Принцесса и Ястреб

Глава 5.

– Дорогой, я тут подумала, а если нам начать заниматься вместе? – Хавьер не ответил, но я решила считать, что он просто не услышал, а не пассивно-агрессивно отказался. Вытирая влажные после душа волосы, я направилась в гостиную, на ходу продолжая свою мысль. – Представь, как было бы здорово, и ты бы немного развеялся…

– Нет.

Хавьер тупился в ноут, и на мой взгляд, не был ничем занят. Я обняла его и попыталась примоститься рядом с ним на кресло, но он, обычно благосклонно относящийся к моим кошачьим повадкам, в этот раз слегка раздраженно отстранился от меня.

– Ну куда ты щемишься! Тут нет места, не видишь?

– Ну тогда я могу просто сесть к тебе на колени…

– Ева, отстань, не видишь, у меня важная миссия.

Я посмотрела. На экране бегали роботы-трансформеры и трещали автоматами. Я протянула руку и одним движением захлопнула крышку ноутбука. Из динамиков донеслось затухающее «файер, файер» и через вздох пропало.

– Теперь нет.

Хавьер резко поднялся, и грубо протиснувшись мимо меня, вышел из комнаты. На кухне хлопнула дверь холодильника, и раздался характерный щелчок открывающейся бутылки пива. Опять.

Я знала, что мне стоит промолчать и не лезть, и моего порыва благоразумия хватило ровно до того момента, как мой благоверный вернулся в гостиную, сел на прежнее место и, включив компьютер, вернулся к игре.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– И долго ты собираешься вот так проводить время? – моя точка кипения уже булькала гневом, но Хавьер был невозмутим.

– Не знаю. Пока не надоест.

– Хавьер, это неправильно.

Он пожал плечами и промолчал. Я подавила желание ебануть его по голове вазой и решила попробовать другую тактику. Обхватив мужа руками за плечи, прошептала, приблизив свое лицо к его лицу.

– Давай не будем ссориться. Давай поговорим.

– Ева, ты своими мокрыми волосами щекочешь мне ухо! И посмотри на мою майку! Что за идиотская привычка не вытираться как следует! Если тебя устраивает ходить в сырой одежде, то я сто раз говорил, что меня это бесит!

– Ах, майка его моя не устраивает! А меня не устраивает, что ты пьешь каждый день и мало того, не чистишь зубы перед сном, а потом приходишь, когда я уже сплю, хотя я каждый раз зову тебя пораньше, и еще и воняешь на меня перегаром! Но я молчу!

– Нет, надо как ты, развести кипучую деятельность, нахватать миллион дел и все бросить, раз в неделю потоптаться два притопа, три прихлопа двадцать минут, а потом пиздеть на других, что они не ведут правильный образ жизни. Давно вылезла из-под одеялка, под которым лежала, свернувшись калачиком из-за трудностей бытия?

Я начала хватать ртом воздух. Это было подло! Бить по больному месту!

– Я не бросаю свои дела на середине?

– Да? Я что-то не замечал раньше, чтобы эта гора книг и журналов раньше жила в этом углу! Или это новые веяния в фэн-шуй?

Замечание было не в бровь, а в глаз. Ударившись в роман и фитнес, я как-то все забывала довести до совершенства порядок в доме по японской системе, и куча неразобранных вещей укоряюще ждала своей очереди. Мне стало стыдно, но вместо того, чтобы признать свою вину, я бросилась в атаку.

– Я хотя бы пытаюсь, а не превращаюсь в заросшего небритого неудачника-алкоголика, находящего утешение в виртуальной реальности!

– Наверное, поэтому ты каждый день пристаешь ко мне со своей невообразимо реальной историей про идеальных принцев и злодеев!

Только сказав лишнее, ты понимаешь, что сделанного не вернуть. Мы замолчали – и в одно мгновение, я знаю наверняка, нам обоим хотелось обнять друг друга и взять все эти ядовитые слова назад, но момент был упущен. Он отвернулся к экрану, а я вышла из комнаты, глотая бессильные слезы.

Весь день прошел в тягостном молчании. Хавьер играл и пил, я бросилась в уборку. Разобрала последний бастион хлама, внушая себе, что давно собиралась это сделать, а не потому, что меня ткнули в это носом. Пообедали каждый сам по себе, что-то перекусив на ходу из холодильника. На ужин решила приготовить пасту с морепродуктами. Закинула вариться пачку спагетти, разогрела на сковороде оливковое масло – много масла, к черту зож и прочую пиздежь!, добавила перца чили, острого, как все мои ответы, которые я прокручивала в голове, помидоры черри, упрямые, как лоб одного мексиканского барана, чеснок, злой как моя ярость и протушила все с морепродуктами пять минут, так же, как мои мысли тушились в голове последние пять часов.

И только когда подошло время открывать белое вино, я увидела, что именно эта бутылка по старинке не просто завинчена, а заткнута самой настоящей блядской пробкой, но признаться сейчас, что за все свои 42 года я так и не научилась толком пользоваться штопором, я не смогла бы даже самой себе. Ругаясь, как матрос, я впихнула острие в дерево, пытаясь вспомнить, что мне нужно теперь делать с этими хернюшками по бокам: раздвигать, сжимать или вообще не трогать к чертовой матери, вытащила нафиг и взяв нож, решила студенческим способом пропихнуть пробку вниз… И в этот момент мои руки перехватили чужие: уверенные и спокойные – и ненавистно легко, просто и быстро открыли злосчастное вино.

– Не трогай меня – буркнула я вместо благодарности и отвернулась. На глаза предательски наворачивались непрошенные слезы облегчения от того, что мы наконец-то помиримся и не будет теперь этого мучительного молчания, выматывающего душу и нервы.

Хавьер развернул меня к себе и крепко, крепко обнял. У меня в спине что-то хрустнуло, но ни за какие сокровища в мире я не хотела бы, что он держал меня не так сильно. В первый раз за день я наконец-то почувствовала себя в безопасности и, шмыгнув носом, вытерла лицо об его майку – ни на секунду не забывая, что он этого не выносит.

– Насцала в тапки, мстительная кошка? – в его голосе был смех. – Между прочим, ты можешь быть заразной.

– Так тебе и надо. Ты сказал, что я к тебе пристаю со своим рассказом.

– Так и есть. Но это не значит, что он мне не нравится.

– Ненавижу тебя.

– Знаю, любовь моя. Знаю. И ты в курсе, что на ужин у нас каша из спагетти и резиновых кальмаров?

Валет пик

– Мне хочется запечь это место в каталажку. Всех, от толстого бармена до Сокола, кривляющегося на сцене.

Начальник стражи принца передергивался от огромного количества преступников, спокойно сидящих и пьющих вино.

Ворон ухмыльнулся.

– Не время, мой друг. Сегодня у нас другая дичь.

Принц с едва заметным выражением отвращения и любопытства осматривался по сторонам:

– Однако, в интересное место занесло наших птичек. И что ты, говоришь, они тут делают?

Ворон пожал плечами.

– Пьют. Поют. Танцуют. Видите их, сир?

Компания обвела глазами зал, ища тех, чьи описания были подробно описаны в тонкой папке, собранной за три месяца тщательных поисков.

Марк ди Анджело, второй сын барона ди Анджело от четвертой жены, Люсии дель Соль. Красивый изящный юноша, медовый сероглазый блондин с длинными кистями, узкими лодыжками и мелким, поджарым задом. Он танцевал так же, как выглядел – совершенно, вдохновенно, одухотворенно. На танцполе было жарко, и он расстегнул рубашку, без стеснения выставив на обозрение гладкую безволосую грудь и две сильные линии пресса, соблазнительно уходящие в глубину обтягивающих брюк.

– Милый, милый мальчик, – промурлыкал Ворон и облизнулся. – А где же девочка?

Шелена Гатинэ, единственная дочь Веледы Гатинэ. Внебрачная дочь. Поговаривают, 22 года назад, когда прекрасная юная дочь лорда ди Гатинэ принесла в подоле, и не смотря на уговоры и угрозы так и не выдала, кто же отец ребенка, случился занятный скандал. Разгневанный отец выгнал блудную овцу из дома, лишив наследства и содержания, и пошумев, приличное общество успокоилось и забыло о несчастной, как вдруг через четыре года она посмела появиться живой, невредимой, раздражающе красивой …и при деньгах. Купила загородный замок виконта ди Чери, привела в порядок и открыла отель, с казино и шлюхами, в очередной раз взбаламутив гадюшник высшего общества. На Веледу шипели со всех сторон, но она невозмутимо улыбалась и продолжала делать то, что делала. Поговаривают, что за ней стоит очень влиятельный тайный покровитель, но никакие попытки вычислить его не привели к успеху. Хладнокровную мамашу Гатинэ ни капли не волновало, что при свете дня высший свет отвергал ее, и она вполне довольствовалась тем, что с наступлением ночи те же самые люди выстраивались в очередь перед воротами ее отеля «Голый завтрак»12.

Мужчины пристально разглядывали младшую Гатинэ, пытаясь разгадать, что же из себя представляет дочка.

Худая, плоская, вся состоящая из выпирающих косточек и острых углов, с короткими черными волосами, лезшими ей в глаза и в рот, она казалась скорее подвижным мальчишкой, чем девушкой в расцвете красоты. В худобе юноши была видна сила и гибкость, но в ребристости боков девицы сквозила одичавшесть бездомного животного. Но было в ней что-то… То, как она двигалась в такт музыке, как яростно сверкали ее зеленые глаза, густо обведенные черной краской… Он вдруг понял, что не может отвести взгляда от капель пота на ее ключицах, и с трудом облизал пересохшие губы. Невозможно объяснить, чтобы настолько не женственное создание было таким вызывающе сексуальным. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло в его голове и пропало, не успев ни за что зацепиться. Музыканты ушли на перерыв, и к их столику, беспрестанно озираясь и нервно дергаясь, шел Канарейка, ведя за собой спокойную парочку, не подозревающую о том, что их уже предали.

Дама червей

Еще «Соколы» не допели последнюю песню, как возле нас торчал Канарейка. Вертлявый, смазливый, мелкий, суетливый хорек с липким взглядом. Я едва терпела Курта Канарейку и Марк, прекрасно зная об этом, обычно вел все переговоры с ним без меня. Сегодня, однако, избежать встречи не удалось, и я с отвращением ощущала, как он, по своему обыкновению, мысленно меня раздевает, а может, что и похуже.

– Они уже здесь? – грубо спросила я вместо приветствия, только бы он прекратил на меня смотреть.

– Да, здесь. Товар у вас с собой? Где? – он с сомнением посмотрел на наши наряды, не оставлявшие простора ни воображению, ни места для чего-то более объемного, чем носовой платок.

– Все при нас, – кивнул Марк. – Веди, Курт.

Канарейка развернулся в сторону столиков, мы с Марком направились за ним. В темном углу, из которого, однако, открывался прекрасный обзор на весь кабак, сидели трое в плащах с капюшонами. Заметно нервничая, дилер поклонился.

– Уважаемые господа, вот они.

– Вижу. Только что-то не слышу звона стекла. – подал голос один из мужчин.

– Я тоже не слышу звона. Монет. – нахально проговорил Марк, а я молча разглядывала покупателей. Их лица были скрыты в тени, черты лица было разглядеть невозможно. В этом не было ничего необычного, наши клиенты не стремились быть узнанными, но в животе у меня тянуло от беспокойства. Что-то не так. Интуиция подсказывала мне что-то, но медленные мозги никак не могли сложить картинку.

– Нам скрывать нечего. Хотите видеть деньги – пожалуйста. – и сильная рука подняла из-под стола тяжелый мешок, на мгновение рукав задрался, оголив узор татуировки. Nigrius… Колокола в моей голове застучали набатом. Я перевела взгляд на Канарейку: он был бледнее мошонки короля Артура и потным, как лучшая шлюха Веледы после рабочей смены. И в момент, когда Марк театральным жестом распростер руку над столом и материализовал полсотни склянок первоклассного дурманного зелья, две вещи произошли одновременно:

До меня наконец-то

Мужчины поднялись

дошло, что означала фраза

и сняли плащи

Нигриус пицэ13

обнажив шпаги и лица

Чернее дегтя14

Именем короля и закона

Это был девиз

Вы арестованы

Королевского Ворона!

За изготовление и

Бежим!

Распространение наркотиков!

Я обеими руками перевернула стол, от звона бьющегося стекла зарябило в ушах, нападающие инстинктивно отпрянули. Марк сориентировался мгновенно. Схватив Канарейку, он толкнул его от себя на наших преследователей. А дальше мы не оглядывались. Вокруг нас творился адский переполох. Люди там и тут вскакивали со своих мест, хватаясь за оружие. Королевское правосудие в «Гарпии» – неслыханно, возмутительно, немыслимо! Суматоха была нам на руку – эта дыра была для нас логовом, и мы мчались как крысы, не разбирая дороги, по столам, опрокидывая стулья. Перед нами толпа расходилась, замедляя стражей – мы были своими, они – нарушили правило.

Оказавшись на улице на несколько минут раньше погони, мы бросились врассыпную по давно намеченным маршрутам. Задыхаясь от боли в боку, протискиваясь вслепую по темным подворотням, я неустанно благодарила святого Ланселота и крашеные патлы его любимой Гвинервы за то, что когда-то я настояла на том, чтобы мы с Марком отработали план побега на случай такой вот задницы. К воротам нашего особняка я уже ползла, хватая ртом воздух и, дотащившись до кустов живой изгороди, рухнула в них, как подстреленный воробей. Переведя дух, я негромко свистнула и в ответ мне раздалось уханье совы. С сердца отвалился камень – Марк тоже добрался.

Я поползла на четвереньках на звук, и скоро мы с ним столкнулись лбами, от идиотизма происходящего расхохотались как ненормальные, зажимая рты грязными руками и размазывая по лицу слезы.

Спаслись.

Прошло два часа, а может быть, пять минут, когда мы смогли заставить себя подняться и двинуться к дому. Взявшись за ручку, Марк открыл дверь, вошел и заговорил:

– Шел, прости меня, умоляю, прости. Ты говорила, говорила мне не связываться, но я, набитый придурок, и слушать тебя не хотел, это я настоял, я виноват, Шел, если ты…

– Марк, – медленно заговорила я, – Марк. Дверь была…

– Закрыта, когда вы уходили. Умная, умная маленькая птичка. Ворон, Карл, кто не досмотрел?

– Виноват, сир. Больше не повторится.

По щелчку пальцев в комнате загорелся свет.

Замерев от ужаса, мы смотрели, как из кресла у камина поднимается высокий мужчина со строгими карими глазами и, сделав несколько шагов в нашем направлении, останавливается.

Свысока, словно на ничтожных ядовитых мошек, посмевших своим жужжанием нарушить его покой, на нас смотрел его высочество Ястреб.