Глава 27

Они отвели ее в дом. Кестрел шла молча, а в ее босые ступни втыкались камни и прутики. Когда распорядитель торгов толкнул ее через порог, на плитках за ней остались кровавые следы.

Но от этого ее отвлекла другая сцена. В фонтане лицом вниз плавал Гарман, ее управляющий. Его светлые волосы колыхались на воде, подобно водорослям.

В холле позади фонтана собрались толпой рабы генерала. Они выкрикивали множество вопросов, а вооруженные мужчины отвечали только: «Мы захватили город», «Губернатор мертв» и раз за разом повторяли: «Вы свободны».

— Где экономка? — спросил распорядитель торгов.

Среди рабов началось шевеление. Скорее не саму экономку-валорианку вывели вперед, а рабы расступились, чтобы женщину стало видно.

Распорядитель торгов схватил экономку за плечи, прижал ее спиной к стене и, держа широкую руку на ее груди, достал нож.

Женщина начала рыдать.

— Остановитесь, — сказала Кестрел. Она обернулась к рабам. — Остановите это. Она была к вам добра.

Никто не двинулся с места.

— Добра к вам? — переспросил распорядитель торгов. — Она была добра, когда заставляла вас чистить уборные? Когда наказывала вас плетьми за разбитую тарелку?

— Она бы никому не причинила вреда. — Голос Кестрел надломился от страха, который она не могла больше сдерживать. Он заставил ее сказать неправильную вещь: — Я бы этого не позволила.

— Ты больше не будешь никому приказывать, — сказал торговец и перерезал экономке горло.

Захлебываясь в собственной крови, женщина сползла по расписанной цветами стене, прижимая руки к горлу, будто могла закрыть рану. Распорядитель торгов по-прежнему стоял над ней. Он позволил ее крови заливать свою одежду, пока несчастная не затихла на полу.

— Но она ничего не сделала. — Кестрел не могла остановить себя, хоть и знала, что говорить что-либо было глупо, ужасно глупо. — Она делала только то, за что я ей платила.

— Кестрел, — резко бросил Арин.

Распорядитель торгов обернулся к ней и снова поднял нож. Кестрел успела лишь вспомнить звук ударов молота по наковальне и подумать обо всем том оружии, которое выковал Арин. Она осознала, что, если бы он захотел сделать некоторое количество оружия на сторону, это было бы вовсе не сложно.

Распорядитель торгов приближался к ней.

Совсем не сложно.

— Нет, — сказал Арин. — Она — моя.

Торговец замер.

— Что?

Арин подошел ближе и ступил в кровь экономки. Возле торговца он остановился и принял свободную и беспечную позу.

— Она — моя. Мой приз. Плата за службу. Военная добыча. — Арин пожал плечами. — Называй ее как угодно. Можешь называть моей рабыней.

Кестрел окатило стыдом, столь же ядовитым, как та отрава, которую ее друзья, должно быть, отведали на балу.

Распорядитель торгов медленно произнес:

— Я немного беспокоюсь за тебя, Арин. Мне кажется, ты сейчас не до конца осознаешь ситуацию.

— Есть что-то плохое в том, чтобы я обращался с ней так, как она до этого со мной?

— Нет, но…

— Валорианская армия вернется. Она — дочь генерала. Она слишком ценна, чтобы потратить ее жизнь впустую.

Распорядитель торгов убрал нож, но Кестрел не могла успокоить свои мысли. Внезапно появившаяся альтернатива смерти показалась еще худшим вариантом.

— Просто не забывай, что произошло с твоими родителями, — сказал торговец Арину. — Не забывай, что валорианские солдаты сделали с твоей сестрой.

Взгляд Арина метнулся к Кестрел.

— Я помню.

— Правда? Где ты был во время нападения на поместье? Я ожидал, что найду здесь своего помощника, свою правую руку. Но вместо этого ты был на вечеринке.

— Потому что мне стало известно, что там будет раб капитана порта. Он предоставил мне ценную информацию. Нам все еще предстоит разобраться с торговыми судами, Плут. Отправь меня туда. Позволь мне сделать это для тебя.

Лицо Арина выражало очевидное желание угодить торговцу.

Плут тоже это увидел и вздохнул.

— Возьми нескольких бойцов. В порту ты найдешь еще. Захватите все корабли или сожгите их. Если хоть один из них выйдет в море, чтобы предупредить империю о том, что мы захватили город, наша революция будет очень недолгой.

— Я позабочусь об этом. Никто не покинет порт.

— Возможно, некоторые уже это сделали. Солдаты на борту не могли не услышать взрывов.

— Для них это еще одна причина дождаться, пока с берега вернутся их сослуживцы.

Плут ответил на это гримасой сдержанной надежды:

— Иди. Я тем временем закончу чистку во дворце губернатора.

Кестрел подумала о своих друзьях. Она посмотрела на кровь на полу. Она не обратила внимания на то, как Арин подошел к ней. А затем распорядитель торгов сказал:

— Ее руки.

Она подняла глаза. Взгляд Арина метнулся к ее сжатым кулакам.

— Разумеется, — сказал он торговцу, и Кестрел поняла: только что они выбрали лучший способ угрожать ей.

Она никак не отреагировала, когда Арин взял ее за руку. Она снова увидела распорядителя торгов на арене и ощутила летнюю жару. «Этот парень поет», — сказал он. Кестрел вспомнила, как мужчина надавил сапогом на кисть ее руки. Она осознала, что всему городу, должно быть, была известна ее слабость к музыке. Возможно, именно это ранило ее больше всего, подумала она, когда Арин потянул ее прочь из комнаты.

Они использовали против нее то, что она любила.

* * *

Она поклялась себе не говорить с Арином, но затем он сказал:

— Ты пойдешь со мной в порт.

От неожиданности она произнесла:

— Зачем? Почему бы не запереть меня в бараке? Это будет отличная тюрьма для твоей добычи.

Он продолжил вести ее через коридоры дома.

— На случай, если Плут изменит свое решение насчет тебя.

Кестрел представила, как распорядитель торгов открывает дверь камеры.

— Похоже, мертвой я не принесу тебе пользы.

— Я никогда не позволю этому произойти.

— Какая трогательная забота о жизни валорианки. Как если бы не ты позволил своему предводителю убить ту женщину. Как будто не на тебе лежит вина за смерть моих друзей.

Они остановились у дверей в покои Кестрел. Арин повернулся к ней.

— Я позволю умереть всем до последнего валорианцам в городе, если это будет значить, что не умрешь ты.

— Например, Джесс? — Ее глаза застлала внезапная пелена непролитых слез. — И Ронану?

Арин отвел взгляд. Кожа над его глазом в месте, куда она его пнула, начала темнеть.

— Я десять лет был рабом. Больше я им быть не намерен. Что ты думала сегодня в карете? Что все нормально, если я всегда буду бояться прикоснуться к тебе?

— Это не имеет никакого значения. Я не дура. Тебя продали мне, чтобы ты предал меня.

— Но я тебя не знал. Я не знал, насколько ты…

— Ты прав. Ты меня не знаешь. Ты чужой.

Он оперся рукой о дверь.

— А что с валорианскими детьми? — требовательно спросила Кестрел. — Как вы поступили с ними? Их тоже отравили?

— Нет, Кестрел, разумеется, нет. О них будут заботиться. Они будут жить в достатке. С нянями. Таков был план. Ты думаешь, мы — чудовища?

— Думаю, да.

Пальцы Арина сжались на двери, и он распахнул ее.

Он провел Кестрел в гардеробную, открыл шкаф и стал перебирать одежду. Затем он достал черную тунику, лосины и жакет и протянул их Кестрел.

Девушка холодно произнесла:

— Это церемониальное одеяние для боя. Ты ожидаешь, что в порту мне придется сражаться на дуэли?

— Ты слишком заметная. — В его голосе прозвучало что-то странное. — В темноте. Ты… выглядишь как открытое пламя. — Он нашел еще одну черную тунику и разорвал ее. — Вот. Завяжи свои волосы.

Кестрел стояла неподвижно, сжимая в руках ткань. Она вспомнила, когда в последний раз надевала этот костюм.

— Одевайся, — сказал Арин.

— Выйди.

Он покачал головой:

— Я не буду смотреть.

— Правильно. Не будешь, потому что сейчас ты выйдешь.

— Я не могу оставить тебя одну.

— Не глупи. Что я могу сделать, в одиночку отвоевать город обратно, не выходя из своей гардеробной?

Арин провел рукой по волосам.

— Ты можешь убить себя.

Кестрел горько ответила:

— Я думала, по тому, как я позволила тебе и твоему другу распоряжаться мной, было понятно, что я хочу остаться в живых.

— Ты могла передумать.

— И как именно я смогу это провернуть?

— Например, повеситься на своем ремне для кинжала.

— Так забери его.

— Ты используешь одежду. Лосины.

— Повешение — недостойная смерть.

— Ты разобьешь зеркало над туалетным столиком и зарежешь себя. — И снова голос Арина показался незнакомым. — Кестрел, я не буду смотреть.

Она поняла, почему его слова прозвучали так грубо. В какой-то момент разговора она перешла на валорианский, и он последовал ее примеру. Грубость его словам придавал акцент.

— Я обещаю, — произнес он.

— Твои обещания ничего не стоят.

Кестрел отвернулась и начала раздеваться.

Загрузка...