Прописывая правила (ЛП)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 21

АЛЕКСАНДРА

Шум дождя оглушает.

Подношу руки к голове и закрываю уши. У меня кружится голова. Лихорадит.

На моём теле нет ни одного места, которое бы не ныло. Застонав от боли, поворачиваюсь на бок и тянусь к прикроватной тумбочке. Я ищу свой мобильный телефон, стакан воды или что-нибудь, что могло бы помочь мне почувствовать себя лучше. Внезапно пальцы натыкаются на что-то твёрдое. Возможно, это стена.

Пульс учащается, когда я сажусь.

«Это не мой дом».

Я нахожусь в тёмной комнате. Здесь сыро. Я смотрю вверх на единственный источник света, — на краю потолка небольшое окошко, узкое, похожее на подвальное, но с металлическими прутьями.

Дрожь пробегает по телу, когда опускаю ноги на пол. Пол холодный, а ноги голые.

Нет. Я голая.

Платье, в котором я отправилась на вечеринку Rules Corporation, исчезло, как и нижнее белье. Вместо него на мне серая мужская футболка без логотипов и лейблов. Она довольно длинная, чтобы прикрыть тело, но согреть неспособна. Я обнимаю себя руками, пытаясь скрыть грудь. Здесь холодно. Мои соски затвердели, ноги онемели. Сбитая с толку, я пытаюсь вспомнить последнее воспоминание. Не успела я сформировать мысль, как в небе прогремел гром и молния.

Комната на мгновение озаряется светом.

И я вижу, его...

Перед дверью стоит мужчина. Он одет обычным образом: в тёмные джинсы и толстовку с капюшоном, накинутым на голову так, что скрывает лицо. Фигура мужчины настолько внушительна, что кажется, будто он занимает всё пространство, но не страх заставляет моё сердце биться сильнее, а возбуждение.

В небе раздаётся грохот, который затем стихает.

Воздух наэлектризован.

Затишье перед бурей.

Мрак вновь наполняет комнату, и я содрогаюсь. Я чувствую его присутствие на всех уровнях своего существа. Я знаю, кто он такой и чего хочет.

Но не потому, что он принёс меня сюда.

Меня охватывает внутреннее жжение, и я невольно сжимаю бёдра. Небо снова озаряется вспышками, но на этот раз сияние длится дольше. Я ищу глазами Аида, но на том месте его уже нет. Комната пуста. Он ушёл.

«Сохраняй спокойствие, — успокаиваю себя. — Ты обучена этому».

Я делаю глубокий вдох и встаю.

Шаг за шагом добираюсь до двери. Он оставил её открытой, словно хотел пригласить меня следовать за ним. Прежде чем выйти, я внимательно осматриваюсь. Передо мной длинный, узкий коридор без окон. По обе стороны коридора расположены двери, по три с каждой стороны. Все двери, похоже, закрыты, но из-под последней пробивается слабый голубой свет.

Пол неровный, освещение слишком тусклое. Стены находятся в таком состоянии, что в некоторых местах можно увидеть кирпичную кладку. Сразу заметно, как сильно отличаются полуразрушенные стены от биометрических замков, которые установлены на входе в каждую комнату. Кажется, будто кто-то занял уже заброшенное пространство и решил его обустроить.

Опираясь на стены, я приближаюсь к первой двери.

Дёргаю за ручку, но дверь заперта. Перехожу к следующей и повторяю движение. Дёргаю за ручку, но и она заперта. Так продолжается до тех пор, пока я не осознаю, что единственная дверь, которая не заперта, — та, из-под которой пробивается свет. Не обращая внимания на охватившее меня волнение, я кладу ладонь на дверь и толкаю её.

Я знаю, что он здесь, ещё до того, как вижу его. Чувствую его каждой клеточкой своего тела, слышу его, чувствую, как кровь в моих жилах закипает. Он что-то печатает на клавиатуре компьютера.

Компьютеров, поправляю себя.

Он сидит спиной ко мне. Перед ним — три клавиатуры и шесть мониторов. Он способен запускать программы и вносить изменения в коды с той же лёгкостью, с какой дышит. Поразительно, что техника мгновенно откликается на его команды, словно они — часть его самого.

Соединение надёжное и устойчивое. Вероятно, мы всё ещё находимся в Сиэтле или, по крайней мере, в непосредственной близости от центра города.

Мой взгляд быстро перемещается по помещению. Несмотря на полумрак, я могу различить очертания нескольких серверов, потрёпанного дивана и различных тренажёров, включая штангу, тренировочные цепи и скамью для пресса.

Я двигаюсь вперёд, внимательно исследуя окружающее пространство. Я знаю, что Аид заметил меня, но он не оборачивается. Лёгкий, насыщенный аромат его парфюма будоражит мои чувства.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем выдохнуть.

— Я знала.

Он прекращает печатать, но не оборачивается, чтобы взглянуть на меня. На столе рядом с ним лежит маска, которую он использовал, чтобы скрыть свою личность, и пистолет, который он забрал у меня. Когда он говорит, его голос звучит мрачно и низко, и от этого у меня по телу пробегает дрожь.

— Что?

— Я знаю твой запах. — Я снова наступаю, неумолимо. — Я почувствовала его в лифте Rules Corporation, когда мы впервые встретились. Но также и в моей комнате. На моих... простынях.

Голос едва слышен, когда я представляю, как он двигается по моей квартире, роется в моих вещах, ложится на кровать и...

Глубоко вздыхаю, приходя в себя.

— Это ты, Томас. Ты Аид.

Несколько мгновений он ничего не говорил. Он даже не дышит. Затем снимает очки и кладёт их на стол. Когда он разворачивает стул и поворачивается ко мне, я ощущаю, как внутри всё сжимается. Это Томас, но в тоже время не он. Взгляд холодный. Решительный.

Его крупное тело напряжено, словно он вот-вот набросится на меня и уничтожит.

Он может это сделать.

Его руки полны энергии, а мышцы откликаются на каждое движение. В тот раз, когда оказалась в его руках, я не могла вырваться. Моё дыхание учащается, когда вспоминаю, как он прижимал меня к стене на лестнице.

Живот сжимается.

Наконец, наступает страх.

Приходит и другое чувство: внезапное, разрушительное тепло, которое, в конце концов, оказывается между моих бёдер и делает их ещё более влажными.

Аид задирает подбородок.

Прищурившись, он смотрит на меня.

— Как давно ты знаешь?

— Некоторое время.

— Однако ты не предъявила мне обвинений.

— Нет.

— Почему?

«Потому что у меня не было достаточно доказательств».

Это опасная истина, которая стремится сорваться с моих губ. И я не признаюсь не только потому, что не хочу злить преступника, но и потому, что у меня есть план.

Аид — сильный и опытный боец. В прямом столкновении у меня нет шансов на победу. Поэтому я должна действовать хитростью. Я приближаюсь к нему, пока не касаюсь его ног своими.

— Почему, по-твоему?

Опускаю руки ему на плечи и сажусь на него сверху. Футболка приподнимается, обнажая мои бёдра. Между ног пробегает дрожь, когда грубая ткань его джинсов трётся о мои голые ноги. Я краснею, но действую без колебаний. Ласково провожу пальцами по его волосам. Мои соски прижимаются прямо к его груди. Моё дыхание сбилось, а сердце бешено колотится.

Сигналы, которые посылает ему моё тело, безошибочны, но Томас, похоже, их не улавливает.

Он замер, крепко вцепившись руками в подлокотники. Я наклоняюсь к нему и осмеливаюсь на большее. Касаюсь губами мочки его уха, а бёдрами покачиваюсь на нём, начиная прижиматься сильнее.

У меня перехватывает дыхание, когда понимаю, что Томас возбуждён. Костяшки его рук почти белые от того, как сильно он сжимает подлокотники. Я продолжаю прижиматься к нему.

— Ты когда-нибудь думал об этом? — шепчу ему на ухо.

Он скрипит зубами.

— О чём?

Я дёргаю его за волосы одной рукой, заставляя запрокинуть голову, чтобы прикусить его шею. Его дыхание становится прерывистым. Я протягиваю руку к столу за его спиной — к своему пистолету.

— О нас.

Томас едва слышно вздыхает, а затем проводит рукой по моим волосам и собирает их в кулак. Он крепко сжимает их, заставляя посмотреть ему в глаза. Его тонкие губы изогнуты в улыбке, одновременно манящей и пугающей. Большим пальцем свободной руки он поглаживает мой бок, заставляя меня трепетать.

— Я думал о тебе каждую ночь, — признаётся он. Ещё один рывок, и я выгибаю спину. Теперь моя грудь у него перед глазами. Когда он прикасается носом к соскам, я дрожу с головы до ног. — Я представлял тебя во всевозможных позах. Лежащей в постели с широко раздвинутыми ногами, сидящей на мне, и тебя на коленях перед моим креслом, обнажённой и мокрой, готовой выполнить любое моё требование...

У меня вырывается отчаянный всхлип, когда он крепко сжимает моё бедро. Его большой палец нежно скользит по внутренней части бедра, описывая круги и поднимаясь всё выше к самому чувствительному месту.

— Нет смысла ходить вокруг да около, Александра. — Его язык скользит не только по букве «р», но и по моей коже. — Если бы я оказался в твоей комнате или в твоей постели, ты бы не смогла устоять.

Наконец мне удаётся схватить пистолет.

Я сжимаю его, судорожно.

— Если ты так уверен, почему не сделал этого?

Когда он смотрит на меня, его взгляд ледяной.

Непроницаемый.

— Потому что нет никакого «мы». Ты федеральный агент, а я — преступник. И независимо от наших желаний, только один из нас покинет эту комнату живым.

«И это не ты».

Моя рука дёргается. Я направляю ствол пистолета ему под подбородок. Угрожая, вдавливаю сильнее.

— Руки вверх.

Вместо этого он поворачивает кисть руки и кладёт ладонь на мою обнажённую промежность. Он едва ощутимо поглаживает меня между ног, а затем вводит палец внутрь.

Мой голос становится хриплым.

— Томас...

— Это так же хорошо, как и неправильно, верно?

Это на самом деле так, поэтому я и заряжаю пистолет.

— Даю тебе десять секунд.

Он прижимает большой палец к моему чувствительному центру, затем вводит ещё один палец и начинает ритмично двигать рукой.

— Для того чтобы ты кончила, мне хватит и пяти.

Моё тело мгновенно охватывает жар. Его руки не перестают двигаться, грозя лишить меня чувств. Я ненавижу стон, который вырывается у меня, когда поднимаюсь на ноги, но ещё больше я ненавижу его ухмылку, когда он смотрит на мои влажные бёдра и тяжело вздымающуюся грудь.

— Руки вверх, — повторяю я.

Наконец он поднимает руки, но не для того, чтобы сдаться. Он подносит ко рту пальцы, которые были во мне. Смакует их языком, не отрывая от меня взгляда.

— Пять секунд, Александра.

Этот ублюдок ведёт обратный отсчёт для меня.

Встаёт на ноги.

— Три.

Шаг вперёд, а я отступаю.

— Две.

Мне приходится остановиться, когда мои ноги ударяются о второй стол, который я не заметила.

— Одна.

Он набрасывается на меня, и я целюсь ему в ноги. Взвожу курок до конца, но выстрел не происходит. У меня перехватывает дыхание, когда его тело врезается в моё и поднимает меня на стол. Пистолет падает на пол. Через мгновение я оказываюсь лежащей на спине, а его руки обхватывают моё горло.

Его хватка сильная, но не слишком жёсткая.

Томас не пытается меня задушить, но я всё равно задыхаюсь. Его бёдра прижимаются к моим. Он возбуждён.

Я тоже, чёрт возьми.

Поэтому, вместо того чтобы оттолкнуть, я обхватываю его ногами за талию и притягиваю к себе. Звук, сорвавшийся с его губ, заставляет меня вздрогнуть с головы до ног, потому что это не стон похоти.

Это гнев.

ГЛАВА 22

ТОМАС

«Отпусти её».

На протяжении тринадцати лет я только и делаю, что повторяю про себя эти два простых слова. Я знаю их как свои пять пальцев, но сейчас они звучат по-другому, потому что предназначены не для Ханны.

С трудом удерживая Александру прижатой к столу, слышу их снова. Вполголоса.

«Отпусти её».

Я их не слушаю.

Бл*дь, я никогда этого не делаю.

Несмотря на то что запер воспоминания о Ханне в пустой могиле, я так и не смог оставить её в прошлом. Хотя старался не думать об Александре, я обнаружил, что постоянно возвращаюсь к ней.

Гонялся за ней.

«Похитил».

Обхватив руками её горло, приказываю ей сдаться и выгнуться. Я делаю это глазами, так как настолько возбуждён, что не могу даже говорить. Но вместо того чтобы подчиниться, она обхватывает мои бёдра ногами и притягивает к себе — к своему лону.

Непристойный крик срывается c моих губ. Во рту всё ещё ощущается её вкус, на кончике языка — её имя. Ненавижу, что она такая. Ненавижу, что она здесь, но ещё больше ненавижу безумный, яростный гнев, который разливается по моим венам, отравляя кровь и лишая всякого контроля.

Стиснув зубы, набрасываюсь на неё.

— Ты стреляла в меня.

Её глаза едва заметно расширились, как бы удивляясь.

Уголок моего рта приподнимается.

— Ты всерьёз полагала, что я оставлю заряженное оружие в пределах твоей досягаемости?

Её губы едва заметно подрагивают. Когда она вздыхает, её горло двигается под моими пальцами.

— Это было испытание, — понимает она. — Как цветы, телефонные звонки и флешка...

Я понемногу ослабляю хватку, пока не могу свободно дышать. И отступаю.

Смотрю, как она садится и потирает шею. Даже в темноте замечаю след, который оставили на ней мои руки.

«Мне это не нравится. Я не такой».

Внезапно она опускает взгляд, ошеломлённая.

— Я облажалась.

Я сжимаю кулаки, выдавая гнев.

— Да, Александра. Ты облажалась.

— Что теперь?

Её голос звучит тихо, не знаю, от страха, боли или чувства вины. Но её взгляд остаётся таким же проницательным и выразительным, как и прежде. Она смотрит на меня так, словно хочет заглянуть в самую глубину моей души и узнать какую-то тайну. Но она не узнает её, пока я сам не захочу поделиться.

— Ты останешься здесь.

— Зачем?

Я отворачиваюсь от неё и возвращаюсь к компьютеру.

— Затем, что ты доказала, — я не могу тебе доверять.

У неё вырывается сдавленный смешок.

— В твоих мечтах.

Она спрыгивает со стола и идёт к двери, через которую вошла. Мне требуется всего лишь одна команда, чтобы заблокировать её.

Александра в ярости поворачивается ко мне.

— Открой.

Я поворачиваю своё кресло так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу.

— Докажи, что я могу тебе доверять.

— Дай угадаю. Ты хочешь, чтобы я разделась?

Я бросаю на неё испепеляющий взгляд.

— Как уже говорил, меня интересует не твоё тело, а твой разум.

Её взгляд скользит вниз, к моей промежности. Мой член твёрдый. Выпирает. Она качает головой и резко смеётся.

— Прости за прямоту, но мне трудно поверить.

Я высокомерно задираю голову, а потом поддразниваю её.

— Ты тоже испытываешь сложности в моей компании, или это просто страх?

Я замечаю, как по её телу пробегает лёгкая дрожь. В её взгляде читается непокорность. Мы оба понимаем, что приближаться ко мне — не самая лучшая идея, но она всё равно идёт вперёд. Она идёт босиком, почти обнажённая, но с высоко поднятой головой.

— Сядь, — приказываю я ей.

Она растерянно оглядывается по сторонам. Кроме дивана в конце комнаты, и кресла, которое занимаю я, альтернатив нет.

— Куда, по-твоему, я должна сесть?

Я постукиваю рукой по бедру, призывая её подойти ближе. Возбуждённый румянец заливает её лицо, но она не сопротивляется. Она садится ко мне на колени и берёт в руки клавиатуру.

— Чего ты ожидаешь от меня?

И снова она не спрашивает. Она бросает мне вызов.

И я чувствую, как член набухает.

— Мне нужно, чтобы ты просмотрела некоторые отчёты.

Она громко пыхтит, когда не может получить доступ к компьютеру.

— Экран заблокирован. Какой пароль?

Я кладу руки ей на бёдра и наклоняюсь вперёд, чтобы прошептать на ухо.

— Пароль — «Ханна».

Александра едва заметно вздрагивает, не знаю, то ли от близости, то ли от удивления. Она поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Кто такая Ханна?

Мои руки скользят по её бёдрам, поглаживая их.

— В твоих словах я слышу нотки ревности?

С разочарованным вздохом она отводит пальцы от клавиатуры и обхватывает ими мои запястья. Когда Александра пытается оттолкнуть меня, я ещё сильнее притягиваю её к себе, она прижимается спиной к моей груди. И тут же пытается вывернуться. Это ошибка, потому что в итоге она возбуждает меня всё сильнее и сильнее.

Она тоже находится на грани. Её дыхание учащённое. Прерывистое. Мои джинсы влажные от того, насколько она мокрая. Я вижу, как её соски проступают сквозь ткань футболки.

Когда она выгибает спину, она словно просит меня прикоснуться к ней. И я не могу устоять. Я кладу руку на её обнажённое бедро. Её кожа такая мягкая, что, когда я сжимаю её, мои пальцы сразу же погружаются в её тело.

— Тебе нечего опасаться, — шепчу ей на ухо. — Между мной и Ханной были чисто платонические отношения.

— Как и со мной.

Жестокая улыбка кривит мои губы, когда я возражаю ей.

— Дело времени.

Александра ругается, а потом впивается ногтями и пыхтит:

— Так не пойдёт. Я не смогу выполнить твою просьбу, если ты не оставишь меня в покое!

— Я думал, ты обучена работать под давлением.

Она снова пыхтит, всё громче и громче.

— Не под таким давлением.

С улыбкой на лице я убираю руки от её тела и кладу их на подлокотники кресла.

Александра, безусловно, мастер своего дела, поскольку она быстро восстанавливает концентрацию, в отличие от меня. Пока она просматривает отчёты, которые я оставил на экране, она успевает даже задать мне вопрос.

— У этой Ханны есть фамилия?

— Больше нет.

— Она ... важна для тебя, верно?

Поскольку я не отвечаю, она давит на меня.

— Это имеет какое-то отношение к тому, что ты просишь меня сделать?

— Это связано с тем, кто я есть.

Александра внезапно замирает, будто я дал ей пощёчину. После минутного колебания она поворачивается и смотрит на меня.

— В каком смысле?

Я достаточно долго наблюдал за Александрой, чтобы понять, что она за человек.

Когда она чего-то хочет, её невозможно переубедить. Игнорирование вопросов только делает её ещё более напористой и любопытной.

Если не хочу, чтобы Александра самостоятельно раскрыла тайны моего прошлого и узнала то, что хочу от неё скрыть, у меня есть только один вариант.

Я должен рассказать ей об этом.

ГЛАВА 23

АЛЕКСАНДРА

Чем больше наблюдаю за Томасом, тем меньше его понимаю.

Наверное, это нормально. На протяжении долгого времени он вёл двойную жизнь, скрывая свою истинную сущность от самых близких людей. Верить его словам — не только неправильно, но и опасно. И всё же я здесь, пытаюсь понять, что скрывается за его словами, и ищу в его взгляде хотя бы намёк на правду или ложь.

— Ханна изменила мою жизнь. В буквальном смысле.

Хотя это трудно, изо всех сил стараюсь не обращать внимания на жгучую ревность, разъедающую меня изнутри.

— Продолжай.

Томас почти не двигается. Когда он засовывает руку в карман, я вздрагиваю. Он делает глубокий вдох, прежде чем продолжить.

— Я полюбил её с первого взгляда, ещё до того, как она заговорила. Я пообещал себе, что буду защищать её от всего и всех, даже ценой собственной жизни. — Глаза Томаса темнеют, предвещая, что-то ужасное. — Так я и сделал, Александра. Ради неё я убил Томаса и стал Аидом. Но этого было недостаточно.

Ком в горле увеличивается всё больше и больше, пока становится невозможно дышать. Я отворачиваюсь, испытывая неловкость.

— Ты, должно быть, очень её любил.

Пальцы Томаса легонько касаются моего лица.

Они призывают меня повернуться и посмотреть на него.

— Я всё ещё люблю её. Очень сильно. Но не так, как ты думаешь.

Во мне бушует столько чувств, что голова кружится. Томас признался, что любит Ханну, что влюбился в неё ещё до того, как она заговорила с ним, но при этом сказал, что никогда не прикасался к ней.

С другой стороны, он не может перестать прикасаться ко мне.

Я обхватываю пальцами его руку и отталкиваю от себя.

— Кто такая Ханна?

— В прошедшем времени. Была. — поправляет он меня.

По моему телу пробегает холодок: инстинкты подсказывают, что с ней случилось что-то ужасное.

Я прочищаю горло и повторяю вопрос.

— Кем была Ханна?

Если возможно, его глаза становятся ещё темнее.

Поскольку он не отвечает, я надавливаю на него.

— Она была твоей девушкой?

— Она была моей сестрой.

Внезапно, всё приобретает смысл. Перед глазами мелькает образ безымянной могилы, которую я видела на кладбище. На мгновение я почти вижу, как он протягивает руку, чтобы возложить на могилу свежие цветы.

Асфодели.

Моё сердце начинает биться быстрее, и я испытываю такие сильные чувства, что всё тело словно покалывает. Сжимаю кулаки, пытаясь сдержать эмоции. Я хочу верить ему, очень хочу. Но боюсь, потому что эта физическая связь, которую ощущаю, влияет на мои эмоции и мешает мне мыслить ясно. Как бы трудно ни было, я стараюсь держаться за то, что знаю.

— В твоём досье нет упоминания о сестре.

— Знаю. — Он снова нежно гладит меня. — Я удалил информацию о ней из всех архивов, физических и цифровых. Ты не найдёшь никаких упоминаний о ней ни в интернете, ни где-либо ещё.

— Почему?

Когда он не отвечает, я накрываю его руку своей. Могу ощутить напряжение под его кожей. Боль. Беспомощность.

Ярость.

Моё дыхание учащается, но я не отступаю.

— Что с ней случилось.

Несмотря на желание, Томас не убирает руку.

— Она исчезла в одночасье.

— Когда?

— Тринадцать лет назад.

Если мои подсчёты верны, в то время он должен был учиться на первом курсе университета.

— Сколько ей было лет?

— Пять.

Меня пробирает дрожь до самых костей. Ханна была примерно такого же возраста, как и Карлос, тот мальчик, которого я спасла от рук педофилов. Если задуматься, то он тоже был похищен. Если бы я не ослушалась своего начальника и не вмешалась, то...

— Я нашёл его, понимаешь?

Слова Томаса проникают в мой разум, вытесняя мрачные мысли, в которых погрязла. Я несколько раз моргаю, возвращаясь в реальность.

— Кого?

Он сжимает пальцы, выдавая напряжение.

— Человека, который её забрал.

Я смотрю на него в замешательстве.

— Как ты это сделал?

— Я взломал систему наблюдения в школе Ханны и изучил записи, сделанные за несколько дней до её исчезновения. На кадрах видно, как с ней разговаривал мужчина, когда она была во дворе. Он всегда оставался за оградой, держа руки в карманах. Он ничего не делал. Просто разговаривал с ней.

— Как долго это продолжалось?

— Две недели.

Я ненавижу себя за то, что собираюсь сказать, но будет справедливо, если он узнает правду.

— Он изучал её привычки и знакомился с ней, чтобы убедиться, что...

Я замолкаю, боясь, что мой прагматизм причинит ему боль. Я потеряла много друзей из-за отсутствия такта. Томас не такой, как они. Он не боится правды и не нуждается в её приукрашивании. Он сразу переходит к делу и делает это со свирепостью, которая меня удивляет.

— Он не хотел, чтобы она кричала, когда её заберёт. — Томас глубоко вдыхает, прежде чем откинуться на спинку кресла. — Он так сказал мне.

Моё лицо бледнеет.

— Он сказал тебе? Ты говорил с ним?

Его глаза холодные, бездушные.

— Да.

— Когда?

— Через две недели после того, как предоставил его имя и адрес группе, расследующей дело Ханны и исчезновение ещё шести несовершеннолетних.

Я качаю головой в недоумении.

— Правильно ли я понимаю: у ФБР был подозреваемый, но они его не допросили?

— Они заявили, что предоставленные мной доказательства не могут быть представлены в суде, поскольку были получены незаконным путём.

Это правда, но в его рассказе есть нечто такое, что вызывает у меня беспокойство.

Томас, должно быть, чувствует это, потому что снова прикасается ко мне, отвлекая от мыслей.

— Спрашивай, Александра.

— Почему они не запросили видеозапись?

Если бы расследованием этого дела занималась я, то первым делом — сразу после опроса семьи и учителей — запросила записи с камер школьной охраны. Как неоднократно отмечал Хадсон, мне не хватает опыта. Но мы говорим об основах. Любой офицер, даже самый худший, должен был просмотреть записи.

— А как ты думаешь, почему?

Когда Томас задаёт вопрос, я сжимаю кулаки.

Всё встаёт на свои места. Идеально.

Пробелы в ходе расследования дела Ханны.

Приказ не вмешиваться, чтобы спасти Карлоса.

Просьба Аида провести расследование изнутри, без привлечения другого агента.

Замок лжи рушится, и я остаюсь внутри с ощущением пустоты, настолько всепоглощающей, что её не унять ничем, кроме стремления всё разрушить и построить заново.

— Потому что они были вовлечены.

ГЛАВА 24

АЛЕКСАНДРА

Несмотря на то что сижу на коленях у Томаса и мои ступни твёрдо стоят на земле, у меня такое ощущение, что я парю в невесомости. Я чувствую себя потерянной.

Подавленной. Я продолжаю перебирать в памяти только что полученную информацию и удивляюсь, как не понимала, что происходит вокруг меня.

Все признаки налицо, и я говорю не только о тех расследованиях, которые остались незавершёнными из-за недостатка улик, но и о тех, что провели некачественно, например, то, которое позволило Грейсону арестовать Саммера.

Как сказал Аид: мой отдел коррумпирован.

Но до какого уровня? И в какой степени?

Я настолько погрузилась в свои мысли, что осознаю, — Томас наклонился вперёд и разблокировал экран компьютера, только когда он берёт мои руки и кладёт их на клавиатуру.

— Теперь ты понимаешь, на что следует обратить внимание.

Я разделяю его стремление к правде на всех возможных уровнях, но всё же испытываю замешательство. Подняв голову и увидев в отражении монитора его лицо, которое располагается сразу за моим, я не могу сдержать дрожь. Его глаза темны как ночь без звёзд. Я никогда не боялась темноты, даже в детстве. Честно говоря, темнота всегда привлекала меня. Однако та, что вижу в его глазах, совсем другая.

Потому как знаю, он может уничтожить меня.

— Мне нужно знать, Томас. — Мой голос хриплый. Отчаянный. — Что ты сделал с человеком, который похитил твою сестру?

Его мышцы невольно напрягаются, а во взгляде пробегает искра чистого огня. Он достаёт что-то из кармана. Кажется, зажигалку. Несколько мгновений он просто открывает и закрывает её, словно это может помочь ему расслабиться.

— Если бы с твоим отцом что-то случилось и тебе в руки попался человек, причинивший ему боль, как бы ты с ним поступила?

Мне кажется, что ответ очевиден, но я не озвучиваю его. Я — федеральный агент. Я должна верить в справедливость и важность правосудия. В противном случае я ничем не отличалась бы от монстров, которых каждый день пытаюсь поймать.

Но Аид не монстр.

И я не тот образец честности, каким меня все считают.

Внутри меня скрываются аморальные желания и склонность к насилию. Если кто-то причиняет боль людям, которых люблю, я могу отреагировать на это крайне бурно и непредсказуемо. Странно, но осознание этого не вызывает у меня чувства стыда или вины, это просто делает меня человеком.

Я закрываю глаза и позволяю себе немного поразмыслить.

Когда я снова открываю их, становлюсь другим человеком.

С большим осознанием.

Я встаю и поворачиваюсь к нему. Мои ноги чуть дрожат, зажатые между его ногами.

Я опираюсь бёдрами о стол и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты убил его, да?

Томас щёлкает зажигалкой.

— Изменится ли что-нибудь, если отвечу «да»? — Он снова щёлкает зажигалкой, кроваво-красные вспышки озаряют его лицо — но не глаза. Они остаются мрачными.

Отстранёнными.

— Если я признаюсь тебе, что пытал его несколько дней, пока он не выплюнул не только свои внутренности, но и правду, ты откажешься мне помочь?

— Я бы ни за что не отказалась от того, чтобы найти того, кто причинил вред детям. Но я не назову тебе их имена.

На его лице появляется улыбка, которая отличается от всех предыдущих, подаренных мне. Его взгляд становится мягче. В его глазах я вижу целый спектр эмоций.

Облегчение. Понимание. Доверие.

Уважение.

— Я не убил его, Александра. Но не из жалости.

— Почему тогда?

Ужасающее выражение искажает его лицо. Это последнее, что я вижу, прежде чем он закрывает зажигалку, погружая комнату в темноту.

— Почему? — настаиваю я, мой голос звучит резко от напряжения.

Томас встаёт. Мы уже сталкивались друг с другом, но в этот раз всё по-другому. Я босая, полуобнажённая, а он настолько внушителен, что похож скорее на бога, чем на человека. Когда он обхватывает ладонями моё лицо, мой первый инстинкт — отпрянуть. Но я этого не делаю, не только потому что умею владеть собой, но и потому, что он не даёт мне такой возможности. Он прижимает меня к столу. Его губы касаются моих, а затем скользят по моей шее, и он шепчет мне на ухо самую страшную угрозу.

— Зачем их убивать, если можно уничтожить?

От ужаса у меня скручивает живот.

Потому что он прав.

Смерть — это не просто конец жизни, это конец всего. Для одних это может быть насилием и болью, а для других — облегчением. Отчаянный стон поднимается в моём горле, когда в голове возникают образы всех тех ужасных вещей, которые Томас мог сделать с человеком, похитившим его сестру.

Пытки. Насилие. Увечья.

— Ты боишься меня, Александра?

Я сжимаю кулаки, сопротивляясь.

— Нет.

Его дыхание в последний раз касается моей шеи, вместе со вздохом. Затем он отворачивается. Под моим изумлённым взглядом он направляется к той же двери, в которую вошла я.

— Куда ты?

— Принять душ.

Дверь реагирует на его приближение и открывается.

— Ты оставишь меня здесь? Одну? Не боишься, что я свяжусь с кем-нибудь и попрошу о помощи?

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Ты бы это сделала?

Я решительно выдерживаю его взгляд.

— Нет. Никогда.

Губы Томаса снова изгибаются, и он удовлетворённо кивает. На мгновение мне кажется, что он собирается что-то сказать, но в конце концов передумывает и отворачивается. Я смотрю ему вслед, пока за ним не закрывается дверь.

Только тогда я чувствую, как по телу пробегает холодок.

***

Через час я нахожусь на том же месте, где Томас меня оставил.

Сижу в его кресле, просматриваю отчёты о расследовании, которые он хотел, чтобы я изучила, длинный список заявлений, которые нужно просмотреть, и до сих пор не одного подозреваемого.

Чем больше времени проходит, тем больше я понимаю, почему Томас решил привлечь меня к своим исследованиям. Объём информации настолько велик, что я не знаю, с чего начать. Мало того: есть нюансы — слова, выражения, структуры, — которые может понять только агент ФБР.

Я уже почти дочитала до конца очередной отчёт, когда в центре монитора появляется довольно странное оповещение.

Система повторно активирована.

Я нажимаю на него, чтобы убрать с экрана. И уже собираюсь продолжить чтение, как вдруг внизу экрана открывается новое окно. Это видео. Разрешение не самое лучшее, но я всё равно могу различить лицо Грейсона.

Открываю окно на весь экран. Разрешение улучшается, и теперь я могу различить не только своего коллегу, но и наш офис. От досады не могу сдержать ругательство, осознав, что активация системы произошла, когда я подключила флешку Аида к своему компьютеру, и передо мной не записанное видео, а происходящее в реальном времени, в штаб-квартире ФБР в Сиэтле.

Грейсон подаёт знак Нику присоединиться к нему. Один за другим они перемещают все файлы, которые лежат на моём столе. Я активирую значок звука, чтобы слышать, о чём они говорят.

— Она должна быть здесь.

Голос Грейсона взволнован. Рукава его рубашки закатаны. Он выглядит уставшим, словно не останавливался ни на секунду. Ник с силой открывает ящик моего стола. Внутри нет ничего особенного, но когда он начинает выкладывать содержимое на стол, я чувствую себя оскорблённой.

— Её здесь нет. — Он открывает своими корявыми пальцами мою косметичку, пачку крекеров, которые я держу на всякий случай... Он даже проверяет упаковку тампонов. — Ты уверен, что как следует осмотрел её дом?

Мой желудок ухает вниз. Грейсон был у меня дома? Когда? И что он там искал?

Он проводит рукой по волосам, ругаясь.

— Она не могла раствориться в воздухе!

Внезапно Ник, будто что-то увидев, наклоняется. Я не вижу, что он делает, но могу предположить. Когда он снова выпрямляется, на его лице широкая улыбка, а между пальцами зажато что-то маленькое и тёмное.

— Я нашёл!

Меня охватывает ужас, когда узнаю флешку, которую дал мне Аид и которую я уронила незадолго до того, как сбежала из офиса.

— Я же говорил, что это она!

Грейсон крепко сжимает кулаки, но не отвечает.

Мало того: когда Ник протягивает флешку ему, он не решается её забрать.

— Я могу отнести её Хадсону, если ты не хочешь.

С неохотой Грейсон сжимает флешку в кулаке.

— Всё в порядке.

Когда он отворачивается, Ник кладёт руку ему на плечо.

— Ты хороший агент, Грейсон.

Он качает головой, смиряясь.

— Если бы я был хорошим агентом, я бы не оставил её одну. Вчера вечером Александра была уставшей и расстроенной. Я должен был остаться с ней.

— Ты найдёшь её, — успокаивает его Ник. — Если есть...

Изображение внезапно замирает, как будто кто-то остановил его. По моей влажной от пота коже пробегает дрожь.

Я больше не одна.

Томас стоит позади меня. После душа его аромат становится ещё более насыщенным.

Этого достаточно, чтобы заставить меня сжать бёдра — и поднять подбородок.

— Грейсон ищет меня.

Он продвигается медленно, шаг за шагом. Воздух становится густым. Удушливым.

Его руки скользят по моим плечам, затем по шее. Пальцы холодные.

Но голос у него тихий. Суровый.

— Он не найдёт тебя, Александра.

Я откидываю голову назад, не зная, дать ли ему больше пространства или уклониться от его прикосновений.

— Ты не можешь держать меня здесь вечно.

— Это не означает, что я откажусь от попыток.

У меня перехватывает дыхание, когда он скользит рукой вниз и хватает меня за грудь.

Сильно.

— Томас...

Он наклоняется ко мне и касается губами моего уха. У меня подгибаются пальцы ног, когда при одном только звуке его голоса всё погружается во тьму.

— Используй правильное имя.

У меня перехватывает дыхание. Накрываю его руку своей, обхватив свою грудь.

Сжимаю пальцы, пока не начинаю чувствовать, как ногти впиваются в его плоть. Моё дыхание учащается. Несколько мгновений я ничего не делаю, только борюсь.

С ним.

С разумом.

С собой.

Наконец сдаюсь. Сокрушительно.

Выгибаю спину и уступаю ему.

— Аид...

Мой стул опрокидывается. Я встаю, а затем сажусь на стол. Его руки повсюду.

Вокруг моего горла. На моих бёдрах.

Между бёдер.

Я испускаю безумный крик. Отчаянный. Вместо того чтобы замедлиться, Аид поднимает меня и тащит в самую тёмную часть комнаты. Бросает на твёрдую, неровную поверхность. Когда я цепляюсь за неё, в мою ладонь вонзается щепка.

Он прижимает руку к моей грудной клетке, удерживая меня.

Мне хочется закричать, но когда он касается губами моего живота, у меня перехватывает дыхание, и я не могу издать ни звука. Его пальцы ловко скользят по моему телу. Он поддевает край моей футболки, и она поднимается сантиметр за сантиметром, обнажая живот и грудь. Я прикусываю губу, сдерживая ругательство.

— Сделай это, — уговаривает он меня.

Я цепляюсь за стол.

— Что?

Его тёплое дыхание ласкает мою кожу. Несмотря на темноту и закрытые глаза, я почти вижу его. Нет. Я чувствую его.

Он улыбается.

— Умоляй.

Мои руки скользят по поверхности стола, на который он меня положил, пока я не обнаруживаю цепи, которые он использует для тренировок. Я цепляюсь за них изо всех сил.

С отчаянием.

— Я обещал тебе, Александра. Если ты скажешь чего хочешь, и попросишь меня правильным образом, я дам тебе это.

Ад, который он мне обещал, находится всего в нескольких шагах.

Мне даже не нужно протягивать руку, чтобы ощутить его.

Всё, что мне нужно сделать, — это попросить.

Но я этого не делаю.

Пока нет.

— Это... неправильно. — Он опускает руки мне на колени. Широко их разводит, обнажая меня. Мои бёдра вздрагивают, а голос начинает дрожать. — Однажды ты окажешься в тюрьме за то, что сделал. Они могут попросить меня арестовать тебя или...

Он прижимается тазом к моей интимности, и я замираю. Он возбуждён. Его твёрдый член, всё ещё прикрытый брюками, трётся между моих бёдер.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Мои ноги действуют раньше, чем рот. Я обхватываю ногами его бёдра и притягиваю к себе, и он начинает двигаться, как будто трахает меня.

Наше дыхание — прерывистое — нарушает тишину.

— Хочешь, чтобы я тебя отпустил? — настаивает он.

Я стискиваю зубы от ярости.

— Не смей.

Он проводит пальцем по моей щели. Медленно. Я такая мокрая, — и такая готовая — что почти чувствую боль.

— Сейчас или никогда, Александра. Что ты хочешь?

На меня надвигается тьма.

Никогда ещё это не было так опасно и так заманчиво.

Если я сдамся сейчас, то пути назад уже не будет.

Проблема в том, что у меня нет альтернативы.

Сопротивляться ему — не вариант.

И никогда не было.

Потому что я хочу его, но не с сегодняшнего вечера. С того момента, как впервые увидела его. С того момента, как он указал на меня пальцем и сказал, что выбирает меня.

Он мог выбрать кого угодно.

Я должна была желать другого.

Вместо этого я хочу именно его.

Благоговею.

И умоляю.

АИД

В первый раз Александра произносит моё имя шёпотом, словно умоляя.

Возбуждая, я впиваюсь пальцами в её бёдра.

— Громче.

Её грудь вздымается, набирая воздух.

— Аид, — повторяет она, на этот раз намного громче.

— Ещё раз, — приказываю я.

Наконец она выкрикивает имя. Её голос эхом разносится по комнате — и в моей голове. Он обрывается, когда, приподнявшись со стола, Александра расстёгивает мой ремень и обхватывает пальцами возбуждённый член. Моя реакция инстинктивна. И яростная.

Я впиваюсь пальцами в горловину её футболки и разрывают ткань. Александра задыхается, не знаю, от страха или от ощущения холода на коже. Когда я хватаю её за грудь, она выгибает спину. Её бёдра движутся навстречу моим, стремясь к большему контакту. Я не только не даю ей этого: я отстраняюсь.

— Что...

Она замолкает, когда я спускаю брюки вместе с боксерами. Несколько мгновений массирую возбуждённый член, а затем скольжу им по складкам её плоти. В моём горле раздаётся благодарный рокот, когда ввожу в неё только головку. Она именно такая, как я и ожидал: набухшая и влажная.

Тело Александры сотрясает дрожь. Она впивается ногтями в мои плечи, пятками — в поясницу. Она пытается всеми возможными способами заставить меня погрузиться глубже, но я не подчиняюсь. Напротив, я полностью отстраняюсь от неё.

Её гневные возгласы вызывают у меня судорогу удовольствия. Я испытываю смесь ненависти и желания. Словно зверь.

— Скажи, Александра. Как давно ты была с мужчиной?

Её глаза сверкают.

— Ты не мужчина!

В её голосе звучит ярость. И желание.

Но она права.

Я не мужчина. Я Бог.

Когда я сокращаю разделяющее нас расстояние, она отстраняется. Я хватаю брошенную на столе маску и надеваю её. Светодиоды на глазах и губах маски загораются, окрашивая прекрасное обнажённое тело Александры в красный цвет.

От возбуждения член дёргается.

Не могу припомнить, чтобы у меня когда-либо возникало столь сильное влечение к женщине. Наблюдая за её дрожью, я понимаю, что трах с ней абсолютно не утолит мой голод.

Я хочу видеть, как она дрожит, ищет меня взглядом. Хочу, чтобы она думала обо мне каждый раз, когда будет в тёмной комнате, чтобы она знала, что у неё нет выхода. Но, более того, я не хочу, чтобы она уходила.

Я хватаю Александру за бёдра, притягивая к себе.

— Оттолкни меня, — приказываю ей.

Она этого не делает, тогда приближаю член к лону и проникаю внутрь.

Я делаю это медленно, по сантиметру за раз. Её глаза сужаются. Пот покрывает её лоб, пока она пытается принять меня.

— Оттолкни меня, — настаиваю я. — Ненавидь меня!

Поскольку она этого не делает, я отстраняюсь. Мой член полностью покрыт её смазкой. Под её яростным взглядом я снова массирую его.

— Скажи, что ты этого хочешь.

«Скажи, что ты хочешь меня».

Александра бросается на меня с отчаянным криком. Я сильнее, но ей всё равно удаётся повалить меня на пол.

Она забирается на меня сверху и опускается на член.

До. Самого. Грёбаного. Основания.

На мгновение я вижу всё в чёрном свете. Затем она начинает двигать бёдрами: сначала медленно, потом всё сильнее и сильнее. Глаза Александры прикрыты от удовольствия, дыхание затруднено. Я напрягаю живот и сажусь. Сжимаю её волосы в кулак и заставляю посмотреть на меня.

На её лице растерянность, одежда порвана.

Я никогда не видел ничего настолько опустошённого.

И такого красивого.

По крайней мере, пока она не облизывает губы.

— Я хочу этого, — шепчет она.

«Я хочу тебя».

Мой самоконтроль летит к чертям. Меняю наши позиции и снова притягиваю её к себе. В отличие от её разгорячённого тела, пол холодный. Я прислоняюсь к нему одной рукой, а другой глажу шею Александры.

Слышу биение её сердца под кончиками пальцев.

Она злющая. Ошеломляет.

«И моя».

Начинаю яростно трахать её, мои бёдра бьются о её в бешеном, карающем темпе. С каждым её стоном я проникаю глубже. Быстрее. Моё тело напрягается, пока её крики разжигают во мне настоящий пожар. Куда бы я ни положил свои руки, я чувствую, как меня сжигает пламя.

Я — сплошной комок нервов.

Моё тело сотрясают судороги.

Кровь грохочет в ушах.

И вдруг напряжение спадает. Ноги Александры сотрясает дрожь. Я чувствую, как она задерживает дыхание. Как сжимается влагалище. И она взрывается, выкрикивая моё имя. Я отказываюсь от всякого контроля и кончаю вместе с ней.

В неё.

У меня дрожат колени. Я был с несколькими женщинами, но никогда не испытывал ничего столь сильного и разрушительного. Огонь, который зажёгся во мне, всё ещё горит.

Я позволяю ему поглотить меня.

Поглотить нас.

Пока от нас не останется ничего, кроме пепла.

ГЛАВА 25

АЛЕКСАНДРА

Боги не являют себя.

Не заключают сделок.

И не предаются плотским утехам.

Однако со мной Аид сделал всё вышеперечисленное.

Он раскрыл свою личность, когда ему было безопаснее оставаться в тени. Он принял свою судьбу, поделившись со мной историей о Ханне.

Но, прежде всего, он позволил себе это.

Ощутимое доказательство находится внутри меня.

Между моими бёдрами, влажными от его удовольствия — как и от моего.

Когда он отстраняется, чтобы восстановить дыхание, я касаюсь себя между бёдер.

Скольжу пальцами по следам нашей близости и не могу понять, как позволила ему сделать это без защиты.

— Я чист, — заверяет меня голосом, который изменился благодаря модификатору, встроенному в маску.

Такой высокий, мрачный и пугающий, он похож на ночной кошмар, но не на тот, что вы надеетесь увидеть в реальности. Если бы я могла загадать желание прямо сейчас, пока мой разум ещё затуманен оргазмом и сексом, я бы хотела вернуться в прошлое и начать всё заново. Я бы хотела увидеть, как он надевает маску, набрасывается на меня и трахает так, словно я единственная, кто способен вернуть его к жизни.

Вместо этого я моргаю и прокручиваю в памяти его слова. И это сразу же вызывает у меня противоречивые ощущения.

Мы занимались сексом.

Незащищённым сексом.

Он сказал, что чист, но не спросил ни о чём меня.

— Разве ты не хочешь знать, что со мной тоже всё в порядке?

— Так и есть, — поспешно говорит он, застёгивая брюки. — У тебя стоит спираль. Ты два года не состояла в серьёзных отношениях и не была с мужчиной в течение...

— Хватит. — Я бы хотела, чтобы это звучало как приказ, но вместо этого я умоляю его. Мои глаза расширяются, когда понимаю, что он знает обо мне больше, чем я сама. — Пожалуйста. Остановись.

Я встаю, но ноги меня не держат. Аид быстро подхватывает меня, не давая упасть. Будь у меня достаточно сил оттолкнуть его, я бы так и сделала, но вместо этого цепляюсь за его толстовку. Я выше среднего роста, но в его объятиях, чувствую себя крошечной.

Женщина не может конкурировать с Богом.

Я не могу конкурировать с ним.

Я прикусываю губу, поражённая.

— Есть что-то, чего ты не знаешь?

Он едва касается меня, проводя пальцами по моей коже.

— Я не знаю, что случилось с моей сестрой.

— Есть ли что-нибудь, чего ты обо мне не знаешь? — корректирую свой вопрос.

В комнате воцаряется тяжёлая тишина.

Моё тело всё ещё пылает от пережитого оргазма, но меня охватывает дрожь. Я пытаюсь отстраниться от него, но он не даёт мне этого сделать.

— Я вундеркинд. — Он ждёт, когда я посмотрю на него, прежде чем продолжить. — Я начал создавать программы, потому что остальным не нравилось со мной общаться. Я не понимал, кем хочу быть, пока не попал в даркнет и не осознал, что могу контролировать хотя бы эту часть своей жизни.

Думаю, он никому, кроме меня не рассказывал об этом, и всё же мне этого недостаточно. Я лишь немного приподняла завесу тайны, но мне ещё далеко до полного понимания.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Потому что ты попросила.

— Я тебя ни о чём не просила.

— Но ты можешь это сделать. Мы прописали для себя правила.

Мой желудок сжимается, когда я вспоминаю их.

«То, что произойдёт между нами, останется между нами. Мы всегда будем говорить друг другу только правду, какой бы трудной, неправильной или контрпродуктивной она ни была».

Я смотрю на него с сомнением.

— Ты ответишь на любой мой вопрос?

Аид кивает. Отчасти мне трудно ему поверить, но всё же хочу дать ему шанс, поэтому кладу руки ему на грудь и поднимаю ставки.

— Ты сделаешь всё, о чём я тебя прошу?

Чувствую, как его тело напрягается.

От его груди мои руки скользят к шее. Я нежно пропускаю его волосы сквозь пальцы, едва касаясь краёв маски.

— Есть одна вещь, о которой я не могу перестать думать.

В пылу страсти Аид порвал мою футболку. Моя обнажённая грудь соприкасается с прикрытой толстовкой грудью Аида, и меня переполняет совершенно новая потребность. Я хочу быть ещё ближе к нему, прикоснуться к нему так же, как он прикоснулся ко мне.

Мои пальцы снова скользят вверх, пока я не снимаю с него маску и не встречаю взгляд, от которого у меня подкашиваются колени.

Я должна бояться его, отпрянуть.

Вместо этого я приподнимаюсь на носочках и касаюсь губами его губ.

— Как целуются боги?

Его дыхание прерывается у моих губ и с них срывается ругательство. Неожиданно он хватает меня за шею.

Но не для того, чтобы целовать.

А для того чтобы держать меня подальше от себя.

В его глазах вспыхивает зловещий огонёк, предостерегая.

— Чтобы получить ответ на этот вопрос, Персефона пожертвовала своей свободой.

— Это был не бартер, а выбор. — Когда я опускаю его маску на пол, грохот эхом отражается в помещении, как предзнаменование. — Персефона выбрала Аида. Она приняла еду, которую он ей дал, и вышла за него замуж. Она сказала...

Я вдруг замерла, вытаращив глаза.

— Я хочу этого.

С теми же словами я обратилась к Аиду, перед тем как он вошёл в меня. Только я не хотела, я не имела в виду...

Его пальцы касаются моего рта, когда он задаёт мне вопрос.

— Что она сказала?

Я чувствую, что горю, не только в тех местах, где он касается меня, но и там, куда устремлён его взор. Ад — это не физическое место — это его прикосновения. Его руки. Его мысли.

— Я хочу этого.

В моей голове вновь звучат эти слова, на этот раз совершенно другим тоном. Более уверенным.

Моё дыхание учащается и прерывается, когда он касается моих губ своими. Он скользит по моему языку своим, вызывая у меня такой страстный и громкий стон, что мои бёдра сжимаются.

Бог мёртвых предупреждал меня.

Он сказал, что однажды я буду бояться его.

— Открой глаза, Александра.

Моё тело полностью парализовано, я не знаю, то ли от желания, то ли от ужаса. Его тёплое дыхание проникает внутрь меня, возвращая к жизни.

— Посмотри на меня.

Я вцепляюсь в его руки и открываю глаза. Вижу, как он приближается всё ближе и ближе к моим губам. Я почти чувствую его вкус, когда внезапный и настойчивый звук заставляет нас обоих замереть.

Аид поворачивается к своему столу. Впервые с тех пор, как я его знаю, он кажется мне растерянным.

— Что это за шум?

Он цедит ругательство сквозь зубы, прежде чем отпустить меня.

— Кто-то пытается связаться со мной.

— Рулз?

Хотя я не смогла обнаружить связь между генеральным директором Rules Corporation и Аидом, это кажется наиболее вероятным предположением, учитывая, что Томас является его заместителем. Но он отрицательно качает головой.

— Он ничего не знает. Никто не знает, как связаться со мной, кроме…

Даже несмотря на то, что он замолчал, я знаю, что он хочет сказать.

Поэтому я заканчиваю предложение за него.

— Кроме меня.

Аид садится за свой компьютер. Его пальцы лихорадочно бегают по клавиатуре, а программа, которую он создал для общения со мной, непрерывно издаёт звуки.

— Ты кому-нибудь рассказывала о нас?

— Нет.

— Ты кому-нибудь отдавала свой компьютер?

— Нет!

Аид удалённо активирует камеру моего ноутбука. Дыхание перехватывает, когда я узнаю человека, сидящего по ту сторону экрана.

— Это Грейсон, но как…

Аид стискивает челюсти.

— Должно быть, он взял его из твоей квартиры, когда проводил обыск.

— Что? Зачем ему нужно было...

Меня внезапно парализует от осознания. Аид меня похитил. Я исчезла в одночасье, вот почему Грейсон был у меня дома и перевернул всё вверх дном на моём рабочем месте.

Ком в горле подступает, когда я понимаю, что вместе с моим компьютером он получил не только способ связаться с Аидом, но и доказательства того, что мы общались.

Есть вероятность, что он нашёл и одноразовый телефон, который мне дал Аид, что он видел нашу переписку и...

Что-то тёплое окутывает мои плечи, успокаивая меня. Аид снял свою толстовку и накинул на меня.

— Я справлюсь с Грейсоном, — уверенно говорит он. — Но ты не должна вмешиваться. Думаешь, сможешь?

Наверное, я сошла с ума, потому что, пока мой наставник звонит моему похитителю и пытается меня найти, я без колебаний киваю в знак согласия.

АИД

Всё складывается в мою пользу.

Даже если Грейсон и нашёл программу, которую мы с Александрой использовали для связи, он не передал её своему начальству. Если бы он это сделал, он сидел бы в одном из офисов ФБР, а не у себя дома. У него бледное лицо, а взгляд рассеянный. Мужчина выглядит уставшим, будто не спал несколько ночей подряд. Я же, напротив, никогда не чувствовал себя лучше.

Я собран, готов.

И полон решимости.

Прежде чем ответить на звонок, я бросаю последний взгляд на Александру. Мы понимаем друг друга с полуслова, без необходимости говорить. Когда я надеваю маску Аида, она кутается в мою толстовку и отступает на шаг.

Грейсон начинает говорить первым. Я не удивлён. Он никогда не умел держать себя в руках и слушать.

— Ты перешёл черту, Аид.

Я улыбаюсь под маской.

— Ты так думаешь?

— Ты похитил федерального агента.

— Это весьма серьёзные обвинения, агент Уорд. Полагаю, у тебя есть основания для их выдвижения.

Грейсон злобно сжимает кулаки. У него ничего нет. Я знаю это, потому что позаботился об этом. Я удалил записи со всех камер видеонаблюдения вблизи места, откуда забрал Александру.

— Ты должен отпустить её, — настаивает он.

Краем глаза вижу, что Александра дрожит. Я понимаю её. Грейсон ей не враг. Но для меня он стал им в тот момент, когда пригрозил отнять её у меня.

— Или, что?

Грейсон смотрит на меня сурово. Решительно.

— Или я переверну твой мир с ног на голову. Ты не непобедим и не из неприкасаемых. Даже если ты считаешь себя Богом, ты всё равно остаёшься человеком. Преступником.

Его слова ранят Александру больше, чем меня, потому что она вздрагивает. Видеть её такой вовлечённой меня беспокоит, до такой степени, что я становлюсь безрассудным. Я поднимаю подбородок, бросая ему вызов.

— Хочешь поймать меня? Попробуй.

Я не просто заканчиваю разговор: я выключаю весь свет и компьютеры. Разговор с Грейсоном выбил меня из колеи. Мне нужна утешающая тьма, которую я так люблю, потому как знаю, что после этого разговора Александра больше не приблизится ко мне. По крайней мере, не так, как это было в последний час.

— Всё в порядке?

Её голос слабый, словно издалека. Так оно и есть, на самом деле. Даже если мы снова одни, она осталась стоять там, где была.

Я снимаю маску и кладу её на стол перед собой. Несколько мгновений смотрю на неё, прежде чем снова включить монитор компьютера и встать.

— Всё под контролем.

Когда я направляюсь к двери, Александра следует за мной.

— Что теперь будет?

Я опираюсь рукой на дверной косяк и отвечаю, не глядя на неё:

— Ты достанешь мне имена и уйдёшь.

Она резко останавливается, словно я её ударил. Хотя это последнее, чего я хочу, я поворачиваюсь к ней. Незнакомое чувство согревает меня изнутри, когда вижу её голые ноги, выглядывающие из-под моей толстовки. Она прижимает руки к сердцу, будто я её ранил.

— Грейсон высоко меня ценит.

Я отвожу взгляд, раздражённый. Ненавижу, как легко коллеге удалось завоевать её доверие, но ещё больше ненавижу слышать его имя вместо моего.

Александра делает ещё один шаг вперёд, не осознавая этого.

— Он мог отнести мой компьютер Хадсону и заявить на меня, но вместо этого использовал его, чтобы связаться с тобой. Если бы мы сказали ему, что ты ищешь, он мог бы помочь нам.

— У тебя с ним отношения?

Слова вырываются из моего рта прежде, чем я успеваю их остановить. Они резкие, даже более резкие, чем Александра заслуживает. Но они также и честные.

За последние годы я столкнулся с бòльшим количеством агентов, чем мне хотелось бы. Я наблюдал, как они взаимодействуют со мной и друг с другом. Никто из них никогда не доходил до угроз. Удивительно, но Грейсон набросился на меня не для того, чтобы защитить себя, а чтобы вернуть её.

Александра в шоке таращит глаза.

— Что? Нет! Он годится мне в отцы!

— Вы проводили время вместе.

Она краснеет, но не отрицает.

— Он хотел быть моим другом.

— Он проник в твой дом. Рылся в твоих вещах. Кто может гарантировать, что он не побывал и в твоей постели?

— Как ты, что ли?

Это удар ниже пояса, но я его заслужил.

Как и она заслуживает правды.

— Ты слишком ему доверяешь. И слишком мало мне, — добавляю я сразу же, более жёстким тоном.

Она прижимает руки к груди и отступает на шаг.

Она не просто напугана: она нервничает.

— Ты опасный человек. Доверять тебе было бы…

— Благоразумно? — предполагаю я.

— Разрушительно.

Я сокращаю расстояние между нами и беру её за подбородок. Заставляю смотреть на меня. Чувствовать меня.

— Ты на самом деле боишься, что я могу причинить тебе вред?

— Не намеренно. Но да. Я знаю, что ты причинишь мне вред.

Больше всего на свете я хочу опровергнуть её слова.

Но я обещал ей правду, и правда именно такова.

Она — федеральный агент, я — преступник.

И я на самом деле причиню ей вред.

Поэтому я делаю шаг назад и отпускаю её.

— Я изменил твой допуск. Когда закончишь поиски, сможешь выйти в коридор и войти в свою комнату.

— Но я не смогу уйти.

Я выпрямляюсь и поднимаю подбородок.

— Это было бы небезопасно.

— Для кого небезопасно, Аид? Для тебя или для меня?

Я не реагирую на скрытый вызов в её вопросе и ухожу. Даже после того, как я покинул помещение и дверь за мной закрылась, я всё ещё слышу её голос, который преследует меня.

— Рано или поздно тебе придётся меня отпустить.

Я это осознаю. Мой план был именно таким: завоевать её доверие, использовать для получения недостающей информации, освободить и исчезнуть в никуда, чтобы быть свободным в осуществлении моей мести.

Я не думал, что план будет простым.

Но и не предполагал, что мне будет так плохо.

ГЛАВА 26

АЛЕКСАНДРА

Спустя неделю я лишь слегка коснулась поверхности чудовищного механизма. Когда стала агентом ФБР, я поклялась себе, что буду делать всё возможное, чтобы защищать тех, кто не может защитить себя сам.

Меньше всего могла подумать, что другие агенты, такие же, как я, могут представлять опасность. Чем глубже копаю, тем больше понимаю, что дело не только в простых упущениях или коррупции. Некоторые коллеги были настолько вовлечены, что стали определяющими винтиками. Джонатан Мейер, например, регулярно назначался вместе с Грейсоном на дела, касающиеся политиков и судей, чтобы оставлять их на свободе и иметь возможность просить об услугах.

Меня не удивляет, что после опыта с ним Грейсон стал таким подозрительным. Чем больше я расследую, тем больше понимаю, насколько он был прав. По-настоящему тебя подставляет не тот, кто что-то скрывает, а тот, кто слишком «идеален».

Взяв список с именами, которые мне удалось вычислить, я снова пробегаю его взглядом. С отвращением кривлю рот. Переворачиваю лист и кладу лицом вниз, чтобы не смотреть на него. Я собираюсь сделать перерыв, когда на экране открывается чат, который мы с Аидом используем для связи.

АИД: Есть новости?

Я накручиваю прядь волос на палец, в смятении.

С тех пор как Томас привёз меня сюда, не было ни дня, чтобы он не задал мне этот вопрос. Я знаю, что он с нетерпением ждёт, чтобы найти агентов, которые замяли расследование по делу его сестры. Честно говоря, я больше всего хочу помочь ему, и всё же что-то продолжает удерживать меня от отправки ему имён, которые я нашла. Подозрение, возможно.

Или страх, что он сделает с ними что-то ужасное.

АЛЕКСАНДРА: Мне нужно больше времени.

АИД: Сколько?

АЛЕКСАНДРА: Спроси меня лично.

АИД: Я занят.

АЛЕКСАНДРА: Чем? Избеганием меня?

Так же внезапно, как появился, Аид отключается.

Какой-то нелепый звук поднимается у меня из горла, нечто среднее между разочарованным вздохом и криком. Я встаю и направляюсь к скамье для пресса в конце комнаты. Меня не удивляет, что у Аида такая потрясающая фигура: у него здесь настоящий спортзал, с гирями разных размеров, гребным тренажёром, эластичными лентами, но мой любимый инструмент, — цепи, подвешенные к потолку.

Каждую ночь, засыпая, я разрываюсь между желанием увидеть его связанным и тем, чтобы он использовал цепи для моего заточения. Я до сих пор живо помню, как хваталась за них, когда он яростно трахал меня.

С тех пор он меня не касался.

Хотя, возможно, точнее было бы сказать, что мы больше не виделись. По крайней мере, не так, как мне бы хотелось. И хотя у меня есть сильное подозрение, что его комната находится напротив той, которую выделили мне (к счастью, это не та, в которой я очнулась), я ни разу не видела его дверь открытой и не смогла туда попасть.

Но он входил в мою комнату.

Он оставлял мне чистую одежду и полотенца, а также книги и готовую еду. Аид никогда не ест со мной. Иногда я боюсь, что он вообще не ест. Те редкие моменты, когда мы пересекались, он казался похудевшим и уставшим, словно что-то изнутри пожирает его.

Я сажусь на скамью. Завожу руки за голову и напрягаю пресс. Поднимаясь, считаю.

— Раз. — Выдыхаю. — Два. — Выдыхаю. — Три. — Выдыхаю.

Физические упражнения всегда помогали мне привести мысли в порядок. Одежда липнет к коже, тело покрывается испариной. Несмотря на заточение, моё тело и разум активны как никогда.

Аид думает, что изолировал меня от мира. Он ошибается. Благодаря отчётам, которые продолжают загружаться в базы данных ФБР, я знаю, что происходит.

Грейсон не прекратил меня искать.

Напротив, он делал заявления, привлекал информаторов и распространял слухи о том, что вознаградит любого, кто сможет предоставить информацию обо мне. Я, наверное, тысячу раз хотела дать ему знать, что со мной всё в порядке, и отправить имена, которые нашла, чтобы он начал параллельное расследование, но в последний момент всегда отказывалась.

Меня останавливал инстинкт.

Ощущение, что в моём поиске не хватает какого-то элемента.

Хотя я понятия не имею, какого именно.

***

Четырнадцать дней спустя я всё ещё заперта в этом «аду», с тюремщиком, который отказывается меня видеть, и постоянно растущим списком имён, которые нужно проверить.

Лёжа в постели, я не могу заснуть. Продолжаю смотреть в потолок и гадать, что произойдёт, когда я завершу расследование и всё это закончится. Хотя единственный раз, когда мне удалось поговорить с Томасом, он дал понять, что отпустит меня, я не верю, что он это сделает.

Он показал мне лицо.

Рассказал свою историю.

Он не может позволить себе освободить меня, но и не может держать меня при себе.

Мои лёгкие сжимаются. Я касаюсь горла кончиками пальцев, гадая, способен ли он меня убить. Из проведённого мной расследования о нём выяснилось, что у него есть несколько контактов с семьёй Иноуэ, специализирующейся на заказных убийствах.

Конечно, он признался, что никогда никого не убивал лично, но это не значит, что он не мог бы этого сделать — или что он не солгал.

По спине пробегает дрожь. Я сажусь и провожу рукой по лицу. Оно покрыто потом.

«Я не могу здесь оставаться».

Охваченная тревогой, я встаю. В последние дни мысль о том, чтобы связаться с Грейсоном, становится всё более навязчивой. Возможно, поэтому, вместо того чтобы пойти в ванную и попытаться расслабиться под душем, я направляюсь в компьютерную комнату.

Хотя я помню, что выключила всё, прежде чем надеть лёгкий спортивный костюм и лечь спать, экраны светятся. Должно быть, Томас запустил довольно важное обновление, потому что полоса загрузки показывает, что до окончания почти час. Поскольку я не могу использовать компьютер, нет смысла оставаться. Я собираюсь уйти, когда слышу стук, за которым следует тяжёлое дыхание.

Я прохожу мимо места, где обычно работаю, и направляюсь в угол, где находятся тренажёры.

Там Томас. Он отжимается от пола.

На нём не джинсы, которые он обычно носит, а серые хлопковые брюки. Его торс обнажён и покрыт потом. Каждый раз, когда он поднимается, мышцы рук напрягаются, раздуваясь.

Во рту у меня пересыхает.

Хотя в ту ночь, когда он снял толстовку, я увидела небольшую часть его тела, это первый раз, когда я вижу его без одежды. Я не могу отвести взгляд. Я даже задерживаю дыхание, пока он не садится и не даёт понять, что заметил меня.

— Может, тебе стоит перестать смотреть на меня так.

Я прочищаю горло.

— Как?

— Как будто ты хочешь меня облизать.

Я скрываю смущение за весёлым смехом.

— Мне говорили, что боги высокомерны.

Томас отвечает мне усмешкой, поддразнивая.

— Лучше высокомерные, чем лживые. Не думаешь?

Трудно сохранять самообладание, когда он полуголый, поэтому я беру футболку, которую он бросил на скамейку, и протягиваю ему.

— Объясни: в чём, по-твоему, я тебе солгала?

Вместо того чтобы надеть её, он вытирает ею пот.

— Насчёт Грейсона.

Мои глаза отрываются от его груди и устремляются к его лицу.

— Что прости?

Он слегка прищуривается, наблюдая за мной.

— То, как он тебя ищет, это... ненормально. — Когда я отвожу взгляд, он встаёт и подходит ближе. — Он предложил вознаграждение любому, кто предоставит ему информацию о тебе.

— Он хороший коллега, — лгу я.

— А ты лгунья.

Он бросает в меня свою футболку и ложится на скамью для пресса. Я сажусь на его ноги, оседлав скамью. Хватаю его за икры, удерживая на месте.

— И почему, по-твоему, он это делает?

Томас кладёт руки за голову и напрягает пресс. Когда он поднимает корпус, его тёплое дыхание касается моего лица.

— Это ты мне скажи.

Я кусаю губы.

— Однажды он сказал мне, что я для него как дочь.

Когда снова поднимается, он фыркает.

— За твою голову назначена награда, Александра.

— Денежное вознаграждение — это не награда за голову.

С раздражённым стоном он опирается ногами в пол и садится на скамью, прямо напротив меня.

— Я постараюсь выразиться ещё яснее, чтобы ты поняла. Через два дня после твоего исчезновения некий «Деметрио» предложил десять тысяч долларов любому, кто вернёт тебя ему. Живой или мёртвой.

Я чувствую, как кровь отливает от моего тела, пальцы становятся всё холоднее.

— Этого не может быть.

Улыбка на лице Томаса из насмешливой становится свирепой.

— Могу показать тебе сообщения, если ты мне не веришь.

— Грейсон никогда бы так не поступил.

— Я предупреждал тебя не доверять ему.

— А он предупреждал меня не доверять тебе. Если бы я его послушалась, меня бы здесь сейчас не было.

Он плотно сжимает губы, а выражение лица становится суровым.

— Возможно, ты уже была бы мертва.

Я кладу руки ему на колени и наклоняюсь ближе. Провоцирую его не только словами, но и телом.

— Вместо этого я твоя пленница.

Томас тоже наклоняется ко мне. Берёт меня за руки. Нежно касается их, не отрывая взгляда от моего.

— Я не вижу цепей на твоих запястьях.

Моё дыхание учащается, а его взгляд темнеет.

— Ты здесь уже несколько недель, — безжалостно напоминает он. — Ты поняла, как связаться с Грейсоном на второй день, но так и не сделала этого. Более того, у тебя были десятки возможностей, но ты ни разу не попросила меня отпустить тебя. Ни разу. — Он делает паузу, прежде чем продолжить. — Однажды ты сказала мне, что наши действия говорят сами за себя. Знаешь, что говорят твои?

Он даёт мне время ответить — осознать. Когда он понимает, что я этого не сделаю, — хватает меня за бёдра и усаживает к себе на колени. Я кладу руки ему на плечи, чтобы удержать равновесие. Его кожа горячая, почти такая же, как огонь, который я вижу в его глазах.

— Ты не пленница, Александра. Не здесь.

На мгновение я вижу его, человека за маской.

Сердце словно выскакивает из груди.

Всё моё тело вибрирует, трепеща в ожидании.

— А кто я?

Он усиливает хватку, притягивая меня ещё ближе к себе. Его нос касается моей шеи, его голос срывается, выдавая силу желания, что охватывает его тело.

— Моя.

ГЛАВА 27

АЛЕКСАНДРА

В мгновение ока его руки оказываются повсюду.

На моём лице. В волосах. На затылке.

Его губы набрасываются на мои. Наши зубы сталкиваются. Он прижимает меня спиной к скамье и нависает сверху. Я должна была бы испугаться его напора, но вместо этого меня неудержимо влечёт к нему.

Я крепко хватаюсь за его плечи и притягиваю ещё ближе. Он скользит по мне без колебаний и углубляет поцелуй. Когда становится слишком жарко, я позволяю инстинкту взять верх и кусаю его за нижнюю губу. В ответ Томас хватает меня за запястья и прижимает их над моей головой. Он удерживает их одной рукой, а другой касается своих губ. Кровь бурлит в моих венах, когда в его глазах вспыхивает зловещая искра.

— Тебе нравится, жёстче?

Сердце уходит в пятки, но я не отвожу взгляд. Он проводит пальцем по краю моих спортивных штанов. Даёт мне время остановить его или отстраниться. Когда я этого не делаю, он резким движением стягивает их. Я вздрагиваю, удивлённая его грубостью.

Свежий воздух проникает между моими бёдрами. Это длится недолго, потому что сразу после этого я подтягиваю колени к груди и не чувствую ничего, кроме его пальцев.

Твёрдые. Грубые. Требовательные.

Мягкое и чувственное напряжение опутывает мои внутренности. Я двигаю бёдрами, не знаю, чтобы отстраниться или навстречу ему. Это неважно, потому что он не оставляет мне ни шанса, ни выбора. Томас трахает меня пальцами — и глазами, впившимися в мои.

Он хочет моего удовольствия. Моих стонов.

Он хочет меня.

— Моя.

Каждый раз, когда его пальцы проникают в меня, или его дыхание ласкает мою шею, я слышу его голос, эхом отдающийся в моей голове, и возбуждение нарастает.

— Моя.

Моё тело дрожит, охваченное самым сильным и непристойным удовольствием, которое я когда-либо испытывала. Я судорожно мотаю головой. Разум продолжает кричать, чтобы я не сдавалась, чтобы я помнила, чьи пальцы меня оскверняют.

Преступника.

Манипулятора.

Мрачного бога.

Я устремляю взгляд на цепи, свисающие с потолка. Зрение затуманивается. Я напрягаю мышцы в последний раз, прежде чем кончить с резким криком. Последнее, о чём я думаю, прежде чем закрыть глаза и отдаться ему, это то, что я никогда не чувствовала себя такой свободной.

Я здесь уже больше трёх недель.

И на самом деле могла попросить о помощи. Сбежать.

Но я решила остаться.

Я выбрала его.

Когда снова открываю глаза — минуту спустя, или, может быть, целую вечность

— Томас всё ещё нависает надо мной.

Нет. Аид.

Я понимаю это, потому что в его взгляде нет и намека на нежность. Несколько мгновений он просто смотрит на меня, а затем облизывает губы. Мысль о его губах у меня между бёдер проносится в голове, быстро, словно вспышка. Я только что кончила, но всё равно чувствую, как живот наполняется теплом.

Его твёрдый член прижимается к моему бедру, неудовлетворённый. Я поняла, как он мыслит. Даже если он жаждет этого всем своим существом, он ничего не сделает. Пока я сама его не попрошу.

Или не начну умолять.

Неожиданно я делаю это. Как только он освобождает мои запястья, я обхватываю его член пальцами и крепко сжимаю.

— Ещё, — приказываю ему.

Греховная улыбка искажает его лицо.

— Сильнее?

Я слегка приподнимаюсь, напрягаю пресс и снова кусаю его за губу.

— Покажи, как трахается бог.

АИД

Битва с самим собой заканчивается, едва начавшись.

Как только Александра бросает мне вызов, я теряю всякий контроль и хватаю её.

Поднимаю, словно она ничего не весит, и несу в её комнату. Бросаю на кровать и срываю с себя штаны, в то время как желание дать ей именно то, чего она хочет, охватывает моё тело, словно чёртов пожар.

У меня член стоит так, что физически больно. Сжимаю его пару раз, но это не приносит облегчения.

— Встань на колени, — приказываю я.

Она снимает с себя последний предмет одежды и исполняет мою просьбу. Её рот принимает мой член ещё до того, как я успеваю попросить. Её груди подпрыгивают, пока она пытается поглотить меня до самого основания.

— Ты можешь лучше, — подбадриваю её.

Она наклоняет голову ровно настолько, чтобы взять глубже. Этого недостаточно, и всё же я вознаграждаю её лаской по горлу. Она только нашла свой ритм, когда я резко и без предупреждения толкаюсь в её рот.

Её горло сжимается, обхватывая меня.

Это рай и ад.

Я обхватываю её голову ладонями и увеличиваю темп.

Смотрю, как она принимает меня на всю длину.

И она смотрит на меня.

Жгучий озноб пробегает по моей спине. Меня дразнит мысль кончить ей в рот, но это желание вытесняет образ обнажённого тела Александры с размазанной по нему спермой. Я выхожу из её рта с причмокиванием и кончаю ей на грудь. Удовольствие настолько сильное, что у меня звенит в ушах.

На мгновение я теряю связь с реальностью.

Мои ноги подкашиваются, заставляя меня отступить на шаг. Когда прихожу в себя, передо мной находится версия Александры, которую я не узнаю, но которая сводит меня с ума. Тёмные глаза томные. Её губы красные, полуоткрытые и умоляющие. Я опускаюсь перед ней на колени и касаюсь её грудей, влажных от моей спермы.

Размазываю её по груди, затем поднимаю пальцы и подношу их к её рту.

Она облизывает их, не дожидаясь моей команды — и не отводя взгляда.

Громоподобный и яростный крик рождается из самой тёмной и глубокой части меня.

— Моя.

Я обхватываю её лицо ладонями и целую так, словно хочу запечатлеть её в себе настолько глубоко, чтобы она не смогла меня прогнать. Затем снова беру её на руки и несу в душ.

Мы моемся молча, заботясь друг о друге.

Как только член снова становится твёрдым, я раздвигаю её ноги и снова вхожу в неё. Моё имя срывается с её губ снова и снова. Я поглощаю его при каждой возможности, вырывая у неё то стон, то поцелуй. Когда я кончаю во второй раз, я даю себе обещание: отпустить её.

Мой разум настолько затуманен удовольствием, что мне требуется целая вечность, чтобы выйти из душа и вытереться. Когда возвращаюсь в её комнату, нахожу Александру сидящей на кровати. Обнажённой, как и я. Я отвожу взгляд от неё и поднимаю свои брюки. Я собираюсь надеть их и уйти, когда чувствую, что она подходит ко мне. Александра выхватывает одежду из моих рук и кладёт её поверх своей, на стул.

С нежной улыбкой она переплетает свои пальцы с моими и ведёт меня к кровати.

Александра ложится рядом со мной, и меня накрывает чувство, которого никогда раньше не испытывал. Кожу покалывает. Я осознаю её присутствие на каждом возможном уровне, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё. Я остаюсь лежать на спине, прижавшись к матрасу, и смотрю в потолок. Она придвигается ко мне, кладёт голову мне на плечо и издаёт вздох, такой лёгкий, что он кажется лаской.

— Спокойной ночи, Томас.

Постепенно её мышцы расслабляются. Её дыхание замедляется, пока она не засыпает.

Я же, наоборот, не могу расслабиться.

Я редко сплю ночью. Обычно я отдыхаю днём, когда Рулз не вызывает меня на какое-нибудь совещание, или я знаю, что никто не заметит моего отсутствия. Я никогда не закрываю глаза надолго, потому что, как только ослабляю защиту, кошмары снова начинают мучить меня.

На этот раз всё иначе. Впервые в моей жизни, когда погружаюсь в сон, я не вижу лица Ханны, ни ужасного пожара, который изменил мою жизнь. Я не слышу криков её похитителя, ни запаха горелой плоти.

Когда я вдыхаю, я чувствую только Александру.

ГЛАВА 28

АЛЕКСАНДРА

Разочарование.

Вот что я чувствую, просыпаясь и обнаруживая себя одну в постели. Я тяну руку к той стороне, где лежал Томас. Простыня ещё теплая. Должно быть, он ушёл недавно, но оставил кое-что после себя.

На его подушке лежит цветок.

Асфодель.

Искренняя улыбка трогает мои губы. Я обхватываю пальцами стебель и подношу цветок к лицу. Глубоко вдыхаю его аромат. Лепестки касаются губ, а я закрываю глаза и представляю, что это его губы касаются меня.

Неизвестное чувство наполняет мою грудь, пока разум не возвращается, чтобы заявить о себе. Я отбрасываю все чувства и сажусь. Надеваю удобную одежду и направляюсь в компьютерную комнату.

Я нахожу Томаса сидящим на месте, которое занимала в последние дни. Прислоняюсь плечом к дверному косяку и постукиваю цветком по губам, наблюдая за ним. В его очках отражается голубой свет монитора. На нём элегантный костюм, как будто он собирается в офис. Он очарователен, хотя я предпочитаю его с голым торсом.

Или совсем голым.

Я тихонько хихикаю, приближаясь.

— Не думала, что ты романтик, — говорю я, намекая на цветок, который он оставил мне после проведённой вместе ночи.

— Потому что это не так.

Его голос необычно холоден. Несмотря на то что произошло между нами, он даже не оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

Я склоняю голову набок, становясь подозрительной.

— Что ты делаешь?

Как только оказываюсь достаточно близко, чтобы прочитать то, что он печатает, он блокирует экран и встаёт.

— Я как раз собирался уходить.

Я смотрю на время. Мы оба проспали дольше обычного. Вероятно, многие из его коллег уже в офисе. Кроме того, Рулз не кажется мне человеком, который ценит тех, кто опаздывает или работает ниже определённых стандартов. Неудивительно, что Томас торопится уйти.

— Это должно быть изматывает, — вырывается у меня.

— Что?

— Жить двумя параллельными жизнями. — Я кладу цветок на стол и поправляю его галстук, который он завязал слишком свободно — и немного криво. — Ты не устаёшь притворяться?

— Мне нельзя уставать. Если я потеряю контроль хоть на мгновение, всё рухнет.

Я прекрасно понимаю, о чём он говорит. Он как тайный агент, но наоборот. Если кто-то поймёт, что Аид и Томас — один и тот же человек, возможно, ему и не будет угрожать смерть, но в тюрьму он точно попадёт.

Я всегда была ярой сторонницей справедливости, но мысль о нём в наручниках разбивает мне сердце.

Я крепче сжимаю лацканы его пиджака.

— Ты когда-нибудь говорил кому-нибудь, кто ты такой? Кроме меня, разумеется.

— Нет.

— Почему?

Он высвобождается из моих рук и отступает, словно моё присутствие рядом ему неприятно.

— Есть только один способ сохранить секрет: никому его не рассказывать.

Я косо смотрю на него.

— У тебя довольно циничный взгляд на мир и на людей.

— У тебя был бы такой же, если бы ты знала, что я видел за эти годы.

— Должно быть, было тяжело.

— Что?

— Видеть всю эту мерзость и держать её в себе. Врать всем, включая друзей и семью. — Я опираюсь бёдрами о стол. — Как тебе удалось не столкнуть жизни Томаса и Аида?

Он поправляет манжеты рубашки, хотя в этом нет необходимости. Томас делает это, чтобы избежать моего взгляда, потому что — пусть и медленно — он понял, что я начинаю его понимать.

— Ответ проще, чем ты думаешь.

Не думаю, что смогу найти что-то простое в Аиде, даже если буду искать, но всё равно пытаюсь. В моей голове формируются разные гипотезы, пока меня не осеняет озарение, столь же тревожное, сколь и потрясающее.

— Ты не жил ни одной из них...

Судя по тому, что написано в его личном деле, Томас Браун не виделся со своей семьёй уже несколько лет. В его банковской выписке нет платежей за вечера с друзьями или ужины в ресторане. У него огромная квартира в центре Сиэтла, но с тех пор как я здесь, ни разу не видела, чтобы он туда ездил. Если я ничего о нём не нашла, то не потому, что он хорошо умеет скрывать, а потому, что ничего нет.

«Наши действия говорят сами за себя», — повторяю я.

Я решила остаться здесь. С ним.

Он решил свести к нулю свою жизнь.

Ради Ханны.

Я сжимаю кулаки так сильно, что костяшки пальцев белеют. Существует предел, который никому не следует переступать. Ещё до того, как заговорю, я знаю, что Томас возненавидит меня, но всё равно делаю это.

— Если бы твоя сестра была здесь и узнала, что ты сделал ради неё, как думаешь, что бы она подумала?

Его взгляд стал жёстким. Холодным.

— Александра.

То, как он произносит моё имя, звучит как явное предостережение, но я всё равно иду к нему.

— Ты думаешь, она была бы счастлива узнать, что ты уничтожил себя ради неё? Что ты убивал ради неё?

— Я никогда не говорил, что убил кого-либо.

— Да, конечно. «Зачем убивать, когда можно уничтожить?».

Я намеренно цитирую фразу, которую он сказал, когда спросила, что случилось с человеком, похитившим его сестру. Я делаю это, чтобы встряхнуть его и вытащить на поверхность лучшую его часть.

Это не только не срабатывает, но и, очевидно, ошибка.

Томас сжимает кулаки. В его глазах я вижу такую глубокую и животную ненависть, что меня начинает трясти с головы до ног.

— Поэтому ты не хотела давать мне список имён, которые нашла? — Его движения предельно контролируемы, когда он расстёгивает пиджак и достаёт из внутреннего кармана список, над которым я работала последние недели. — Я нашёл его сегодня утром среди твоих вещей.

Ужасное подозрение грызёт меня изнутри.

— Когда тебе пришла в голову идея рыться в моих вещах? До или после того, как ты переспал со мной?

Томас делает шаг вперёд. Наши грудные клетки почти соприкасаются. Мне следовало бы отступить, но вместо этого я задерживаю дыхание.

— Давно у тебя этот список?

— Достаточно.

— Почему ты не отдала его мне?

— Он был неполным.

Его жёсткий взгляд пронзает меня насквозь. В буквальном смысле.

— Он был неполным или ты мне не доверяла?

Я не могу ему лгать, этого требует моё сердце.

Даже если это разобьёт его.

— И то и другое.

Какие бы чувства он ни испытывал, он их не показывает. Его лицо остаётся бесстрастным, словно прекрасная каменная статуя. Когда он поворачивается спиной и направляется к двери, я ничего не делаю, чтобы остановить его, по крайней мере, пока он не оказывается в шаге от исчезновения.

— В этом списке не хватает нескольких имён, — кричу я.

Томас останавливается спиной ко мне, опираясь рукой о дверной косяк, его плечи напряжены.

— Найди их.

— Как?

Леденящая улыбка трогает его губы — и лишает меня дыхания.

— Покопайся в отчётах тех агентов, которых никогда бы не заподозрила.

Я не слышу, как удаляются его шаги, ни как закрывается дверь. Несколько мгновений я не слышу ничего, кроме голоса Грейсона, дающего мне тот же совет, что и он, но другими словами.

«Все что-то скрывают. Опасайся тех, кто выглядит слишком безупречным, потому что он первым предаст тебя».

Я сажусь за компьютер и ввожу пароль. Аид установил довольно чёткие ограничения для моего профиля. Я не могу свободно подключаться к интернету, но у меня есть полный доступ к базам данных ФБР и ко всем содержащимся в них отчётам.

Объём материала, который оказался в моём распоряжении, был настолько велик, что мне пришлось делать выбор. Я сосредоточилась на делах, в которых были замешаны несовершеннолетние, и на отчётах, составленных агентами, которых я постепенно начинала подозревать.

Я не раз вспоминала Джонатана Мейера, поскольку он был единственным открыто коррумпированным агентом, имя которого мне было известно. Я проанализировала дела, которые он расследовал, но не отчёт о его смерти. Я убедила себя, что это бесполезно, потому что он уже мёртв, и потому что этим занимался Грейсон.

Я была поверхностна.

Нахожу его дело и читаю, поначалу всё кажется так, как сказал мой коллега: причиной смерти его лучшего друга стала пуля. Один точный выстрел в голову, как будто его казнили после того, как поймали на двойной игре.

Вздох облегчения поднимается из моей груди, по крайней мере, до тех пор, пока я не натыкаюсь на заключение судмедэксперта и не замечаю кое-что странное.

Несоответствующую деталь.

Я откидываюсь на спинку кресла, дыхание перехватывает.

— Это была не казнь, — шепчу я.

Если бы это была она, выстрел, убивший Джонатана, был бы произведён с близкого расстояния, а не с более чем двухсот пятидесяти метров. Я достаю карту склада и пересчитываю расстояния. Я была права: его убила не перестрелка, вспыхнувшая внутри, возможно, в ходе ссоры, а выстрел, произведённый с большого расстояния и с обезоруживающей точностью.

Мишень, в которую стрелял Грейсон на полигоне, накладывается на фотографию, изображающую безжизненное тело Джонатана на земле. Я резко встаю и поворачиваюсь вокруг себя. У меня нет времени дойти до ванной: я сгибаюсь, и меня рвёт так сильно, что я чувствую острую боль, пронзающую мою грудь.

ГЛАВА 29

АЛЕКСАНДРА

Проблема интуиции в том, что её невозможно игнорировать.

Как только появляется идея, ты не можешь перестать размышлять о ней, пока не найдёшь ей место в общей картине. Иногда этот процесс настолько трудоёмок, что занимает несколько дней. В других ситуациях это так же естественно, как дышать.

Переосмысление истории Джонатана Мейера, если отбросить его виновность, помогает мне взглянуть на всё в ином свете. Внезапно я понимаю, что имена агентов, которых я не могла найти, всегда были у меня перед глазами.

Просто я не хотела их видеть.

В документах, которые были подписаны Джонатаном, я нахожу знакомые выражения и обороты, характерные для стиля Грейсона. Они, как это часто бывает в работе напарников, разделили обязанности: один составлял документы, другой их подписывал. Джонатан не включал в отчёты наиболее деликатные детали расследования, а Грейсон не упоминал о них.

Всё шло хорошо, пока Джонатан не перестал слепо доверять своему напарнику и не начал соединять кусочки головоломки. Он оказался на складе, где погиб, не потому, что сливал информацию, а потому, что искал правду.

— Он её нашёл, — сурово констатирую я.

«Но какой ценой?»

Против своей воли, заставляю себя смотреть фотографии с места преступления. Я внимательно их изучаю, прежде чем взять лист бумаги и записать вопросы. У меня их очень много, и я знаю только одного человека, который может дать ответы, которые я ищу. Я выхожу из профиля, назначенного мне Аидом, и готовлюсь войти в его. Я пыталась получить к нему доступ, как только он запер меня здесь. Я предприняла несколько попыток, пока не нашла его пароль.

Для моего доступа он использовал имя человека, который ему дороже всего на свете, а именно его сестры. Я знала, что для своего доступа он использует что-то столь же значимое, поэтому испробовала все имена, которые приходили мне в голову: его имя, имя Рулза, его матери, отца, его наставника в колледже и даже имя человека, который завлёк его сестру.

Я была в шаге от того, чтобы сдаться, когда поняла, что код доступа Аида может быть связан только с одним человеком.

Меня охватывает дрожь, когда я набираю это имя.

Персефона.

Передо мной открывается экран, над которым он работал сегодня утром. Как я и предполагала, он не терял времени. Как только в его руках оказался список имён, который я добыла, он начал их изучать.

Я оставляю его поиски нетронутыми и открываю новую страницу. Без труда нахожу пост «Деметрио», о котором он мне говорил. Цена выросла. Теперь он предлагает не десять тысяч долларов за мою голову, а двадцать. IP-адрес невозможно отследить. Я не могу быть уверена, что это опубликовал Грейсон, но инстинкт подсказывает, — это так. И есть только один способ выяснить.

Я ищу программу, которую Аид использовал для установления безопасной линии связи со мной, и открываю её. Маска, которую он использовал, чтобы скрыть свою личность, манит меня с края стола.

Я беру её.

Кручу в руках, рассматривая.

Когда мы начали общаться, мы прописали правила. Я пообещала ему, что никогда не буду с ним притворяться. Но я не сказала ему, что не буду притворяться им.

Я надеваю его маску и натягиваю капюшон на лицо.

— Начнём.

Встроенный модификатор хорошо справляется со своей задачей, потому что я не узнаю голос, который звучит из моих уст.

Глубоко вдыхаю. Успокаиваюсь.

И звоню Грейсону.

ГЛАВА 30

ТОМАС

Иногда дни кажутся бесконечными. Сегодняшний, в частности, был одним из самых долгих и тяжёлых за всё время.

Рулз решил ускорить на месяц выпуск нового обновления, чтобы опередить конкурентов. Я сказал ему, что по показателям тестов ещё слишком рано выпускать программу, над которой я работал, но он меня не послушал.

Я часами исправлял ошибки, на которые указывали тестовые показатели, но хуже всего было то, что мне было сложно сделать это в одиночку. Как только Рулз понял, какой объём работы на меня свалился, он отправил Шэрон мне на помощь.

Я бы соврал, если бы сказал, что мне не нравится с ней работать. У неё блестящий ум и врождённая способность мыслить нестандартно, но она меня терпеть не может.

Вернее, она не выносит Томаса. Она считает, что он слишком суровый и зациклен на работе. Иногда я размышляю о том, как бы она отреагировала, если бы узнала, что именно я, шесть лет назад, помог ей стать хакером.

Конечно, она бы мне не поверила.

Или, возможно, испугалась бы.

Не то что Александра.

Когда она поняла, кто я такой, она не отступила, а приблизилась ко мне. Хотя у неё была такая возможность, Александра не пыталась убежать, даже когда я показал ей свою тёмную сторону. Я не мог не думать о ней весь день, особенно учитывая, как мы расстались сегодня утром.

Я не хотел нападать на неё, но когда проснулся и взял свою одежду, я случайно обнаружил в её вещах, лежащих с моими, список с именами коррумпированных агентов, который она спрятала. И почувствовал себя преданным.

Не то чтобы я этого не заслуживал.

Я её похитил. Изолировал. Развратил.

Я перешёл все границы, которые сам себе установил, но самое ужасное, что, если бы у меня была возможность, я бы всё повторил.

И точно так же, ничего не меняя.

Rules Corporation я покидаю глубокой ночью. Шэрон и Рулз ушли несколько часов назад. Я — официально последний оставшийся сотрудник. Несмотря на все усилия, я не закончил необходимые изменения, но я слишком устал, чтобы продолжать работать.

Я тащусь в своё убежище и сразу же направляюсь в душ. Моё тело настойчиво требует отдыха. Я знаю, что должен прислушаться, но после ночи, проведённой с Александрой, и ссоры этим утром, я чувствую, что мне ещё многое предстоит сделать. Я надеваю удобную одежду и захожу в компьютерную комнату.

Поскольку сейчас почти два часа ночи, я не ожидал её здесь увидеть. Но она здесь.

Сидит на скамье, которую я использую для тренировок, с моей маской в руке и рассеянным взглядом, устремлённым в пол.

Как только она чувствует моё присутствие, поднимает голову. Она устала не меньше меня, но находит в себе силы хлопнуть ладонью рядом с собой на скамье.

— Не хочешь присесть со мной?

Годы лжи и уловок научили меня распознавать знаки. После того как мы расстались сегодня утром, её покорность не просто странная: она подозрительна. Желая понять, что у неё на уме, я ставлю стул напротив неё и плюхаюсь на него.

— Если хочешь что-то сказать, советую сделать это быстро.

— Тебе это не понравится, — предупреждает она. — Независимо от того, скажу я это быстро или потрачу время.

Злобная улыбка искривляет мои губы.

— Не хочу тебя разочаровывать, но мне не нравится большая часть того, что ты говоришь.

Это чистая правда, без всяких прикрас.

И всё же я здесь. Слушаю её.

И смотрю на неё.

— У меня есть информация о твоей сестре.

Моё тело мгновенно напрягается. Я потратил тринадцать лет, пытаясь найти Ханну.

Я следовал каждой возможной и невозможной зацепке. Сомневаюсь, что ей удалось узнать что-то, чего не знаю я, но всё же даю ей шанс.

— Что за информация?

Её горло вздрагивает, когда она с трудом сглатывает.

— Та, что ты предпочёл бы не знать.

В моём сознании раздаётся пронзительный вопль. Я чувствую внезапное желание выскочить, наброситься на неё и заставить замолчать. Но у меня нет на это времени, потому что Александра продолжает говорить.

Её взгляд теперь другой.

Он стал мягче.

— У меня есть доказательства, что Ханна умерла тринадцать лет назад, на следующий день после того, как её похитили.

Зрение на мгновение затуманивается. Я сжимаю кулаки, в то время как слепая и всепоглощающая ярость отравляет мою кровь.

— Нет.

Мой голос срывается, я не в силах совладать с собой.

— На своём компьютере ты найдёшь зашифрованный файл со всей информацией, которую мне удалось собрать о ней и о людях, причастных к этому. Я готова передать тебе пароль, чтобы ты мог его прочитать, но при одном условии.

Я стискиваю зубы так сильно, что, кажется, могу сломать их.

— Каком?

— Я хочу сама свершить правосудие. — Когда я широко раскрываю глаза, она встаёт и делает шаг ко мне. — Я стала агентом, чтобы защищать, а не мстить.

Презрительный смех поднимается из моей глотки.

— Если Ханна мертва, как ты говоришь, сомневаюсь, что у тебя останется кто-то, кого нужно защитить.

Не обращая внимания на резкость в моём тоне, Александра опускается на колени передо мной. Она нежно касается моих пальцев своими.

— Я хочу защитить тебя, а не их.

Что-то шевелится в глубине моей души, в самых потаённых уголках.

Александра — первый человек, которого я привёл в своё убежище — и в свою жизнь.

Первая, кому я рассказал о Ханне. Первая, кому я отдал всего себя. Если бы мне пришлось доверить свою жизнь кому-то, я бы не выбрал никого, кроме неё.

И всё же недоверие всегда присутствует.

Нашёптывает мне.

— Как ты получила эту информацию?

— Я совершила обмен.

— С кем?

Когда она напрягается и сжимает пальцы, её ногти царапают мою кожу.

— С Грейсоном.

Я вскакиваю на ноги, в ярости. Стул падает, производя оглушительный шум.

— Ты связалась с ним? Как ты могла поступить так...

— Он не знает, что говорил со мной.

Я испепеляю её взглядом.

— А с кем тогда?

Её взгляд скользит к моей маске, лежащей на скамье. Она держала её в руках, когда я вошёл.

— Я узнала пароль от твоего профиля. Вошла под твоими данными и использовала защищённую линию, которую ты создал для меня. Я надела твою маску и сказала ему, что дам ему то, что он хочет, в обмен на информацию.

Кровь стынет у меня в жилах.

— Ты притворилась мной?

— Ты единственный, кто мог предложить ему то, что он хотел.

— А именно?

Я знаю ответ, но хочу услышать его от неё.

У Александры краснеет шея. Она задерживает дыхание на несколько мгновений, прежде чем встать.

— Как ты и сказал: Грейсон — это Деметрио. Он пытается найти меня не потому, что он хороший друг, а потому, что хочет меня убить, как он поступал со всеми, кто узнавал его истинное лицо. — Когда она делает шаг вперёд, её тело дрожит. — У меня есть план, Томас, но мне нужно, чтобы ты помог мне выбраться отсюда. Когда завтра утром ты вернёшься в Rules Corporation, ты возьмёшь меня с собой и отпустишь. Я встречусь с Грейсоном и заставлю его признаться.

— Он убьёт тебя прежде чем ты откроешь рот.

— Не убьёт.

— Ты не можешь быть абсолютно уверена.

— Я рискну.

— Почему?

— Потому что я должна. — Она разводит руками, указывая на всё вокруг. — Это не моя жизнь, Томас. Я не могу и не хочу прятаться вечно. Я предоставила имена, которые ты хотел. Пришло время отпустить меня.

Я всегда знал, что рано или поздно мне придётся расстаться с ней, и всё же при мысли о том, что я больше не смогу её видеть — или касаться — я чувствую острую боль, разрывающую мою грудь. Я всеми силами старался не сближаться с ней, не чувствовать её частью себя.

И потерпел неудачу.

— Ну вот и всё. Неправильно истолковав мою неподвижность, она бросает взгляд на дверь. — Как только я покину эту комнату, всё закончится.

Она едва успевает сделать шаг, как я останавливаю её.

— Это никогда не закончится, Александра, даже если меня арестуют или убьют. — Она вздрагивает, когда я приближаюсь к ней. — Каждую ночь, когда ты закроешь глаза, я буду там. Смотреть на тебя.

Она опирается рукой на дверной косяк. Сжимает его так сильно, что костяшки пальцев белеют. Когда она поворачивается ко мне и смотрит через плечо, её глаза блестят.

Несмотря на душевную боль, она всё равно находит в себе силы улыбнуться.

— А я буду там. Ждать тебя.

ГЛАВА 31

АЛЕКСАНДРА

Я не могу заснуть и не могу сомкнуть глаз.

Каждый раз, когда пытаюсь, моё горло сжимает удушающее чувство. Такое ощущение, будто у меня что-то отняли, причём физически. Мне плохо, но не боль разрывает меня изнутри, заставляя мои чувства обостриться и мышцы напрячься, а страх.

Я боюсь того, что произойдёт завтра, боюсь, что не смогу противостоять Грейсону...

И боюсь, что больше никогда не увижу Томаса.

Как только я покину его убежище, он не позволит мне вернуться. Он будет контролировать меня, чтобы убедиться, что я никому не раскрою его личность, но также сделает так, чтобы больше не оставаться со мной наедине. Это может быть опасно.

Не только для него. Для нас обоих.

Я переворачиваюсь в постели со вздохом. Мой взгляд устремляется к двери. Я оставила её открытой, надеясь, что он придёт. Сердце подступает к горлу, когда я понимаю, что он уже здесь. На пороге.

Его фигура такая массивная, — и близкая — что у меня перехватывает дыхание. У него сжаты кулаки и напряжены мышцы. Под капюшоном толстовки его глаза сверкают от ярости. И всё же, когда он говорит, его голос необычайно спокойный. И холодный.

— Я удалил твой профиль и сменил пароль на своём. Я стёр программу, через которую связывался с тобой, и отключил номер одноразового телефона, который дал тебе. Я также нашёл файл с информацией, которую тебе передал Грейсон. — Его рот скривился в гримасе отвращения. — Мне нужен пароль, чтобы получить к нему доступ.

Я сажусь на край кровати. Хоть мне и не холодно, я всё равно прижимаю простыню к груди.

— Я дам его завтра, как только ты меня отпустишь.

Его взгляд мрачнеет.

— Я человек слова, Александра.

Я знаю это. Последние тринадцать лет он делал всё, чтобы сдержать обещание, данное своей сестре, даже если это требует от него самопожертвования. Он сказал, что даст мне свою власть, если я соглашусь ему помочь. Но он также сказал, что однажды я буду его бояться.

Когда вижу, как он приближается ко мне, я чувствую что-то настолько сильное, что у меня перехватывает дыхание. Это не страх. Пока нет. Поэтому я встаю и жду с высоко поднятой головой, пока он подойдёт. Простыня, защищавшая меня от его взгляда, соскальзывает на пол. На мне нет ничего неприличного или соблазнительного, но между нами ощущается напряжение, которое невозможно отрицать.

— Ты можешь мне доверять, — настаивает он, касаясь пальцами моего лица.

— Я бы с удовольствием это сделала, — честно признаюсь ему. — Но ты не такой, как остальные. Ты опасен, Аид.

Он наклоняет голову в сторону, дьявольски улыбаясь мне.

— Это правда. Я могу разрушить твою жизнь способами, которые тебе и не снились. — Его пальцы нежно ласкают меня, прежде чем зарыться в мои волосы. Он тянет их. Мои соски твердеют, когда его губы касаются моих. — Или, может быть, я могу разрушить тебя.

Прежде чем я успеваю обдумать его слова, он бросает меня на кровать и нависает сверху. У меня нет времени среагировать: он стягивает с меня штаны и проникает внутрь двумя пальцами. Когда я кричу, в его зелёных глазах вспыхивает зловещая искра. Вместо того чтобы убрать их, он проталкивает их ещё глубже, пока я не выгибаюсь дугой.

Моё тело сжимается, и я умоляю его.

— Томас...

Я впиваюсь ногтями в его руки, но не для того, чтобы оттолкнуть его.

Потому что мне этого недостаточно.

Мои бёдра дёргаются к нему. Я отчаянно пытаюсь удержать его пальцы внутри себя.

Вместо того чтобы довольствоваться этим, он трахает меня сильнее. Быстрее.

Возбуждение сжимает мой живот. В считаные мгновения я оказываюсь на грани оргазма. Я вот-вот взорвусь, когда он вытаскивает пальцы и сильно шлёпает меня по внутренней стороне бедра.

Я напрягаю всё тело. Боль распространяется до моего лона, усиливая желание. Я резко сажусь. Пытаюсь дотянуться до ремня его брюк и расстегнуть их, но прежде чем успеваю это сделать, он хватает меня за локоть и опрокидывает на матрас.

Он снова проникает в меня, всё ещё пальцами, но на этот раз сзади. Ощущение настолько сильное, что я прячу лицо в подушку, чтобы не закричать. Я пытаюсь вырваться, сомкнуть ноги, но он не позволяет мне этого.

Он снова подводит меня к грани оргазма.

И снова отстраняется.

На этот раз он не бьёт меня. Он поднимает мои бёдра и раздвигает мои ноги. Я никогда не чувствовала себя более уязвимой и открытой. Я собираюсь умолять его отпустить меня, когда слышу, как он расстёгивает брюки. Моё тело дрожит, трепеща.

— Ты говорила, что хочешь узнать, как трахается бог...

Его большой палец скользит по складкам моей плоти, снизу вверх. Он не останавливается, пока не достигает моей задницы. Он надавливает на кольцо мышц, вырывая у меня стон удивления.

— Теперь узнаешь.

Проходит секунда, и он внутри меня.

Весь.

Я цепляюсь за подушку, заглушая крик. Его большой палец дразнит меня, проталкиваясь глубже каждый раз, когда его бёдра отскакивают назад, и выскальзывает, когда его член заполняет меня.

— Аид...

Его имя слетает с моих губ. Не знаю, молитва это или мольба.

Но ему нравится.

Он обхватывает моё лицо рукой. Наклоняет его вбок, заставляя смотреть на него, пока он трахает меня сзади.

Ухмыляется, ублюдок.

— Повтори.

Я облизываю губы и уступаю.

— Аид.

Он вознаграждает меня, проникая внутрь и пальцем, и членом. Один палец. Второй.

С каждым толчком он проникает всё глубже... В моё тело и в мою душу.

Капельки пота покрывают его лоб. Каждый раз, когда его бёдра сталкиваются с моими, его рот искажается в спазме удовольствия — и доминирования. Его джинсы трутся о заднюю часть моих бёдер, вызывая покраснение.

Хотела бы, чтобы это было не так, но то, что он до сих пор одет, делает наш половой акт ещё более грубым — и возбуждающим. Я пытаюсь раздвинуть ноги шире, чтобы позволить ему проникнуть ещё глубже, но трусы, стянутые до колен, мешают мне. Трение между нашими телами оказывается настолько интенсивным, что становится невыносимым.

Жидкий жар течёт по моим венам — и между бёдер.

Томас трахает меня сильно, резкими и быстрыми толчками.

Словно хочет убить меня.

Или как будто боится меня потерять.

Я кладу руку на его руку, сжимающую моё лицо. Наши пальцы переплетаются совершенно естественно, словно они были созданы с единственной целью — найти друг друга. Чувство, отличное от желания обладать, вибрирует в его глазах. Его взгляд становится мягче, но он не замедляется.

Его член слегка набухает, прежде чем полностью излиться внутрь меня. Мы кончаем вместе, глядя друг другу в глаза. Мы продолжаем двигаться ещё долго, пока его ноги не перестают его держать, и он падает на матрас. Его грудь судорожно вздымается, наши пальцы переплетены.

Он, должно быть, на самом деле меня испортил, потому что, едва придя в себя, я стаскиваю с себя штаны и забираюсь на него.

— Ещё, — шепчу я, мой голос звучит пьяно от наслаждения.

Его рука касается моего лица — или, возможно, шеи. Он смотрит на меня так, будто то, что я только что произнесла, лишено всякого смысла.

И это на самом деле так.

Существуют десятки причин, по которым я должна повернуться к нему спиной и убежать как можно дальше, но, когда я наклоняюсь и целую его, единственное, о чём я могу думать, это о том, как сильно я хочу остаться здесь. С ним.

Навсегда.

***

Кожа Томаса тёплая под моей щекой.

Впрочем, как и всё его тело. Расслабленная улыбка трогает мои губы, пока я провожу пальцами по чётким линиям его груди. Мне нравится чувствовать, как он вздрагивает каждый раз, когда мои ласки опускаются слишком низко или слишком близко к его сердцу, так же как мне нравится закрывать глаза и сосредотачиваться на биении, наполняющем его грудь.

Мне нравится знать, что он здесь, чувствовать его своим.

Это вызывает у меня смешанные эмоции: радость и тревогу, ведь я понимаю, что ничто не вечно. Я перестаю его гладить и снова открываю глаза. Меня слегка передёргивает, когда мой взгляд натыкается на открытую дверь моей комнаты.

Время почти истекло, а я не готова уходить. Чувство, которого я никогда раньше не испытывала, наполняет мою грудь — и перехватывает дыхание.

— Мне страшно, — говорю я, и мой голос дрожит.

Его пальцы легко скользят по моей спине, успокаивая меня.

— Чего ты боишься?

Тьма благосклонно обволакивает нас, вытягивая из меня правду.

— Я боюсь влюбиться в тебя.

После мгновения колебания Томас заключает меня в объятия. Он обнимает меня крепко, крепче, чем когда-либо прежде. Он говорил мне, что однажды я начну его бояться, только я не представляла, что это произойдёт так скоро. И не по этой причине.

Комнату на несколько мгновений наполняет странная тишина, полная эмоций и мыслей. Он нарушает её голосом, настолько резким, что причиняет мне боль.

— Этого не случится, Александра. Я не позволю.

В груди всё сжимается от понимания, что его желания не имеют значения. Возможно, уже слишком поздно.

Возможно, я уже влюбилась в него.

Я сжимаю пальцы. Цепляюсь не только за эмоцию, которая горит внутри меня, но и за его грудь. Постепенно страх исчезает, уступая место чему-то бесконечно иному. Тихому и честному чувству. Свободному от моральных суждений или ограничений. Чувству, которое дарят спонтанно, не требуя ничего взамен.

Закрыв глаза, делаю глубокий вдох.

— Любовь, — шепчу я.

Тело Томаса мгновенно напрягается. Я касаюсь его груди ногтями, отдавая ему всю себя.

— Пароль от файла — «любовь».

Томас приподнимается на локте, чтобы посмотреть на меня, и я не скрываю от него ничего: ни своих глаз, ни своих эмоций. Он отвечает мне такой нежностью, что у меня перехватывает дыхание, и таким глубоким поцелуем, что проникает в самые потаённые уголки моей души.

Его пальцы снова переплетаются с моими, он прижимает меня спиной к матрасу и накрывает своим телом. Его грудь прижимается к моей. Я слегка дрожу, когда чувствую, как он надавливает большим пальцем на мою нижнюю губу, призывая открыть рот шире.

Он настойчиво требует, чтобы я приняла всё, что он хочет мне дать.

Его язык, его дыхание...

Я внезапно замираю, когда что-то маленькое и гладкое царапает моё горло. У меня нет времени сопротивляться. Он грубо запрокидывает мою голову назад и заставляет меня проглотить, после чего приближает своё лицо к моей шее. Он едва касается её носом, и его голос скользит по моей коже.

— Я же говорил тебе, никому не доверять.

— Что...

Когда он поднимается и снова смотрит на меня, в нём что-то изменилось. Его глаза холодные и пустые.

Я вздрагиваю, когда он меня гладит.

— Я любил свою сестру больше всех на свете. Когда я её потерял, я пообещал себе, что больше никому не позволю причинить мне такую боль. Никогда.

Что-то не так. Моё тело не реагирует на команды разума. Зрение затуманивается. Лицо Томаса исчезает, поглощённое тьмой. Неестественный холод окутывает меня, и я погружаюсь в забытье.

— Аид...

Имя бога мёртвых срывается с моих губ вместе со стоном. Во рту всё пересохло от того, что он мне дал. Мне показалось, это была таблетка, но совсем маленькая.

Словно зёрнышко граната.

— Что ты мне дал?

Он снова нежно касается моего лица.

— Сильное снотворное.

Нет. Нет. Нет.

Я пытаюсь поднять руку и схватиться за него, но я слишком слаба, слишком устала...

— Я должна увидеть Грейсона, я должна...

Он обхватывает моё лицо своими ладонями. Его голос становится жёстче, когда он сжимает пальцы.

— Я позабочусь о нём. Я не позволю ему причинить тебе вред. Больше никогда.

Меня сильно трясёт, я дрожу.

— Ты не можешь... Не...

Мой голос обрывается. Аид целует меня в последний раз, прежде чем сесть.

— Тебе не следовало меня недооценивать. — Его голос тихий, словно доносится издалека. Это странно, потому что его руки всё ещё на мне. В моих волосах. — Я вижу всё, Александра. И я знаю всё.

Последнее, о чём я думаю, прежде чем погрузиться во тьму и потерять сознание, — что он ошибается и понятия не имеет, с чем ему предстоит столкнуться.

АИД

Люди часто думают, что умные не умеют в той же степени владеть своим телом. Это довольно распространённая ошибка, которую я научился обращать в свою пользу.

Когда Грейсон прибыл на место встречи с Александрой, он был вооружён до зубов и уверен в своей победе надо мной. Его надменность его и погубила. Она позволила мне подойти ближе, чем следовало бы, но главное — дала возможность незаметно подкрасться сзади и оглушить его.

Убедившись, что нас никто не видел, я затащил его в машину и отвёз в место, совершенно отличное от того, что выбрал он. Я привязал его к стулу и уселся напротив.

Я просидел неподвижно почти час, ожидая, пока он очнётся. Когда это, наконец, произошло, растерянное выражение его лица с лихвой окупило каждое мгновение ожидания.

— Где мы?

Несмотря на то что моё лицо скрыто маской, я улыбаюсь.

— Не узнаёшь?

Глаза Грейсона быстро забегали, осматривая помещение. Я точно знаю, что он видит: большое, пустое и заброшенное пространство. Огромные квадратные окна, пропускающие яркий свет. Стены настолько обветшали, что видна кирпичная кладка, по которой вьются самые разные растения. Потолок в некоторых местах обвалился, обнажив металлический каркас, который должен был поддерживать здание.

— Александра не первый агент, с которым я пытался сотрудничать, — признаюсь я. — До неё был другой: тот, кого ты довольно хорошо знал.

Грейсон вскидывает подбородок, понимая.

— Джонатан. — Мне не нравится, как он произносит его имя, в нём полно презрения. — Ты был его контактом.

— Последнее, что он мне сказал перед смертью, было то, что он выяснил, кто стоит за коррумпированными агентами. Если бы он сказал мне, что это ты, вместо того чтобы следить за тобой, пытаясь убедить сдаться, всё это закончилось бы давным-давно.

Грейсон разражается смехом.

— Джонатан всегда был наивным. Как и Александра.

Я качаю головой, опровергая его слова.

— Она другая.

— Легко поверю. Затащить её в постель, должно быть, было приятным бонусом. — Он снова смеётся, а затем становится серьёзным. — Я слышал вас, знаешь? В вечер вечеринки в Rules Corporation я проследил за ней и устроился в комнате рядом с вашей. Ты предлагал ей всё, что она захочет. Ты засунул руку ей между ног, и она застонала, как шлю...

Звонкая пощёчина, которую отвешиваю ему, эхом разносится под потолком. Мне несвойственно поддаваться на провокации, но я не позволю такому червю, как Грейсон, или кому-либо ещё, неуважительно отзываться об Александре.

Не только потому, что она этого не заслуживает, но и потому, что она моя.

Грейсон усмехается, а затем сплёвывает на пол.

— Скажи мне, Аид. Где сейчас твоя протеже? — Когда я не отвечаю, он поднимает на меня взгляд. — Она всё ещё в твоей постели или ты уже выбросил её тело в яму?

Он ближе к правде, чем может себе представить, но я не доставлю ему удовольствия признаться в этом.

— Ты позволил ей увидеть твоё лицо, не так ли? Скажи: это было до или после того, как она отсосала тебе?

Я засовываю руку в карман. Когда гнев, который он во мне вызывает, становится слишком сильным, я достаю зажигалку и начинаю играть с ней. Я открываю и закрываю её несколько раз, пока Грейсон пытается вывести меня из себя и заставить снова подойти к нему. Этого не произойдёт. Я не дам ему ни единого шанса сбежать. Всё закончится сегодня.

Здесь и сейчас.

— Тебе следовало привести её, — настаивает он. — Если бы ты позволил мне убить её, ты бы избавился от большой проблемы. Теперь же тебе придётся запачкать руки дважды. Со мной и с ней.

Теперь моя очередь смеяться.

— Что заставляет тебя думать, что я запачкаю о тебя руки?

После долгой игры я щёлкаю зажигалкой. Пламя танцует прямо между моих пальцев, прежде чем я снова закрываю её.

— Если ты изучал моё досье, то знаешь, что в последние месяцы мне довелось сотрудничать с человеком, обладающим весьма специфическим талантом. Он может убить кого угодно, в любой момент, не оставив никаких следов. Он может сделать это быстро и безболезненно, или медленно и мучительно. Если скажу ему, он будет держать тебя на грани жизни и смерти в течение нескольких дней. Он может причинить тебе мучения, которые ты даже не можешь себе представить, и без необходимости прикасаться к тебе.

Лицо Грейсона бледнеет, как только он понимает, о ком я говорю. Имя срывается с его губ вместе с ругательством. Я киваю, улыбаясь.

— В последние часы у нас был довольно интересный разговор, знаешь? Когда я сказал ему, что ты меня беспокоишь, он предложил заняться тобой.

Я делаю паузу, чтобы просто насладиться тем, как он дрожит.

— Джун Иноуэ в большом долгу передо мной. Я хотел взыскать его позже, но из-за тебя мне придётся сделать это сегодня.

Губы Грейсона слегка дрожат.

— Ты попросил его... убить меня?

— О нет. — Весёлый смех сотрясает моё тело. — Это было бы слишком просто.

Наконец-то я чувствую его страх.

Только этого всё ещё недостаточно.

Я снова щёлкаю зажигалкой. Несколько мгновений наблюдаю за пламенем, прежде чем снова посмотреть на Грейсона.

— О тебе позабочусь я.

Я приседаю, и у него перехватывает дыхание. Он опускает голову, шаркает ногами. Его лицо искажается, когда я подтверждаю его подозрения.

— То, что у тебя под ногами, — не вода, а горючее без запаха. А это, — продолжаю я, указывая на зажигалку, — запал.

Его шея краснеет. На лбу и висках выступает испарина. Грейсон лихорадочно шевелит пальцами.

— У тебя есть последнее желание перед смертью? Тяжесть, которую ты хочешь снять с души?

Грейсон яростно топает ногами. Он выкрикивает самые ужасные угрозы, но я всё равно поджигаю. Когда тринадцать лет назад похититель Ханны погиб в огне, это была ошибка. Сейчас всё иначе. Огонь взбирается по ногам Грейсона, а я сажусь напротив него и делаю именно то, что пообещал Александре: смотрю, как он горит.

Нет никаких оправданий и мотивов.

Монстры действительно существуют.

И я один из них.

ГЛАВА 32

АЛЕКСАНДРА

Лёгкий ветерок касается моего лица.

После долгих дней, проведённых в заточении, когда чувствую, как в ноздри проникает аромат травы и земли, на мгновение мне кажется, что я продолжаю спать. Я поворачиваюсь на бок, улыбаясь. Но у меня нет времени наслаждаться блаженством, потому как что-то прохладное касается моей щеки.

Я открываю глаза и осматриваюсь. Первое, что вижу, это небо. Голубое. Необъятное. Ветерок, который меня разбудил, снова ласкает моё лицо, пока я поднимаюсь и сажусь.

Надгробные плиты теряются из виду, но над пейзажем главенствует величественная статуя ангела, возвышающаяся надо мной. Потрескавшееся мраморное лицо смотрит на меня благосклонно, словно её попросили охранять меня до пробуждения.

Я касаюсь своего лица рукой. Оно мокрое. Ночная влажность проникла в мои кости, а также в одежду. Джинсы липнут к ногам, а толстовка испачкана землёй.

В отличие от брюк и обуви, она не моя.

Я прижимаю ткань к носу и глубоко вдыхаю.

— Аид, — шепчу я, узнавая его запах.

Небо грохочет, а воспоминания сгущаются в моей голове. Прошлой ночью он вошёл в мою комнату, и мы занимались любовью. В момент слабости я дала ему пароль от файла с информацией о его сестре.

Я доверилась ему.

А он накачал меня наркотиками.

Я вскакиваю так быстро, что чувствую, как кружится голова. Ноги дрожат. Вчера вечером я не ужинала. Не знаю, сколько времени проспала, но, судя по положению солнца, слишком долго.

С моих губ срывается ругательство, когда понимаю, что опаздываю на встречу с Грейсоном и что в случившемся со мной нет ничего случайного. Аид позаботился о том, чтобы я не смогла прийти вовремя, и получил возможность встретиться с Грейсоном вместо меня.

Ярость сжимает мои внутренности. Я собираюсь направиться к выходу, когда замечаю что-то в кармане. Это записка. Она не подписана, но нетрудно догадаться, кто её оставил.

«Однажды ты спросила меня, почему я выбрал именно тебя. Я рассчитывал на то, что в нужный момент ты примешь правильное решение».

Если это шутка, то совсем не смешная. Я нахожусь посреди кладбища не потому, что приняла правильное решение, а потому что позволила Аиду обмануть меня. Я собираюсь разорвать записку на куски, когда слышу голос, зовущий меня по фамилии.

— Агент Дюпре.

Ко мне быстро приближается Хадсон. Рядом с ним Ник и ещё пара агентов. Я прячу записку в карман и жду, пока они подойдут. Прежде чем успеваю спросить, как он меня нашёл, Хадсон протягивает мне руку.

— Рад видеть тебя в целости и сохранности!

Я смущённо пожимаю ему руку.

— Я тоже рада.

Хадсон удовлетворённо кивает.

— Для первого опыта в данной области ты проделала отличную работу.

Снова у меня ощущение, что я что-то упускаю. В порыве галантности Ник накидывает мне на плечи свою куртку и провожает до выхода из кладбища. Я узнаю пару наших машин и нескольких коллег.

Одного, в частности, не хватает.

— Где Грейсон?

Ник поджимает губы.

— Мы всё ещё его ищем. Как только Хадсон получил информацию, которую ты ему передала, команда отправилась к нему домой, чтобы арестовать. Но он уже исчез.

Я хмурюсь, не понимая.

— Вы получили мою информацию?

— Да. Ту, что ты достала, работая под прикрытием. Мы искали тебя неделями. Мы думали о худшем, пока Хадсон не сообщил нам, что ты в безопасности и ведёшь расследование параллельно нашему, но под прикрытием.

Я сжимаю кулаки.

— Когда он это сказал?

— Сегодня утром, хотя твоё задание было официально оформлено сегодня ночью, незадолго до того, как нам прислали список с именами коррумпированных агентов, которых ты нашла.

— Какой список?

Ник несколько мгновений возится с телефоном, прежде чем показать мне. Там не только имена, которые я дала Аиду, но и другие, которые нашёл он, расследуя без меня.

— Нам удалось арестовать почти всех. Кроме Грейсона.

Я широко раскрываю глаза, поражённая. Я не просто кажусь глупой: я и есть глупая, потому что, пока каждый кусочек встаёт на своё место, гнев, который я испытывала, проснувшись, исчезает, уступая место совершенно другому чувству.

Уважение. Восхищение. Благодарность.

Аид не был обязан соблюдать свою часть сделки. Он мог бы оставить себе список, который я ему предоставила, и убить меня, но вместо этого он освободил меня и передал имена коррумпированных агентов Хадсону, благодаря чему большинство из них были арестованы. Он позволил мне свершить правосудие, как я и просила. Зная его способности, я полагаю, что и история о работе под прикрытием тоже его рук дело. Должно быть, он добавил что-то вроде «миссии» для меня в базу данных ФБР, чтобы избежать обвинений в сотрудничестве с преступником.

Живот сводит судорогой, и прижимаю к нему ладонь. Слова, написанные в записке, начинают повторяться в моей голове, приобретая совершенно иной смысл.

Я рассчитывал на то, что в нужный момент ты примешь правильное решение.

Итак, это и есть правильное решение: принять то, что он был готов мне дать, и навсегда вычеркнуть его из своей жизни, как он поступил со мной.

Кто знает, почему я ожидала чего-то другого.

Нет. Я ожидала от него большего.

Не того, что он отомстит или не спасёт меня.

А того, что он выберет меня.

Правда поражает меня с той же силой, что и удар в живот.

— Всё кончено, — шепчу я.

«Как только я покину эту комнату, всё будет кончено».

Неправильно истолковав мои слова, Ник хватает меня за плечи.

— Пока нет, но это лишь вопрос времени. Мы найдём Грейсона, и тогда, наконец, всё закончится.

Возможно, если бы своими глазами не видела, на что способен Аид, я бы могла ему поверить. Вместо этого я опускаю голову и закрываю глаза руками. Ряд ужасающих образов проносится у меня в голове.

«Зачем убивать их, когда можно уничтожить?»

Внезапно я вижу тело Грейсона, лежащее на земле. Я представляю его замученным. Искалеченным. Убитым. И не потому, что он был предателем, а потому, что угрожал мне.

— Есть, Дюпре. — Ник слегка трясёт меня, заставляя открыть глаза. — Его нашли!

Сердце подступает к горлу.

— Кого?

— Грейсона.

Я больше чем просто устала, и всё же, как только он садится в машину, без колебаний сажусь следом. Ник подносит телефон к уху и звонит Хадсону.

— Куда мы направляемся, сэр?

Я не слышу ответ, но вижу, как лицо Ника бледнеет. Когда он заканчивает разговор, я наклоняюсь вперёд.

— Что он сказал? Куда мы едем?

Он несколько раз шевелит губами, прежде чем ему удаётся заговорить.

— На склад, где умер Джонатан Мейер.

ГЛАВА 33

АЛЕКСАНДРА

Пока расследовала смерть Джонатана Мейера, я просмотрела десятки фотографий склада, где его убили. Я изучила карты и спутниковые снимки. Это не то место, где я когда-либо хотела бы оказаться, особенно вечером или в одиночестве.

Когда Ник останавливается перед входом, ещё светло. Там полно агентов ФБР, но у меня всё равно скручивает живот. Часть крыши обрушилась. Стены уже не серые, а чёрные. Воздух странный. Плотный и тёплый.

Удушающий.

Ник разводит руками, смотрит в небо. Облака сгустились. Вокруг нас кружатся крошечные белые хлопья. Он хмурится, в нерешительности.

— Снег в Сиэтле?

Я хватаю одну из бесчисленных частиц, парящих в воздухе, и крепко сжимаю её между большим и указательным пальцами. Кровь стынет у меня в жилах, когда понимаю, что это такое.

— Это не снег. Это пепел.

Из склада выходит команда пожарных. Как только они подтверждают, что внутри безопасно, Хадсон жестом приказывает спасателям войти. Ник кладёт мне руку на спину, подталкивая вперёд.

— Пошли. Грейсон внутри.

По спине пробегает дрожь. Однажды Томас рассказал мне, что поймал и допросил мужчину, похитившего его сестру. Когда я спросила, убил ли он его, Томас ответил уклончиво и сбивчиво. Решив не давать компрометирующую информацию убийце, я изучила нераскрытые дела того периода и выяснила, что похитителя убил не Томас, а пожар, возникший из-за короткого замыкания в помещении, где он его допрашивал.

Когда прибыла скорая помощь, вызванная анонимным звонком, мужчина был ещё жив, хотя и с тяжёлыми ожогами. Несколько дней он находился между жизнью и смертью, пока не скончался.

Мне кажется, это событие глубоко потрясло Томаса. Каждый раз, когда его что-то тревожит, его пальцы тянутся к зажигалке, которую он всегда носит с собой. Однажды он признался мне, что хотел бы сжечь тех, кто причинил ему зло. Поэтому, когда я захожу на склад с Ником, у меня тяжело на душе и страх в сердце.

Внутри воздух настолько тяжёлый, что им трудно дышать. Резкие нотки дыма щекочут ноздри. Я поднимаю толстовку, чтобы прикрыть рот и нос, но даже так не могу избавиться от этого запаха.

Спасатели работают в нескольких шагах от нас. Я не могу понять, что они делают, пока Хадсон не говорит нам.

— Агент Уорд жив, — объявляет он, его голос искажён из-за платка, который он прижимает ко рту. — Он надышался дыма. У него несколько ожогов на ногах и руках, но он должен выжить.

— Он его не убил? — Я не замечаю, что задала этот вопрос вслух, пока не чувствую, как все взгляды устремлены на меня. Я прочищаю горло, поправляясь. — Я имею в виду, огонь.

Хадсон подозрительно смотрит на меня, прежде чем ответить.

— Огонь был его мучением, но и спасением, потому что пережёг верёвки, которые держали его в плену, и позволил ему отойти достаточно далеко, чтобы не сгореть заживо.

Ник вздрагивает.

— Верёвки? Кто-то связал Грейсона? Зачем?

Пока спасатели укладывают Грейсона на носилки и уносят, Хадсон расправляет плечи.

— На этот вопрос, возможно, могла бы ответить агент Дюпре.

Я глубоко вздыхаю, не зная, что сказать. В конце концов, выбираю путь правды.

— Месть.

— Я так и думал. — Хадсон качает головой с сожалением. — Месть — это кровожадный зверь. Когда её предпочитают правосудию, есть только два пути: быть поглощённым сожалениями или умереть.

Его взгляд устремляется в точку в середине склада. Там тоже есть агенты. Но нет спасателей.

— Помимо агента Уорда, мы нашли труп ещё одного человека, — продолжает он. — Пока пламя пожирало Уорда, он имел наглость сидеть и смотреть, как тот горит.

Невидимая рука сжимает мне лёгкие, когда я понимаю, что в том месте кто-то нагромоздил несколько кирпичей и деревянных поддонов, чтобы воссоздать некое подобие трона. На мгновение я действительно вижу кого-то, сидящего там. Грейсон, привязанный к стулу, кричит изо всех сил, а пламя, взбирающееся по строительным лесам, рисует некое подобие раскалённого нимба вокруг фигуры бога, который его осудил.

Мои шаги механически направляются к этому трону. Я прохожу мимо остатков стула, к которому был привязан Грейсон. Жар, возникший при пожаре, привёл к тому, что фрагменты верёвок сплавились с полом. Всё тёмное. Сожжено. Кроме одного предмета, рядом с которым был помещён маркер улики.

Я опускаюсь на колени, чтобы быть ближе.

У меня начинается головокружение.

Это зажигалка Томаса.

Я сжимаю пальцы. Цепляюсь за иссохшую землю. Она ещё тёплая, но я чувствую, как глубокий холод сковывает моё тело, когда Хадсон подходит ко мне и просит сделать то, чего я никогда не хотела бы.

— Ты сможешь опознать тело?

Он говорит о человеке, который был с Грейсоном на складе.

О том самом, кто устроил пожар.

«Месть — это кровожадный зверь».

У меня дыра в груди, но я киваю.

«Когда её предпочитают правосудию, есть только два пути: быть поглощённым сожалениями или умереть».

Я позволяю Хадсону подвести меня к чёрному мешку, в который положили тело мужчины, найденного с Грейсоном.

— Ты единственная, кто видел Аида в лицо.

Дыра в моей груди становится ещё больше, когда я понимаю, что сделала гораздо больше. Я жила и дышала с ним. Я доверила ему все свои секреты, включая самые мрачные и опасные. Я влюбилась в него.

А он отплатил тем, что вырвал моё сердце.

Хадсон расстёгивает молнию. Дюжина агентов окружает меня. У каждого есть что сказать, но тишина в моей голове оглушительна. Я задерживаю дыхание. Воспоминания о времени, проведённом с Аидом, проносятся в моей голове, и мой взгляд скользит по обугленному телу, пока не достигает лица.

Мгновенное облегчение пронзает меня.

Это не он.

И тогда я на самом деле понимаю смысл записки.

«Я рассчитывал, что в нужный момент ты примешь правильное решение».

Сердце бешено колотится, пока Хадсон подгоняет меня.

— Александра.

Я сжимаю челюсти. Вспоминаю всё, что Аид сделал для меня, то чувство, которое он смог во мне пробудить...

И принимаю «правильное» решение.

— Это он. — Даже несмотря на то, что я лгу, мой голос не дрожит ни секунды. — Это Аид.

Хадсон кивает, прежде чем повернуться ко мне спиной и подтвердить судмедэксперту личность. Я возвращаю Нику куртку, которую он мне одолжил, и выхожу со склада. С каждым шагом я чувствую, как груз, который я несу, становится всё тяжелее, а запах пепла — всё сильнее.

Хотя мне больше не холодно, я обхватываю себя руками.

Своей ложью я спасла бога мёртвых.

И убила свою честность.

Хотела бы я сказать, что однажды моя совесть потребует плату за это предательство, и что в тот день я заплачу свой долг, но это было бы ложью.

Я уже заплатила цену.

Своим сердцем.

ГЛАВА 34

АЛЕКСАНДРА

Неправда, что время лечит.

Прошло два месяца с предполагаемой смерти Аида, а я до сих пор плохо сплю. Иногда я делаю опасные вещи, например, оставляю дверь дома открытой или компьютер включённым, с камерой, направленной на меня. Мне несколько раз снилось, как он входит в мою комнату, забирается в мою постель и трахает меня, как в последний раз, прямо в одежде.

Каждое утро, просыпаясь, я пытаюсь повсюду уловить его запах.

Мне это не удаётся.

Зато я часто вижу лицо Томаса. Запуск обновления, над которым он работал для Rules Corporation, прошёл успешно. После скандала, вызванного тем, что женщина, с которой встречается Рулз, оказалась бывшей хакершей, акции компании наконец-то снова пошли вверх.

Каждый вечер, перед тем как вернуться домой, я прохожу мимо здания их офисов и думаю, стоит ли зайти. Часть меня страстно этого желает, но другая, гораздо более рациональная, понимает, что есть причина, по которой Аид больше не появлялся — ни в реальной жизни, ни в сети — и эта причина в том, что он больше не хочет меня видеть.

Однажды вечером я так увлеклась разглядыванием витражей у входа, что не сразу заметила женщину, остановившуюся рядом. Когда я обернулась, чтобы посмотреть на неё, мне потребовалось меньше секунды, чтобы узнать её, потому как её лицо часто мелькало в скандальных заголовках последних недель.

Несмотря на каблуки, Шэрон Аллен была ниже меня как минимум на десять сантиметров. У неё совершенно другая фигура, чем у меня: более мягкая и чувственная.

Неудивительно, что Рулз так ею увлечён. Судя по враждебности в её взгляде, она не только красива, но и очень опасна.

— Я думала, вы закончили расследование по делу Роберта.

Хотя её агрессивный тон не заслуживает моей вежливости, я стараюсь ответить ей спокойно.

— Я здесь не из-за него.

— А из-за кого же?

Правда так и рвётся наружу. Недели напролёт я только и делала, что лгала. Я устала скрывать свои чувства, просыпаться посреди ночи и вздрагивать каждый раз, когда получаю телефонный звонок или вижу человека в капюшоне на другой стороне улицы. Мне нужно вернуть свою жизнь, и я знаю только один способ сделать это.

Я выпрямляюсь и смотрю ей в глаза.

— Я ищу Томаса.

— Томаса? — После некоторой заминки она разражается смехом. — И в чём вы хотите его обвинить? В трудоголизме?

Я стараюсь не обращать внимания на её насмешливый тон и сохранять спокойствие.

— Я здесь не по работе, а по личным делам.

— О. — Её алые губы приоткрываются в выражении удивления — и немного отвращения. — Вы двое...

Я прочищаю горло, не зная, что сказать.

— У нас... незавершённое дело.

Шэрон слегка прищуривается, глядя на меня.

— Незавершённое дело или прошлое?

Она снова делает это движение губами. Кривит их, словно не знает, какое выражение лица принять в моём присутствии. Очевидно, что она ценит и уважает работу заместителя Рулза, но он не нравится ей как мужчина. Меня это не удивляет. Томас делал всё, чтобы казаться скучным или неприятным, хотя на самом деле он совсем другой.

Я сжимаю челюсти и отгоняю эмоции.

— Послушай, я знаю, что не имею права просить об этом, но я хотела бы поговорить с ним.

Шэрон вздёргивает подбородок и отступает на шаг. Грациозным движением она убирает волосы с лица.

— Я бы с удовольствием помогла тебе, правда. Проблема в том, что никто не знает, где он сейчас находится, даже Роберт. После завершения последнего проекта, над которым он работал, он попросил бессрочный отпуск.

— Что? — Я широко раскрываю глаза от удивления. — Когда это произошло?

— Чуть больше двух месяцев назад.

Примерно тогда, когда я объявила всем, что Аид мёртв. Моё тело внезапно расслабляется, когда я осознаю. Я опускаю голову, и Шэрон нежно касается моего плеча.

— Мне жаль, агент Дюпре. Если я могу что-то сделать...

Горький смех поднимается у меня в горле.

— Если только ты не знаешь, как найти человека, который не хочет, чтобы его нашли, то, пожалуй, нет.

Она изгибает свои красные губы в ехидной улыбке.

— На самом деле, находить мужчин — одна из моих специальностей.

— Представляю, — саркастически замечаю я, вспоминая её прошлое хакера. — Но, знаешь, я не твои клиенты. У меня есть значок.

Шэрон взрывается смехом.

— О, милая. Я не предлагала тебе свои услуги. Теперь я честная женщина. Однако, было время, когда я была в твоей шкуре. — Её взгляд загорается, когда она вспоминает. — Мужчина, совершенно недосягаемый для меня, привлёк моё внимание.

— Рулз? — удивлённо спрашиваю я.

Шэрон кивает.

— Я долго думала, как к нему подобраться, пока не поняла, что смотрю на ситуацию под неверным углом, и нашла решение.

Даже если бы захотела, я не смогла бы отвести от неё взгляд или перестать слушать.

Я буквально ловлю каждое её слово.

— Что ты сделала?

В её глазах сияет пленительный свет.

— Всё просто: я заставила его прийти ко мне.

АИД

Я где-то читал, что человек может обходиться без сна до одиннадцати дней.

Отсутствие или недостаток сна может привести к различным последствиям: стрессу, раздражительности, гневу, проблемам с мышлением и даже к галлюцинациям.

С тех пор как я ушёл из Rules Corporation, у меня начались проблемы со сном. Иногда я сплю днём, когда Александра в офисе, и я не могу наблюдать за ней. Я недолго отдыхаю, столько сколько необходимо, чтобы не сойти с ума. Большую часть времени я провожу размышляя, задавая себе вопросы, на которые не могу ответить, и наблюдая за ней.

Глядя на неё, я испытываю смешанные чувства.

Временами гнев. Но и удовлетворение.

Каждую ночь она ищет новые способы, чтобы связаться со мной, а я задаюсь вопросом, что произойдёт, если решу вернуться к ней. Иногда я позволяю воспоминаниям захлестнуть мой разум, а воображению — перенести меня в альтернативную вселенную, где Ханну не похищают, а я не становлюсь Аидом.

Мы бы встретились с Александрой?

Привлёк бы я её внимание, если бы не был хакером?

Возникло бы у неё влечение сразу или мне пришлось бы добиваться её расположения?

Мои мысли блуждают от одной возможности к другой, пока я не вспоминаю тот день, когда мы вместе обедали. Вспоминаю, как она позволила мне коснуться её и выпила то чёртово вино из моих рук, и в паху разливается желание.

Я прикасаюсь к себе поверх джинсов, а моё воображение представляет гипотетическое продолжение. Я вижу, как веду её в свой пентхаус — и в свою постель. И когда призываю показать, как сильно она меня хочет, её одежда с шорохом падает на пол.

Я только сжал член в кулак, когда краем глаза замечаю на мониторах что-то необычное. По пожарной лестнице, проходящей рядом со зданием, где живёт Александра, поднимается фигура в тёмной одежде.

Я резко выпрямляюсь и возвращаю руки к клавиатуре. Пытаюсь получше рассмотреть, что происходит. Стон поднимается по моему горлу, когда человек останавливается у окна Александры и достаёт инструменты для взлома.

Несмотря на то что она агент, Александра не любит оружие. Когда она ложится спать, то оставляет свой пистолет не на прикроватной тумбочке или под подушкой, а на столе возле окна. Если незнакомцу удастся проникнуть в дом, он может использовать оружие против неё.

Я кладу руку на монитор. Между мной и ней нет звуковой связи, и всё же я начинаю кричать.

— Проснись! Открой свои чёртовы глаза!

Когда я понимаю, что она этого не сделает, беру телефон и запускаю ту же программу, что использовал на компьютере. Я подключаюсь к камере, которую установил в её квартире, и начинаю бежать. Хотя Александра об этом не подозревала, моё убежище находится ближе к её дому, чем она могла бы подумать, потому что оно расположено под Rules Corporation.

Вбежав на улицу, где она живёт, я вижу, что грабитель поднял оконное стекло и залез внутрь.

С замирающим сердцем я переступаю порог её дома. Судя по тому, что успеваю разглядеть на телефоне, этот тип вытащил нож. Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как только могу. У меня нет времени воспользоваться дубликатом ключей, который я сделал. Я выбиваю дверь плечом и врываюсь в её комнату словно разъярённый зверь. Хватаю незваного гостя за шею и швыряю его об стену.

Нож, который он держал в руке, падает на пол, а с губ незнакомца срывается недвусмысленный женский стон. Я снимаю с его головы балаклаву и застываю в изумлении.

— Александра...

У меня до сих пор сжимаются лёгкие от бега, мышцы напряжены от гнева и страха.

Я пару раз моргаю, уверенный, что это галлюцинация. Когда видение не исчезает, я поворачиваюсь к кровати. Я видел, как она забралась под одеяло чуть больше двух часов назад. Простыни всё ещё натянуты. Я поднимаю их, чтобы убедиться, что под ними никого нет.

— Я обнаружила камеру, которую ты установил в моей квартире две недели назад, — начинает она осторожно. — Я остановила запись сразу после того, как легла в кровать. Я поправила простыни так, чтобы ты подумал, что я сплю, и переоделась. Как только вышла, я снова её включила.

— Зачем?

Её взгляд смягчается, а пальцы нежно касаются моей руки.

— Ты знаешь, зачем.

Я слишком зол, чтобы с ней разговаривать, поэтому поворачиваюсь к ней спиной и направляюсь к двери. Едва делаю шаг, как чувствую, что меня тянет назад. Опускаю голову. Металлическое кольцо сжимает моё запястье.

Я бросаю на Александру испепеляющий взгляд.

— Ты приковала меня наручниками к кровати?

Она поднимает руку, показывая мне ключ. Я пытаюсь вырвать его, но она быстро реагирует. Она отступает, чтобы не оказаться в пределах досягаемости моих рук.

— Я не хотела этого делать, но ты не оставил мне выбора.

— Мне следовало догадаться. — У меня в горле поднимается дьявольский смех. — Ты об этом думала каждый раз, когда завороженно смотрела на мои цепи: о том, как меня связать.

Румянец, появившийся на её лице, рассказывает совершенно другую историю, чем то, что я предполагал: я связываю её, и она становится доступной и не пытается освободиться. Я прогоняю эту картину — и нежелательное волнение, которое она вызвала у меня, — и снова смотрю на неё.

— Ты получила то, что хотела. Теперь отдай мне ключ.

Глаза Александры расширяются от ярости.

— По-твоему, это было то, что я хотела? Если ты не заметил, я так и не получила того, чего хотела. Я просила тебя о правде, а ты лишь манипулировал мной с самого начала. Ты взломал серверы ФБР и перевёл меня в Сиэтл, заставил Хадсона поручить мне своё дело, следил за мной, преследовал, похитил и...

— Трахнул, — резко прерываю я. — Это то, что гложет тебя, верно? Ты продолжаешь испытывать чувство вины за то, что позволила убийце овладеть тобой так, что ты кричала.

Александра краснеет, но не сдаётся.

— Ты многогранен, Томас. — Она поднимает обе руки и продолжает. — Ты преступник, помешанный на контроле, манипулятор и ублюдок. Но ты не убийца.

Я так сильно дёргаю наручники, что даже сдвигаю кровать. Александра едва заметно вздрагивает, но тут же берёт себя в руки. Её глаза внимательно вглядываются в мои, когда она говорит.

— Что произошло на складе, где ты встретился с Грейсоном?

— При чём здесь это? — Когда она смотрит на меня с укоризной и не ведётся на мою попытку сменить тему, я вынужден ответить. — Как думаешь, что произошло?

— Ты помиловал его.

— Зачем мне это делать?

— Ради меня.

В комнате воцаряется гнетущая тишина. Мой разум лихорадочно ищет аргументы, чтобы опровергнуть её теорию. Мне всегда удавалось менять реальность и восприятие, но сейчас я не могу найти слов.

Потому что она права.

В тот день, когда я похитил Грейсона, у меня были не самые добрые намерения. План состоял в том, чтобы убить его. Я устроил пожар, в результате которого сгорел склад, и сел напротив него. Некоторое время я наблюдал за ним, но когда он потерял сознание, я перерезал верёвки, сковывавшие его, и отнёс в безопасное место.

Мне не следовало этого делать.

Грейсон Уорд заслужил смерть, и не только за то зло, которое он совершил. Он знает о нас с Александрой. Несмотря на то что после его ареста я нашёл способ стереть все улики, которые он собрал против нас, пока он жив, существует риск, что он проговорится.

Что-то мягкое касается моего лица, возвращая в настоящее. Это руки Александры.

Её пальцы осторожно скользят по моей коже, вызывая слишком яркие и болезненные ощущения. Я инстинктивно хватаю её за запястье. Притягиваю к себе, прижимая к своей груди.

Её дыхание касается моих губ.

Она прерывисто дышит. Как и я.

Александра сглатывает, и мой взгляд падает ей на горло. Её сердце бьётся так быстро, что я почти вижу его. Я отпускаю её запястье и кончиками пальцев ласкаю ей шею.

Несмотря на то что прикосновение лёгкое, оно вызывает у неё дрожь.

— Ты не должен был уходить, — обвиняет она.

Я наклоняю голову, чтобы коснуться её губ.

— Я этого не делал, — бормочу я.

Никогда. Даже на расстоянии я продолжал наблюдать за ней. Мечтал о ней. Защищал её. Но ей этого недостаточно.

— Ты лишил меня возможности поговорить с тобой.

Меня переполняют чувства. Я не в силах их контролировать или подавлять. Я не могу остановить волну гнева, которая поднимается во мне, и не могу удержаться, чтобы не схватить её за горло свободной рукой.

— Ты объявила меня мертвецом, Александра. Я должен был исчезнуть.

— Аид должен был исчезнуть. Не ты.

Я крепко сжимаю её горло, перекрывая кислород.

— Я Аид.

— Но ты также и Томас!

Как только она произносит моё имя — моё настоящее имя, — внутри меня словно что-то ломается. Долгие годы я проживал две противоположные жизни. Чтобы защитить свою тайну, я сделал Аида и Томаса заклятыми врагами друг друга. Если Аид хотел чего-то, то Томас хотел прямо противоположного. Аид был агрессивен, Томас — сдержан. Я никогда не позволял этим двум личностям пересекаться, а их мирам — сталкиваться.

До сегодняшнего дня.

До Александры.

Слышать, как она произносит имя Аида, и имя Томаса, дестабилизирует меня. Я резко отпускаю её. Отшатываюсь, прежде чем рухнуть на пол. Александра становится на колени передо мной. Она касается моих рук.

— Томас...

Я закрываю глаза.

— Я не хочу быть Томасом.

Она снова сглатывает, а когда заговаривает, то делает это таким низким и нежным тоном, что у меня разрывается сердце.

— Тогда не будь. Будь собой.

Я качаю головой.

— Я не уверен, кто я.

— Тогда я тебе скажу. — Она обхватывает моё лицо своими ладонями и заставляет смотреть на неё. — Ты из тех, кто не задумываясь пожертвует собой, чтобы поступить правильно. Ты способен на ужасные поступки, такие как разрушение жизней, похищения и обман, но также и на такую сильную любовь, что она сдвигает центр твоей вселенной. Ты надел маску не для того, чтобы спрятаться от мира, а для того, чтобы изменить его. Ты немногословен и не бросаешь слов на ветер. Если ты что-то пообещал, то это навсегда.

Она на мгновение замолкает, чтобы перевести дух. У неё раскраснелись щёки, как после бега. Её мышцы на мгновение напрягаются, а затем расслабляются.

— Хотя на протяжении многих лет ты только и делал, что говорил себе обратное, ты не чудовище и не преступник. Я бы не влюбилась в тебя, будь ты злодеем.

Моё сердце сбивается с ритма. Я задерживаю дыхание. Медленно поднимаю голову.

Александра смотрит на меня сияющими глазами. Её тело едва заметно дрожит, сотрясаясь от эмоций, которые она только что излила мне.

Я кладу руку ей на бедро. Осторожно поглаживаю, словно пытаясь успокоить.

— Ты любишь меня?

Она прикусывает губу, а затем кивает.

— Я нарушила все правила ради тебя. Лгала начальству, сомневалась в коллегах, отказалась от ареста самого разыскиваемого преступника всех времён. Я даже инсценировала нападение, чтобы снова увидеть тебя...

Гнев, сковавший моё тело, рассеивается.

Даже если мне этого не хочется, я смеюсь вместе с ней.

По крайней мере, пока она не становится серьёзной.

— Ты не обязан быть Томасом, если не хочешь, или отказываться от Аида. Ты можешь получить лучшее из двух миров. И у тебя есть я.

Как только она предлагает мне всю себя, что-то тёмное начинает шевелиться в моём теле. Слово, которое борется, пока не становится достаточно сильным, чтобы подняться по моему горлу и появиться на губах. Я притягиваю Александру к себе ближе, произнося это слово.

— Моя.

Хотя она и ограничила мою свободу, надев наручники, я всё равно нахожу возможность проявить свою власть над ней. Я делаю это с помощью жёсткого поцелуя, который не оставляет ей выбора. Я лишаю её дыхания. Меня переполняет желание к ней.

Дрожащими руками она снимает с меня наручники. Как только освобождаюсь, хватаю её и бросаю на кровать. Наши руки неистово двигаются, раздевая друг друга, пока мы не оказываемся обнажёнными и спутанными поверх простыней, в той самой постели, где я с самого начала мечтал сделать её своей.

— Моя.

Это то, что я кричал про себя в первый раз, когда взял её... но также и в первый раз, когда её увидел. Александра обвинила меня в том, что я манипулировал ею с самого начала и лишал её всякого выбора. На самом деле произошло прямо противоположное: как только увидел её, выбора не было у меня.

Не с ней.

Вхожу в неё, но она не выкрикивает никаких имён. Она просто вздыхает.

Смотрит на меня, и я понимаю. Это то, чего она хочет.

Она хочет именно меня.

Хотя я никогда не говорил ей об этом, я тоже не хочу ничего, кроме неё. Я безумно хочу её, и целую так, словно могу отдать ей не только тело, но и душу.

Толчок за толчком я отдаю ей часть себя, которую никогда и никому не отдавал раньше. Но только после того, как я отдал ей всё, когда мы оказались в постели, прижавшись друг к другу, окутанные и защищенные темнотой, в которой я всегда жил, решаю совершить самый безумный поступок из всех.

Я стираю все сомнения и оставляю прошлое позади.

Я переписал все правила.

Ради неё.