Принц прессы

7.

Преследовал ли он Рене или нет, она усердно погрузилась в работу. Маркусу никогда раньше не приходилось добиваться женщины с таким трудом. Никогда… до сих пор, особенно ту, которую он хотел. Но Рене? Она? Все, что было с ней связано заставляло его прикладывать усилия. Он рухнул на диван в комнате для отдыха в студии и стал смотреть первый выбранный телевизионный монитор, установленный на стене, показывающий новости со всего мира на всех языках, какие только можно вообразить.

— Ты выглядишь так, словно кто-то украл твоего любимого плюшевого мишку, парень, — заметил Алекс, опускаясь на диван рядом с ним и передавая ему пакетик с чипсами.

— Женщина, — ответил он.

Алекс взглянул на него.

— Ах, та самая, милая Рене.

— Она убивает меня.

Алекс фыркнул.

— Значит, когда ты впервые появился здесь и пошли слухи, что ты был большим игроком в Филли — это всего лишь очередное дерьмо?

Маркус косо взглянул на Алекса.

— На самом деле, это определение довольно точно подходило ко мне, — пробормотал он.

— Дерьмо? Что Маркус имел «полный кортеж журналисток», да? Это дерьмо на самом деле так? Тогда, как черт возьми, такой парень может сохнуть по какой-то маленькой секретарше своего брата, которая стала занозой у него в заднице?

Маркус с силой вздохнул, он даже не мог вспомнить, когда так вздыхал.

— Если бы я знал ответ на этот вопрос…, как можно все исправить, — быстро произнес он в ответ. — У меня такое чувство, словно я подхватил какой-то вирус или что-то типа того. Я не могу заснуть и просто впихиваю в себя еду. Все, на что я способен, только думать о ней и возможностях, как заставить ее хотеть меня. И хотя это звучит чертовски патетически, но если мой брат узнает об этом, он «А» надерет мне задницу, и «Б» осмеет на весь город.

Алекс покачал головой, посмеиваясь.

— Чувак, ты влюблен. Я имею в виду, ты раньше никогда не был влюблен по-настоящему? Я исключаю щенячью преданность-любовь в школе или что-то типа этого.

Желудок Маркуса дернулся, опускаясь вниз, от одного упоминания этого слова. Ему не понравилось такое представление. Он знал, что хотел больше, чем на одну ночь, а именно так у него и было все десять лет, но это совсем не означало, что он был готов выставить на продажу свою влюбленность. Господи. Это уже попахивает настоящим дерьмом. Он был без ума от девушки, с которой хотел встречаться. Но влюблен… он никогда не был.

— Я не схожу по ней с ума, ты, идиот. Она просто настолько отличается от всех других женщин, с которыми я встречался. Она.. не знаю, как выразиться… более реальна что ли. Я просто хочу встречаться с ней и получать удовольствие от этих встреч, а не только заниматься сексом. Хотя она очень сексуальна. Умная и милая, знаешь ли? Вот и все.

Алекс фыркнул.

— Как скажешь, чувак. Я рад, что это ты попал в эту ситуацию, а не я. Я был когда-то влюблен. Это огромная боль-в-заднице, я никогда такой не испытывал. Что бы я не делал, она все равно не была рада. Она вывернула всю мою жизнь наизнанку, а потом бросила меня ради Бреннера Колтрайна.

Маркус съел последнюю чипсу и развернулся, чтобы взглянуть на Алекса.

— Не может быть! Жена Бреннера Колтрейна твоя бывшая?

Алекс кивнул.

— Иногда мне кажется, что она закрутила со мной, только чтобы смогла познакомиться с ним или еще с какой-нибудь спортивной звездой. Черт бы побрал News Nancy, — сказал он, имея в виду поклонниц, которые следили за колонками в журналах, восхваляющих селебрити, известных спортсменов на WNN.

Маркус еще несколько секунд внимательно разглядывал Алекса, пытаясь представить женщину, которая бы заинтересовалась слегка небрежным, бородатым, тощем Алексом, по будням ведущем передачи на WNN, с каскадом волос и тремя костюмами за тысячу долларов. Наконец он покачал головой и поднялся.

— Ну, к счастью, как я уже сказал, я не влюблен. Мне хотелось бы встречаться с ней, но на этом все.

— Если это все, почему бы тебе не найти кого-нибудь еще для встреч? Того, кому ты нравишься, и кто не будет работать на Дерека Эмброуза. Он самый известный сукин сын.

Маркус рассмеялся.

— Да, думаю, ты прав. Он лучше предпочтет подать запрос в Верховный Суд, который вынесет приговор по поводу однополых браков и это будет джек-пот, нежели пойдет на уступки.

— Только после тебя, — сказал Алекс, когда они выходили за дверь.

Пока они оба шли по коридору в студию, Маркус не мог отделаться от ощущения, что ему совсем не хотелось встречаться с кем-то еще. Он хотел видеться только с Рене. И еще было кое-что в словах Алекса. А именно — его жизнь действительно перевернулась с ног на голову.

Рене вытащила термометр изо рта у матери и посмотрела на него.

— Отлично! — произнесла она, улыбаясь Элис.

— Я же сказала, — ответила мама. — Доктор сказал понаблюдать первые семь дней, а сегодня — десятый. После лечения — девятый. Тебе уже пора остановиться.

— Мам, — воскликнула Рене, забирая поднос с завтраком с тумбочки, — это же не больно померить температуру еще пару дней. Нет никакой волшебной формулы, чтобы ты быстрее оправилась от химиотерапии, ты будешь еще слабой. Но не словить какую-нибудь инфекцию — это очень важно на данный момент. Ты сильная, и ты сможешь справиться со всем.

Элис вздохнула, затем слегка улыбнулась Рене.

— Я знаю, дорогая, знаю, ты делаешь все возможное, чтобы я выздоровела. Я очень ценю это и очень тебя люблю. Но мне хочется, чтобы ты нашла что-то для себя.

Рене смотрела на истощенное тело матери, ее изуродованную грудь после операции, закрытую футболкой, и маленький пушок волос, просвечивающий на коже головы.

— Ты же знаешь, мне не нужно что-то для себя. Если бы я смогла заплатить за сиделку, которая могла бы быть с тобой двадцать четыре часа семь дней в неделю, я все равно бы не смогла, оставить тебя на нее. Ты потратили на меня двадцать лет. Теперь пришла моя очередь. Мне нравится…, — она замолчала и подмигнула Элис. — Это же не будет длиться вечно.

Ее мать рассмеялась, и Рене спокойно покинула комнату, испытывая маленькую надежду, которую она не чувствовала уже долгое время.

Когда она прибыла на работу, чувство надежды Рене было разорвано в клочья, скомкано и выброшено в мусорную корзину, стоящую где-то вдоль дороги. Очень рано утром она встретилась со своим братом в реабилитационном центре, где он и находился, и эта встреча стала полной катастрофой. Дэвид выглядел расстроенным и одиноком, и его прогресс в выздоравливании замедлился. Он так хорошо шел к выздоровлению — большая часть мелкой моторики вернулась, он уже мог вести беседы, но он с трудом поднимался и спускался по лестнице, при этом не мог вспомнить название множества предметов, заставляя его израненную душу подыскивать самые простые слова, заикаясь, например, такое просто слово, как «метла». Школа, в которой он учился, предоставила репетитора, который приходил в реабилитационный центр, чтобы Дэвид не отстал от программы, но его перестали навещать друзья, занимаясь обустройством своих собственных жизней и решая свои собственные драмы. Короче, он был одинок и подавлен, и Рене была не уверена, что сможет каким-то образом поднять ему настроение, учитывая ее заботы, связанные с матерью.

Она опустилась за свой рабочий стол, положила сумочку и обед в ящике стола, опустила голову на руки, чувствуя себя еще раз побежденной. Страховая компания готова оплачивать только тридцать дней пребывание Дэвида в реабилитационном центре. В этот момент он может получить любые процедуры амбулаторно, а дальше лимит будет очень ограниченным. Ему просто необходимо пройти как можно больше процедур, пока он находится в центре прежде, чем оправиться домой. Но никакого положительного результата не предвидится, если он будет прибывать в таком упадническом состоянии.

— Мой брат заставляет тебя спать на своем рабочем месте?

Рене подскочила, уставясь в темно-синие голубые глаза, которые преследовали ее во снах после той ночи в гараже. Она почувствовала, как ее лицо залила краска и изо всех сил старалась не показывать, насколько рада видеть его.

— Доброе утро. Прости, еще нет и восьми, я не ожидала, что кто-то может прийти сюда.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты спала не за рабочим столом, — он подмигнул.

Она засмеялась, несмотря на то, насколько неловко себя чувствовала перед ним.

— Нет, конечно, я приехала несколько минут назад, но не думаю, что я уже проснулась.

— Ах, — произнес он, с улыбкой рассматривая ее лицо. Теплой улыбкой. В ней было столько тепла, что почти воспламенился ее рабочий стол из дерева. — Ну, я рад, что твой организм требует свое. — Его взгляд опустился ниже, и его глаза потемнели еще больше. — Очень рад.

— Маркус, — предупредила она.

Его глаза тут же вернулись к ее лицу и снова стали мягче.

— Мне кажется, ты выглядишь измученной и усталой. Мама и Дэвид в порядке?

Она вздохнула. Ей явно не следовала с ним вести разговоры о своей семье, но она так устала и была так расстроена, и рядом с ней фактически не было никого, кто интересовался ее проблемами.

— С мамой все в порядке. Она еще слаба, но все говорят, что она идет на поправку. Сейчас моя сама большая проблема — Дэвид. У него большой прогресс, но...

Маркус присел на корточки рядом с ее столом, чтобы видеть ее глаза.

— Но что? — тихо поинтересовался он.

Она сжала зубы, ненавидя себя, что оказалась в таком отчаянии, и опять обратилась к мужчине, для которого она…. она ничего не значила.

— Его восстановление замедлилось. Есть некоторые навыки… с которыми он не очень хорошо справляется, и это сводит его с ума. Он подавлен и обескуражен и хуже еще то, что медицинская страховка заканчивается через тридцать дней. А он за такой срок быстро не поправиться, — она взглянула на Маркуса и почувствовала, как у нее сжалось горло. — Боюсь, если он не будет поправляться, он никогда не сможет стать прежним. Это очень плохо. Это очень плохо, потому что он не сможет вернуться к нормальной жизни.

Маркус положил руку ей на щеку, и она прильнула к ней, не могла не прильнуть, его рука так успокаивала и была такой теплой. Ей было необходимо к кому-то прижаться, к кому-то кто мог ее понять, поддержать, она нуждалась в этой поддержке, как в дыхании.

— Знаю, это тяжело, но не сдавайся. Не отказывайся от него, не теряй надежду. Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал, и он такой же, как и ты, сильный. Он увидит, что ты борешься за него, и будет с усилием бороться за себя. Возможно, он захотел взять перерыв на несколько дней, но если ты сдашься, он тоже опустит руки. Поверь мне. Я четко знаю, какое влияние своим примером могут оказывать старшие братья или сестры на младших, — он улыбнулся, и она ничего не могла с собой поделать, но у нее возник образ Дерека, который читал очередную лекцию Маркусу, она захихикала.

— Спасибо, — ответила Рене.

Их глаза встретились, и столько промелькнуло в их взгляде, что у нее поплыла голова, а сердце забилось, пустившись в галоп. Она ощущала запах его цитрусового одеколона и заметила легкую небритость, видно сегодня утром, после смены, он не успел еще побриться. Все ее чувства опять встрепенулись, несмотря на то, что она запрятала их очень глубоко, но единственное, совершенно отчетливо она понимала сейчас — если он попытается ее поцеловать, она не сможет противостоять ему. Он, словно совершал под нее подкоп, а она как собака, которую манили сахарной костью.

Но сейчас он не попытался ее поцеловать. Вместо этого он отдернул руку, кожа на щеке лишилась его теплоты, а сердце почувствовало себя одиноким.

— Я не охочусь, — прошептал он. — Это гораздо большее, и я собираюсь доказать тебе это. — Он встал, грустно улыбнулся и пошел в кабинет своего брата, забрав с собой какую-то ее часть.

Один из самых великолепных и потрясающих моментов работы на Дерека Эмброуза заключался в том, что Рене на протяжении всего дня была так загружена, что у нее просто не хватало времени переживать за свои проблемы. После восьми часов утра (а иногда даже раньше), офис мистера Эмброуза гудел до шести вечера, а иногда даже и позже. Сам Дерек проводил встречи с семи утра до девяти часов вечера, а иногда и поздним вечером. Рене не могла понять откуда этот мужчина черпает столько энергии, но в дни, когда она падала духом от своих семейных проблем, она была несказанно рада такому бешенному ритму и нагрузки, так она не успевала зацикливаться на своих проблемах.

Было почти семь часов вечера, когда она закончила печатать примечания и внесла поправки в расписание Дерека на неделю. Она пожелала ему «хорошего вечера», заметив, что Дерек стоял у окна, что ему было совершенно нехарактерно, и казалось выглядел при этом подавленным. На улице было темно, хотя всего лишь шесть пятнадцать, приближался Хэллоуин, температура ночью понижалась до сорока градусов. (5⁰С) Она накинула свитер на плечи и шла по темной улице. Минуя толпу деловых кварталов, она направились в реабилитационный центр, решив по дороге позвонить маме.

— Привет мам, — тут же произнесла она, как только мама ответила на звонок. — Ты съела все, что я тебе оставила на обед?

— Да, съела все.

— Правда? Здорово. Мне уже не верилось, что ты будешь все съедать, что я оставляю тебе на плите.

— Я съела, даже провела целый час пропалывая сад, — ответила ее мать более энергично, чем обычно.

— Хорошо, мам. Только не переусердствуй. Побольше отдыхай и хорошо питайся — это лучшее, что ты можешь сделать для себя в данный момент.

— Да, мой дочка-врач. Я немного вздремнула после прополки, почитала, сейчас смотрю фильмы. Приходила Лиза в гости и принесла мне тыквенное шоколадное печенье, девочки на работе сделали. У них есть семена льна, и кто знает, что еще они туда положили.

Рене рассмеялась. Ее мать раньше не признавала ни искусственную пищу, ни холистические лекарства. Она была приверженцем витаминов и пищевых добавок, которые ей давала Рене, и благодаря своей природной склонности она следовала инструкциям врачей, ела простую пищу, как у солдат.

— Поскольку ты занята, не будешь ли ты против, если я навещу Дэвида перед тем, как вернуться домой?

— Конечно. Я готовлю себе суп и собираюсь посмотреть новый сезон «Полдарк». Ты можешь отсутствовать столько, сколько будет нужно. И я рада, что ты пойдешь к нему. Когда я сегодня утром звонила ему, мне показалось, что он расстроен. Если честно, меня убивает, что я не могу его навестить.

Рене вздохнула. Это тяжело. На самом деле, она тоже думала, что если бы Дэвид увиделся с мамой, это помогло бы ему, но микробы, имеющиеся в реабилитационном центре, увеличивали ее риск, учитывая ее ослабленную иммунную систему.

— Знаю, мама, я не задержусь надолго. Он знает, что ты скучаешь и любишь его, скоро Дэвид вернется домой.

Анна тяжело вздохнула.

— Ты права. Мы преодолеем и это, дорогая. И когда все будет позади, ты возьмешь долгий отпуск и будешь делать все, что захочешь. Вернешься в университет, отправишься в путешествие, а можешь просто лежать дома целый день. Все, что захочешь.

Рене постаралась, чтобы голос не звучал слишком устало.

— Хорошо, мам. Я начну планировать. Увидимся через час.

Рене прибыла в реабилитационный центр, было уже семь часов вечера, она знала, что в это время Дэвид должен был вернутся в свою комнату после ужина. Раньше с ним в комнате пребывал сосед, но его недавно выписали, поэтому вторая кровать пустовала. Пока она шла по тихому коридору, большинство пациентов разошлись по своим палатам, она услышала громкий смех, доносившейся из комнаты Дэвида. Она замедлила шаг, подошла поближе и прислушалась.

— Нет, но парень был весом около двухсот восьмидесяти фунтов, больше чем шесть футов роста. Он был похож на Хоббита на стероидах. Даже его ноги были волосатыми и вот дерьмо. Это было просто невероятно.

Голос не принадлежал Дэвиду, но был очень знакомым, она вошла и ее глаза расширились от увиденного. Дэвид стоял у своей кровати, перебирая ногами на степпере, такой используют на занятиях аэробикой. Он не задумываясь совершал шагал, делая шаг сначала одной ногой, потом другой, Маркус развалившись сидел в кресле, с растрепанными волосами, расстегнутой у воротника рубашкой и закатанными рукавами.

— Привет, Нэй, — произнес Дэвид, как только она вошла в комнату. Его улыбка была заразительной, как и смех, который она слышала несколько минут назад.

— Ну, привет, — ответила она, улыбнувшись Дэвиду, потом перевела подозрительный взгляд на Маркуса. — Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть на работе?

Маркус пожал плечами.

— Отработал день немного сместив график, — он с вызовом смотрел на нее, как бы говоря: «Неужели ты осмелишься выяснять отношения перед своим братом?» Черт бы его побрал. Он был слишком умен.

— Ну, я понятия не имел, что ты решишь навестить Дэвида, похоже вы неплохо проводили время.

— Он рассказывал мне разные истории, когда только начал вести свои репортажи. Некоторые, на самым деле, очень смешные, черт побери, Ней.

— Правда? — она снова взглянула на Маркуса. Он выглядел таким самодовольным и великолепным, что это даже раздражало.

— Да, он предложил мне кое-что совсем нехилое. Он сказал, что на студии всегда нужны стажеры, и если я получу в мае диплом, как и планирую, он мог бы мне предложить работу стажера летом.

Сердце Рене забилось быстрее, но она старалась не показывать этого Дэвиду.

— Вау, звучит здорово, — она также старалась спокойно отвечать, все свои эмоции скрывая под нейтральным фасадом.

— Дэвид сказал, что ему нравится фотография, а я знаю, что Алексу всегда не хватает дополнительных рук. Он очень профессиональный и терпеливый. Думаю, Дэвид мог бы многому научиться у него за лето. Алекс даже читает лекции по фотожурналистике в столичном колледже, когда у него есть на это время.

Он посмотрел на Рене, слишком много говоря ей своим взглядом. Она кивнула, все слова у нее вылетели из головы.

— Итак, — Маркус повернулся к Дэвиду. — Если ты не против, я приведу завтра Алекса, и он поговорит с тобой о твоей фотокамере. Посмотрим, может нам удастся воспользоваться одной из б.у. видеокамер, которые студия продает на аукционе, ты мог бы получить хорошую практику за несколько летних месяцев.

— Парень, это круто. Ней, ты можешь завтра принести мою 35-мм камеру и оборудование, чтобы Алекс смог на него взглянуть?

Рене кивнула, ее сердце готово было разорваться от радости.

— Да. Я первым делом завезу ее тебе по пути на работу.

— Круто.

— Ладно, — Маркус протянул руку, и Дэвид ее пожал, так парни пожимают друг другу руки, — увидимся завтра.

— Точно. Увидимся.

Маркус повернулся к Рене, чтобы попрощаться, но она перебила его:

— Я тебя провожу. Сейчас вернусь Дэйв.

Как только они вышли из комнаты и отошли в сторонку, Рене развернулась к Маркуса, чувствуя неуверенность, стоит ли обнять его и поблагодарить или же дать ему пощечину. Она совершенно запуталась в своих мыслях, которые до сих пор крутились у нее в голове.

— Ты, на самом деле, имел в виду то, что говорил? Ты сможешь взять его на стажировку к себе на студию? Потому что, если ты просто пытался помочь и не выполнишь свои слова, я пойму, но ты должен понять, что это очень плохо с твоей стороны, потому что с тех пор, как мама заболела, он не интересовался ничем и ему было совершенно наплевать на школу, и я даже не могу представить, что с ним произойдет, если Дейв узнает, что это была всего лишь уловка с твоей стороны, чтобы заставить его поправиться. Но если ты предложил ему, потому что думаешь, что действительно можешь взять его...

Маркус положил два пальца на ее губы и снисходительно улыбнулся.

— Выдохни, милая. Дыши. Сделай медленный вдох и выдох. Все будет хорошо, я обещаю.

Рене отбросила свои путающиеся мысли и сосредоточилась на спокойном дыхании, которое словно струилось из Маркуса, переходя в нее. Ее дыхание стало более спокойным, глаза Маркуса потемнели, он улыбался.

— Хорошо, я пришла в себя, — прошептала она.

Он убрал пальцы, обхватив ее руку своей большой, теплой ладонью и медленно скользил вверх-вниз по ее коже, он успокаивал ее своими движениями.

— Я имел в виду каждое слово, которое произнес. Он сможет работать летом, если захочет. И я уже написал Алексу. Он полностью «за». Фотография спасла его, когда он был подростком, он больше ничего так сильно не любит, как обучать этой магии таких же, как он был когда-то.

Рене слабо улыбнулась.

— Спасибо. Похоже, я только и делаю, что благодарю, но это просто... я имею в виду..., — она замолчала, потому что у нее сжалось горло.

— Я хочу помочь. Я хочу помочь Дэвиду, и я хочу помочь тебе.

Он наклонился и оставил у нее на губах легкий поцелуй, словно прошелся перышком. И тут же отстранился.

— Я не охочусь на тебя, — снова произнес он. — И я докажу тебе это. — И зашагал прочь, оставив ее в еще более растерянных и запутанных чувствах, и мыслях — что же есть правильное и неправильное в ее жизни.