Глава 7

Лунный свет освещал его красивое суровое лицо, отчего мое сердце билось неровно.

— Севастьян?

Он лежал рядом, подперев голову рукой — поза, не соответствующая исходящему от него напряжению.

Он был без рубашки. От вида его голой мускулистой груди я почти застонала. Гладкая кожа была покрыта зловещими татуировками. В верхней части груди находились большие восьмиконечные звезды, раскрашенные странным образом. Два русских купола украшали одну загорелую руку, на бицепс другой была нанесена круговая татуировка.

Эти отметки и скрытая сила его тела меня завораживали.

— Что ты делаешь в моей кровати? — И почему я по-прежнему тебя не боюсь?

Его дыхание участилось. Он напоминал натянутую до предела струну, готовую разорваться.

— Я услышал твои стоны, — прохрипел он. — Зашёл, увидел, как ты вращаешь бедрами под одеялом.

Я вспыхнула, отводя взгляд, который упал на его плоский живот и темную полоску волос, начинающуюся ниже пупка. Меня охватило безумное желание уткнуться туда носом.

— Только я подумал, какая ты бесстыжая, как твои щеки покраснели.

Я заставила себя поднять к нему лицо.

— Ты рассказал, что делала я. А какого черта тут делал ты?

— Смотрел на тебя, и член у меня встал в мгновенье ока. — Он прижал бедра к моему боку, давая ощутить напряженную эрекцию.

Я ахнула, а мое тело, ощутив этот жар, сразу стало податливым.

Нет-нет, этот человек тот еще мудак! Я вспомнила его перепады настроения.

— Ты уже можешь уйти. — Я была горда тем, как решительно это прозвучало. — Я постараюсь более тебя не беспокоить.

Словно не слыша меня, он произнес:

— Ты издавала… ты издавала такие звуки. Твои всхлипывания, стоны. Когда я их слышу, мысли из моей головы улетучиваются.

— Ты пил.

Chut . Я вспоминал, как увидел тебя в ванне, как ты ласкала себя этими пальчиками. — Он отцепил мою правую руку от одеяла, за которое я держалась, как за поручень на американских горках, затем прижал кончики пальцев к своему лицу. — Хотел бы я, чтобы ты в тот момент довела себя до конца.

Я бы тоже этого хотела! Ведь тогда я не была бы переполнена вожделением, всё сильнее подпадая под его чары.

Его взгляд под отяжелевшими веками скользнул по моему лицу, затем опустился ниже.

— Что же тебе приснилось такого, отчего они так затвердели?

Я проследила за его взглядом. Мои набухшие соски торчали сквозь ткань рубашки.

— Скажи, зверек, почему ты была готова кончить во сне?

Я не могла сопротивляться ему раньше; сейчас же, на этой постели, слыша его хриплый соблазнительный голос, я была беззащитна. Нет! Держись, Нэт!

- Почему ты продолжаешь звать меня "зверек"?

— Может, потому, что при виде тебя любой мужчина захочет надеть на тебя ошейник и держать на привязи.

— Точно. — Я знала, что он острит, но сама мысль об этом заставила меня вздрогнуть.

— Расскажи мне про твой сон.

— С чего бы? В ответ ты обольешь меня презрением и вновь превратишься в ледяную статую.

— В ледяную статую? Сейчас я чувствую нечто совершенно противоположное.

Я сглотнула, когда он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, растягивая половинки, чтобы слегка обнажить мою грудь.

— Что ты делаешь? — возмутилась я. Но мне хотелось, чтобы грудь обнажилась, хотелось, чтобы он увидел её и захотел меня.

Я ведь в отпуске от привычной жизни, так? Почему бы этому мужчине не стать моим "курортным романом"?

Жестким краем рубашки он потер мой левый сосок. О, Господи, мама дорогая…

- Я едва успел увидеть твои соски, когда ты сидела в ванне. Знаешь, как мне хочется их пососать? — Он хотел прикоснуться к ним ртом. Эта картина спутала мои мысли.

Рубашка снова потерлась о сосок.

— Т-ты должен прекратить это. — Я не подозревала, что эти вершинки могут стать тверже. Они сжались почти до боли.

— Да, прикажи мне остановиться и оставить тебя в покое. — Поглаживание. — Скажи, что я пугаю тебя, и что я не должен тебя касаться. — И снова…

Я подавила стон.

- Ты не пугаешь меня. И единственная причина, по которой я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался, это то, что ты не пойдешь до конца, а меня сегодня и так достаточно сексуально мучили.

Считая этот раз, я уже трижды была практически на вершине — и все из-за этого мужчины.

Его смех был низким, сексуальным.

— Ты думаешь, я тебя мучил? Может, показать тебе, что такое настоящая мука? — Его тон предостерегал; так почему же моя киска сжалась в предвкушении? — Тогда, возможно, тебе бы не обрадовалась, увидев меня в своей постели.

— Ты этого хочешь?

— Я этого ждал от тебя. Скажи мне уйти, и я уйду.

— Отвечай, Севастьян. Ты этого хочешь?

Он не произнес ни слова; новое прикосновение.

- Аххх! — я облизнула нижнюю губу, с трудом выговаривая слова. — Ты меня выбиваешь из колеи! Раз ты отказываешься со мной говорить, я сама тебе все расскажу. Ты меня крайне привлекаешь. Когда твои глаза, как сейчас — золотые и обжигающие — я просто не могу тебе сопротивляться. Думаю, ты был прав, я подошла к тебе в баре, потому что хотела заняться с тобой сексом.

Его губы приоткрылись. Затем он тяжело покачал головой, словно выбрасывая пришедшую в голову мысль.

— Ты не сделала бы этого, если бы знала меня лучше. Я боевик, наемный убийца, и мне жаль, что тебя влечет к такому, как я.

Мягким голосом я сказала:

— Но ты тоже чувствуешь ко мне влечение. Что же нам теперь делать?

— Если бы ты могла читать мои мысли, то не была бы так податлива. В моей постели тебе не понравится. У меня есть определенные вкусы, и я требую послушания.

— Послушания. — Неужели этот игривый тон — мой? — Типа, делать всё, что ты прикажешь?

Он кивнул, его глаза загорелись.

Почему это звучало так невыносимо эротично? Я терпеть не могла приказы на работе. Но в таком контексте — в постели с властным мужчиной — эта мысль возбуждала.

— Зачем тебе это нужно?

— Не люблю сюрпризы. Когда ты делаешь всё, что я говорю — их не бывает.

Я закусила губу, обдумывая его слова.

— И что у тебя за вкусы?

— С твоим телом я хочу делать грязные вещи, Наталья. И я знаю, что никогда этого сделать не смогу. — Его голос был почти… несчастным.

Грязные? Это дико заводило.

— Почему не сможешь?

— Ты для меня — табу. Больше, чем кто-либо.

Потому что я была дочерью босса? Поэтому его настроение постоянно менялось?

— Мы здесь одни. Никто никогда не узнает о том, что между нами произошло. Может, стоит попробовать изменить систему прежде, чем мы приземлимся?

Казалось, он действительно обдумывает мое предложение.

— Ты когда-нибудь передавала мужчине контроль над своим телом?

Задержав дыхание, я покачала головой. Каково это — когда над тобой доминируют? Этот мужчина мог бы удовлетворить мое любопытство. В этом основное преимущество курортных романов: можно нырнуть в омут с головой, но совершенно без каких-либо последствий.

Верно?

Хватит ли у меня смелости попробовать? Когда мне было двенадцать, я поспорила с соседским мальчишкой, что смогу прыгнуть с железнодорожной эстакады в озеро. Там, наверху, я была просто в ужасе, меня трясло, как птенца. Но я заставила себя сделать шаг с опоры в пустоту.

В свободное падение.

Я вспомнила, что падая, вопила от страха. Затем помню, как, ликуя, вынырнула на поверхность и усмехнулась тому мальчишке: «отсоси»!

Первоначальный ужас того стоил. Будет ли сегодняшняя ночь такой же?

— Сможешь ли ты полностью мне подчиниться, Натали?

"Проверка на вшивость". Смогу ли я снова шагнуть с опоры? Мой честный ответ: "Пока мы не попробуем — я не узнаю". Потянувшись к его груди, я провела рукой по татуировке. От моего прикосновения его мышцы напряглись.

Когда я провела большим пальцем по его плоскому соску, он резко выдохнул.

— Я предупреждал, чего жду, предупреждал, что я за человек. И ты всё равно настаиваешь? Придется дать намек на последствия, после чего ты сбежишь. Это будет вне твоей системы — потому что ты станешь меня бояться…

Загрузка...