Притяжение

Глава 6 Химическая кинетика

— Глупо, абсурдно, бессмысленно, безумно, нелепо, смешно, бестолково, глупо... — пробормотала я.

— Что ты делаешь?

Я посмотрела направо, туда, где Сэм листала учебник по политической науке, делая вид, что занимается.

— Ты знаешь, что я делаю, — прошептала я.

— Это игра в синонимы, не так ли? — прошептала она в ответ, поворачиваясь на своем месте и наклоняя голову ближе ко мне. — Какое слово?

— Глупая.

— Оу. И как далеко ты зашла?

— Хм, семь, может восемь.

— Хорошо... тебе нужно больше, чем это, - Сэм повернулась и посмотрела через свое плечо.

Я сидела у окна. Она сидела у прохода. Следовательно, парни сидели позади нее. Я собрала всю свою волю и не смотрела на Мартина последние сорок пять минут. Если бы это была видео игра, я бы была на тысячном уровне, на пути к финалу, и мои ладони потели бы в предвкушении.

Хотя мои ладони уже и так были мокрыми.

Не смотреть на Мартина каждые тридцать секунд было пыткой. Он выглядел так... приятновыглядящим. И нет такого слова «приятновыглядящий». Но оно должно существовать, потому что он действительно такой. Приятный для глаз, была наиболее приближенная фраза, которую я смогла подобрать, как синоним к слову приятновыглядящий. Может быть еще завораживающий?

Завораживающий, гипнотический, неотразимый, очаровательный, обольстительный... Хммм...

— Ты знаешь, что слов дедуктивный и очаровательный в написании отличает лишь одна буква? — спросила я.

Сэм повернулась ко мне, небрежно сузив глаза.

— И способствующий — это кондуктивный, но без буквы «т».

— Гм, — я кивнула. Это было интересно. Я удивилась как много почти одинаковых слов можно найти.

Сэм продолжила шепотом:

— Ты готова еще поговорить об этом?

— Поговорить о чем? — я перевела взгляд с нее на пустующее место передо мной. И поскольку мы были в частном самолете отца Мартина, была масса свободных мест. По два места было с каждой стороны от прохода, всего в самолете было шесть рядов, включая гостиную зону с баром, диванами и большим плазменным телевизором. В передней части четыре кресла стояли лицом друг к другу.

Когда мы поднялись на самолет, Сэм настояла, что ей и мне необходимы все четыре места, поэтому Мартину и его мальчику-сопровождающему пришлось занять места по другую сторону от нас. С тех пор, как Сэм застала Мартина в нашей комнате в общежитии, нависшего надо мной с намерением поцеловать, она много на чем настаивала.

— Не делай вид, что ты немая, Кэйтлин Паркер. Почему мы в этом самолете? – спросила она, нахмурившись.

Я сложила руки на коленях и уперлась в них головой.

Я почувствовала, как Сэм не сильно тянет меня за волосы, просто пытаясь заставить меня сесть.

Мгновение спустя она наклонилась, прошептала мне в ухо:

— Когда я вошла к тебе, сегодня утром, ты собиралась сделать кое-что неосмотрительное. Это номер один в твоем списке синонимов к слову глупая?

— Нет. Но я добавлю это в список, — мой ответ был приглушенным, потому что я все еще закрывала лицо.

— Паркер, почему мы в этом самолете?

Я смотрела на ткань джинсов, покрывающих мои ноги, затуманенные моими руками, волосами и головой. Сделав глубокий, неторопливый вздох, я медленно села и выпрямилась, пока спина расслаблялась на мягкой подушке кресла, я встретилась с сердитым взглядом Сэм.

Я уставилась на нее. Она выжидающе посмотрела в ответ.

— Я пообещала ему, — сказала я.

Ее брови взлетели вверх, потом снова опустились.

— Ты пообещала ему? Это то, почему мы здесь? Ты пообещала?

Я кивнула.

— Да. Я пообещала ему прошлой ночью, и пообещала сегодня утром, а потом пришла ты и психанула, и потом он испугался, а я подумала о том, чтобы спрятаться в шкафу, но у меня нет убийственных шпилек, поэтому я согласилась. Понятно? Я просто согласилась, чтобы вы успокоились и перестали обзывать друг друга.

Глаза Сэм были полузакрыты, а мрачное выражение лица, говорило о том, что ее не впечатлил мой ответ.

Но это была правда... или типа того.

Когда Сэм вошла, у нее случился припадок и она начала кричать на Мартина. На самом деле, она слишком остро реагирует, потому что любит меня. И она вела себя довольно угрожающе с

Мартином, называя его неприятными словами, которые я не могла повторить, но могла сказать, что они были синонимами слова подлец.

Тогда Мартин, у которого не было проблем с тем, чтобы накричать на женщину, мужчину или на кого-либо еще, кричал на нее в ответ. В действительности же, он просто защищался от ее гиперопеки и нецензурной брани. К его чести, он не обозвал ее неприятными словами. В основном просто сказал ей отойти и не лезть не в свое дело.

Я вмешалась и попыталась успокоить их обоих. При этом я уверила Мартина, что поеду с ним — потому что я пообещала ему не единожды — но при условии, что Сэм поедет со мной. В конечном итоге, преодолев шок после моей просьбы, он согласился. А после того, как он подтвердил, что там, куда мы направляемся, есть теннисный корт, согласилась и Сэм.

Потом он сделал кое-что странное.

Он поднял меня на руки, словно я принадлежала ему, поцеловал быстро в губы и сказал, что подождет в холле. Затем вышел из комнаты, а я направилась в ванную, и он терпеливо ждал... в холле... меня... целый час.

Я чувствовала себя как Скарлетт О' Хара после того, как она поцеловала Ретта Батлера, смущенно и взволнованно, на грани обморока, и хотела, чтобы это случилось снова.

Сэм и я кратко объяснились после этого, и, о чудо, она согласилась поехать со мной. Честно говоря, я не думаю, что у нее был выбор, так как я упорно настаивала, что должна поехать, а у нее не хватило времени, чтобы спорить со мной из-за этого.

Однако после всех споров и обещаний, всех неприятных слов, большая часть меня была странно взволнованна предстоящей поездкой. Мне было девятнадцать и самая безумная вещь, которую я делала, это пила персиковый шнапс и по пьяни позвонила бывшему парню прошлым летом. Я всегда была очень осторожной. Никогда не делала ничего интересного и спонтанного. А это было в странной степени захватывающе, страшно и сбивало с толку.

Итак... мы были здесь. В самолете, с Мартином, его другом Эриком с вечеринки братства и с семерыми другими парнями, которые выглядели так, будто только что вышли с фотосессии Аберкромби и Финч. За исключением того, что они были в одежде, к сожалению. Сэм и я были единственными девушками, если не считать двух стюардесс.

Мы были кратко представлены парням на входе в самолет. Мартин представил их сначала по фамилиям, а потом по именам.

Странно, но они, казалось, не удивились нашему присутствию. Я почти уверена, что они оценивали меня, но так, чтобы я не заметила, что на меня пялятся. Больше как «Вы случайно не Йоко Оно»? То есть они проверяли меня.

Пожимая каждому руку, я удивилась, увидев среди семи парней Бэна, проклятого монстра, из-за которого я провела время в шкафу. Я не поняла, почему Мартин разрешил ему ехать, особенно учитывая тот факт, что он хотел накачать Мартина наркотиками предыдущей ночью.

Может они по-мужски поговорили и все решили.

Парни бывали странными.

Я сделала мысленную пометку рассказать Мартину весь разговор между Бэном и неизвестной девушкой, потому что Бэн признался, что накачивает наркотиками девушек. И была только одна причина, для чего он делал это. Бэн был насильником, я была очень обеспокоена этим и не хотела иметь с ним ничего общего.

Сэм и я заняли места в передней части самолета после знакомства с парнями.

Я чувствовала давление от взгляда Сэм. Она сжала губы и смотрела в мою сторону, выглядя недовольной и угрюмой.

— Не могу поверить, что мы делаем это. Не могу поверить, что позволила уговорить себя на это. Как это могло случиться? Как мы оказались здесь? И сейчас мы летим на частный пляж где-то в Карибском море? Это безумие.

— Да, похоже на безумие, — я пожала плечами, чувствуя шок от того, что нахожусь в этом самолете, после всех обстоятельств, приведших к этому. Менее двадцати четырех часов назад я поцеловала Мартина Сандеки — вернее, он поцеловал меня. И это произошло снова... и снова. Он положил свои руки на мое тело, словно имел право на это, и я позволила ему.

Моя кожа все еще помнила его прикосновения. Просто подумав о том, как его руки касались меня, в груди завязывался тугой и тяжелый узел, а по шее, спине и рукам пробегали мурашки. У меня все горело внутри, и я чувствовала себя немного пьяной от волнения и страха.

— Но, — начала я, замолчала, покачав головой, и продолжила, — но... все в порядке. Мы в порядке. Мы вместе. Если приедем и не захотим остаться, то сможем просто уехать.

— И куда мы поедем? Что будем делать? Поплывем к Ямайке?

Я покачала головой, борясь с нарастающей похотью, вызванной Мартином.

— Нет. Я отправила сообщение Джорджу, личному ассистенту моей мамы. Джордж знает всю информацию о полете, и то, куда мы летим. По худшему сценарию, я звоню ему, и он договаривается, как нам уехать. Все будет в порядке.

Сэм смотрела на меня в течении наскольких минут и молчала, после чего, наконец, выдала:

— Ты что, рассказала своей маме?

— Конечно. Ну, технически я рассказала ее личному ассистенту, Джорджу. Как дочь сенатора, я должна проинформировать ее, когда покидаю страну.

— А ты не думаешь, что она будет волноваться?

— Нет. Зачем ей это? Мы тесно связаны. Она знает, где я и с кем, как долго я там пробуду и почему.

Хотя, я все еще немного сомневалась на счет почему...

— Дамы, не хотите что-нибудь выпить?

Мы с Сэм подняли взгляд и увидели великолепного Эрика, стоящего в проходе, словно подвешенного над пропастью в нашем уединенном острове из четырех кресел. Сэм смотрела на него так, будто была смущена его присутствием.

— Что? — спросила она.

— Напитки. Хотите что-нибудь из... напитков?

— Нет. Никаких напитков,— она скрестила руки на груди, наклонив голову в сторону, ее глаза сузились так, словно она проверяла его. — Ты ниже, чем я помню.

Он, прищурившись в ответ, ухмыльнулся.

— Может, ты страдаешь от болезни высоты. Вероятно, нужно встать, походить и размять ноги.

Больше косых взглядов не последовало, теперь они оба ухмылялись.

Наконец, Сэм кивнула и сказала.

— Я бы не отказалась размять свои ноги.

Я смотрела во все глаза, как она быстро отстегнула ремень и встала, неотрывно глядя на великолепного Эрика. Его ухмылка превратилась в широкую улыбку, когда она вышла в проход, а лицо заметно оживилось, когда она подошла ближе к нему.

— Позволь мне устроить тебе небольшую экскурсию по самолету, — предложил он любезно, словно бойскаут. — Можешь опереться на меня, если попадем в турбулентность.

— Обязательно, — протянула она, звуча сердито и одновременно довольно. — Веди, коротышка.

Эрик потер шею и, выдохнув, засмеялся, после чего они вдвоем отправились в переднюю часть самолета. Вытянув шею, я восторженно смотрела им вслед.

Когда Сэм рассмеялась над чем-то, что сказал Эрик, я не смогла подсматривать дольше, не привлекая к себе внимания. Так что я расслабилась — насколько могла — и откинулась в кресле, уставившись на руки.

— Паркер.

Я подпрыгнула на месте от звука моего имени из уст Мартина и повернулась к нему лицом. А также, по причинам известным только моему подсознанию, я сжала руки в кулаки и подняла их, выставляя между нами, будто готовясь к кулачному бою.

Он изучил мою оборонительную позицию, ухмыльнулся и занял место Сэм, не спрашивая разрешения. Между тем, я посмотрела на него, мысленно возведя стены, и приготовилась, хотя мои руки уже опустились на колени. Я должна была сделать это, потому что... подошел супер горячий парень — сигнал тревоги на уровне десять тысяч.

— Сандеки, — сказала я. Знала, что это выглядело так, будто я приветствую врага, но мне нужно было быть на стороже.

Его взгляд скользнул по моему лицу и опустился на руки, которые я все еще сжимала в кулаки. Очевидно, это забавляло его.

— Ты собиралась ударить меня?

— Не знаю, — ответила я честно. — Зависит от того, собираешься ли ты снова снимать свои штаны.

— Ты ударишь меня за то, что я сниму штаны?

— Да... я могу ударить тебя кулаком.

Он рассмеялся, очень громко и неожиданно, непринужденно, чем очень удивил меня. Но его смех был словно радиоактивное обольщение и период полураспада у него был бесконечен. Я не хотела, чтобы он переставал смеяться. От этого в углах его глаз собирались морщинки, а рот искажался в грешной улыбке, демонстрируя идеальные зубы.

Теперь он выглядел по-другому, не так как обычно, не вечно скучающим. И это у него хорошо получалось, очень хорошо. Были и другие выражения, которые я смогла заметить, такие как недоверие, озорное веселье, гнев, нескрываемый интерес и так далее.

Но смеющимся... он выглядел счастливым. Счастливый Мартин открывался с другой стороны, красивый и физически совершенный, с сочетанием отличного и заразительного настроения. Я разжала кулаки. Понадобилось меньше минуты нашего с ним общения, и вся моя тщательно построенная оборона была практически разорвана в клочья.

Я могла бы даже помахать белыми трусиками в знак капитуляции.

— Ох, отлично. Моллюски, — сказала я, не понятно для чего.

Его смех постепенно стих, и теперь его глаза сверкали, глядя на меня.

— Больше никаких кулаков.

— Не-а. В этом нет смысла, — уверена, звучало так, будто я была расстроена.

— Так ты думаешь, что я мог бы выиграть, подравшись с тобой на кулаках?

— Я думаю, ты можешь обыграть меня во всем, — я пожала плечами. — если ты захочешь, я могу винить в этом только себя.

Мартин прищурился, обратив на меня все свое внимание.

— Ты не выглядишь счастливой из-за этого.

— Я и не счастлива.

— Почему?

Я смотрела на него, пытаясь сказать правду.

— В этом и проблема, Мартин. Ты мне нравишься.

Его взгляд смягчился, и рот скривился в ленивой, довольной усмешке.

— Не вижу в этом проблемы.

— Но это так, — не отступала я. — Потому что эти чувства возникают в основном в моих трусиках.

Мартин поперхнулся смехом и отвернул голову от меня.

Я поспешила продолжить.

— Вот видишь, в чем проблема? Я знаю тебя, как моего партнера по лабораторной, который не хочет помогать мне заносить полученные результаты в таблицы. И так же я знаю тебя — прости за это выражение — как бабника, который отвратительно ведет себя с девушками, с которыми спит, из-за которых дерется, и как кого-то озлобленного и изнуренного, несмотря на то, что весь мир в его руках.

Мартин сжал челюсть. Его веки опустились, так, что остались лишь щелочки. Своими длинными пальцами он сжал ноги.

Я проигнорировала его очевидное раздражение, желая заставить его увидеть причину.

— У нас нет ничего общего. Ты состоишь в братстве, ходишь на вечеринки, владеешь яхтой и вообще ты король университета, — я прижала руки к груди. — А я неисправимый ботаник, которая думает, что весело проводит субботу, если играет всю ночь на гитаре и пишет музыку. Мне нравится спорить об эпизодах Доктора Кто, и будет ли Сэмуайз Гэмджи или Фродо Бэггинс, в конечном счете, ответственен за уничтожение кольца. Я играю в видео игры. Я стараюсь ограничивать себя тремя печеньями, но потом обманываю себя и съедаю все семь. В то время как ты выглядишь так, будто никогда в жизни не ел печенья. Я девственница, и ты только второй парень, с которым я целовалась... Мы не подходим друг другу, — я сказала последнюю часть как можно мягче, надеясь, что он образумится.

На лице Мартина не было не единой эмоции, но его взгляд переместился с кончика моего подбородка до верхней части лба и вернулся обратно к моим глазам.

Он улыбался... вроде как. Но больше было похоже на гримасу, чем на улыбку. Я наблюдала за тем, как его грудь поднялась после глубокого вздоха, и он сказал:

— Ты совершенно не знаешь меня, как ты можешь судить, подходим мы друг другу или нет? Это не правильно, Кэйтлин.

— Я...

— То, как ты описала меня, говорит о том, что я первоклассный придурок.

Теперь была моя очередь вздрогнуть и отодвинуться. Мои щеки горели, как от удара. Я уставилась в его жестокие голубые глаза. Но он больше ничего не говорил, просто смотрел на меня, я наклонила голову и начала рассматривать подлокотник между нами.

— Я... я... я... ты прав, — вздохнула я, признавшись. — Я не знаю тебя на самом деле. И ты прав, я сделала выводы на основе своих наблюдений и предположений, которые были основаны лишь на моем жизненном опыте.

— Я не предлагаю тебе выйти замуж, Паркер. Я просто... — он замолчал, я чувствовала его тяжелый взгляд на себе. — Посмотри на меня.

Я подготавливала себя, чтобы поднять подбородок и встретиться с ним взглядом. И ожидала увидеть сердитый или угрюмый взгляд. Вместо этого, я встретилась с его пристальным и странно серьезным взглядом, который рассматривал меня.

— Мне просто нужен шанс, чтобы узнать тебя.

— Но зачем? — выпалила я, чувствуя себя оскорбленной его совершенством, талантом и красотой.

— Почему я?

— Потому что ты не боишься меня.

— Но это не так. Я боюсь. Ты пугаешь меня.

— Нет, это не так.

— Но ты как бы делаешь это.

— Нет. Это чувство страха и волнение? Это именно то, что происходит у тебя в трусиках. Но это ничего не говорит обо мне, это всего лишь внешность. Я то же самое чувствую к тебе.

Мой мозг все пытался понять смысл. Я выгнула бровь, поджав губы, и обдумывала его заявление.

Он продолжил, прежде чем я смогла все обдумать.

— Тебя не волнует моя семья.

— Меня волнует твоя семья, как обычные люди, но я не знаю их, — сказала я, защищаясь. — Уверена, если бы я знала, то волновалась бы.

— Точно. Вот именно, ты не знаешь. Если бы ты знала мою семью, ты бы не волновалась из за них, потому что ты умная, — призрачное разочарование в его глазах начало рассеиваться, и он выглядел довольным моим ответом.

— Это правда. Я умная. Но ты тоже умный, может быть, даже умнее.

— И ты забавная.

— Ты знаешь, что большую часть времени я забавная непреднамеренно.

— И честная.

— Это не всегда хорошо.

— И такая чертовски великолепная...

Я раздраженно хмыкнула, издав пренебрежительный смешок. Но потом увидела серьезное выражение на лице Мартина.

Я сглотнула и прочистила горло. Я не могла выдержать силу и интенсивность этого взгляда, поэтому снова уставилась в подлокотник. От мамы я узнала, что когда кто-то делает тебе субъективный комплимент — это означает, что он не может быть опровергнут и основан только на конкретном мнении — и если вы считаете это мнение ложным, не стоит спорить, лучше просто сказать спасибо, или "я ценю это" и стремиться соответствовать этому комплименту.

"Только дураки опровергают комплименты" — как-то сказала она, — "и иногда другие люди видят в тебе лучшее, чем ты сама".

Поэтому я спокойно сказала в подлокотник:

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Я заправила волосы за уши, борясь с собой, чтобы найти мужество взглянуть на него. Но не могла поднять взгляд выше его шеи.

— Ты дашь мне шанс? Да или нет? — он говорил таким тоном, с такой серьезной непосредственностью, одновременно отталкивающим и удивительно притягательным. Он давал право выбора, или, по крайней мере, что-то в этом роде, но его слова были требовательными.

Из-за этого мне хотелось отказаться от того, чего он требовал.

— Я... постараюсь дать тебе шанс, — когда я закончила, мои глаза встретились с его. Он пристально смотрел на меня с легкой ухмылкой. Он на самом деле был чертовски красивым, это несправедливость несправедливости.

— Это лучшее что ты можешь сделать? — настаивал он, наклонившись вперед.

— Нет. Но из за того, как ты разговариваешь со мной, мне иногда не хочется делать того, о чем ты просишь.

Его глаза сверкнули, словно пронизывая меня.

— Как я говорю с тобой?

— Словно я обязана тебе чем-то, как будто ты имеешь на это право.

— Это просто самоуверенность. Я, в любом случае, не застенчивый, и не собираюсь притворяться, чтобы ты чувствовала себя лучше.

Его ответ был резким, раздраженным и как ни странно взволнованным, так что я отпрянула назад:

— Может быть, тебе стоит попробовать так себя вести. Быть может, твоя уверенность напускная. Может быть, ты тоже ошибаешься. Быть может, ты не всегда будешь получать то, что хочешь.

Он смотрел на меня несколько долгих секунд, его взгляд становился все более и более загадочным, но в тоже время жарким. Я посмотрела в его глаза, чтобы найти в себе мужество, потому что мои чувства были в смятении.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я постараюсь быть не таким требовательным к тебе... насколько смогу.

— Отлично, — я чувствовала себя немного разочарованной этой мыслью, что было странно. Разве мне нравилось то, что он разговаривал со мной, как с безвольным существом, призванным исполнять каждую его прихоть? Когда я размышляла об этом, то поняла, что может быть мне нравилось это противостояние, нравилось бросать ему вызов, оспаривая его требования...

Мы не сводили друг с друга взгляда. Я попыталась посмотреть на его красивое лицо объективно, насколько это возможно. Кто этот человек? Кем на самом деле является Мартин Сандеки?

— Скажи мне кое-что, Мартин.

— Что ты хочешь знать, Паркер? — и снова мой вопрос, казалось, понравился ему, его лицо смягчилось, появилось довольное выражение — осмелюсь сказать восторженное, любопытное.

— Что ты думаешь о спорах по поводу сравнения Сэмуайза Гэмджи и Фродо Бэггинса?

Его улыбка немного угасла и впервые, как он сел рядом, Мартин посмотрел в сторону. Он прочистил горло, потер пятно на джинсах и снова посмотрел на меня.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

Это признание заставило меня улыбнуться и с опозданием засмеяться, потому что он выглядел смущенным. Мартин Сандеки выглядел смущенным и это потому, что чувствовал себя не в своей тарелке, а Мартин не в своей тарелке выглядел очаровательно.

— Ну, может, мне просветить тебя? — сказала я, будто участвуя в шоу и размахивая руками в воздухе. Потом полностью повернулась к нему, не пытаясь скрыть свою сияющую улыбку. — Это книга, она называется «Властелин Колец» и была написана лингвистом в дааалеком двадцатом веке.

— Я слышал о Властелине Колец, — его губы дернулись, но тон остался невозмутимым. Я восприняла это как хороший знак.

— Аа, отлично. Ты видел фильм?

— Нет.

— Но ты слышал о двадцатом веке? Он идет сразу после девятнадцатого.

Он не ответил, но я заметила зарождающуюся улыбку на его лице. Его голубые бездонные глаза, были полузакрыты, аквамариновые и сверкающие, как океан на закате.

— Я так понимаю, это означает, да. В общем, в этой книге рассказывается о разных расах — эльфах, орках, людях, бла, бла, бла, гномах — а также есть раса, которая называется хоббиты. Их немного, они невысокого роста, и они всегда считались малозначительными. У них волосатые ноги, они любят курить трубку и предпочитают спокойную жизнь. Они и в самом деле спокойно живут. Они завтракают несколько раз в день, так что... они удивительные. Так или иначе...

Мартин наклонил голову, рассматривая меня. Не знаю, слушал он меня или нет, но его глаза были полны решимости и сосредоточены на мне, будто я рассказывала ему супер важную загадку, которую ему нужно решить. От его абсолютного внимания в моем животе запорхали бабочки. Это напомнило мне об области в моих трусиках, которой он очень нравился.

— Так или иначе, — повторила я, пытаясь сосредоточиться. — Весь смысл книги в том, что нужно уничтожить кольцо, потому что оно очень-очень плохое.

— Почему оно плохое?

— Тебе нужно прочитать книгу и не перебивать меня. Я отвлекаюсь, глядя на тебя. Ты сбиваешь меня с мысли, стоит только взглянуть на твое лицо.

Мартин крепко сжал губы, словно стараясь не рассмеяться.

— Возвращаясь к рассказу, в конечном итоге — как я ранее сказала — кольцо уничтожат эти двое хоббитов.

Он выгнул брови в удивлении.

— Как они это сделают? Ты же сказала, что они малозначимые.

— Как я уже сказала, тебе нужно прочитать книгу, чтобы понять все тонкости, но суть моего вопроса связана с этими двумя хоббитами, которые уничтожат кольцо: Фродо и Сэмуайз. Фродо несет кольцо. Он хранит его. Но, — я подняла палец в воздух, акцентируя внимание, — Сэмуайз был его доверенным слугой и очень надежным. Он поддерживал Фродо, не давая ему сдаться. Он даже некоторое время носил кольцо. Плюс, еще немного в самом конце... ну ты должен прочитать книгу. Так вот, вопрос был в том, кто заслуживает большего доверия, чтобы нести кольцо? Кто был сильнее? Фродо или Сэмуайз? Хозяин или слуга?

Мартин нахмурился и я восприняла это как хороший знак, потому что это означало, что он на самом деле задумался над этим. Но потом я заволновалась, потому что его взгляд вдруг стал настороженным.

Через минуту, он спросил:

— Это какой-то тест?

Я выгнула брови от его тона. Это прозвучало так, будто он был рассержен.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, то, что ты сказала, это тест? Если я неправильно отвечу, ты все равно дашь нам шанс?

Да. Определенно злился.

Теперь была моя очередь хмуриться.

— Мартин, это просто разговор. Мы разговариваем. Это не тест. Ты говоришь, и я соглашаюсь, потому что плохо знаю тебя. Это моя попытка узнать тебя получше.

— Но если я отвечу так, что тебе не понравится, что тогда будет?

Я уставилась на него, скорее всего на моем лице было написано непонимание его вопроса.

— Эмм, — я посмотрела в сторону, пытаясь не смотреть на него, словно он сумасшедший, — ничего? Я имею в виду, мы разговариваем об этом, каждый отстаивает свое мнение, поддерживая то, во что верит. Но мы можем соглашаться и не соглашаться с разным мнением.

— И что потом?

— Ну, я думаю, мы могли бы закончить на высокой ноте, чтобы показать, что нет обид...?

Он, сузив глаза, рассматривал меня, будто я какая-то головоломка. Когда он сказал следующее, было очевидно, что он находился в смятении.

— Звучит неплохо.

Я нахмурилась, рассматривая его, учитывая его реакцию на простой вопрос. Я задавалась вопросом, а разговаривал вот так просто с кем-либо Мартин Сандеки, когда можно было не соглашаться, не будучи при этом высмеянным или наказанным за свои мысли, где тебя не проверяли.

Я собиралась задать ему несколько вопросов по этому поводу, когда голос пилота раздался через интерком. Он объявил, что мы приближаемся к аэропорту, и нам нужно занять свои места и пристегнуться. Между тем, я, прищурившись, смотрела на Мартина, и понимание, и тревога пустили во мне свои корни.

Мартин Сандеки не выражал свои мысли и чувства свободно... не показывал свою доброту.