Профессионал

Глава 2

— Какого чёрта, ты его что, укусила?

— Ты оскорбила его мужественность?

— Дай я понюхаю, как пахнет у тебя изо рта.

В баре я пробыла достаточно долго, чтобы вытерпеть все насмешки подруг потому, что тут было малолюдно, и потому, что я, чёрт побери, умела сохранять хорошую мину при плохой игре. В целом я старалась не относиться к себе слишком серьёзно — в конце концов, я ведь называла себя "мужчинологом". Мой девиз "если не трахнуть, то хоть посмеяться".

Несколько тостов спустя я попрощалась и нетвёрдой походкой отправилась домой — мы с Джесс делили жильё в пяти кварталах отсюда.

Улица была заполнена толпами студентов, выпускающими пар перед началом сессии. Стояла холодная осенняя ночь, над головой висела полная луна. Я поплотнее запахнула пальто. Накануне сбора урожая воздух наполнял аромат свежескошенной кукурузы — что всегда приводило меня в восторг, ведь в сердце я по-прежнему оставалась фермерской девушкой.

Мимо, взявшись за руки, прошла очередная парочка, я посмотрела им вслед с некоторой тоской. Несмотря на мою нетерпимость к мужчинам и их проблемам, я бы не отказалась от перспективы быть согретой кем-нибудь этой зимой.

Тем, кто, заметив, что мои руки замёрзли, обхватил бы их своими ладонями.

Не думай о русском, не думай…

Слишком поздно. Конечно, я не воображала, что буду разгуливать по кампусу под ручку с парнем вроде него. Но, всё-таки, было в нём что-то такое…

Внезапно я почувствовала, что за мной следят. Проведя ладонью по затылку, я быстро осмотрелась вокруг. Но улица была заполнена лишь студентами, которые толпились у входов в бары.

Наверное, это действие текилы. Или стресс после сумасшедшего расписания этой недели. Что до безопасности, то единственной пугающей штукой в кампусе была его смертельная скука.

Стряхнув с себя это тревожное ощущение, я достала из кармана мобильник и проверила почту. От Зиронова — ничего. Я начинала подозревать, что этот сыщик меня надул. Не в первый раз меня грабили представители этой братии. Похоже, я зря спустила свои чаевые за целый год на этого ДНК-кретина.

Было письмо от мамы, которая волновалась и спрашивала, почему это я так много работаю. Если она прознает о моём расследовании, то воспримет это слишком близко к сердцу, а новых осложнений в наших отношениях нам как раз не нужно.

Дойдя, наконец, до дома, я прошла по длинной дорожке, проложенной через наш большой двор. Мы жили в милом бунгало середины прошлого века, которым владели родители Джесс. Она называла его "Дыргало", что являло собой идеальное свидетельство уровня её зрелости.

Войдя в дом и сбросив по пути пальто, я прошла на кухню, где меня ждал охлаждённый Гейторейд — моё секретное противопохмельное средство.

Услышав снаружи какой-то звук, я прокричала, не отрываясь от холодильника:

— Джесс, это ты? — Мой голос звучал пьяно. — Чё вернулась? — Может, её впервые отфутболили? Мы могли бы вместе погрустить по этому поводу.

Ответа не было. Я пожала плечами — «Дыргало» производило шум и стоны похлеще любого порнофильма.

Я закрыла холодильник. Половина дверцы была увешена глянцевыми картинками из модных журналов Джесс. А на моей половине висели открытки. Она отправляла их из каждого места, которое посетила во время каникул. И хотя у меня всегда было открытое приглашение от её семьи и огромное желание путешествовать, я постоянно оказывалась загружена работой. И никогда не бывала дальше Среднего Запада.

Я никогда не видела морского побережья, не говоря уж об Эйфелевой башне.

Если бы я получала доллар всякий раз, когда смотрела на эти открытки с обещанием самой себе "Однажды…", то не работала бы сейчас на трёх работах.

Приняв дозу Гейторейда, я, покачиваясь, отправилась в свою комнату, завязывая волосы в узел, чтобы принять ванну. Когда, минуту спустя, я погрузилась в горячую воду, меня накрыло новой волной пьяного разочарования.

После того, как мой первый опыт съёма размазал меня по стенке, я задумалась, почему парни продолжают увиваться за девушками, несмотря на постоянный риск нарваться на отказ. Те мужчины, которых я отвергла — ударил ли мой ответ по их "моджо"?

Чего я не могла понять, так это почему русский так внезапно разозлился. Что, чёрт возьми, во мне было такого отталкивающего? Конечно, я не была такой красоткой, как Джесс, но мужчины всегда обращали на меня внимание с тех пор, как я отрастила грудь.

Я с любопытством скользнула ладонями вдоль ног. Они были подтянутыми от беготни во время обслуживания столиков, а руки — стройными от постоянного таскания подносов.

Ладони обвели контур бёдер. Которые, признаться, были широки, зато талия — стройной. А груди? Довольно большие, они покачивались в воде, и коралловые соски как раз чуть выступали над поверхностью. Всё моё оборудование сегодня было выставлено на обозрение, а этот русский даже не удосужился дважды на него взглянуть.

Что, если бы я не вызвала у него отторжение? Что бы я чувствовала, если бы его грубые ладони массировали мою грудь? Я опешила оттого, какой вспышкой возбуждения пронзила меня эта мысль. Мои соски напряглись. От накатившей на них воды у меня перехватило дыхание.

Я говорила с ним менее пары минут, смотрела на него всего минут десять, но за это время он успел так сильно на меня подействовать?

Да к чёрту — он может меня презирать сколько угодно, это не остановит моих фантазий о нём. С мысленным "пошёл ты, русский" я потянулась к промежности, представляя себе его широкие плечи, квадратную челюсть, его рот. Эти полуприкрытые золотые глаза.

Даже сквозь воду я чувствовала, насколько скользкой стала моя киска, мой палец скользнул вдоль складочек, раскрывая их. Дотронувшись до клитора, я обнаружила, что он набух и стал супер-чувствителен.

Вздыхая от желания, я стала поглаживать его круговыми движениями. Мои веки закрылись, а колени раскинули по обе стороны ванны. Свободной рукой я гладила грудь, потирая соски большим пальцем…

Я размышляла, не достать ли мне один из моих верных вибраторов. Но потом, представив, как русский целует моё тело, опускаясь всё ниже с этим обжигающим выражением на лице, я поняла, что не дотяну.

И хотя ни с одним парнем я не доходила до такого положения, я ясно увидела темноволосую голову русского у себя между бёдер в тот момент, когда он начал меня лизать. Новое движение пальцев — и я дёрнулась в воде, задыхаясь. Я буду ощущать его твёрдые губы на своей влажной плоти, когда он станет ласкать меня языком. Он захочет, чтобы влага из меня просто стала сочиться, и я уступлю.

В этих фантазиях мой клитор пульсировал не от собственного пальца, а от движений его жадного языка.

Когда я напряглась перед оргазмом, каждый сантиметр моего тела, казалось, вжался сам в себя, словно звезда, готовая взорваться. Ладонь, скользнувшая по набухшим соскам, вызвала новый залп ощущений. Уже близко, всего лишь пара движений… Я приоткрыла глаза, чтобы посмотреть, как моё тело забьётся в оргазме. Краешком глаза, что-то странное… сквозь пар, мне показалось, что я вижу русского.

Стоящего в дверном проёме и наблюдающего за мной своим воспламеняющим взглядом.

Широкая грудь вздымалась, зубы были стиснуты.

Мышцы напряжены так, словно он собирался броситься на меня.

Я попыталась прищуриться сквозь облако пара. Конечно же, это игры моего затуманенного разума. Я что, настолько пьяна? Я была на грани оргазма, пальцы на ногах уже подгибались. Когда я встретилась с его завораживающим воображаемым взглядом, мой коварный пальчик решил ещё раз скользнуть по клитору движением, бросающим в дрожь.

Он резко выдохнул, сжимая и разжимая огромные кулаки. Желание схватить и сожрать меня по кусочку было написано на его лице.

Уже близко… Потом я осознала, что он действительно стоит в дверях моей ванной.

Русский вломился в мой дом и следил за мной, словно какой-то маньяк!

Я резко дёрнулась, набирая в лёгкие воздух, чтобы заорать, но он оборвал меня:

— Прикройся, Натали. — Грубый голос, нахмуренные брови. — Нам надо поговорить. — Выругавшись по-русски, он вышел вон.

Прикрыться? Поговорить?

Преследователи-маньяки не говорят подобную хрень!

Я была так сбита с толку, что даже не могла завизжать. Рот открывался, но наружу не выходило ни звука. Выбравшись из ванны, я обернула вокруг себя полотенце. Несмотря на всю неразбериху, когда махровая ткань коснулась напряжённых сосков, мне пришлось резко вдохнуть.

Поискав вокруг что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие, я схватила крышку туалетного бачка, установив её на плече, как бейсбольную биту. Из безопасного пространства ванной я крикнула:

— Не знаю, что ты забыл у меня дома. Но ты должен уйти немедленно. Или я позвоню в полицию!

— Меня послал твой отец, — ответил он из моей комнаты.

Я покачнулась, а моё импровизированное оружие дёрнулось. Учитывая его русский акцент — и период времени — я знала, что он говорит о моём биологическом отце. И всё же ответила:

— Мой отец умер шесть лет назад.

— Ты знаешь, что я говорю не о нём.

Тогда я затараторила:

— Что тебе о нём известно? Кто ты такой? Почему ты вломился в мой дом?

— Вломился? — Фыркающий звук. — Ключ лежит под пластмассовым камнем. Заходи кто хочет, — ворчливо добавил он. — Твой отец — важный и состоятельный человек. Он поручил мне быть твоим новым телохранителем.

— Телохранителем! Зачем мне телохранитель?

— Любой член семьи с десятизначным доходом, — тут я ахнула, — нуждается в защите.

— Говоришь, он — миллиардер? — Это что, розыгрыш? Может, это в рублях.

— Верно. Его имя — Павел Ковалёв. Он лишь недавно узнал о твоём существовании от сыщика, которого ты наняла.

Вот я и узнала имя своего отца.

Только чрезмерное любопытство побудило меня выяснить имена моих биологических родителей. Потом мне пришло на ум, что это любопытство я унаследовала от них.

Потом я представила себе мужчину и женщину в возрасте примерно сорока лет, погружённых в постоянные размышления о ребёнке, которого двадцать четыре года назад они оставили в русском приюте. Эта мысль побудила меня устроиться на ещё одну работу и начать бесконечные поиски. Я это делала не только ради себя, но и ради них.

Но он не знал о моём существовании? Я нахмурилась.

— Мой сыщик? Зиронов? Он не отвечал ни на мои письма, ни на звонки.

— Его предупредили, что теперь мы сами будем всем заниматься.

— О. — Спасибо за информацию, кретин. По крайней мере, меня не надули в очередной раз. Наоборот, мне… повезло.

После шести лет поисков.

Меня закачало от шока — и выпитой текилы.

Я вернула крышку бачка на место, пока она не обрушилась на меня, словно мультяшная наковальня.

— Если ты — мой телохранитель, то зачем смотрел на меня в ванной? — Я натянула розовый халат, поспешно заменив им полотенце. — А?

Молчание. Когда я не услышала ничего, то ощутила всплеск паники, неужели этот мужчина — новый источник ответов, униматель моего любопытства — исчез так же быстро, как появился?

— Ты тут? — Пытаясь не думать о том, насколько короток мой шёлковый халат — и за каким занятием он меня только что застал — я высунула из ванной голову; никаких признаков его присутствия. Поэтому я медленно прокралась в свою комнату. — Ты не ответил на вопрос. Эй, что ты делаешь в моём шкафу?

Он вышел из встроенного гардероба.

— Где твой чемодан?

— При чём тут это? — У меня не было настоящего чемодана. Для университета я паковала вещи в корзины для белья и коробки.

Он окинул меня взглядом, задержавшись на определённых частях тела. Потом, словно очнувшись, он схватил мою вместительную сумку для книг, вытряхивая все библиотечные экземпляры на пол. «История сексуальности», «Г раницы Эроса», «Жало во плоти».

— Какого чёрта, русский? — Если он и заметил названия — моим основным объектом изучения была история женщин и пола — то они его не заинтересовали.

Когда он кинул опустевшую сумку в мою сторону, я едва смогла её поймать.

— Собери только самое необходимое. Всё остальное будет тебе предоставлено.

С открытым ртом я уставилась на сумку, потом вновь подняла взгляд.

— Я ничего не стану делать, пока ты не скажешь, куда, по твоему мнению, мне предстоит отправиться. И почему всё это не может подождать до завтра. Кто знает, может, ты торговец людьми!

— И, стало быть, так я работаю? — Он нетерпеливо и удивлённо вздохнул, словно никто никогда прежде с ним не спорил — словно он проделывал то же самое с сотней других девушек, и каждая из них начинала собираться со словами «Да, сэр».

— Меня зовут Александр Севастьян. Зови меня Севастьян. — Будто русское произношение имени Себастьян. — Уже несколько десятков лет я работаю на твоего отца. Ковалёв очень хочет с тобой встретиться. — И добавил, будто про себя, — никогда не видел у него такого страстного желания.

— Как он может быть уверен в том, что я — его дочь? Зиронов мог ошибаться.

— Nyet. — «Nyet» — было жёстким «нет», «net» — мягким. — Ты переслала ему образец твоей ДНК. У Ковалёва уже был приготовлен собственный. Ошибки нет.

— Если он так хотел со мной встретиться, то почему не приехал сам? Почему просто не позвонил?

— Как я уже сказал, в России он — очень важный человек, и в настоящий момент занят рабочими вопросами, с которыми не справится никто, кроме него. Он мне всецело доверяет. — Севастьян переместился к окну в спальне и посмотрел на улицу между створок жалюзи с той же настороженностью, которую я заметила в нём ещё в баре. — Если ты соберёшь сумку и сядешь со мной в самолёт, то он встретит тебя в своей резиденции в Подмосковье менее чем через четырнадцать часов. Это желание твоего отца — и я собираюсь его исполнить.

Может, мой анализатор мужчин и молчал, как рыба, но детектор уровня чуши по-прежнему показывал, что всё в порядке; вопреки всякой логике, я начинала этому парню верить.

Однако реальность напомнила о себе.

— Но у меня завтра рабочая смена. — Которая мне уже не понадобится, если мои поиски окончены. — И занятия! — Как только слова слетели с моих губ, я почувствовала себя глупо. Что этот высокий татуированный русский знает о высшем образовании в Небраске? Не всё ли ему равно?

Тем удивительнее был его ответ:

— Мы понимаем, как важна для тебя учёба. Но твой отец хочет, чтобы ты поехала в Россию сейчас. Не в следующем месяце и не на следующей неделе. Мы уезжаем сегодня.

— Он всегда получает всё, что хочет?

— Непременно. — Севастьян взглянул на свои дорогие с виду часы. — Наш самолёт взлетает через час. По дороге в аэропорт я расскажу тебе больше.

Аэропорт? Самолёт? Я никогда не была в самолёте. А сейчас получается, что я могу оказаться в России меньше чем через день. Не думай об открытках, не думай…

Даже Джесс никогда не была в России!

Потом я выпрямилась.

— И всё-таки, что за спешка? А главное — у меня нет паспорта! Как я попаду без него в Москву?

— Я разберусь с этим. Не проблема. — Севастьян выключил лампу на прикроватном столике, и комната погрузилась в полумрак.

— Как это не проблема? — Татуировки на его повреждённых пальцах зародили во мне смутное сомнение, но я попыталась его отогнать. Нет, это невозможно…

- Я понимаю, что это непросто принять. Но сейчас всё для тебя изменилось, Натали. Некоторые правила… больше не действуют.

Я расправила плечи.

— Не пойдёт…

— Давай, я упрощу ситуацию, — прервал меня он. — Я выйду из этого дома через пять минут. И либо ты выйдешь со мной, собранная и одетая, либо покинешь дом в этом халате…, - его пронзительные глаза пробежались по мне и соскам, проступающим под шёлком, — …либо переброшенная через моё плечо. Выбор за тобой.

Мой рот открылся. Его тон и поведение не оставляли сомнений в том, что он совершенно серьёзно собирался меня похитить. Этот телохранитель рублёвого миллиардера собирался выполнить свою работу — точка. И всё же я решилась на ещё один вопрос.

— Почему ты ничего не сказал о моей матери?

Он прищурился, и я снова почувствовала, что немногие осмеливались давать ему отпор.

— Четыре минуты.

Я скрестила руки на груди.

— Я не могу под это так просто подписаться, Севастьян. Не могу, не получив ответы.

— Я пообещал, что эти ответы ты получишь в дороге.

Худший вариант: если мне не понравится то, что он скажет, то я сбегу от него в аэропорту, прямо в руки сотрудников безопасности.

Севастьян подошёл ко мне. Мягкий свет сглаживал его жёсткие черты. Они были почти слишком мужественными. Вдобавок к сильной широкой челюсти чуть искривлённая носовая перегородка придавала ему жуликоватый вид. Но в целом, окутанный этой аурой опасности, он выглядел невероятно привлекательно.

— Ты должна мне довериться, зверек, — сказал он и протянул руку, чтобы нежно ущипнуть меня за подбородок. От этого прикосновения моё тело вновь наполнилось ошеломляющим теплом. Это всего лишь действие алкоголя, уверяла я себя, либо моральное истощение. Или неудачное принятие ванны.

— Знаешь, я не собираюсь причинять тебе вред, — пробормотал он. — В противном случае я бы ещё раньше увёл тебя из бара, чтобы где-нибудь уединиться. — От этих слов моё дыхание стало прерывистым. — Разве ты не пошла бы со мной?

В — мгновенье — ока.

Он наклонился, чтобы прошептать мне на ухо:

— Правильно, Наталья. Ты бы пошла, куда бы я не повёл.

— Ээ… — Я всё ещё приходила в себя от этого хриплого голоса, произнёсшего моё имя, как вдруг ощутила его тёплое дыхание. Боже, его губы скользнули по моему уху? Если его запах и тепло волновали меня, то от этого лёгкого прикосновения у меня подкосились ноги.

Он отстранился с непроницаемым выражением лица.

— Так почему бы тебе не перестать вести себя так, словно ты уже не решила отправиться со мной?

— П-простите?

— Ты всё решила, как только услышала слова «Россия», «отец» и «ехать». — Его рот вытянулся в узкую линию, отчего этот тонкий, как лезвие, шрам побелел.

— Всё было совсем не так…

— Время вышло, зверек. — Он наклонился, обхватывая рукой мою задницу, и закинул меня на плечо.