За несколько дней до того, как Филипп вернулся в замок, заключенный Фуке окликнул своего друга Леконтре, когда тот проходил мимо госпиталя в сторону Главной башни, где находились комнаты офицеров.
— Что ты хочешь? — Гастон остановился, ощущая на себе глаза охранников. Разговоры между военнопленными из разных частей замка не приветствовались.
— Пару сапог, — непринужденно объяснил Фуке.
— Пару сапог? — Гастон был изумлен. — Зачем тебе сапоги в госпитале? И почему ты подумал, что я их раздобуду?
— Мне нужны сапоги, чтобы ходить в них за пределами госпиталя, бестолочь, — прорычал Фуке. — И ты единственный, кто может их достать. У лейтенанта Кадо ведь две пары, не так ли?
— В одной паре сапог, новой, он ушел из замка, и в комнате остались его старые сапоги, которые нужны ему на случай, если он отдаст в ремонт новые.
— Старые мне подойдут. И еще мне нужен кусок мыла.
— Мыла? — Голос Гастона задрожал. — Ты ведь знаешь, что мыло здесь дороже золота. Где я его найду? Скажи, если знаешь.
— Там же, где найдешь сапоги, конечно. Где же еще?
— Но когда лейтенант вернется и обнаружит пропажу, он уволит меня… Черт возьми!
— Говори потише. Тот охранник очень интересуется, о чем мы говорим…
— И зачем тебе сапоги? — прямо спросил Леконтре. — Ты строишь очередной план побега?
— Да, и могу им с тобой поделиться. — Фуке усмехнулся. — Слушай, приятель, старый эмигрант, который заходил в кабинет агента в тот день, когда напали на лейтенанта, — мой дед.
— Ну ты меня удивил! — саркастически хмыкнул Гастон. — А в ответ я скажу тебе, что капитан Буллер — мой отец!
Фуке нахмурился:
— Можешь смеяться, но я говорил с твоей знакомой прачкой в госпитале об этом старом эмигранте и узнал, что он живет один со старой служанкой в своем доме в Темперли — это первый дом с правой стороны, как только войдешь в деревню. Мне также сообщила одна пожилая английская леди, что вся его семья погибла во время террора, кроме единственного внука, которого эмигрант жаждет найти. Вот его внук!
— Ты имеешь в виду себя?
— Конечно. Ты не заметил, как он заинтересовался моей фамилией — Арблон? Все, что мне нужно сделать, — это прийти в дом старика и сказать ему, что я — его внук, а когда я войду… — Фуке ухмыльнулся и провел пальцем по горлу.
Смех замер на губах его друга.
— Шутки шутками, но это уж слишком, — мрачно заявил Гастон. — Запомни, мой друг: военнопленного; совершившего убийство, а затем — побег, ожидает виселица, как и любого гражданского заключенного. Это закон Англии.
— Ну хорошо, возможно, я не убью старика. Я просто свяжу его и выспрошу, где он хранит свои драгоценности и деньги.
— А где в это время будет его служанка? Она, ты думаешь, станет тебе помогать?
— Первым делом я как-нибудь выманю ее из дома и запру в сарае. Это будет нетрудно сделать.
— Надеюсь, но у меня есть и другие сомнения. Чем старше курица, тем громче она кудахчет, а прежде всего тебе нужно незаметно выбраться из замка.
— Ну, это проще простого! Молодой доктор оставляет свой коричневый плащ, высокую касторовую шляпу, перчатки и кнут для верховой езды в комнате старшего офицера на первом этаже, надевает халат и идет с обходом по госпиталю. А ты поставишь сапоги лейтенанта возле плаща доктора. Я тем временем отнесу наверх мыло одному больному, который за вознаграждение обещал сымитировать припадок эпилепсии, засунув мыло себе в рот, как только доктор войдет в его комнату. Вот тогда и настанет мой черед. Надеюсь, припадок с мыльной пеной задержит врача надолго, и я успею сбежать вниз, надеть плащ, шляпу, сапоги и перчатки, вскочить на коня доктора и на прощание махнуть стражникам у южных ворот кнутом. — Фуке помолчал. — Вижу, ты потрясен простотой моего плана?
— Слишком уж прост. А что будет с сапогами лейтенанта?
— Я оставлю их в доме старого эмигранта. Лейтенант ведь там жил не так ли? Люди подумают, что, покидая дом, он забыл там свои сапоги, и его не будут считать причастным к моему побегу, точно так же как и тебя.
Агент доброжелательно отнесся к просьбе лейтенанта позволить ему снимать жилье в городе. Он внимательно посмотрел на молодого человека. Нападение грабителя, несомненно, не осталось бесследным.
— На какой срок вы хотите снять квартиру?
— На несколько недель. — Филипп чувствовал, что он не вынесет нового заточения в замке, с одной лишь дневной прогулкой вокруг города для того, чтобы немного размяться и развеяться.
— Ладно. Однако не забывайте, что территория вашего нахождения остается прежней, и, хотя вам не надо возвращаться в замок при наступлении комендантского часа, вы должны отчитываться передо мной раз в неделю.
— Я понял, капитан Буллер. И я вам очень благодарен.
Филипп вернулся в казарму и увидел, что Гастон упаковывает его вещи.
Этот неожиданный поворот событий привел в смятение душу добряка Леконтре. Он ухитрился стащить кусок мыла из пожитков лейтенанта, но с сапогами было гораздо сложнее. Гастон стал упрашивать лейтенанта отдать сапоги в ремонт тюремному мастеру. Ему было ужасно стыдно ему врать, но Фуке пребывал в мрачном настроении, и Гастон не имел никакого желания оказаться, в свою очередь, в госпитале с проломленной головой.
Настойчивость Гастона по поводу починки сапог создала у Филиппа впечатление, что мастер по ремонту — один из его друзей и он хочет помочь ему заработать. Поэтому отнесся к стараниям Леконтре с юмором и провел оставшееся утро в перетаскивании своих пожитков в комнату на Маркет-стрит. Гастон быстро смылся со старыми сапогами, опасаясь, что лейтенант переменит свое решение, и оставил их в большом свертке в груде грязного белья в прачечной госпиталя до тех пор, пока не настанет время тихонько подсунуть их в комнату старшего офицера, поставив рядом с уличной одеждой врача.
Ночные замыслы приятелей осуществились без всяких затруднений. Врач, как обычно, облачившись в старый халат, отправился к больным, а Фуке в его плаще, шляпе, перчатках и в рваных сапогах лейтенанта, держа в руке кнут для верховой езды, широкими шагами вышел из госпиталя и отважно двинулся к южным воротам. Тут ему снова повезло: никто из охранников даже не обернулся в его сторону, когда он отвязал лошадь и уселся в седло. Через несколько минут Фуке уже был за воротами замка и скакал по дороге в деревню, расположенную на другой стороне холма.
Там он быстро нашел очень маленький дом, который с трудом можно было назвать особняком, и в окне на первом этаже увидел эмигранта, сидящего за столом и читающего книгу при свете одной свечи. Фуке был так разочарован, что на минуту заколебался, раздумывая, стоит ли ему дальше действовать по плану, но в этот момент старик поднял руку, чтобы перевернуть страницу, и на ней в свете свечи блеснуло большое кольцо.
Фуке соскочил с седла, привязал лошадь к столбу возле ограды и проскользнул за дом. И как только он это сделал, из замка прозвучал пушечный залп, далеко разнесшийся по пологим английским холмам: местных жителей оповещали о том, что один из заключенных совершил побег.
Когда утром жена булочника принесла Филиппу завтрак, он поинтересовался:
— Вы не слышали, как зовут беглеца, когда были сегодня утром в замке, мадам?
— Да, слышала, но боюсь, плохо запомнила его имя… Может быть, Фокей, мистер Кадо?
Филипп рассмеялся:
— Скорее всего, Фуке, мадам. Он всегда сбегает, этот тип. Но его ловят и приводят обратно. И это повторяется снова и снова.
В Доувертоне был рыночный день, но лейтенант знал, что у него нет никаких шансов увидеть там Сару: вдова и ее невестка не любили посещать город в рыночный день, находя, что слишком трудно пробираться сквозь скопища коров, овец, поросят и гусей, заполнявших проходы между рядами. В полдень он решил посетить мисс Черитон и Мелиссу, надеяться услышать от них что-нибудь о леди Темперли. Последний раз они общались на балу у Софи. С тех пор прошло чуть больше суток, но ему казалось, что он не видел Сару целую вечность.
Мелисса и ее тетушка принимали миссис Холстейд и мистера Эдварда Бьюмонта. Леди, обрадовавшись французу, тотчас стали расспрашивать его о сбежавшем заключенном — эта новость в тот день волновала практически всех.
Когда Филипп назвал имя беглеца, он увидел, что Мелисса с тревогой взглянула на мистера Бьюмонта.
— Неужели этот ужасный человек? — воскликнула она.
— Характер его нельзя назвать замечательным, мадемуазель, — согласился Филипп, еще более удивляясь. — Но разве вы знаете его?
— Мы видели его в замке, когда я ходила на рынок за корзинкой, — поведала мисс Черитон. — И хотя Мелиссе он очень не понравился и все говорили, что это ужасный человек, я не думаю, что этот пленник действительно такой плохой. Он очень искусно изготавливает прекрасные маленькие игрушки. Мел купила одну из них для детей Темперли.
Мелисса хотела спросить Филиппа, не видел ли он игрушечную гильотину, изготовленную Фуке, но дверь в этот момент рывком отворилась, и в комнату вбежала запыхавшаяся Пэтти, а за ней застенчиво вошел молодой человек, в котором всё узнали конюшенного мальчика Теда, служащего в платных конюшнях за Темперли.
— О, мисс! — вскричала она. — Я привела Теда, который принес нам ваши любимые коричневые яйца, потому что он говорит, что сбежавший заключенный был вчера ночью в Темперли. Там проник в дом старого французского джентльмена, назвавшись его пропавшим внуком, украл все, что было у старика, и чуть не убил его и старую Жанну.
— О боже! — Мисс Черитон опустилась в кресло.
— Но каким образом Фуке узнал о пропавшем внуке монсеньора графа? — требовательно спросил Филипп. — Он никогда не выходил за стены замка… Как ему удалось узнать о внуке, а также о том, где живет монсеньор?
— О боже! — снова воскликнула мисс Черитон. Ослабевшим голосом она поблагодарила Пэтти, молодого человека и сказала, что они могут идти.
Как только за ними закрылась дверь, Мелисса мрачно потребовала:
— Тетя, расскажите лейтенанту, что произошло на тюремном рынке.
— Я была уверена, что сделаю добро, — простонала мисс Черитон, заламывая руки. — Он выглядел таким милым человеком… И с этой фамилией Арблон, которая, как говорила Жанна, принадлежала невестке графа… Я лишь попросила мистера Фуке написать его матушке и спросить ее, не знает ли она что-нибудь о внуке монсеньора Эстобана… Я подумала, что если не преданная старая служанка семьи Арблон, то, возможно, что-то знает о нем. Но этот заключенный не спрашивал меня, где живет граф, и я точно не говорила, ему об этом, поэтому все случилось не по моей вине. — Мисс Черитон замолчала. — Он показался мне таким приятным мужчиной, — беспомощно повторила она.
— Таким приятным, каким может быть хищный зверь, готовящийся вонзить зубы в свою добычу, — прокомментировал Филипп. — Задумав черное дело, он без труда узнал, где живет его жертва. По замку каждый день ходит множество слухов. — Лейтенант поднялся.
— Куда вы собрались? — спросил мистер Бьюмонт.
— Посмотреть, что случилось в Темперли.
— Тогда возьмите меня с собой. Мой экипаж стоит возле дверей. — Мистер Бьюмонт последовал за Филиппом, оставив мисс Черитон в слезах и Мелиссу, разыскивающую нюхательную соль.
В поисках соли она вышла в холл и шепотом сказала двоим молодым людям:
— Не проклинайте ее слишком усердно. Я делала все возможное, чтобы остановить ее в тот день, но она была так охвачена желанием помочь графу, что мои попытки остались безуспешными. Бедная тетя так романтична!
Филипп вежливо улыбнулся и поклонился, желая поскорее уйти, но Эдвард Бьюмонт на секунду остановился и взглянул сверху вниз на хорошенькое взволнованное лицо девушки.
— Романтичность, — мягко произнес он, — очень хорошее качество, мисс Мелисса, но тогда, когда оно уместно.
Она подумала, что угадала значение его слов, и вспыхнула от горечи. Неужели он никогда не забудет, с отчаянием подумала Мелисса, как неуместна была его романтичность по отношению к ней? Она торопливо вспомнила, что ей надо найти нюхательную соль, и предоставила ему возможность присоединиться к лейтенанту, ожидающему в экипаже.
Когда молодые люди поднимались по изогнутой дороге в направлении деревни Темперли, Филипп произнес:
— Кстати, Эдвард, я совершенно забыл спросить. Надеюсь, все прошло гладко прошлой ночью?
— У меня еще не было возможности об этом узнать, — с улыбкой ответил мистер Бьюмонт. — Но так как мои лошади значительно быстрее лошадей, которые имеются в Дав-Тай, я подумал, что будет мудро убрать их оттуда сегодня утром, прежде чем поднимется шум и крик, — на случай, если они понадобятся для погони.
— Похоже, эти двое наконец-то нашли свое счастье, — мрачно заметил Филипп и вздохнул, подумав о Саре. — Обычно это очень нелегко, Эдвард.
— Ты прав, Филипп, нелегко, — согласился мистер Бьюмонт и тоже вздохнул, хмуро уставившись на уши лошади.