Простая История

ФЕВРАЛЬ

Время текло медленно. Казалось, прошла уже вечность, но мои часы упрямо показывали половину шестого. Я нервничала. Я бы уже час назад ушла домой, но именно сегодня мне удалось «уговорить» Лешку пойти в маленький уютный бар. Все же Лешка была на удивление упрямой. Иногда у меня скользило ощущение, что она панически боится, что нас увидят вместе. Причём чем сильнее я ее уговаривала сходить куда-нибудь, тем крепче становилось убеждение, что она боится. Остается только вопрос: чего она так сильно опасается? Сегодня утром я проснулась с твердым желанием того, что я хочу куда-нибудь сходить. Все равно куда, только не эта опостылевшая кухня с сосисками и пельменями. И пусть я не беременная женщина, но свои желания я предпочитала удовлетворять, причем как можно скорее. К тому же у меня они и так возникали не часто.

Разговор был не очень красивым, я сорвалась на обиду, Лешка надулась. А у меня уже попала шлея под хвост, и я прибегла к шантажу.

– Не зависимо от того, хочешь ты или нет, я вечером иду в бар. Если ты не захочешь составить мне кампанию, то я буду там сидеть одна, и неизвестно, чем все это закончится. – сказала я перед уходом.

А в обед позвонила Лешка и пробурчала в трубку, что придет. К неприятному утреннему осадку добавился осадок обеденный. Ну почему нельзя просто согласиться? Неужели я прошу так много?

Я давно тут не была. Потянув тяжелую дверь на себя, я вошла в бар. Ура! Всё осталось по-прежнему. Несмотря на лихорадку ребрендинга в нашем городе, этот бар радовал своим постоянством. Вот только официантки сменились, а жаль…

Это был совсем небольшой бар, я бы даже сказала, маленький бар. Подразумевается, что в баре все сидят за барной стойкой, клубы сигаретного дыма смешиваются со звуками музыки, а перед тобой неизменный бокал с пивом. Именно поэтому мне так нравилось это место. Бар начинался и заканчивался на вывеске. Стойка всегда пустовала, посетители предпочитали ей уютно огороженные диваны-кресла в глубине зала. Тона бордо смешивались с венге и сливками, кое-где, словно упрек, вспыхивала зелень напольных цветов. Вытяжка работала мощно и бесшумно, и пиво я не пила.

Я прошла в самый дальний угол, раньше тут были курящие места для двоих. Мне повезло – мой столик не был занят. Скинув шубу на стоящую рядом с моим креслом вешалку, я присела за массивный стол.

– Это по-прежнему зона для курящих? – задала я первый вопрос мгновенно появившейся официантке. Та кивнула.

– Тогда пепельницу и горячий шоколад.

Девушка снова кивнула, и, положив передо мной меню, исчезла.

Лешка появилась, когда я уже почти допила шоколад, и честно раздумывала, как ее покарать. Я видела, как она вошла, и теперь ловила ее скользящий по столам взгляд. Чертовски приятно увидеть вспышку радости, когда взгляд ищущего натыкается на объект поиска.

– Извини, пробки, – буркнула она, подходя ко мне и на ходу сдергивая с себя куртку.

– Бывает.

Вечер, в общем, проходил неплохо. Вкусная еда, тихая ненавязчивая музыка, Лешка, которая почти забыла, что нужно обижаться, и я, разомлевшая от всего этого. Наверное, спустя час в бар вошла шумная стайка молодых людей, привлекшая мое внимание. Люди были похожи на одну серо-коричневую массу, словно по издевке художника кое-где в этой массе вспыхивала радуга. Они шумно заняли столик на противоположном конце зала, и почти моментально их скрыло облако табачного дыма. Вытяжка не справлялась…

– Пойдем домой?

– А? – я перевела взгляд на Лешку. Та сидела прямо передо мной и напряженно крутила в пальцах высокий стакан с пивом.

– Пойдем домой. – тихо повторила она.

– Почему?

– Мы поели, попили, отдохнули, а теперь пойдем домой.

– Ты хочешь сказать, что сделала мне одолжение, и теперь я должна сделать его тебе?

– Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Просто пойдем домой. Я тебя очень прошу.

Я пожала плечами и подняла руку вверх, привлекая внимания официантки.

– Счёт, пожалуйста. – попросила я, когда девушка подошла к нам.

А Лешка заметно нервничала. Такая резкая перемена в настроении…

– Что с тобой?

– Ничего. Просто хочу домой. Одевайся. Эту дуру не дождешься, оплатим в баре. – Лешка встала и подала мне шубу.

– Да что с тобой?!

– Лешка?! – Раздался изумленно-неверящий возглас за ее спиной.

Лешка сидела, и, казалось, окаменела. Меня поразила резкая перемена в ее лице. Глаза потемнели и стали почти черными и какими-то невероятно огромными.

– Так, – прошипела она сквозь стиснутые зубы, кидая шубой в меня и сдергивая с вешалки свою куртку. – быстро пошли отсюда!

– Никуда я не пойду! – возмутилась я, аккуратно вешая шубу на спинку кресла. С интересом переведя взгляд за спину Лешки, я увидела семенящее к нашему столу создание чем-то неуловимо похожее на Лешку.

Ага, так это чудо из той кампании. Интересненько.

– Привет! – девушка, а это была девушка, лучезарно улыбнулась. – Я даже не знала, что ты уже… – она вдруг заметила меня и сбилась со слов. п…п-приехала.

– Слушай, иди отсюда, а? – совершенно в своем стиле бесцеремонно ответила моя спутница, повернувшись к собеседнице лицом.

– Она такая бука. – пропела я, медово улыбаясь и стараясь незаметно стукнуть носком сапога Лешку. Судя по мгновенно появившейся гримасе боли на ее лице, мне это удалось.

– Привет, меня зовут Лариса. Присядешь?

– Она не присядет. И вообще она уходит, а мы торопимся. Правда, Даша?

Если бы так вежливо послали меня, я бы немедленно ретировалась. Но Дашу это, похоже, не особо задело, она кивнула и приземлилась на кресло, где только что сидела Лешка. Теперь Лешка разозлилась.

– Значит ты подруга Лешки? – спросила я, закуривая сигарету.

– Не моя она подруга. Перестань нести чушь и пошли домой.

– Не подруга, это она верно заметила. Знакомая. – девушка провела рукой по волосам, выкрашенным почти так же безумно, как и у Лешки в первые дни нашего знакомства, только тона у Дарьи были более естественные. Пробитые пирсингом ушки, никакого намека на макияж на лице. Железка в губе и брови. Откуда у нынешнего поколения столь великая тяга к продырявливанию своего тела? Мешковатая, не первой свежести одежда, хотя почему не первой? Может быть, это просто одежда так выглядит.

– Вы вместе учитесь? – я проигнорировала требование Лешки и беспечно попыталась продолжить разговор.

Краем глаза я увидела, как напряглась Лешка. Что-то почти умоляющее проскользнуло в темных от гнева глазах и пропало.

– Учимся? – новая знакомая несказанно удивилась. – Лешка не учится, разве она тебе не говорила о… – она поперхнулась последним словом от Лешкиного взгляда. – О том, что не учится…

– Понятно. – кивнула я, с задумчивым видом стряхивая пепел. При появлении официантки мы замолчали. Девушка, ловко обогнув стоящую Лешку, положила на стол папку с чеком и удалилась. От Лешки исходили волны ледяных крошек, интересно, за что она так не любит Дашу? А та, похоже, наслаждается произведенным эффектом. Хотя ее удовольствие смешанно со страхом. Она боится Лешку? Но дразнит ее. Вопросы размножались в моей голове, как послушные кролики.

– А ты… ее подруга?

– В каком-то смысле да. – ответила я, доставая несколько купюр из кошелька и запихивая их в счет.

– В каком? – как-то вкрадчиво спросила Даша.

– Она моя любовница.- почти на весь зал сказала Лешка. Мне показалось, что даже с самых дальних столиков посетители обернулись и теперь сверлят меня взглядом. Я поперхнулась дымом. Даша с интересом разглядывала меня, как подопытную крысу: можно ставить следующий укол, или животинушка не отошла еще от первого?

– Не мели ерунды, мы просто друзья. – я старалась прийти в себя, но сердце стучало где-то в ушах, и я почти ничего не слышала от грохота взбесившейся мышцы. Как сквозь вату я услышала следующий вопрос Даши:

– И давно вы вместе?

Почему-то захотелось выругаться матом.

– Хватит! – меня почти опрокинул с кресла Лешкин рык. Слишком много эмоций за такой короткий промежуток времени. Я затравленно посмотрела на Лешку. Как она была хороша в этот момент: от сверкающих глаз, до кончиков тонких пальчиков, судорожно вцепившихся в столешницу.

– Дарья, вали по-хорошему. Ты же меня знаешь. Какого хрена приперлась?! Давай, отрывай свой паскудный зад от стула и вали к своей шобле, они тебя заждались. Быстрее! Лара, собирайся, нам пора идти. – уже совсем другим, вкрадчивым тоном произнесла она, обращаясь ко мне.

– Наверное, нам и, правда, пора. – пролепетала я, и мы почти синхронно с Дашей поднялись с кресел. Лешка схватила меня за руку и почти волоком потащила к выходу. На ходу я успела зацепить шубу, иначе точно пошла бы голой. Перечить Лешке сейчас я бы, наверное, не осмелилась

– Ларис, ты забыла зажигалку! – я уперлась пятками в пол, чуть не опрокинув Лешку. Зажигалка дорогая, подарок Грошика, и как я могла ее забыть? К нам спешила Даша.

– На, возьми. – она протянула мне сомкнутый кулак и вложила мне в ладонь зажигалку. Я успела благодарно кивнуть, мой «тягач» вновь набрал обороты, и я устремилась следом за ним к выходу.

Только сев в маршрутное такси, Лешка чуть успокоилась. Но все равно заметно нервничала, пальцами теребила то обивку сидения, то кисти шторок, висящих на окнах. Разговаривать не хотелось. Она молчала почти всю дорогу, а я все приходила в себя от пережитой сцены. Зайдя домой, я не глядя разулась и прошла к своему любимому месту – на подоконник. Забравшись на него, я села и стала просто смотреть в окно.

– Кофе хочешь? – робко поинтересовалась Лешка, входя следом за мной в комнату.

– Зачем ты так ей сказала? – не поворачиваясь к ней, тихо спросила я.

– Почему я должна была ей врать?

– Потому что… – я честно не знала ответа на этот вопрос. Мне казалось, что это само собой разумеющееся.

– Теперь она будет думать что я…- я не могла выдавить из себя это слово, которое с такой легкостью произнесла та девушка в почти полном баре. Ни в жизнь туда больше не пойду.

– Что ты лесбиянка. – Лешка думает, что этим мне помогает? Помогает выучить новое слово, которое мне неприятно? Неприятно почему? Потому что… потому что…

– Ты не считаешь себя лесбиянкой? – как-то ехидно спросила Лешка. – Или не считаешь нас любовницами?

Я помолчала. Ну, как ей объяснить? Да, я не считаю себя этим словом. И Лешку я таким словом тоже не считаю. И вообще предпочитаю не думать о том, что есть люди, обозначающие это слово. И я даже никогда не думала о Лешке, как о любовнице. Любовница! Тоже мне…

– Как мне воспринимать твое молчание? – она настойчиво врывалась в мои мысли.

– Просто пойми, я не такая…

– Какая «не такая»? – Лешка зло прищурилась. Я молчала. Ну не могу я произнести это слово. Даже в мыслях не могу. Но в мыслях этому не нужно определение словом. А вот вслух… Почему оно всегда кажется мне таким уничижительным и неполноценным?

– Не такая, и все.

– Какая «не такая»? Не такая, как я? Или как кто-то еще? – она подошла ко мне и, схватив меня за плечи, с силой повернула к себе.

– Не такая как вы все… – я перевела взгляд в пол. У меня не было сил смотреть на Лешку. Смотреть куда угодно, только не в ее глаза. Только не в глаза. Почему-то мне казалось, что именно сейчас я трусливо и подло отрекаюсь от нее и от всего, что было между нами.

– То есть, ты не лесбиянка. – какой же у нее злой голос, но я слышу, как сквозь напускную злость звучат капельки отчаяния.

– Да. То есть нет… То есть… – я окончательно запуталась. – В общем, я не такая.

– А спать с девушкой – это, по-твоему, как называется? То есть, пока мы трахаемся – ты такая, а как только вылезли из постели, сразу стала не такой? – Лешка тряхнула меня.

– Я не хочу сейчас разговаривать.

– Да ты никогда не хочешь разговаривать, как только разговор заходит о том, о чем ты не хочешь разговаривать! – заорала она мне в лицо.

– Не ори на меня. И если не хочу, зачем меня насиловать? – я стряхнула ее руки с себя и села на диван. Так будет хоть какое-то расстояние между нами. Хотя не думаю, что сейчас у нее могло бы возникнуть желание снова прикоснуться ко мне.

– А я буду орать, потому что меня это все достало! Мне надоело это!

Я бью в мясо. Бью точно и с надрывом. Ей больно, мне больно. Это нужно прекратить.

Я поднялась с дивана, подошла к окну и уткнулась лицом в бархатистые шторы. Смутно сквозь переплетение нитей я видела фонари, снег и пустоту. Жаль, что зима на улице, а так бы открыть окно и глотнуть свежего воздуха. Убежать и никогда ни с кем не разговаривать. И даже не думать ни о чем таком. Господи, ну почему все так сложно? Я раздвинула шторы и залезла на подоконник с ногами.

– Я. Не хочу. Разговаривать. – четко произнесла я и чуть театральным жестом задвинула шторы. Все. Занавес. Я устала.

Спустя минуту я услышала громкий и злой хлопок дверью.

Прошло полчаса, а я все так же сидела на подоконнике. Мне были совершенно непонятны мотивы поведения Лешки.

Зачем говорить о том, что между нами происходит да еще так громко? И стоит ли вообще озвучивать такое? Не разрушается ли это тонкое кружево ощущений под натиском таких грубых слов? И почему для этого предназначены именно такие слова? Неужели не нашлось ничего более достойного?

Я прислонила палец к холодному стеклу. Тонкая наледь узора расплавилась и появилась прогалина.

К чему вся эта показуха? «Такая» или «не такая»… Какая разница? Для чего такие рассуждения? Зачем демонстрация? Способ выделиться?

Я перевела палец, но подушечка пальца остыла, и узор остался почти прежним, только чуть смазанным.

Громко рассказать всему миру с кем ты спишь, а ведь по большому счету мира это не касается. Это касается тебя, и того с кем ты спишь.

Я положила на стекло ладонь. Лед плавился медленно, по руке стали стекать холодные капельки, они вяло текли по краю ладошки и падали на подоконник.

Ну а зачем тогда? Я попыталась воспроизвести в памяти сегодняшний вечер. Долго ли она собиралась духом, чтобы выпалить эту фразу? Хотела ли она что бы она прозвучала именно с такой громкостью? Может быть, это была попытка похвастаться? Ларка, о чем ты? Хвастать тобой? Ну у тебя и самомнение!

Я отняла холодную и мокрую ладонь от стекла и вытерла ее о штанину. В маленькое оттаявшее пространство стекла я увидела снег, деревья, и… одинокую фигурку, прижавшуюся к одному из тополей. Она смотрела на меня. Смотрела прямо через лед и стекло. Лешка. Она не ушла. Она просто стояла там и ждала. Глупо. Чего можно ждать? У меня окна замерзают, и я ничего не вижу. Но почему такое отчетливое ощущение, что она знает… Знает, что я вижу ее.

И что? Что теперь? Выйти за ней? Подождать… Или проверить? Я улыбнулась. И поманила ее рукой. Темная фигура отделилась от дерева и побрела по сугробу к тропинке. Поняла?

Или почувствовала?

Или что-то там себе придумала, стоя в снегу и обнимая холодный ствол дерева?

Тихий стук в дверь. Даже не стук, а поскребывание. Нерешительное, почти беззвучное. Я слетела с подоконника и молнией пронеслась в коридор. Распахнула дверь и… И попала в обжигающие холодом объятия Лешки. Она целовала мои щеки, глаза, губы, что-то пыталась бормотать, мне казалось, это были слова извинения. Я лишь в перерывах между поцелуями смогла прошептать: забудь, это все неважно, и снова отдалась на милость этих нежных, по-детски наивных губ.

Господи, как же она хороша! Хороша и очаровательна вот в этом порыве чувств. Как же это манит и пьянит.

Чувствуй, девочка, чувствуй!

И дай мне возможность чувствовать тебя и себя.

Я быстро стянула с нее куртку и кофту. С джинсами пришлось повозиться, потому что я совершенно забыла, что на ней еще и обувь. В конце концов, совместными усилиями и я, и она были освобождены от лишней одежды. Вернее вообще от одежды. Мы встали друг против друга. Свет фонарей падал на середину комнаты, отделяя потоком света меня от нее. Я шагнула в призрачный свет, она шагнула мне на встречу. Мы стояли и смотрели друг на друга. Жадно ощупывая глазами то, что сейчас будет сминаться под руками, губами и чувствами. Как же она прекрасна! Я скользила глазами по нежным плечам, чуть округлой, совсем детской груди, плоскому животу, чуть подрагивающему от возбужденного дыхания и прохладного ветерка из открытой форточки. Стройные ножки, смущенно-плотно сдвинуты, чуть прикрывая темный курчавый треугольник волос. Она протянула мне руку и я, взяв ее, поднесла к своим губам. Я целовала каждый пальчик, ладошку, нежное, почти прозрачное запястье. Она с каким-то глухим стоном отняла руку и приникла ко мне. В одном порыве мы упали на диван, и все закружилось в бешеном вальсе. Ее руки, мои, губы, язык, ноги… Наверное мы хотели соприкоснуться каждой клеточкой своего тела, каждый миллиметр кожи требовал прикосновения и ласки. Жестоко-нежной ласки. Горячее тело и ее холодные губы, скользившие по мне, заканчивались почти болезненным томлением внизу живота. Повергали в нежность и ярость, даря боль и наслаждение, утоляющее эту невнятную боль…

– Я люблю тебя. Очень, очень люблю тебя. – прошептала она, отдышавшись от бешеного танца, лежа на мне и щекоча словами мою шею.

– Ты только моя. – сказала она, поднявшись на локтях и нависая надо мной. – Ты слышишь? Я никому тебя не отдам. Ты всегда будешь только моей. Потому что я очень люблю тебя. Ты понимаешь?

Я кивнула. Не могла же я сейчас объяснять этому ребенку, что «навсегда» – это очень долго. Я просто кивнула. Мое тело все еще постанывало от пережитого и я, прикрыв глаза, отдалась ощущениям. Я смотрела внутрь себя. Видела, как бежит кровь по венам, как радуется каждая клеточка моего тела. Смешно, но я даже видела их задорные улыбки.

Лешка отвалилась от меня и, подгребая мое безвольное тело к себе, глубоко и надрывно вздохнула. Она засыпает. Всегда вздрагивает и что-то шепчет, когда засыпает. Иногда мне любопытно и я прислушиваюсь к тихому невнятному шепоту, но чаще мне все равно. И я засыпаю следом за ней.