Пронзенное сердце

Глава 20

Николас сложил пергамент и со вздохом потер затылок. Послание Уота, как и все весточки, приходившие в последнее время в Хоуксмур, сообщало о действиях короля Джона: тот со своим наемным войском двинулся на север, угрожая каждому стоящему на пути замку.

Уот рассказывал и о Уайтхоуке. Бросив письмо на стол, Николас встал, чтобы размять шею и плечи. Питер терпеливо ждал, лениво растянувшись в кресле у камина.

За высокими, закрытыми ставнями окнами бушевала непогода. Ветер завывал, словно стая голодных волков, ледяной дождь барабанил по стеклам. Не самое подходящее для военных кампаний время, подумал барон; и все же вызывало сомнение, что обычай зимнего перемирия убедит короля отложить месть.

Николс мрачно взглянул на Питера.

— Уот пишет, что мой отец получил еще одно королевское предписание, подтверждающее его право на Эшборн. Он пытается лишить меня наследства, а свою помолвку с Эмилин объявляет разорванной из-за ее недостойного поведения.

Питер кивнул.

— И все же и тебе, и твоей жене везет, словно ангелам. Уайтхоук необычайно тих. И вообще, если не считать леди Элрис, твоя свадьба вызвала удивительно мало недовольства, несмотря на крайне странные обстоятельства.

— Ты прав. Леди Джулиан от всего сердца благословила нас. А слуги и крестьяне воспринимают жизнь просто и прагматично. Раньше она была монахиней, теперь стала баронессой. Они могут посмеяться за кружкой пива вечерком, но примут все, как есть и не станут задавать лишних вопросов. Лишь Элрис, как ты верно заметил, исполнена негодования. Но я надеюсь, что она покинет нас, едва позволит погода. Я слышал, что ее отец ведет переговоры с Шавеном.

Питер выразительно закатил глаза:

— Святые угодники! Шавен и леди Элрис? — Николас пожал плечами.

— Она принесет с собой богатое приданое, а когда-нибудь и немалое наследство. Что до меня, я не хотел бы сообщать леди новости о ее ухажере, — с недовольной гримасой добавил он.

— И я тоже, — согласился Питер. — Но как получилось, милорд, что отец смирился с вашей женитьбой на леди Эмилин?

Николас лишь повел плечом.

— Я вовсе не уверен, что он смирился. Весной меня запросто могут вызвать на турнир, чтобы расквитаться. А сейчас он просто занят другими проблемами — с тех пор, как отправился вместе с королем в Рочестерский замок.

Питер подался вперед.

— Что пишет Уот о Рочестере? Николас, не отрываясь, смотрел в огонь.

— Осада снята. Воины короля убили сорок свиней, а сало использовали, чтобы поджечь стены и взорвать угловую башню. Это было в конце ноября. Джон не знал жалости. Пленников заковали, многие получили увечья. Он даже повесил друга детства. — Николас тяжело вздохнул. — Король сходит с ума от гнева и вместе с иностранной армией продвигается на север. К Рождеству будет уже в Ноттингеме.

— Боже милостивый! — воскликнул Питер, нахмурившись. — Быстро же он шагает! А как же тогда мятежные бароны в Лондоне? Говорят, что они проводят почти все время в пьянстве и игре в кости.

— Это все так, но они страстно мечтают свергнуть короля и испробовали уже почти все законные средства. Из этого ничего не получится. Он тщательно рассчитывает каждый шаг.

— Оппозиционеры уже несколько недель назад собирали землевладельцев Йорка, чтобы обсудить ситуацию, а ты не поехал.

— Я не могу поддерживать тех, кто собирается предложить английскую корону французскому принцу. Хорошо известно, что я на стороне хартии. А помимо этого я не желаю связывать себя с теми, кто выступает против непредсказуемого короля.

— Джон — хитрый трус, — согласился Питер. — Удивительно видеть его во главе армии в такой нелегкой кампании.

— Скорее всего, ему приятно будет обойтись со своими баронами, как с теми самыми свиньями в Рочестере, и забыть об этом. Беда в том, что у северян нет единой армии — каждый стоит сам за себя.

— У северных баронов три пути: сдаться сразу, купить милость короля или готовиться к войне. Николас мрачно кивнул.

— Да. Я долго думал обо всем этом, Перкин, — негромко проговорил он. — Я не сдам Хоуксмур. Мы немедленно начнем укреплять стены.

Пока он смотрел в огонь, ощущая, как янтарное тепло касается его лица, твердое решение созрело в его душе. Он будет защищать свой дом и семью и положит на это все отпущенные ему Богом силы.

— Я не стану и выкупать ворота своего замка, — добавил он. — Проверь свой меч, друг.

Рука Эмилин устала махать, а щеки покраснели от холода. Она покрепче сжала поводья своего гнедого коня и взглянула на Николаса, который не спеша ехал на своем Сильванусе. Он снова повернулся в седле, чтобы помахать крестьянам, толпившимся по краям дороги. Во время этого длинного путешествия по своей земле ему не раз приходилось доставать из кошелька монеты, выкликать приветствия, называя многих по имени. Крестьяне же, в свою очередь, выказывали ему уважение и дружбу, как это водится между верными подданными и разумным и заботливым господином.

Прищурившись, Эмилин рассматривала широкие просторы заснеженных болот, сияющих на солнце, словно перевернутые чаши из белого стекла. Впереди виднелись строгие и суровые стены замка Хоуксмур. Даже в большом зале покажется тепло, словно в пекарне, по сравнению с этим ледяным холодом. Стремясь как можно быстрее попасть домой, Эмилин пришпорила коня.

Рано утром, после того как все, кроме Николаев, все еще отлученного от церкви, выслушали Рождественскую мессу в новой часовне Хоуксмура, барон и баронесса с небольшой свитой выехали в путешествие по замерзшим дорогам к северу от замка.

Несмотря на холод, повсюду, где они проезжали, крестьяне выходили им навстречу с приветственными криками и смехом, ловили серебряные монеты, выносили свежий хлеб, омелу и остролист — на счастье. Через несколько миль Эмилин и Николас угостились горячим грогом в придорожной таверне и повернули коней к дому.

— Если у вас, миледи, оставались какие-то сомнения относительно доброго отношения к вам, можете отбросить их, — улыбаясь, произнес Николае. — Нашу рождественскую процессию приветствовали достаточно тепло, чтобы мы смогли удостовериться во всеобщем расположении.

Эмилин взглянула на него глазами, в которых мерцали холод, солнце и счастье.

— Должна признаться, я чувствовала себя невестой, проезжая по деревням, но боюсь, что причиной радости было количество серебряных монет, которыми ты осыпал людей.

— Вовсе нет, милая. Монеты, конечно, радовали, но приветствовали они тебя, — возразил Николас и повернулся, чтобы помахать женщинам, выкрикивавшим пожелания счастья.

Эмилин поудобнее устроилась в седле, вспоминая шумную и яркую прошедшую неделю и все возрастающий спрос на нее как на госпожу и хозяйку замка. Но обязанности были приятными. Они включали, в частности, наблюдение за украшением зала гирляндами из остролиста и плюща и отрезами яркого шелка.

Семеро мужчин притащили огромное святочное полено и положили его в камин. Оно должно гореть до Двенадцатой ночи. Столы были накрыты с тем, чтобы досыта накормить сотни слуг, рыцарей и непрекращающийся поток крестьян.

В семье дарили друг другу подарки. Эмилин подарила Николасу небольшую икону Святой Девы которую написала сама. А на обратной стороне ее был изображен Святой Николай. Подарок барону понравился, а ей, в свою очередь, понравился его пояс из золотых колец, украшенных овальными сапфирами.

Но, к ее большому удивлению, он прошептал, что главный его подарок впереди. Покраснев, она рассмеялась и поцеловала его, думая, что он имеет в виду еще одну волшебную ночь в его огромной постели с красным балдахином.

Несколькими неделями раньше Николас помог ей приготовить подарки детям. Кристиен получил тисовый лук и колчан со стрелами, а Изабель — янтарный браслет, который когда-то принадлежал леди Бланш. Гарри радовался оловянным солдатикам на деревянных колесах. Но самой счастливой казалась леди Джулиан: она получила в подарок маленькие очки в золотой оправе. Николас заказал их стекольщику в Йорке.

Дети не ложились спать до тех пор, пока их глаза не начали слипаться от усталости. Гарри нашел в своем куске пирога боб и под всеобщий восторженный смех был торжественно провозглашен Королем пира. Он правил мудро до тех самых пор, пока не разразился истинно тиранскими слезами и был унесен в кровать.

Все еще улыбаясь хороводу воспоминаний, Эмилин пришпорила коня, чтобы пересечь подъемный мост и проехать под решеткой.

Выбежали слуги, чтобы принять коней. Пока Эмилин спешивалась, старший дворецкий несколько скованно спустился с лестницы и, подойдя к Николасу, стал что-то негромко ему говорить.

Выслушав его, Николас нахмурился, быстро кивнул и кинул слуге поводья.

Эмилин озадаченно взглянула на мужа, но он в это время коротко и резко сообщал что-то Питеру. Потом повернулся на каблуках и быстро побежал вверх по лестнице.

Перед камином стоял человек в заляпанных грязью доспехах и красном плаще и, не отрываясь, смотрел на горящее святочное полено. Борода его была седа, а лицо, изборожденное морщинами, выглядело крайне усталым. Он принял из рук горничной кубок горячего грога. Николас стремительно подошел к нему, и человек обернулся.

— Уот! — улыбнулся Николас, хлопая его по плечу. — С Рождеством, дружище! Эмилин будет рада увидеть тебя. Когда ты приехал?

— Не больше часа тому назад, милорд, — отвечал Уот. — Я выполнил все, что вы просили.

— Значит, все сделано? — коротко и резко переспросил Николас.

— Да, милорд, — подтвердил, кивнув, Уот. Также приняв бокал грога, Николас кивком отпустил служанку. Он жадно отхлебнул дымящуюся жидкость и посмотрел на Уота.

— А сверток?

— Передал вашему сенешалю, сэру Юстасу.

— Хорошо, — Николас вздохнул, как будто тяжкий груз свалился у него с плеч.

— Были у тебя в Эшборне трудности?

— Нет, милорд. Путь короля лежит на север, а не на запад. Мы защищены от его гнева нашим местоположением и собственностью Уайтхоука на землю.

Николас поднял бровь.

— Вижу, что ты носишь красный цвет барона Эшборна, а не цвет ржавчины Уайтхоука. Уот пожал плечами.

— Надел тот плащ, который захотел надеть. Я же больше не сенешаль в Эшборне.

— Что ты говоришь?

— Уайтхоук сообщил, что по приезде в Грэймер он назначил нового сенешаля.

— Он снова вернулся на север? Я не слышал об этом.

— Да, он прислал мне письмо на прошлой неделе. А ваше я получил раньше. Видит Бог, сэр, я очень обрадовался известию о вашей с леди Эмилин свадьбе. Граф, должно быть, места себе не находит от ярости и зависти.

— Это длинная история, которую ты скоро услышишь. Устройся поудобнее и расскажи мне о короле. — Николае присел на стол, а Уот тяжело опустился на скамью. — Мы слышали, что он со своими наемниками был на Рождество в Ноттингеме.

— Да, милорд, и, по слухам, он покинул его в гневе. — Уот отхлебнул из своего бокала и покачал головой. — Он рассылает иностранцев стаями, словно волков, чтобы захватить замки северян, попадающиеся на пути. Приказывает жечь их. Он почти не встречает сопротивления, милорд. Зато везде — гостеприимство. Деньги сыплются на него, словно из рога изобилия. Он хочет — принимает, хочет — не принимает, в зависимости от настроения.

— Каков его маршрут?

— Твердо на север. Рокингэм, Бельвуар и Донкастер сдались так же, как и многие другие. Замки и города настежь открывают ворота в надежде избежать неизбежного. А те, кто отказываются впустить по-хорошему, тут же имеют дело с армией и с осадными орудиями. Король собирает выкупы, словно сборщик налогов в сезон.

— Так где же он сейчас?

— Последнее, что я слышал, был Понтефракт, сейчас, возможно, уже Йорк, милорд.

— Выходит, он не так уж далеко от Хоуксмура.

В дальнем конце зала открылась дверь, и вошел Питер. Он приблизился, чтобы поприветствовать Уота. Откинув капюшон и поставив ногу на скамью, Питер выслушал новости в кратком пересказе Николаев.

Глубоко заинтересованный, Питер осыпал Уота вопросами о северной кампании короля. Сидя на краешке стола, Николае потягивал вино и неторопливо оглядывал зал, щедро и со вкусом украшенный зеленью.

Веселый смех и радость как будто еще не покинули его. Вспоминать праздник было и приятно, и мучительно — воспоминания походили на сон или туманную мечту. Огромное душистое рождественское дерево, увешанное яблоками, грушами, орехами, украшенное шелковыми лентами, было подвязано к стропилам посреди зала. Святочное полено в камине горело золотым огнем, потрескивая и согревая все вокруг своим теплом.

Николасу смертельно не хотелось оставлять этот недавно обретенный домашний уют и возвращаться к угрюмым военным обязанностям, спорам и неурядицам, которые в последнее время целиком захватили север Англии. Но выбора не было. Со вздохом барон вернулся в реальность к Уоту и Питеру.

— Король следует по заранее спланированному маршруту? — расспрашивал Питер.

— Он направляется к Бервику на шотландской границе, сметая с лица земли каждую крепость, которая попадается ему на пути. Александр Шотландский наступает на Англию, и Джон полон решимости остановить его движение и в то же время стереть с лица королевства все следы непокорности.

— Очевидно, Александр чувствует под самым своим носом запах гниющего скелета Англии, — заметил Питер.

— Как и Филипп Французский, — добавил Николас. — Джон пригласил его помочь подавить восстание, и рыцари повалили стадами. Так много, как мне рассказывали, что при должном командовании они вполне могли бы захватить всю Англию.

— Что за компот сделал Джон из Англии! — воскликнул Питер. — Нечего удивляться, что иностранцы так и ждут возможности напасть. Они понимают, что мы разобщены, даже с собственным королем те в ладах.

— Именно так. У короля много достоинств, но он пылок и нерассудителен — хуже любого бунтовщика. Мудрый совет и ограничения — такие, как в хартии, — вот и все, что ему надо. Но, похоже, все это зашло уже слишком далеко. Разгневавшись, он не скоро остынет. Ему необходимо, чтобы мы платили — неважно, чем: монетой ли, замком или жизнью, — заключил Николае. — Ты говоришь, Уот, королевская армия по большей части состоит из французов?

— Да, милорд, так же, как из гасконцев, брабантцев и фламандцев.

— Ха, — усмехнулся Питер, — не дай Бог, у Джона не хватит денег, чтобы с ними вовремя и щедро расплатиться! Тогда у него на загривке повиснет целая стая гончих!

Уот поднял бровь и удивленно взглянул на Николаев.

— Говорят, король путешествует с целой казной в обозе.

Николас тихонько свистнул.

— Великоват дорожный кошелек! Выходит, что он никому не доверяет!

Питер отошел от скамьи и подошел к столу, чтобы налить себе бокал вина.

— Некоторые из некогда ярых его сторонников перешли на сторону бунтовщиков, — заметил он. — Эрандэл, Йорк, граф Суррейский. Есть и еще.

— Йорк уже продался, — возразил Уот. — Он предложил королю тысячу марок за то, чтобы тот обошел стороной Олнвикский замок.

— Уайтхоук остается среди тех, кто все еще поддерживает короля, — продолжал Питер. Николас кивнул.

— Таким образом обеспечена безопасность замку Грэймер. Я сомневаюсь, что король сунется и сюда, но все равно — мы вооружены все поголовно, а укрепления готовы выдержать атаку. Но, Питер, я хочу, чтобы ты взял с собой еще несколько человек и отвез женщин и детей в Эвинкорт.

— В замок графини близ Ланкастера? — уточнил Питер.

— Да. Там, далеко на западе, им будет спокойнее. Джон не сможет прочесать всю Англию за одни поход — тем более зимний. Ты успеешь вернуться прежде, чем здесь что-нибудь случится. Если случится, — добавил Николас. — Будь на то Господня воля, мы не увидим боев здесь, в Хоуксмуре.

Питер поднял бровь.

— Твоя жена будет очень недовольна, если ты отошлешь ее.

— Она уже и раньше бывала недовольна мной, — парировал Николае.

Услышав неожиданный скрип двери, Николас обернулся. Эмилин, все еще в плаще, раскрасневшаяся, вошла в зал, снимая на ходу перчатки из кроличьего меха. В свете зимнего солнца косы ее казались льняными. Увидев ее, Николас ощутил прилив нежности, а затем чувство, значительно более сильное, чем физическое волнение и влечение, — любовь.

Идя по залитому солнцем залу, Эмилин видела лишь руку и спину человека, которого закрывали от ее взгляда Николаc и Питер. Еще один посыльный, решила она, их так много ездит в последние недели в замок и из замка.

Она заметила, что человек этот плотного сложения и одет в красное. Новости из Эшборна, оживилась она. Приближаясь, девушка обратила внимание, что Николаc наклонился к Питеру и что-то тихо сказал ему на ухо.

Питер странно взглянул на Николаев и быстро вышел через боковую дверь, даже не поприветствовав Эмилин, что было совсем не свойственно ему.

Пройдя примерно половину большого зала, Эмилин заговорила:

— Милорд, мне сказали, что у нас гость… — Не договорив, она застыла на месте, узнав тронутые сединой волосы, темные глаза, широкое лицо повернувшегося к ней человека. Улыбка растворилась в удивлении. — Уот, — закричала она. Перчатки полетели на пол. Подобрав юбки, Эмилин заспешила. — Уот! — Вбежав прямиком в его раскрытые руки, она изо всех сил обняла его. — Господи, да как же это так вышло, что ты сам появился здесь? В Эшборне что-то не так? Что слышно о Гае?

— Эшборн цел и невредим, — прервал ее Николас. — Мой отец освободил Уота от обязанностей сенешаля. Думаю, что нам здесь очень понадобится такой опытный воин, если, конечно, Уот согласится остаться. — Эмилин улыбнулась Николасу, ни на секунду не выпуская руки Уота.

Уот поклонился.

— Благодарю, милорд. С радостью принимаю предложение. — Голос его казался таким родным, глубоким и теплым, манеры — скромными и свободными. Эмилин поняла, как ей не хватало его все это время.

— Сэр Уолтер привез известие, что король со своей армией подступает к Йорку, — пояснил Николас.

Девушка взглянула в тревоге.

— Идет на север? Он может явиться сюда?

— Этого мы не знаем, миледи, — серьезно ответил Николас. — Сейчас для вас имеется другая забота.

— В чем дело? — забеспокоилась она, но в эту минуту боковая дверь открылась и вернулся Питер, причем его лицо, обычно бледное, покрывал заметный румянец. За ним шел еще один мужчина. Руки Эмилин невольно поднялись к щекам.

Мужчина был высок, очень худ, длинные светлые волосы свисали до плеч. Он остановился в нескольких шагах и молча смотрел на нее, а потом поднял руки ладонями вверх.

— О Господи! — вырвалось у Эмилин. Слезы против ее воли затуманили глаза. — О Господи! — С сомнением шагнула она вперед. Сердце билось яростно, дышать стало трудно. Словно стрела, пролетела девушка оставшиеся несколько шагов.

— Эмилин, — проговорил Гай.

Обняв брата, Эмилин моментально ощутила и его истощенность, и его страшную усталость. Гай напоминал светлого медведя. Более мускулистый от природы, чем Николае, и раза в два более массивный, он был знаменит своей силой. Но сейчас Эмилин казалось, что она сможет поднять его.

— Гай, — выдохнула она, слезами намочив его подбородок, — когда?..

— Меня освободили в ноябре, — ответил он.

— Миледи, — вмешался Уот. — Лорд Гай вернулся домой слабым, будто новорожденный младенец, и необходимо было время, чтобы он набрался сил? Для поездки в Хоуксмур.

— Но почему же никто не сказал мне, что Гай на свободе? Уот, ты же писал Николасу!

— Я знал, Эмилин, — ответил Николас. — Но молчал. — Эмилин недоуменно взглянула на мужа. — Гай был серьезно болен и настоял на нашем молчании — до тех пор, пока он сам не будет в состоянии приехать к своей семье.

— Ты болел? — Она посмотрела на Гая.

— Он нуждался в еде, питье и отдыхе, — пояснил Уот. — Он едва не умер с голоду в тюремной камере.

Эмилин в ужасе закрыла лицо руками. Питер мрачно кивнул.

— Это вполне обычный метод короля Джона, миледи. Голодающий заключенный обходится значительно дешевле, чем сытый. Многие так и умирают в королевской тюрьме. Джон в таких случаях объясняет, что это случайность, и просит простить ему его забывчивость.

— Какая немыслимая жестокость! Но как же тебе удалось вырваться на свободу? Король отказывался выпустить тебя, прикрываясь тем, что вина твоя слишком тяжела.

— Любая вина имеет свою цену, сестричка, по крайней мере, для Джона. Твой господин заплатил за мою вину.

Эмилин обернулась. Николас спокойно наблюдал за ними. Глаза его сейчас казались серо-зелеными на фоне покрытых румянцем щек. Этот румянец, свидетельство его смущения и уязвимости, поразил и рассмешил Эмилин.

— Николас! Неужели ты заплатил выкуп?

Он коротко кивнул, не отводя глаз от ее лица.

— Я не стану платить выкуп за собственный замок, как я уже говорил. Но не было другого способа увидеть Гая свободным. Король настаивал на приговоре — измена. В конце концов, его кошелек оказался разумнее, чем он сам.

Гай рассмеялся.

— Я поздравляю тебя с прекрасным браком, сестричка! Я бы не смог найти тебе жениха лучше этого славного рыцаря.

Протянув Николасу руку, она на секунду задумалась:

— А я бы и не согласилась выйти ни за кого другого.

Пальцы мужа крепко сжали ее ладонь.

— И снова я говорю тебе «нет», Эмилин. Король мечом прорубает себе дорогу через всю Англию. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.

Николас быстро шагал по двору, а Эмилин пыталась поспеть за ним, сжимая на груди плащ: утро выдалось холодным.

— Но Хоуксмур слишком далеко на западе, король не станет суетиться из-за нас, — настаивала она. — Ты сам говорил это Питеру вчера вечером.

Барон раздраженно взглянул на нее и вошел в конюшню, но Эмилин и не собиралась отставать.

— Мы и так провели врозь большую часть времени с тех пор, как поженились, — настаивала она, входя в теплый сумрак. Зевающий конюх, задававший в этот момент сено лошадям, недоуменно взглянул на барона и его супругу, а потом натянул капюшон и вышел.

— Не проси меня уехать сейчас, Николае, — продолжала Эмилин.

— Как ты не поймешь: король наутро поджигает каждый дом, в котором провел ночь. Да, действительно, Хоуксмур в стороне, он может сюда и не добраться. Но Джон непредсказуем. Если он затаил на меня зло за участие в подготовке хартии, то вполне может послать карательный отряд с заданием спалить замок. Он знает, что я не буду откупаться.

— Зачем ему выбирать тебя, когда есть другие — ближе? Ты говорил, что он сейчас в Понтефракте.

Николас резко остановился, и Эмилин наткнулась на его спину. Повернувшись, он схватил ее за плечи.

— Да, но по пути в Йорк, который совсем недалеко отсюда, даже в разгар зимы. Подумай, Эмилин! Зачем ему было приходить сюда? — Он слегка встряхнул ее. — Подумай. Кто может за этим стоять?

— Уайтхоук, — коротко произнесла Эмилин. — Но твой отец не сделает этого. Даже он не сможет предать собственного сына.

Николас, не отрываясь, с минуту смотрел на нее. В полумраке конюшни глаза его отливали сталью.

— Так ли? — спросил он холодно.

— Николас, — не унималась Эмилин. — Уайтхоук смирится с нашей свадьбой, нужно только время. Несмотря на всю свою злобу, он кажется религиозным человеком. Он основал монастырь, наложил на себя епитимью…

Николас рассмеялся зло, словно каркая.

— А знаешь, почему он все время пытается умилостивить Бога? — Барон еще крепче сжал плечи жены и наклонился к ее лицу.

— Нет, — испуганно прошептала она.

— Да потому, что боится вечного проклятья за убийство моей матери!

— Николсе, — прошептала Эмилин, — нет… Он резко отвернулся и потер виски. В одном из стойл тихо заржала лошадь.

— Он обвинил ее в измене, заточил в темницу. И она там умерла.

Эмилин дрожащей рукой прикрыла ему рот. Хотя она и слышала разговоры, но никогда не думала об этом с такой конкретной жестокостью. Ей казалось, что смерть Бланш связана с каким-то несчастным случаем, в котором винят графа.

— Ты никогда не говорил об этом, — едва слышно произнесла она.

— Вот сейчас сказал, — холодно ответил Николас. — Человек, убивший жену якобы за прелюбодеяния, без всяких доказательств ее греха, не несет в сердце и искры чести. Ничто не остановит его от предательства собственного сына.

— Но она умерла в тюрьме. Он не убивал ее своими руками. Может быть, она заболела. Он смотрел поверх ее головы.

— Мне было семь лет, — заговорил он мертвым деревянным голосом. — Меня отослали в Эвинкорт к леди Джулиан и ее мужу. Уайтхоук поместил мою мать в так называемое «мягкое ограничение» — он сам так говорил. Тогда многие так поступали. И не видели вреда в том, чтобы запереть жену на какое-то время. Но Уайтхоук однажды обнаружил, что она мертва. — Николас склонился к Эмилин. Глаза его блистали, словно остро отточенный стальной клинок. — Знаешь, почему он не ест мяса?

— Епитимья, — прошептала Эмилин.

— Моя мать умерла с голоду.

— Господи! — только и смогла произнести Эмилин. Ей стало плохо. — Наверное, он чувствует вину, раз наложил на себя подобное наказание.

Николас дернул головой:

— Как будто это чем-то поможет!

— Николас, — начала Эмилин, но барон заставил ее замолчать, изо всех сил прижав к себе.

— Эмилин, — тихо заговорил он, — ненависть между мной и моим отцом взаимна и вряд ли может быть прекращена. Церковь учит нас почитать отца своего. Всю мою жизнь эта заповедь кажется мне абсолютно невыполнимой. Я никогда не смогу простить своего отца.

— Сможешь, — тихо произнесла Эмилин.

— Ты — воплощение верности и чести, ты знаешь это? Я все время вижу это в тебе. Верность своей семье ведет тебя и управляет твоими действиями. Несправедливость так же возмущает тебя, как и меня, но она не перерастает в ненависть. Если бы я смог этому научиться! — Погладив жену по голове, Николас с нежностью взглянул на нее. — Но сейчас постарайся все-таки понять то, что существует между Уайтхоуком и мной. Даже ты не сможешь перейти через эту пропасть.

Он нашел ее губы, и нежный поцелуй затронул в душе Эмилин те струны, которые всегда с готовностью отвечали на ласки Николаса.

— Послушай меня, — произнес он где-то возле ее лба. — Сейчас ты должна покинуть Хоуксмур. Мне надо знать, что ты в безопасности, Эмилин.

Откинув назад голову, она заглянула мужу в глаза — серо-зеленые, словно мох, растущий на камнях.

— Но я не могу уехать, по крайней мере, еще несколько дней. Деревенский священник просил меня быть на мессе в честь Двенадцатой ночи. Как баронесса и поскольку тебе еще не разрешено появляться на мессе, я обязана принять приглашение. А потом, милорд, — если вы пообещаете, что с вами ничего не случится, — я уеду, послушная вашей воле, как и подобает покорной жене.

— Хорошо, несколько дней. Я многое готов отдать за это обещание. — Он усмехнулся уголком губ. Эмилин сморщила носик.

— Увы. Милорд, нечасто вам удастся слышать подобные слова, так что оцените их по достоинству.

— Вспоминаю, что когда-то мы уже так торговались, — с улыбкой произнес Николас. — Займитесь сборами, миледи, но не трогайте стекла из моих окон.

Эмилин рассмеялась, вспоминая.

— Милорд, я не трону ваших окон — я ведь скоро вернусь.

Николас улыбнулся, потом прижался к ее губам в таком страстном поцелуе, что Эмилин едва не задохнулась и не растаяла от удовольствия. Рука его своевольно скользнула под плащ жены, следуя изгибу ее талии и бедер и поднимаясь выше — к груди. Эмилин сама удивилась силе желания, охватившего ее и наполнившего тело готовностью ко всему, что сделает Николае.

— Сэр, — прошептала она со смехом, — мы же в конюшне…

— А… — прорычал он и жадно провел губами по ее щеке. — Думаешь, этот парень скоро вернется?

Она отрицательно покачала головой и обвила руками его шею, как можно крепче прижимаясь к нему всем телом.