Проклятие клана

Глава 6

Тара и герцог посмотрели на графа как на умалишенного.

Наконец герцог опомнился.

– О чем ты говоришь, Чарльз? Ничего не понимаю! – воскликнул он.

Граф не обращал на него никакого внимания. Глядя Таре прямо в глаза, он спросил:

– Почему вас назвали Тарой?

– У моей мамы на шее висел медальон, а на нем было выгравировано это имя.

– Где этот медальон?

Тара коснулась рукой шеи, и граф нетерпеливо попросил:

– Дайте мне посмотреть!

Тара вытащила медальон из-под белого воротничка платья и, сняв его через голову, положила в протянутую руку;

Граф взглянул на него, и глубокое волнение отразилось на его лице.

– Если вы откроете его, – проговорил он, – то увидите внутри прядь моих волос.

– Мне всегда… хотелось узнать… чьи это волосы, – едва слышно прошептала Тара. Граф медленно перевел на нее взгляд.

– Я дал этот медальон вашей маме, потому что не осмелился подарить ей обручальное кольцо, – объяснил он.

– Значит, она была… вашей женой? – вырвалось у Тары.

Она с трудом понимала, что происходит, но чувствовала, что что-то замечательное. Словно она вдруг оторвалась от земли и унеслась в залитое солнцем синее небо.

Она во все глаза смотрела на сидевшего перед ней мужчину с медальоном в руке, пытаясь уверить себя, что все это ей не снится.

– Может быть, Чарльз, ты все-таки расскажешь нам обо всем поподробнее? – спросил герцог. – Признаться, я просто ошарашен!

– Ничего удивительного! – ответил граф. – Мне и самому верится с трудом, что после того, как я долгие годы искал свою дочь, я нашел ее здесь, в твоем замке. Да еще, оказывается, она твоя жена!

– Значит… я и правда… ваша дочь? – прошептала Тара.

Граф протянул к ней руку.

– Подойди сюда и сядь, – срывающимся голосом проговорил он. – И я расскажу тебе все как было.

Рядом с его креслом стоял стул. Тара села на него, а граф, так и не выпустив ее руки из своей, словно желая убедиться в том, что его дочь, которую он так долго искал, здесь и никуда не собирается исчезать, начал свой обстоятельный рассказ.

– В 1803 году, за два месяца до моего дня рождения – мне тогда должен был исполниться двадцать один год, – я влюбился.

Голос его прозвучал настолько проникновенно, что Тара была глубоко тронута.

– Случилось это на балу в Карлтон-Хаусе, – продолжал граф, – где принц Уэльский познакомил меня с единственной женщиной, которую я любил.

– И ее звали… Тара? – прервала его Тара. Ей уже не терпелось услышать конец истории.

– Ее звали Тара Килдоннон, – ответил граф.

– Теперь я вспомнил, о ком ты говоришь! – воскликнул герцог. – Я видел ее однажды, когда был еще мальчишкой. Она мне показалась ослепительно красивой.

Граф еще крепче сжал Таре руку.

– Ты поразительно на нее похожа. Когда ты вошла в комнату, мне показалось, будто вернулось прошлое.

– Но она была из клана Килдоннонов, – заметил герцог.

– Да, – кивнул граф. – И теперь ты понимаешь, как мы страдали. Мы страстно любили друг друга, и никто и ничто не могло помешать нам принадлежать друг другу. Но мы не осмеливались открыться ни отцу Тары, ни моему отцу.

– В то время кланы Маккрейгов и Килдоннонов вели ожесточенную войну…

– Которая продолжалась и все последующие годы, – подхватил граф. – Это только ты, Герон, нашел в себе мужество открыто признаться, что хочешь жениться на девушке из клана Килдоннонов. Если бы я в свое время сказал отцу такое, он бы убил меня.

– И что же было дальше? – с любопытством расспрашивал герцог.

– Мы с Тарой встречались тайком, так, думаю, продолжалось бы и впредь, не возобновись война с Наполеоном.

– Ну да, в тот год перемирие закончилось, – пробормотал герцог.

– Сразу же после заявления о возобновлении военных действий наш полк направили в Индию. Нам надлежало соединиться с войсками губернатора, генерала лорда Уэллсли, армия которого вела бои с войсками неутомимых маратхов, обученных французами.

– Значит, вас послали в Индию! – воскликнула Тара.

– Мы подоспели как раз к сражению под Ласвари, одному из самых ожесточенных и кровопролитных в истории Индии.

Граф, помолчав, добавил:

– Стоит ли говорить, что все мысли мои были о той, что осталась дожидаться меня в Англии.

И по тону его Тара поняла: у графа сердце разрывалось от горя оттого, что ему пришлось уехать от женщины, которую он любил.

– И поскольку я боялся, что могу погибнуть в бою и больше никогда не увижу свою любимую, я упросил ее перед отплытием выйти за меня замуж. Мы договорились, что, когда я вернусь, мы непременно расскажем нашим родителям, что мы уже муж и жена, а там будь что будет. Тогда они уже не смогут нас разлучить. И мы тайно обвенчались. Венчание состоялось рано утром, а потом я отвез жену в отель, где мы провели вместе весь день.

Несколько секунд граф молчал, окунувшись в прошлое.

– В тот день я познал настоящее счастье. Думаю, Тара тоже была счастлива. Он опять замолчал.

– Но тебя отослали в Индию, – нетерпеливо подсказал ему герцог.

– Два дня спустя я отправился туда вместе со своим полком. Еще несколько блаженных часов провел я с Тарой, а потом, кляня проклятую службу на чем свет стоит, оставил свою любимую.

Тяжело вздохнув, граф продолжал:

– Помню, когда берег родной Англии скрылся из виду, я почувствовал такой укол ревности, что принялся горячо молить Бога о том, чтобы Тара меня не забыла и мы поскорее с ней встретились.

– И что случилось дальше? – спросил герцог.

– Целых три года не мог я вернуться в Англию, – ответил граф. – Потом мне улыбнулось счастье. Я был ранен в бою и комиссован. Но когда я наконец приехал домой, то узнал, что Тара исчезла.

– Как исчезла?! – поразился герцог.

– Я долго не мог выяснить, что произошло, ведь расспросить ее родителей было невозможно.

И, еще крепче сжав Таре руку, продолжал:

– Наконец я отыскал старенькую служанку, которая присматривала за Тарой, когда та была еще ребенком. Она рассказала мне, что через три месяца после того, как я уехал, Тара поняла, что у нее будет ребенок.

– И она ничего не сказала своим родителям? – спросил герцог.

– Как бы она сказала! – воскликнул граф чуть ли не со злостью. – Я же был Маккрейгом, не забывай! Кроме того, так же, как я боялся своего отца, Тара панически боялась своего. Какой же это был упрямый тупица и деспот! Впрочем, как и все Килдонноны!

Но тут же, спохватившись, граф улыбнулся Таре.

– Они были совсем не похожи на твою маму, красивую, милую и нежную.

– Как бы мне хотелось ее увидеть, – прошептала Тара.

– Она бы очень тебя любила, – заметил граф.

– Что же с ней случилось потом? – поторопил герцог, не позволяя графу отвлечься от темы разговора.

– Тара сбежала из дома с Майри, своей старой служанкой. Они сняли квартиру, где могли жить спокойно, не опасаясь, что их кто-нибудь узнает. Видимо, Тара не один раз писала мне о том, что произошло, однако я не получил ни одного письма.

В голосе его звучала боль, однако, с трудом взяв себя в руки, он продолжал:

– Однажды, как рассказала мне Майри, Тара отправилась за покупками. Оставалось меньше месяца до того, как ребенок должен был появиться на свет, и Майри просила, чтобы Тара была очень осторожна. Больше служанка ее никогда не видела.

– С ней произошло несчастье, – вмешалась Тара. – Миссис Бэрроуфилд рассказала мне, что мою маму сбила коляска, переехала ее и даже не остановилась. Маму отнесли в приют, там я и родилась.

– Так вот оно что! – воскликнул граф. – А я-то обошел в Лондоне все больницы в надежде найти хоть какое-нибудь упоминание о твоем рождении.

– Мама так и не пришла в сознание, – продолжала Тара. – И ни врач, ни кто-либо в приюте не знали, кто она.

– А у нее был на шее этот медальон? – спросил граф, по-прежнему сжимая в руке золотую вещицу.

– Но у нее не было… обручального кольца.

– Я побоялся подарить твоей маме обручальное кольцо, – объяснил граф. – Она и медальон-то с трудом взяла, опасаясь, что, как ни прячь, отец или мать однажды могут обнаружить его.

– Значит… я не… незаконнорожденная? – едва слышно прошептала Тара, однако граф ее услышал.

– Конечно, нет! – воскликнул он. – Ты моя дочь, рожденная в законном браке женщиной, которую я любил больше всего на свете.

– Как же я рада! – У Тары срывался голос от счастья.

– Расскажи мне о себе, – попросил граф, – Целых восемнадцать лет потратил я на твои поиски, и теперь мне хочется узнать о тебе все.

– Я совсем недавно попала сюда из приюта, – ответила Тара. – Воспитанников приюта отдают куда-нибудь в услужение, когда им исполняется двенадцать лет. Но хозяйка решила, что я хорошо умею ухаживать за малышами. Вот меня и оставили.

– И ты никогда никуда из приюта не выезжала?

– Первый раз я уехала оттуда вместе с мистером Фалкирком, который по приказу герцога привез меня в замок.

– Вот этого-то я в толк взять не могу. Зачем ты понадобилась герцогу?

Герцог хранил молчание. Но, видя, что граф явно ждет от него ответа, медленно проговорил:

– Килдонноны выбрали для меня в жены Маргарет, но после ее смерти я сам решил выбрать себе жену!

– Значит, то, что я слышал, и в самом деле правда! – воскликнул граф. – Ты хотел им отомстить, поэтому и привез Тару в замок! Потому-то она до сих пор ходит в этом сиротском одеянии!

B его голосе звучала такая злость, что Тара поспешила заступиться за герцога:

– Пожалуйста, не сердитесь! Это очень хорошо, что меня сюда привезли, иначе кто бы ухаживал за его светлостью, когда его ранили?

– Насколько мне известно, ты пострадал в результате несчастного случая, – презрительно бросил граф.

Герцог лишь крепче сжал губы.

– Это я выдумала… про несчастный случай, – ответила за него Тара. – Я не хотела… чтобы Маккрейги стали мстить за своего вождя. А это непременно бы произошло, если бы они узнали, кто ранил его светлость.

Граф с улыбкой взглянул на дочь.

– Теперь все понятно, – заметил он. – Точно так же поступила бы и твоя мама. Ей было ненавистно то, что наши кланы постоянно воевали друг с другом. Войны она считала занятием жестоким и отвратительным. А после того, как она полюбила меня, она поняла, что Маккрейги могут быть совсем не такими, как ей постоянно втолковывали.

– Если я… ваша дочь, – задумчиво проговорила Тара, – у меня теперь… есть фамилия.

– Конечно, есть! – отозвался граф. – Ты леди Тара Маккрейг!

Тара посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Неужели это…и в самом деле… правда?

– Твоя фамилия Маккрейг, точно такая же, как у меня и у твоего мужа.

– Но мама моя носила фамилию Килдоннон.

– Обычно детям дают фамилию отца. И в то же время вряд ли ты будешь когда-либо ненавидеть Килдоннонов и пытаться причинить им зло, ведь их кровь тоже течет у тебя в жилах.

– Значит… у меня есть… семья! – восторженно воскликнула Тара, и глаза у нее засияли. – Все никак не могу в это поверить!

– Ну конечно, есть! – подтвердил граф. – А теперь мне очень хотелось бы поцеловать свою дочь, Ты даже представить себе не можешь, как часто я об этом мечтал.

С этими словами, он обнял Тару, притянул к себе и расцеловал в обе щеки.

– Какая же ты худенькая, – заметил он, – Тебя что, в приюте не кормили?

– Кормили, только не очень хорошо, – призналась Тара.

Граф бросил поверх ее головы яростный взгляд на герцога:

– Я всегда считал, что этот приют принадлежит нашей семье.

– Как рассказали мне мистер Фалкирк с Тарой, после смерти моей матери про приют все как-то забыли, и дела там пришли в упадок, – ответил герцог. – Но я уже отдал все необходимые распоряжения.

– Очень на это надеюсь! – воскликнул граф. – А вот о ком ты забыл, Герон, так это о моей дочери! Иначе она наверняка была бы одета не так, как сейчас.

И, помолчав, продолжал:

– Думаю, ты не будешь возражать, если завтра я заберу ее с собой в Эдинбург. Надо будет одеть ее так, как подобает твоей жене, и представить королю.

Тара изумленно взглянула на него:

– Меня… представят… королю?!

Она замолчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты теперь герцогиня Аркрейджская, значит, это непременно нужно сделать! – пояснил граф. – А поскольку король мой хороший друг, думаю, ему будет интересно с тобой познакомиться.

– Это какое-то чудо! – воскликнула Тара. – Только бы мне… удалось вести себя так… чтобы вам не пришлось за меня краснеть.

– Не волнуйся, – успокоил ее граф. – Я за тобой присмотрю. Да и моя мать, которая сейчас находится в Эдинбурге, тоже.

Лицо Тары так и просияло. Внезапно вспомнив, что у нее есть муж, она взволнованно обратилась к нему:

– Вы разрешите мне… поехать? Ну пожалуйста, ваша светлость!

Герцог хмуро глянул на нее – точно так же он смотрел во время их первой встречи.

– Почему же нет? – холодно бросил он. – Вас ведь здесь ничто не держит.

Тара в изумлении стояла перед зеркалом. Неужели это она, жалкая, несчастная, худющая девчонка, из последних сил старавшаяся навести в приюте порядок и время от времени падавшая в обморок от недоедания?! Да быть того не может!

Из зеркала на нее глядела красивая девушка в великолепном белом атласном платье, богато отделанном кружевами. Его выбрала для Тары бабушка, а старенькое штопаное-перештопаное сиротское платьице было немедленно выброшено, как только Тара с отцом прибыли в Эдинбург.

Над ее прической трудился искусный парикмахер, и несколько служанок терпеливо ждали, когда с прической будет покончено, чтобы надеть ей на голову обруч с бриллиантами.

К нему прикреплялись три белых пера, символ принца Уэльского.

В этом наряде Таре предстояло появиться в гостиной дворца Холируд-Хауса, где ее должны были представить королю.

15 августа монарх на «Короле Георге» прибыл в Лейт, и Тара почувствовала, что и ее не обошло всеобщее возбуждение, охватившее весь Эдинбург.

Позабыты были извечные нелюбовь и недоверие шотландцев к англичанам, предана забвению жестокая расправа, которую учинил над шотландцами ненавистный герцог Камберлендский после победы в Сражении при Каллодене.

Все, от бедняков до знати, горели желанием приветствовать первого после Карла II английского короля, который посетил Шотландию с официальным визитом.

Тара еще не успела толком рассмотреть город, поскольку сразу же после приезда за нее взялись портнихи.

Они заявились в дом бабушки, причем число их с каждым днем все возрастало, пока наконец Тара не пришла к выводу, что нет ничего утомительнее, чем часами стоять по стойке смирно, пока тебя обряжают то в одно платье, то в другое.

Впрочем, результат превзошел самые радужные ожидания, и все ее муки были тут же позабыты.

С каждым днем Тара становилась все увереннее в себе. В немалой степени этому способствовали разительная перемена в ее облике и переполнявшее ее счастье – оттого что все так по-доброму относились к ней.

Ей казалось, что она полюбила отца с той минуты, когда впервые увидела его,

Пока они, держась за руки, ехали в Эдинбург, он рассказывал Таре то о своем детстве, то о ее маме, и она была настолько счастлива, что ей хотелось без конца благодарить Бога за то, что она наконец обрела семью.

Как же замечательно было знать, что у нее теперь есть бабушка и многочисленные кузины! Их сердечность позволила чувствовать себя с ними легко и непринужденно,

Только поздно вечером вспомнила она наконец о герцоге и встревожилась: не беспокоят ли его раны, не болит ли голова.

Таре до сих пор было обидно, оттого что он без сожаления отпустил ее, не сказав ни слова благодарности за то, что она ухаживала за ним во время болезни.

Нельзя сказать, чтобы Тара так уж жаждала этих слов, к благодарности она не привыкла, однако в тот вечер в замке герцог вел себя так, словно ненавидит ее, словно ничего не изменилось с тех пор, как она впервые приехала в замок.

Иногда, просыпаясь среди ночи, Тара вспоминала, как она прижимала раненого герцога к груди и растирала ему лоб, пытаясь унять боль. Тогда она совсем не боялась герцога, он был для нее не могущественным вождем клана, а маленьким мальчиком, который сильно расшибся и которого надо приласкать и утешить.

«Интересно, понравилась бы я сейчас герцогу?» – спрашивала себя Тара, смотрясь в зеркало.

И уныло думала, что скорее всего так и останется для него девчонкой из приюта, которую он использовал в качестве инструмента для мщения,

– А герцог приедет в Эдинбург на торжества? – сотни раз на дню спрашивали Тару.

– Думаю, для этого он еще недостаточно выздоровел, – отвечала она.

– Он что, болел?

– С ним произошел несчастный случай, однако, я надеюсь, скоро он поправится и приедет в Эдинбург.

Очень быстро она научилась уходить от нежелательных расспросов и вести непринужденные разговоры, что, как ей казалось, должно вызвать одобрение отца.

– Должно быть, твоя мама была красавица, – говорили ей кузины. – Мы никак понять не могли, почему Чарльз так никогда и не женился, ведь за ним увивалось столько хорошеньких женщин. Но, видимо, все эти годы сердце его оставалось с той, что была его первой любовью.

«Как, наверное, хорошо, когда тебя так любят», – думала Тара.

Как ни приятно ей было внимание новых родственников, какие бы теплые чувства она к ним ни испытывала, этого ей было мало. Ей не хватало любви. Такой, какую испытывала ее мама к отцу, а он к ней.

«Какая же она была храбрая! – восхищалась Тара. – Бросила вызов своему клану, воевавшему против клана Маккрейгов. Если бы мама осталась жива, быть может, ей удалось бы остановить эту ужасную войну».

И Тара горестно вздохнула.

Как странно все-таки устроена жизнь! Должна была погибнуть мама, чтобы судьба самой Тары сложилась так, как она сложилась, – начиная с сиротского приюта и кончая неожиданной свадьбой с герцогом.

«Как же мне все-таки повезло! – размышляла Тара. – Ведь меня могли бы отдать кому-то в услужение, и этот человек мог жестоко со мной обращаться, а могло случиться так, что я бы оставалась в приюте до конца дней, пока бы не умерла от непосильного труда и недоедания. А вместо этого я сижу в Эдинбурге, разодетая, словно принцесса из сказки, и через час бабушка представит меня его величеству королю Георгу IV».

Вдовствующая герцогиня в вечернем туалете из золотистой парчи выглядела весьма достойно. Шлейф ее платья был отделан золотой бахромой, прическу украшала великолепная тиара, усеянная жемчугом и бриллиантами.

Однако самое глубокое впечатление произвел на Тару отец. Лишь один человек казался Таре более величественным в полном одеянии Маккрейгов, чем граф. И человеком этим был ее муж.

Всю дорогу до дворца Холируд-Хаус она не переставая думала о том, как было бы хорошо, если бы герцог ехал сейчас с ними.

Прием должен был начаться в два часа дня и продолжаться до половины четвертого.

Граф сообщил дочери, что честь быть представленными его величеству оказана не менее чем тремстам дамам, и все они должны прибыть во дворец до его приезда.

В Эдинбург Георг IV прибыл, облаченный в фельдмаршальскую форму, в сопровождении почетного эскорта из воинов Шотландской национальной гвардии. Остановился король во дворце Далкейт вместе с молодым герцогом, которому было всего шестнадцать лет.

Дворец охраняли королевские лучники. Казалось, они стоят на каждом углу.

Гостиная в Холируд-Хаусе, где проходил прием, поражала своим великолепием, однако роскошь убранства затмевали туалеты присутствующих здесь дам: дорогие наряды из парчи, атласа и бархата, восхитительные тиары, усыпанные бриллиантами, жемчугами и сапфирами и украшенные перьями, – все поражало взор.

Когда пришел черед Тары быть представленной королю, она вдруг почувствовала, что дрожит от страха, однако графиня ободряюще улыбнулась ей и сказала:

– Красивее тебя здесь никого нет. И я с такой же радостью представила бы его величеству твою мать, как представляю сейчас тебя.

Тара помнила, скольких трудов ей стоило научиться правильно делать реверанс, но ей и в голову не могло прийти, насколько она грациозна от природы, как хороши ее огненные волосы, украшенные обручем с бриллиантами. А между тем все присутствующие не сводили с нее восхищенных глаз.

Но вот то, что ее появление на приеме в качестве новоиспеченной герцогини Аркрейджской стало для собравшихся настоящей сенсацией, – это Тара, будучи девушкой смышленой, поняла сразу.

Позже отец рассказал ей, что и не ожидал услышать в адрес своей дочери столько комплиментов.

И только когда прием закончился и они возвращались домой, Тара вспомнила о герцоге и в очередной раз пожалела, что его не было с нею рядом во дворце.

Пока служанки не пришли помочь ей раздеться, Тара еще раз полюбовалась в зеркале своим элегантным нарядом: платье с белым атласным шлейфом, отделанным кружевом, было просто великолепно, да и перья в прическе под стать ему.

За последний месяц волосы у Тары сильно отросли, впрочем, парикмахер соорудил ей такую прическу, что никто никогда не догадался бы, какой они длины на самом деле.

Внезапно Таре почудилось, что из зеркала на нее смотрит та приютская девчонка, какой она была совсем недавно: в уродливом сером чепце, бесформенном сером платьице с белым воротничком и тяжелой черной накидке, возвещавших графу и миру о том, что обладательница этих вещей является объектом благотворительности.

«Я должна забыть об этом! Все это в прошлом, так зачем мне заглядывать в него?» – твердила она самой себе.

Но вот забудет ли когда-нибудь о ее прошлом герцог? Этот мучительный вопрос так и оставался без ответа.

После королевского приема все дни были заполнены торжествами, устроенными в честь его величества.

Когда пышная королевская процессия двигалась к замку, со всей округи стекались толпы людей поглазеть на невиданное зрелище и послушать военные марши.

Тара целыми днями могла теперь наслаждаться звуками волынки, и, надо сказать, они заставляли ее сердце биться так же сильно, как и в тот день, когда она услышала их впервые.

Теперь она точно знала: интуиция, подсказавшая ей сразу по приезде в Шотландию, что она вернулась на родину и потому национальная музыка так волнует ее, не обманула.

23 августа граф взял ее с собой на грандиозный кавалерийский парад, который состоялся на Портобелло-Сэндз.

Помимо шотландской кавалерии числом не менее трех тысяч, Тара получила возможность лицезреть королевских лучников, членов Кельтского общества и представителей кланов.

Как же ей хотелось, когда они, чеканя шаг, проходили мимо короля, чтобы герцог возглавлял клан Маккрейгов, так же, как герцог Аргайльский вел за собой клан Кэмпбеллов.

Словно прочитав ее мысли, граф проговорил:

– Герону следовало быть здесь. Я обязан был настоять на том, чтобы он приехал.

– Думаю, он и в самом деле плохо себя чувствовал, – заступилась за мужа Тара.

– До этой проклятой женитьбы на Маргарет он приехал бы обязательно, даже если бы для этого пришлось встать со смертного одра! – раздраженно бросил граф.

И, почувствовав, что проявил бестактность, поспешил извиниться;

– Прости, если тебе неприятно это слышать.

– Ну что вы! – отозвалась Тара. – После того, что произошло, он ненавидит Килдоннонов еще сильнее, но, по-моему, эта ненависть приносит ему только зло.

– Ты совершенно права, – согласился граф. – Ненависть Маккрейгов к Килдоннонам помешала моему счастью с твоей мамой, и мне невыносима даже мысль о том, что и тебе приходится страдать от предрассудков, порожденных этой бессмысленной враждой.

Тара тихонько вздохнула:

– Я тоже этого боюсь, отец. Может, вы поговорите с герцогом и попробуете убедить его, что на прошлом должно поставить крест, нужно думать о будущем.

– Непременно поговорю, – пообещал граф.

– Мне всегда очень хотелось помогать тем, кто живет в нищете, и тем, кто несчастен, – заметила Тара. – Наверное, теперь, когда выяснилось, что я ваша дочь, мне проще будет это делать. Раз мама принадлежала к клану Килдоннонов, быть может, им будет легче смириться с тем, что я стала женой герцога.

– По-моему, Килдонноны будут просто в восторге, когда узнают, что молодая герцогиня Аркрейджская их кровная родственница, – улыбнулся граф. – И вот что я тебе еще скажу: хорошо, что твой дедушка со стороны Маккрейгов до этого не дожил.

– Я очень рада, что мне не придется с ним встретиться.

– Я тоже, – признался граф, и оба они рассмеялись.

Но перед тем как заснуть, Тара долго думала об этом разговоре.

Самым грандиозным развлечением из тех, что устраивались в честь короля, должен был стать бал, приуроченный к концу визита.

Шотландские пэры были полны решимости развлечь его величество так, чтобы празднество запомнилось ему на всю жизнь. Но ни в одном из замков не оказалось танцевального зала подходящего размера, и решено было провести бал во дворце на Джордж-стрит, огромном здании с двумя залами и бесчисленной чередой комнат – для танцев, карточной игры и чаепитий.

Жены пэров, с которыми Тару познакомили отец и бабушка, все уши ей прожужжали об этом из ряда вон выходящем мероприятии.

– Это будет самое грандиозное зрелище, какое когда-либо видела Шотландия! – восторженно восклицала графиня Элгинская.

– Если уж оно оставит его величество равнодушным, значит, его ничем не удивить, – вторила маркиза Куинсберри.

– Уверяю вас, его величество с нетерпением ждет этого бала, – поспешил успокоить их граф. Оставшись с Тарой наедине, он заметил:

– А уж как я его жду, дорогая! Ведь в этот вечер у тебя будет возможность поговорить с королем, и я представлю тебя всем моим друзьям. Я очень горжусь своей дочерью.

– Вы так добры ко мне, отец!

Граф, обняв Тару, притянул ее к себе и поцеловал.

– Я бесконечно счастлив, что нашел тебя. Ты ведь тоже рада, что мы теперь вместе, правда?

– Я даже передать не могу, что это для меня значит. – У Тары дрогнул голос. – Я привыкла придумывать себе разные истории про своего отца, ко то, что он такой важный и знатный господин, мне и присниться не могло.

Граф, расхохотавшись, снова поцеловал ее.

– Ты забываешь, что ты теперь герцогиня Аркрейджская, следовательно, и сама особа весьма почтенная.

По лицу Тары пробежала тень.

– Молю Бога, чтобы жизнь у тебя сложилась счастливо, моя хорошая, – тихо добавил он. – Мне всегда нравился Герон, еще когда он был мальчишкой. У него масса достоинств. Он прирожденный предводитель и вождь клана, и Маккрейги по праву гордятся им.

Он помолчал.

– Но, по-моему, герцог пока не знает, что такое любовь.

– Вот и мистер Фалкирк говорит, что герцог никогда по-настоящему не был влюблен, – согласилась Тара.

– Думаю, это действительно так, – ответил граф. – Но никогда не поверю, что можно долго находиться под одной крышей с тобой, дорогая моя доченька, и не влюбиться.

Может, Тара и усомнилась бы в его словах, если бы она сама не замечала, сколько молодых людей вьется вокруг нее, следуя по пятам и расточая цветистые комплименты.

Тара быстро научилась распознавать восхищенный блеск в их глазах, он давал ей такую уверенность в себе, какой она никогда прежде не испытывала.

Но, возвращаясь домой, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, глядя на себя в зеркало, Тара внезапно вспоминала суровый взгляд мужа.

И ей было страшно: что ждет ее впереди?

Вечером накануне бала Тара рано отправилась к себе. После ванны с мягкой торфяной водой, пахнувшей цветами, служанки нарядили ее в роскошное платье, подаренное отцом специально для этого бала.

Оно было серебристо-белое, поскольку белый цвет, по мнению графа, выгодно подчеркивал цвет волос дочери.

Казалось, вокруг нее струится лунный свет, и Тара в который раз пожалела, что герцог ее не видит.

Ей очень шла новая прическа.

– Вы должны отрастить волосы подлиннее, ваша светлость, – заметил парикмахер. – Не представляю, зачем вы позволили, чтобы их так коротко остригли.

И ворчливо добавил:

– Но все равно они великолепны. Держу пари, красивее вашей светлости на балу никого не сыщется.

– Спасибо, – улыбнулась Тара. Когда парикмахер вышел, она взглянула на украшения, лежавшие на туалетном столике.

Их одолжила Таре бабушка. (Сама графиня по торжественным случаям носила тиару.)

Хотя Тара уже надевала обруч, когда ее представляли королю, за неимением ничего другого приходилось снова им воспользоваться.

Взяв обруч в руки, Тара попросила служанок помочь надеть его. В этот момент в дверь постучали. Тара еще не успела ничего ответить, как кто-то, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.

Решив, что это отец, Тара не оборачиваясь проговорила:

– Я уже готова, папа.

Но, увидев отражение в зеркале, так и застыла. У нее мелькнула мысль, что это наваждение. Тара резко обернулась – за спиной стоял герцог.

– Ваша… светлость!

Герцог не ответил, и она, бросившись к нему, быстро заговорила, запинаясь на каждом слове:

– Я совсем… не ожидала… что вы… приедете… Но как же я рада… что вы… здесь! Как вы себя чувствуете? Рука не беспокоит… вас? Надеюсь… вы не очень устали… после столь… долгого… путешествия?

– Я чувствую себя абсолютно нормально, Тара, – отозвался герцог. – Я привез вам драгоценности, которые вы должны сегодня надеть.

Только сейчас Тара заметила, что герцог протягивает ей какие-то кожаные коробки, и машинально взяла их у него из рук.

– Драгоценности? – растерянно переспросила она.

– Изумруды Аркрейджей. Они уже несколько веков принадлежат нашей семье, – ответил герцог. – Думаю, с ними ваш туалет только выиграет.

– Я в этом… не сомневаюсь, – поспешила заверить Тара. – А вы… пойдете… на бал?

– Я намереваюсь сопровождать вас,– холодно проговорил герцог, и у Тары появилось ощущение, что он сильно чем-то раздражен.

Служанки вышли из комнаты, оставив их вдвоем, и Тара, почувствовав себя немного смелее, заговорила:

– Я так рада… что вы передумали… и приехали в Эдинбург. Я часто… вспоминала о вас… и мне так хотелось… чтобы вы были… здесь.

Ей показалось, что герцог взглянул на нее с недоверием.

– Я считаю своим долгом засвидетельствовать королю свое почтение.

– Папа будет очень рад. Он не раз говорил мне, что вы с королем непременно понравитесь друг другу.

И, поскольку герцог ничего на это не ответил, обеспокоенно спросила:

– Вы и правда… совершенно уверены… что в состоянии выдержать… сегодняшнее… торжество?

– Совершенно уверен! – отрезал герцог. – И вообще, долг есть долг, и я обязан его выполнить! Как я понимаю, сегодня вечером все празднования завершатся, так что завтра я забираю вас с собой.

И, повернувшись, он вышел из комнаты так же неожиданно, как и вошел. А Тара все стояла и смотрела ему вслед.

И никак не могла разобраться в своих чувствах.

Знала лишь, что страстно желала, чтобы он приехал, и желание ее осуществилось!

Боясь опоздать на бал, Тара позвонила служанкам и принялась лихорадочно открывать шкатулки с драгоценностями.

Изумруды Аркрейджей оказались выше всяческих похвал, и Тара нисколько не сомневалась, что в этом наряде затмит всех дам, приглашенных на бал.

И в то же время она не могла не думать, каких баснословных денег стоят эти безделушки: продав всего лишь один камешек из ожерелья, наверняка можно было бы досыта кормить приютских детей в течение многих месяцев, а то и лет.

Лишь вспомнив, что герцог разрешил ей, когда они поедут в Лондон, подарить детям игрушки, она немного успокоилась.

– Теперь я начинаю понимать, что я и в самом деле герцогиня Аркрейджская, – произнесла она вслух, – а потому очень многое могу сделать для приюта.

И Тара тут же начала прикидывать, чего в приюте не хватает, что нужно сделать прежде всего: во-первых, купить кровати, во-вторых, заменить прогнившие полы, в-третьих, приобрести кухонную утварь, и прочее, и прочее…

Внезапно спохватившись, Тара с ужасом взглянула на шкатулки – и половина еще не раскрыта, а в любую минуту могут прийти муж, бабушка или отец, чтобы везти ее во дворец.

Как выяснилось позже, у Тары мало что осталось в памяти об этом бале, разве только бело-золотые стены зала и трон, задрапированный чем-то темно-красным.

Вокруг трона теснились многочисленные банкетки. Шотландская знать из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя внимание короля.

Хотя отец вновь представил Тару его величеству и он радушно побеседовал с ней, мыслями она постоянно была с герцогом.

Граф настоял, чтобы Тара станцевала рил, шотландский танец, которому она училась вечерами перед приездом короля.

Тара вихрем неслась по залу и думала только об одном: смотрит ли на нее герцог, знает ли, сколько молодых людей оспаривали друг у друга право танцевать с ней.

Когда все они возвращались в карете в дом графини, отец любящим голосом произнес:

– Ты знаешь, моя девочка, сегодня все тобою восхищались. Даже его величество сказал, что ты красавица и самая очаровательная девушка на этом балу.

– Спасибо. – Тара порывисто обняла его.

– Ты должен гордиться своей женой, Герон, – заметила графиня. – Весь Эдинбург сошелся во мнении, что она необыкновенная красавица.

– Я в этом не сомневался, – холодно ответил герцог.

Рано утром они двинулись в обратный путь. Тара очень удивилась, что отец не сделал ни малейшей попытки задержать ее в Эдинбурге, однако он объяснил, почему так поступает:

– Герон твой муж, девочка моя, и, если он хочет, чтобы ты возвращалась домой, ты должна ему повиноваться.

– Когда я снова вас увижу? – грустно спросила Тара.

– Гораздо раньше, чем ты думаешь, – ответил граф. – Правда, мне предстоит сопровождать его величество, который возвращается в Англию морем, но при первой же возможности я вернусь в Шотландию и непременно остановлюсь в замке твоего мужа, пригласит он меня или нет!

– Ну конечно, пригласит!

– Не уверен. Вполне вероятно, что ему захочется побыть с тобой наедине.

Тара не ответила.

Она подозревала, что герцог не только не желает оставаться с ней наедине, но и предпочел бы, чтобы она вообще находилась где-нибудь подальше.

Но в то же время он настоял, чтобы она возвращалась с ним. Впрочем, Тара быстро нашла этому объяснение: видимо, в Эдинбурге уже принялись судачить о том, почему это молодая жена так долго живет в городе одна, без мужа.

Сам же герцог не говорил ей, зачем везет обратно в замок, а спросить Тара боялась, и оставалось только гадать.

Поскольку багажа у нее набралось порядочно, Тара не удивилась, увидев у дома, графини две кареты.

Но вот чего она никак не ожидала увидеть, так это лошадь для герцога.

– Но вы не можете ехать верхом! – в ужасе воскликнула она. – Ведь вы еще не окончательно выздоровели! Врач предписал вам в течение нескольких месяцев как можно меньше двигаться.

– А я хочу ехать верхом, и поеду! – отрезал герцог. – Чтобы я всю дорогу трясся в карете?! Не бывать этому!

– Но вы же устанете! – пыталась уговорить его Тара.

Тщетно. Не ответив, герцог попросту отвернулся от нее и начал прощаться с графиней и графом.

– Ты так мало у нас погостил, – заметил граф, – что у меня даже не было времени поздравить тебя с женитьбой и придумать, какой свадебный подарок сделать своему зятю.

– Ты и так был чересчур щедр к моей жене, – ответил герцог, бросив взгляд на гору сундуков, которые слуги как раз пытались разместить на крыше второй кареты.

– Это подарки моей дочери, – внес ясность граф. – Нужно придумать, что бы такое пригодилось и тебе, и ей. Вот над чем я буду ломать голову в перерывах между приступами морской болезни на «Короле Георге»!

Мужчины расхохотались. Всласть посмеявшись, граф обнял Тару и притянул ее к себе.

– Если бы ты только знала, дорогая моя доченька, что для меня значит отыскать тебя! – проговорил он. – Мне столько всего хочется пожелать тебе, но самое главное – быть счастливой.

– Я постараюсь, – ответила Тара.

Она знала: отец догадывается о трудностях, существующих между ней и герцогом. Сидя в карете и чувствуя себя одинокой и глубоко несчастной, она махала отцу и бабушке до тех пор, пока они не скрылись из виду.

Герцог умчался вперед на своем коне, и Тара, наблюдая за ним из окна, подумала, что он держится в седле безукоризненно.

«Какой же он красивый! – размышляла она.– Папа прав: именно таким и должен быть настоящий вождь».

И тут же ей послышалось, как некий голос издевательски произнес: «бессердечный вождь».

«После того что произошло после его первой женитьбы, он просто боится любить», – пыталась оправдать его Тара.

И в то же время она не сомневалась, что при желании герцог может заставить быстрее биться сердце любой женщины – уже потому лишь, что хорош собой и вообще личность замечательная.

– Как жаль, что я так мало знаю жизнь и совсем не знаю мужчин, – пробормотала Тара.

Когда мужчины в Эдинбурге рассыпались перед ней в любезностях, она, смущаясь, думала о том, что отдала бы все их комплименты за одно ласковое слово герцога.

«Он мой муж, и я хочу ему нравиться, хочу, чтобы он мною восхищался, хочу, чтобы считал меня красивой!»

Она все смотрела на него в раскрытое окно, размышляя о том, что даже в многолюдном Эдинбурге ей не встретился человек, который бы восхищал ее больше, чем герцог.

Прошлым вечером, когда он принес ей драгоценности для бала, сердце затрепетало у Тары в груди, радостью наполнилось все ее существо. Казалось, в комнате сразу стало светлее. Кто еще, кроме герцога, способен был заставить ее испытать такие чувства?

Стоило увидеть в зеркале его отражение, как тут же перехватило дыхание.

«Это от неожиданности», – попыталась она найти себе оправдание, в глубине души понимая, что все обстоит не совсем так.

Весь прошлый вечер Тара кожей ощущала присутствие герцога. Он здесь, в зале, – и ей уже не до льстивых речей партнеров по танцам, не до танцев вообще.

Когда она разговаривала с королем, герцог стоял тут же, рядом.

Тара дорого дала бы, чтобы узнать, одобряет ли он то, что она говорит, восхищается ли ею, как восхищался ею король.

Все, что происходило с Тарой в Эдинбурге, было похоже на сказку, но прошлый вечер оказался особенным.

И прежде всего потому, что с ней был герцог, а в его присутствии все происходящее ощущалось ею гораздо острее.

Герцога разместили в соседней комнате, и, когда Тара отправилась спать, ей очень хотелось попросить у него разрешения взглянуть на его рану и, если потребуется, сменить повязку.

Но, когда они вместе поднимались по лестнице, он ей этого не предложил, а сама Тара ничего сказать не осмелилась. И через несколько секунд после того, как она закрыла за собой дверь, решительно захлопнулась дверь в комнату герцога.

И звук этот, казалось, разъединил их еще более категорично, чем кирпичная стена.

– Я его жена! – пыталась себя успокоить Тара, но на душе словно камень лежал.

Она догадывалась, что не только тревогой за здоровье герцога объяснялось ее желание зайти к нему, как было тогда, когда его ранили.

Ей хотелось побыть с ним наедине, поговорить с ним…

Карета стремительно удалялась от Эдинбурга, и Тара откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь быстрой ездой по ровной дороге.

Ночь им предстояло провести на постоялом дворе. Когда они наконец добрались до него, Тара уже с ног валилась от усталости: бал закончился поздно, и она почти не отдохнула перед дорогой.

Постоялый двор оказался не таким богатым, как те, на которых они останавливались с мистером Фалкирком по дороге из Лондона, но довольно уютным.

Должно быть, герцог по пути в Эдинбург предупредил хозяина, когда его ждать обратно, и для дорогих гостей подготовили отдельную гостиную.

Когда Тара, умывшись и переодевшись, сошла вниз, герцог уже ждал ее.

– Вы, наверное, очень устали, – забеспокоилась она. – По-моему, вам еще рано садиться в седло.

– Я устал, конечно, но не очень, – признался герцог. – Да и завтра вечером мы уже будем дома.

– Может быть, завтра вы поедете со мной в карете? – робко спросила Тара.

И, едва успев задать вопрос, поняла, что предлагает ему сесть в карету не только потому, что беспокоится о его здоровье, но и оттого, что ей просто хочется побыть с ним рядом.

– Там видно будет, – уклончиво ответил герцог.

В этот момент в гостиной появился хозяин, слуги принялись накрывать на стол, и в присутствии посторонних разговор перешел на общие темы.

Когда наконец ужин закончился и герцог откинулся на спинку кресла с рюмкой коньяка в руке, Тара проговорила:

– Я так рада… что вы приехали… в Эдинбург.

– Почему? – спросил герцог.

Тара, не ожидавшая подобного вопроса, смутилась.

– Столько людей… хотели вас видеть… И потом… именно вы должны были… представлять клан Маккрейгов.

– Не сомневаюсь, ваш отец прекрасно заменил меня, – заметил герцог.

– Но все-таки это не то, как если бы вы сами присутствовали на параде, – сказала Тара.

Взгляды их встретились, и Таре показалось – герцог хочет ее о чем-то спросить, но, видимо, передумав, он проговорил:

– Если кто-то и устал, так это вы, Тара, ведь вы танцевали всю ночь напролет. Думаю, бурная столичная жизнь разительно отличается от той монотонной, к которой вы привыкли. Так что ложитесь спать, а завтра, когда приедем в замок, мы поговорим о вещах, касающихся нас обоих.

Тара во все глаза смотрела на герцога. Но так как он поднялся, пришлось подняться и ей.

Ей очень хотелось спросить, что он имел в виду, ни малейшего желания идти к себе не было, но герцог небрежно поднес к губам ее руку, и Таре не оставалось ничего другого, как сделать реверанс.

И только когда Тара вошла в свою спальню, ее охватил ужас: что, если герцог, посчитав ее никчемной женой, собирается от нее избавиться?

Перед глазами тут же встала неприятная картина: герцог доказывает ей, что самое лучшее для нее – уехать из замка и жить с отцом в Лондоне либо в Эдинбурге.

Неужели он и вправду собирается ей это предложить?

Вопрос этот стучал в голове, не давая покоя, и внезапно Тара поняла, что больше всего на свете ей хочется остаться в замке с герцогом. Остаться потому, что она любит его!