Принц для Золушки

ГЛАВА 5

Мариота пришла из церкви, торопливо развязала ленты шляпы и положила молитвенник на стол в прихожей.

Служба тянулась дольше обычного. Мариоте показалось, что она никогда не закончится.

Она мечтала поскорее вернуться домой, к графу, и любая задержка представлялась ей непреодолимой преградой.

Согласно традиции, ее отец был обязан содержать местную церковь на свои средства, равно как и платить викарию, а денег у отца не было.

Поэтому службы теперь отправлял преподобный Теодосий Доути, старый священник из соседнего селения.

Он приезжал раз в неделю, по воскресеньям, и тогда в церкви собирались толпы прихожан, от мала до велика.

«Как это жалко и вместе с тем как трогательно, — думала Мариота, — что единственным развлечением у нас в деревне является воскресная проповедь! Все надевают свои лучшие платья и идут в церковь поглазеть друг на друга». Подобные печальные мысли приходили ей в голову впервые.

Мариота сидела на широкой семейной скамье у алтаря, украшенного фамильным гербом Фордов.

Она неустанно молилась о выздоровлении графа. В то же время она мечтала как можно дольше удержать его в Квинз-Форде.

Девушка с ужасом сознавала, что каждый новый день приближает их разлуку. Скоро граф распрощается с ними, и она его больше не увидит.

Мариоте стоило немалых усилий отвлечься от мыслей о графе и вернуться к делам семейным. Как обычно, она помолилась о том, чтобы Джереми не наскучило дома, чтобы Линн каким-нибудь чудом уехала в столицу и танцевала там на балах, как и положено дебютантке. Ведь ее подружка Элайн через год уедет в Лондон.

«А у нас по-прежнему не будет хватать денег, и мы снова станем считать каждый пенни. Ну разве это справедливо?» — сетовала Мариота.

«Ох, какая же я неблагодарная!» — тут же возмутилась она.

Разве еще две недели назад она могла себе представить, что в их доме остановится этот загадочный и бесконечно обаятельный граф?

Кому пришло бы в голову, что в их доме вновь будут подавать вкуснейшие блюда и напитки? Граф убедил всю семью принять его дары как должное, делая вид, что заказывает все эти яства для себя.

— Спасибо тебе, Господи, — прошептала Мариота.

Она прекрасно понимала, что не сегодня-завтра этой блаженной поре наступит конец. Граф, его родные и слуги исчезнут с их горизонта, как мираж в пустыне.

В доме царила тишина. Отец и Джереми не пошли в церковь, и Мариота решила сначала заглянуть в гостиную и выяснить, что они делают, а уж потом подняться к графу.

Мариота отворила дверь гостиной и от изумления застыла на пороге.

В дальнем углу спиной к камину стоял граф.

Он переоделся, и, увидев стройного, удивительно элегантного джентльмена, Мариота подумала было, что к отцу или Джереми приехал какой-то гость.

Но, приглядевшись повнимательнее, она узнала графа и бросилась к нему.

— Почему вы не сказали мне, что собираетесь встать? — воскликнула она. — Как вы себя чувствуете? Вы уверены, что сможете выдержать целый день на ногах?

— Доброе утро, Мариота. Я рад, что сумел вас удивить.

— Удивить — это еще мягко сказано. Судя по словам доктора, вам следует лежать в постели еще несколько дней.

— Слабость и бездействие не по мне. Признаюсь честно, я и сам не рассчитывал, что так быстро окрепну. Нам нужно выпить по бокалу шампанского.

— Отпраздновать ваше выздоровление? — улыбнулась Мариота.

— Не только. Я снова стал независимым человеком, и вам больше не удастся мной командовать. Замечу, вы частенько этим занимались, когда я лежал в постели.

Мариота поняла, что он не упрекает ее, а всего лишь поддразнивает.

Негромко рассмеявшись, она подошла к столу, где стояло ведерко со льдом, которое в семье не доставали уже много лет. В ведерке, обложенная льдом, стояла откупоренная бутылка.

— Можно мне за вами поухаживать? — спросила она.

— Я с нетерпением жду этого.

Подавая графу бокал, Мариота взглянула на него и неизвестно почему ощутила робость.

Вероятно, он был прав, сказав, что снова стал независимым человеком и уже не похож на больного, за которым она привыкла ухаживать. Когда он метался в жару или страдал от мигрени, он превращался в мальчика, нуждающегося в ее опеке и участии.

Граф поднял бокал.

— За вас. Я вам стольким обязан, что не могу найти подходящих слов.

Она удивленно подняла брови, а он добавил:

— Не знаю, какая еще очаровательная дама сумела бы столь преданно и столь успешно ухаживать за мной.

На щеках Мариоты выступил румянец; почувствовав уверенность в собственных силах, она налила немного шампанского в другой бокал.

— А я хотела бы выпить за вас, — сказала она, — и загадать желание — чтобы вы жили счастливо и… после отъезда.

Вопреки ее ожиданию, граф даже не улыбнулся. Его лицо помрачнело, и он вполголоса проговорил:

— Это маловероятно; позднее я объясню вам, почему.

В ее глазах застыл безмолвный вопрос, но граф тут же сказал:

— Я приглашаю вас покататься сегодня днем. Доктор Даусон считает, что мне очень полезен свежий воздух. Однако он запретил мне и конные, и пешие прогулки. Поэтому мне пришлось заказать фаэтон. Он будет ждать нас после ланча.

— Как замечательно! — воскликнула Мариота. — Я всегда мечтала покататься в красивом фаэтоне. А ваш фаэтон наверняка великолепен.

— Надеюсь, он вам понравится, — суховато заметил граф.

— Убеждена в этом, — со смехом откликнулась Мариота.

Странно, что граф внезапно сделался таким серьезным. Возможно, его что-то огорчило, или у него разболелась голова?

Но не успела она спросить его об этой внезапной перемене настроения, как в гостиную ворвалась Линн и бросилась к графу:

— Я мчалась во весь опор! Это было великолепно! Спасибо вам, огромное спасибо. У вас потрясающие лошади. А сегодняшняя еще лучше той, на которой я ездила вчера!

— Значит, я был прав, когда распорядился прислать ее вам, — ответил граф. — Рад, что доставил вам удовольствие.

— Как мне отблагодарить вас?! — взволнованно воскликнула Линн. — Можно мне выпить с вами шампанского?

— Только один глоток, — предостерегла ее Мариота.

— Не бойся, я не «наберусь», — отпарировала Линн. — Ну, может быть, оно Меня чуть-чуть взбодрит.

И она снова обратилась к графу:

— Почему бы вам не остаться у нас навсегда? Мы могли бы ездить на ваших лошадях, пить ваше шампанское и есть ваши изумительные блюда.

— Это единственная причина, по которой вы не желаете со мной расставаться? — с иронией осведомился граф.

— Нет, конечно нет, — ответила Линн. — С вами очень интересно беседовать, и я понимаю, почему все лондонские красавицы от вас без ума.

Граф расхохотался:

— Вы мне льстите. Но скажу вам по секрету, что в данную минуту я нахожусь в обществе двух самых красивых юных дам, каких я когда-либо видел.

Линн взвизгнула от восторга и даже не заметила, как в гостиную вошел отец.

— Я слышал, что вам стало лучше, Бэкингем, — приветствовал он графа. — Надеюсь, вы довольны, что снова встали на ноги.

— Я решил отметить свое возвращение к нормальной жизни бокалом шампанского, — отозвался граф. — Полагаю, вы присоединитесь ко мне.

— Непременно, — согласился лорд Фордкомб, — если, конечно, дочери мне что-нибудь оставили.

Мариота решила, что отцу пришлись не по душе их вольные манеры, но он улыбнулся, взял бокал и торжественно произнес:

— Я пью за ваше здоровье, Бэкингем! Хочу также поблагодарить вас за проявленный интерес к нашему скромному поместью. Тем более что ваше появление здесь было не совсем обычным.

— Насколько мне известно, меня принесли на носилках, — заметил граф. — Впрочем, я ровным счетом ничего не помню.

Вспомнив, что граф упал с лошади по ее вине, Мариота отправилась на кухню узнать, готов ли ланч.

Однако вкуснейшие закуски подняли ей настроение, и за столом она смеялась без умолку.

— Мой фаэтон будет ждать вас, — предупредил ее граф. — Так что поторопитесь, Мариота. За эти дни мои кони застоялись и скоро начнут рвать и метать.

— Я вас не задержу и спущусь через минуту, — пообещала она, встав из-за стола.

Лорд Фордкомб осмотрелся по сторонам и спросил:

— А где Джереми? Почему его нет?

— Я видела его по дороге в церковь, папа, — пояснила Мариота. — Видимо, он забыл о времени и заехал в харчевню перекусить хлебом и сыром.

Она умолчала о том, что Джереми поехал на графском скакуне.

Мариота поднялась к себе в спальню и накинула шаль, решив, что во второй половине дня может похолодать. Потом она надела шляпу и погляделась в зеркало, невольно сравнив себя с очаровательной леди Элизабет. «Да, при всем желании, мне далеко до дочери герцога», — с горечью заключила она и заторопилась к выходу.

Граф осторожно взобрался на высокое сиденье фаэтона, где обычно размещался кучер, и жестом указал ей место сзади.

Фаэтон тронулся. Две запряженные лошади давно приноровились друг к другу и шли голова в голову. Они ни в чем не уступали графскому жеребцу.

Мариота не сразу обратила внимание, что они едут без грума. Она ощутила небывалую радость от того, что ее заветная мечта сбылась: они остались вдвоем и никто не сможет им помешать.

Граф уверенно правил фаэтоном, вовремя подхлестывая лошадей.

Мариота взволнованно проговорила:

— Именно такой я и представляла себе нашу прогулку.

— В ваших мечтах? — спросил граф.

— Да, но в жизни все еще лучше.

Граф улыбнулся, повернул голову и посмотрел на нее.

«До чего же он красив», — с замиранием сердца подумала девушка.

— Куда мы отправимся? — спросил граф.

— Тут есть одна тропинка. Она проходит через парк и ведет в дальний лес. Уверена, вы предпочтете ее пыльной проселочной дороге.

— Несомненно, — откликнулся граф.

Он свернул на поросшую густой травой тропу, и вскоре, миновав парк, а затем и лесную чащу, они выехали в открытое поле.

Граф правил лошадьми и был не очень-то разговорчив. Мариота же думала, что никогда не забудет этот день. Он навсегда останется в ее памяти, она сочинит новую историю о солнце, полыхающих волшебными красками цветах и яркой зелени деревьев.

Наконец граф нарушил молчание:

— Мне бы хотелось увидеть то место, где я упал с лошади и разбил голову о камень.

Мариота затаила дыхание.

— Зачем это вам? — спросила она.

— Просто из любопытства, — беспечно отозвался он. — Я впервые оказался таким неуклюжим, что свалился с лошади. Что ж, поплатился за свою самоуверенность.

Мариота не нашла убедительной отговорки, вдобавок они находились неподалеку от этого места. Она указала ему путь к Вустерширской дороге.

Через несколько минут они очутились там, где Джереми остановил экипаж, а граф выехал им навстречу.

— Вот здесь, — тихонько промолвила она, когда он натянул поводья и осадил лошадей.

Им бросился в глаза огромный булыжник.

На Мариоту нахлынули страшные воспоминания о том, как она выстрелила из пистолета, лошадь взвилась на дыбы, а граф упал, ударившись головой о камень.

— У этого камня и впрямь какой-то зловещий вид, — заметил граф. — Может быть, мне стоит забрать его на память как сувенир.

— Нет, умоляю вас, не надо! — воскликнула Мариота.

Перед ее глазами пронеслось то мгновение, когда граф целился в спину Джереми, и ее снова охватил страх.

Мариота надеялась, что граф не станет продолжать этот мучительный разговор. Но в эту минуту из-за деревьев донесся грубый голос:

— Руки вверх!

Мариота повернула голову и вскрикнула. На мгновение ей показалось, что Джереми не сдержал клятву и опять вышел на большую дорогу.

Присмотревшись, она увидела на крутом склоне, почти вровень с фаэтоном, какого-то высокого мужчину с ружьем.

Потрепанная шляпа была надвинута на лоб, а рот завязан носовым платком. Глубоко посаженные черные глаза мужчины злобно блестели, грязный палец сжимал курок.

— Кошелек или жизнь! — что есть силы заорал он. — Иначе я вас пристрелю.

В его голосе прозвучала такая ярость, что Мариота поднялась, стараясь заслонить собой графа.

— Да как вы смеете! — гневно заявила она. — Этот джентльмен нездоров, и я отвечаю за него. Подите прочь!

— Мне на это наплевать, — огрызнулся грабитель. — Выкладывайте денежки, и весь разговор!

Увидев, как граф поднял хлыст, Мариота поняла, что и ей пора что-нибудь предпринять.

Не желая допустить вмешательства графа, Мариота, скорее укоризненно, чем с угрозой, обратилась к разбойнику:

— Ведь я вас знаю. Вы Берт Хьюингс. Как же вы пошли на такое?

— А это вы, мисс Мариота? — отозвался он.

Мариота всплеснула руками.

— Вы сошли с ума, Берт! — воскликнула она. — Неужели вы не понимаете, что вас схватят и повесят?

— Уж лучше болтаться в петле, чем сдохнуть от голода, — возразил Берт.

— Какой вздор! — возмутилась Мариота. — Если вас повесят, то сердце вашей матери не выдержит такого горя.

— К чему этот спор, мисс Мариота. Отдайте мне деньги, и дело с концом. Я эти дни маковой росинки во рту не держал, а голод — не тетка.

— Да, у нас в округе нелегко найти работу, — участливо откликнулась она. — Но я постараюсь чем-нибудь вам помочь. Напишу-ка я сквайру! Вдруг ему понадобится дровосек или работник на ферме.

— Я на все согласен, мисс Мариота, — встрепенулся Берт.

Он развязал носовой платок, и граф увидел, что, хотя незадачливый грабитель грязен и небрит, он весьма недурен собой.

— Я вам обещаю, — повторила Мариота. — Как же вы додумались стать разбойником с большой дороги?

— Я слышал, что на прошлой неделе в здешних краях кто-то захватил экипаж, забрал себе груду золота и был таков.

— Кто это вам сказал? — поинтересовалась девушка.

— Да в местном трактире об этом только и болтают.

Мариота догадалась, что слуги графа не удержались и рассказали о разбойниках, напавших на леди Коддингтон.

Она тяжело вздохнула:

— Забудьте о них, Берт. Если их не поймали, это еще не значит, что вам удастся избежать виселицы.

— Вот мой совет, — вступил в разговор граф. — Спрячьте ружье подальше и займитесь чем-нибудь путным. Мисс Мариота вас не обманет и на днях подыщет работу. А пока возьмите на пропитание.

Он швырнул пригоршню монет, и Берт поймал их на лету.

— Спасибо вам, сэр, — обрадовался он. — Я сделаю все, как вы сказали.

— Не унывайте, Берт. Я непременно напишу сквайру, — обнадежила его Мариота.

Берт приподнял шляпу, и граф поехал дальше.

Мариоту мучили угрызения совести. Ведь ни она, ни Джереми так и не искупили свой грех. Да к тому же их пример вдохновил безработных парней из деревни, решивших, что разбой — дело легкое и прибыльное.

Впрочем, Берту еще повезло, что он напал именно на них. Окажись на Вустерширской дороге другая карета, он бы наверняка поплатился жизнью.

Когда злосчастный перекресток остался позади, граф растроганно произнес:

— Вы мой ангел-хранитель, Мариота! Не знаю, как вас благодарить. Я только что оправился от раны, а вы опять спасаете мне жизнь. Я потрясен вашим мужеством.

— Это всего лишь бедняга Берт. Он очень глуп, и его вечно преследуют неудачи.

— Мне кажется, вы над этим не очень-то задумывались, — проницательно заметил граф.

— Да ведь он уже прицелился, но я ни за что не позволила бы ему выстрелить в вас.

— Откуда такая самоотверженность?

В голове Мариоты пронеслось множество ответов, и она судорожно пыталась выбрать нужный вариант. Но внезапно ей все стало ясно, ответ прост — она любит его и не может без него жить.

Наверное, она полюбила его с той минуты, когда впервые увидела. Жаль, что ей слишком долго не хватало смелости признаться в этом хотя бы самой себе. Сердце подсказывало ей, что герой ее грез рядом, а разум не хотел этому верить.

Да, она любила его и желала о нем заботиться. Это чудо потрясло Мариоту, как гром среди ясного неба.

Граф повернул назад, к замку, и фаэтон двинулся по проселочной дороге.

Они проехали через лес и быстро добрались до парка.

Там, в тени деревьев, граф остановил лошадей, обернулся и взглянул на Мариоту.

Она оцепенела, боясь дать волю чувствам, и смущенно спросила:

— Почему мы остановились? Кажется, вы говорили, что нам пора домой.

— Не беспокойтесь, Мариота, мы скоро вернемся. Но прежде я хочу с вами поговорить.

Их взоры встретились, и его глаза опять показались ей бескрайним синим морем.

— Мариота, вы не только потрясающе красивы, но и на редкость отважны, — произнес граф низким голосом. Выглянувшее солнце осветило его лицо, и девушке показалось, что над его головой вспыхнул золотой нимб.

— Я не могу дольше скрывать — я люблю вас, Мариота, — продолжал граф.

Услышав эти слова, она вздрогнула и затрепетала. Мариота не помнила, хватило ли у нее духа прошептать эти слова или их повторило ее сердце.

Ей почудилось, что языки пламени взвились к небу, и тысячи искр превратились в звезды.

— Да, я люблю вас и ничего не могу с собой поделать, моя дорогая, — признался граф.

Мариота протянула руки, чтобы обнять его, но тут же бессильно опустила их.

— Я… не понимаю.

— Вот почему я привез вас сюда. Я думал, что здесь, вдали от всех, я наконец-то смогу сказать вам правду.

— Неужели это не сон и вы действительно меня любите?

— Я люблю вас без памяти, — решительно повторил граф. — Прежде я даже не подозревал, насколько сильным может быть это чувство.

— Я тоже люблю вас!

Лицо графа внезапно помрачнело, и Мариота негромко вскрикнула:

— Что случилось? Умоляю вас, ответьте, я сделала что-то не так?

— Вы ни в чем не виноваты, — глухо отозвался он. — Видит Бог, мне еще никогда не было так тяжело.

Мариота стиснула пальцы. Отвернувшись, граф заговорил, словно вынося себе смертный приговор:

— Когда я упал и разбился о тот самый камень, который мы только что видели, а потом меня принесли на носилках в Квинз-Форд, я ехал к герцогу в Мадресфилд. В тот день должна была состояться моя помолвка с его дочерью Элизабет!

Мариоте стало трудно дышать, у нее потемнело в глазах.

Как же она была глупа и наивна! Почему ее не насторожил внезапный визит леди Элизабет? Мариота вспомнила, как в то утро у графа испортилось настроение и он отказался от встречи с невестой, сославшись на плохое самочувствие. Несомненно, он боялся разрушить хрупкую гармонию их отношений, возбудив подозрения.

Граф больше не сказал ни слова и устремил свой взор на аллею парка. Мариота знала, что он не замечал ни деревьев, ни стоящих поодаль строений.

— Вы собираетесь на ней жениться? — спросила она.

— Я уже дал согласие, — не стал обманывать ее граф. — Мысль о браке с дочерью герцога представлялась мне вполне разумной, пока я не встретил вас.

Мариота чуть заметно вздрогнула, и он продолжил:

— Я ведь не знал о вас и даже не догадывался о вашем существовании. Увы, мы встретились слишком поздно. Раньше я был противником брачных уз и полагал, что жениться следует, лишь успев насладиться свободой. Но мы все рано или поздно совершаем ошибки, и я предложил руку и сердце Элизабет.

— Значит, вы любите ее? — чуть слышно спросила Мариота, словно вся ее жизнь зависела от его ответа.

— Я люблю только вас! — взволнованно повторил граф. — В вас есть все, к чему я стремился и что искал в женщинах, все, что считал недостижимым идеалом, о чем мечтал с самого детства. С годами я разочаровался в женщинах и превратился в холодного циника.

— Но вы говорите, что любите меня?

— Я очарован вами. Мне не дают покоя ваши большие, сияющие глаза, хрупкое личико, прекрасный голос. Вы покорили меня своей чистотой, удивительным сочетанием кротости и отваги.

Он тяжело вздохнул, хотя это больше походило на стон.

— Вы не сознаете собственной красоты. Заботясь о близких, вы забываете о себе. А вот я думаю о вас днем и ночью. Я ваш пленник, Мариота. Каждое сказанное вами слово делает меня счастливым. Возможно, я кажусь вам безумцем, но моя любовь к вам служит тому оправданием.

— В таком случае я тоже безумна! Когда вы рядом, мое сердце готово выскочить из груди.

— Мы созданы друг для друга, — заявил граф. — И я, как последний глупец, продолжаю лелеять надежду на неземное блаженство.

Он произнес эти слова с нескрываемой горечью. Мариота, отдавшись во власть своих чувств, нежно положила руку ему на плечо.

— Я не могу видеть, как вы страдаете, — прошептала она.

— Да, я страдаю, — рассерженно отозвался он. — Страдаю, потому что люблю вас. Люблю всем сердцем, душой, всем своим существом. Раньше я и не подозревал, что способен на такие чувства. Но я джентльмен, и долг чести для меня превыше всего.

Пальцы Мариоты крепко сжали его запястье. Взяв поводья в левую руку, граф обнял девушку.

Они отправились на прогулку без перчаток, и ее замерзшие пальцы задрожали от его прикосновения. Она чувствовала, что и он не в силах сдерживать свои желания.

— Ни одна женщина не вызывала во мне столько сильной и нежной страсти, — тихо произнес он. — И уверен, дорогая, что другие мужчины не могли заставить вас чувствовать что-нибудь подобное.

— У меня не было… других мужчин.

— Поэтому вы совершенны. Поэтому вы — моя.

Взяв ее за руку, он добавил:

— Я должен был рассказать вам о помолвке, хотя мне трудно говорить о чем-либо, кроме моей любви.

— Это я и хотела бы услышать, — откликнулась Мариота. — Но мне больно видеть вас таким несчастным.

— Несчастным? Да, конечно, я несчастен. Без вас у меня не было и не будет никакого счастья.

Он поднял руку, прикрыл глаза и воскликнул:

— О боже, почему все случилось в тот злосчастный момент? Но мог ли я поступить иначе? Я не способен объяснить себе свершившееся чудо. Мы живем в одном и том же мире и любим друг друга. Долгие годы я искал такую, как вы, и наконец обрел. Неужели это не сон и не иллюзия?

— Нет, это не иллюзия, — подтвердила Мариота. — Вы говорили мне, что я должна мечтать о любви и, возможно, мои мечты и желания сбудутся.

— Вы хотите сказать, что мы нашли любовь и тут же ее потеряли? — с отчаянием переспросил граф.

Мариота промолчала, да и что она могла ответить.

— Вы грезили о любви, которую во все века воспевали поэты. А я разочаровался в этом чувстве и решил, что лет через пять-десять лет должен жениться ради создания семейного очага. Я забыл о высоких чувствах, я просто знал, что мне надо продолжить старинный род Бэкингемов, оставив титул и огромные поместья в наследство потомкам. Помолчав, он с горечью завершил: — И тут меня стали искушать, но не Ева, а герцог.

— Он захотел, чтобы вы женились на леди Элизабет? — чуть слышно спросила Мариота.

— Наверное, вам известно, как она богата, — промолвил граф. — Вполне понятно, что ее отец боялся охотников за приданым и предложил нам соединить судьбы и состояния. Любое неравенство заведомо исключалось — как-никак в наших жилах течет «голубая кровь» и мы крупнейшие землевладельцы страны. Ее отец настаивал на нашем браке и обрадовался, когда я поддался на его уговоры.

— И вы… недолго колебались?

— На мой взгляд, леди Элизабет очень мила и обаятельна, — пожал плечами граф. — Герцог утверждал, что мы идеальная пара, и у меня не было никаких оснований для отказа.

— Я способна это понять, — прошептала Мариота.

— В глубине души я продолжал сомневаться, напоминал себе, что хотел совсем иного, что некогда у меня были идеалы, но я решил продать их за чечевичную похлебку.

Уловив в его голосе сарказм, Мариота не выдержала:

— Не надо, умоляю вас, не терзайте себя. Вы должны быть счастливы. Вы такой добрый, и я знаю, всем сердцем чувствую, что вы — воплощенное благородство.

— Ну как вы можете говорить подобные вещи? — изумился граф. — Ведь я должен жениться на леди Элизабет и не посмею нарушить неписаные законы. Но мое сердце принадлежит вам и будет принадлежать до конца моих дней.

— Вы скоро забудете меня.

Граф повернул голову и еще сильнее сжал ее руку.

— Посмотрите на меня.

Мариота кротко и ласково взглянула на него.

— Вы же любите меня! — воскликнул граф. — Я вижу эту любовь в ваших глазах, чувствую, как трепещут ваши пальцы. Неужели вы способны забыть меня?

— Я… этого не говорила.

— В любви все равны, — сказал граф. — Мы оба не сможем пережить разлуку. Подумайте, сколь мучительно будет наше расставание. Ведь если будете страдать вы, значит, я тоже буду страдать.

— Я уже сказала, что не желаю видеть вас несчастным!

— Но я не смогу быть счастлив без вас! — убедительно произнес граф. — Я знаю, как вы бедны, как трудно вам живется. Меня в замке ждут верные слуги. А вы добровольно исполняете роль служанки и целыми днями хлопочете по дому, помогая отцу, брату и сестре. Я обязан облегчить вашу участь, но, поверьте, это совсем не просто.

— Забудьте об этом. Я больше не приму от вас никаких даров, и мне не нужны жертвы, — торопливо вставила Мариота.

Он до боли сжал ее пальцы.

— Неужели вы полагаете, что я буду, как ни в чем не бывало, есть изысканные блюда, зная, что на обед у вас одни лишь кролики, и пить шампанское, зная, что вы довольствуетесь водой. Будьте умницей, моя дорогая, и поймите, в каком аду мне отныне суждено жить. От этих страданий я перестану есть, спать. Даже верховая езда превратится для меня в тяжкое испытание.

— Все это… не важно.

Граф продолжал говорить Мариоте о своей любви и муках совести. Они стояли рядом, но ей хотелось быть к нему еще ближе и слиться с ним воедино. Она думала о том, что он любит ее, и в ее душе сияло солнце.

— Я мечтаю укутать тебя в палантины из соболей и горностаев, — услышала она, — мечтаю осыпать тебя драгоценностями. Но больше всего, моя несравненная, я хочу, чтобы мы поженились. Я преклоняюсь перед тобой и не могу желать лучшей матери для моих детей.

Каждое слово признания давалось графу с трудом, и он произносил их медленно, словно отрубая цветущие ветви молодого дерева.

Внимая ему, Мариота старалась отвлечься от мыслей о будущем, но теперь поняла, что без графа свет для нее померкнет и тусклые, однообразные дни будут напоминать ей о невосполнимой потере.

— Помните, вас удивляло, что у меня так часто болела голова, хотя я был уже на пути к выздоровлению? Я не спал, ночи напролет размышляя, как мне выбраться из этой ловушки.

Немного помолчав, граф добавил:

— Если бы я попросил вас бежать из дома, уехать со мной за границу и переждать, пока стихнет скандал с леди Элизабет, вы бы на это решились?

— Я готова сделать все, что вы попросите, лишь бы ваша честь осталась незапятнанной. Но у вас назначена помолвка с леди Элизабет, и, если вы обманете ее, герцог проклянет вас и вызовет на дуэль. Родные отвернутся от вас, и вы погубите свое доброе имя.

Тяжелый вздох графа, казалось, исходил из самых глубин его сердца.

— Вы все поняли! О, мой дорогой, молчите! Не надо лишних слов. Что бы ни случилось, я всегда буду знать, что в мире нет человека лучше и благороднее вас!

Граф коснулся губами щеки Мариоты, и та ощутила себя на седьмом небе от счастья. Вряд ли даже поцелуй в губы доставил бы ей подобное наслаждение.

Граф разжал объятья, хлестнул коней, и они помчались по дорожке парка.

Мариота поняла, что говорить больше не о чем. Они признались друг другу в своих чувствах, хотя любовные признания так сладки, что их можно повторять бесконечно. В груди Мариоты бушевало пламя истинной страсти, и она знала, что душа графа сгорает в том же огне.

Но лишь когда они приблизились к дому, девушка срывающимся от волнения голосом произнесла:

— Я люблю вас всем сердцем и буду любить до конца своих дней.

— Вы не должны так говорить, — ответил граф. — Когда-нибудь вы встретите человека, который снимет с вас груз непосильных забот, и выйдете за него замуж. Но я не желаю об этом думать.

— Я никогда не выйду замуж, потому что не найду другого, похожего на вас, и никого не смогу полюбить с такой силой, — ответила Мариота. — Я останусь старой девой, буду помогать отцу, хлопотать по дому и вспоминать о вас.

— И вас удовлетворит такая унылая, безысходная жизнь? А что станет со мной? — с ожесточением произнес граф.

Она не откликнулась, и они молча подъехали к дверям Квинз-Форда.