Притяжение

Глава 12

ТРИСТАН

Какого хрена я делаю? Весь день я задавал себе этот вопрос. Чувствую себя таким дерьмовым сыном из-за того, что оставляю свою мать на попечении посторонних лиц, но я так больше не могу.

Вечером, 4 июля, когда я вернулся с ужина от Стефана, я решил, что ей, чтобы справиться с зависимостью, нужно что-то большее, чем молитвы. У меня сердце сжимается при воспоминании, как этим утром она, шатаясь словно зомби, садилась в такси. Я чувствую вину за то, что оставил ее одну, но мое присутствие не помогает. На самом деле, я начинаю думать, что отчасти, я был для нее отговоркой. Причиной, чтобы не вставать по утрам и не начинать жизнь сначала. Я всегда был рядом, чтобы расхлебывать то, что она натворила, но я понял, что никогда не позволял ей сделать что-либо самой, потому что не верил, что она была достаточно сильной.

Я и сейчас иногда так думаю. Не могу не задаваться вопросом, сколько еще она протянет, нанося вред организму своим пьянством. Мне на всю жизнь хватит тех четырех лет, на протяжении которых я наблюдал за ее саморазрушением. Печально, но все это время она только еще больше цеплялась за прошлое вместо того, чтобы двигаться дальше. Встреча со Стефаном заставила меня понять, как ужасно я себя чувствовал из-за этого. Между ним и мной еще не все так радужно и сладко, но я продвигаюсь шаг за шагом.

Звонок моего сотового отвлекает меня от моих мыслей, когда я направляюсь к месту своей конечной остановки. Я чертыхаюсь себе под нос, когда на экране телефона высвечивается номер реабилитационного центра Магнолия. Черт. Что случилось?

Изначально моя мама поехала в этот центр не по своей воли. Только в метро я сказал ей, куда мы направляемся. Она очень разозлилась, что я выманил ее на улицу, пообещав купить бутылку спиртного, но я знал, что будет нелегко заставить ее поехать.

Тихий голос моей матери обращается ко мне сквозь прерывающуюся связь, которая то пропадает, то появляется, пока я сажусь в поезд.

— Тристан, мне здесь не нравится. Я хочу уехать, — плачет она в телефон.

Не знаю, как ей удалось позвонить мне, когда в центре мне строго заявили, что личные телефонные звонки разрешаются только три раза в неделю. Я не собираюсь задумываться о размере долга, в который влезет моя мама после этого. На самом деле, я удивился, что центр предложил возможность планировать ежемесячные платежи. Я оставил им номер своей единственной кредитной карты, надеясь, что, если возьму еще несколько заказов на картины, я смогу заплатить за ее лечение.

— Мама, мы договорились, что ты попробуешь. Ради себя.

— Но мне страшно. У меня голова болит. Все болит.

— Все будет хорошо.

— Почему я не могу остаться с тобой в квартире?

Я не говорю ей, что я забрал несколько вещей из нашей квартиры с собой и дал управляющему уведомление за тридцать дней. Так или иначе мы вытащим ее из этой дыры. Этот центр только первый шаг.

—Ты обещаешь, что не бросишь меня тут одну? — спрашивает она.

— Я вернусь через две недели.

Разговор с ней прерывается до того, как я успеваю сказать ей, что она останется там дольше. В регистратуре мне сказали, что возможно ей потребуется оставаться там от шестидесяти до девяносто дней, прежде чем они переведут ее в жилой комплекс для бросивших пить. Тяжело представить, как я буду находится так долго вдалеке от нее, но это к лучшему. По крайней мере, я продолжаю твердить себе это, чтобы заглушить чувство вины, которое испытываю.