Лейла
Засунув руки в карманы, Донни ведет меня в угол спортзала, подальше от лишних ушей. Я оглядываюсь по сторонам, морща нос при виде корзин со спущенными баскетбольными мячами и сломанными обручами.
— Послушай, — тихо говорит он. — Ты не можешь выложить это в соцсети.
Я рассматриваю свои ногти.
— Не могу?
— Нет! — его глаза широко раскрыты. — Ради Бога, я был ребенком!
— Я тоже. Это не помешало тебе превратить мою жизнь в сущий ад.
— Я не знал, что делал! — настаивает Донни. — Это было десять лет назад, Лейла, неужели ты не можешь просто забыть об этом? Я упорно трудился, чтобы добиться того, что имею сейчас, так какого черта ты хочешь испортить мне все именно сейчас?
— Не хочу, — честно отвечаю я. — Я не хочу ничего тебе портить. Все, что я хочу сделать, это оставить все позади. Итак, вот что произойдет. — я делаю шаг к нему, мои высокие каблуки слегка поскрипывают по уродливому бежевому линолеуму. — Ты снимешь обвинения с Зака, — приказываю я. — Ты сделаешь заявление о том, что настроил его против себя. И тогда ты будешь держаться подальше от всех нас. Ты не будешь упоминать наши имена. Не будешь писать об этом в Твиттере. Ты никому ничего не расскажешь. Или все то дерьмо, что у меня есть на тебя, попадет в наши социальные сети. Я знаю, что подписчики умирают от желания узнать, почему Зак ударил тебя на конференции. — я улыбаюсь ему. — Я расскажу всем. Я буду давать интервью. Буду записывать целые эпизоды в подкаст. Буду кричать об этом с крыш. Мне надоело молчать. Теперь меня слушают. Я больше не застенчивая маленькая шестнадцатилетняя девочка. У меня есть голос. Снимай обвинения, или я использую его.
Ноздри Донни раздуваются.
— Это клевета. Я мог бы подать на тебя в суд.
— Клеветой считается только ложь. Может, ты бы знал это, если бы был внимателен на уроках права, а не написывал друзьям о воображаемой дрочке, которую я тебе устроила в туалете.
— Это шантаж, — возражает Донни, но его голос дрожит.
— Конечно, — говорю я ровным голосом. — Но для тебя это не имеет большого значения, не так ли? В любом случае, всякий раз, когда кто-либо будет искать твое имя в Интернете, первое, что он увидит, это длинный список всех отвратительных, незаконных поступков, которые ты совершил в подростковом возрасте. Сомневаюсь, что это повысят твои шансы на следующих выборах, не так ли?
Донни сглатывает, тяжело дыша. У него на лбу выступили капельки пота.
— Я сниму обвинения, — говорит он в конце концов хриплым голосом.
— И сделаешь заявление, — терпеливо повторяю я.
Его лицо темнеет.
— И сделаю заявление.
Я похлопываю его по щеке.
— Хороший мальчик. Разве это было трудно? — я киваю на маленькую грустную вечеринку. — Теперь ты можешь пойти поиграть со своими друзьями.
Он поворачивается, чтобы уйти, затем колеблется, уставившись в пол.
— Да? — терпеливо спрашиваю я. — Ты что-то еще хотел?
— Я, типа… — он потирает затылок, его рот кривится. — Извиняюсь. Или что-то в этом роде. Это не… не имело никакого отношения к тебе как к личности. Ты просто была… там. Ну, знаешь? Все это делали.
На секунду я опешила. Не ожидала, что он извинится, каким бы ужасным ни было это извинение.
Но, честно говоря, этого недостаточно и слишком поздно.
— Хочешь знать правду? — спрашиваю я. — Мне действительно, по-настоящему плевать. Мне больше нет дела ни до кого из вас. Так что отвали и оставь меня, черт возьми, в покое.
Бросив последний взгляд через плечо, Донни уходит, низко опустив голову, чтобы присоединиться к остальным. Когда он ушел, у меня возникло чувство, будто с груди свалился тяжелый груз.
Теплая рука обнимает меня за талию, а мягкая борода щекочет щеку.
— Ты такая страшная, — говорит Зак мне на ухо. — Где здесь ванная? Мне нужно выпрыгнуть из окна, чтобы сбежать от тебя.
— Большинство моих кавалеров испытывают подобное желание. Дыши глубже, оно пройдет.
— Ты справилась потрясающе, — соглашается Джош, подходя с другой стороны и беря меня за руку.
Я смотрю на него снизу вверх и улыбаюсь, откидываясь на грудь Зака.
— Спасибо. Может, теперь сходим за нормальной едой? Месть изматывает.
Джош заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.
— Конечно. Думаю, Люк почти закончил орать на Эми.
Мои брови приподнимаются от удивления.
— Он кричит на нее? Серьезно?
Джош указывает в угол зала, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Люка, который очень горячо спорит с Эми. Его щеки раскраснелись, и он яростно жестикулирует. У Эми такой вид, словно она хочет раскроить ему череп.
Я вздрагиваю.
— Мне жаль, — говорю я. — Я должна была сказать тебе, какой гарпией она была до того, как твой брат женился на ней.
Джош качает головой.
— Даже если бы ты что-то сказала, он бы не стал слушать. Роб может постоять за себя. У него очень низкая переносимость сучек.
Пока мы наблюдаем, Люк прекращает спор, поворачивается и направляется к нам. Эми стреляет кинжалами ему в спину.
— Давайте убираться отсюда, — требует он, когда добирается до нас. — Прежде чем я начну бить людей.
Я корчу гримасу.
— Настолько плохо?
— Они даже не регистрировали жалобы студентов! — взрывается Люк. — Я думал, что у этой школы низкий процент жалоб, потому что не было никаких проблем с издевательствами. Но они просто замалчивают все, потому что не хотят выставлять школу в плохом свете!
Он проводит рукой по лицу.
— Мне следовало сделать это намного раньше. То, как управляется это заведение, просто ужасно.
Я протягиваю руку и провожу по морщинкам между его бровями, разглаживая их.
— Ты делаешь это сейчас, — напоминаю ему. — Теперь, наконец, у этих студентов есть кто-то, кто заботится о них. — я переплетаю наши пальцы. — Я в том числе.
— Я так сильно люблю тебя, — говорит он, и от искренности в его голосе у меня щемит в груди. — Мне очень, очень жаль.
Не отстраняясь от Зака, я наклоняюсь и прижимаюсь губами к губам Люка. Он горячо целует меня в ответ, вкладывая весь свой гнев, разочарование и страсть. Когда мы отстраняемся, чтобы глотнуть воздуха, я поворачиваюсь и целую Зака следующим, вздрагивая, когда его язык скользит по моей нижней губе. Затем я делаю то же самое с Джошем, приподнимаясь на цыпочки и проводя губами по его щеке.
Я слышу, как по залу разносится шепот. Кто-то ахает. Мне кажется, я слышу щелчок камеры телефона, и улыбаюсь Джошу в губы. Бьюсь об заклад, каждый человек в этом зале мысленно обзывает меня всеми мерзкими словами, какие только могут прийти ему в голову. Легкодоступная. Распущенная. Изменщица. Развратница.
И мне все равно. То, что они думают, для меня больше не имеет значения.
Я отстраняюсь и большим пальцем стираю блестящий след красной помады со щеки Джоша.
— Давайте выбираться отсюда, — говорю я. — С меня хватит этих людей. Нам нужно кое-что сделать.