Проклятие клана

Глава 1

1822 год

– Очень рада, мистер Фалкирк, что вы снова навестили нас,

– Давненько я у вас не был, миссис Бэрроуфилд. Постойте, сколько ж лет прошло?.. Не меньше шести.

– Не шесть, а ровнехонько семь. Но я не устаю повторять, что никогда никого не забываю, а уж друзей подавно. А вас, мистер Фалкирк, я всегда считала своим другом.

– Весьма польщен, миссис Бэрроуфилд.

Шотландец поклонился толстой, неряшливо одетой женщине и откашлялся, давая тем самым понять, что намерен приступить к делу.

– Вас, должно быть, удивил мой неожиданный визит.

– Что верно, то верно. – Миссис Бэрроуфилд усмехнулась. – Вряд ли вы приехали из-за моих прекрасных глаз. Но, так или иначе, нужно ваш приезд отметить.

Говоря это, она поднялась из старого скрипучего кресла, стоявшего у камина, и направилась к буфету.

Открыв дверцу, выудила оттуда бутылку портвейна и два стакана и поставила их на круглый поднос. Вернувшись к камину, она водрузила принесенное на шаткий столик, рядом с которым сидел мистер Фалкирк. Гость с опаской глянул на стол – казалось, он вот-вот рухнет.

Комната, в которой они находились, была скудно обставлена обшарпанной мебелью и нуждалась в ремонте: потрескавшийся потолок, облупившиеся стены…

Однако дешевые безделушки, которыми дамы преклонного возраста обожают украшать свое жилище, и ярко полыхавший камин создавали некое подобие уюта.

– Не поухаживаете ли за нами, мистер Фалкирк? – кокетливо спросила миссис Бэрроуфилд.

Послушно взяв бутылку, тот с сомнением взглянул на этикетку, после чего налил миссис Бэрроуфилд полный стакан, а себе чуть больше четверти.

– Что-то вы себя обижаете, – заметила хозяйка.

– В моем положении важно сохранять ясную голову, – ответил мистер Фалкирк.

– Я могу вас понять, – кивнула миссис Бэрроуфилд. – А как поживает его светлость?

Секунду помедлив, мистер Фалкирк ответил:

– Именно по настоянию его светлости я и прибыл к вам.

– Его светлости? – удивленно подняла брови миссис Бэрроуфилд. – А я-то думала, вас прислала герцогиня – совершить, так сказать, акт милосердия.

Теперь пришла очередь удивляться мистеру Фалкирку, и миссис Бэрроуфилд поспешила объяснить:

– Мать его светлости, герцогиня Анна, как вы, конечно, помните, живо интересовалась делами приюта. На Рождество нам присылали индеек, и почти каждый год я получала дополнительные средства на ведение хозяйства. Но ее смерть положила всему этому конец.

– Должен признаться, я об этом понятия не имел, – заметил мистер Фалкирк.

– Очень жаль. – В голосе миссис Бэрроуфилд прозвучало осуждение. – Однако я очень надеялась, что новая герцогиня продолжит славную традицию.

И, отхлебнув из стакана, продолжала:

– Думаю, вы согласитесь, что забота о нашем приюте уже стала семейной традицией. Приют был основан в тот год, когда герцогиня Генриетта, бабушка его светлости, обнаружив, что одна из ее судомоек находится в интересном положении, не стала выгонять ее на улицу, а создала «Приют неизвестных». Она расхохоталась.

– Хорошее это было времечко, мистер Фалкирк! Герцогиня не жалела денег, так что до войны мы ни в чем не знали нужды.

Мистер Фалкирк покачал головой.

– Сейчас другие времена, миссис Бэрроуфилд. Думаю, вам об этом известно.

– Уж мне-то вы можете об этом не говорить, – отрезала миссис Бэрроуфилд. – Трясусь над каждым пенни, экономлю на всем, и так каждый день. А в результате? Доходы приюта остались прежними, а цены так и ползут вверх. Со времен моей молодости продукты вдвое подорожали.

– Ни капельки не сомневаюсь, – пробормотал шотландец.

– Когда я приехала сюда помогать прежней хозяйке приюта, мне было пятнадцать лет. До того я уже три года отработала в другом приюте, и это место мне казалось повышением.

Миссис Бэрроуфилд хрипло рассмеялась.

– Уверяю вас, мистер Фалкирк, у меня не было ни малейшего желания провести остаток своих дней в этом заведении, однако, похоже, так оно и будет. Теперь я хозяйка этого приюта, но все приходится делать самой, помощи мне ждать неоткуда.

– Я понятия не имел, что вам настолько тяжело, миссис Бэрроуфилд, – заметил мистер Фалкирк. – Но почему же попечители приюта не написали его светлости?

– Да что о них говорить? – отмахнулась миссис Бэрроуфилд. – Одни умерли, другим на все наплевать!

И, увидев на лице мистера Фалкирка удивление, пояснила:

– Полковник Макнаб умер три года назад, мистер Камерон на ладан дышит, ему под восемьдесят, лорд Хирчингтон живет вдали от города. После смерти ее светлости я его ни разу не видела.

– Могу лишь пообещать вам, – проговорил мистер Фалкирк, – что, как только вернусь в Шотландию, сразу же доложу его светлости о бедственном положении, в котором вы находитесь.

– Была бы вам за это весьма признательна, – уже совершенно другим тоном проговорила миссис Бэрроуфилд. – Знаете, сколько у меня сейчас детей на попечении?

Мистер Фалкирк покачал головой.

.– Тридцать девять! – воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Ни больше ни меньше! И кроме меня, за ними практически некому ухаживать. Все на моих руках! Тяжеловато приходится. Годы идут, моложе мы не становимся…

И, залпом осушив свой стакан, она снова потянулась к бутылке.

Мистер Фалкирк окинул свою собеседницу внимательным взглядом: багровое лицо, мешки под глазами, появился двойной или даже тройной подбородок, чего прежде не было. Похоже, миссис Бэрроуфилд частенько утешает себя подобным образом, решил он.

Если не дешевым портвейном, который нормальный человек в рот не берет, опасаясь навредить своему желудку, то джином.

Однако мысли эти никак не отразились на его лице. Спокойно сидя в кресле напротив хозяйки приюта, он думал о том, что пришло время поговорить о цели визита.

Мистер Фалкирк, высокий, крепкий мужчина, был в молодости необыкновенно хорош собой.

Теперь виски его посеребрила седина, однако фигура оставалась по-юношески стройной, ни грамма лишнего веса. В общем, управляющий герцога Аркрейджского был по-прежнему достоин восхищения.

– Я непременно доложу о ваших трудностях его светлости, – повторил он, – однако приехал я затем, чтобы…

Закончить фразу ему не удалось: похоже, миссис Бэрроуфилд сказала еще не все, что хотела.

– Можете также довести до сведения его светлости, что неспособность поставлять сильных, здоровых подмастерьев тем, кто в них нуждается, подрывает репутацию приюта. Судите сами, не далее как на прошлой неделе ко мне пришел владелец нескольких швейных мастерских и сказал:

– «Мне нужны двое мальчишек, миссис Бэрроуфилд. Только дайте мне самых лучших из тех, что у вас есть, а не таких доходяг, как в прошлом году.

– А что же с теми случилось-то? – спросила я.

– Бог его знает! – ответил он. – Болели без конца. На кой мне такие! Я их выгнал и никаких рекомендаций не дал».

Мистер Фалкирк помрачнел.

– Такое больше не должно повториться, миссис Бэрроуфилд! Ведь уже больше тридцати лет ваш приют находится под непосредственным попечительством его светлости!

– И я вам говорю то же самое, мистер Фалкирк, – подхватила миссис Бэрроуфилд. – Такое положение дел сильно вредит репутации его светлости. А нам это вовсе не безразлично. Хоть Шотландия от нас далеко, мы любим эту страну и с уважением относимся к ее жителям.

– Спасибо, миссис Бэрроуфилд, – поблагодарил мистер Фалкирк.

– А посему я очень надеюсь, что вы уговорите молодую герцогиню посетить нас.

– Герцогиня умерла.

– Умерла?!

Разинув рот, миссис Бэрроуфилд уставилась на мистера Фалкирка. В этот момент она была необыкновенно похожа на удивленного индюка.

– Да, – невозмутимо подтвердил мистер Фалкирк. – Ее светлость скончалась несколько недель назад во Франции.

– Ну и ну! Никогда бы не подумала! Она же совсем недавно вышла замуж! Погодите, да ведь они с герцогом поженились не больше года назад.

– Десять месяцев назад, если уж быть точным, – сухо заметил мистер Фалкирк.

– Значит, бедняжку забрал к себе Господь. Какой ужас! А я ее так и не увидела.

Повисла тишина. Мистер Фалкирк первым нарушил ее. Словно боясь, что миссис Бэрроуфилд забросает его вопросами, он поспешил сообщить:

– Его светлость отправился в Шотландию, а меня попросил съездить к вам и привезти ему кого-нибудь из ваших подопечных.

– Из моих подопечных? – недоверчиво переспросила миссис Бэрроуфилд. – Наверное, его светлости понадобился мальчишка для кухни или прачечной? Дайте подумать…

– Нет-нет, ему нужен вовсе не мальчишка, – перебил ее мистер Фалкирк. – Ему нужна девушка не моложе шестнадцати лет.

– Не моложе шестнадцати? Вы, наверное, шутите! – воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Вы не хуже меня знаете, мистер Фалкирк, что, как только им исполняется двенадцать, мы их тут же спроваживаем, если, конечно, есть куда. Будь это возможно, выпихивали бы и раньше.

Помолчав, она продолжала:

– Считается, что у девушек из нашего приюта хорошие манеры. По крайней мере они в отличие от большинства современных молодых особ имеют представление о том, как следует разговаривать со старшими и с теми, кто выше их по положению.

– Все, что вы сказали, – сущая правда, – согласился мистер Фалкирк. – Однако его светлость абсолютно уверен, что вы сможете подыскать ему кого-нибудь.

– Со слов герцогини Генриетты я поняла, что у вас в Шотландии нет недостатка в молоденьких девушках, – заметила миссис Бэрроуфилд. – Хотя однажды, когда ее светлость еще устраивала в своем лондонском доме приемы, она взяла у меня двух девушек. И была ими очень довольна, доложу я вам.

С удовлетворением улыбнувшись, она продолжала:

– Много лет спустя одна из них приехала меня повидать. Она вышла замуж за лакея. Хорошенькая была, как куколка. Я ни капельки не сомневалась, что она выйдет замуж, лишь бы нашелся человек, способный взглянуть на обстоятельства ее рождения сквозь пальцы.

– Значит, вы абсолютно уверены, что у вас нет ни одной девушки подходящего возраста? – настаивал мистер Фалкирк.

– Абсолютно! – воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Дети почти все совсем маленькие. Один Господь знает, чего мне стоит присматривать за ними и содержать в чистоте. Что бы я делала без Тары, понятия не имею!

– А кто это, Тара? – поинтересовался мистер Фалкирк. – Та девушка, что открыла мне дверь?

– Да, она самая. Она присматривает за малышами. Балует их ужасно. А что я могу поделать? Свою-то голову на ее плечи не посадишь!

Миссис Бэрроуфилд снова расхохоталась.

– Вот при прежней хозяйке пансиона здесь были другие порядки. Она свято верила, что детей необходимо пороть. Как бы они себя ни вели, хорошо ли, плохо ли, била смертным боем. И, доложу я вам, мне частенько приходило в голову, что ее методы куда лучше моих. Уж слишком я добрая, это моя беда,

– Ваше доброе отношение к этим несчастным детям, миссис Бэрроуфилд, безусловно, делает вам честь, – заметил мистер Фалкирк. – Но мы говорили о Таре.

– Ну так вот…– начала было миссис Бэрроуфилд и осеклась. – Но ведь не собираетесь же вы… Не может быть, чтобы…

С громким стуком она поставила пустой стакан на стол.

– Нет, мистер Фалкирк, я этого не допущу! Вы не заберете у меня Тару! Она единственная, на кого а могу положиться. Больше не на кого. Кроме нее, здесь только пара дряхлых старух, которых никто нигде на работу не берет! Да от них вообще никакого толку? За их работу им и платить-то не стоит. Так вот, можете забрать кого хотите, хоть всех разом, если вам угодно, но только не Тару!

– А сколько ей лет? – спросил мистер Фалкирк.

– Постойте-ка… Должно быть, около восемнадцати. Ну да, точно. Она поступила к нам в 1804 году, через год после того, как началась война с этим дьяволом Наполеоном. Помнится, ужасная зима была. Цены на продукты жутко подскочили, а на уголь так даже вдвое!

– Значит, Таре около восемнадцати, – проговорил мистер Фалкирк. – Боюсь, миссис Бэрроуфилд, что, если у вас нет другой кандидатуры, мне придется выполнить указание его светлости и забрать ее с собой в Шотландию.

– Только через мой труп! – отчаянно возопила миссис Бэрроуфилд. – Я этого не допущу, мистер Фалкирк! Вы что, хотите, чтобы я осталась одна с тридцатью девятью абсолютно неуправляемыми детьми, визжащими и орущими?! Да ведь они почти все еще так малы, что за ними нужно присматривать!

Миссис Бэрроуфилд с трудом перевела дыхание, лицо ее пошло малиновыми пятнами. И шотландец, глядя на хозяйку приюта, даже испугался, что ее может хватить удар.

– Если вы заберете Тару, я здесь тоже не останусь! Зарубите это себе на носу!

И, будто ноги отказывались ее держать, она рухнула в кресло, схватила со стола листок бумаги и принялась обмахиваться им.

– Очень сожалею, что расстроил вас, миссис Бэрроуфилд, – проговорил мистер Фалкирк, – но вы не хуже меня понимаете, что я обязан выполнять распоряжения его светлости.

– Это нечестно! – чуть не плача воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Нечестно! Я тут кручусь-верчусь, а выходит, что всем на меня наплевать! У его светлости и в Шотландии девушек хватает, так нет же, он хочет забрать отсюда ту единственную, которая приносит приюту хоть какую-то пользу! Приюту, заметьте, основанному еще его покойной бабушкой!

Голос миссис Бэрроуфилд дрогнул, и мистер Фалкирк поспешно наполнил ее стакан портвейном.

Она с благодарностью взяла стакан и, залпом влив в себя половину содержимого, откинулась на спинку кресла, тяжело дыша, видимо, пытаясь взять себя в руки.

– Одно могу вам обещать твердо, – спокойно проговорил мистер Фалкирк, – я оставлю вам достаточно денег, чтобы вы наняли помощницу еще лучше, чем Тара. А вернувшись в Шотландию, непременно прослежу за тем, чтобы его светлость впредь выделял приюту больше денег.

Он готов был поклясться, что слова его несколько успокоили миссис Бэрроуфилд, однако она, все так же тяжело дыша, не отрывала взгляда от огня в камине.

– Не могли бы вы рассказать мне все, что знаете об этой девушке, – попросил мистер Фалкирк. – У нее есть фамилия?

– Какая там фамилия! – презрительно фыркнула миссис Бэрроуфилд. – Вы что, забыли, мистер Фалкирк, что наш приют носит название «Приют неизвестных»? Никакой фамилии у нее, естественно, нет, равно как и у остальных несчастных детей, которые поступают ко мне день за днем, неделя за неделей.

И, снова фыркнув, продолжала:

– «У меня тут для вас еще один незаконнорожденный, – заявил мне не далее как на прошлой неделе доктор Харленд.

Я ему говорю:

– Можете оставить его себе. У меня нет свободного уголка, чтобы там поселилась мышь, не говоря уж о ребенке.

А он:

– Да будет вам, миссис Бэрроуфилд. Я знаю, вы добрая женщина и не захотите, чтобы человеческое существо окончило свою жизнь на дне реки.

– На дне так на дне. Мне на это наплевать, – отвечаю. – Сюда вы его не привезете, доктор, и, что бы вы ни говорили, я буду стоять на своем».

– И он уступил? – поинтересовался мистер Фалкирк.

– Как же, уступит он, – проворчала миссис Бэрроуфилд. – Я-то вроде убедила его, что у нас нет места, а Тара возьми и все испорти. Сказала: «Можно положить детей на одну кровать, вот и место найдется». Я потом ей говорю: «Ну и дурочка же ты! Сама себе работу ищешь».

– Но ее это не испугало?

– Ей-то чего пугаться?! Это не ей, а мне кормить лишний рот! – отрезала миссис Бэрроуфилд. – Мне! А на какие шиши, я вас спрашиваю! И так денег не хватает, чтобы всех накормить досыта! Дети вечно пищат, что голодные, и просят есть. А где я на них наберусь?

Выслушав эту тираду, мистер Фалкирк вытащил из внутреннего кармана пиджака отлично скроенного дорожного костюма портмоне.

Вынув несколько банкнот, он положил их на стол перед миссис Бэрроуфилд.

– Здесь двадцать фунтов, – проговорил он. – Это вам на первое время. По приезде в Шотландию тут же распоряжусь, чтобы вам ежемесячно выделяли на ведение хозяйства достаточную сумму денег.

Глаза миссис Бэрроуфилд жадно блеснули. «Интересно, – подумал мистер Фалкирк, – сколько она потратит на еду для сирот, а сколько пропьет». Однако другого способа умаслить эту неряшливую пьянчужку он придумать не мог.

– Прежде чем вы пришлете ко мне Тару, не расскажете ли, что вы о ней знаете? – спросил он.

– Так вы и в самом деле собираетесь забрать ее с собой?

– К сожалению, миссис Бэрроуфилд, больше мне ничего не остается, разве что у вас есть еще кто-нибудь подходящего возраста.

Беспомощно махнув рукой, миссис Бэрроуфилд проворчала:

– А что вас интересует?

– Точный день, когда она к вам поступила. Полагаю, вы ведете надлежащие записи?

Глаза хозяйки приюта забегали, и мистер Фалкирк понял: если записи когда-то и велись, то теперь вряд ли, так что наверняка никакого толку от них ему не будет.

Пытаясь отвлечь мистера Фалкирка от неприятной темы, миссис Бэрроуфилд поспешно заговорила:

– Видите ли, Тара в отличие от остальных детей не поступила к нам неизвестно откуда, а родилась прямо здесь, в этом самом здании.

– Как же это произошло?

– Сейчас расскажу. Случилось это летом 1804 года, в начале июля, то есть чуть позже, чем теперь. Я сидела в этом самом кресле, в котором сижу сейчас, когда услышала, что в дверь забарабанили с такой силой, что и мертвый бы поднялся. Я вскочила с кресла – тогда я была намного моложе и проворнее – и помчалась посмотреть, что там такое.

Миссис Бэрроуфилд на секунду умолкла, чтобы осушить свой стакан.

– Перед дверью собралась целая толпа, а двое мужчин поддерживали под руки какую-то женщину. Сначала я даже не поняла, то ли она умерла, то ли просто потеряла сознание.

– И что оказалось? – продолжал допытываться мистер Фалкирк.

– Произошел несчастный случай, бедняжку сбила на улице карета, переехала ее колесом и даже останавливаться не стала.

Миссис Бэрроуфилд протянула стакан мистеру Фалкирку, и тот не замедлил его наполнить.

– Все они, эти кучера, одинаковые! Негодяи, каких мало! Собьют человека и поедут себе дальше! Плевать они на людей хотели!

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил мистер Фалкирк, видя, что собеседница готова перекинуться на другую тему.

– Ну так вот. Они занесли женщину в дом, и я послала мальчишку за доктором Веббером. Он жил через три улицы от нас. Он в то время лечил детишек из нашего приюта. Неприятный человек, никогда его не любила!

– А что же та женщина? – спросил мистер Фалкирк, пресекая всяческие отступления от темы.

– Я подумала было, что она умерла, – ответила миссис Бэрроуфилд. – Но не успел еще приехать доктор, как она начала кряхтеть и стонать. Я никак не могла понять, в чем дело, пока не догадалась, что она рожает.

– Так вы не заметили, что она беременна? – удивился мистер Фалкирк.

– Признаться, не заметила, – смущенно проговорила миссис Бэрроуфилд. – Похоже, в то время я была не столь наблюдательна, как сейчас. На ней было широкое платье, и в нем она выглядела такой худенькой. Возможно, если бы она была потолще, я бы что-нибудь и заметила…

– И что произошло дальше? – поторопил ее мистер Фалкирк.

– Я думала, этот доктор никогда не придет! То ли они его сразу не нашли, то ли он отказался идти, теперь уж и не припомню. Пришлось самой заняться роженицей. Младенец вот-вот уже должен был появиться на свет, когда этот недоумок наконец явился! – Миссис Бэрроуфилд переполняло презрение.

– Помощи от него было ни на грош, – продолжала она. – Вы ведь знаете, эти докторишки бесплатно и пальцем не шевельнут. Но тем не менее он кое-как помог ребенку появиться на свет.

Миссис Бэрроуфилд задумчиво, словно заглядывая в прошлое, отхлебнула из стакана.

– До этого мне никогда не доводилось присутствовать при родах. Оказывается, это ужас что такое. Своих-то деток Господь мне не дал, да и замужем, признаться, я никогда не была.

Мистер Фалкирк никак на это признание не отреагировал.

Лишь вспомнил, что правила приличия требовали хозяйку любого приюта называть «миссис» независимо от того, была она замужем или нет.

– Ну так вот, – продолжала миссис Бэрроуфилд. – Положил доктор девочку на стол да и говорит мне: «Если вы о ней позаботитесь, она выживет, а вот матери уже ничто не поможет!»

– Он не смог спасти ее?

– Да он и не пытался! – фыркнула миссис Бэрроуфилд. – Я и рассмотрела-то ее хорошенько только тогда, когда уже собирались выносить. Какая же она была молоденькая! И вовсе не такая, какой показалась мне сначала.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, выглядела она как самая настоящая леди. Правда, потом я в этом засомневалась, потому что никто ее не разыскивал и не беспокоился о ней. А хорошенькая была, просто чудо! Волосы рыжие, кожа белоснежная, а одежда как пить дать стоила целого состояния!

– Вы из нее хоть что-нибудь сохранили? Миссис Бэрроуфилд покачала головой.

– В этом доме ничего не сохранишь! Дети прикарманят любую тряпку, чтобы зимой, когда холодно, напялить на себя. А нижнюю юбку, если она вообще и была – по-моему, в ту пору они вышли из моды, – разорвали бы на бинты. Эти шалопаи вечно то нос расквасят, то порежутся.

– Значит, у вас не осталось ни одной вещицы, по которой можно было бы опознать эту даму?

– Насколько я знаю, доктор наводил о ней справки, – ответила миссис Бэрроуфилд. – Наверняка чтобы стребовать с ее родни гонорар. Он сказал мне, что никто не заявлял о без вести пропавшей женщине, и в приют за ребенком так никто и не пришел.

– А почему девочку назвали Тарой? – спросил мистер Фалкирк.

– Вот об этом-то я как раз и хотела вам рассказать, – ответила миссис Бэрроуфилд. – Вы спросили, не осталось ли какой-нибудь вещицы, по которой можно было бы опознать эту женщину. Так вот, у нее даже сумочки при себе не было. А если и была, то ее наверняка украли, когда бедняжку сбила карета.

И, выдержав эффектную паузу, миссис Бэрроуфилд продолжала:

– А вот чего у нее не было точно, так это обручального кольца! Может, она специально шла к нам в приют, чтобы родить ребенка, да и оставить его здесь.

– Но вы так и не ответили на мой вопрос, почему вы назвали девочку Тарой?

– Сейчас, сейчас вы все узнаете, – заторопилась миссис Бэрроуфилд. – У погибшей на шее висел медальон! Можете считать меня чересчур сентиментальной, но я его сохранила, хотя, будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы его продала. И пара шиллингов сгодится, когда не на что купить поесть.

– Можно мне взглянуть на этот медальон? – попросил мистер Фалкирк.

Если миссис Бэрроуфилд и раздражала его своей болтливостью и манерой перескакивать с одной темы на другую, он и вида не подал.

Бесстрастно взирал он на хозяйку приюта, когда она поднялась и, пошатываясь, направилась к буфету, из которого совсем недавно доставала бутылку портвейна.

Это было старенькое, небрежно сколоченное сооружение с двумя ящиками.

Выдвинув один из них, миссис Бэрроуфилд принялась вытаскивать оттуда всякую всячину: старые счета, мятую ленту, щербатые расчески, лоскутки материи, какие-то грошовые безделушки, которые хранила неизвестно зачем.

Сунув руку в дальний угол ящика, миссис Бэрроуфилд вытащила наконец маленькую коробочку и, победно зажав ее в руке, вернулась обратно.

– Вот здесь я храню свои сокровища, – ухмыльнувшись, пояснила она. – Как вы можете догадаться, их у меня немного, и, если бы я оставила их на видном месте, эти дьяволята тут же бы все растащили.

Она уселась в кресло и, положив коробочку на свои пухлые колени, открыла.

Там оказались несколько голубых бусинок, оставшихся от порванного ожерелья, брошка без замочка, дешевые браслетики, из тех, что можно приобрести за несколько пенсов на любой ярмарке, и кусочек засохшей омелы – похоже, миссис Бэрроуфилд хранила его еще со времен своей далекой юности, хотя сейчас казалось невероятным, что эта особа когда-то была молода и даже способна испытывать нежные чувства.

– А, вот он! – Порывшись под бусинками, миссис Бэрроуфилд выудила маленький медальон на цепочке. – Вот что висело у нее на шее, – протянула она свою добычу мистеру Фалкирку.

Тот внимательно рассмотрел вещицу: золотая, хотя золото и не самой высокой пробы, а потому не очень дорогое.

На крышке выгравировано имя «Тара». Открыв медальон, мистер Фалкирк обнаружил внутри темно-каштановую прядь волос.

– Я женщина честная! – заявила тем временем миссис Бэрроуфилд. – Как я вам уже говорила, мистер Фалкирк, другая бы на моем месте продала медальон, а я всегда думала, вдруг придет день, когда он кому-нибудь пригодится, вот и сохранила. И похоже, не ошиблась, верно?

– Верно, миссис Бэрроуфилд, – ответил мистер Фалкирк. – И надеюсь, вы понимаете, что медальон этот мне хотелось бы забрать с собой.

– Не думаю, что его светлость могут заинтересовать подобные пустяки, – заметила миссис Бэрроуфилд. – Кстати, а почему он хочет, чтобы вы привезли ему в Шотландию какую-нибудь девушку? Вы мне об этом так и не сказали.

– По правде говоря, я и сам не знаю, миссис Бэрроуфилд, – ответил мистер Фалкирк. – Я лишь выполняю распоряжение, которое его светлость отдал мне, прежде чем отправиться на север.

– Странно, – протянула миссис Бэрроуфилд. Мистер Фалкирк хоть и согласился с ней, однако вслух высказывать свое мнение не стал.

– А теперь, – предложил он, – быть может, вы пошлете за Тарой? Мне бы хотелось с ней познакомиться.

– Когда вы хотите увезти ее? – Поинтересовалась миссис Бэрроуфилд.

В голосе ее опять послышались плаксивые нотки, однако, положив коробочку на стол, она схватила банкноты, и мистер Фалкирк уже не сомневался: они послужат ей хорошим утешением.

– Сегодня днем. Сначала съезжу в Аркрейдж-Хаус, а на обратном пути заеду за Тарой, – ответил он.

– И вы повезете ее в своей коляске?

– А как же еще? Надеюсь, багажа у нее немного, так что коляска не будет перегружена.

– Да о каком багаже вообще может идти речь! – фыркнула миссис Бэрроуфилд.

– Мне бы только хотелось повидать ее перед отъездом, – напомнил мистер Фалкирк, вставая.

Миссис Бэрроуфилд, однако, не спешила следовать его примеру.

– Мне что-то нехорошо, – проговорила она. – И немудрено! Услышать от вас такие плохие новости! Может быть, вы сами кликнете ее? Она наверняка услышит.

Мистер Фалкирк догадался, что недомогание миссис Бэрроуфилд вызвано не чем иным, как чрезмерным возлиянием.

Оставив тем не менее свои догадки при себе, он открыл дверь и вышел в тускло освещенный мрачноватый холл.

Обставлен он был довольно убого; колченогий стол, на который мистер Фалкирк положил свою шляпу, да жесткий стул, куда он кинул плащ, когда пришел.

Со всех сторон доносились громкие голоса, а с верхнего этажа, куда вела деревянная лестница, – детский плач.

Мистер Фалкирк сразу понял, что Тару нужно искать именно там – рядом с плачущими детьми. И неторопливо зашагал по лестнице, держась за перила, давным-давно нуждавшиеся не только в полировке, но и в починке.

Двухэтажное здание, в котором располагался приют, было построено строго в соответствии с указаниями герцогини Генриетты и в свое время вызвало бурный восторг общественности. Однако за тридцать лет, прошедших с тех пор, не только устарела его архитектура – само здание обветшало.

Разбитые стекла просто вынули из рам, вместо того чтобы вставить новые. Некоторые половицы совсем прогнили, и на них было страшно ступить. Почти все двери слетели с петель, и никто не удосужился их починить. Мистеру Фалкирку хватило нескольких минут, чтобы заметить все это.

Распахнув дверь, из-за которой доносился шум, он очутился в спальне – длинной, узкой комнате, в которой стоял удушливый запах грязи, немытых детских тел и прочего, о чем ему не хотелось бы говорить.

Вдоль стены стояли ряды кроватей. Лежавшие в постелях малыши горько плакали, а дети постарше прыгали с кровати на кровать, умудряясь при этом мутузить друг друга, громко вопя от восторга. Одеты они были во что-то невообразимое.

В дальнем углу комнаты мистер Фалкирк заметил девушку, которая впустила его в приют. Она нежно баюкала маленького ребенка.

Девушка была одета в серое полотняное платье с белым воротничком и серый чепец, плотно сидевший на голове, – форма, выбранная герцогиней Генриеттой для своих подопечных.

Незамысловатый наряд этот призван был свидетельствовать: обладательница его является объектом благотворительности.

Идя по проходу между кроватями, мистер Фалкирк заметил, что мальчишки, самозабвенно воюющие друг с другом, подстрижены очень коротко, и вспомнил, что такой привилегией пользуются лишь питомцы «Приюта неизвестных».

Когда он подошел к Таре, та поднялась с деревянного стула и, не выпуская ребенка из рук, вежливо присела в реверансе.

Мистер Фалкирк с интересом принялся рассматривать девушку.

Он отметил про себя, что она слишком худенькая. Похоже, досыта есть ей удается нечасто, если вообще удается, решил мистер Фалкирк. Когда она, запрокинув голову, взглянула на него, кожа на скулах туго натянулась.

Глаза у Тары оказались огромными. Темно-синие, окаймленные густыми ресницами, золотистыми у основания, а к концу темными и загнутыми вверх, неправдоподобно длинными, – таким глазам позавидовала бы любая девушка, подумал мистер Фалкирк. Тару можно было бы назвать красивой, если бы она не была настолько худой; впалые щеки делали ее похожей на неоперившегося птенца.

– Я хочу с вами поговорить. Тара, – сказал он.

Девушка изумленно уставилась на него. Потом неожиданно мягким, мелодичным голосом обратилась к детям:

– Тише, мои хорошие! У нас гость, и он хочет со мной поговорить. Если вы спокойно посидите в своих постельках, как только он уйдет, я расскажу вам сказку.

Шум почти тотчас же стих – видимо, сказка была для них любимейшим развлечением. Дети – как показалось мистеру Фалкирку, от четырех до семи лет – тут же устроились смирненько на своих кроватях и принялись рассматривать гостя, нетерпеливо ожидая, когда он наконец уйдет.

Ребенок на руках у Тары захныкал. Она покачала его, а потом сунула ему в ротик его же большой палец. Малыш сразу же замолчал, и в спальне воцарилась тишина.

Тара вопросительно взглянула на мистера Фалкирка.

– Я вас слушаю, сэр. О чем вы хотели поговорить со мной?

– Я уезжаю и забираю вас с собой, Тара.

Глаза ее стали еще больше, в них появился страх.

– Что вы, сэр! Как же я оставлю детей? А с миссис Бэрроуфилд вы говорили?

– Да, говорил.

– И она согласилась? – недоверчиво спросила Тара.

– У нее не было выбора. Герцог Аркрейджский приказал вам ехать со мной в Шотландию.

– В… Шотландию?!

В голосе Тары послышалось искреннее изумление.

– И что я… буду там делать?

– Откровенно говоря, я не знаю, каковы планы герцога относительно вас, – признался мистер Фалкирк. – Единственное, что мне доподлинно известно, – герцог приказал отвезти вас к нему, а посему сегодня же днем, когда я собираюсь уехать из Лондона, я должен забрать вас с собой.

Тара оглядела спальню каким-то затравленным взглядом, словно ей вдруг пришла в голову мысль взять детей с собой.

– Я оставил миссис Бэрроуфилд достаточно денег, чтобы она могла нанять кого-нибудь вместо вас, – добавил мистер Фалкирк.

Но, взглянув на притихших детей, смотревших на гостя во все глаза, понял, что заменить Тару будет сложно, а быть может, и вовсе невозможно: слишком большое место занимала она в жизни этих малышей.

Похоже, миссис Бэрроуфилд и пальцем не пошевелила для того, чтобы ее подопечным жилось хоть чуточку полегче.

Даже такому завзятому холостяку, как мистер Фалкирк, нетрудно было понять: если есть в этом приюте человек, который любит детей, так это Тара.

Словно в ответ на его мысли. Тара воскликнула:

– Как же я оставлю их, сэр? Неужели нельзя взять вместо меня кого-то другого?

– Видите ли, хотя миссис Бэрроуфилд и сказала то же самое, – заметил мистер Фалкирк, – она не смогла назвать, кроме вас, ни одной девушки подходящего возраста.

– А зачем я понадобилась его светлости?

И, поскольку мистер Фалкирк ничего на это не ответил, поспешно добавила:

– У нас есть девочка по имени Белгрейв. Ее подбросили прямо к дверям приюта. На следующий год ей исполнится одиннадцать, и для своего возраста она довольно крупная. Может быть, она вам подойдет?

– Боюсь, что нет.

– Вы уверены, сэр? Я научила ее мыть полы. Шьет она, правда, не очень хорошо, но, думаю, скоро научится.

– К сожалению, она слишком маленькая.

– Если бы вы приехали месяц назад! У нас жила одна девочка, Мэй, вот она бы вам отлично подошла. Ей пошел уже тринадцатый год, и она почти с меня ростом. Хорошая, веселая девочка, а как работает! И как бы ей ни хотелось есть, никогда не хныкала.

– Но Мэй сейчас здесь нет. Да если бы и была, боюсь, она слишком маленькая, – заметил мистер Фалкирк. – Мне кажется, Тара, вам будет очень интересно съездить в Шотландию.

Он произнес это с такой решимостью, что в синих глазах Тары вспыхнуло отчаяние.

– Когда вы хотите… увезти меня, сэр?

– Сегодня днем. Я заеду за вами примерно без четверти три.

– О Господи!

И такая боль прозвучала в этом восклицании, что сильнее, чем тысячи слов, тронуло оно посланника герцога.

Немного помолчав. Тара тихо, почти шепотом, спросила:

– А отказаться… я не могу?

– Нет, Тара. Приют принадлежит его светлости герцогу Аркрейджскому. И если он желает, чтобы ему привезли кого-то из этого приюта, никто, начиная с миссис Бэрроуфилд, не имеет права отказаться выполнить его приказ.

Тара тяжело вздохнула – казалось, вздох этот вырвался из самой глубины ее души – и спокойно проговорила:

– Я буду готова, сэр.

Мистер Фалкирк был восхищен тем мужеством, с которым эта юная девушка приняла свалившуюся на нее неприятную перемену в жизни. Видимо, у этой особы было достаточно гордости, чтобы не унижаться и не умолять его оставить ее в приюте.

Он повернулся и вышел из комнаты и, уже закрывая за собой дверь, услышал, как дети закричали:

– Сказку! Сказку! Ты обещала рассказать нам сказку!

Мистер Фалкирк осторожно спустился с лестницы, опасаясь, что рассохшиеся ступеньки не выдержат его тяжести.

Однако все обошлось, и он благополучно добрался до холла. Набросив на плечи плащ и взяв шляпу, он решительно направился к выходу.

У него не было ни малейшего желания опять пререкаться с миссис Бэрроуфилд. Впрочем, он подозревал, что это ему не грозит, поскольку почтенная дама, по всей вероятности, спит крепким сном.

Итак, мистер Фалкирк вышел на улицу и, оглянувшись, окинул взглядом здание приюта.

Жалкая картина предстала перед его взором: краска на оконных рамах почти вся облупилась, входная дверь насквозь прогнила, давно не чищенный дверной молоток почернел…

«Герцогиня Анна пришла бы в ужас», – подумал мистер Фалкирк и решил непременно добиться от герцога разрешения навести в приюте порядок.

Тара освободилась только через полчаса: дети потребовали рассказать не одну, а целых три сказки, и все их выслушали затаив дыхание.

Они слушали бы ее еще и еще, но Тара была неумолима:

– Нет-нет, хватит! Теперь вставайте и приберите комнату.

– Еще, Тара! Расскажи нам еще! – умоляли дети, но Тара лишь покачала головой:

– Мне нужно приготовить вам что-нибудь на обед, иначе останетесь голодными.

– Я есть хочу! – захныкала маленькая девочка.

– И я! И я! – хором закричали ребятишки.

Опасаясь, что они вцепятся в подол платья и не дадут ей уйти. Тара выскользнула из спальни и сбежала вниз по ступенькам.

Из комнаты на первом этаже, которую занимали дети постарше, доносился оглушающий грохот.

Даже не заглядывая туда. Тара знала – дерутся два самых больших мальчика.

Подраться было их любимым занятием, и разнять драчунов удавалось с трудом. Впрочем, сегодня Таре некогда было с ними разбираться.

Она постучалась в дверь гостиной, где расположилась миссис Бэрроуфилд, и, не получив ответа, вошла.

Как и предполагал мистер Фалкирк, хозяйка приюта крепко спала.

В комнате нечем было дышать – миссис Бэрроуфилд приказывала топить камин в любую погоду.

Тара понимала, что для миссис Бэрроуфилд горящий камин олицетворяет домашний очаг и уют и отказываться от него она не собирается.

Тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, Тара приоткрыла окно, но, увидев на столе почти пустую бутылку, поняла: разбудить миссис Бэрроуфилд стоило бы теперь немалых усилий.

Она взглянула на хозяйку: багровое, обрюзгшее лицо, из приоткрытого рта вырывается мощный храп. Тара спрятала бутылку в буфет и вернулась к столу, чтобы убрать стаканы.

При этом ей попалась на глаза коробочка с «сокровищами» миссис Бэрроуфилд, и она сразу поняла: человек, который собирается забрать ее с собой в Шотландию, видел мамин медальон.

То, что у Тары был этот маленький медальон – ее личная собственность, – выделяло ее из всей прочей приютской безотцовщины. Без роду без племени, они отличались друг от друга лишь цветом волос, глаз и кожи…

«Только бы он его не потерял», – с беспокойством подумала Тара.

Положив коробочку на место, она взяла грязные стаканы и вышла из гостиной, тихонько прикрыв за собой дверь.

На кухне уже орудовала одна из древних старух, помогавших по хозяйству, беззубая и кривая на один глаз. Устраиваясь на работу, она назвалась кухаркой, и миссис Бэрроуфилд ей поверила.

Сейчас она помешивала в огромном котле на плите какое-то варево, от которого по всей кухне распространялся неприятный запах. А на вкус, решила Тара, наверняка еще хуже.

Но все же это лучше, чем ничего. Эта похлебка, которую дети получали на обед, только и поддерживала их силы.

Слава Богу, сегодня был еще и хлеб. Он появился только потому, что на прошлой неделе Тара заставила миссис Бэрроуфилд выплатить долг пекарю и дать ему немного денег вперед.

Лишь она одна знала, сколько денег из тех, что предназначены на нужды приюта, тратятся миссис Бэрроуфилд на выпивку. Спиртное, и только оно, способно было поддерживать пьянчужку в благодушном настроении.

Таре было в общем-то все равно, пьяная миссис Бэрроуфилд или трезвая, лишь бы не страдали дети.

Но когда они начинали буквально на глазах таять от голода и плохо спать по ночам, она принималась бороться с миссис Бэрроуфилд за их права не на жизнь, а на смерть.

И, поскольку миссис Бэрроуфилд была слишком ленива, чтобы долго держать оборону, дело кончалось тем, что она неизменно капитулировала и, отрывая от сердца, вручала Таре часть денег, которые намеревалась приберечь для себя.

Тара резала хлеб на одинаковые куски, размышляя о том, что нужно будет держать ухо востро, раздавая их, иначе старшие мальчишки непременно отберут у малышей их долю.

А еще они будут подлизываться к девочкам, надеясь, что те расщедрятся и поделятся своей порцией.

В приюте царили жестокие нравы, и Таре стоило огромных усилий не позволить старшим мальчишкам и самым отъявленным хулиганам захватить власть.

Причем она никогда не прибегала к насилию, сколько бы ни побуждала ее к тому миссис Бэрроуфилд.

Физической силе она всегда противопоставляла силу духа просто потому, что у нее не было другого выбора. Не могла же она в самом деле драться с этими мальчишками?

Порезав хлеб, Тара вдруг краешком глаза заметила, что старуха суетится в углу кухни.

Тара тут же смекнула, в чем дело, и, подойдя к кухарке,, выхватила у нее из рук большой кусок мяса – именно его та безуспешно пыталась сунуть в карман своего видавшего виды пальтишка.

Мясо это, правда, было дешевое, но другого они позволить себе не могли. Вот из этого-то куска и должна была вариться похлебка, которую так называемая кухарка усердно мешала в котле в течение последнего часа.

Старуха издала негодующий вопль, который Тара попросту проигнорировала.

Она положила мясо на стол и принялась резать его на кусочки, пока они не превратились почти что в фарш.

– Это мое! – задыхаясь от ярости, прошипела старуха.

– Неправда, Мэри, и вы это прекрасно знаете, – сказала Тара. – Дети голодают, неужели вы этого не понимаете? Им нужно хоть что-то есть, иначе они не выживут.

– Подумаешь, беда какая! Да кому они нужны?

Этот вопрос Тара и сама частенько задавала себе.

– Вы не должны этого делать, Мэри, – спокойно проговорила она. – Не дай Бог, кто-нибудь из детей умрет лишь потому, что вы украли у него еду.

– А то, что я голодная как собака прихожу домой, никого не волнует! – захныкала Мэри. – А мои бедные кошечки! Что-то с ними будет…

– Будут мышей ловить, – отозвалась Тара. – А вот дети сделать этого не могут, равно как выйти в сад и хотя бы яблок наесться, потому что нету нас сада!

Она тяжело вздохнула.

– Ах, Мэри, как бы мне хотелось, чтобы наш приют находился за городом. Я уверена, жить там было бы намного проще, чем в Лондоне.

– Ив Лондоне неплохо, если есть денежки, – проворчала Мэри.

– С деньгами везде хорошо, что верно, то верно, – согласилась Тара.

Закончив резать мясо, она бросила его в котел и помешала. И сразу же совершенно другой аромат поплыл в воздухе.

Тара посолила суп и, заметив на столе несколько маленьких луковичек, тоже бросила их в похлебку.

– Помешай еще, Мэри, – попросила она, – а я пойду позову детей. Ты вымыла тарелки?

Мэри не ответила, из чего Тара заключила, что кухарка посуду не вымыла и мыть не собирается.

«Каждый день одно и то же! – со вздохом подумала она. – На Мэри никогда нельзя положиться». Впрочем, та женщина, что приходила днем убирать, была еще хуже.

Тара отправилась за детьми. Приют был переполнен, и столовая в нем отсутствовала. Вообще-то раньше она была, но потом комнату эту превратили в спальню, поставив несколько кроватей и бросив на пол матрацы.

Теперь детям приходилось есть и холле, сидя на ступеньках лестницы или стоя, что создавало для Тары дополнительные трудности: ей сложно было проследить, чтобы всем детям досталось поровну.

Она позвонила в колокольчик, и в тот же миг распахнулись двери и со всех сторон в кухню устремились дети, сметая все на своем пути, словно бурный поток.

Наверху остались лишь самые маленькие. Для них покупали ведро молока.

Тара знала, что должна зорко сторожить это сокровище, хранившееся в углу кухни: стоит только отвернуться, как дети постарше, которым молоко уже не полагалось, тотчас же сунут в ведро кто чашку, кто ложку.

Следующие пять минут можно было сравнить со штормом, если принять Тару за корабль, а детей за бурное море, готовое этот корабль потопить.

– Всем по одному куску хлеба! Фред, положи сейчас же, ты уже брал! Осторожней, Эллен, не пролей суп! Не толкайтесь, не толкайтесь, всем хватит!

Такие замечания она делала каждый день во время обеда.

Дети вели себя так, словно с цепи сорвались, вовсе не потому, что не любили Тару и им доставляло удовольствие ей назло вырывать друг у друга куски хлеба, а просто потому, что животный инстинкт самосохранения подсказывал им: или поешь, или умрешь с голоду.

Когда Тара вычерпывала из котла остатки похлебки, она увидела, что совсем маленький мальчишка берет со стола последний кусочек хлеба.

Это означало, что ей уже ничего не осталось, но она, как бывало сотни раз, не стала ругать малыша.

«Сама виновата, – лишь подумала она. – Нужно было сначала съесть кусок хлеба, а уже потом звать детей обедать».

Тара привыкла подолгу обходиться без еды. Тревожило только то, что от слабости у нее кружилась голова и она запросто могла уронить малыша.

Впрочем, оставалась еще надежда, что ей предложат чашку чая. Чай в приюте считался роскошью, доступной только хозяйке, но когда та бывала в хорошем настроении, Таре тоже немножко перепадало.

Мэри поджарила хозяйке две огромные свиные отбивные, положила их на чистую тарелку, а рядом немного жареного лука.

– А вот и чай для ее милости! И Мэри шваркнула на поднос чайник, отчего стоявшие на нем чашка с блюдцем жалобно звякнули.

– Спасибо, Мэри, но ты забыла положить картошку.

Картофель из экономии покупали плохой, бросовый, но те три картофелины, которые вытащили из супа для хозяйки, были крупные, белые. Они заняли свое место рядом с отбивными и выглядели настолько аппетитно, что у Тары даже слюнки потекли.

«Может быть, тот господин накормит меня сегодня хоть чем-нибудь», – с надеждой подумала она, неся поднос в гостиную, где по-прежнему спала, похрапывая, миссис Бэрроуфилд.