.

Все утро девушка дожидалась момента, чтобы услышать приговор сэра Джорджа.

И вот теперь, подойдя к спальне герцога, она собиралась постучать, как вдруг дверь открылась и на пороге показался Уоткинс.

— Я пришла спросить… — начала было Тамара, но слова замерли у нее на устах.

Старый камердинер плакал. Слезы струились у него по щекам.

— Что с вами? — шепотом спросила Тамара.

— Мой бедный хозяин, мисс… У Тамары перехватило дыхание.

— Он что… умер?..

Она с трудом заставила себя произнести страшное слово.

В ту же минуту девушка ощутила, как болезненно сжалось ее сердце, и поняла, что она любит герцога.

Это открытие было таким ошеломляющим и вместе с тем таким мучительным, что Тамара замерла на месте, не в силах шевельнуться. Ей казалось, что она окаменела…

Уоткинс, утирая ладонью слезы, с трудом проговорил:

— Нет, не умер, мисс… Хуже!..

— Но что же может быть хуже? — снова шепотом и запинаясь спросила Тамара — язык плохо повиновался ей.

— Сэр Джордж говорит, что хозяин сломал позвоночник, мисс. Теперь он на всю жизнь останется парализованным!

Уоткинс, не в силах смириться с этой мыслью, прикрыл глаза рукой.

Тамара не сводила взгляда со старого камердинера. Кровь медленно отливала от ее щек, и вскоре девушка стала бледной, как смерть.

— Не может быть!.. А что, если сэр Джордж… ошибается?..

— Он вызвал на завтра еще одного специалиста, мисс, но, судя по тому, что он говорит — да и доктор Эммертон тоже, — надежды нет…

Наступило молчание. Тамара была не в состоянии произнести ни слова, и через некоторое время тишину нарушил Уоткинс:

— Одно я знаю точно — хозяин предпочел бы сто раз умереть, чем смириться с такой судьбой!..

Тамара думала точно так же, однако выговорить что-либо она была не в силах — слишком уж противоречивые чувства овладели ее душой и сердцем. Вот почему ей оставалось только одно — стоять и смотреть на преданного Уоткинса, лицо которого снова сморщилось от рыданий.

— И все же мы должны что-то предпринять! — страстно выкрикнула она через несколько минут, когда немного пришла в себя.

— Доктор Эммертон уже отослал свою карету за лекарствами, чтобы облегчить страдания его светлости, — сообщил Уоткинс. — Только хозяин клянется, что ни за что на свете не станет их принимать! Не привычный он к этому делу…

Тамара молчала, и Уоткинс добавил:

— Просто сердце разрывается на него глядя, мисс!..

Тамара непроизвольно сжала руки в кулаки. Никогда еще ей так страстно не хотелось помочь, быть хоть чем-нибудь полезной! Но как?.. Она не могла придумать.

Уоткинс достал из кармана скомканный носовой платок и вытер слезы.

— Мне пора возвращаться к его светлости, мисс. Он шагнул было к двери, но в это время в коридоре показался слуга.

— А я вас везде ищу, мисс, — обратился он к Тамаре. — Какой-то человек на заднем крыльце хочет поговорить с вами.

— Человек? — удивленно переспросила Тамара, не в силах сосредоточиться на том, что говорит ей слуга.

— Ну да. Он говорит, мисс, что пришел из Корнуолла и что вы его ждете. Он вроде как слепой, мисс. При этих словах Тамара вскрикнула.

— Да это же Эрт, Эрт Верьон! Где же он? Ведите меня к нему поскорее!

Слуга взглянул на нее с удивлением и молча направился по черной лестнице к кухонной двери.

На крыльце стоял Эрт Верьон. Его седые волосы развевались под теплым ветерком. Рядом с ним был внук.

— Эрт, дорогой Эрт! — вскричала Тамара, протягивая к нему руки. — Как хорошо, что вы пришли! Вы мне очень нужны…

— Господь привел меня сюда, — отозвался Эрт своим глубоким, грудным голосом с корнуоллским акцентом. — Я почувствовал, что для меня здесь есть работа…

— Это действительно так! — подтвердила Тамара. — Пожалуйста, поднимитесь наверх, Эрт, и осмотрите герцога. Он вчера упал с лошади… Это было ужасно! А теперь доктора говорят, что у него сломан позвоночник и он на всю жизнь останется парализованным!..

Еще не закончив фразу, девушка схватила Эрта за руку и потащила за собой по коридору, ведущему из кухни в основное здание замка.

Как всегда, прикосновение Эрта наполнило Тамару странным ощущением. То же самое происходило с ней, когда он взял ее за руку, прощаясь перед их отъездом в Гранчестерский замок.

Они быстро поднялись по ступенькам.

У Тамары из головы не шла одна мысль — а сможет ли Эрт Верьон помочь герцогу? Ведь и доктор Эммертон, и знаменитый сэр Джордж ясно дали понять, что положение безнадежно…

Но тут она вспомнила, что не раз наблюдала целительную силу рук этого странного человека. Вылечил же он ее зятя, да и многих простых жителей соседних деревень!

Знала Тамара и то, что все окрестные рыбаки и фермеры чрезвычайно уважали слепого Эрта и почитали его почти как святого.

» Пошлите за Эртом!«— говорили в тех случаях, когда кто-то заболевал или получал увечье, а надежды на помощь врачей уже не было.

Они уже подходили к двери спальни больного, когда Тамара вдруг подумала: а ведь неизвестно, как воспримет герцог появление слепого целителя у своей постели…

Вполне возможно, рассуждала девушка, что он с презрением отнесется к таким ненаучным методам лечения и не позволит Эрту помочь ему.

На мгновение ей стало страшно. И вдруг Эрт, как будто прочитав ее мысли, успокаивающе произнес:

— Доверьтесь Господу, дитя мое, и не сомневайтесь в Его любви. Она никогда вас не оставит!.. У Тамары перехватило дыхание.

— Я доверяю вам, Эрт, — просто ответила она и постучала в дверь спальни.

Открыл ей Уоткинс, который очень удивился, увидев рядом с девушкой незнакомца.

— Я хотела бы поговорить с его светлостью, — решительно сказала Тамара.

Она прошла в комнату, ведя за руку Эрта.

До этого Тамара ни разу не переступала порог спальни герцога, и сейчас ей показалось, что эта просторная комната с высоким сводчатым потолком так же величественна, как и ее владелец.

Роскошные занавеси из кроваво-красного бархата висели не только на окнах, но и по обеим сторонам огромной кровати, балдахин которой доходил почти до потолка. Над головой герцога виднелся вышитый фамильный герб.

Сам герцог лежал неподвижно на кровати. Он напоминал мраморную статую, какие обычно служат надгробием.

Тамара попыталась отогнать от себя черные мысли и смело двинулась вперед, увлекая за собой Эрта. Вскоре они очутились рядом с постелью герцога.

Его глаза были закрыты, но чувствовалось, что больной очень страдает — лоб его пересекала глубокая складка, а губы были плотно сжаты, чтобы сдержать стон.

— Ваша светлость!..

Тамара произнесла эти слова шепотом, но герцог услышал ее и открыл глаза.

В его взгляде не было удивления. Казалось, он ждал ее и надеялся, что она сумеет каким-то образом облегчить боль.

— Ваша светлость! — снова произнесла Тамара, на этот раз громче. — Я привела человека, который сумеет помочь вам…

Выражение лица герцога не изменилось, и она продолжала:

— Он лечил вашего брата, лорда Рональда. В Корнуолле все доверяют ему.

Этот человек обладает силой, которая исходит от божественного провидения. Прошу вас, позвольте ему помочь вам!..

На мгновение Тамаре показалось, что герцог собирается отказаться. Но вдруг он заговорил, и его голос прозвучал как стон:

— Если он сумеет… избавить меня от этой невыносимой боли… я поверю тому, что вы только что сказали…

Тамара почувствовала невыразимое облегчение. Она так боялась, отчаянно боялась, что он откажется, не захочет принять помощь Эрта!..

Отступив на шаг, девушка подала знак Эрту приблизиться к постели больного.

Она прислонилась к стене. Уоткинс и внук Эрта остались стоять на пороге спальни.

Слепой целитель неподвижно стоял у постели герцога. Тамара поняла — она знала об этом еще в Корнуолле, — что сейчас Эрт изучает ауру больного и ищет причину болезни.

Так прошла целая минута — в безмолвии и ожидании.

Нервы Тамары были напряжены до предела. Она всем сердцем молилась о том, чтобы герцог вылечился.

Наконец Эрт вышел из транса. Он подошел к больному, очень осторожно протянул руку и коснулся плеча герцога.

При этом простыни сдвинулись, и Тамара увидела, что на герцоге не было ночной сорочки — должно быть, потому, что его только что осматривали врачи.

Хотя Эрт действовал чрезвычайно осторожно, герцог застонал от боли. И тут целитель в первый раз заговорил.

— Скоро все будет хорошо, — спокойно произнес он. — Боль отступит…

При этом он положил руку герцогу на грудь. Именно в этот момент, как было известно Тамаре, целительная сила, которой был наделен Эрт от самого Господа Бога, перетекала от него к больному.

Эрт слегка приподнял голову. Казалось, он не видит ничего вокруг, а смотрит прямо на небеса.

Тамара знала, что сейчас слепой целитель молится. Он обращается к Богу и просит вылечить несчастного своей любовью.

Несколько минут в спальне стояла гробовая тишина. Затем герцог слабым голосом сказал:

— Я чувствую странную вибрацию и жар во всем теле. Мне кажется, они исходят от ваших рук…

Эрт ничего на это не ответил, и через некоторое время герцог произнес уже гораздо более оживленным тоном:

— Боль уходит… Она совсем ушла! Тамара в восторге всплеснула руками.

Впервые за эти дни на глазах у нее проступили слезы, но то были слезы облегчения и счастья. Только сейчас она поняла, как сильно любит герцога…

Как странно! Еще недавно она ненавидела его всей душой, а вот сейчас…

Да, сомнений нет — она влюблена!..

» А ведь я полюбила его гораздо раньше, чем призналась в этом самой себе «, — подумала Тамара. Наверное, впервые эта мысль проступила отчетливо в ту минуту, когда Уоткинс сказал, что герцог останется на всю жизнь парализованным.

Любовь подкралась к девушке так незаметно и осторожно, что она вначале даже не осознавала этого.

Тамара давно уже заметила, что постоянно думает о герцоге. Выкинуть его из головы было выше ее сил. Даже сгорая от ненависти, она чувствовала, что не может не думать о нем.

А потом эти последние события… Как добр был герцог к Шандору! Он извинился перед мальчиком за то, что отправил его в такую плохую школу. Да, Шандор был прав, когда в полной мере оценил этот благородный жест. На такое способен лишь человек с широкой душой. Нелегко признавать собственные ошибки…

На месте герцога не многие поступили бы так же.

» Должно быть, именно тогда, — рассуждала сама с собой Тамара, — я резко изменила свое мнение о нем «.

С той поры каждую секунду, каждую минуту, каждый час она, сама того не сознавая, все сильнее влюблялась в этого непостижимого человека.

Та боль, которую испытала Тамара, увидев распростертого на земле, бездыханного герцога, должна была бы открыть ей собственные чувства. Однако шок был слишком велик, и девушка осталась глуха к голосу своего сердца.

И только когда Тамара узнала от Уоткинса страшный приговор, который вынесли герцогу доктора, вдруг наступило прозрение…

» Я люблю его! — в восторге повторяла девушка. — Меня восхищает в нем все: благородство, доброта к детям и особенно к Ваве, умение понять чувства другого человека и прийти на помощь. Он ведь не задумываясь отправился со мной искать Ваву, потому что понял, как я волнуюсь!«

Все эти мысли молнией пронеслись у Тамары в голове, пока она стояла, сжавшись в комок от волнения, и ждала, что Эрт совершит чудо — исцелит ее любимого.

— А теперь вибрация и жар отступили, — сообщил герцог, и всем присутствовавшим в комнате показалось, что прошла целая вечность.

Эрт наклонился к больному, как будто мог его видеть, и сказал, улыбаясь:

— Может ли ваша светлость пошевелить рукой?

— По-моему, не могу… — начал было герцог. И вдруг его левая рука легко поднялась на всю длину до самого плеча.

— А теперь попробуйте правую, — мягко попросил Эрт.

Герцогу удалось и это.

Голосом, глубоким от волнения, от осознания того, что только что с ним произошло, герцог с чувством произнес:

— Вы исцелили меня!

— Это сделал Господь, — возразил Эрт, — а вовсе не я.

— Как мне отблагодарить вас? — спросил герцог.

— Вознесите хвалу Господу! Это Он, заботясь о возлюбленных своих чадах, позволил мне, своему ничтожному слуге, исполниться Его волей и помочь вам.

— Я могу двигаться! Я больше не парализован! — в восторге произнес герцог.

Казалось, он сам с трудом верит в это. Он хотел было сесть на постели, но Эрт мягко удержал его за плечо.

— Лежите спокойно, ваша светлость, — сказал он. — Спина у вас еще будет болеть сегодня, а возможно, и завтра. Но милость Господня обязательно снизойдет на вас!

Слова эти Эрт произнес неторопливо и с улыбкой. Затем сделал шаг от кровати, и Тамара, понимая, чего он хочет, подошла к нему и взяла за руку.

— Как мне отблагодарить вас? — спросила она.

— Мне не нужно никакой благодарности, — остановил ее Эрт. — Я пришел, потому что во мне нуждались.

— Дети наверняка захотят увидеться с вами.

— Так отведите меня туда!

— Только не уходите сразу после того, как повидаетесь с ними, — попросил герцог. — Я прошу вас остаться хотя бы до завтра. Вдруг мне станет хуже?..

— Нет, ваша светлость, я вам больше не понадоблюсь, — спокойно возразил Эрт. — А мне и моему внуку пора отправляться в путь…

— Но я хотел бы предложить вам остаться под моим кровом столько, сколько вы пожелаете, — продолжал настаивать герцог.

— Я чувствую, что меня ждут на севере, — мягко заметил Эрт, словно услышав глас свыше.

— И все же, что я могу для вас сделать?

Эрт ничего не ответил. Он молча подошел к внуку, который ждал его на пороге спальни. Тамара приблизилась к постели герцога.

— Дайте ему все, что он пожелает, — распорядился герцог.

— Он не возьмет денег, — возразила Тамара. — Но я все-таки попытаюсь чем-нибудь ему помочь.

Герцог не сводил с нее взгляда.

— Благодарю вас, — тихо произнес он. Боясь, что он догадается по глазам об ее истинных чувствах, Тамара поспешила уйти.

Она привела Эрта в гостиную в западном крыле замка. Шандор при виде слепого был так удивлен и обрадован, что не смог сдержать восторженного возгласа.

— Эрт, это вы! Что вы здесь делаете?

— Эрт только что излечил герцога, — пояснила Тамара.

— Если бы вы пришли вчера, то могли бы вылечить и меня!

— А что с вами приключилось, мастер Шандор? — ласково спросил Эрт.

При этом он легонько коснулся синяка вокруг глаза мальчика.

— Все в порядке, Эрт, — сказал Шандор и слегка отодвинулся.

— Лежи смирно, — потребовала Тамара. — Ты ведь знаешь, что Эрт не сделает тебе больно.

— Но мне щекотно! — пожаловался Шандор.

Эрт не обратил никакого внимания на эти слова, а продолжал держать одну руку у Шандора на глазу, а другой коснулся его рассеченной губы.

Шандор еще какое-то время сопротивлялся, а потом затих.

Наконец Эрт отнял руки.

— Как здорово это у вас выходит, Эрт! — весело проговорил Шандор. — Моему глазу уже гораздо лучше…

Слепой положил руки мальчику на плечи.

— Сейчас я сниму неприятные ощущения в твоем теле, — сказал он. — Тебя сильно избили, но никаких серьезных повреждений нет.

— Если вы вылечите меня, я смогу завтра кататься верхом! — радостно произнес Шандор. Эрт улыбнулся.

— Конечно, сможете, мастер Шандор! А синяки со временем пройдут.

— А как вы узнали, что у меня есть синяки?.. — начал было Шандор и, осекшись, взглянул на Тамару. — Да он ясновидящий, не иначе!

— Думаю, ты совершенно прав, — улыбнулась Тамара.

Она была так счастлива, что герцогу больше ничего не грозит, что буквально парила в облаках.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось вернуться в его комнату и поговорить с ним, чтобы удостовериться, что он здоров.

Но надо было заниматься делами — в частности, накормить Эрта и его внука, чем Тамара и занялась. Когда гости поели и собрались уходить, девушка ухитрилась незаметно сунуть деньги в руку мальчика.

Она предложила ему пять соверенов, но тот покачал головой и взял только один.

Тамара знала, что спорить бесполезно. Мальчик взял лишь сумму, которая была необходима ему и деду во время их странствий.

Эрт, повинуясь собственным убеждениям, не позволял себе иметь никаких мирских благ.

Он с удовольствием повидал Кадину и Ваву. Когда вся компания высыпала на крыльцо, чтобы попрощаться с Эртом и его внуком, слепой целитель взял руку Тамары в свои и сказал:

— Зло покинуло вашу душу. Вы больше не испытываете ненависти, дитя мое.

Теперь в вашем сердце царит любовь. Это прекрасно! Скоро вы обретете счастье…

Тамара не сводила с Эрта изумленного взгляда, но ничего не сказала, так как рядом были дети. Она лишь наклонила голову и поцеловала руку Эрта.

Он улыбнулся, как будто понимая, за что она благодарит его. Вскоре оба — и Эрт, и его внук — двинулись в свой нелегкий путь, а Тамара еще долго смотрела им вслед, пока они не скрылись из вида.

Затем все вернулись к себе в гостиную. Весь вечер Тамара читала Кадине и Ваве сказки. Но вот, наконец, настало время девочкам ложиться спать.

— Я сегодня могу пообедать вместе с тобой внизу, — предложил Шандор Тамаре. — А ты слышала, что сказал Эрт? Завтра я смогу ездить верхом!

— Это я слышала, — лукаво заметила Тамара, — и мне кажется, что раз ты здоров, то можешь готовить уроки.

— Это несправедливо! — запротестовал Шандор. — Ты сама говорила, что мне не придется делать уроки до конца этой недели…

— Раз ты уже можешь ездить верхом, значит, ты достаточно здоров и для того, чтобы учиться, — непреклонным тоном повторила Тамара.

Шандор скорчил недовольную гримасу, но возражать больше не стал, а через некоторое время спросил:

— А почему Эрт вдруг пришел к нам?

— Он сказал, что понял, как мы в нем нуждаемся.

— И он действительно вылечил дядю Говарда?

Тамара кивнула.

Чтобы не расстраивать мальчика, она не стала говорить ему, что герцогу грозил паралич.

Только теперь девушка ясно осознала, что не появись Эрт в замке в нужную минуту, герцог был бы обречен на всю жизнь остаться калекой. Он был бы прикован к постели и в лучшем случае смог бы передвигаться лишь в инвалидной коляске.

» Благодарю тебя. Господи, за твою милость!«— вознесла страстную молитву Тамара.

И даже сейчас, когда ее переполняла радость оттого, что герцог снова здоров, Тамара подумала и о другом:» А что это означает для меня лично?..«

И этот вопрос испугал ее…

Тамара спустилась вниз, оставив Кадину и Ваву, отдыхавших после ленча, на попечение горничной Розы.

Утром Шандор ездил верхом, и Тамара настояла, чтобы после ленча он тоже лег отдохнуть. Мальчик попытался было протестовать, однако Тамара чувствовала, что он действительно сильно устал. Вот почему его не пришлось долго уговаривать — он лег на диван и вскоре увлекся интересной книжкой.

Тем временем Тамара направилась в библиотеку — ей хотелось выбрать что-нибудь и для себя.

В последние дни произошло так много волнующих событий, что ей было не до чтения. Теперь же, когда тревоги вчерашнего дня понемногу улеглись, девушка решила посидеть часок за книгой. Но оказалось, что два романа, взятые ею в библиотеке некоторое время тому назад, уже прочитаны. Следовательно, надо было пойти и поменять их.

От Уоткинса Тамара узнала, что герцог спокойно проспал всю ночь и уже подумывает о том, чтобы встать с постели.

— Пожалуйста, уговорите его светлость отдохнуть подольше! — взволнованно обратилась Тамара к камердинеру, жалея, что не может сама сказать об этом герцогу. — Вы же помните, что сказал Эрт Верьон — он еще какое-то время будет ощущать слабость…

— Ощущать слабость — это одно, а быть прикованным к постели — совсем другое. Сами понимаете, мисс, — резонно возразил Уоткинс.

— Конечно, понимаю, — нетерпеливо перебила его Тамара. — И все же его светлости лучше пробыть в постели хотя бы до конца недели…

Старый камердинер ухмыльнулся.

— Ну, уж тогда сами и постарайтесь его уговорить, мисс! Меня его светлость и слушать не захочет. Он ненавидит, когда с ним» цацкаются «, как он выражается…

— Это прекрасно, — возразила Тамара, — но надо все же попытаться уговорить его вести себя разумно.

Однако зная упрямый нрав герцога, Тамара не исключала того, что уже сегодня вечером сможет увидеться с ним — вполне вероятно, что его светлость спустится к обеду.

Подойдя к главному холлу, она уже собиралась пройти по коридору в библиотеку и вдруг в дверях синего салона увидела слугу, который обратился к ней со словами:

— Его светлость желает поговорить с вами, мисс.

— Он что, спустился вниз? — удивленно спросила Тамара — этого она никак не ожидала.

— Да. Его светлость завтракал внизу, мисс. Слуга открыл дверь, и Тамара вошла в синий салон.

Герцог сидел в кресле у окна. Увидев Тамару, он встал.

— Пожалуйста, не вставайте! — умоляющим тоном проговорила она и бросилась к герцогу, не сводя с него глаз.

Он как всегда, выглядел весьма импозантно. Тамаре показалось, что за время болезни он стал еще красивее.

Ее поразило и то, что он выглядел очень довольным и счастливым. Глубокие складки — следы перенесенных страданий и боли — теперь разгладились, а циничное выражение исчезло с его лица.

Глядя на приближающуюся к нему Тамару, герцог мягко улыбался. Вот, наконец, она подошла и посмотрела ему прямо в глаза. То, что она увидела, заставило ее сердце радостно затрепетать.

— Мне нужно многое сказать вам, — неторопливо начал герцог. — Прежде всего я хотел бы выразить свою благодарность за то, что вы спасли мне жизнь.

— Это Эрт спас вас…

— Но привели его ко мне вы! Более того — как я понял, он сам каким-то мистическим, непонятным для меня образом догадался, что нужен здесь.

— Он действительно был нам нужен, — подтвердила Тамара. — И вот результат — вы снова здоровы!

— Я сам с трудом в это верю! — улыбнулся герцог. — И как я уже сказал, благодарить за мое исцеление нужно именно вас.

— Ваши слова смущают меня, — запротестовала Тамара. — Мы все благодарны Эрту и очень, очень рады, что вы так быстро выздоровели…

Герцог слегка приподнял брови.

— Вы сказали —» мы «?

— Ну да, мы. Все, кто живет в вашем доме.

— А вы в этом уверены?

— Ну конечно! — воскликнула Тамара, слегка смущенная этими настойчивыми вопросами.

— А я ждал, что вы скажете — я сам виноват в том, что со мной произошло.

Тамара посмотрела на герцога с удивлением. Он показал на стул рядом со своим креслом и предложил:

— Может быть, мы сядем? По-моему, нам нужно о многом поговорить.

Тамара молча повиновалась. В ее сердце закралась тревога. Интересно, что он ей скажет?..

— Мое падение было подстроено, — начал герцог. — Мне стало известно, что верхняя планка в воротах не только была жестко прикреплена к стойке, но и поднята на такую высоту, которую вряд ли способна взять обычная, даже хорошо натренированная лошадь.

— Но кто же мог это сделать? — в ужасе спросила Тамара.

Герцог пожал плечами.

— Любой из тех, кто недоволен положением дел в моем поместье.

— И что вы собираетесь предпринять? Задавая этот вопрос, Тамара подумала: а не слишком ли дерзко с ее стороны так разговаривать с герцогом?

— Изменить существующее положение дел, — ответил он. — Вы ведь это хотели мне предложить?

— Я знаю, что в вашем поместье, как и по всей стране, зреет недовольство среди ваших подданных, — сказала Тамара. — Мне кажется, стоит прислушаться к жалобам фермеров. Они, безусловно, нуждаются в понимании и сочувствии…

— Именно так я и намерен поступить, — кивнул головой герцог. — Так что, как видите, мы с вами мыслим одинаково.

Он улыбнулся, и Тамара снова почувствовала, как радостно бьется ее сердце.

— Ну а теперь, — продолжал герцог, — может быть, мы поговорим о наших племянниках?

Удивлению Тамары не было предела. Она молча воззрилась на герцога, чувствуя, как румянец заливает ее щеки.

— Нет смысла и дальше притворяться, — спокойно произнес герцог.

— Вы, наверное, услышали, как Вава… назвала меня» тетя Тамара «…

— Собственно говоря, я начал догадываться об истине гораздо раньше, чем получил это доказательство, — возразил герцог. — Мне сразу показалось сомнительным, что гувернантка так ревностно заботится о детях, вверенных ее попечению.

Тамара потупила взгляд, и тень от ее темных густых ресниц упала на бледные щеки.

— Я… я боялась, что вы… прогоните меня, если узнаете… что я — сестра Майки… — пролепетала девушка еле слышно.

— Как раз в связи с этим мне есть что сказать, — произнес герцог серьезным тоном. — Я хотел бы, Тамара, объяснить вам свое поведение по отношению к брату.

Услышав, что он обращается к ней по имени, девушка подняла глаза на герцога и увидела, что он тоже не спускает с нее взгляда. Его рассказ начался так:

— Когда мой брат Рональд женился, меня не было в Англии. Об отношении к этому браку моего отца я узнал лишь несколько лет спустя.

Видя Тамарино удивление, герцог пояснил:

— В августе 1808 года я находился в Португалии, в войсках под командованием сэра Артура Уэлсли.

— Вы служили под командованием Веллингтона?

— Да. Наш полк сражался с французами на Пиренейском полуострове. Как вам, должно быть, известно, это была весьма длительная кампания.

— Значит, вы не знали, что ваш брат женился?

— Не имел ни малейшего представления! Как вы понимаете, письма, присланные из дома, редко попадают на поле боя.

— Понятно, — пробормотала Тамара.

Она начинала понимать не только это, но и кое-что еще.

— Лишь вернувшись домой после окончания войны, я узнал от отца о том, что произошло.

— Но почему вы не попытались увидеться с самим лордом Рональдом?

— Я так и собирался поступить, но мой отец, который был все еще вне себя от ярости по поводу этой неразумной, с его точки зрения, женитьбы, уверил меня, что ему ничего не известно о местонахождении Рональда. Я повсюду спрашивал о брате, но, похоже, никто не мог сказать мне ничего определенного…

— А как же денежное содержание, которое регулярно высылалось ему?..

— Я как раз подхожу к этому, — сказал герцог. — Когда умер наш отец и я вступил в права наследства, выяснилось, что, несмотря на их натянутые отношения, Рональд все эти годы получал определенную сумму денег. Я продолжал ее выплачивать, однако оставил всякие попытки к примирению.

— Но почему? — удивилась Тамара. Герцог устремил взгляд в окно, очевидно, пытаясь собраться с мыслями.

— Это трудно объяснить, — наконец произнес он. — Не знаю, говорил ли вам Рональд когда-нибудь о нашем детстве?

— Насколько я могу судить, ваши родители не уделяли вам должного внимания.

По-моему, они не очень любили вас…

— Это еще мягко сказано. Мне кажется, что они вовсе нас не любили, — поправил Тамару герцог. — Мы были полностью предоставлены попечению слуг. Как я припоминаю, отец разговаривал со мною только в тех редких случаях, когда за что-нибудь наказывал.

Он замолчал, как будто эти не слишком радостные воспоминания больно ранили его, и после паузы продолжал:

— И Рональд, и я были гораздо счастливее в школе, чем дома. А в армии я наконец обрел настоящих друзей и ту цель в жизни, которой мне так недоставало прежде…

Голос герцога теперь звучал отрывисто:

— Однако армейскую жизнь легкой не назовешь. Мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь мой сын испытал то, что довелось испытать мне: ужасы и кровь сражений, крики и стоны раненых и умирающих…

Тамара глубоко вздохнула.

Она не ожидала, что герцог способен разговаривать таким проникновенным тоном или с таким сочувствием вспоминать о страданиях других людей.

— Вернувшись в Англию, я был преисполнен решимости наверстать упущенное, — продолжил свой рассказ герцог. — Еще бы — ведь я столько лет пробыл на войне? Я отправился в Лондон…

На его губах заиграла насмешливая улыбка, когда он произнес следующие слова:

— Вы слишком молоды и неискушенны, чтобы понять, каким показался мне Лондон после Европы.

— Он… шокировал вас? — спросила Тамара. В эту минуту ей припомнилось все, что она слышала о разврате, распутстве и непристойном поведении светских щеголей и денди.

— Больше всего меня поразило бессердечие и равнодушие к судьбе тех, кто сражался и умирал за свободу родины, — с горьким смешком ответил герцог. — Именно с того времени я разочаровался в жизни и стал законченным циником.

Он сделал паузу и добавил:

— Тогда же я разочаровался и в женщинах… Впрочем, к нашему разговору это не относится.

При этих словах Тамара почувствовала ревность.

Она была совершенно уверена, что женщины находили герцога просто неотразимым. Да и он сам, проведя столько лет на войне, в сугубо мужской компании, наверняка жадно искал женского общества и пользовался успехом у светских дам.

— Когда я унаследовал титул и вернулся в свое поместье, — вернулся герцог к основной теме разговора, — я решил, что, очевидно, мой отец был прав. Лучше равнодушно относиться к судьбам и чувствам других людей, чем пытаться изменить то, что тебе не под силу.

Он замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова, и после паузы продолжал:

— Я прекрасно помнил, как в детстве меня глубоко ранили холодность и равнодушие моих родителей, и не хотел повторения этих душевных мук. И тогда я сказал себе — я не нуждаюсь в любви! Как-нибудь проживу жизнь и без нее…

Взглянув на Тамару, герцог неожиданно закончил:

— Но оказалось, что я ошибся! Я больше не могу жить без любви…

Их глаза встретились. На мгновение Тамара замерла на месте, а потом, повинуясь какому-то безотчетному чувству, поднялась со стула и направилась к окну.

Она услышала, что герцог тоже встал. Он стоял позади нее так близко, что Тамару бросило в дрожь.

— Вы, наверное, догадываетесь, Тамара, что я хочу вам сказать, — произнес герцог. — Мне кажется, я полюбил вас с первой минуты. Тогда ваши глаза метали молнии, вы люто ненавидели меня, а я говорил себе, что искал такую женщину всю свою жизнь!

Тамара попыталась было слабо протестовать, но герцог обвил руками ее талию, привлек к себе и, прежде чем она сумела сообразить, что происходит, накрыл ее губы своими.

В первое мгновение Тамара почувствовала лишь удивление, которое тут же сменилось неистовым восторгом. Она поняла, что и сама всю жизнь искала такого мужчину, хотя не отдавала себе в этом отчета.

Объятия герцога становились все крепче, а поцелуй все настойчивее, и вскоре Тамаре показалось, что он вынул из груди ее сердце и теперь оно полностью принадлежит ему.

Это был первый поцелуй в ее жизни. Никогда прежде она даже представить себе не могла, что прикосновение одних губ к другим может рождать такое упоение и восторг!

И все же она подсознательно всегда стремилась к этому. Это было такое прекрасное, такое восхитительное чувство, сродни божественному, что оно наполняло все ее тело живительной силой.

Герцог оторвался от Тамариных губ и сказал:

— Я люблю тебя, моя дорогая, люблю гораздо больше, чем могу выразить словами!

— Я тоже тебя люблю… — прошептала Тамара. Он снова начал целовать ее, бешено, страстно, словно боялся, что она вдруг исчезнет, и желая удостовериться, что она здесь, рядом с ним.

Теперь Тамаре казалось, что эти поцелуи рождают в ее душе ответный огонь.

Пламя возникло незаметно и потом разгорелось, сжигая ее сердце, душу и губы и сливаясь с огнем, которым пылал он сам.

— Ты так прекрасна! Ты само совершенство… Такая неиспорченная, милая, невинная, — прошептал герцог у самого уха Тамары. — О, моя дорогая, на свете нет никого, кто мог бы сравниться с тобой…

И вдруг Тамара вспомнила нечто, что заставило ее похолодеть.

Ей показалось, что ледяная рука дотронулась до ее сердца. Она вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

Рывком высвободившись из объятий герцога, девушка рванулась и стремительно выбежала из комнаты.

Она продолжала бежать и по лестнице. Слезы застыли в ее глазах, а в горле возник комок, который, казалось, грозил удушьем.

Добежав до западной половины замка, Тамара ворвалась в спальню и с силой захлопнула за собой дверь.

Стоя посреди комнаты, она закрыла лицо руками и прошептала:

— О Боже! Как же мне теперь сказать ему правду?..