Прости за любовь…

3

Сэнди сама не знала, как добралась до дому. Ей только смутно помнилось, что она испытала странное утешение, стоя в толпе на перроне метро и ощущая себя всего лишь каплей в море таких же безымянных лиц. Но сейчас, в собственной теплой и уютной кухне, где все было так мило ее сердцу, она чувствовала себя чужой.

Это было странное ощущение: она никак не могла восстановить утраченную связь с привычными вещами. Старой газовой плитой, стоящей в нише. Чисто выскобленным столом, который занимал слишком много места, но был такой же неотъемлемой принадлежностью дома, как и рисунки Джимми, прикрепленные к пробковой доске для заметок на двери. Разномастными чашками, висящими на крючках под древним настенным шкафчиком.

В какой-то момент после возвращения домой она поставила на плиту чайник, хотя совсем не помнила об этом. Над носиком поднимался парок, свидетельствующий о том, что он скоро закипит. Где-то по пути она сбросила туфли и теперь стояла на холодных керамических плитках в одних шелковых чулках, которые стоили целое состояние.

У нее шок. Всякий раз, когда она начинала вспоминать, что же повергло ее в это состояние, возникало сосущее ощущение под ложечкой, которое появляется в быстро спускающемся лифте, и испуг перед замкнутым пространством, ограниченным стальными стенами. Но все случившееся до того, как она оказалась в этом лифте, по-прежнему тонуло в тумане.

Сэнди взглянула на настенные часы, увидела, что еще нет и часа, и подумала, что быстро управилась с…

Лифт снова понес ее вниз, и она схватилась за кресло, а потом и упала в него, приложив холодную руку ко рту, когда перед мысленным взором на мгновение возникло каменное лицо Уго. Она медленно закрыла и открыла глаза, пытаясь восстановить связь между той частью своего существа, в которой хранились образы, и той, где теснились эмоции.

Он вышвырнул ее.

Он играл с ней, как кот с мышью. Он оскорбил ее, потом поцеловал, потом привел в состояние паники, внезапно обнаружив заинтересованность, которой она уже не желала. А затем совершенно спокойно и бесстрастно вышвырнул ее вон…

Сэнди почувствовала, что в ее мозгу наконец начало проясняться. Чайник в другом конце кухни свистел вовсю, часы на стене пробили час. Пальцы коснулись столешницы, и Сэнди вскочила, как ужаленная.

Как она могла так ошибиться? Как могла подумать, что найдет хоть какой-то отклик в его душе? Почему вдруг решила, что он сможет стать достойным отцом для ее единственного, бесценного сына?

Телефон, висящий в холле, зазвонил. Собрав в кулак волю, Сэнди заставила себя подойти и взять трубку.

— Я видела, как ты вернулась, — произнес уверенный женский голос. — Как идут дела?

Это была соседка Шейла.

— Они не идут, — ответила Сэнди и разрыдалась.

Шейла появилась через несколько минут. Она пролезла через дыру в изгороди, разделяющей их садики, и требовательно забарабанила в заднюю дверь. Это была высокая платиновая блондинка с умопомрачительной фигурой, глазами цвета ультрамарина и ртом, способным обольстить весь мир. Но за потрясающей наружностью скрывались острый как бритва ум и настойчивость, способная пробить закаленное стекло, в которое она сейчас ломилась.

— Немедленно вытри слезы! — приказала Шейла, как только Сэнди открыла ей дверь. — Он не заслуживает их, тебе ли этого не знать!

Полчаса спустя Сэнди выложила ей все за чашкой чаю. К тому моменту в глазах Шейлы появился стальной блеск.

— Сдается мне, что вы с Джимми счастливо отделались. Этот мужчина — первостатейный подонок. Я же говорила: тебе лучше было бы связаться со мной, девочка, — добавила она. — Я гораздо больше гожусь для роли отца.

Это звучало так нелепо, что Сэнди впервые за долгое время рассмеялась. Но в каком-то смысле Шейла была права: четкий, здравый подход соседки к жизни всегда привлекал Джимми. Когда ему требовалось нечто иное, чем мягкость любящей матери, он исчезал в дыре в заборе, ища Шейлу. Так же порой поступала и Сэнди.

— Что сказал твой адвокат? — поинтересовалась Шейла. — То же, что и я? «Я вас предупреждал»?

Саймон. У Сэнди в мозгу что-то щелкнуло, и она уставилась в одну точку.

— О Боже, — выдохнула она наконец и бросилась к телефону в холле.

— Что? — встревоженно спросила поспешившая за ней Шейла. — Что я такого сказала?

— О… здравствуйте, — вместо ответа натянуто произнесла в трубку Сэнди. — Будьте добры, мне нужно поговорить с Саймоном Блейком. Это м-миссис Медфорд… Ч-что значит — его нет? Я должна была встретиться с ним за ланчем.

— Мистера Блейка вызвали по срочному делу, миссис Медфорд, — ответила его секретарша. — Я ожидала вас с минуты на минуту и хотела передать его извинения.

Не нужны ей никакие извинения!

— Я должна поговорить с Саймоном! — В ее голосе появились истерические нотки. — Когда он вернется?

— Он не сказал…

— Хорошо… — Она попыталась взять себя в руки. — Мне нужно, чтобы вы его разыскали и сказали, что я хочу срочно поговорить с ним.

— Да, миссис Медфорд. Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Мистер Блейк не любит, когда его отвлекают во время важных встреч.

Сэнди положила трубку и бессильно прислонилась к стене, закрыв глаза.

— Что все это значит? — спросила Шейла.

— Я оставила бумаги на столе у Уго, — выдохнула Сэнди. — Как я могла совершить такую глупость?!

Шейла обняла ее за плечи.

— Ну-ну, успокойся, — пробормотала она. — Он просто не дал тебе возможности забрать их, — заметила подруга.

Нет, не дал, мысленно согласилась Сэнди. Он просто избавился от меня. Он услышал достаточно для того, чтобы немедленно выпроводить меня вон! Шейла решительно отвела ее обратно в кухню.

— Перестань трястись, — приказала ей Шейла. — Он не стоит таких переживаний.

Но Сэнди не вняла ее словам. Она еще больше растравляла себя воспоминаниями о том, как помчалась за Уго в Нью-Йорк, как предприняла отчаянную попытку прорваться в его офис, чтобы все объяснить, чтобы встать перед ним на колени и умолять о прощении. А когда наконец добилась встречи с ним в холле офиса, Уго, по случаю какого-то официального мероприятия одетый в шикарный смокинг, замкнулся в своей непроницаемости. Он казался более высоким, подтянутым, совершенно незнакомым и опасным. И лицо приобрело совсем иное выражение — холодное, жестокое и хищное.

— Уходи! — бросил он единственное незабываемое слово, повернулся и зашагал прочь.

— Сэнди, если он действительно так презирает тебя, то просто швырнет твои бумаги в корзину, даже не удосужившись прочесть их.

— Хорошо бы. — Ее вполне устраивал такой сценарий.

— Но что будет плохого, если он прочтет их? — рискнула предположить Шейла. — Он хотя бы обо всем узнает. Ты ведь сама этого хотела, не так ли?

Шейла пыталась отыскать положительные стороны в сложившейся ситуации. Но она не представляла масштабов ошибки, которую совершила Сэнди. Ошибка была чудовищной. Будучи наивной оптимисткой, Сэнди позволила годам смягчить жесткий образ Уго до такой степени, что даже начала спрашивать себя, была ли она справедлива к нему.

Эдвард, в свою очередь, тоже мягко и неназойливо подталкивал ее к этому. Чудаковатый, по-своему добрый Эдвард, который, как и она, не способен был видеть в людях дурного. Но ведь Эдварду было известно все. А если Уго и решит прочесть оставленные ею бумаги, то узнает лишь половину истории. Что же касается другой половины…

Другая половина целиком на совести Уго, так охотно поверившего наветам.

Нет, вздохнула Сэнди. Было нечто большее, чем слова, нашептанные ему в ухо. Он видел ее с Риком — неопровержимая улика. Но все легко было бы объяснить, напомнила себе Сэнди, если бы он только согласился меня выслушать. Но он не согласился. Ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось. Он по-прежнему смотрит на нее непрощающими глазами человека, глубоко убежденного в том, что женщины — грешницы по натуре.

И она даже близко не подпустит к своему сыну этого мужчину, который может заразить его превратными представлениями о ней.

— Сэнди… — начала Шейла, взяв ее руки в свои.

Сэнди высвободила руки, не желая продолжать разговор. Остается только надеяться, что Саймон заберет документы прежде, чем Уго решит, чтобы подпитать свою ненависть к ней, прочесть то, о чем на самом деле и знать не желает.

— А что вообще ты делаешь дома? — спросила она у Шейлы, резко меняя тему разговора. — Ты ведь, кажется, должна была представлять какую-то весеннюю коллекцию.

— Показ решили перенести в Филадельфию, — объяснила подруга. — Он состоится завтра, поэтому я зашла домой, чтобы собрать сумку и дневным рейсом вылететь туда. У меня там куча друзей, которых я не видела целую вечность… Но я передумала, — быстро добавила она. — Я полечу завтра…

— Нет, ты этого не сделаешь. — Сэнди бросила на Шейлу предостерегающий взгляд. — У меня были неприятности, но теперь я в порядке, — твердо сказала она и, чтобы подтвердить это, собрала чашки и отнесла их в раковину. — Может, мне даже нужен был такой опыт, чтобы скорее избавиться от прошлого.

— Ты веришь, что способна на такое? — Голос Шейлы звучал скептически.

— У меня нет выбора. Я не хочу дважды повторять одну и ту же ошибку.

Сказано это было весьма решительно, и Шейла не стала возражать. Десять минут спустя она ушла, оставив Сэнди в одиночестве доживать остаток дня, протянувшийся перед ней, словно темная дорога, полная мучительной неуверенности… и душевной боли, которой она совсем не хотела испытывать.

Она трижды набирала номер Саймона, но безуспешно. Один раз даже подняла трубку, чтобы позвонить Уго, но передумала, вспомнив его последние слова. Ей наверняка не удастся пробиться даже к секретарше.

Насколько нужно упиваться своей ненавистью, чтобы так унизить ее? К глазам снова подступили слезы. Сэнди проглотила их и поднялась наверх, чтобы снять костюм. Расстегнув жакет, она ненароком заметила свое отражение в зеркале, и в ней снова ожило ощущение, вызванное властными прикосновениями Уго. Она содрогнулась, презирая себя за такую слабость, сняла юбку и натянула потертые джинсы и блузку с открытым воротом. Спустившись через несколько минут вниз, она снова была той домашней Сэнди, которую привык видеть Джимми, возвращаясь из школы. Костюм от дизайнера был надежно спрятан. Никаких намеков на то, что она занималась сегодня чем-то отличным от обыденных дел…

С шумом и грохотом в парадную дверь ввалился Джимми. Сэнди обернулась от раковины, в которой мыла овощи, чтобы посмотреть на входящего в кухню сына. Галстук в малиновую и золотистую полоску заброшен за плечо, из-под распахнутого школьного пиджака торчат полы выбившейся рубашки, а волосы растрепаны так, словно он только что дрался.

Сердце Сэнди забилось, как пойманная птица, потому что даже в таком растерзанном виде он поразил ее своим сходством с отцом.

— Привет, — сказал мальчик. — Знаешь, чем мы сегодня занимались?

— Чем? — хрипло спросила она.

Джимми нахмурился.

— Ты схватила простуду?

— Мне просто нужно откашляться. — Что она и сделала. — Так чем же ты сегодня занимался? — напомнила Сэнди.

— Мы ходили на пруд кормить любедей. Они были похожи на корабли, и мы их рисовали.

— Лебедей, — поправила его Сэнди.

— Лебедей, — послушно повторил Джимми. — Хочешь посмотреть?

— Конечно, хочу, — ответила она. — Но только после того, как ты меня обнимешь.

Высокий для своих семи лет мальчик подошел к ней с улыбкой, заставившей Сэнди отвести взгляд. Она присела и раскрыла ему объятия. Крепко прижав к себе сына, Сэнди, должно быть, шмыгнула носом, потому что Джимми вскинул голову. Темно-карие, как у отца, глаза смотрели ей в лицо, но выражение их было совсем иное — любящее, теплое, встревоженное, в то время как у Уго…

— Ты правда не простудилась? — спросил он.

— Джимми, — твердо произнесла Сэнди, — я в полном порядке, и давай оставим это, ладно?

Это было произнесено безапелляционным материнским тоном. Несколько мгновений мальчик продолжал изучать ее взглядом, потом кивнул.

— Пойду отнесу портфель.

Очередной кризис удалось предотвратить, вздохнув, подумала Сэнди. С тех пор как умер Эдвард, Джимми жил в постоянной боязни того, что она может последовать за ним. Каждый чих, каждое оханье заставляло его трястись от страха.

Они рассмотрели рисунок, немного подправили его, поужинали, посмотрели телевизор и поднялись наверх, где Джимми поплескался в ванной, прежде чем свернуться клубочком в постели и послушать сказку на ночь. В восемь часов он уже спал, и Сэнди спустилась вниз.

Весь следующий час, ожидая звонка от Саймона, она старалась занять себя домашними делами. У них была экономка. Но после смерти Эдварда она решила уйти на покой, а нанимать новую было ни к чему: заботиться теперь приходилось только о двоих. Но дом был большой, слишком большой. Особняк с террасой, пятью спальнями и четырьмя комнатами для гостей заслуживал многочисленного шумного семейства, а не двух человек, которые, казалось, попали сюда по ошибке.

Сэнди не хватало Эдварда, не хватало экономки Мэрион, не хватало живого человеческого существа, которое можно было найти, открыв пару дверей, когда чувствуешь себя одинокой. Как, например, сейчас, призналась она себе, обнаружив, что стоит в гостиной, глядя в одну точку.

Досужие сожаления, отмахнулась Сэнди, и уже было направилась наверх, чтобы, приняв горячую ванну, снять напряжение, когда звук затормозившей перед домом машины достиг ее слуха. Ступая отяжелевшими вдруг ногами, она подошла к окну и приподняла край занавески. Как только Сэнди увидела стоящий у ворот низкий длинный черный автомобиль, она поняла, что долгому тревожному ожиданию пришел конец.

Уго вылез из машины и, закрыв дверцу, повернулся, чтобы рассмотреть дом. Добротный кирпичный фасад особняка украшали два эркера и множество больших окон. Возможно, за одним из них спальня моего сына, подумал Уго.

Даже мысленно произнося это слово — «сын», он чувствовал, как все внутри у него сжимается. Уго заметил, как приподнялась занавеска на одном из окон первого этажа, и его словно обдало порывом ледяного ветра.

Зловещее предзнаменование? — спросил он себя и вынужден был признать, что это вполне вероятно. Перед ним стояла нелегкая задача. Уго по-прежнему пребывал в состоянии глубокого потрясения, а Саймон советовал ему держаться подальше от Сэнди до тех пор, пока он не обретет душевного равновесия. Но посторонний человек даже отдаленно не может представить, что он чувствует в настоящий момент.

Весь день он провел с Саймоном Блейком, охватываемый поочередно то яростным негодованием, направленным исключительно на Сэнди, то щемяще-тревожным чувством, вызванным тем, чего он едва не лишил себя сегодня.

Занавеска на окне снова приподнялась. Прежде чем она вернулась на место, Уго успел заметить лицо Сэнди. Итак, она видела его. Теперь ему придется войти. Неужели он действительно считал, что так и уедет, не сделав того, что намеревался сделать?

Уго теперь ни в чем не был уверен. Полчаса назад он мерил шагами свой кабинет, а теперь стоял здесь и даже не помнил, что произошло между этими двумя моментами. Он считал себя сдержанным человеком и гордился этим. Но сдержанность покинула его. Говорят, гордыня предшествует падению. Что ж, он падает, и неудержимо, с того момента, как увидел отпечатанное на листе бумаги в окружении юридических формулировок имя — Джеймс Пол Бартоломью Медфорд.

Джеймсом звали отца Сэнди. Но Пол Бартоломью — это английский вариант составных его имени — Уго Паоло Бартоломео Ферри.

С трудом проглотив застрявший в горле комок, он подошел к воротам. Калитка со скрежетом открылась внутрь. Войдя в нее, Уго заметил мелькнувшую за застекленной дверью фигуру и понял, что Сэнди спешит открыть ему.

Только не трогай звонок! — мысленно взмолилась Сэнди, совершая последний рывок к дверям, чтобы успеть до того, как дребезжащая трель наполнит весь дом и разбудит Джимми.

Это было похоже на ночной кошмар, в котором открываешь дверь и обнаруживаешь за ней средоточие всех темных сил, какие только можешь себе вообразить. Большой и широкий, одетый во все черное Уго, как огромная тень, заслонил собой свет уличных фонарей.

Он поверил. Об этом свидетельствовали каждая черта его заострившегося лица, ходившие на скулах желваки, вся застывшая фигура.

— Пригласи меня войти, — бесцветным тоном произнес Уго.

Сэнди попыталась унять безумное сердцебиение.

— Уже поздно. — Она трусливо избрала самый легкий путь. — Я к-как раз собиралась лечь спать. П-почему бы тебе не прийти завтра, и тогда мы…

— Пригласи меня войти, Сэнди, — настойчиво повторил он.

— Чтобы ты смог снова оскорблять меня?

— Возможно. — Уго поморщился. — Я не знаю, что сделаю. Я потрясен, — признался он.

Сэнди это видела.

— Тем больше причин прийти завтра, когда…

Его глаза внезапно вспыхнули. Это было единственным предупреждением, после чего сильные руки подхватили ее и внесли в холл, а затем в гостиную.

— Как ты смеешь? — задохнулась она, когда Уго снова поставил ее на ноги.

Вместо ответа он отвернулся и зашагал обратно в холл. Сэнди, тело которой горело в том месте, которым она прижималась к нему, услышала звук захлопнувшейся двери, а затем шаги Уго. Войдя в гостиную, он закрыл и эту дверь.

Одного взгляда на его лицо оказалось достаточно, чтобы внутренне содрогнуться. Сэнди ни в коей мере не готова была столкнуться с такой злостью. Уго был в ярости. А мужчина шести с лишним футов роста и соответствующей комплекции, к тому же пребывающий в состоянии шока, — вовсе не то, что вы желали бы видеть в своем доме.

— Д-думаю, тебе нужно немного успокоиться, — пробормотала Сэнди, когда он направился к ней. — Ты в-взволнован и можешь не п-понимать, что…

— Взволнован, — повторил Уго так мягко, что она поежилась. — Ты думаешь, что это волнение?

— Значит, злость, — поправила она себя, нервно пожав плечами, и издала тихий возглас, когда почувствовала, что отступать некуда, сзади только ручка кресла. — Я в состоянии понять, почему ты считаешь себя вправе злиться. Но…

— Давай внесем некоторую ясность, — перебил ее Уго. Его губы растянулись в тонкую линию, а глаза прищурились. — Я считаю себя вправе вытрясти из тебя душу за то, что ты со мной сделала. Но все, чего я хочу, — это получить несколько вразумительных ответов!

— Тогда отойди…

Отойти? Уго посмотрел в ее прекрасное перепуганное лицо и изумленно заморгал. Их разделяло чуть больше дюйма. Вернее, он стоял так близко к ней, что Сэнди пришлось отклониться назад.

Уго был потрясен. Багровая волна неизвестно откуда взявшегося гнева взметнулась в нем, как только он увидел ее в дверях — прежнюю Сэнди, в старых джинсах и потрепанных кроссовках. Всех этих лет словно не бывало, а на старые обиды наложились новые.

Подавив ругательство, он отскочил и, повернувшись спиной к Сэнди, с силой потер затылок. Он слышал ее неровное дыхание, чувствовал ее беспокойство, ее страх. Уго попытался взять себя в руки. В душе царил хаос, и это было настолько чуждое ему состояние, что он не знал, как с ним справляться.

— Извини, — пробормотал Уго.

— Все в порядке, — ответила Сэнди, но в ее голосе по-прежнему звучал страх.

Он услышал, как она осторожно крадется за его спиной, затем послышался легкий скрежет металла о металл. Встревоженный, он повернулся и застыл. Сэнди стояла у камина, в одной руке сжимая кочергу. Его глаза потемнели. Она считает его настолько опасным, что вооружилась!

— Это совсем ни к чему, Сэнди, — хрипло сказал Уго.

Оказался бы ты в моей шкуре, нервно подумала Сэнди. Увидел бы выражение своих глаз!

— Когда ты успокоишься, я положу ее на место, — пообещала она.

Но ее продолжало трясти. Взгляд, брошенный на нее Уго, оставил у Сэнди ужасное чувство, что ему потребуется меньше секунды, чтобы разоружить ее. Он большой и сильный, к тому же отличный борец. Она видела его однажды в гимнастическом зале Труменов, куда принесла стопку свежих полотенец. Сэнди застыла при виде обнаженного до пояса Уго, борющегося со своим братом. Лео тоже был полураздет, но это все, что она могла бы о нем сказать. Она видела только Уго, двигающегося с быстротой и хищной грацией, несмотря на свои размеры и вес. Он заметил ее и, утратив бдительность, в следующую же секунду оказался на лопатках.

— Нечестно, меня отвлекли, — жалобно вздохнув, произнес он, и, когда Лео проследил за его взглядом, они тут же поменялись местами.

Мужчина боролся с мужчиной — мощь против мощи. Блестела влажная смуглая кожа, переливались под кожей напряженные мускулы, и воздух наполнял запах разгоряченных тел. Сэнди повернулась и убежала.

Может быть, теперь, когда Уго неумолимо приближается к ней, стоит сделать то же самое? Но на этот раз ей некуда бежать. Она у себя дома. Наверху спит ее сын. Поэтому она до боли в пальцах сжала кочергу и приготовилась защищаться.

Его глаза казались совсем черными под густыми ресницами, губы были плотно сжаты. Сэнди судорожно сглотнула, когда Уго протянул руку и взялся за ручку кочерги. Легонько повернув, он забрал ее.

— Нельзя держать ее за конец, — с угрюмым видом произнес он. — При первом же ударе ты вывихнешь запястье. Нужно делать так. — Уго взял ее руку, снова вложил в нее кочергу так, что она оказалась поперек груди, и сделал быстрый выпад в ее сторону. У Сэнди перехватило дыхание, когда кочерга коснулась его шеи. — Так у тебя будет возможность причинить мне какой-нибудь ущерб.

Это было глупо, в высшей степени глупо, но ее губы снова задрожали, а глаза застлали слезы.

— Я не собиралась причинять тебе ущерб, — пробормотала она.

— Знаю. — Уго отпустил ее руку с кочергой. — Я сам виноват. Я тебя напугал. — С этими словами он повернулся и зашагал к двери.

— Куда ты идешь?

— Мне не следовало приходить сегодня, — мрачно ответил Уго. — Я уйду и оставлю тебя… в безопасности.

— Н-нет! — выкрикнула Сэнди, сама не зная почему. Она жалела, что не может унять дрожь и хоть немного успокоиться. — Т-ты уже здесь, и…

Он остановился посреди комнаты. Наступило молчание. Сэнди, сжав кочергу, пыталась придумать, что сказать, чтобы не вызвать очередного взрыва.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она. Это было единственное, что ей пришло в голову. — Я могу быстро…

— Нет… спасибо, — отказался Уго.

— Твоя куртка… Позволь я возьму твою куртку.

Не дойдя нескольких шагов до него, Сэнди остановилась под тяжелым взглядом Уго.

— Я хочу видеть моего сына.

Властность его тона заставила Сэнди похолодеть.

— Он спит. Мне бы не хотелось…

— Я не собираюсь будить его, просто… взгляну. Неужели я так многого прошу?

В голосе Уго звучал вызов. Если бы не это, Сэнди, возможно, сдалась бы, но этот вызов означал, что его настроение по-прежнему непредсказуемо. Поэтому она покачала головой.

— У него тревожный сон. Мне бы не хотелось, чтобы он проснулся и обнаружил у своей постели незнакомца.

— Кто виноват в том, что я для него незнакомец?

Сэнди пропустила вопрос мимо ушей.

— Ты должен кое-что понять, прежде чем мы введем Джимми в курс дела.

— Например, то, что ты никогда не была замужем за Эдвардом Медфордом?

— А я этого и не утверждала, — сказала Сэнди.

— Ты позволила мне так думать.

— Не припоминаю, чтобы ты дал мне время рассеять твои заблуждения, — холодно возразила она.

Сэнди вернулась к камину, чтобы поставить кочергу на подставку, но передумала и стала помешивать угли. Будь у него выбор, он предпочел бы оказаться где угодно, только бы не вести со мной здесь эту беседу, напомнила себе Сэнди, глядя на взметнувшиеся искры. В его глазах я — ничто, всего лишь неприятный эпизод в жизни, который, как ему казалось, остался в далеком прошлом. А теперь он вынужден возвращаться к нему, быть вежливым и сдержанным, в то время как испытывает совсем другие чувства.

Она с силой ударила по полену. Искры снова взвились над решеткой.

— Ты взяла себе фамилию Медфорда.

— Эдварду было приятно, что Джимми станет носить его фамилию, — объяснила она.

В воздухе повисло напряжение, и Сэнди знала почему. Уго думает о праве Джимми носить его имя. Однако по сурово сжатым губам она поняла, что он не собирается говорить на эту тему — во всяком случае, сейчас.

Вместо этого Уго вернулся к прежнему разговору.

— Ты называешь себя миссис Медфорд, — заявил он. — Разве это не подчеркивает твой статус замужней женщины?

— Почему тебя так волнует мой семейный статус? — ответила она, возвращая кочергу на место и поворачивая к нему нахмуренное лицо. — Я одинокая мать, которой приходится считаться с чувствами сына, — с вызовом напомнила она Уго. — Намек на моего умершего мужа делает жизнь Джимми проще.

— И умершего отца.

— Этого я не говорила, — возразила Сэнди. — Он знает о тебе. Естественно, знает. Было бы непростительно с моей стороны врать ему, что ты умер, только потому…

Реакция Уго застала ее врасплох. Поэтому, когда он рухнул в кресло, закрыв лицо руками, это потрясло ее.

— Уго…

— Нет. — Он покачал головой. — Оставь меня на минуту.

Однако ему потребовалось больше минуты, чтобы унять бурю, разыгравшуюся в душе. Его сын знает о нем. Он знает, что у него есть отец, который ни разу не удосужился навестить его. Да лучше бы он считал его мертвым!

— Ты должен понять. Джимми всего лишь…

— Замолчи, — выдавил Уго. Его снова охватил гнев, а с ним вернулись и силы. Подняв голову, он прорычал: — Я готов свернуть тебе шею за то, что ты разлучила меня с сыном!

— У тебя была возможность стать ему отцом, Уго. И ты отказал себе в этом, а не я.

— Когда? — Он внезапно снова оказался на ногах. — Когда ты предоставила мне такую возможность?

— Когда ты вышвырнул меня из холла своей компании восемь лет назад!

— Ты уже знала и ничего не сказала мне?

Сэнди рассмеялась.

— Кому? Человеку, который дал понять, что мне бесполезно даже открывать рот, поскольку он все равно не поверит ни единому моему слову?

— И ты не смогла настоять на своем и добиться, чтобы я тебя выслушал?

Вздернув подбородок, с побелевшим лицом и дрожа всем телом, Сэнди продолжала стоять на своем.

— Зачем? — спросила она. — Ты все равно назвал бы меня лгуньей.

На его лице мгновенно отразилось презрение, которое он не преминул выразить и словами.

— Ты спала с Риком. Конечно, я усомнился бы в своем отцовстве!

Если бы у Сэнди по-прежнему была в руках кочерга, она бы его ударила. Да кто он такой, чтобы пытаться возложить всю вину на нее?

— А что было бы, если бы я пришла к тебе с сыном на руках, Уго? — с вызовом спросила она. — Что, если бы я сказала: «Смотри, Уго, убедись своими глазами, что этот ребенок твой»? — Сэнди издала горький смешок. — Я скажу, что ты сделал бы. Ты забрал бы его у меня. Ты использовал бы все свои грязные миллионы, чтобы разлучить меня с сыном!

— Я бы не поступил так!

И он еще имел наглость казаться потрясенным! Сэнди это не убедило.

— Нет, поступил бы, — настаивала она. — Ты считал меня охотницей за деньгами, которая бессовестно одурачила тебя. Ты бы захотел отомстить… возможно, ты и сейчас хочешь этого! — выпалила Сэнди. — Но теперь у меня есть деньги, и я смогу противостоять тебе. А еще у меня есть Джимми, который любит меня, Уго. Он любит меня, свою мать, и он достаточно взрослый и мудрый для того, чтобы возненавидеть любого, кто попытается нас разлучить!

С каждым брошенным ею горьким словом Уго становился все бледнее и все сильнее стискивал зубы.

— Если ты испытываешь такие чувства, то почему решила сказать мне о нем? — наконец спросил он.

— Потому что ты ему нужен, — прошептала Сэнди.

— А раньше был не нужен?

— Нет. — Она покачала головой. — Раньше у него был Эдвард.