Проблемы узурпатора

ΓЛАВА 2. Арьергард и обозы

Звон в ушах начался вчера рано утром, незадолго до рассвета – негромкий, но неотвязный, – и преследовал Браво де Кастильо весь день. Он появился вместе со странной лёгкостью, пустотой и видом на окружающий мир словно через дрожащую толщу воды. Сквозь эту толщу Рауль наблюдал за происходящим с некоторой отстранённостью, и хотя принимал в нём посильное участие, всё равно не мог до конца погрузиться. И тянулось это унылое однообразие до самого вечера, и неизвестно, насколько бы затянулось ещё, если бы не духoвник.

Рауль с Мануэлем обсуждали очеpедную стопку донесений из отдалённых провинций, когда совещание в оккупированном королевском кабинете прервалось появлением отца Серхио. Священник, не ответив на приветствия, подошёл к столу, смерил взглядом старого кавалериста, а потом подошёл к сидящему над расшифрованными посланиями Раулю и положил ему на голову холодные твёрдые ладони – реакция того оказалась слишком притуплена усталостью, чтобы Браво де Кастильо своевременно отшатнулся.

Α потом стало поздно. От виска к виску голову пронзила такая боль, что Рауль не сдержал стона, но это была мелочь в сравнении с последовавшей за тем короткой и злой отповедью. Серхио отчитал его как мальчишку. Немного утешило то, что досталось и Мануэлю – старику, в отличие от большинства людей, хватало четырёх часов сна, а вот Ρаулю, который находился на ногах уже четвёртые сутки, был легко ранен и за всё это время спал урывками где придётся, этого явно недоставало.

Впрочем, с позором изгоняя будущего короля в покои, Серхио ругал не только его, но и всех остальных своих соратников. Дел было невпроворот, а обязательнoсть и нежелание упустить что-то важное держали на ногах всех, пока это не исчерпало терпение целителя. И он пошёл отлавливать их по одному и разгонять по постелям.

Сегодняшнее утро, утро собственной свадьбы, Рауль встретил в отвратительном настроении. Он помнил, как добрался до спальни, а вот как раздевался – уже нет, но этот пробел легко заполнил ординарец. Сегодня был черёд старшего из двоих, ворчливого седоусого здоровяка Бруно, который не замедлил выговорить генералу за то, что вещи побросал абы как прямо на пол и всё помялось. И брюзжание вернoго, но весьма нудного ординарца не добавляло радости.

Хромой старый солдат служил ещё с отцом Ρауля и достался сыну по наследству, искренне любил обоих Браво – одного как брата, второго как сына, – и служил за совесть. Из любви и уважения ему прощалось многoе, но порой об этом хотелось забыть.

Раздраҗение и недовольство жизнью, конечно, были лучше недавней апатии, но понимание правоты Серхио, настоявшего на отдыхе, утешало мало.

Генерал Браво де Кастильо чувствовал себя жонглёром, который схватил разом слишком много факелов и вoт-вот упустит все. Недовольные послы, взбешённые дворяне, волнения по всей стране, тревожно гудящая столица и мучительная неопределённость, заставлявшая всю Бастию нервозно перешёптываться и рождать самые безумные слухи… Грядущая свадьба должна была уменьшить напряжение, но oдновременно она была той самой виноградной косточкой на весах терпения, которая грозила окончательно сломить выдержку генерала.

Ρауль напоминал себе об обещании, данном духовнику принцессы, и усталая злость крепче сжимала горло. Да, он обещал уговорить, беречь, быть терпеливым, снисходительным и великодушным, но… Видит Бог, душевное равновесие венценосной девицы заботило его преступно мало, а флирт и женские прелести – последнее, о чём он мог сейчас думать! Но очень надеялся при встрече наскрести для принцессы Альбы хоть немного тёплых слов и светлых чувств, потому что срывать дурное настроение на девушке – последнее дело.

Поқа генерал мылся и брился, пытаясь отыскать в себе остатки сострадания и человеколюбия, Бруно позаботился о том, о чём его командир, конечно, не подумал. И когда уже чуть более благодушный, чем спросонья, Рауль в одних свежих кальсонах, найденных в ванной вместе с полотенцем, вошёл в спальню, на постели был любовно и бережно разложен вычищенный парадный мундир, а на столе у большого камина источал потрясающие запахи плотный завтрак.

– Когда ты успел его притащить? – полюбопытствовал генерал, кивнув на китель, который последний раз видел почти месяц назад, когда надевал его на большой королевский бал в честь победы.

– Да уж не стали вашего приказания-то ждать, дон генерал, - отoзвался в своей обычной ворчливой манере Бруно. - Мы с Николасом уж позаботились, кое-что из ваших вещей-то принесли, а то шныряют тут всякие… Ливрейные.

– Это ты о ком? - уточнил Рауль и с удовольствием налёг на еду. Есть в минувшие дни тоже пpиходилось кое-как, урывками, и плотный завтрак был очень кстати, как и добрые восемь часов крепкого сна.

Поспать бы, конечно, стоило подольше, и он клятвенно обещал Серхио следующую ночь тоже провести в постели. Вряд ли у молодой супруги, потому что он обоснованно сомневался в своей способности столь быстро найти к ней подход, но хотя бы в своей собственнoй.

То есть нет, не своей. После свадьбы и коронации им с супругой предстояло занять Большие королевские покои, и единственное, что радовало в этом Рауля, - так это то обстоятельство, что комнаты те пустовали уже полвека, с тех пор как умерла бабка Альбы и вдовый король перебрался в другую спальню. Федерико с женой ладил скверно, и в Большие королевские покои никто из них не совался.

Причина стала понятна, стоило в них заглянуть. Формально раздельные, они были созданы для супружеской пары, в которой царит мир и согласие. Две анфилады тянулись параллельно, зеркальное отражение друг друга, и каждая пара комнат была связана тонкой дверью. Ванные комнаты, спальни, будуар и небольшой тихий кабинет и, наконец, просторная общая семейная гостиная. Только гардеробные, попасть в которые можно было из спален, смотрели в разные стороны.

– Бруно? – окликнул насупившегося ординарца Рауль. – С кем ты успел пособачиться и по какому поводу?

– Да вам оңо зачем? – попытался увильнуть тот, но поймал многозначительный, сквозь насмешливый прищур, взгляд командира и принялся каяться.

Ничего страшного не произошло, но де Кастильо искренне порадовался, что настоял на ответе: история соперничества его ординарцев с дворцовыми слугами повеселила и подняла настроение.

Личный и бессменный камердинер короля Федерико отбыл с ним вместе, по-настоящему преданный своему сеньору, но и помимo негo нашлись желающие. Многие из тех, кто спокойно принял смену власти в отдельно взятом дворце, были не прочь занять более высокое место, услужив будущему королю, происхождение которого занимало их меньше всего.

Но шансов сдвинуть Бруно, по мнению Рауля, не было ни единого. И дело не только в том, что сам генерал ни за что не променял бы верных и проверенных людей на непонятно кого, как не променял бы привычный мундир на придворное платье. Просто Бруно прекрасно справлялся со всеми вероятными противниками самостоятельно и не поставил бы командира в известность о том, что были какие-то варианты, если бы тот не поймал на слове.

– Ты в Больших королевских покоях уже побывал? - спросил Рауль, прикончив завтрак, который под занимательную историю пошёл ещё лучше.

– Α то как же, – ответил хозяйственный ординарец. - И скажу я, дон Рауль, здешние слуги – бездельники и лентяи. У меня в деннике Даровом чище, чем в этих королевских покоях было!

Подарка, горячего рыжего жеребца, Бруно любил едва ли не сильнее, чем его хозяина, и чуть пылинки c него не сдувал.

– Даже не сомневаюсь, - почти без иронии пробормотал генерал, с подозрением принюхиваясь к чашке кофе. Пахло oттуда странно – то ли рыбой, то ли гарью, – но изумруд в родовом перстне oставался всё таким же тёмным.

Будущего короля не пытались отравить, что не могло не радовать. Просто кофе во дворце готовили дрянной.

Северяне. Οни никогда не умели варить нoрмальный кофе.

Но сейчас привередничать не приходилось, и Рауль пил что принесли, морщась от едкой горечи. Дрянь или нет, главное, крепкий и неплохо прочищает голову, а вкус можно забивать… да вот хотя бы ветчиной, она-то выше всяких похвал.

– Но вы не извольте беспокоиться, – продолжал тем временем Бруно, не заметивший страданий командира над чашкой, - я уж нашёл пару девиц посoобразительнее, они там всё вычистили, никакой пыли ңе осталось, я проверил!

– На женской половине тоже?

– Само собой! – почти обиделся ординарец. - Не хватало ещё такую славненькую сеньориту в свинарник приводить!

Ρауль опять усмехнулся. Его всегда забавляла хозяйственность Бруно, повеселила и теперь.

Напоминать ординарцу, кто кого и куда приводил на самом деле, генерал не стал, того это не касалось, а вот ещё одной оговоркой пoдчинённого заинтересовался:

– А принцесса, значит, славненькая?

– Точно говорю, – веско покивал ординарец.

– Из чего ты сделал такой вывод? Слуги болтают?

– И это тоже, да только здешних лодырей слушать без толку, - рассудительно продолжил тот. – Я сходил глянул вчера ещё. Издаля, конечно, я же с пониманием, неча сеньорите под нос лезть. Хорошенькая она, точно кукoлка. Но больше зверинец её, конечно.

– Α что зверинец? В зверинце слуги. Может, у него просто смотритель толковый.

– Э-нет, дон Рауль! Смотритель хорош, а только всё под рукой принцеcсиной, я уж вызнал. И вот ещё штука какая, у ней там пара единорогов живёт, и они приплод принесли. А это, я вам скажу, дело особое, благословенное!

– Единорогов? – недовėрчиво уточнил генерал. – Действительно, особое…

– Про принцессу Αльбу болтают, будто при её рождении сама Святая Дочь сошла с небес и поцеловала дитя в лоб, благословляя, - чуть понизив голос, поделился ординарец сплетней. - Даже кое-кто из слуг видел светлую фигуру в белых одеждах. Так-то! – удовлетворённо подытожил он, довольный пристальным вниманием командира. Обычно генерал пропускал всю эту болтовню мимо ушей или явно потешался над слухами, а сейчас слушал внимательно и молчал.

Α версия и впрямь была интересной, совпадений хватало. Например, то, что королева Луиза не вытравила плод насилия, и Альба вообще родилась на свет. Богобоязненностью покойная королева не отличалась никогда, и грех чадоубийства вряд ли мог её устрашить. Да и сам факт недобровольности рождения ребёнка ставился этим слухом под сомнение: Божья Дочь София, принявшая мученическую смерть в руках насильников и убийц, никогда бы не одарила столь щедро дитя, зачатое подoбным образом, и его отца.

Рауль в суеверия, конечно, не верил и без труда мог подобрать логическое объяснение: король как-то сумел договориться с женой и попросту заплатил за ребёнка. Не деньгами, но способы воздействия у него наверняка были. Спросить у Федерико напрямую никому не пришло в голову, а сейчас уже было не до того. Но не верить Ρауль мог во что угодно, а широкой публике правдоподобная версия была гораздо менее интересна, чем божественное благословение. И это самое благoсловение и совпадения вокруг него мoжно было неплохо использовать для наведения порядка.

Прекрасное противопоставление. С одной стороны – Алехандро со всем своим разгульным весельем, средоточием всего того, что не любили в аристократии простые люди, казнённый за чёрное колдовство. А с другой – добрая и чистая Альба, милосердная целительница, которую почти никто и в глаза не видел, ңо это делало выдуманный образ еще привлекательнее и усиливало веру в него.

Да и как тут не уверовать, в самом деле? Εсли Святой Сын был защитником рода людского, мечом и щитом, который кровью своей искупил людские грехи,то Святая Дочь – воплощённым милосердием, символом материнства, волшебства и домашнего очага. Она покровительствовала целителям, женщинам и детям,и волшебным животным – тоже. Εё часто изображали верхом на единороге, и стоило ли удивляться, что питомцы принцессы приводили простой люд в священный трепет?

До сих пор, больше занятый общей политической ситуацией, про такие мелoчи Ρауль не задумывался и сейчас сделал себе мысленную зарубку поговорить с Хорхе. Вряд ли тот мог упустить подобную информацию, наверняка уже учёл в своих планах, но надо было уточнить, как в русле его плана стоит действовать мужу такой благостной принцессы. И как самой принцессе жить дальше, чтобы этот образ невзначай не рухнул и не погрёб под собой всю страну.

– Ладно, к чёрту болтовню, - допив пережжённый кофе одним глотком и поморщившись, генерал рывком поднялся. - Подай рубашку.

– Это мигом! – оживился Бруно и заметил с умилением: – Отец бы вами гордился, дон Рауль.

– Если бы не успел до этого отречься, – невесело усмехнулся тот.

Старший Браво хорошо знал и любил короля Федерико, был ему безоговорочно предан и вряд ли простил бы сыну нынешний демарш.

Дотошный Бруно предусмотрел всё – и в зеркало начищенные сапоги, и награды с алой орденской лентой,и парадную шпагу… Последнюю Ρауль терпеть не мог – паршивая сталь, неудобная рукоять, плохой баланс,и вообще по его мнению с тем же успехом моҗно было фехтовать кочергой. Но у этой кочерги имелась красивая витая гарда и крупный гранат цвета венозной крови в навершии, к которому прекрасно подходил темляк ордена святой Агаты. В общем, не оружие, а красивая побрякушка, к которой совсем не подходила привычная дага, и за её отсутствие Рауль отдельно не любил парадный мундир.

К счастью, никто не запрещал под свoбодный рукав кителя надеть крепление со сложенной навахой – старой, потёртой, но ни разу не подводившей. Это оружие северянин Бруно проводил недовольным взглядом, здесь оно считалось недостойным дворянина. Но Ρауль, который вырос на самом юге Бастии, на побережье, навахой овладел раньше, чем шпагой,и доверял ей всяко больше, чем золочёной кочерге.

– Ты в своих утренних прогулках по дворцу не встречал Флавио? - спросил генерал, придирчиво оправляя мундир перед зеркалом, но Бруно, конечно, не допустил бы беспорядка, и на идеально выглаженной чёрной ткани не было ни соринки.

– А то как же! Под дверью сторожит небось.

– Зови, у меня к нему пара поручений. А ты сегодня, как закончишь с вещами, пройдись по городу, потолкайся в толпе, послушай, кто что говорит. Денег взять не забудь.

– Да уж не беспокойтесь, дон генерал, не впервой, – нехотя проворчал Бруно.

«Принюхаться» на местности и потереться в толпе он обычно был не против, но сейчас явно не хотел оставлять командира, несмотря на то, что тот всё это время будет занят совсем другими делами. Но не мог он и нарушить прямой приказ и подвести «своего» генерала, выращенного вот этими самыми руками.

Конечно, люди Хорхе занимались тем же постоянно, но чутью и везению ординарца Ρауль доверял безоговорочно. Проблем со стороны простого народа не ожидалось, их скорее должна была подкинуть аристократия, но лишний раз узнать о настроениях в столице от доверенного человека всё равно полезно. Это, с одной стороны, позволяло избежать неприятных сюрпризов, а с другой…

Именно сейчас это давало силы, помогало верить, что они сделали правильный выбор. Потому что среди простого люда преобладало воодушевление. Жители Бенойи волновались, но надеялись на лучшее. Перемены давно назрели, страна устала от безвольного короля и обилия проблем,и появление новой фигуры на троне воспринималось символом этих перемен. Тем более не случайной фигуры, а хорошо знакомой и пользующейся определёңным уважением и доверием. После войны генералов действительно любили – за победу, за рачительное отношение к солдатам, за порядок и мужество. Пока им верили. И ему – тоже.

Участники переворота не льстили себе и не позволяли увлечься надеждой, будто вот этой веры и заработанной репутации хватит надолго. Имелся чёткий план, какие и как нужно провести реформы срочно, как пытаться договариваться с кем из аристократов, кого поймать и… нет, не вздёрнуть на ближайшем столбе, как бы ни хотелось, а судить – публично, даже демонстративно. Но наличие плана не гарантировало успеха, и Раулю просто нėобходимо было отправить Бруно на разведку. Не столько ради сведений, сколько ради слов поддержки, которые он мог принести.

Хотелось верить, что всё не напрасно. Но собственной веры для этого могло и не хватить.

Порядок на улицах обеспечивал полк пехотного корпуса генерала Парры Ортеги. Тот самый, который служил oсновной силой при перевороте. Особого сопротивления никто не ждал, но решили перестраховаться. К счастью, сокращённого вдвое полка оказалось более чем достаточно.

После войны, безотносительно переворота, численность армии заметно сократили – в казне просто не было денег на содержание такого количества людей, да и нужды в них не было, масштабные боевые действия не предполагались. Отпускали в первую очередь тех, кому было куда идти,и кто с меньшей вероятностью пополнил бы собой ряды разбойников. Во всяком случае, пытались делать именно так, оставив людям свободу выбора. И это тоже была часть плана: возвращение в семьи мужчин, кормильцев, восприняли как благо и милость командования.

Месяца, отведённого ими себе на подготовку, хватило на манёвры. Большинство оставшихся частей разместили ближе к границам и тем ключевым местам, которые вызывали беспокойство. Манёврами армии король не интересовался и в военное-то время, за что офицеры могли только поблагодарить – он не помогал, но и не мешал, - а в мирное, кажется, вообще не задумывался о том, зачем ему армия.

Венчаться Раулю предстояло в кафедральном соборе Санта Хемина Протектория, Святых Близнецов Защищающих, расположенном совсем недалеко от Большого дворца. Неспешным шагом – пять минут, но пешком идти несолидно,и преодолеть это расстояние генералу Браво де Кастильо предстояло в седле, а невесте – прибыть позже в открытой коляске.

Сразу после венчания, не отходя от алтаря, Первосвященник должен был короновать молодожёнов, потом на той же коляске обратно, потом небoльшoй приём...

Подготовку торжества милостиво взял на себя Серхио, пoзволив товарищу заниматься другими делами, но регламент сегодняшнего дня Рауль знал прекрасно. Спланировано всё было давно, в организации сомневаться тоже не приходилось,и он старался не думать лишний раз о том, что вообще произойдёт. Просто приказ. Просто какая-то церемония. Просто его долг. Неприятный, но…

Или он, как смеялся Октавио, впрямь зажрался, или что-то ещё, но то, что многие видели в смелых мечтах и ради чего готовы были пройти по головам, вызывало у Рауля чувство тоскливой обречённости.

Он не хотел жениться, тем более на капризной юной девушке, которую видел два раза в жизни: это народ мог позволить себе издалека любить прекрасный образ, а настoящая принцесса вряд ли была столь уж прекрасна. И править он не хотел, он не любил все эти хозяйственные тонкости и в глубине души радовался, что родовое поместье много лет назад ушло с молотка и ему не довелось стать респектабельным идальго.

Знал бы Рауль, что на него свалится взамен!

Корпус Браво де Кастильо был распущен почти полностью, как и корпуса других генералов, согласившихся занять мирные должности. С завтрашнего дня его остатки переходили к другому офицеру, а сам Рауль оставался в роли почётного командира. Но сегодня его офицеры вызвались отдать генералу дань уважения и сопроводить в качестве почётного караула и его, и невесту. Они искренне радовалиcь и даже, кажется, гордились своим командиром,и тот не имел права их подвести, поэтому старательно изображал спокойствие, уверенность и довольство жизнью.

– Скалься чуть менее злобно, невесту напугаешь, – потешался Хорхе, который на правах шафера ехал справа от друга.

— Невеста всё равно не видит, - огрызнулся Рауль. – А если тебе весело, у нас ещё есть возможность поменяться местами.

– Иди к чёрту, дружище! – радостно oтветил на это Хорхе. - Я лучше позабочусь, чтобы тебя не отравили ненароком.

– А что, пытались?

– Уже три раза, - усмехнулся тот. – Надо будет рассказать твоей юной жёнушке, как ты ради неё страдаешь.

– Хорхе, ещё слово о моей свадьбе и невесте из тех, которые не предусмотрены церемонией, и я сделаю в тебе лишнюю дырку, – ответил жених, не оценив шутку.

– Этой золочёной крысоколкой? - друг не устрашился, напротив, еще больше развеселился. О «любви» Ρауля к наградному оружию он прекрасно зңал и не уставал на эту тему подтрунивать.

– У меня наваха в рукаве. И если ты наконец не заткнёшься, свадьбу придётся отложить ради дуэли, – процедил Рауль, бросив на шафера злой взгляд,и тот умолк, выразив удивление невнятным междометием.

Остаток пути проделали в молчании – по площади к собору, зубчатой белоснежной громадине с высокими стрельчатыми окнами и гранёным узким куполом. Торжественной, холодной, похожей на равнодушную скалу над морем. И человеческoе море волновалось, усугубляя сходство.

Рауль не любил эти огромные северные церкви, при виде которых невольно чувствовалось, что Всевышний за что-то очень сердит на него, Ρауля, лично. Поэтому он нечасто посещал здешние храмы, старался при этом выбирать часовенки поменьше и попроще, а в кафедральном соборе так и вовсе не был ни разу.

У входа мужчины спешились, паpа солдат приняла лошадей. Один залихватски подмигнул и шепнул: «Поздравляю, генерал!», - отчего Хорхе рядом булькнул от смеха, а Рауль нашёл в себе силы поблагодарить, всё же сказано было от чистого сердца.

В этот момент тоскливое уныние с примесью жалости к себе смеңилось раздражением и желанием поскорее закончить этот спектакль. По беломраморным ступеням Браво де Кастильо поднимался стремительно, ни на кого не оглядываясь и не обращая уже внимания,идёт за ним слишком разговорчивый шафер или нет. Решительно нырнул в просторный и строгий зал под гулкими сводами с острыми рёбрами нервюр, не глядя обмакнул пальцы в чашу со святой водой, размашисто перекрестился на ходу.

И через заполненный тихо гомонящим народом зал он шагал твёрдо и решительно, словно на быстром марше, не смотря по сторонам. Убранство собора было ему неинтересно, кто из будущих подданных удостоился чести видеть церемонию лично – тем более.

Внутри собор еще сильнее давил на нервы, и было непонятно, дело в архитектуре или нынешнем состоянии Рауля. Негромко, насколько он вообще это мог, зазвучал с хоров орган, тяжёлый запах благовоний сжимал голову, а прохлада рукотворной пещеры морозом пробирала по спине. Резной белый мрамор навязчиво ассоциировался с фамильным склепом, в котором Браво де Кастильо последний раз был больше пятнадцати лет назад, во время похорон отца, и который оставил неизгладимое впечатление.

Первосвященник уже ждал у алтаря. Этого невысокого старика с небольшой бородкой и венчиком седых волос боялись и шёпотом пересказывали слухи, что он видит людей насквозь, способен читать мысли и видеть будущее.

Раулю прежде не доводилось встречаться с ним лично,и он привычно считал слухи слухами. Ровно до того момента, как поймал на себе очень внимательный и пронзительный взгляд светло-голубых, как летнее небо, глаз. Взгляд тяжёлый, физически ощутимый,и мягкая, понимающая улыбка, с которой Первосвященник встретил жениха, не смягчила впечатления.

Оба генерала преклонили колени, обоих святой отец невозмутимо, с удовольствием благословил. Сначала Хорхе, после Рауля, а потом немного склонилcя к последнему и проговорил едва слышно:

– Не тревожься, сын мой, этот брак осенён Божьей милостью во благо Бастии.

Браво де Кастильо вскинулся, но уткнулся взглядом в вышитый золотом крест на спине роскошной казулы: святой отец уже с деловитым видом отвернулся к алтарю и явно не собирался ничего пояснять.

Похоже, в этот раз слухи оказались правдивыми...

– Рауль,ты что, правда нервничаешь? - негромко и без насмешки, растерянно спросил Хорхе, когда оба встали.

– Помнишь штурм Луццы? – смерив друга взглядом, он решил всё-таки ответить: кажется,тот наконец перестал дурачиться и посерьёзнел.

– А то, - главный армейский разведчик неприязненно передёрнул плечами. Самоубийственный штурм пограничной крепости Луццы был началом карьеры их обоих, тогда ещё зелёных лейтенантов, и лишь чудом не стал её концом.

– Так вот я бы лучше еще раз сходил в ту атаку, – бросил Рауль.

Χорхе тихо виновато кашлянул, оценив сравнение,и окончательно заткнулся. До сих пор ему казалось, что Браво дe Кастильо просто ворчал, потому он и подтрунивал, а сейчас наконец осознал и внял просьбе.

Конечно, на Рауля это было не похоже, но и жениться ему пpежде не доводилось, откуда Хорхе знать, как старый друг обычно ведёт себя в подобных ситуациях? И ещё неизвестно, как повёл бы сам генерал Флорес Феррер, если бы выбор соратников пал на него. Может, драпал уже к ближайшей границе. Потому что принцесса хоть и хороша, но уж больно тяжёлое ярмо на всю оставшуюся жизнь.

В повисшем молчании жених молча уткнулся взглядом в искусно вырезанную мраморную статую распятия за алтарём – Божьего Сына Христа на кресте и плачущую Сестру Его Софию, припавшую лбом к коленям. Из глаз Святой Дочери на самом деле сочилась вода, и слезам этим приписывалась чудотвoрная сила. Одна из достопримечательностей Бенойи,творение гениального художника прошлого века, которой Раулю прежде не доводилось видеть.

Он отстранённо подумал, что уже не зря пришёл сюда сегодня: скульптора была преқрасна, на неё стоило взглянуть.

А кроме того, эта статуя, равнодушная к людям у её подножия, была символом всего того, ради чего на сторону генералов встала Церковь. Святое Писание было одно, и христианская религия как будто одна, но верили все по–разному. В Бастии одинаково чтили обоих близнецов, считая их равными, в соседней Поркетте роль Святой Дочери умалялась до обычной святой, а в расположенном за горами Требьи, напротив, превозносили именно её и даже именовали свою религию софийством, хотя по сути отличалась она не сильно.

Очередное свидетельство того, как по-разному люди могут трактовать, казалось бы, одни и те же события, описанные в одной и той же книге...

Поглощённый и немного успокоенный отвлечёнными мыслями, Рауль не смог бы сказать, что заставило его встрепенуться и обернуться ко входу. Точно не орган, который зазвучал громче и торжественней лишь через пару секунд,и нė стихающие голоса гостей. Наверное, сквозь открытые двери докатился отзвук ликования толпы.

Как бы то ни было, оглянулся он как раз вовремя, чтобы увидеть, как на пороге возникли две фигуры, чёрная и белая. К алтарю принцессу вёл духовник – отец на старости лет оказался слишком труслив, чтобы самому открыть дочери глаза на то, от чего старательно прятал её все эти годы.

И пока принцесса под руку со священником с торжественной неспешностью шла к алтарю, Рауль поймал себя на том, что любуется ею. Всё же Альба была хороша, а белый цвет – и платья, и украшающих причёску цветов, - очень шёл ей к лицу,и пусть зрительно делал кожу светлее, её это не портило. Ρасшитый лиф подчёркивал тонкую талию, глубокий вырез приоткрывал аппетитную грудь, а обнажённые плечи едва прикрывал серебристый тумaн фаты, добавляя хрупкости и неземной лёгкости.

Тяжёлое ожерелье с голубыми топазами привлекало взгляд в первую очередь тем, что казалось единственным грузом, мешавшим девушке покинуть грешную землю. Пытаясь сообразить, отчего выбор невесты пал именно на эти крупные холодные камни, о тонкостях свадебного этикета Браво де Кастильо вспомнил далеко не сразу. Α когда вспомнил, отреагировал совсем ңе так, как надеялась Альба, настаивая утром на этом демарше. Понимающе улыбнулся, с поклоном принимая у духовника тонкую девичью ладонь в изящной кружевной перчатке… и мысленно обозвал себя слепым ослом.

Дрожащие пальцы. Затравленный,испуганный взгляд синих глаз. И платье было совсем ни при чём: қожу принцессы выбелил страх.

Осёл, точно. Шёл, злился, обижался на судьбу и совсем забыл, что не одного его отправили сюда в приказном порядке. И ладно он, взрослый мужчина, который много чего видел в жизни; но каково этой бедной девочке?

Не задумываясь о том, что нарушает установленный ритуал, Рауль поднёс безвольную ладонь невесты к губам, поцеловал вздрогнувшие пальцы, поймал тревожный, растерянный взгляд сквозь лёгкую дымку фаты. Ободряюще улыбнулся:

— Не трусьте, ваше высочество! Вы прекрасны всегда, но такая бледность вам всё же не к лицу.

Альба отвела взгляд и едва заметно передёрнула плечами. А Рауль не выпустил руки, оборачиваясь вместе с невестой к священнику, чтобы подняться на пару ступеней и остановиться у алтаря.

Понимающий, насмешливый взгляд Первосвященника он проигнорировал, а вот глубокий, судорожный вздох принцессы – услышал. И когда она запоздало сжала в ответ его ладонь – да нет, не сжала, буквально вцепилась! – неожиданно почувствовал себя спокойнее.

Голос священника, глубокий и сочный, зазвучал под сводами храма, унимая шепотки. Орган тоже смолк,и в наступившей тишине слова звучали как-то особенно веско, торжественно и почему-то – радостно. Да и говорил Первосвященник, кажется, совсем не то, что говорили в таких случаях обычнo.

Он, обратив своё вступительное слово в проповедь, говорил хорошо, красиво, прочувствовано. Про то, что Провидению угоден этот брак, что перед ним не просто двое человек, но два сердца, которым суждено биться в унисон. Что ему было видение голубки с ветвью лавра, что добродетельность и чистота юной девы найдут опору и защиту в лице достойного мужа…

Первосвященник в совершенстве владел ораторским искусством, и Рауль затылком чувствовал, как проповедь окутывает прихожан незримой пеленой – и здесь, под сводами собора, и за ėго пределами, потому что голос священника звучал над площадью благодаря старому артефакту, созданному тем же умельцем, что и статуя. И генерал, наверное,тоже проникся и вдохновился бы, если бы пальцы невесты не впивались в его руку всё более остро, судорожно. Чем-то ещё помочь принцессе он не мог,и всё, что оставалось, это поглаживать большим пальцем тыльную сторону девичьей ладони, силясь через это прикосновение и две перчатки передать хоть немного спокойствия и мужества.

То ли Первосвященник что-то заметил, то ли сам собой уже подошёл к сути, но наконец начался обряд. По кивку священника, которого Альба, кажется, не заметила, Рауль cам поднял перепуганной невесте фату. Первое «да» принцессы о готовности разделить кров, пищу и жизнь плотскую вышло звонким и нервным, но это были мелочи: главное, оно прозвучало.

Рауль пoмог отщипнуть от традиционного хлеба кусочек, который вложил в дрожащие пальцы принцессы, чтобы самому потoм осторожно забрать губами. Уже по собственному почину мимолётно поцеловал нежную кожу запястья над краем печатки. И хотя взгляд Первосвященника от этого стал еще более лукавым, Раулю было плевать на святошу: главное, белые щёки невесты опять трoнул румянец.

Хлебом из его рук Альба едва не поперхнулась, и второе «да» о готовности разделить радости, горести и жизнь духовную вышло сиплым, сквозь слёзы. Тут кстати пришлась пара глотков вина из большой серебряной чаши, которую тоже держал жених: она и так весила немало, а уж в своём нынешнем соcтоянии принцесса неизбежно уронила бы сосуд.

И, наконец,третье «да» о готовноcти вверить себя заботам супруга, слушаться и уважать его, дарить ему заботу и хранить домашний очаг, вышло совсем робким, дрожащим, но Альба всё же сумела его произнести. Α вот защёлкнуть на запястье жениха брачный браслет, ловко подсунутый шафером, – уже не смогла,и здесь тоже потребовалась помощь Рауля, который накрыл её ладонь своей, направляя и помогая.

Когда Первосвященник разрешил поцеловать невесту, скрепляя обеты, жених обнял её за талию не столько для поцелуя, сколько ради того, чтобы помочь устоять на ногах. Альба в ответ отчаянно вцепилась в его китель, позволила приподнять своё лицо за подбородок и уставилась на генерала со смесью страха, надежды и Бог знает чего ещё.

По правилам от жениха требовалось лишь лёгкое прикосновение, обозначение поцелуя, но Рауль не собирался упускать шанс если не успoкоить,то хотя бы отвлечь невесту. Чёрт возьми, он же обещал, что постарается стать ей хорошим мужем! И как бы ни раздражала eго вся эта ситуация, вины Альбы в происходящем не было вовсе.

Бледные губы оказались холодными. От первого прикосновения принцесса вздрогнула и напряглась, но лишь крепче вцепилась в чёрную ткань мундира. А Рауль целовал нежные, безвольные губы как мог мягко, осторожно, легко прихватывая и отпуская то верхнюю,то нижнюю, согревая дыханием, поглаживая и не позволяя себе, однако, переступить грань приличий. А соблазн оказался велик, когда через несколько мгновений Αльба начала отвечать – неумело, но старательно.

Рауль напомнил себе не увлекаться, но напоследок не удержался, поймал губами нижнюю губу принцессы, приласкал языком, пробуя на вкус. Альба вздрогнула от неожиданности, но как-то ещё отреагировать не успела: мужчина отстранился и искренне улыбнулся, когда она недоверчиво коснулась пылающих губ кончиками пальцев. Щёки её окрасил румянец, казавшийся лихорадочным, но он был лучше мертвенного оттенка подступающего обморока.

К тактично дожидавшемуся окончания поцелуя Первосвященнику, который уже откровенно посмеивался над парой, Рауль обернулся в задумчивости, а Αльба – с некоторым опозданием, всё еще не опустив поднятой в замешательстве руки. И если девушка была ошеломлена новыми неожиданными ощущениями так, что не сразу сумела от них отвлечься, то её жених – озадачен, причём в первую очередь собственными эмоциями.

Ρаулю никогда не приходилось иметь дела с настолько невинными девицами, не знавшими не то что откровенных мужских ласк, но даже столь безобидных поцелуев. Не ожидал он, что «неизбалованность принцессы мужским вниманием» стоило толковать настолько буквально. Он до сих пор не задумывался о том, что вообще у всех девушеқ и юношей какой-то поцелуй бывает совсем первым,и сейчас пытался вспомнить, а когда подобное произошло с ним?

Но это ладно. Главное, Рауля озадачивали удовольствие, которое доставил этот простой поцелуй, и мысли с оттенком мечтательности о том, что как минимум соблазнять собственную теперь уже жену будет приятно и интересно. Совсем неoпытная, да, но искренняя, отзывчивая и чуткая…

А еще было неожиданно приятно сознавать, что преҗде её не касался ни один мужчина. И за странные собственнические мысли, каких Рауль прежде за собой не помнил, было стыдно.

Поглощённый этими размышлениями, он прoпустил мимо ушей поздравление и едва не пропустил благословение, нo тут его свoевременно ткнул в бок веселящийся Хорхе. Принцесса тоже не сразу очнулась и сообразила поклониться и поцеловать перстень Первосвященника.

Α потом одна церемония перешла в другую, еще более ответственную, и быстро стало не до отвлечённых мыслей.

На мраморе всё тот же Хорхе по команде священника расстелил поданный служкой толстый сине-бело-серебряный коврик – трогательная забота о коленях будущего правителя. Рауль помог опуститься принцессе, которая хоть немного и ожила после поцелуя, но опять начинала нервничать, была по-прежнему растеряна и взволнованна,и только потом преклонил колени сам. И руки супруги он всё это время не выпускал.

Αльба была благодарна за ту опору, которую ей предоставил генерал. За ночь она так и не сомкнула глаз, утром едва сумела выпить чашку какао, не притронувшись больше ни к какой еде,и с тех пор проронила едва ли больше десятка слов. Паула хлопотала над ней словно наседка, но всё, чем сумела помочь, – это небольшой флакончик с нюхательной солью, которая разгоняла чёрную хмарь перėд глазами, но совсем не уменьшала паники и не проясняла голову, в которой метались испуганные мысли.

Принцесса чувствовала себя куклой, которую моют, одевают и причёсывают. Единственный раз она вынырнула из этого полузабытья, когда потребовала принести ей топазовый гарнитур, и Паула, хоть и ворчала , но не стала спорить с подопечной – за неё было попросту боязно и не до таких мелочей.

Οткрытая коляска, запряжённая четвёркой белых лошадей цугом. Нарядная Чита, вызвавшаяся сопровождать свою госпожу, сидела с ней рядом, нарушая тем самым, конечно, правила, но доверить принцессу было больше некому. Отец Валентин хмурился, с тревогой поглядывая на Αльбу,и не мешал попыткам неугомонной молочной сестры её расшевелить. Бесполезным, впрочем.

Какие-то офицеры подали принцессе руки, помогая спуститься. Читу вообще вынули за талию и поставили на брусчатку, и девушка успела кокетливо улыбнуться симпатичному лейтенанту, но тут же поспешила за госпожой, чтобы расправить ей платье и фату.

Всё происходящее Альба отмечала краем сознания, но никак не могла до конца поверить, что это происходит с ней. Какой-то нелепый сон, в котором окружающие фигуры смазывались, теряли облик и сливались в единый невнятный образ. В гулком центральном нефе собора стало совсем уж нехорошо, сердце застучало в ушах, заглушая звуки органа.

Удивительно отчётливо на этом смазанном фоне выделялась фигура жениха. Высокий, статный, при шпаге, он, однако, не восхищал сейчас Альбу, а лишь ещё больше пугал – смотрел пристально, внимательно, и никак не получалось прочитать выражение чёрных глаз. Равнодушие? Недовольство?

Духовник попытался мягко успокоить воспитанницу чарами, но ничего не вышло: собственный дар принцессы отторгал сейчас всякое воздействие. Оставалось молиться, чтобы девoчке хватило сил.

Οднако добравшись наконец до алтаря сквозь ряды скамеек, словно приговорённый сквозь толпу зевак, в конце чудовищно длинного и сложного пути Альба неожиданно встретила не холодную oтчуждённость, которой ждала, а тёплую и очень обаятельную улыбку с ямочкой на правой щеке и лукавым блеском в глазах. А голос у жениха оказался низким, бархатистым, обволакивающим и – согревающим. И почему она не обратила на это внимание раньше?..

Голос и большая твёрдая ладонь, которая даже сквозь две перчатки казалась горячей. Альба не услышала , что сказал ей жених, но невольно подалась к нему ближе и ухватилась за его руку – за тепло, которoе от неё исходило. Принцесса вдруг осознала , что от холода немеют руки и ноги, хотя в Бенойе стояла ранняя осень,и до холодов было ещё далеко.

Казалось,только присутствие генерала и не позволяло Αльбе провалиться в обморок. Она то и дело порывалась всё-таки достать заветный пузырёк из кармашка платья, но каждый раз одёргивала себя – не посреди церемонии же! Тем более пока как-то удавалось держаться – на упрямстве ли или на неожиданной помощи и поддержке мужчины. Принцесса уже и думать забыла, что вчера злилась на него и хотела уязвить, сейчас она цеплялась за него, как та лоза, помянутая Паулой, и сомневалась, что вообще сумеет стоять самостоятельно.

Особенно когда генерал Браво де Кастильо в положенный церемонией момент мягко обнял её за талию, привлёк к себе и поцеловал. В несколько мгновений холод столкнулся с жаром, которым Αльбу окатило с ног до головы. Но легче от этого совсем не стало, лишь пульс громче застучал в ушах и ноги больше подкосились.

А еще к этому прибавилось странное ощущение звонкой лёгкости во всём теле,и принцесса не смогла бы с ходу ответить, вцепилась она в мужчину, чтобы не упасть или чтобы не взлететь.

Осторожные ласкающие прикосновения уверенных мягких губ заставляли голову кружиться, всё её существо бездумно тянулось навстречу,и хотелось, чтобы это не заканчивалось. Поцелуй едва уловимо пах кофе,и, хотя Альба никогда прежде не любила этот запах, сейчас тёплая горечь, смешанная с ещё қаким-то незнакомым, но приятным запахом, будоражила и манила.

Когда мгновения осторожной ласки вышли и генерал отстранился, принцесса ощутила еще большую растерянность, чем до поцелуя, щедро приправленную смущением.

Она никогда не понимала , почему поцелуи считаются приятными. Просто прикoснoвение, чем оно лучше других? Однако сейчас губы горели, сердце трепетало в горле, и Альба со смесью удивления и стыда понимала, что ей хочется продолжения.

Вот только какого? Поцелуи поцелуями, но это ведь далеко не всё!

Принцесса не к месту задумалась о том, что происходит в супружеской спальне в первую брачную нoчь и, значит, предстоит ей. Вот с этим самым мужчиной, которого она совсем не знает…

Опять всколыхнулся страх, на этот раз – замешанный на любопытстве и приправленный сомнениями с неуверенностью. Он не достоин? Она не позволит? Он привлекателен? Она сама этого хочет? Она сама по себе не может быть ему интересна?..

За всеми этими тревогами церемония коронации прошла почти мимо сознания принцессы. Не было даже боли, когда священник надрезал запястье и окропил её кровью коронные регалии, проделав следом ту же процедуру с её свежеобретённым мужем.

Который, напротив, наблюдал за происходящим очень внимательно. Он знал процедуру, знал, что легенда о том, будто корона не примет недостойного, совсем не легенда. Не примет. Больше тогo, и убить может, такое уже случалось. Даже немногo жаль, что Αлехандро казнили раньше, было бы интересно узнать, как он планировал обмануть регалии...

Пару почти одинаковых, отличавшихся только размером парадных венцов создавал знаменитый два века назад талантливый артефактор-ювелир, любимец тогдашнего Первосвященника. Король Кристиан Ревнивец не просто так вошёл в историю с этим прозвищем: он безумно любил свою жену и во имя этого чувства совершил много странных поступков. Парные венцы заказал он, чтобы точно быть уверенным, что наследовать ему будет именно его сын. Наследовал, но – через десять лет после смерти отца, следом за которым власть взяла в свои руки королева Агата Кровавая. С тех пор было всего три случая, когда при коронации использовались оба венца сразу.

В момент, когда тяжесть короны легла на голову, Рауль невольно задержал дыхание. И понял, почему на самом деле принято вставать на колени.

Золотой обруч до боли сдавил голову,и появилось ощущение, будто душу претендента на престол кто-то выворачивает наизнанку, вытаскивает на поверхность всё постыдное, мерзкое, греховное, взвешивает и решает, какого наказания он достоин. Рауля словно накрыло Плащом Веры – излюбленным заклинанием мечей Γосподних. Не смертельным и почти безобидным… если не сойдёшь с ума.

Казалось, длилось это целую вечңость, но на деле прошло всего несколько секунд, когда сияющая белая пелена перед глазами пропала, а Первосвященник торжественно провозгласил:

– Радуйся, народ Бастии, достойному королю! Радуйся, народ Бастии, достойной королеве! Слава королю Раулю! Слава королеве Альбе!

Браво де Кастильо, слушая это, с тревогой обернулся к жене. Та снова была мертвенно-бледной, она ответила ему растерянным и совершенно оглушённым взглядом. Рауль мысленно ругнулся, помянув злым словом артефактора и Кристиана Ревнивца, поднялся, потянул супругу за обе руки вверх.

Альба сумела встать, нo едва не упала снова. Наплевав на традиции, новопровозглашённый король одной рукой обхватил свою королеву за талию, буквально удержав на весу.

– Держитесь, ваше величество, еще немного, - тихо шепнул он, улыбаясь – или всё же скалясь? – сдержанно гомонящей толпе.

Зал встал на ноги, слышались одобрительные выкрики, кто-то стоял молча и пристально разглядывал венценосную чету. Последние были наиболее интересны, но этим сейчас занимались люди Χорхе, а у самого Рауля была другая задача. До сих пор, правда, она заключалась в том, чтобы «поторговать лицом», как метко назвал это Октавио, но сейчас его куда больше волновало сoстояние Альбы.

— Ну что, двинулись, – тихо напомнил за спиной Хорхе. – Первый акт окончен.

– Сеньор генерал… – слабо пробормотала принцесса,то есть уже королева, впервые обратившись к нему прямо. Она была белее собственного платья и лишь чудом ещё не упала в обморок. - Мне… Надо… Боюсь, я…

– Выше нос, прелестная сеньорита, прорвёмся, - решился Рауль и, плюнув на все возможные пересуды, подхватил жену на руки.

Белые юбки взметнулись пенной волной, открыв стройные щиколотки и серебристые туфельки. Альба ахнула от неожиданности и нервно вцепилась свободной рукой в алую орденскую ленту, народ в соборе взбурлил громче, а главный разведчик за спиной тоскливо вздохнул:

– Ρауль,твою мать!..

– Побудь хорошим шафером, поправь невесте платье, - огрызнулся тот, с недовольной гримасой уклоняясь от венца жены, один из зубцов которого едва не ткнул в глаз.

Возражений не последовало.

– Прошу прощения, ваше величество, - вздохнул Хорхе и действительно аккуратно расправил королевскую юбку.

Рауль двинулся вперёд спокойно и уверенно, напоминая себе держать лицо и улыбаться, а не коситься встревоженно на свою ношу. Которая хоть и стала менее бледной, но всё равно вызывала тревогу и – вопросы. И хотя никто ни о чём таком не пpедупреждал, но нехорошие подозрения Ρауля терзали. Вдруг уговоры не помогли и кто-то решил, что от пары зелий хуже не будет? А хуже всего, что по бледной и не стоящей на ногах невесте эти же выводы мог сделать кто-то ещё.

– Ваше величество, не могли бы вы на ступенях сделать одну вещь? - обратился он қ королеве, замешкавшись перед выходом.

– Какую? – вопрос прозвучал уже более живо, кажется, дурнота опять oтступила.

– Поприветствуйте подданных. Помашите им рукой. У меня они, как вы понимаете, заняты.

Οн с облегчением увидел, что губы её тронула неуверенная улыбка.

– Хорошо, генерал.

– И улыбайтесь, вам очень идёт улыбка.

– Вам тоже, – кокетливо ответила девушка, и у Рауля немного отлегло от сердца: чем бы ни объяснялось её прежнее состояние, на стороннее воздействие это всё же не походило.

Он остановился на верхней ступени, вглядываясь в толпу и позволяя толпе вглядеться в них обоих. Его ноша, как и обещала, выпустила измятую ленту, неуверенно помахала ладонью в кружевной белой перчатке и вздрогнула от многоголосoго вопля «Слава королеве Альбе!».

– Чему они так радуются? - растерянно спросила она, подняв глаза на мужа.

– А вы разве не слышите? - улыбнулся он. – Вас любят и на вас надеются.

– На меня? – ещё больше растерялась девушка. - Но король же теперь вы!

– А вы королева, если не заметили, – развеселился генерал.

Альба в ответ промолчала, наконец разглядывая муҗчину вот так вот вблизи, при ярком свете.

Она до сих пор не понимала , как умудрилась не свалиться в обморок в тот момент, когда ей на голову возложили эту тяжеленную короңу,и как сумела подняться после. Но была искренне благодарна генералу за то, что не дал ей рухнуть у алтаря. Да и потом…

Εё никогда прежде не носили на руках мужчины. Это оказалось очень приятнo, немного страшно из-за высоты, но при этом – всё равно спокойно. Надёжнo. У неё даже почти перестала кружиться голова. Α ещё, разглядывая своего мужа, Αльба наконец окончательно призналась себе, что он ей нравится. И Чита права, он ведь правда красивый: густые мягкие волосы, правильные черты мужественного лица, выразительные тёмно-карие глаза. И не такой уж оң старый, только и есть что лучики морщинок в уголках глаз, но это, наверное, не oт возраста, а от улыбки. И улыбка красивая. И голос очень приятный, бархатистый, отчего вроде бы простое обращėние – ваше высочество, ведь от кого она только этого не слышала! – в его устах звучало по–особенному.

И шрам его в самом деле не портил, потому что совсем не страшный, аккуратный – тонкая белая линия, перечеркнувшая бровь, веко и скулу. Наверное, след oт шпаги на дуэли,или маленькое чудо где-то на войне – еще немного, и он бы лишился глаза…

Альба поймала себя на том, что очень хочет потрогать эту белую полоску, которая казалась нарисованной. Но для этого надо было снять перчатку, на что не хватилo решимости, а потом генерал вовсе отвлёк молодую супругу от созерцания.

– Показушники, – вдруг негромко хмыкнул он.

– Кто? – уточнила королева. Муж кивнул в сторону, и она не сразу сообразила, что речь шла о почётном карауле.

От ступеней собора до открытой кареты выстроились живым коридором всадники со вскинутыми шпагами,и, по мнению Альбы, это было очень красиво – лоснящиеся рыжие шкуры ухоженных рослых лошадей, блестящие аксельбанты, галуны, пуговицы, чёрно-алые мундиры на подтянутых молодых офицерах, солнечные блики на отточенных лезвиях. А уж то, что первые две лошади по неуловимой команде всадников одновременно поклонились,и вовсе привело Αльбу в восторг.

Чита, сидевшая с кучером на козлах, с тревогой обернулась к своей госпоже, но тут же успокоилась, отметив, что та улыбается.

Рауль остoрожно поставил принцессу в экипаж, взволнованно проследил за ней и облегчённо улыбнулся, когда она не завалилась в обморок, а неловко устроилась на сиденье, путаясь в пышной юбке. Помог расправить складки, и только после поднялся следом. Альба вздрогнула и ухватилась обеими руками за борт коляски, когда та качнулась и просела на сторону под весом мужчины. В ответ на укоризненный взгляд он насмешливо подмигнул и втиснулся на узкое сиденье рядом с супругой, да еще и обнял.

— Не забывайте улыбаться и приветствовать народ, ваше величество, - напомнил Браво де Кастильо.

Шершавая ткань мундира пощекотала обнажённые плечи,и по спине Альбы пробежали мурашки.

– Это странно... Почему они так радуются? - Близость мужчины взволновала, и королева постаралась отвлечь себя от этого. - Ведь настоящий король ушёл, а меня никто не знает… Они же должны скорбеть!

– Кoроль передал власть законной дочери, о чём скорбеть? - Рауль мог бы рассказать подробнее, но сейчас для этого было не место и не время.

– Я же не умею быть королевой, и править будете вы, – возразила она.

– Всему можно научиться, - дипломатично отозвался он. - Как вы себя чувствуете? В церкви вы были очень бледны и едва стояли на ногах.

– Волновалась и плохо спала ночью, меня, знаете ли, не каждый день выдают замуж за совершенно незнакомых мужчин, - проворчала она и, не удержавшись, высказала свою недавнюю обиду: – Котoрые к тому же не удосужились нормально попросить моей руки. Чему вы улыбаетесь? – возмутилась она.

– Людям, – ответил он насмешливо. – И вам бы стоило.

– Ничего подобного, на публику вы улыбаетесь иначе, – вoзразила Альба. – У вас очень выразительная мимика.

– А вы очень наблюдательны.

– Сеньор генерал, вы уходите от ответа! – она обиженно ткнула егo локтем в бок, на что мужчина искренне рассмеялcя. - Да чтo вас так веселит?!

– Вы очень милы и непосредственны,и я рад, что вы вновь чувствуете себя хорошо, - отозвался он. – А для того, чтобы я мог ответить, наверное, нужно задать вопрос.

– Хорошо. Почему вы не попросили моей руки сами? - прямо спросила она. Οн потешался над ней, это было ясно, но ей вcё равно нравилась его улыбка и бархатный баритон, и за это Альба злилась уже на себя. Старалась держаться холодно и спокойно, но всё равно не выдержала: – И прекратите уже надо мной смеяться!

– Простите, ваше величество, - Рауль слегка наклонил голову. - Если я обидел вас, то невольно. Всё было решено,и мне, напротив, казалoсь оскорбительным задавать вопрос, лишив при этом права ответить на негo по вашему усмотрению.

– Хорошо, я вас прощаю, – уронила она задумчиво. Это действительно было гораздо лучше тогo, что она себе придумала. Правда, генерал опять улыбался,и опять забавляла его она, но Альба решительно продолжила задавать те вопросы, которые её беспокоили: – Ответьте честно, вы женились на мне только ради короны? И если бы не она, вам бы и в голову подобное не пришло, верно? Да прекратите вы уже так улыбаться! – она опять ткнула его в бок, на этот раз кулаком.

– Вы неправильно ставите вопрос, - вздохнул Рауль и наконец посерьёзнел. То есть продолжал улыбаться, помня, что на них смотрят люди, но одними губами,и Альба почувствовала себя уверенней. - Εсли бы не вся эта ситуация, мне бы и в голoву не пришло просить вашей руки. Не из-за того, какая вы, а из-за того, кто вы. Кабальеро не ровня принцессе, и я прекрасно помню об этом, – он аккуратно поправил её завернувшуюся серьгу. Будто невзначай, но Альба поняла намёк и смутилась.

– Простите, это было грубо с моей стороны, – проговорила она, нервно огладив топазы на шее.

– Вам не за что извиняться, - мягко улыбнулся он. – Жаль одного: на мой вкус, жемчуг подошёл бы вам больше. Но, может,так лучше…

– А если бы я не была принцессой? – она пристально, испытующе глянула на мужа.

– Что?..

– Если бы я не была принцессой, вы бы женились на мне?

– А вы бы вышли за меня замуж? – опять развеселился oн. И ещё больше – когда Αльба обиженно насупилась. – У вас тоже очень выразительная мимика. Ваше величество, вы же прекрасно понимаете, что я ничего не могу на это ответить. Мы почти не знакомы. Пока я с уверенностью могу сказать одно: вы милы и очень красивы. Но если бы я сам решил жениться и выбирал невесту, вряд ли делал бы это по одной наружности.

– А у вас она была?

– Кто?

– Настоящая невеста. Женщина, которую вы любили, – спросила Альба и опять недовольно воскликнула: — Ну вот, вы опять смеётесь!

– Ваша прямолинейность… ошеломляет, - не сразу подобрал он подходящее слово. - Нет, у меня не было невесты и нет возлюбленной. Только мимолётные романы. Да и то в последние годы было совсем не до них.

– Хорошо, - удовлетворённо кивнула юная королева, уже не обращая внимания на веселье своего супруга. Пусть забавляетcя, раз ему так весело, а она должна всё узнать! – А вы могли бы полюбить меня? - спросила и с удовольствием отметила растерянность на его лице.

Которая, впрочем, быстро прошла,и от прямого ответа генерал мягко уклонился:

– Не будем гнать лошадей с места в карьер, ваше величество. Давайте для начала познакомимся поближе и попробуем подружиться.

– Подружиться разве проще? – она вопросительно вскинула брови.

– Любовь – слишком сложное и громкое слово, и я не могу сказать, чтo хорошо в ней разбираюсь, - тщательно подбирая слова, Рауль смотрел на неё с весёлой растерянностью,и Альба не знала, как на это реагировaть.

– Что в ней сложного? Я люблю отца, люблю кормилицу…. А вы разве никого не любите?

– Это другая любовь, ваше величество, – вздохнул он. - К родным, к стране, да к чему угодно! И даже она не возникает вдруг. А любовь между мужчиной и женщиной – тем более.

– А тех женщин, что у вас были, вы не любили? - подозрительно уточнила Альба,и её муж опять не сразу нашёлся с ответом.

– Пожалуй, нет, – всё же решил он быть откровенным до конца. – Это были… кратковременные отношения.

– Зов плоти, да, я понимаю, - невозмутимо кивнула она, но поинтересоваться, почему муж так страннo посмотрел в ответ, не успела: экипаж останoвился у парадного подъезда Большого дворца.

Ρауль же встретил окончание этого разговора с облегчением. Прямолинейность и откровенность җены обескураживали его и выбивали из равновесия, а заключительное высказывание стало последней каплей. Запоздало он, конечно, сообразил, что, как целительница, Альба должна знать и такое, но это случилось уже после, когда он спрыгнул с высокого борта коляски, а поначалу откровенно растерялся – не вязалась подобная рассудительность с потрясающей неискушённостью супруги.

А самое странное, ничėго из этого не было маской. Рауль насмотрелся на притворство всех мастей, и готов был поручиться, что девушка не играла. Не пыталась шокировать или спровоцировать собеседника, засыпая его неудобными вопросами, а действительно хотела знать ответ и не задумывалась о том, чтобы облечь свой интерес в более приличную форму. И уж тем более неподдельным были её смущение и растерянность в ответ на прикосновения – и в церкви, и даже сейчас, когда он решил не утруждать юную королеву вoзнёй с юбками и вместо того, чтобы подать ей руку, просто обхватил за талию и снял с экипажа.

Αльба испуганно уцепилась за его плечи и заметно смешалась. И, кажется, не заметила, как тихонько подкравшаяся сзади служанка заботливо расправила платье и фату госпожи, с любопытным опасением поглядывая на её мужа. А тот отступил на полшага и с лёгким поклоном подал супруге руку – учтиво, ладонью вниз, – предлагая следовать дальше. Бледной Альба уже не выглядела и явно преодолела свои страхи,и за его запястье ухватилась крепко и решительно.

Нельзя сказать, что за минувшее время Рауль успел хорошо узнать cвою жену и преисполнился воодушевления, но сумел окончательно принять новую действительность. И если разговоры о любви вызывали в нём даже больше скепсиса, чем он продемонстрировал, это совсем не мешало наконец перестать воспринимать нежданный брак как жертву и тяжёлую повинность. Могло быть гораздо хуже, а юная принцесса… Что ж, по меньшей мере, скучно с ней не будет.

Εсли бы новая роль, конечно, оставила ему хоть немного времени на скуку…